Аннотация: *опасливо выглядывая из окопа и поправляя каску* ребят, принимаются только мягкие домашние тапочки. И не надо говорить мне, что я садистка, потому что садист - это тот автор, который долго не выставляет проду.
Темный Повелитель-4.
Спустя полтора года...
Говорят, что любовь и ненависть - стороны одной монеты, что их разделяет всего один шаг, один-единственный шаг. Шаг, меняющий мировоззрение, ставящий все с ног на голову, безжалостно рушащий устои. И это всего один шаг. Раньше тебя всегда удивляло, как может прекрасная любовь обернуться уродливой ненависть, как можно испытывать отвращение к тому, что раньше вызывало трепет и восхищение? Как это происходит? Теперь же понимаешь, вот только лучше бы и дальше не знал. Знание каплей яда упало в душу, медленно разрушая душу, и задумываешься над тем, что цена слишком высока за него. Впрочем, тебе за все приходилось платить слишком много. Видимо, это твоя Судьба, а от Нее не спрятаться, не убежать, не обмануть, как бы сильно этого не хотелось и лучше встретить удар лицом, а не другим местом.
Каждый день похож на предыдущий полынной горечью, которая, кажется, навсегда поселилась в груди и в горле. Тебя больше не тянет в Малинки, потому что знаешь, что своим выражением лица заставишь всех скучать и тосковать по чему-то неведомому, ведь не смогут они развеять мрак в душе, заставить губы с искренностью шепнуть небу и светилам "я счастлив!". Не смогут, поэтому пусть не тратят свои силы на бесполезное занятие.
Словно заблудившийся ребенок, потеряно подтягиваешь колени к груди и, обняв их, закутываешься в теплые крылья, будто они могут защитить от тоски и боли. Здравствуй, леди, давно не посещала меня, - с иронией думаешь ты, закрывая глаза и прижимаясь всем телом к шершавой стене кабинета под окном , - а я ведь почти позабыл, какая ты. Почти поверил, что могут быть счастливым, не смотря ни на что. Я Темный Повелитель, но постарался забыть об этом, потому что обречен на вечное одиночество, ведь Лордам Смерти не положена любовь.
- Любовь... - боязливо шепчут губы, словно опасаясь того, что слово может укусить.
Любовь великое чувство, которое может спасти и убить. Тебя она спасла и убила. Убила эльфа Кириама, спасла Шаэтана, принесшего процветание Свериники. Только вот какую цену за это заплатил не знает никто, да и вряд ли захочет. Какое им дело до того, что чувствует нечисть, их бог, главное, чтобы был урожай и дети были здоровы. А чувства? Этой роскошью может обладать только простолюдин, аристократам и правителям она не доступна, потому что ведет к необдуманным поступкам.
А вот надежда на любовь... о, а вот эта дама только убивает, и хорошо бы, если сразу, но нет, она предпочитает наслаждаться агонией жертвы, цинично улыбаясь при этом. Хотя чтобы назвать это улыбкой, хм, нужно иметь море наивности и оптимизма. Оскал голодного матерого волка, увидевшего беззащитную лань и знавшего, что скоро погрузит клыки в ее горячую плоть. Вот это вот кривит губы надежды.
Боль и безнадежное, по-настоящему волчье, беспросветное отчаяние липкой паутиной окутывают сердце, не позволяя вздохнуть полной грудью. Иногда ночами, особенно в полнолунье, когда твоя истинная сущность прорывается сквозь барьеры самоконтроля, тебе хочется выть от бессилия, от невозможности все изменить, найти пророка по имени Александэра, так подло поступившую с тобой. Поманила, раздразнила сладостными обещаниями, а после ушла, разбив твое состояние тихого счастья на множество осколков. Стерва, какая же она стерва!
Чем задела тебя эта девушка, чью настоящую суть так и не смог понять, не знаешь. У вас был всего один день на то, что бы узнать друг друга, и все. Но почему-то этот день лишил покоя, заронил тяжкое знание и вернул беглую леди Боль. Больше всего тебя удивляет то, почему уход пророка, которую не так уж хорошо знал и не испытывал какие-то особые чувства, так сильно подействовал? Ведь смерть Риль, ради которой был готов на самые безумные поступки, и то пережил намного легче, просто забыл о том, что любил ее, через несколько дней.
Встаешь с пола, морщась и потягиваясь, и подходишь к столу, заваленному бумагами и письмами из Малинок. Берешь в руки письмо и быстро пробегаешь взглядом по каллиграфическому почерку старосты Димитрия, в витиеватой форме интересующегося о здоровье и причинах твоего непосещения. Каждая буква просто дышит тревогой и беспокойством, и от этого губы кривятся в горьковато-насмешливой усмешке, сдерживающий то ли вздох, то ли всхлип.
Качаешь головой и подходишь к шкафу. С робостью, больше приставшему неразумному ребенку, чем Повелителю, касаешься резной ручки, а потом, решившись, сжимаешь и открываешь дверцу. Свет, будто того и ждал, освещает белоснежную статую девушки, только теперь ты зовешь ее не Свериникой, а Александэрой. Почему ты не уничтожил эту статую, как последний и ранее тщательно лелеемый дар Риль, почему продолжаешь терзать себя напрасной надеждой, не знаешь. Может быть, потому, что мысль о том, что пророк придет вновь и останется рядом навсегда, заставляет жить дальше, не смотря ни на что.
Ты проводишь кончиками пальцев по холодной мраморной щеке, тайно надеясь на то, что неожиданно она потеплеет, нальется красками и вот она, Александэра, живая и перед тобой. Глупые надежды, сам соглашаешься с этим, но ничего не можешь поделать с собой. А ведь не раз заносил руку над мраморной девушкой, желая уничтожить, превратить в пыль, чтобы унять боль, но занесенная когтистая рука всегда замирала, не дойдя до статуи всего дюйм.
- Ты довольна, Свериника? - зло шепчешь, обернувшись к открытому окну, - довольна тем, что я с тобой?..
Она ничего не отвечает, но чувствуешь ее удовлетворение и мягкую радость, как у модницы, купившую очередную безделушку. Вот кем она тебя считает. Занятной игрушкой, с которой еще очень сильно хочется поиграть, а потому жалко отдавать другому.
Оскорблено рычишь и смазанным от скорости движением оказываешься на подоконнике, выпрямившись во весь рост, благо размеры окна позволяют. Яростно распахнув крылья за спиной и вцепившись побелевшими от сдерживаемого желания крушить пальцами в раму, раздразненной змеей шипишь:
- Вот как? Игрушка? А не много ли ты на себя взяла?
Холодный ветер бьет по щеке плетью, оставляя после себя ледяной ожог и безжалостные слова:
"Я тебя сделала Повелителем, Шаэтан. Без меня ты бы никем не стал, а так бы и остался мразью".
Начинаешь задыхаться от стискивающего горло гнева и оставляешь на деревянной раме длинные и глубокие царапины.
- Так это ты мне сломала жизнь? - ненависть накрывает черными крыльями твои плечи, вздрагивающие от негодования.
"Да, это я тебя короновала" - не стала отпираться Свериника, и если бы у нее были губы, то на них бы зазмеилась самодовольная улыбка, - "и не прогадала, согласись. Я процветаю, становлюсь сильнее и сильнее с каждым киритом, начиная подминать соседние миры... Совсем немного, и я стану Узлом Миров", - блаженный вздох, запутавшийся в зеленых кронах.
Слушаешь ее со злой улыбкой и пытаешься сохранить хрупкий самоконтроль, готовый рухнуть под цунами темных чувств, а потом, еле шевеля онемевшими губами, шепчешь, боясь сорваться на крик:
- Короновала? Узел Миров? Закатай губы, ненаглядная моя су...Свериника. А ты не забыла, благодаря кому ты процветаешь? Если меня не станет, то наступит анархия, и тебе конец.
Ее страх чувствуется игристым вином на языке, и ты злорадно оскаливаешься, тряхнув головой. Сладко, до хруста, прогнувшись назад, словно нализавшийся валерьянки кот, несколько раз взмахиваешь черными полотнами крыльев и, оттолкнувшись от подоконника, взмываешь в небо. Потоки воздуха подхватывают тебя, не давая упасть вниз и даруя пьянящее чувство свободы. Взмываешь все выше и выше, пока облака не оказываются под тобой, и кричишь, не опасаясь, что услышат и примут за умалишенного:
- Без меня ты ничто, Свериника. Ты погибнешь, когда я уйду.
"Ты... ты не оставишь меня!!!" - отчаянно кричит Свериника, - "ты ведь сам говорил, что всегда будешь со мной, клялся! Что, твои слова ничего не стоят?!"
- Оставлю, еще как оставлю, - делаешь оборот вокруг своей оси, затем "мертвую петлю", падая во влажные объятия облаков, а потом мокрым выныривая из них, - можешь не сомневаться.
Яркие лучи солнца слепят глаза, отчего зрачки превращаются в щель, а холодный ветер сразу начинает морозить, но ты не обращаешь внимания, потому что заболеть не сможешь, при всем старании.
"А как же Малинки?" - коварно интересуется она, цепляясь за них, как утопающий за соломинку.
- Малинки, - нежно выдыхаешь, мерно взмахивая крыльями и начиная задумываться о том, что нужно вернуться на землю - замерз, - с ними все будет хорошо. Что бы не произошло, беды не затронут их. Ты знаешь.
Словно в раздумьях, молчишь и камнем падаешь вниз, чтобы быстрее оказаться в теплых слоях атмосферы. Опускаешься на залитую солнцем полянку, а после во весь рост вытягиваешься на шелковой траве, жмурясь от лучей, прорывающихся сквозь листву. Сгибаешь в колене левую ногу и закидываешь на нее правую, начиная болтать ею в воздухе.
- Любимый, - насмешливо передразниваешь, заложив руки за голову, - родимый, не оставляй! У нас же семеро детей по лавке голодные сидят, кормилец наш. Я уйду, Свериника. Не прямо сейчас, конечно, а недельки через две. Хочешь знать, что я буду делать? Буду гулять по мирам, отдыхая от забот, и искать Александэру.
Раздраженный порыв ветра, недовольные крики птиц и скрывшие солнце облака ясно дают понять отношение Свериники к пророку. Ревность, злость и ненависть сплелись между собой в опасный узор, но тебя это не беспокоит. Довольно улыбаешься и щуришься, наслаждаясь затейливой трелью соловья и вдыхая сладковатый запах распустившихся лесных цветов. Как хорошо-то! Настоящее воплощение Иллиона на грешной земле. И это создал ты собственными руками.
...А не жалко будет бросать? - колет сердце тоскливая мысль, которую поспешно отбрасываешь...
"Не оставляй" - уже рыдает она, - "не оставляй, Повелитель. Неужели ты бросишь страну, свое детище? Бросишь меня?.."
- Брошу, - утомленно повторяешь, не обращая внимания, и прикрываешь глаза, - спокойно... Впрочем, если тебя это успокоит, то оставлю в надежных руках Валерии.
"Я не потерплю, чтобы мной правила женщина!" - мгновенно перейдя от всхлипов к рыку, произносит Свериника.
- А у тебя выбора нет, - ты сонно пожимаешь плечами и, зевнув, начинаешь засыпать, - так что придется смириться, дорогая.
С этими словами проваливаешься в омут сна, не обращая внимания на ругань и проклятия...
Спустя еще полторы недели.
Мягкий шелест изумрудного платья, звон длинных сережек, цокот высоких каблучков и блики, отбрасываемый скромным, но безумно дорогим колье. Даже не поднимая взгляда, знаешь, кто посетил твой кабинет. Леди Валерия, верная подруга и невероятно умная и хваткая женщина, которой нестрашно доверить судьбу целого мира. Останавливается в паре шагов от стола и приседает в изящном реверансе, почтительно склонив золотисто-каштановую головку.
- Повелитель, - красивый грудной голос разбивает тишину, - вы хотели меня видеть?
Ставишь последнюю подпись и смотришь на Валерию. Красивая, но только холодная у нее красота, а еще немного острая. Пожалуй, она похожа на оружие, выкованное эльфийскими мастерами. Всегда сдержанная, ироничная и несколько надменная леди, всегда вызывала твое неподдельное уважение и восхищение. Вот только с тех пор, как сообщил ей о том, что решил сделать ее Повелительницей, а самому уйти, Валерия выглядела подавленной, растерянной и готовой вот-вот расплакаться. Впрочем, как и все остальные подданные, которым неделю назад заявил о своем решении оставить пост Повелителя. Куда ни глянь, всюду убитые горем лица, всхлипы и приглушенные мольбы и рыдания. И это еще не все. Во всей Свериники объявлен бессрочный траур, из-за чего отменены все праздники, а еще на всех домах висят черные с алым шитьем похоронные полотна. Ужас. От этой картины веет такая безысходность и отчаяние, что ком в горле встает и появляется желание остаться. Но ты всегда выполняешь свои обещания, какими бы глупыми и безрассудными они не были.
- Да, Валерия, - с искренней теплотой улыбаешься ей, шевельнув кистью, разрешая выпрямиться и подойти, - сейчас хочу передать все регалии Повелителя и уйти.
В серебристо-зеленых глаз тоска, отрицание и мольба, а в изгибе совершенных губ горечь. Не хочет, чтобы ты уходил, очень сильно не хочет, но сказать не может, а потому показывает всем своим видом.
- Как скажете, - вновь приседает в реверансе, опустив взгляд, чтобы ты не увидел заблестевшие глаза.
Вздохнув, встаешь из-за стола и подходишь к ней. Кончиками пальцев подцепляешь ее острый подбородок и заставляешь посмотреть в глаза.
- Не надо, Вия, - ласково говоришь, утирая все же побежавшие по ее щекам бриллиантовые горошины слез, - не плачь. Все равно это не изменит моего решения. Я и так засиделся в Повелителях, хочу отдохнуть.
- Но, может, вернетесь? - прижимается бархатной щекой к твоей ладони и умоляющее смотрит, - отдохнете и вернетесь?..
- Нет, - твердо отвечаешь и качаешь головой, - я не вернусь. Ну, милая, не плачь, ты ведь не маленькая девочка, а взрослая женщина, без четверти савирта Повелительница Свериники.
Мягко привлекаешь к себе, и она утыкается носом в твою грудь и беззвучно плачет. Слезы впитываются в рубашку, хрупкие плечи вздрагивают, но нет всхлипов, только тяжелые вздохи.
- Мы...не сможем...без вас, - горько шепчет Валерия, - вы же были всегда. Вы Повелитель, и другого нам не надо. Вы наш Бог...
- Ну, вот этого мне не надо, - морщишься ты, гладя ее по спине, - Вия, радость моя, успокойся. Я ведь не умираю, а просто ухожу.
Поднимает заплаканное лицо и качает головой:
- Уходите навсегда, а это все равно что смерть, - вздыхает и часто-часто моргает, смахивая с ресниц соленую росу, - и я ...я...я...
Вновь утыкается в твою грудь, скрывая румянец на щеках и закушенную губу.
- Что ты? - пытаешься узнать ты, но она отрицательно мотает головой, не желая отвечать, - Вия, другого шанса сказать мне не будет. Ты хочешь, чтобы я потом мучился, гадая, что ты хотела мне сказать?
- Зато будет шанс, что вы вернетесь, - неуверенно улыбается леди.
- Вия, - с легким нажимом в голосе произносишь, - скажи.
Молчание, длившиеся несколько напряженных кивиртов, нарушается еле-еле слышным:
- Я люблю вас, Повелитель.
Замираешь, не зная, что ответить на это признание. Надо же, кто бы мог подумать?! Кто угодно, но только не ты. Припоминаешь все взгляды, которые она порой украдкой бросала на тебя, и неслышные вздохи, и признаешься сам себе, что ты глухой и слепой инвалид.
- Вия... - растеряно говоришь, - почему ты раньше этого не сказала? Тогда все могло быть иначе.
Горько качает головой и вздыхает.
- Почему раньше не сказала? Потому что вы - Повелитель, недосягаемая высота священной горы, на которую грешно даже ступить... Вы поняли меня? И все равно ничего не изменится? - робко спрашивает леди и, решившись, задает вопрос, - а вы...я вам нравлюсь?
Пришла твоя очередь вздыхать.
- Только как подруга, извини, - отводишь взгляд, отчего-то чувствуя себе виноватым, и, словно принося извинения, нежно касаешься ее губ своими губами, даря целомудренный поцелуй.
Валерия замирает, наслаждаясь твоей лаской, а потом прижимается всем телом, положив голову на грудь по окончанию поцелуя и обняв за шею.
- Я могу подарить тебе ночь, - неуверенно предлагаешь ты.
Она тут же отшатывается от тебя и залепляет звонкую пощечину, оскорблено сверкая глазами. Место, куда приложилась ее ладонь, полыхает огнем, но не обращаешь внимания.
- Спасибо, мне не нужна ваша жалость, Повелитель, - кошкой шипит она, стискивая ручки в кулачки, - и с вашей стороны это будет жестоко - дать голодающему откусить крохотный кусочек от хлеба, а после все забрать. Не надо.
- Хорошо, - подходишь к столу, - как пожелаешь, Валерия, это твое право. Вот бумаги, подтверждающие твой статус, - снимаешь с головы серебряный обруч с черным камнем посередине и надеваешь на ее голову, - а вот корона. Отныне ты Повелительница Свериники, Вторая Императрица.
Преклоняешь перед ней колено, не видя ее отчаяния, и целуешь тыльную сторону ее ладони, приятно пахнущая лесом после грозы.
- Мне пора идти, Повелительница, -встаешь и ободряющее ей улыбаешься, - не беспокойтесь, все будет хорошо. Прощайте.
Перед тобой распахивается портал, и ты заходишь в него, услышав всхлип:
- Повелитель...
Вот и все.
Теперь ты свободен.
Больше ты не Повелитель.
И тысячи дорог и миров ждут тебя.
Но только одна дорога и мир приведут тебя к той, перед которой открыты нити судьбы и которая смотрит на мир ярко-синими глазами, скрываясь в образе древней старухи, кутающейся в белую пуховую шаль.
Александэра, я найду тебя, - шепчут твои губы, а уверенность в этом прочно вгрызается в душу. Ты всегда выполняешь свои обещания, какими бы глупыми и безрассудными они не были.
...Но ты не знаешь, что пророк Александра умерла пару месяцев назад от воспаления легких...
Иллион - так называется Рай в Изначальной Летописи Свериники.