Две сестрицы играли в ладушки. Они сидели на корточках, упираясь коленями в колени, смыкаясь стопами и сливаясь водянистыми волосами. Мелькали руки, раздавались частые влажные хлопки.
Сестрицы играли давно.
Час? Два? День?
Алекс не знал. Он смотрел на них, потому что больше смотреть было не на что. Старуха пряла, и веретено ее скользило по пуповине нити, соединяющей верх и низ воздушного пузыря. За стенками его жила темнота, и лишь изредка в ней мелькали смутные тени существ.
Шлеп-шлеп.
Кап-кап.
Цок-цок.
Цоканье стало новым звуком, который остановил ладони сестриц в миллиметре от столкновение. Обе хофру повернулись влево, припали на руки, выгнули спины и зашипели. Очнулась ото сна старуха, помахала Алексу пальцем, как будто бы он породил этот удивительный звук.
Пузырь расширился, отталкивая море, но не всадника на черном коне.
- Здравствуй, Морская хозяйка, - сказал всадник и ладонью провел по конской гриве. С нее ручьями скатывалась вода, чтобы тотчас впитаться в веретено старухи.
- Не думаю, что пожелание здоровья искренне, - ответила та. - А визит твой случаен. Помнится, в прежние времена в тебе было больше уважения к старшим, Варг Беззаконный.
- Все меняется.
Гость спешился. Был он невысок и худ. Длинные белые косы его после прогулки по дну моря остались сухими, а вот одежда промокла, прилипла к телу, но Варг, казалось, не испытывал никаких неудобств. Он обошел Алексово кресло, остановился за спинкой.
- Что ж ты мальчишку на цепь посадила? Неужели боишься, что сбежит?
- Нет! - одновременно воскликнули Идунн и Одунн. Обе вывалились из груды серебристых рыбьих мехов и на карачках поползли к Варгу.
- Не сбежит!
- Нет-нет!
- Никогда!
- Да-да!
Сестрицы и двигались синхронно.
- Стоять! - крикнула старуха и ногой топнула, отчего сестры притихли, но не поднялись. Распластавшись на полу, они вывернули шеи и уставились уже не на Алекса - на того, кто стоял за его спиной. Их рты округлились, а языки развернулись, как разворачивается хоботок бабочки, вот только на конце его было по два острых шипа.
- Стоять, - старуха дернула нить, сотрясая свод моря. - Не про вашу честь гость дорогой.
- Сладкий, - осмелилась возразить Идунн.
- Мягкий, - сказала Одунн, подаваясь чуть вперед.
- Раздавлю, - предупредил Варг. - Придержи своих дочерей, Морская старуха. Иначе мне придется убить их.
- В моем доме?
- В твоем.
Сестры отползли. На сей раз двигались они медленно, рывками, как будто кто-то дергал за ниточки, заставляя шевелиться их руки и ноги, а они изо всех сил сопротивлялись, не желая оставлять такую близкую, манящую добычу.
- Хочешь отсюда выбраться? - спросил Варг, склонившись к самому уху. Но Алекс был уверен - старуха слышит. И разговор этот ей неприятен, и будь ее воля, выставила бы она гостя за порог, если стенку пузыря можно назвать порогом. Но она терпела. Почему?
Не потому ли, что гость был сильнее?
- Хочу, - сглотнув ответил Алекс и пошевелил руками. Прикрученные к креслу, они затекли, как в общем и все тело. - А ты можешь?
- Я могу почти все.
- И взамен?
- Честь, совесть и что там еще теперь ценится по ту сторону мира? - старуха засмеялась клокочущим злым смехом. - О да, молодой человек, не сомневайтесь, заключив эту сделку, вы покинете мой гостеприимный дом, обрекая тем самым моих бедных девочек на бездетность и медленную смерть. И смею сказать, что какое-то время вы будете совершенно счастливы там, над морем, но позже... он потребует исполнить вашу часть договора. И поверьте, вы ее исполните.
- Вы весьма любезны, уважаемая.
- Отнюдь, Варг Безымянный, Варг Беззаконный. Я не любезна. Я знаю, кто ты есть. И чем чреваты подобные сделки. Я лишь пытаюсь предупредить сего неразумного юношу о последствиях. Но вряд ли он послушает. Он ведь боится...
- Нет! - Алекс рванулся, но лишь затем, чтобы убедится - веревки крепки.
- Я не имею в виду страх битвы, когда кипящая кровь напрочь лишает вас самой возможности бояться, - сказала Хофру, на мгновенье останавливая прялку. - Вы гордитесь этим своим бесстрашием, которого у тебя имеется с избытком. Я же говорю о страхе ином. Его вы не замечаете, находя в себе тысячи отговорок, что это вовсе и не страх даже, а нежелание... ты всем сердцем стремишься наверх, но позволь тебя спросить на правах хозяйки дома и той, кому ты, собственно говоря, обязан жизнью. Что там, наверху?
- Мои друзья.
- Неужели? Варг, ты тоже улыбаешься? Нет? А мне казалось, что ты способен оценить шутку.
- Шутку! - хором отозвались сестрицы, которым надоело сидеть неподвижно.
- Друзья... кто из них друг тебе? Маленькая валькирия? Они только и умеют, что души таскать. Конечно, ей кажется, что она еще человек. Но это ненадолго, поверь. Скоро человеческого в ней не останется. И когда-нибудь она утащит тебя. Не потому, что желает зла, просто... предопределено.
С каждым поворотом веретена нить становилась все тоньше. И Алекс подумал, что скоро она станет совсем тонкой и порвется. Что тогда?
- Или ты говоришь о том, кого Советница уже величает Владетелем, хотя он даже не дошел до Хельхейма? Варг, будь добр, ответь, способны ли вы на дружбу? И снова молчишь. Ты неудобный гость... хотела бы я отказать тебе в доме.
- Не стоит называть Джека другом, - тот, кто стоял за спиной Алекса, положил руки на плечи. Ладони его оказались тяжелы, и если бы не веревки, привязавшие Алекса к спинке стула, он бы согнулся под этим неподъемным весом. - Дружба - слишком сложно для него.
- Откуда ты...
- Остается Советница Шшеа. Маленькая тень синеликой асиньи, чей отец придумал ложь... только безумец, совершеннейший безумец, мой юный гость, будет верить подобному существу и уж тем более назовет его другом. Так зачем же стремишься ты наверх?
- Потому что хочу жить.
Нить почти исчезла, и лишь движения пальцев, вытягивавших воду из воды, свидетельствовали, что нить еще существует.
- Жить... живи. Здесь. Мой дом мал? Он станет больше. Где-то там еще стоит дворец моего отца. Чудеснейшее места, равного которому не найдется во всех трех мирах. Стены его сделаны из кораллов, окна - из самого чистого янтаря...
- А крыша сплошь раковины; они то открываются, то закрываются, смотря по тому, прилив или отлив, - прошелестела Идунн.
- И это очень красиво, ведь в каждой лежат сияющие жемчужины, и любая была бы великим украшением в короне самой королевы... - добавила Одунн.
- Нам с сестрами хорошо жилось там... моим первым мужем был сын конунга. Храбрый мальчик. Он сам прыгнул в мои объятья и, поверь, ничуть не жалел о том. Я же дала ему долгую жизнь и многих детей. Это хороший дар. Там, наверху, он наследовал бы отцовский удел, а здесь - целое море.
- В котором не осталось ничего, кроме рыб, раковин и мертвых кораллов, - Варг произнес это на ухо, и хотя Алекс не имел возможности видеть его, он понял - Варг улыбается.
- Чего ты хочешь? - также шепотом спрашивает Алекс.
Он готов на все или почти на все, лишь бы освободится, хотя бы от веревок. И хофру слышат его готовность. Идунн и Одунн шипят, а старуха больше не улыбается.
И веретено отложила.
- Я сильнее, - предупреждает Варг.
Он вдруг оказывается между Алексом и креслом старухи. Веретено падает на пол, а водяная петля захлестывает шею. Невидимая, она затягивается стремительно, разрезая косы и кожу. Кровь Варга красного цвета. Идунн и Одунн ловят ее на лету, глотают и кричат.
Их выворачивает черным, нефтяным, в котором плавают куски живого.
Петля обрывается со звоном. И Варг, подняв старуху, бросает ее на колено. Громко хрустит позвоночник. Тело, сухое, похожее на мешок, в который кое-как натолкали костей и соломы, летит в ноги Алексу. И он видит искаженное лицо, разорванный рот и горло, с разрезами жаберных дуг.
Снова хруст. Варг берет Идунн за волосы, приподнимает и ударом ребра ладони разламывает шею. Потом нагибается за Одунн.
Становится очень тихо.
- Зачем ты их... убил.
- Из милосердия, - Варг проводит большим пальцем по шее, и шрам его зарастает.
- И это милосердие?!
- Мальчик, ты когда-нибудь умирал от голода? Нет? Тогда не суди о моем милосердии.
Алекс замолкает.
Трещит пузырь. Трещат веревки. Варг рвет их пальцами, а разорвав, отходит, позволяя Алексу встать. Тело занемело, слушается плохо, и Алексу приходится схватиться за стул. По коже бегут мурашки.
- Сделка. Что ты попросишь взамен?
Алекс не настолько глуп, чтобы ждать подарка. Вопрос в цене.
- Отдай мне того, кого ты именуешь Джеком.
- Нет.
Мьёлльнир отозвался на прикосновение, а Варг, заметив жест, покачал головой:
- Не стоит. Я убью тебя раньше. И в этом уже не будет ничего милосердного.
Он запрыгнул в седло и поднял поводья, представлявшие собой полосы кованого железа.
- Стой! Погоди! - Алекс поднял руки, показывая, что не собирается бить в спину, как и вообще бить. - Ты уходишь? А я? Что со мной?
Пузырь вот-вот схлопнется, впуская море с его прогорклыми водами, тенями рыб и длинными косами водорослей.
- С тобой? Думаю, ты утонешь. Раздавить тебя не должно, здесь еще не настолько глубоко. Но до поверхности ты вряд ли дотянешь. Разве что плыть будешь быстро. Но если будешь быстро плыть, то умрешь уже на поверхности.
- Почему?
- Физика. Очень полезный предмет, особенна та часть, которая касается растворения газов.
Варг издевается? При чем здесь физика.
- Жидкости твоего тела насыщены кислородом и азотом, но когда ты поднимешься наверх, давление изменится. Соответственно изменится и растворимость газов. Они будут выходить из твоей крови, как... как из бутылки шампанского. Но стенки твоих сосудов тоньше стекла. Они не выдержат. Ты не выдержишь.
Протянув руку, Варг добавил:
- Пойдем. У нас не так много времени осталось. Нагльфар уже отпускает солнце.
- Нет.
- Что ж, жаль. Мне казалось, что это - хороший вариант для всех.
Он дернул поводья, и конь вскинулся на дыбы.
- Но в утешение могу сказать: я бы гордился таким сыном. И мне жаль, что твой отец тебя предал.
- Ты лжешь!
- Мне незачем. Он убил дракона. Но сердце отдал не тебе.
- Кому?
Какая разница? Варг говорит, чтобы причинить боль. Ему нравится причинять боль... и бледные губы кривятся в усмешке:
- Твоей матери.
Варг ушел за секунду до того, как стены пузыря лопнули, впуская холодную морскую воду. Две волны, как два крыла, ударили Алекса, смяли и вышвырнули прочь.
Он поплыл.
Он работал руками и ногами так сильно, как мог. И держал зубы сцепленными, но пузыри воздуха все равно вырывались и вытягивались нитью.
Вверх.
Море светлело. Оно было плотным, неудобным, и Алексу приходилось протискиваться сквозь воду.
Вверх.
Плащ развернулся и свернулся, едва не скрутив ноги. И сорвавшись, исчез в глубинах.
Вверх.
Мелькали тени рыб, крупных, неповоротливых. Перед самым Алексовым носом высунулась черная морда касатки с огромным ртом, полным мелких острых зубов, но тут же исчезла.
Вверх.
Жжение рождалось внутри, и распирало легкие, опоясывало сердце, предупреждая - недолго осталось. Ничего. На сколько хватит. Главное - не останавливаться.
Только все равно ничего не получится... не получится...
Надо.
И море все-таки закончилось. Оно выпустило Алекса, позволив вдохнуть, и тут же скрутило мышцы судорогой. Если бы не рука, вцепившаяся в волосы, Алекс ушел бы под воду.
Варг держал крепко. Черный жеребец его стоял, лишь слегка проминая воду, и капли катились с гривы и хвоста, но оставались на море россыпью, росой на листе волны.
- Как самочувствие? - поинтересовался Варг.
- С-спасибо... н-нормально.
Кровь закипала. Алекс слышал, как бурлит она в сосудах, которые вот-вот лопнут, точно трубы под давлением. Немели пальцы. Болели локти. И с каждой секундой боль росла, становясь невыносимой. Алекс закусил губу, чтобы не кричать, но все равно закричал.
- Не передумал?
- Н...нет.
- Будет еще хуже. Нельзя быть настолько упрямым.
Варг смотрел. Ждал. А не дождавшись, коснулся лба, и кровь успокоилась.
- Я ни о чем тебя не просил!
Варг разжал руку и выпрямился. Он почти сливался с серо-белым небом, которое грозилось выпустить новую стаю снежных птиц. На самой линии горизонта виднелись горы, низкие, плоские, напоминавшие издали черных китов. И еще дальше, в волглых шубах облаков, прятался мост.
- Биврёст, - сказал Варг, разворачивая коня. - Еще одна дорога к Хельхейму. И советовал бы поспешить. Игра скоро закончится.
Глава 2. На крыльях моря.
Юля не могла плакать. Она сидела на макушке драконьей головы, перебирала темные перья, острые, как ножи, и не огорчалась, когда резала пальцы. Иссеченные руки поили Нагльфара, и дракон лишь вздыхал, принимая подарок.
Он шел, держась по ветру, и огромные лапы мелькали, касаясь водяной глади. А море, успокоившись, превратилось в сине-зеленый камень. Нарядный нефритовый срез изредка раскрывался трещинами, выпуская треугольный плавник касатки. Еще реже кит показывался целиком. Он выпрыгивал из воды, повисал на мгновенье и вновь падал белым брюхом на каменную гладь. Летели брызги.
- Деточка, хватит уже, спускайся! - Шшеа сидела рядом с рулевой лопастью, и глядела на море.
Все глядели на море, хотя Юля понимала - бессмысленно.
Она сама искала.
Спускалась к волнам, поднималась высоко, когда само море становилось лишь кипящим водяным котлом. И вновь летела к нему, к черному, блестящему.
Звала.
Не дозывалась.
И ветер, разворачивая крылья, выламывал их. Потом он просто смел Юлю с неба, и она лишилась крыльев. Без крыльев тяжело.
- Поплачь, если будет легче.
Кошка вскочила на борт, и оттуда перепрыгнула на массивную драконью шею. Нагльфар зарычал, тихонько, но Юля научилась различать его гнев.
- Поплачь.
Теплый шерстяной бок коснулся руки, впитывая бесполезную кровь.
- Плачь...
Юлька не помнит, как плакать. Слезы жгут глаза, но остаются внутри, проваливаясь к самому сердцу.
- Это был правильный поступок, милая, - Шшеа забирается на колени и, поднявшись на задние лапы, передними обнимает Юльку. - Он дал нам шанс.
- И умер.
Сказала, хотя дала себе самой обещание, не произносить вслух этого слова. Всех слов о смерти...
- Если умер здесь, то...
- И там тоже. А в отличие от меня, у него нет запасных жизней, - жестко обрезала Шшеа. - Я предупреждала тебя о тщетности надежд. Я предупреждала... поэтому, лучше поплачь. Отдай слезы морю. И тогда ты снова сможешь летать.
- Я больше не хочу. Стой, - Юля сняла кошку. - Но если жив там, то...
- То жив здесь. Это не имеет значения.
- Почему? Ты ведь можешь посмотреть. Просто посмотреть и все!
- Да.
Касатка догнала корабль и пошла рядом. Теперь она не пряталась в глубине, но словно бы лежала на волнах, поворачиваясь то одним, то другим боком, и тогда спинной плавник входил в воду и рассекал ее, словно огромный плуг.
- Тогда... пожалуйста, - Юля сжала кулаки, выдавливая кровь на белую кошачью голову. - Пожалуйста, если ты можешь...
Капли падали и уходили. Однажды Юленька - другая, прежняя - опрокинула вазу с цветами. И хрупкие гвоздики сломались, а вода выплеснулась на ковер и тут же исчезла. Она сидела внутри, у жесткого основания, но ворс оставался чистым.
Как Шшеа.
- Нет, - ответила кошка.
- Это так сложно?
- Нет.
- Тогда почему?!
- Потому что нам некогда. У нас есть дела куда более важные. Посмотри, что ты видишь?
Море. Небо. Нагльфара. Джека, вцепившегося в рулевое весло. Касатку. У китов человечьи глаза, и Юля этого не знала.
- Впереди Клыки Волка. А за ними - Хельхейм. Позади же - не только драугр, но и Варг собственной персоной. Мы не можем позволить себе остановку.
- Даже ради Алекса?
Кошка отвернулась и прыгнула на палубу.
- Мы можем вернуться? - обратилась Юля к Нагльфару.
- Дитя стальных мечей и грозных бурь, я огорчу тебя отказом. Плененный словом, я приму твой гнев, но не свое бесчестье.
Юля кивнула. Она поднялась, выпрямилась, хотя стоять на плоской драконьей голове было неудобно, и с трудом подняла отяжелевшие руки.
Если никто не хочет помочь, то... она справится сама.
- Погоди. Спустись, пожалуйста, - Джек держал рулевое весло крепко, налегая всем телом. Все равно он слишком мелкий, чтобы действительно справляться с кораблем. Ему лишь позволяют думать, что он ведет коня морей.
Настоящие рулевые выглядят иначе. Откуда Юльке знать? Ниоткуда. Это не ее знание.
Наверное он прав, тем паче, что улететь не получается. Собственные руки тяжелы, как будто набиты изнутри мокрым песком. И Юлька соскальзывает по драконьей шее на палубу.
Когда-то палубы были красны от крови и скользкими змеями вились по ним кишки. Когда? Давно.
- Тебе нельзя уходить. Это - опасно.
- И что?
Юля больше не боится. Когда-то - она помнит то время, но смутно - она боялась постоянно, теперь же просто не хватает сил взлететь.
И выловить из воды... что?
- Ничего. Ему не понравится, если тебя здесь не будет.
- Не понравится? Да мы не знаем, вообще жив ли Алекс! И не узнаем, если будем просто сидеть... ждать чего-то.
Юля сжала кулаки, вдавливая ногти в израненные ладони. Боль оглушала, но и успокаивала.
Им, тем, которые сходились в битве, тоже бывало страшно. И тогда они умирали. А Юлька, точнее не она, но другая, в ее теле поселившаяся, утаскивала души.
- Я думаю так, - сказал Джек не своим, жестким голосом. - Мы дойдем. Я стану Владетелем. Я буду владеть всеми морями и землями, и вообще всем тут. Так?
- Вне всяких сомнений, - Шшеа точила когти о мачту.
- И тогда я спрошу. Мне ведь ответят?
- И ответят. И вернут. И сделают все, чтобы угодить. Нужно лишь достичь Хельхейма. Там все ответы... именно там... и Джек верно говорит, о крылорожденная. Если твой друг жив, то это - самый верный способ его вернуть. Видишь? Ничего сложного. Теперь главное - успеть. А мы успеем. Если, конечно, поторопимся.
- Хорошо, - сказала Юля. - Но если ты меня обманешь.
- О, тогда ты сможешь убить меня. В конце концов, у меня остались целых две жизни. По нынешним временам - настоящая роскошь!
Кошки умеют улыбаться так, что начинаешь им верить.
Клыки волка торчали из пасти моря, из черной воды, которая бурлила и пенилась, потоком врываясь в узкий каменный проход. Она ударялась о стены, разлетаясь мелкими брызгами, заполняя гранитную глотку. И поднимавшиеся над водой скалы смыкались в вышине, заслоняя само небо.
Волна катила за волной.
Нагльфар шел напролом. Глотая водяные осколки, он отфыркивался, всхрапывал, пытался удержаться на плаву, и все равно проваливался, подставляя борта ударам.
Тело его изгибалось. Шкура на бортах трещала, и парус громко хлопал на ветру.
Получалось легко, пальцы окостеневшие впились в мачту, словно крючья. Ноги не отпускали палубу. И каждое движение Нагльфара Юлька ощущала всем своим телом.
Нельзя противиться морю. И ветру. И предназначению.
Какому?
Отпустив мачту, Юлька расправила руки, слишком тяжелые, чтобы стать крыльями. Она сделала шаг и удержала равновесие, как и на шаге втором, а затем - третьем.
- Не дури! - крикнул Джек, повиснув на рулевом весле. Толстая деревяшка вычерчивала узоры на воде, и Нагльфар, повинуясь ей, плясал. То один, то другой борт принимал удары водяных копий. И щиты трещали, рассыпаясь в прах. Шершавые языки волн лизали броню, срывали ногти. Те не тонули, но собирались пленкой, синей ряской, которая шевелила живыми корнями.
Взревев от боли, Нагльфар поднялся на дыбы и всеми веслами впился в широкую спину сизого вала. И каменная волчья глотка втянула водяной язык. Лишь соленые искры сыпанули рикошетом, пробили и плащ, и рубашку, добрались до самого сердца.
Не убили.
- Мы прошли? - спросил Джек, глядя отчего-то на Юльку. Она лишь пожала плечами: ей-то откуда знать? Наверное, прошли. Кипящее море осталось за чертой из гранитных клыков.
Нагльфар крался по узкому протоку, касаясь веслами стен. Раздавались скрип и скрежет, тяжелые удары драконьего сердца рождали эхо, которое тонуло, заблудившись в тысячах нор, источивших камень. Вверху узкой белой полосой висело небо, а снизу, из глубины, на Юльку смотрело солнце.
- Оно настоящее? - Джек вдруг отпустил руль. - Оно настоящее?
Разве не видит? Разве не ощущает жар, исходящий снизу. Этот жар сгущает воду, делая ее тягучей, словно сироп. И киль Нагльфара увязает в ней, начинает плавиться, гореть, распространяя смрад паленой кости. Дракон ползет, извиваясь, стирая и без того разодранные борта о камень, но усилия его тщетны.
И тогда, отчаявшись, он выдыхает пламя. Оно катится по воде шерстистым комом, становясь все меньше и меньше, пока вовсе не рассыпается на сотню зеленых светлячков. Светлячки умирают медленно.
- Я как медведь, привязанный к столбу! Нельзя бежать - я должен драться с псами! И где мой враг? Где он! Я жажду боя!
Зашипело оперение на шее, и Нагльфар вновь рванулся из карамельного плена. Его голос перешел в рев, а рев сотряс скалы, обрушив камнепады.
Гранитные осколки летели, ускорялись и ударяли в тугую плоть воды, вязли в ней и тонули уже медленно. Другие обрушивались на парус, раздирая его, словно когти. Третьи стучали в палубу.
Кости хрустели. Рвались нити. И все сильнее пахло паленой костью.
- Путь к пыльной смерти? Пламя для огня? И я, как головешка, в пасти моря? Бесчестна смерть подобная! Уж лучше грудью сесть на риф, гранитному клинку позволив...
- Тихо! - Юлька взбежала на нос, перепрыгнула на шею и обняла дракона, заслоняя крыльями.
Перья пружинили, принимая удары.
Было больно.
- Тихо. Мы пройдем. Нам ведь надо пройти, верно?
- Прости... - он выдохнул дым и, вывернув шею заглянул Юльке в глаза. - Прости... но ныне я бессилен. Пылаю. И вот-вот уже я стану сам себе костром посмертным. Достойная судьба безумцу и лжецу. Лети, крылатая, и помни о Нагльфаре.
- Не улечу.
Юлька коснулась драконьих глаз, темных, полупрозрачных - два выпуклых зеркала, в которых отражается она - уже не человек, но еще не птица.
- Сил нет. Совсем, - призналась она.
- Тогда иди. Спеши. Беги. Спасай себя. На скалах этих тропы узки, но все ж, которая подобна лани, козе с легчайшей поступью ее, пройдет.
Пламя пробовало на вкус борта. Рыжие языки поднимались по веслам, переламывали их с хрустом и не позволяли осколкам долететь до воды. Жар был ощутим. Дымилась влажная одежда и волосы.
- И он пройдет, который называл себе Владетелем Ниффльхейма. Возможно, это правда. Может - нет...
- Джек! - кошачий вопль заставил Юльку вздрогнуть и обернуться.
- Джек, не смей!
Джек стоял на краю борта. Он раскачивался, глядя в пылающую воду.
- Так надо, - сказал он не понятно кому. - Я видел это.
Неловко оттолкнувшись, он прыгнул.
Глава 3. Отпустить солнце.
Джек боялся. Ему случалось видеть пожары и огненные ямы, которые зарождались сами собой в мусорных кучах, чтобы после прорваться наверх и втянуть того, коме не посчастливиться ступить на огненную зыбь. Пожары плодили дымы, черные, густые. От них моментально появлялся кашель, а внутри все словно спекалось. Огонь же рыл норы в мусоре, сплавляя пакеты, коробки, жестянки... и останавливался лишь тогда, когда уставал.
Но это пламя было иным.
Джек уже видел его. И держал на ладони - рыжий ком света...
Он кое-как выпутался из плаща, стянул рубашку и сапоги, поежился зябко и, прыжком взобравшись на борт, остановился.
Янтарная вода ждала. И копье шептало, что им надо вниз.
Надо.
- Джек! - кошка вылетела на весло и застыла, впившись в горящую кость. - Джек не смей.
Он должен.
- Так надо, - сказал он, совершенно успокаиваясь. - Я видел это.
И Джек шагнул навстречу пламени.
Ему никогда прежде не случалось нырять, и он несколько опасался, что не справится, но на самом деле все оказалось проще простого. Море, горячее, обжигающее, схватило Джека за ноги и потянуло вниз, прямо к огненному колесу, застывшему меж гранитными столбами.
Джек кое-как перевернулся и попробовал плыть сам. Он шевелил руками, протискиваясь меж клейстерных нитей, и чем дальше, тем легче получалось. Воздух закончился быстро, но Джек продолжал дышать, не испытывая ни малейших затруднений.
Он видел останки кораблей, пронзенные каменистыми рогами скал, насаженные на гранитные пики, разломанные, смятые, сожженные... он видел огромных белых рыб, чьи лишенные чешуи тела укутывали коконы слизи. И нежные цветы, которые раскрывались лишь для того, чтобы проглотить очередную рыбину. Он видел водоросли, тонкие и длинные, как волосы грима, и много иных вещей, ни одна из которых не удивила и не испугала его.
Джек спускался.
Устав плыть, он прилип к скале и, опираясь ладонью, отталкивался ногами, прыгал. Копье тянуло вниз, прибавляя в весе с каждым прыжком.
А потом Джек увидел солнце, застрявшее между двумя скалами. Они вырастали из алого базальта двумя клыками и некогда были прочны. Но теперь белизну разрушали трещины и многочисленные норы. Из нор высовывалось нечто черное, явно живое, оно шевелилось, то проталкиваясь в одну дыру, то вываливаясь из другой, чтобы тут же исчезнуть в третьей. И Джек не сразу понял - это одно существо, только очень длинное, настолько длинное, что тело его не вмещалось в скалах.
Существо имело квадратную голову с розовыми венчиками жабр. Медленно, с явным трудом, раздвигались чудовищные челюсти, выползали десны с острыми крючковатыми зубами, и впивались в камень. Существо дергалось и выламывало осколок, чтобы раскрошить его. Стайки розовых цветов жадно хватали каменную пыль и тянулись к пасти, желая урвать кус побольше.
Джека существо словно и не замечало. И лишь когда он подошел слишком близко, змеерыба повернулась к Джеку. Глаз у нее не было.
И ничего-то не было, кроме пасти, посаженной на парочке расшатавшихся болтов. Нижняя челюсть отвисала под собственной тяжестью, а многие зубы были сломаны.
- Ниддхёг, - четко произнесло существо и потянулось к Джеку.
Оно ползло, давя цветы и раздирая собственную мягкую шкуру. Из дыр сочилась слизь. Тонкими нитями она поднималась вверх и вода, соприкасаясь с ней, густела.
Он не был уверен, что копье послушается его здесь, на дне моря, и что силы хватит пробить и кокон загустевшей слизи, и толстую шкуру чудовища. Гунгнир зазвенела, загудела. Щерблённый наконечник вспорол воду с той же легкостью, с которой резал воздух.
- Нид... - змеерыба вдруг взвилась на дыбы и, открыв пасть, поймало копье. Ржавые челюсти сомкнулись, раздался хруст. -...хёгг...