Лешуков Александр Дмитриевич : другие произведения.

На танцплощадке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


НА ТАНЦПЛОЩАДКЕ

(Осенний вечер. Клуб. На стенах портреты вождей, бумажные гирлянды, на сцене группа. Настраивают гитары, ударник разминает кисти рук, выбивает обрывочный, нескладный ритм, клавишник выжимает из старенького синтезатора поражающие своей атональностью рулады, пытается играть гаммы, по сцене из угла в угол ходит вокалист - распевается.

Зал начинает заполняться людьми. Никаких стульев - чистое пространство и на некотором возвышении - сцена. Люди жмутся к стенам, те, что посмелей, занимают места ближе к сцене. Постепенно зал заполняется до отказа, закрываются двери. Нервное ожидание щедро разлито в воздухе: дамы неосознанно мнут края миниатюрных сумочек, поправляют совершенство своих причёсок, мужчины с деланным безразличием, натянутым высокомерием оглядываются вокруг, терзают край неизменного платочка, мило выглядывающего из нагрудного кармана, сбивают несуществующие пылинки с плеч.

Наконец, выключается свет. Остаётся лишь прожектор над сценой. Замолкает зал, замолкает сцена. На авансцену выходит маленький человек в ярко-зелёном фраке, ядовито-жёлтых ботинках, джинсах-клёш цвета аквамарин и огромной алой бабочке с белыми пятнами. Свет прожектора отражается от фрака, создаётся эффект радуги. Конферансье выглядит как осколок радуги с криво, неумело наклеенным человеческим лицом. Ведущий, улыбаясь, смотрит в зал и начинает говорить. Одновременно с началом его речи, фоном вступает бас-гитара, осторожным мягким фоном, к мелодии подключается барабанщик, затем клавишник, в конце выступления ведущего вносит свою лепту в общее дело соло-гитарист и выдаёт соло а-ля Richie Blackmore)

  
   Ведущий: Здравствуйте, дорогие дамы и господа. Прошу, не обращайте внимания на мой странный наряд - он всего лишь дань моей собственной моде, моему желанию. Я не случайно выбрал это место для нашей встречи. Мы с вами станем жертвами или лучше сказать участниками небольшого научного эксперимента. Если честно, науке результаты наших с вами телодвижений не дадут ровным счётом ничего кроме головной боли... Что ж учёные всегда отличались стремлением найти на свою голову приключений (смеётся, в зале никто не поддерживает смех, его смех обрывается на полуслове). Н-да, шутка, как видно, не удалась. Однако мне не привыкать (бродит по сцене). Всё, что вы видите вокруг - осколок, метеорит, протуберанец, отражение давным-давно остывшей звезды... Разве это не романтично: оказаться, пусть на мгновение (ибо что для Вселенной какой-то там час), там, где ты не можешь быть по определению, забыть на минуту все законы физики, разрушить реальность, прикоснуться жаждущими влаги губами к иссохшему источнику и насладиться непередаваемой сладостью вод? Разве можно придумать нечто более экстравагантное, экстремальное, увлекательное, в конце концов, чем шаг в бездну, шаг за грань, пусть даже со страховочным тросом, что служит гарантией возвращения в обыденную, серую жизнь? Ваше молчание служит мне ответом. И я предлагаю вам следовать за собой по закоулкам пространства и времени. Наша следующая остановка - октябрь 1971 года.
  

(Соло резко обрывается, звучат первые такты Smoke on the Water. Включается стробоскоп, странные блики цветного электрического огня пляшут на лицах вождей мирового пролетариата. Ведущий уходит со сцены)

   Первые десять-пятнадцать секунд - тишина. Полное оцепенение. На лицах читаются разные оттенки страха: от изумления до презрения и глупого фырканья ("Фи! Куда я попала?"). Позже магия Deep Purple захватывает всё большее и большее количество зрителей: кто-то начинает пританцовывать в такт мелодии, кто-то (пожалуй, ветеран армии рок-н-ролла) трясти хаером, некий индивид рискнул даже запеть. Примерно к середине песни танцует весь зал. Заброшены, затоптаны фраки, распущены, отпущены в свободное плавание волосы - Содом и Гоморра. Другого слова и не подобрать.
   У стены, тем не менее, собралось некоторое количество людей, в основном мужского пола. Таких людей всегда можно найти в любом современном клубе, на любой вечеринке. Они составляют собой касту "неулыбающихся" или касту "усталых" в зависимости от роли, которую они решили в данный момент сыграть. Между ними всегда ведутся в меру скучные благообразные разговоры. Они могут часами обсуждать музыкальные достоинства техники игры Блэкмора перед техникой Сатриани, или же дискутировать о падении нравов современной молодёжи, иллюстрируя это самое падение живейшим примером в виде указующего жеста на творящийся вокруг бедлам. Эти персонажи вполне могут позволить себе демонстративно прочистить уши, хмыкнуть, изобразить на лице либо скучающую мину, либо утомлённый взгляд из-под полуопущенных век (впрочем, последнее характерно скорее для девушек, представительницы коих расположились у противоположной стены) и всё же остаться на вечеринке. "Зачем?" - спросите вы. Они и сами этого не знают.
   Один из "неулыбчивых" привлекает наше внимание. Чем? Трудно ответить. Предлагаю сойтись на том, что это случайный выбор. Выбор как выбор. Наш герой ровным счётом ничем не отличается от своих собратьев, коллег, друзей, соседей, назовите как угодно... Разве что чуть-чуть больше интереса во взгляде лениво скользящем по лицам танцующих и стоящих у противоположной стены, чуть больше угловатости, порывистости, трагичности, столь характерной для молодости. Байронические черты лица придают юноше своеобразный шарм. Если бы сейчас на дворе было начало двадцатого - конец девятнадцатого века он вполне мог бы сойти за английского денди. Не хватает только цилиндра и трости с позолочённым набалдашником. Уголки губ опущены вниз, лицо выражает крайнюю степень усталости (не физической, но экзистенциальной), разочарования в окружающей действительности. Он обводит взглядом зал, как коронованный мученик собственную свиту. Ревущие волны рока разбиваются о него словно о гранит замковой залы случайно выпавший из руки бокал... Неожиданно взгляд останавливается на девушке. Словно по заказу, меняется музыка. Рёв рока сменяется плавным шелестом, почти шёпотом блюза, движения танцующих замедляются, становятся плавными, можно сказать кинематографичными, каждый шаг исполнен страсти, тщательно скрываемой нежности, каждый взгляд - взрыв, меткий выстрел Купидона в сердце незадачливого эллина... Звучит "Love me tender" Пресли.
   Девушка? А что девушка? Обычная. Таких миллион. Пройдёшь на улице мимо и не заметишь. Ничего примечательного: блёклая внешность, конский хвост, застенчивая угловатость плеч, простенькое платьице, туфельки лодочки - скромность во плоти, тень, мышка... Но взгляд героя прикован к ней, приварен к ней, он практически не отрывает от её точёной фигурки глаз... Его сложно не заметить, но, кажется девушка не замечает. Или не хочет замечать, что, в принципе, тоже возможно. Но скорее, не может - она поглощена музыкой, она воплощение Грации, она - сама Страсть, само Желание, она и есть Танец. Танец для него. Танец для себя. Её движения просты и не могут соперничать с техническим совершенством любой балерины. Впрочем, вызывает некоторое сомнение возможность того, чтобы классическая балерина танцевала рок-н-ролл. Ещё одно наблюдение: девушка танцует без пары. Хотя она в этом не одинока - медленный танец далеко не всегда означает разбивку на маленькие ячейки общества, находится в нём место и для Охотниц (ищущих чужого внимания, но пока не дождавшихся счастливого случая), и для Нарциссов (самодостаточных личностей, не терпящих рядом с собой ничьего присутствия). Наша героиня не относилась ни к тем, ни к другим - она просто танцевала. А Герой просто смотрел на нее...
   Музыка менялась очень часто - калейдоскоп имён, мелодий, лиц. Ведущий то появлялся, то исчезал, его спичи не блистали остроумием, глубоким смыслом, всегда были не к месту, не вовремя, поэтому люди чаще всего пропускали его слова мимо ушей. С Героем разговаривали, приглашали на танец, угощали виски со льдом, рассказывали о чём-то (наверное, смешном - все вокруг смеялись), кто-то настойчиво пытался втянуть Героя в дискуссию о том, является ли человек венцом творения. Он отмахивался от всего, как благородный скакун, вынужденный отмахиваться от назойливых мух... Юноша взглядом искал только одно лицо - лицо Героини...
  
   А Героиня продолжала танцевать. Иногда к ней подходили какие-то люди, предлагали вино, руку и сердце, следующий танец. Иногда она отвечала, что занята, иногда соглашалась, всегда смеялась и танцевала, танцевала, танцевала... Платье, солнечное платье из ситца мелькало и мелькало среди серых лиц, огни стробоскопа причудливо играли на её лице, отражались в глазах, а в глазах жила музыка... На самом деле она давно заметила наблюдающего за ней парня, отрешённо, забыто стоящего у стены. Его лицо понравилось девушке, да и сам он производил впечатление эдакого Шильонского узника... Было что-то в нём и от Байрона и от Бодлера... Пожалуй, странная, нездоровая бледность лица и взгляд... Взгляд умудрённого жизнью старца, кажущийся неестественным на лице двадцатилетнего юноши... Взгляд и притягивал и отталкивал. Так притягивает бездна, так притягивает Ночь... И то и другое запретно, и то и другое ужасно по своей сути, но и в ужасе есть доля красоты, а в каждой красоте есть музыка, мелодия, ещё непознанная, не пойманная в крючочки нот, свободная... Героиня всегда любила Музыку... И Ночь... И День... И Героя она уже начинала любить, хотя не до конца себе в этом призналась. Пока же на каждый его взгляд она не отвечала ни улыбкой, ни жестом, ни взглядом в ответ. Со стороны казалось, что она его не замечает. Но такое впечатление могло сложиться только со стороны...
  
   Ведущий: Я надеюсь, вам нравится мой маленький эксперимент... А если даже нет, мне, признаться, абсолютно всё равно. Главное, что происходящее здесь нравится мне! Моя любимая музыка! Мои воспоминания! Мой мир! И в этот мир мне удалось заманить вас! Прошу вас ещё немного задержаться... Ещё на несколько минут, несколько ударов сердца, несколько нот... В моём мире есть место улыбкам, безудержному смеху, нежности, любви... Но это не значит, что здесь нет места бездонной печали, светлой очищающей грусти - горчинке лишь оттеняющей благородную сладость вина... Представляю на ваш суд "чёрный танец" - кавалеры приглашают дам. Оркестр! Ноктюрн! (уходит со сцены)
  
   Неулыбчивый внимал каждому слову Ведущего, каждому жесту, создавалось ощущение, что Ведущий открывает Герою тайны бытия, пути получения философского камня или Грааля... Герой услышал, что на "чёрный танец" кавалеры приглашают дам... Кавалеры приглашают дам... Кавалеры - дам... Вот он - шанс, вот он - момент, когда до осуществления мечты подать рукой... Молодой человек весь превращается в порыв, в желание, он буквально рвётся к той, ради чьего взгляда готов бросить всё и вся, уничтожить держащее за ноги, спалить свой дом и отправиться на край Света и дальше, дальше, дальше... Туда, где нет даже звёзд, туда, куда укажет это странное, хрупкое существо... Герой делает шаг в направлении своей мечты и вдруг застывает, останавливается, задумывается о чём-то. Всего лишь на мгновение, но его с лихвой хватает, чтобы некий презренный, чуть более расторопный "простой смертный" закружил персональное божество Героя в танце... А оркестр продолжает играть "Ноктюрн", и голос, не имеющий ровным счётом ничего общего с belle canto Муслима Магомаева выводит: "Пусть с тобою вечно будет свет моей любви". И почему-то (может быть из-за голоса, может, из-за халтурящего оркестра, может просто оттого, что только что высокий, хваткий, безликий некто увёл у тебя из-под носа девушку) совсем не верится в существование этого самого света... На лице Героя разочарование, удивление, обида, лёгкая уязвлённость, но - взмах волшебной палочки, сухой щелчок пальцев - всё скрывает непроницаемая льдистая маска усталости, разочарования, пресыщения. Однако уже ясно видно, что это всего лишь маска, причём настолько тонкая, настолько плохо прилаженная к лицу, что в самое ближайшее время свалится на пол, разобьётся, явив истинное лицо Героя окружающим. Герой боится, что показывать будет нечего... Он ещё уверен, что всё имеющееся у него, всё, что составляет его "Я", всё, что отличает его от стаи глупых созданий собравшихся здесь, сосредоточено в безразлично холодной театральной маске. Он боится признаться себе в том, что ничем не отличается от самозабвенно движущихся в ритм музыки тел...
   Что остаётся делать Герою? Он вовсе не хочет терять из виду Героиню. Неожиданно несчастный понимает, что уже не представляет своего дальнейшего существования без этой, казалось бы, мелочи для умудрённого жизнью матёрого волка. "Мелочь", между делом вполне уютно чувствовала себя в объятьях другого юноши. Она прижималась к нему всем телом, кружилась, смеялась, снова кружилась. И звонкий, серебрящийся смех этот безжалостными крючьями впивался в сердце нашего Героя, разрывая последнее на части... И несчастный находит выход, бросив взгляд на стоящих у противоположной стены скучающих барышень. Он подходит к первой попавшейся (он хочет закрыть глаза - не позволяет этикет, вежливость), галантно предлагает руку. Барышня, сделав книксен, отвечает согласием на его предложение и вот...
  
   Герой в водовороте тел, маэльстроме пар, двигающихся с необычайной скоростью. Сразу бросается в глаза его неопытность в делах танцевальных. Герой немилосердно топчет ступни партнёрши... Тем не менее, юноша постепенно начинает осознавать, что ему нравится вот так кружиться по залу, наслаждаться мелодией, особым ароматом танца, жизни... И совсем неважно, кто рядом с тобой, и совсем не важно, что ты не умеешь танцевать, и совсем не важно, что ты всегда мнил себя выше тех, кто разделяет с тобой танцевальное поле сейчас... Маска постепенно спадает, с лица, словно грим, неровными потоками сползает безразличие, из взгляда исчезает холодность, обречённость старца, на губах появляется улыбка...Лёгкая, лёгкая, едва различимая, но и её хватает, чтобы кардинально изменить образ главного Героя. Он продолжает кружиться в танце с партнёршей, не требующей к себе особого внимания, не претендующей на место в его сердце, и исподволь следит за ядовито-жёлтым платьем из лёгкого ситца. Бросает осторожные полные надежды взгляды, но сразу же отводит глаза, как только изящная головка богини начинает поворачиваться на точёной шейке. Герой даже и не подозревает, что Героиня поступает ровно также. Наконец, их взгляды пересекаются. И ни один не отводит взгляд. В эти несколько секунд герои читают друг друга, словно открытые книги, наслаждаются друг другом, любуются друг другом в самых верных зеркалах - душах. Любые слова становятся лишними: Герой уходит от своей партнёрши, Героиня - от партнёра. Их тянет друг к другу непостижимой, невероятной силой. Между делом кончается музыка. И без промедления тишина взрывается аккордами очередного "буги", "твиста", "шейка", зал сходит с ума: люди падают на колени, рвут на себе одежды, танцуют (правда танцы всё больше начинают напоминать ритуальные пляски древнего племени у костра, на котором медленно поджаривается огромная мамонтовая туша). Взбесившаяся толпа напоминает море в девятибалльный (по шкале Рихтера) шторм, вопреки взбунтовавшемуся морю, уверенным курсом корабль (Героиня) движется к маяку (Герою), прорубая себе путь сквозь непокорную, нервную, кричащую тяжесть волн. Их встреча неизбежна, поскольку маяк (Герой), как бы странно это не прозвучало, тоже движется навстречу кораблю. Всё ближе, ближе, ближе. Магия музыки вечна, магия любви, едва ли не древнее магии музыки... Противостоять хотя бы одной из них дело весьма и весьма многотрудное, а главное - неблагодарное. Ни Герой, ни Героиня даже не пытаются заниматься пустыми хлопотами, бастионы их сердец давно вывесили белые полотнища над вратами и не оказывают никакого сопротивления перед лицом столь серьёзных соперников. Наконец, встреча.
  
   Встреча. Они берут друг друга за руки и останавливаются. Музыка продолжает литься, оркестр, кажется, стремится выжать всё, что возможно, из своих инструментов, люди (откуда только силы берутся?!) беснуются вокруг островка радости, покоя... А герои стоят. Две скалы, разделённые Небом, две сосны, что сплелись ветвями до такой степени, что уже невозможно различить, где кончается одна и начинается другая, две души на расстоянии поцелуя, две тучи пронзённые молнией страсти... Мир вокруг перестаёт существовать. Важен только взгляд, важен только шаг. Независимо от музыки герои начинают танцевать. Кружиться в вальсе. Всё быстрее и быстрее, быстрее и быстрее, быстрее и быстрее... Словно спеша насладиться, словно предчувствуя скорый финал, неизбежную жестокую развязку... А люди не обращают внимания. Продолжают танцевать. Постепенно героев вытесняют вглубь зала, туда где софиты безнадёжно борются с наступающей мглой, в полумрак, полусвет, полужизнь... А героям всё равно. Резко обрывается музыка, недовольные, яростные, плаксивые взгляды упираются в сцену. А Герои танцуют.
  
   На сцене же появляется Ведущий. Это он мгновением раньше остановил музыку властным жестом.
  
   Ведущий: Понимаю, понимаю ваше недовольство, господа, но, как вы, безусловно, догадываетесь, мне абсолютно, извините, на него наплевать. Я получил то, что хотел. Эксперимент подошёл к своему логическому завершению. Господа, прошу вас на мгновение обернуться и причаститься со мной самой прекрасной, непостижимой тайне - рождению Любви.
  
   Он и Она, словно по команде, останавливаются, не завершив шаг, не дописав в воздухе последний штрих танца, пристально вглядываются друг в друга, улыбаются (первая улыбка - всегда скромная, застенчивая, как первый весенний цветок, как Солнце, чей багрянец разливается по щекам туч самым ранним утром). Лица начинают медленно, как в забытом чёрно-белом кино, сближаться, в конце сливаясь в одно. Зал взрывается аплодисментами. Ведущий тихо уходит со сцены. Устало закрывается рукой от слепящего света прожекторов, сутуло выгнув спину, согнувшись едва ли не пополам, шаркает старческой походкой к спасительным кулисам. Дальше лестница вниз, гримёрка, гардероб и то, что принято называть жизнью (чай, телевизор, вечно ворчащая жена и полное, беспросветное, отчаявшееся одиночество). И всё же на лице старика улыбка - он на час вернул себе молодость. Он целый час был собой. Целый час. Шестьдесят минут. Три тысячи шестьсот секунд. Вечность. Вечность. Вечность. Оркестр начинает играть. Зал наполняют осторожные звуки шнитковского "Танго". Музыка обрывается, как только за Ведущим смыкаются волны кулис. Наступает тишина. В наступившем безмолвии слышится только лёгкое шуршание платьев, чьи-то приглушённые голоса - люди постепенно покидают зал. Кто поодиночке, кто парами, а кто-то и целой разухабистой, весёлой, безбожно пьяной (вполне возможно без вина) ватагой. А Двое стоят. Друг напротив друга. И всё не разжимают рук, и всё не отводят глаз... Уходит и оркестр. Ударник разбирает барабанную установку, клавишник, воровато оглядываясь по сторонам, уносит под мышкой синтезатор, гитаристы пакуют гитары в весьма и весьма современные чехлы, слышится свист открывающихся и закрывающихся молний. Наконец, зал пуст. Выключается свет. Хлопнув дверью, уходит осветитель.
  
   А Двое стоят...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"