Лесная Алина : другие произведения.

Цветы, что у порога твоего

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Поселяне считают, будто в бессмертник переселяется душа умершего человека. Святоносцы велят уничтожать бессмертник повсеместно, ибо приманивает он морунов. Феи морунов не боятся, а бессмертник зовут симина хелия, цветком света, и украшают им свои деревья. А сами моруны и моры, увидев на окне ярко-жёлтый букет, постучат в дверь умирающего. Её зовут Хелия, и она мора наполовину. Она говорит с мёртвыми, чтобы жить.
    Глава 1-2. П/О от 25.12.09
  ЦВЕТЫ, ЧТО У ПОРОГА ТВОЕГО
  
  
  ПРОЛОГ (1)
  
  Шептуны лечат бессмертником колики, язвы и прочие желудочные недуги.
  Поселяне считают, будто в бессмертник переселяется душа умершего человека, чтобы общаться с живыми родственниками и друзьями до перерождения.
  Святоносцы велят уничтожать бессмертник повсеместно, ибо приманивает он морунов.
  Феи морунов не боятся, а бессмертник зовут симина хелия, цветком света, и украшают им свои деревья.
  А сами моруны и моры, увидев на окне ярко-жёлтый букет, трижды постучат в дверь умирающего.
  И выпьют смерть за плату.
  
   ***
  
  К вечеру четвёртого дня гроза всё же стихла. Над водой, по края заполнившей следы в полтора пальца глубиной, зависла стылая хмарь. Люди хоронились по домам, словно боясь того, что едва ступят за порог, хляби вновь разверзнутся как раз над их головами. Тишь была в посёлке. Не скрипели ставни, затаился ветер под стрехами. Но за слюдяным окошком крайней избы мерцали два огонька, одинаково ярких и живых, только один грел, а другой звал.
  Он пришёл в предрассветный час, что делят меж собой волк и пёс. Время, когда мёртвые говорят с живыми и могут переступить порог.
   Она ждала любого из них. Кого угодно, только не его. Стояла молча, прижав к груди охладевшие руки и совсем позабыв традиционные слова приветствия.
  - Пустишь?
  - Мой дом - твой дом в этот час, званый гость...
  - Пустишь ли? - в бесстрастном голосе почудилась горькая насмешка.
  Спохватившись, женщина войлочным сапожком отмахнула с пути осиновую щепу. Посторонилась, пуская за порог высокую фигуру, с ног до головы укутанную в серый плащ, а как посмотрела вниз - охнула. Не соврал шептун, моруны и впрямь не оставляют следов.
  Пришелец медленно подошёл к люльке. Спавший в ней младенец, совсем ещё крошечный и безымянный, пыхал лихорадочным жаром, но продолжал бороться со смертью за каждый судорожный вздох.
  - Ты знаешь про уговор?
  Женщина, сглотнув сухим горлом, кивнула.
  - Что взамен берёшь, званый гость?
  Морун долго молчал, разглядывая ребёнка выцветшими до белизны глазами. Потом ответил.
  
  Через неделю я выздоровела, и у порога расцвёл бессмертник.
  
  ГЛАВА 1
  
  - Копай-копай, не ленись!
  - Копа-аю! - уныло протянул Вихор. - С час копаю, а ничаво! Мож, ничё и нету, а?
  - И сколько раз Хелия ошибалась? - Май потянулся с кошачьей грацией, типичной для всех фей. Ленивой, даже полусонной. И обманул, как в большинстве случаев, ловко выхватив у меня флягу с медовухой. Зараза.
  "Копатель" вонзил лопату яростно. И молча.
  Потому что ни разу я не ошибалась. Мёртвые могут изворачиваться, путать, запугивать, но не лгать.
  - Э-эх, сейчас бы шанежек с черникой, да с пылу, с жару! - поддразнил Май. Шанежек... Вихор, небось, о свином окороке с вертела мечтает, но наш фей мясо убитых животных не ест, рыбок и птичек тоже. А как мы искали зимнюю курточку на щипаном пуху, а не на меху?! Торговцы животики от смеха надорвали, когда Маюшка, потрясая орущим на весь базар помойным котом, принялся вещать о безнравственности убиения братьев наших меньших. К счастью, под новую куртку, всё же купленную в ...цатой по счёту лавке, новоявленного брата он пристроить не успел - зверюга удрала, оставив заступнику на память четыре алые полосы через всю щёку.
  Я оцепила колени руками, удобно устроив на них подбородок, и опустила ресницы. Фей перестал вкусно причмокивать, фляга мягко легла на плащ.
  Хвать!
  Не отдам. Так что бухти - не бухти, а придумывай другую уловку.
  Понять не могу, что Вихору не нравится? Земля рыхлая, лопата острая, да и ночка выдалась прямо-таки... Хм, будь я верующей, сказала бы "благолепная", но святоносцев по известным причинам терпеть не могу, а потому ограничусь банальным "чудесная". Под холмом, где мы с Маем предавались заслуженному ничегонеделанию, трава росла мягче тончайшей пряжи, ровной, как будто кто нарочно её расчёсывал. Идущий от земли сырой холодок скрадывали тёплые плащи, за которые расплачивались не на базаре, а в лавке серебром. Особого внимания был достоин пурпурный розовый куст, роскошным колючкам которого Вихор подарил изрядный клок штанины. На него, раззяву, одежды не напасёшься, часу новья не проносит, а уже заплата на заду или ещё где. Май его латником прозвал. Самого фея зовут Майен-ри-много слов, которые я в нежизнь не запомню, поэтому имя сократили до удобоваримого. Мне нравится.
  Хорошая ночь, спокойная. Разве что ветерок коварный. Тёплый, вроде бы, но продувает насквозь. Мне-то приятно, да и Вихоркин жаркий дух в сторону относит, а вот у Мая назавтра спину заломить может. Не бережётся он совсем, будто надеясь, что наложенная на плеть волшба в один прекрасный день исчезнет исключительно благодаря его наплевательскому отношению. Ещё бы самим волшбовать не пришлось.
  А причины для беспокойства есть.
  Самые непредсказуемые мертвецы - чаровники. Как раз такой нам и попался. Почти до рассвета меня морочил, перекладывая местоположение холма на наречия всех народов всех времён, чуть ли не от сотворения света. Когда фокус не прошёл, стал запугивать. Мол, чары давно расплелись, но, возможно какая-то пакость могла завестись сама по себе под воздействием артефактов, опять же, не опасных вроде бы...
  Угу.
  Я больше кулаков люблю. Вот это мужики свои в доску! Хе-хе, в гробовую. Их спиртом-кашей не потчуй, всё разболтают. И о себе, кормильце необласканном, и о жене, дуре гулящей, и о тёще не к утру помянутой, потому как через две могилки заворочалась. Ну, и про заветный горшочек, прикопанный на чёрный день, скажут, лишь бы кто рядом посидел, о верхнем мире что занятное рассказал.
  Святоносцев мёртвые не любят и с ними не общаются. У каждого есть несчастливый шанс разупокоиться, а святоши церемониться не станут: уложат обратно уже навсегда, без возможности перерождения.
  Задумалась я накрепко, потому как очнулась уже с пустыми руками.
  - Отдай.
  Май, невинно хлопнув пушистыми ресницами, прикрыл горлышко фляги ладонью.
  - Через две недели в Польском будет ярмарка, давай сходим? Я на кулаках попробовать хочу, в этом году точно пустят!
  Не пустят. Как в том и позапрошлом. Нечего о поселянских мордоворотов руки сбивать, они нам для волшбы ещё понадобятся. Конечно, не это вразумило смотрителей арены, а потяжелевший кошель.
  Я пожала плечами:
  - Ладно.
  - Правда пойдём?! - глаза цвета молодой листвы округлились.
  - Нет! - улучив момент, я щёлкнула его по лбу, и фляга вновь перекочевала к хозяйке.
  - Ну и пожалуйста! - надулся Май. - Я, между прочим, видел вчера, как ты цыплячье крылышко грызла, но аппетит тебе портить не стал!
  Героизм растопил ледяное сердце.
  - Сходим, только если святоносцы туда не нагрянут. Погуляем, да и Вихор невесте чего присмотрит.
  - Ларчик малахитовый, шоб по крышке розы плелись, большущие, во-он как те! - поселянин ткнул крепким пальцем в сторону куста.
  - Ро-озы?! - опешил Май. - По малахиту лучше змейку вырезать либо ящерку. Он же зелёный!
  - И чё? - Вихор, пожав плечами, с удвоенным энтузиазмом взялся за лопату.
  Я захохотала.
  - Вьюн можно пустить или виноградную лозу, хмель опять же. Но розы?! Малахит - зелёный! - не унимался Май. Даже о фляге забыл.
  Всё ещё смеясь, я потрепала его по волосам, три года назад поседевшим до ровного жемчужно-белого цвета. Славный он, даже слишком. И доверчивый, как телёнок. Приласкали - чуть не пляшет, отлупили, значит, за дело. Обычно такие долго не живут, но Май это делает вопреки. Чему угодно вопреки.
  Сызмальства обучался Май традиционному искусству фей выращивать грибы и прочую плесень, готовить мази, коптить травы. На семнадцатом кольце жизни то ли напутал что, то ли с кем из высших феек спутался, я не допрашивала. Кончилось тем, что Майкин дубок срубили, его самого высекли и вышвырнули из Священной Рощи.
  Без права возврата, и любой странствующий фей, встретивший изгнанника на дороге, имеет право поколотить его посохом.
  Только позволят ли?
  Мы с Вихором подобрали его той же осенью, голодного, оборванного и совершенно дикого. Но никак не сломленного.
  К весне спелись, с тех пор работаем вместе. У Вихора есть невеста и добротный дом в посёлке с любящей маманькой да подрастающим выводком младших птенцов. У нас - избушка за посадом Крутой Косой, с развешенными по стенам корешками, почти ручной совой на чердаке и сундуком в погребе, зачарованном Майкиной волшбой, которую не посмеет осудить ни один святоносец. Там и зимуем, пока нежить спит. Потом фей сообразит, что не только полумёртвой девице плевать на его шрамы, а треть сундука он может потратить сам, без оглядки на вышеозначенную девицу. Думаю, к буйным пляскам вокруг костра можно привыкнуть. Лично меня забавляет.
  Я продолжала массировать его шею, и Май разомлел. Наклонил голову так, что длинные пряди полностью скрыли узкое точёное лицо. Щекотно, небось, но молчит. А сколько раз постричься предлагали?
  Краем глаза я видела, как его рука, перебирая пальцами, крадётся к фляге, но тоже молчала, выжидая момент, чтобы шлёпнуть на месте преступления.
  Эх, жаль удовольствие - штука кратковременная.
  - Нашё-ол! - благим матом заорал вдруг Вихор.
  Фей подскочил, а я, не удержав равновесия, чуть не поцеловала его сапог. Войлочный, но лёгкий и непромокаемый, пошитый в дорогущей лавке на срочный заказ. А несмываемая краска-то уже течёт. Притом линяет неприятно так, с кофейного сочного, почти чёрного цвета до сивых разводов. Вернёмся в Ельники - разупокою дворняжку мастера. Подняться не подымется, но за огородом выть будет.
  Валяться в ногах мне не позволили, и праведную месть додумывала уже стоя.
  - Во! - Вихор продемонстрировал нам заляпанный жирной землёй осколок, поскрёб давно немытый русый затылок. - Это чё? Чаровника цацка?
  - Нет, черепок, - Май подошёл, заглянул в яму, но, кроме грязи, ничего не обнаружил.
  Угу, черепок. От черепа, притом, человеческого. Ещё и подозрительного, учитывая, что в округе не видать ни надгробья с солнцем, ни деревянного колеса, кои красуются над каждой поселянской могилой. Захоронение не святили, но мертвец упокоен крепко.
  Фей вдруг весь подобрался, раздувая тонкие ноздри. Я тоже насторожилась.
  - Что такое?
  - Не знаю, что-то... Розы!
  Куст замер, будто и не он только что полз к нам, змеясь по траве потолстевшими, изрядно выросшими лозами.
  В его безобидность мы охотно поверили, только Вихор по-иному перехватил лопату. Май, демонстративно насвистывая, полез в сумку, я отвернулась.
  Мёртвый чаровник не соврал. Он не колдовал, но посадил стражника у могилы человека, почившего своей смертью. От старости ли, от болезни. А может, сердце не выдержало, пока схрон в полтора человеческих роста копал. Так или иначе, розы уберегли неосвящённые останки от разупокоения, попросту обглодав их, а потом разрослись настолько, чтобы пережить непогоду, поедая насекомых и неосторожную мелкую дичь. Теперь дичь крупная - это мы.
  - Май, помнишь, я просила тебя споры не тратить и охранный круг не сыпать?
  Тот гмыкнул, победно демонстрируя нож из морёного дуба, сплошь выщербленный рунами. Конечно, просила, потому за моей спиной и насыпал. Умничка.
  Куст, мало того, что плотоядным, оказался ещё и любопытным, иначе зачем бы ему окружать нас плетнём? Вон как потянулся, даже голодно раззявленные бутоны закачались, словно змеиные головки. Однако круг из грибных спор пересечь не смел, чуя волшбу фей, и ещё кое-что его отпугивало.
  Подхватив масляный фонарь, я махнула на куст. Тот отпрянул, хотя огонёк сверкнул не менее, чем в трёх локтях от бутонов. А, может, Вихоркиной лопаты испугался. Я сама едва успела в сторону шарахнуться: чуть голову, дубина поселянская, не снёс.
  Май засмотрелся на мои кульбиты и запястье не обрезал, а вспорол. Так и брызнуло.
  - Кретин! - не сдержалась я, но вместо Вихора вздрогнул фей и торопливо сложил ладони чашечкой, набирая кровь.
  Выхватив у дурака лопату, в неравный бой вступила уже я. За злато-серебро, до которого точно раз копнуть осталось, всем огородным сорнякам сделаю модную стрижку. Говорят, святоградские дамы любят принимать ванну из лепестков роз. Так вот я в них купалась. Отросшая чёлка, с таким трудом прибранная, моталась перед глазами, да и пучок расплёлся в длинный сивый хвост, свистевший уже за спиной. Вихор, благоразумно прикрывая голову, уполз демонстрировать небу откляченный зад в центр круга подальше от меня и хищного куста одновременно, когда Май запел.
  Вообще он ходит - травинки не тревожит, тихо разговаривает, и кажется почти бестелесным, как дух. Но, начиная волшбовать, преображается. И понимаешь, что дух этот вышибет твой собственный одной левой. Стороннему человеку может показаться, будто поёт кто-то легендарный из прошлого, когда небо бороздили крылатые змеи, деревья были выше, трава зеленей, а малочисленный орден святоносцев ютился по скальным скитам. И как удивится этот сторонний, обнаружив вместо затянутого в броню воина длинноволосого мальчишку в рубашонке навыпуск, который выглядит ещё моложе своих девятнадцати колец. Но я-то знаю, что ему больно и сложно волшбовать без посоха, а вместо соков земли приходится тратить собственную кровь.
  Как всегда эта мысль ожгла не хуже серебра, я сумела взять себя в руки и погнала за круг присмиревшие кусты. Ларчики с розами - через Вихоркин труп! Рассветёт - эти сожгу! И мамины выкорчую, не поленюсь съездить! Пусть сажает ромашки, если бессмертники покупать боятся.
  Развоевавшись, я пропустила мимо ушей предостерегающий окрик Мая и с размаху шлёпнулась на пятую точку. А что бы сделали вы, выстрели вам шляпкой в лицо длиннющая молочно-белая поганка? Грибы наливались зеленью, сплетаясь ножками и образуя вокруг нас непроницаемую защиту в противовес колючему плетню. Тот, к слову, сжался в гармошку и порскнул так резво и далеко, что лишь благодаря ночному зрению я смогла его увидеть.
  Хе-хе, не понравилось наше волшебство?
  Я подобрала верную лопату и обернулась. Картина обычная.
  Май сидел на земле, в свете фосфоресцирующих грибов лицо фея казалось изжелта-белым, как у покойника. Теперь придётся дней пять насильно прятать его спину под одеяло и в результате посулить таки этот дурацкий кулачный бой.
  А он, хитрюга, выманит клятву, зная, что нарушить её не смогу. Вон как улыбается, небось, о том же подумал.
  Кусты вернулись и для разнообразия решили поводить хоровод, перебирая необычно толстыми корнями, точно щупальцами. Май подмигнул, шляпки угодливо раздались в стороны, открыв брешь, и я, не устояв перед соблазном, рубанула ближайший отросток. Отсечённый корень мгновенно помертвел, став обычной деревяшкой, притом высохшей. Так-то лучше. Надо будет на память забрать, вдруг пригодится?
  Мы переводили дыхание под упоительно звёздным летним небом за стеной поганок, окружённых плотоядными розами, точно осаждённые святоносцами чаровники, и так же не спешили сдаваться. Конец той войны известен, а наш зависит от волшбы полуобморочного фея.
  Но он ни разу не подводил.
  - Май, ты как?
  - Х-хорошо, - тот уже полулежал, опираясь на локти.
  Я подобрала брошенную флягу и, приобняв за плечи, заставила сделать пару глотков. Дальше с медовым вкусненьким фей отлично справился сам.
  - На рассвете сможем уйти, так что копай, - подытожила я, передавая лопату обалдевшему поселянину.
  Вихор швырнул рабочий инвентарь оземь, тот даже подпрыгнул почти на локоть.
  - Мозги черви прожрали?! К этой поганой яме не пойду!
  Громко-то как... Я чуть не оглохла, а у Мая вообще слух что у нашей совы.
  - Хорошо, Вихор, мы выкопаем, - я положила руку на затылок фея, принуждая кивнуть. - А твоя маманька на будущий год сама кверху задом в картошке поторчит. На батраков сыночка не накопал. Испужалси!
  Чёрную россыпь, брызнувшую в лицо, я машинально отёрла рукавом. Вихор заработал ожесточённо, точно не схрон раскапывал, а вражью могилу, бормоча под нос всемогущие поселянские заклятья против нежити. Даже интересно стало, какие. Но расслышала я только что-то вроде "...ука".
  Не-а, не действует.
  - Копай-копай! - ухватив Мая за взмокшие волосы, ткнула его лицом себе в колени и потянулась к мешку.
  Задрала его рубаху, обнажив крепкую загорелую спину с белёсыми росчерками рубцов, и принялась растирать. Мазь у Мая занятная, собственноручно им сваренная из каких-то поганок. А, может, мухоморов, мне всё равно. Раз Вихор, не спросившись, додумался обмазать растянутую ногу. Минуты не прошло, как взвыл, а на волдыри неделю компрессы накладывали. Но Маю здорово помогает, а мне, наполовину море, не вредит.
  - Ничего-ничего, до харчевни доберёмся, тебе вина согреть попросим, шанежек с черникой купим. Будешь неделю отлёживаться.
  - Ещё пролежней мне не хватало! - повеселел фей. Он молодец. Оптимизм через край так и пенится, хоть кружку подставляй.
  - Было б на чё жировать! - буркнул Вихор, размахиваясь пошире.
  Лопата клацнула о металл, а мы ударили по рукам.
  
  ***
  
  Месяц третьезорий во всех отношениях приятен и полезен. Поселковые миряне, чьи руки истомились бездельем за долгие месяцы холодов, уже в начале весны зачастили на свои угодья, будто веря: если чаще месить снег, то он испугается и сойдёт раньше. Не сработало. Но подули тёплые ветра со стороны Змеиных Гор, и земля, соскучившись по солнцу да теплу в ледяной темнице, за полторы недели обросла нежной травкой, закурчавила зеленью ожившие ветви, и солнце ещё не успело покрыть их изжелта-серой рябью. В реках буйствовала рыба, в лесах птицы перекликались со зверьём да грибниками, в огородах блаженствовал пырей.
  А в крепости Краснодолье готовился к путешествию через полстраны очередной караван.
  - Третья ступень? - переспросил хозяин обоза, разглядывая на просвет бледно-жёлтый лист, в правом нижнем углу которого красовалось алое солнце о шести лучах.
  - Н-мда, - процедил господин Виттор Вольский. Да, слепой недоверчивый мирянин, третья. Одной ступенью выше, и ученики да прихожане звали бы его мастер Витторий, и подобно глупым птенцам, открыв рты, ловили каждое мудрое слово святоносца в сане просветителя. Но - третья. Всего лишь... Или "аж", если посмотреть с другой стороны. Третья ступень для проводника - высшая планка, и никто шагом ниже не возьмётся охранять обоз, рисковый хозяин которого намерился срезать путь через Хмарное Изложье. Купец ещё не был стар и в принципе внушал доверие, если бы не борода. Гладкая, коричневая, да больно темна. Дурной знак.
  Виттор покосился на тугой кошель работодателя, притороченный к поясу металлическими заклёпками, и взглянул на дело с другой стороны.
  А с другой стороны, борода мирянина разве что поседеет со временем, но никак не почернеет. Светлый знак.
  Меж тем купец вернул изученный чуть ли не под окуляром сановный диплом и, простодушно улыбаясь, протянул руку. Виттор знал, что выглядит достаточно серьёзно, чтобы тоже внушать доверие, потому руку пожал крепко.
  Правда, отужинать с работодателем отказался. Уж слишком явно намекал тот на спиртное, а накануне дальнего перехода следовало хорошенько выспаться. Но не выходило. Жёсткая щетина колола и чесалась одновременно. Виттор, ворочаясь на жёсткой постели, мучительно шкрябал щёки ногтями, пока ему не показалось, будто пальцы обдало липким и тёплым. Проводник вскочил с кровати как ужаленный, по ходу щелчком пальцев зажигая светец, и рванул в недоразумение, носившее гордое имя уборной комнаты. Мутное потрескавшееся зеркало отразило (а, вернее, исказило) то же лицо, что умывалось перед ним пару часов назад. Левая щека покраснела, но кровь, к счастью, не выступила. Хорошо бы выглядел святоносец с расцарапанной кем-то ночью рожей!
  Себя лечить сложнее, к тому же щетину пришлось бы сбривать. Да и мастер Илланий учил, дескать, муки телесные есть благо для крепости духа.
  Но где, где блеск в очах, как у того же просветителя Иллания?! Где праведная ярость змееборца Кардина? Или где, каким бы святотатством ни было мечтать об этом, хоть отблеск лучика мудрости просветлённого знаменосца Патрициуса?
  Ничего этого нет в бесконечном полумраке зазеркалья.
  Есть только худой человек с не синими даже, а какими-то мутно-серыми глазами и всклокоченной со сна шевелюрой.
  - Мда, - вздохнул Виттор.
  Перед рассветом ему удалось с часок покемарить, даже скатившаяся на пол комковатая подушка не растревожила святоносца-проводника.
  Как ни странно, выспаться всё же почти удалось, так что солнечный луч, прицельно бьющий в правый глаз, Виттор встретил благосклонно, в пять минут уложился с туалетом, в десять - с холодным завтраком и на Разъездную площадь не опоздал. Даже раньше пришёл: "свои" едва начали сходиться, а троица ночных сторожей ещё не спала, а только отдыхала с закрытыми глазами, укрывшись от наступающей жары под чьей-то кибиткой. Обоз, в который нанялся Виттор, был не то чтобы велик: семь крытых телег, тридцать мирян народа да четырнадцать лошадей. Итого набиралось пятьдесят золотых с гаком. С одной стороны Хмарное Изложье пользовалось славой мрачнее некуда, с другой - тропа может оказаться чистой, по словам бывалых проводников, такое не раз случалось.
  Виттор привык надеяться на лучший исход.
  Дурной знак, конечно, не замедлил явиться. Рядом с давешним работодателем размашисто шагал незнакомый мирянин, худой да длинный, точно пожарная каланча. К груди он с материнской нежностью прижимал большой мешок, судя по страдальческой гримасе, тяжеленный. Занятный такой! Почти овальной формы с едва выпирающими холмиками, будто тряпьё завязали в аккуратный без "ушек" узел, тот узел положили в куль, куль обернули замшей, а уж потом сунули в мешок. Интересно, а в сердцевине что?
  По голове точно кадилом ударило: любопытство есть порок! Виттор, чухнувшись, поднял взгляд и увидел, что и мирянин смотрит на него. И идёт тоже к нему!
  А глаза-то чёрные!
  ...И отметит Мрак прислужников своих, дабы призвать в день...
  - Господин Лер! Господин Ле-ер! Во-он на той телеге двое едут - устраивайтесь! - зычный окрик купца вывел из ступора.
  Незнакомец приветственно кивнул, завернул по широкой дуге и пошёл, куда указали, чуть сутулясь под тяжестью ноши. Виттор едва мысленно не выругался: подумал невесть что, а тот просто искал свободную телегу. А глаза? Ну что глаза? У каждого третьего мирянина глаза тёмные, может, и у этого не чёрные вовсе, а тёмно-карие. Плохо другое. Мирянина зовут Лер, и не фамилия это, а самое настоящее имя. Нельзя спрашивать имён, таков закон проводников. Кто угодно может погибнуть на тропе и как угодно. Если знаешь имя человека, волей-неволей начнёшь вспоминать и винить себя в его смерти. Поговаривают, правда, ночью и во хмелю, будто тем самым даже поднять можно. Так к кому в гости пожалует разупокоенный?
  Пока что к задумавшемуся проводнику жаловал хозяин обоза, довольный донельзя.
  - Хм? - Виттор, подобравшись, заломил левую бровь.
  Мирянин косо глянул на новенького - не смотрит ли - и зачастил точно маслобойка:
  - Да вот привязался вчера в харчевне - возьмите да возьмите, мол, не объем, не нагружу, а случись что, и помочь смогу. Я хотел послать было - чужак всё ж, мало ли... Но... - купец подался так близко, что проводник понял: в харчевне, где завтракал мирянин, кухари чересчур увлекаются чесноком. - ...но платит он самоцветами. Ну какая вам разница? Человеком больше, человеком меньше... А камушки-то всякие разные! А он говорит, мол, любые на выбор возьмёте... И все огранённые! Ну господин Вольский! Ну что вам, а? Возьмём обузой? А? А-а!
  Нутром почуяв ответ, мужчина заулыбался в тёмную бороду.
  - Гм-да, - медленно кивнул Виттор. Новый мирянин ему не понравился. А если говорить начистоту, то совершенно, окончательно и бесповоротно был противен. Но платила "обуза" каменьями, так что надо если не привыкнуть, то хотя бы стерпеться.
  Когда ворота Краснодольска остались далеко позади, Виттор позволил себе мысленно выдохнуть. Благословен буде Свет!
  Никто из торговцев-мирян не догадался, что этот поход первый для него, а несколько лишних годочков прибавить несложно. Достаточно дня три не бриться и не спать.
  
  ГЛАВА 2
  
  Ни разу мама не ударила ни меня, ни сестрёнку, хотя подчас я сама, забывшись в пылу спора и вдруг осознав, какие недостойные дочери и девочки вещи говорю, понимала, что заслуживаю если не затрещины, то хорошего шлепка точно. Соседские ребята с нами не играли, предпочитая сторониться поодиночке и нападать ватагой, зато каждого из них хоть пару раз, да видела за старым гумном ревущим и потирающим зад. Сама благополучно пропустила время, когда дитёнка можно было уложить поперёк скамьи, а теперь он и вдоль не поместится, так что задушевные беседы проходят одинаково.
  - Перестань паясничать.
  - Что толку в питании, если накопленные соки девать некуда! - скрестив руки на груди и разглядывая относительно светлый потолок, горестно отвечал фей.
  - Ты не ешь мясо, но пьёшь молоко, и оно тебе сейчас необходимо.
  - Молоко было необходимо телёнку, которого оторвали от матери и продали неизвестно кому!
  - Тогда я оставлю его на столе, пусть скиснет и не достанется никому! - я попыталась нахмуриться и повращать глазами, как Вихор, когда вместо опохмелки Май бодренько зовёт его в дорогу, но не вышло. Бровишки тонковаты.
  - Жалко же, - фей забрал кружку, - а ты поклянись, что меня пустят на кулачный бой.
  - Как я могу поклясться за другого человека? Смотритель арены меня слушать не станет.
  - А вы с Вихором порознь ставки на меня сделайте, тогда точно пустят, - прищурился мальчишка. - Поклянись, что сделаете!
  Вот это да!
  Вряд ли удивление отразилось на моём лице, но Май уже почуял трещину в броне и накрыл кружку ладонью. Пальцы у него чуткие, ловкие, будто у карточного шулера или целителя, а на указательном - шрамик, оставшийся после того, как фей вознамерился пострелять из лука на ярмарке да тетива сорвалась.
  - Клянусь! - торжественно отчеканила я. По медяшке ломаной на тебя поставим, хитрюга!
  - По золотому!
  И что прикажете делать?!
  В Польской двинулись на рассвете. По словам местных, к вечеру как раз будем проезжать окружённое березняком озерцо, где Май сможет половить первые грибы, а Вихор, пока он не видит - рыбу.
  Рыбалка вообще штука занятная, а уж в нашем исполнении прямо-таки смех до колик: пока один, затравленно озираясь, удит, другой стоит на стрёме и, если что, отвлекает фея. Едва за берёзами перестала мелькать расшитая зеленью по рукавам и вороту рубашка, мы с Вихором кинулись к мешку за лесой, да так споро, что столкнулись лбами. Я точила зуб на золотого карася, дразнившегося аппетитным, уже румяным боком, когда с охоты вернулся Май, и кузовок выпал из повисших плетьми рук. Надо видеть его лицо в такие моменты! Рыбка уплыла в необъятную утробу Вихора, но я не расстроилась: белые грибы оказались крепкими, ладными как на подбор.
  В рощице и заночевали, причём, Май не пожелал расставаться с огрызком розового корня, который целый день вез в руке. Даже по грибы с собой брал. Когда с первым лучом солнца плотоядный куст замер, мы его выкорчевали и сожгли на закопанном схроне (пусть люди думают, что кто-то делал там привал), но перерубленный отросток фей забрал с собой, мол, после оживит и высадит у нашей зимовки вместо собаки. Я даже не сразу поняла, что он шутит...
  А вдруг - нет?!
  К полудню четвёртого дня вскарабкались на холм, где дорога троилась, одинаково круто ухая вниз, и я машинально обернулась к западу. Хмарное Изложье отсюда не видать, но порой ветер за вёрсты вместе с туманом и сыростью несёт оттуда то ли шёпот, то ли плач. То ли вой. В нежизни б не поверила, не услышь однажды сама. А может, морочило, кто знает? Но место тёмное, да и слухи о нём ходят... разные. Поговаривают, в мёртвой чаровничьей башне, что стоит под защитой лесов и сизой мглы в самом сердце Изложья, спрятаны немыслимые сокровища, но даже я туда соваться не хочу. Риск не оправдан.
  Вот если предложат тяжёленькое, блестящее, материальное злато, тогда ещё подумать можно. Наверное, в череде моих предков невесть как затесались крылатые змеи, иначе откуда такая страсть к накопительству?
  Польской оказался крепостью, вкруговую обросшей посёлком, а тот, в свою очередь, высокотравным лугом. Вихоркина Морошка намерилась было податься к товаркам в табун, и только хозяйский пинок от щедрот душевных её вразумил. Судя по блеску Майкиных глаз, с пяток солёных сухарей на ужин "бедной лошадке" обеспечен. Внутри ездить верхом не полагалось, так что лошадей за плату, которую даже я сочла разумной, оставили в предусмотрительно выстроенной для этих целей конюшне. Вихор взялся подыскать нам удобный и недорогой ночлег, а мы с Маем решили прогуляться по базарной площади. Ярмарка только через неделю, и гостей крепости пока заманивали, угощая разнообразным печевом, жаревом и традиционной для подобных праздников медовухой. Не было ни толпы, ни потешников, ни ряженых. Дурацкой арены, к счастью, тоже.
  Моё внимание привлекла румяная девушка с тугой, будто золотой пшеничный колос, косой, лукаво переброшенной через плечо и подвязанной синей лентой в тон глазам. Хороша девица - загляденье! То, что надо.
  Я подтолкнула фея к прилавку.
  - Май, купи нам шанежек.
  - У этой? Не надо.
  - Почему? - посторонившись, пропустила мужчину в овечьей безрукавке, которому, судя по отборной ругани, так и сыпавшей в стороны, даже собственная дверь ходить мешает.
  - Плохие! - отрезал фей.
  - Да почему?!
  - У неё на руке полоска от браслета ещё не загорела, выходит, муж меньше года назад умер. А она траур не держит. Одета дорого, значит, не нуждается, но зачем-то пошла торговать, притом, дрянными шанежками. Наверняка впервые пекла. А глазами так и стреляет. Никто из своих к ней не пойдёт, чтобы не судачили потом, а на чужака всё спихнуть можно, мол, не она, а он, негодяй, её обесчестил и ушёл.
  -...а как утоп, никто и не видал, только через седмицу в сетях... - краем уха зацепила я обрывок разговора. Две базарные бабы - носатая и глазастая - почуяв чужое внимание, умолкли.
  Май настойчиво потянул за рукав.
  - Давай лучше вон у той маковников купим? - он кивнул на мрачную, бледную женщину, от которой горем разило за версту. Странно.
  Молча кивнув, перехватила фея под руку. Так спокойнее будет: говорят, на ярмарках детей сманивают, и, кажется, начинаю в этом убеждаться. Но Май, надо признаться, удивляет меня всё больше. Даже я почуяла лишь тень траура, точно по издохшей собаке, а он - полоска! Шанежки плохие!
  Вот интересно, успел ли её муж злато перед смертью прикопать? Люблю кулаков.
  А маковники и впрямь оказались хороши!
  
  
  
  К вечеру мы нагуляли аппетит и промотали серебряный. Вихор, плюнув, обозвал нас "раздолбаями", на что Май взъерошился, а я пожала плечами, мол, не твою же долю транжирили. Хотя поселянину было чем гордиться: постоялый двор "Сверчок и шесток" действительно оказался и недорогим, и удобным. Когда перевалило за полночь, мы с Маем, оставив Вихора в компании картёжников на первом этаже, в обнимку поднялись к нему в комнату. Судя по глумливым рожам местных, подумали они как раз то, что надо.
  Отлично.
  Предрассветный час, что люди прозвали временем между собакой волком, трудно с неоспоримой уверенностью отнести к ночи либо утру. Первое мне ближе по натуре, хотя и яркие летние зори люблю. К зиме равнодушна: ночи слишком светлы, а рассветы либо алые, либо вовсе никакие, бесцветные, точно смотришь на них сквозь пыльное, мутное стекло.
  Мы с Маем выбрались за полчаса до урочного времени в густую по-летнему синеву, оставив за спиной гостеприимный квадрат окошка на втором этаже. Ветер сменился на западный, и фей моментально продрог даже в вязаной двойной нитью безрукавке, хотя зубами пытался не лязгать и уверял, мол, сейчас обвыкнется. Угу, подозреваю, что за изнеженный сорняк греется в плащике из дорогой лавки. Проводили меня до крепостной стены, подсадили и клятвенно обещали дождаться. Ещё бы! Май ловкий, и с разбегу запрыгнет, а я? Однажды пыталась штурмовать невысокую в общем-то стену посада, а в результате изгваздалась, нападавшись, так, что когда утром ворота открыли, ко мне с радостным визгом побежали здороваться поросята. Правда, дело было по осени, и засыпала я на ходу.
  Я поправила на плече котомку с гостинцами, не оборачиваясь, махнула рукой мерцающей над стеной белой голове Мая и бодро зашагала на работу.
  Все кладбища похожи, а разнятся количеством могил да соотношением каменных надгробий с деревянными. Первых здесь было около трети, даже склеп имелся, значит, Польской - крепость не бедствующая. Горожане с поселянами, надо думать, тоже. Говорливые однозначно. Это мирянин скажет, мол, тишь как на кладбище, но он просто не хочет прислушаться. Не успела я миновать первую могилку, как началось:
  - Слышите, слышите?..
  - Слышим...
  - Чужая...
  - Зачем пришла?..
  - О! Девица! Наклонись - за косу дёрну!
  - Цыц, дурень! Мора это...
  Мёртвые примолкли, только слышался изредка возбуждённый, но невнятный шёпот. Я остановилась.
  - Мир вам да покой, люди! - поклонилась на четыре стороны света. Они этого не увидят, но, входя с просьбой в чужой дом, принято кланяться. А оттого, что человек умер, он не перестаёт быть человеком.
  - Ишь ты! - послышалось лукавое шамканье.
  - Ой, деда Пиня, а тётя нас слышит?!
  Я против воли поморщилась. Несправедливо, когда звонкие, чистые голоски идут из-под земли, им бы в малиннике с птицами соперничать.
  - Я к господину Лекою на поклон пришла.
  - К Леке-то? Так иди прямо, через десять могил Ефимья лежит...
  - Туточки я! А Лека - рядышком, через две свободные!
  Кивнув сама себе, я пошла, куда велели.
  Слово "свободные" вовсе не означает, что могилы пусты. Просто люди уже переродились. Никто не знает, когда ему суждено умереть, и вернуться - тоже. Бывает, душа заперта в мёртвом теле десятилетиями, а иной раз в могиле не успевает побывать: на одном конце посёлка старик умирает, на другом - ребёнок рождается, нередко в рубашке. Счастливый, значит.
  Как ни странно, могила Лекоя под молодой сосенкой оказалась ухоженной или, как говорят поселковые, "присмотренной".
  - Здравствуй, незваная гостья, - глухо прошелестел мертвец.
  - Но жданая, верно? - усмехнулась я. Присев на скамейку, выложила из кулька в щербатую миску гречневую кашу, чуть сдобренную маслом.
  - Жданая...
  - Мир тебе! - Налила стопочку разбавленного спирта и покрыла её ржаным ломтём, как положено.
  - Ты зачем пришла? Тяжко...
  - Посидеть, поговорить. Может, хочешь знать, как живётся без тебя в миру?
  - И как? - равнодушно спросил тот.
  - Как? Да хорошо в миру! Снега по весне долго сходили, так что урожай будет славный. Скотина в траве разве что не купается, птица несётся, будто на спор. На грядущей ярмарке лишнее продать можно. Так что за жену не беспокойся, с голоду не умрёт.
  - Да хоть бы и померла!
  - Так это она тебя утопила?
  - Да нет... Ещё по первотению хлебнул лишка да на солнышке разомлел. А вода-то уже ледяная. Вот и...
  - Сердце прихватило.
  - Сердце... Давно ныло. Из-за жены, шалавы, и запил!
  - Понятно...
  - Что тебе понятно, мора?! - неожиданно озлившись, яростно перебил мёртвый. - Что?!! Ты же ничего не чувствуешь и не почувствуешь никогда! Ты хоть знаешь, каково это, когда сердце болит?!
  - Не знаю. Но от этого не страдаю, - пожав плечами, я полезла в карман за семенами.
  - Зачем пришла?
  - Сказала же: посидеть, поговорить. Может, передам чего.
  - А передай, мора... Хотя... - ободрившийся было голос осёкся. - Нет. Не тревожь её, не надо... Тяжко... Уходи, бессердечная.
  Отчего-то слово уязвило в это самое сердце, которое бьётся, только притворяясь живым, но ничего не чувствует. Мёртвые не умеют лгать.
  Я поворошила пальцем семена на ладони. Многовато черпнула.
  - А ты, ждущий перерождения, знаешь, каково это - уйти навсегда? Нет? Я тоже пока не знаю. И у меня тоже есть семья. Обычные миряне, которые живут в обычном посаде и растят на продажу обычные розы. А ещё один - со мной. Понимаешь, Лекой, я не хочу, чтобы они нуждались или страдали, когда я действительно уйду.
  Помолчав немного, мертвец спросил смягчившимся, усталым голосом:
  - Так тебе деньги нужны?
  - Да. Злато в миру лишним не бывает, - люблю это слово.
  - Что ж, скажу я, где схрон. Но поклянись, что половину отдашь, кому велю!
  - И сколько там? - безразлично спросила я.
  Мёртвый сказал. Хм, пожалуй, не грех и поделиться.
  Лекой доходчиво объяснил, сколько шагов на север надобно проделать от большой мусорной кучи в овражке на окраине посада и как глубоко рыть. Тьфу ты, ещё бы за нужником прикопал!
  - А половину отдашь Райне, она в посёлке, не в крепости живёт - там и поспрашиваешь! - назидательно закончил мёртвый.
  - Светлокожая, темнокосая, синеглазая, а на левой щеке - родинка. Маковники печёт - язык проглотишь! - я сразу припомнила давешнюю бледную торговку. Так вот по кому она тоскует.
  - Видела её?!
  - Видела. Может, помогу чем? - я пересыпала семена с ладони на ладонь, и одно упало на землю. Случайно.
  Мёртвый забеспокоился.
  - Помоги! Работала она у меня батрачкой в поле, да я, дурак, всё на сторону смотрел - каменья драгоценные искал. Нашёл стекляшки крашеные, а бриллиант-то под носом сверкал! Теперь глаза вовсе ослепли. Она приходит - а я не вижу!
  - Увидеть её хочешь.
  Это был не вопрос.
  Я опустила семена в ямку, прикопала землёй: к второсвету бессмертник вырастет и зацветёт. Вроде бы, желание покойного исполнила и, чем смогла, отплатила, но что-то держало. Слишком просто, без традиционных загадок и прочих околостей, достался мне горшочек, а где лежит бесплатный сыр, все знают.
  Отряхнув налипшую со скамейки хвою, я бодренько развела руками:
  - Ну что, люди, никто ни о чём спросить не хочет?
  Если каждый из посыпавшихся вопросов заменить горошинкой, то надо мной через час красовался бы курган!
  С первыми лучами солнца мёртвые притихли. Зато оживилась мошкара. Четверть версты, что разделяла посёлок и кладбище, я пробежала, подпрыгивая, как коза, по пояс в росе, с комариным шлейфом за спиной и репейным болом в косе. "Ку-ку-куда?!!" - поселянский менестрель при виде потной меня чуть не свалился с венчающего заборчик битого горшка.
  Май вышел из тени крепостной стены и, покраснев от распирающего смеха, сжал губы в ниточку.
  - Только попробуй вслух! - мрачно пригрозила я, выдирая последние репьи.
  - Хелия, у тебя... ну, трава за пояс зацепилась.
  Я обернулась. Отлично! Так через весь посёлок я гордо вышагивала, подметая дорогу хвостом! Понимаю теперь Петькино изумление, решил, небось, что и к нему на забор кукарекать полезу.
  У-ух! Не люблю, когда Май подкидывает меня слишком резко. Вот дождётся, промахнусь как-нибудь мимо гребня и стану из бессмертника песчаного бессмертником дорожным, помятым.
  - Я нечаянно! - сконфузился фей, "пристенившись" на корточки рядом.
  В этот момент порыв западного ветра принёс не вой даже, а лишь его эхо, но пробрало до костей. Я ощутила себя точно под стеклянным колпаком, выставленным на трескучий мороз. И не выбраться никак, только один путь - в землю.
  - Ты слышала? - встрепенулся фей, выводя меня из ступора. - Они тебя звали?
  - А?
  Я плотнее прижалась к Маю, слушая стук его сердца. Тёплый, земной, частый-частый. Заледенелый колпак обхватили две горячие ладошки, живым теплом растапливая цепенящий могильным холодом иней. Понемногу отпустило, я огляделась. Хорошо же мы смотримся при бледнеющей луне на самом гребне крепостной стены, как ещё стража не заметила!
  - Хель, тебя звали, да?!
  - Пойдём-ка спать.
  - Хели... чхи! - Май с опаской шмыгнул в рукав.
  - Та-ак! - прищурилась я. - Не пролежать бы тебе, дружочек, с насморком все кулачные бои!
  Фей спрыгнул на землю быстро, а главное - молча.
  
  ***
  
  
  1. Миниглоссарий. Пока объём текста невелик, может пригодиться.
  
  Месяцы. Поскольку религия подразумевает чёткое разделение на свет и тьму, то год делится по принципу суток. Лето - свет (первосвет, второсвет, третьесвет). Осень - сумерки или тень (первотень, второтень, третьетень). Зима - ночь (первоночий, второночий, третьеночий). Весна - заря (первозорий, второзорий, третьезорий). Сами времена года называют и так, и по-святительскому (церковному).
  
  Власть принадлежит храмовникам-святоносцам. Саны разделены по ступеням:
  1-3 Проводники.
  4 Просветители
  5 Змееборцы или инквизиторы, охотники на чаровников.
  6 Знаменосцы или уста и воля отца-Святителя.
  7 Святитель - глава ордена, живущий в городе Святограде в башне Бель.
  
  Населённые пункты. Посёлок - село, деревня. Посад - город с деревянной стеной. Крепость - город с каменной стеной.
  И посад, и крепость также называют просто городом.
  
  Все всё поняли?;)))
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"