Лесунова Валентина : другие произведения.

Интим при свечах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    4 главы романа "Интим при свечах"
  Содержание
  1 Весь мир уродов, я одна в белом
  2 Как сохранить любовь в браке
  3 Праведник
  4 Гении тоже ошибаются
  
  
  
   1
   Весь мир уродов, я одна в белом
  
  Тротуар даже не качался, а вздымался волной. Я повернула к дому и увидела кошек, они разноцветными комочками сидели у подъезда, дремали в лучах заходящего солнца.
  Значит, это не землетрясение. Неустойчивость была во мне. Что-то там нарушилось. Меня подбросило без видимой причины, падая, я успела ухватиться за перила ступеней. Пугающее ощущение: я не владела своим телом. Ноги отказывались передвигаться, но я упорно ползла вверх и даже тащила сумку с тетрадями. Двадцать первый век, лучше бы берегли легкие планеты! Но разве им, уродам, докажешь! - выплыл голос Ксюхи. Дальше провал.
   Пришла в себя от незнакомого мужского голоса.
   - Рановато болеть вашей жене, молодой человек. Что же вы ее не жалеете? Скандалили, наверное, вот и подскочило давление.
   - Нет, нет, работа ее доконала. Она учительница в школе.
   - А, - протянул врач.
   Ничего больше не сказал, оставил справку и ушел. Мне стало жаль Павла, досталось ни за что.
   Он потом ехидничал:
   - За сумку держалась до конца, даже дверь открыла сама ключом. И что самое интересное, упала на ковер.
   Через неделю закончились занятия у второклашек, их перевели в третий класс, и я написала заявление на отпуск с первого июня.
   - Как? В день защиты детей вы собрались отдыхать? - возмутилась завуч Толибабина.
   - Из меня защитница, увы, не получится, - я протянула ей справку.
   Она долго изучала, поджав губы, и с обиженным лицом подписала заявление.
   Я вышла из школы с ощущением, будто вырвалась на свободу. Дома Павел в восторге исполнил танец: нечто среднее между полькой и вальсом, - и полез целоваться. Я по привычке стала отбиваться, пока не вспомнила, что завтра идти в школу не надо.
   Бедняжка, давно перестал даже пытаться соблазнять меня. Вечером старательно мыл посуду и садился к телевизору.
  
   Я себя не узнавала, прижималась к нему и с наслаждением вдыхала запах крема после бритья любимого мужчины. Но он отстранился, посмотрел на часы и вздохнул.
   - Увы, спешу в вузик.
   - Никак? Никак?
   - О, мне это нравится, - обрадовался он.- Постараюсь прийти пораньше.
   Не успела закрыть за ним дверь, зазвучал вальс Свиридова.
   - Ленк, ты что? Почему не сказала, что ушла в отпуск? - услышала я Ксюхин голос. - Ты предательница, вот ты кто, - она заикалась от возмущения. - Как без тебя день детства будем проводить? Мои восьмиклашки потом спокойно разойдутся, а твою малышню собирать надо, разбегутся, кто куда. Как ты можешь бросить собственных детей?
   - Ну, не собственных, у них есть родители. Ты тоже попросись в отпуск.
   - Так просто?
   - Не злись, а? Можно в этом году конкурс рисунков на асфальте как-нибудь без меня? Прыжки в мешках, перетягивание каната и бег задом наперед, тоже без меня, а?
   - Как же я?
   - Пиши заявление, Толибабина сегодня добрая. Подписала мне, подпишет и тебе.
  Я не верила, что завуч отпустит Ксюху, но хотелось, чтобы подружка отстала, хотелось покоя.
  
  Вечером, когда Павел вернулся из вузика, я, как бы случайно, оказалась рядом с ним, и он вроде бы потянулся ко мне, но не повезло, опять позвонила Ксюха.
   - Смотрю в зеркало и не узнаю себя: глаза больше твоих стали от удивления. Толибабина подписала заявление. Ленк, это чудо какое-то! - радовалась она. - Что-то случилось с нашим завучем. Может, ее кто-то замуж берет?
  Я представила Толибабину в неизменно коротком платье, торчали острые коленки. Тонкая талия туго затянута широким поясом. Крутые бедра, слишком крутые, и зад - так и хочется воскликнуть: мы тоже умеем подкачивать мышцы, не хуже бразильских красавиц! На груди пятого размера медаль отличника просвещения.
  "Секс - бомба" - уважительно называл завуча пожилой физрук. Мои второклашки ее боялись. Я тоже.
   - Ленк, что ты молчишь? Не рада? Представляешь, как мы станем классно отдыхать! На море ходить каждый день. И не спорь.
   - Рада, конечно, - отозвалась я без энтузиазма. В понятие отпуск море не входило, только диван, детективы и свежие фрукты.
   Павла рядом не было, сбежал к телевизору.
   - Нет, ты не рада. Что опять не так? - возмутилась она. - Ты забыла? как мы в прошлом году каждый день тащили детей по жаре в парк, потом бегали с ними по лужайкам с мусором, вокруг поломанных скамеек, играли в идиотские игры и постоянно считали, как бы кто не потерялся. Потом тащились в школу на обед. А в школе ремонт, стучат, пилят, и запах краски. Ну, кому нужен летний лагерь в школе?
   - Наверное, кому-то нужен. Родителям, например: дети накормлены и под присмотром.
   - Помнишь, как сбежали двое мальчишек? Ночь наступила, а мы их искали по разным адресам, пока они в море не накупались. Ой, Ленк, забудем до следующего лета.
  
   Я бы с удовольствием забыла Ксюху до осени. Она самая близкая подруга, с детства, вместе учились в школе, вместе пять лет в университете. Правда, на разных этажах, - она училась на биолога, я на филолога. Потом дружно направились работать учительницами в нашу двадцать вторую школу. Привыкли вместе. Но сейчас я мечтала отдохнуть и от нее тоже. Мой класс второклашек и ее кабинет природоведения рядом, отделяет нас тонкая стена. Почти каждый день она слышит меня, я слышу ее. Мы обе устали, к весне превратились в учителок с оловянными глазами, в которых отражался серый мир уроков.
   Нужные бумаги играли со мной в прятки. Я теряла конспекты занятий, на уроке не могла сосредоточиться, дети кричали до посинения. Удивительно, почему у них ничего не рвалось внутри. Кричали по нарастающей, я присоединялась и начинала кричать тоже, они пугались и замолкали. Потом болело горло, и терялся голос, - профессиональная болезнь учительниц.
   Приходила домой, проверяла тетради, готовилась к урокам. За полночь ложилась и проваливалась в сон без сновидений. Ночью вставала, проверяла портфель, все ли уложила для занятий. То ли спала, то ли нет, боялась проспать, вскакивала утром, бегала по квартире, будто кто преследовал меня, мчалась в школу, повторяя про себя, только бы день прошел спокойно, только бы ничего не случилось.
  
   Случилось, в мае, попался Семен из моего класса, в туалете, вдыхал запах какой-то дряни из полиэтиленового пакета. Застукала Толибабина. Он успел пакет выбросить в окно. Услужливый физрук бросился искать, не нашел, кто-то подобрал. Толибабина долго допрашивала Семена, он мотал головой и повторял: "Я ничего не делал".
   Семья Семена считалась благополучной. Отец, шофер такси, много зарабатывал, у сына всегда были карманные деньги. Щедрый Семен приносил конфеты и угощал всех в классе. Я не поощряла, но как запретить делиться с другими? Видимо, семья у него такая, щедрая, дети повторяют своих родителей.
   Отец его, крупный, с пивным животом, встречал сына после уроков, иногда на машине, иногда своим ходом. Я наблюдала, как мальчик сбегал с крыльца школы, бросался к отцу и повисал на его руках.
   Веселый, счастливый мальчик, не помню, чтобы пропускал занятия, вдруг заболел и долго не приходил в школу. Когда пришел, я его не узнала: тихий, молчаливый, неулыбчивый.
   Спросить его, что случилось, я не решилась. Нужно подождать, когда он сам все расскажет. Или расскажут его друзья. Дети неохотно пускают взрослых в свой мир.
   И дождалась, когда мы пошли всем классом на экскурсию в картинную галерею. На обратном пути я разрешила детям купить мороженое. Семен стоял в стороне. Кто-то сказал, у него нет денег, потому что их бросил отец.
  Я купила эскимо. Семен согласился взять, только когда я сказала, даю в долг. Деньги он отдал на следующий день.
   Так просто, отец Семена встретил другую женщину и уехал с ней в неизвестном направлении. Мать запила, мальчик появлялся в школе к середине урока, а то и в конце, неухоженный, в рваных кроссовках на босых, посиневших от холода ногах.
   - Где твои носки? - спрашивала я.
   Он удивленно смотрел на ноги, будто только увидел, и тихо отвечал:
   - Не знаю.
   После того, как Толибабина застукала Семена в туалете с полиэтиленовым пакетом, вызвали его мать.
   Пришла полноватая женщина, неряшливо одетая, плохо причесанная, с красными заплаканными глазами и впала истерику: неправда, ничего такого он никогда не нюхал, он никогда ей не врет. Ее сына оклеветали.
   А меня потом склоняли на педсовете. Склоняла Толибабина. Я отстраненно слушала о позорном событии в стенах прославленной в веках школы. Педагоги, молча, сочувствовали и радовались, что буря прошла мимо. Ксюха тревожно поглядывала на меня, боялась, что выступлю с ответным словом. Но я не собиралась раздувать скандал, Семен уже достаточно настрадался.
   Зато дома оторвалась на Павле. Преподаватель университета, - как звучит! Доцент! Кандидат наук! Студент - наркоман? Вся группа, весь курс наркоманов? Это их выбор. Необыкновенная легкость бытия: препод вузика ни за что не отвечает. Даже за то, что берут деньги за учебу с дебила, лишь бы платили. Тупой студент, тупая школа, тупая страна, весь мир уродов, я одна в белом.
   - Что опять случилось? - устало спросил Павел. - Не нравится? Меняй место работы. Если хочешь, поступай в аспирантуру.
   - Муж ты или не муж? Посочувствуй, больше мне ничего от тебя не надо.
   Он хлопнул дверью, немного погодя вернулся, в одной руке полусухое шампанское, в другой шоколад.
   - Так шел по улице? - ужаснулась я. - Преподаватель высшей школы, с бутылкой!
   - В нашем вузике Толибабины не числятся.
   Я хотела напомнить, что она когда-то училась с ним на одном факультете, на одном курсе и в одной группе, но предпочла выпить, а не вдаваться в дискуссию о стервозном характере завуча.
   Шампанское подействовало так, как и ожидалось. Я успокоилась и согласилась с Павлом, да, увольняюсь, никаких больше школ в нашей жизни. Сижу дома, пока не найду себе что-нибудь интересное.
   На следующее утро вспомнила о том, что ухожу из школы, и испугалась. Как, бросить детей? Бросить Семена? Это невозможно! Больше не жаловалась.
  
   О, господи, сколько можно о школе думать. Надо запретить Ксюхе мне звонить, мешать семейному благополучию.
   Все так хрупко, изменчиво и далеко от идеала. Где, кстати, мой не идеальный муж?
   Из гостиной доносились крики и выстрелы.
   - Иди ко мне, кино интересное, - позвал Павел.
   Я прилегла на диван, рядом с ним, уснула и оказалась непонятно, где: мраморная лестница, широкая, уходила высоко в небо. Треснувшие ступени с отбитыми краями засыпаны осенними листьями. Я внизу, рядом со мной Ксюха с огромным красным яблоком. Мне почему-то известно, что оно внутри гнилое. Такое красивое и гнилое. Никто не знает, а я знаю.
   По ступеням, засыпанным жухлыми листьями, спустился незнакомый молодой человек. Улыбнулся и протянул мне визитку:
   - Возьмите, пригодится.
   Ксюха ухватила меня за руку и заговорила часто и взволнованно:
   - Иди, не пожалеешь. Я там уже побывала и как заново родилась. Я летаю, камень с души, такая радость на сердце. Иди же, поймешь, наконец, что такое свобода.
   - Нет никого свободнее птички, - возразила я.
   Нет, не я. Не мой голос. Кто-то другой сказал, незримый. Возможно, из телевизора.
  
   Лестницы не стало, яблоко оказалось в руке молодого человека. Где Ксюха? Куда она делась?
   Я одна, на пыльной улице. Какие-то задворки с мусором.
   Тот же молодой человек, но уже без яблока.
   - Значит так, идете прямо, потом налево, увидите железную дверь. Стучи, откроют, - он взмахнул рукой, и я пошла.
  Оглянулась, рядом с ним стояла Ксюха и с ужасом смотрела мне вслед. Мафия, - испугалась я, - кругом мафия. Мы с Ксюхой попались. Но продолжала идти и наткнулась на гладкую стену и железную дверь, без крыльца, без ступеней. Прорубили вход жаждущим. Какими выходят, скоро узнаю.
   Неизвестно откуда явилась пышная дама. Ухоженная блондинка. Лицо незнакомое: круглое, щекастое, губы надутые, рот слюнявый, - переборщила с ботаксом. Загородила вход, плотно так встала, не обойти. Губы что-то шептали. Не слышно, но я поняла: цена во много раз больше, чем обещала мне Ксюха. Опять подружка приврала, с ней случается, не из-за выгоды, а по привычке. На всякий случай.
   Дама глубоко вдохнула и со свистом выдохнула, вытянув губы в трубочку. Я сунула в её пухлую ладонь красную десятку. О полусотне пусть помечтает.
   Она исчезла, я оказалась в тесном пространстве комнаты. Длинный ряд кроватей с узкими проходами. Тюрьма? Нет решеток на окнах. Больница? Или склад мебели?
   На стуле мужчина, за сорок, кого-то напоминает. Ах, да, постаревший молодой человек, тот самый, который спустился по мраморной лестнице. Я села на стул, напротив, и пожалела, подол короткой юбки задрался чуть ли ни до трусов. Мужчина не отрывал взгляда от моих ног.
   - Вы верите экстрасенсам? - спросил он.
   - Про сглаз и про вампиров не надо, очень прошу. Ни в какую нечисть я не верю.
   - Чего вам хочется?
   - Чего может хотеть женщина?
   - Любви, - он помолчал, - в вашем понимании. Для вас это понятие растяжимое. Например, вы любите зеленый цвет.
   - С чего это вы взяли? - я увидела, как по моей ноге ползла зеленая гусеница.
   - Много думаете, это вам мешает.
   Гусеница доползла до ногтя большого пальца и исчезла.
   - Нет-нет, я не такая.
   - А какая?
   - Мне важны настоящие чувства.
   - Естественно, как иначе. Вы, как все девицы, ждете принца.
  Он не спросил, а сказал утвердительно. Мне это не понравилось.
   - Моя жизнь не настолько безнадежна. Принц уже есть, самостоятельный, умеет зарабатывать.
   - Вы любите деньги? Они вам нужны?
   - Кому они не нужны? Вам?
   - То, что нужно, у меня есть, - туманно ответил мужчина.
  Я не стала уточнять. Догадалась, сейчас спросит, о чем мечтаю, и поспешила ответить:
   - Больше всего на свете люблю путешествовать.
  После такого ответа нормальные люди вопросов не задают. Но он спросил:
   - Для чего?
   - Для собственного удовольствия, - ответила я и проснулась от раздражения.
  
   Я лежала в своей постели, и на мне была голубая пижама с ромашками. Значит, Павел переодел меня и перетащил сюда с дивана. Мог ведь разбудить, но не захотел, заботливый. А я проспала до самого утра.
   Он, уже одетый, в строгом костюме, рылся в своем портфеле. Вытащил сначала красную папку, в ней конспекты лекций, потом синюю, с рефератами студентов. Сколько помню, цвета не менялись. Склонился над мобильным телефоном, ага, проверяет сообщения, - сборы в институт на последней стадии. Что-то его заинтересовало. Почесал затылок, на любовное послание не похоже.
  
   Как не ревновать, если на его лекциях сидят пылкие студентки. Я ведь тоже когда-то такой, влюбчивой была. "Ленчик, не придумывай. Изменить тебе? Со студенткой? Ты видела, как они одеваются? Бельем наружу".
   Сомнительный аргумент успокоить жену. Вдруг явится юная студентка, одетая как английская леди, в строгом костюме, на породистом пальце тонкое золотое колечко с бриллиантом. И никакой косметики.
   В мою сторону он не смотрел, и не замечал, что слежу за ним. Сделать вид, что только проснулась? Откинуть одеяло и потянуться, выгнуться всем телом? Жаль, на мне не соблазнительная ночнушка в кружевах и с разрезами. Еще лучше голышом пройтись, ему бы понравилось. Но он зачем-то натянул на меня не эротическую пижаму. Я для него сексуально не привлекательна?
  
   - Проснулась? - спросил он, не поднимая головы. - Спала бы еще, отдыхала.
   - У тебя лекции сегодня?
   - Нет, последний экзамен.
   - Что потом? Отпуск?
   - Нет, практика. Через неделю.
   - Куда на этот раз?
   - Восточное побережье Крыма. Как обычно, морская фауна.
   - Почему не западное?
   - Не злись, а? Ты же знаешь, в городе останутся преподаватели, у кого маленькие дети.
   - Когда увидимся? Осенью?
   Наконец посмотрел на меня. Да, мне не нравится, что уезжает, снова, как и год назад, проводить буду свой отпуск одна. И Черное море с Крымским солнцем не в радость. Да, ревную. Да, не нравится. Никогда не нравилось, особенно когда сразу после свадьбы он уехал со студентами на весь август. А я на даче вместе с его матерью занималась заготовками. Терпеть не могу солений! Только варенье, клубничное, и то чуть-чуть, с чаем.
  
   Когда он вернулся, загорелый, как мне показалось, очень довольный, я сказала ему: разводимся. Сумел, отговорил. С тех пор продолжает каждое лето ездить на практику со студентами, правда, больше не предлагает мне проводить время на даче с его родителями.
   Он что, так и уйдет? Одна нога в мою сторону, другая - на выход. Иди уж. Отпускаю. Я взмахнула рукой, он шагнул в мою сторону.
   - Не злись, а?
   - Что, мне радоваться? Да?
   Он склонился надо мной, пахнул кремом с запахом пачули, прижал к себе, и прошептал на ухо: " Вечером зажги свечи".
   Что-то там внутри екнуло: дождалась, сам предложил. До вечера еще далеко, и я решила еще поспать.
   Окно было открыто, и сквозь приятную дрему донесся голос соседки: "Привет, Паша,- мягкое "ша". - Что за корм? А? Скажи, я тоже буду покупать. Кошкам нравится. Ты вон тому Кузьке больше насыпь, он куда-то пропадал, голодный.
   Павел что-то ответил, я не поняла. Такой он, заботливый, помнит о кошках из подвала и собачках с помойки. Рыжий кот Кузя, то худой, то толстый, то грязный, то с блестящей шерстью, его любимец, драчливый, приходится лечить его рваные раны.
   Сколько я обещала помнить о кошках, даже складывала объедки в полиэтиленовые пакеты и совала в холодильник. Потом, когда все покрывалось плесенью, выбрасывала.
  
   2
   Как сохранить любовь в браке
  
   Первый раз я зажгла ароматизированные свечи прошлым летом, поставила их на журнальный столик в спальне и позвала мужа, он принюхался, пахло лавандой, и тревожно спросил:
   - Голова не заболит?
   - Нет, наоборот, приятный, успокаивающий запах. Если хочешь, можно открыть дверь на балкон.
   - Не замерзнешь?
   - В июне?
   - Только начало лета, вечера еще прохладные.
   Он увидел коньяк, глаза его заблестели, кажется, угодила. Старалась, долго выбирала. Выбрала "Гвардейский", по совету продавца. И потому что понравилась этикетка: золотые звезды на темно- красном фоне. Праздничное сочетание.
   Я учла, что от коньяка захочу спать, алкоголь действует на меня как снотворное,
  поэтому купила еще шампанское. Для хорошего настроения хватит одного бокала.
   Уютный полумрак, тихая музыка, отозвались в душе приливом ласки и нежности, я почувствовала себя счастливой. Павел, наверное, тоже чувствовал что-то похожее, иначе ни за что бы не согласился отрываться на весь вечер от телеэкрана.
   "Почему мы раньше ничего подобного не устраивали?" - спросил он, когда осталось меньше половины коньяка. Я подумала, секса не будет, он слишком много выпил. Но ошиблась, все было, как раньше.
   Интим при свечах вскоре повторился. Правда, с наступлением июльской жары мы сделали перерыв до его приезда с практики.
   Осень повлияла на наши посиделки не лучшим образом: после второй рюмки коньяка он уже переставал меня слушать, погружался в свои экологические проблемы: короче, человечество вымирает, полный беспросвет.
   Будущее - мрак, зато прошлое, о, прошлое! Он погружался в события, которые кошмарили меня на уроках истории бессмысленными убийствами. Вся история бесконечные войны, удивительно, как мы, люди, выжили и так размножились.
   Павел рассказывал, я впадала в тоску. Но воспоминания о босоногом детстве, плавно переходящие в студенческие годы, школу он опускал, слушать еще скучнее.
   Он въезжал в свои любимые темы, а мне хотелось поговорить о нас, о нашей жизни. На фоне экономических кризисов, выборов, скачков цен и разводов знакомых хотелось верить, что мы вдвоем выдержим любые испытания.
   Что-то не так в наших отношениях, если мне нужны доказательства любви и верности. Если нет доверия, зачем жить вместе?
   Он рад, что у нас пока нет детей. Почти все друзья развелись после рождения ребенка. Какие дети, если человечество вот уж скоро погибнет, через полгода, месяц, неделю, завтра, пуск...
   Последний раз я зажгла свечи перед Новым годом, когда закончились утренники в школе. Не лучшая моя идея. С улицы доносились взрывы петард, со свистом запускались фейерверки, где-то сыпались стекла, срабатывала сигнализация, - ощущение загнанности, - не нравится, а изменить невозможно.
  
   Оживший телефон прервал мутный поток воспоминаний.
   - Ленк, привет, не разбудила? Что мне делать, а, Лен? Посоветуй. Ты столько лет живешь с Павлом, знаешь, как удержать его.
   - Я? Держу? Ты сдурела, Ксюха! Я никого не держу. Запомни, ни-ко-го.
   - Не злись, а? Помоги лучше. Андрей с утра уходит куда-то, полдня жду его. Каждое утро уходит.
  
   Андрей - ветер в поле. Он с ней, пока она не ограничивает его свободу. Но я об этом не скажу. Ксюха умная, сама все понимает. Но что поделаешь, - влюбилась.
   - На свидание ходят вечером, - напомнила я ей.
   - Ой, правда, не подумала. Куда тогда он уходит?
   - А ты спроси.
   - Говорит, солнечной энергией питаться. Утренней, когда солнце еще на востоке.
   - Значит, так и есть. Вспомни, как мы с ним познакомились. Забыла?
   - Вот именно, ловко он меня заманил. И теперь какую-то дурочку заманивает. Что мне делать?
   - Поищи в интернете, как сохранить любовь в браке.
   - Идиотские советы, вроде эротического белья, или помолиться и в храме свечку поставить. Или: девушка, столько нищих, а вы с глупостями. Помогите детям - сиротам и успокойтесь. Есть еще: они козлы, меня зовут Люся, давай встретимся, дорогуша.
   - Почему Люся? Уже было?
   - Писала одна, озабоченная, - неохотно ответила Ксюша. - Помоги, а, Ленк?
   - Может, ребенка родишь?
   - Андрей не хочет.
   - Да, наши мужчины комфорт любят.
   - Что за семья, а, Ленк, если я у всего мира спрашиваю, как ее сохранить?
   - Я подумаю, ладно? Ничего в голову не лезет. Мой Павел собирается на практику. Я вся в хлопотах.
   - Сочувствую, какое лето ты одна, - обрадовалась подружка. Ничто так не успокаивает, как неудачи друзей. - Присоединяйся к нам с Андреем.
   - Ага, солнечной энергией питаться.
  
   Не хотелось огорчать Ксюху, но я не верила, что Андрея можно заманить в брачные сети. Как-то все случилось неожиданно, встретились и сразу сошлись, - оба легкомысленные. Так бы и жили, без забот, если бы Ксюхе не надоела неопределенность.
   Той весной, когда она познакомилась с Андреем, я чувствовала себя давным - давно замужем. Приближалась круглая дата - пять лет брака с Павлом. Пять лет прошло с тех пор, как я студенткой - первокурсницей влюбилась в преподавателя вузика.
  
   Я писала дипломную работу о Достоевском. Братки Карамазовы, идиоты с бесами меня измучили.
   Ксюха не отлипала от зеркала.
   - Что ты паришься? Всем дадут дипломы, всем.
  
   У меня был Павел, семейная жизнь, депрессняк, а она полна надежд вот-вот встретить его, единственного. Весна, теплое солнце, - гулять бы, но меня постоянно клонило в сон. У нее все впереди, а у меня муж. Я даже ей завидовала.
  
   Она увлекалась геомагнитными полями. Или биополями? Одним словом, завихрениями, куда-то бегала, заводила новые знакомства. Вот и потащила меня питаться энергией. В местных теленовостях сообщили, что на территории Херсонесского заповедника обнаружили камень, что-то там излучающий. Излучение доступно только экстрасенсам. Так что не старайтесь, никакие приборы ничего не покажут.
  
   Чтобы не покупать входные билеты на территорию Херсонеса, Ксюха потащила меня к входу с другой стороны, там контролеров раньше не было. Но ворота оказались закрытыми. Я заметила невдалеке охранника.
   Обложили со всех сторон. Но Ксюха не такая, чтобы сдаваться. Лезть через забор из двухметровых металлических прутьев, заостренных на концах, я категорически отказывалась. Но пришлось, как всегда, уступила ей.
   - Других камней нет в городе? Обязательно нужно туда, где охрана. Без препятствий не интересно, - ворчала я, пытаясь остановить кровь из ссадины на коленке.
   Мы брели по раскопкам, мимо памятного знака - места крещения Руси князем Владимиром. Ржавела конструкция, похожая на легкомысленную беседку на чьей-то даче.
   Когда добрались до камня - излучателя, увидели, что место занято: на нем лежал мужчина, подставив лицо и голую грудь солнцу. Его лицо показалось на редкость красивым: тонкие черты, большие ярко голубые глаза, выгоревшие на солнце волосы, темные усики и аккуратная бородка.
  
   Вот уж третий год удивляюсь, как могла принять его за красавца. Обыкновенное лицо, скучное, и глаза обыкновенные. Раздражал пристальный взгляд, но я привыкла со временем. Усы и бороду он сбрил. Объяснил Ксюхе, что растительность на лице была вынужденной, потому что раньше встречался с женщиной старше его. В подробности не вдавался, мне это понравилось. Не трепло.
   Мне показалось, он искренне удивился: как, особый камень? Не знал. Ксюха захлопала, запрыгала, ах, ах, природная интуиция, ах, экстрасенсорные способности.
   - Естественно, девочки, как без них, - он с интересом смотрел на Ксюху.
   Она протянула руку и назвала себя. Он взял ее ладонь и стал с интересом рассматривать.
   - О, у нас есть будущее! Ксюша и Андрюша, - звучит. Приглашайте в гости.
   Я не успела возмутиться, Ксюха потащила нас к себе домой. Дома она только хихикала, совсем потеряла голову. Мне пришлось готовить чай и закуску.
  
   После ухода Андрея ничего не пропало, кошелек на месте, я специально проверила. Потом оказалось, что он давно окончил курсы экстрасенсов. Даже диплом нам показал.
   Значит, обманул нас, значит, не случайно лежал на том камень.
   Обманывают не совсем уверенные в себе люди, так цену набивают. Но это не про него. Просто он женщин не принимает всерьез.
  
   Ксюху жаль, она напоминает плотину, - пытается сдержать поток воды и направить на мирные цели. Чтобы удерживать, у подружки нет сил, остается только плыть по течению.
   Мне тоже плыть по течению? Значит, спокойно принимать, что Павел уезжает тогда, когда я в отпуске? Смириться с его ночами у костра? Гитара, песни и вопросы студенток: "Скажите, Павел Сергеевич, что такое любовь? Вы в нее верите?" И прочие глупости, и никаких забот.
   Спокойно, Елена, плохое настроение негативно отражается на внешности. Пусть Павел почувствует сегодня вечером преимущества женатого мужчины.
  
   Я занялась уборкой, потом мокла в ванной, наносила на лицо маску и прочее. Закончила процедуры, еще не одетая, точнее, голая, подошла к зеркалу, - увидела очень даже приятное лицо и стройное тело, как говорится, все на месте и без жировых излишеств. Может, ростом не вышла, сейчас в моде высокие и худые, но мужчины на улице с интересом смотрят на меня и оглядываются вслед. Павел подтверждает, оглядываются. Ему это нравится.
  
   Я прислушивалась к шагам на лестнице, ждала Павла, и вдруг позвонил двоюродный брат Глеб. С прошлой осени не звонил. А тут вспомнил и попросил забрать мать, то есть мою тетку, сестру отца, Татьяну Вадимовну, на одну ночь, жена выгоняет. Завтра он ее отправит к родственникам в Феодосию.
   - Это же твоя мать! Как можно ее выгонять? - возмутилась я. Интимный вечер при свечах вылетел из головы.
   - Достала! Ходит по квартире в панталонах, бережет юбку, и требует неукоснительного соблюдения режима дня. Ее режима. Вчера придумала воздушные процедуры. Сняла с себя все и в таком виде явилась нам, когда мы ужинали на кухне, втроем: я, жена и ее сын - подросток.
   - Да, нехорошо. Подростку ни к чему смотреть на голую старуху. Может негативно отразиться на половом развитии.
   - Вот-вот, и я об этом же. Матери только одну ночь переночевать. В гостиницу переезжать она отказалась. Разве ее переспоришь? Поезд отправляется завтра днем.
   Без мужа я не могла решиться принять тетку, молча слушала брата. Мое молчание он неправильно истолковал, скороговоркой произнес: "Щас буду", - и отключился.
   В детстве я называла ее Таней - Ягой за несмолкаемый трубный голос. Не помню, чтобы она улыбалась. Единственному сыну дала редкое имя "Глеб". Когда выходила на балкон и звала его "Глеб, домой", пугались дети. Но куда сильнее впечатляло, когда она пыталась быть ласковой и называла сына "Глебушка" голосом нищего бывшего генерала из фильма о белой эмиграции.
   Тетка прокляла отца, когда он покинул нас. Но не спешила забирать свою парализованную мать от нас. Что поделаешь, квартира, в которой мы жили вдвоем с мамой, принадлежала отцу. Он оставил нам свою мать и отказался от квартиры. Тетка редко нас навещала. Правда, мы не особо из-за этого переживали.
   Брата жалко, у него это второй брак. Первый раз он женился на любимой девушке, однокласснице, у них родились двое мальчиков. Брак был счастливым, сто лет бы вместе прожили, но однажды брат полез в сумку жены и обнаружил любовные письма, которые она получала еще до замужества от солдата из армии.
   Зачем он рассказал о письмах Тане - Яге? На этот вопрос ответа я не получила. Она восприняла это как предательство. Если нельзя расстрелять или повесить, то покинуть неверную жену сын должен немедленно. Неблагодарная, явилась на все готовенькое, да как она посмела! Вышла замуж, зачем хранила эти письма? Да еще носила в сумке.
   Брату пришлось уйти жить на корабль, где он тогда служил. Жена с детьми, еще совсем маленькими, приходила в порт, мальчики вставали на берегу напротив его каюты и отчаянно кричали: "Вернись, папа! Мы тебя любим!"
   Но у него уже появилась другая женщина, медсестра, сутками дежурила на том же корабле. Пылинки с него сдувала, так любила. Заставила оставить жене квартиру, дачу и поселила у себя.
   У нее был сын - подросток и собака Багира - черный лабрадор.
  
   Глеб приехал быстро, на такси, даже не вошел в прихожую, слегка подтолкнул свою мать, она тяжело переступила через порог, - и умчался.
   Тетка сурово глянула, скинула мне на руки теплую куртку. В вязаной кофте неопределенного цвета и зеленой юбке из сукна, местами выгоревшей, потребовала стул, чтобы снять дутые сапоги богатырского размера. Все тот же трубный голос и завидная способность чувствовать себя в гостях, как дома.
   Я ждала, что начнет жаловаться на сына и невестку. Ошиблась, она сразу направилась в нашу спальню, как я ни старалась повернуть ее в сторону гостиной. Там стоял диван, правда, не совсем удобный, продавленный в том месте, где любил сидеть муж и смотреть телевизор.
   В спальне тетка огляделась, увидела столик со свечами.
   - Это что? Экономишь электричество? При мне не зажигай, кислород сгорает. Открой окно, здесь жарко.
   Пришлось открыть. Она сняла юбку и села на шелковое покрывало светло-абрикосового цвета. Я специально для этого вечера накрыла супружескую кровать. Обычно стелю сверху одеяла шерстяной плед в клетку. Павел выбирал.
   - Сплю здесь, - сказала она и потребовала чай с булкой, намазать маслом и сверху сыр.
   Муж пришел поздно вечером, услышал храп в спальне, нехорошо хмыкнул, отстранил меня, не слушая объяснений, резко открыл дверь, включил свет и увидел старуху. Она даже не шевельнулась, продолжая храпеть.
   Усмехнулся и только спросил:
   - Твой братан Таню - Ягу подбросил? Ну-ну.
   - Всего на одну ночь.
   - Да, ладно, тебе с ней мучиться.
   Я постелила на диване, легла, но долго не могла уснуть, Павел смотрел телевизор. Так и уснула под дикторский голос. Ночью приснилось, будто мы с мужем хотели уединиться, но оказались в проходной комнате, с кроватью. Одна дверь застекленная, и я видела, как мелькали высокие стройные девицы. Они хихикали, и мне казалось, что надо мной. Нет, они за нами не подсматривали, но каким-то образом хотели помешать. Другая дверь распахнулась, и я увидела Путина. Да, да, того самого. Узкий кабинет, окна не видно, он с бумагами, кого-то ждал. Увидел Павла, улыбнулся и сказал: "Наконец Кржижановский с Киссинджером встретились".
   Резкая смена сюжета, и вот муж шагает по дороге, а я бегу следом по низу, что-то вроде оврага. Он жалуется, не знает, что делать, - молодая девица беременная от него. Я сказала, он должен на ней жениться. И проснулась. Потом еще несколько раз просыпалась.
   Утром тетка заставила при ней перемыть посуду, затем приготовить яйцо всмятку. Удовлетворило седьмое из восьми имеющихся в холодильнике.
   Когда муж явился в кухню завтракать, она улыбнулась ему.
   - Здравствуй, Павел. Вон, какой большой, богатырь. Не то, что мой сын - дурачок, подкаблучник. Терпения у тебя хватает, от Ленки не сбежал еще. Она с детства у нас упрямая, в свою мать, - она заглянула в тарелки, грозно спросила. - Чем мужа кормишь? Дай попробую.
   Омлет с тыквой и мидиями ей понравился.
   - Запиши рецепт, - приказала она.
   Я полезла в сумку и не обнаружила ни одной ручки. Начался отпуск, писать нечем и не надо. Пока я рылась в сумке, тетка про рецепт забыла и переключилась на салат.
   Все же я надеялась, что она не станет при Павле делать зарядку. Зря надеялась, она сбросила халат, подошла к зеркалу в прихожей, и в панталонах и майке, туго обтянувшей угрожающих размеров грудь, стала делать особую гимнастику, заставив меня повторять за ней. Нужно было принимать неудобные позы и замирать до онемения в ногах и руках. Муж, посмеиваясь, ушел на работу.
   Тетка медленно собиралась, медленно двигалась, - старость не обмануть даже особыми упражнениями, - но на поезд мы успели. Я запихнула ее в вагон, посочувствовала попутчикам, с трудом дождалась, когда поезд тронется, и с легким сердцем вернулась домой.
   Не успела переодеться, позвонил брат и сказал, вот теперь его выгоняют из дома. Ладно, не хотят, не надо, пусть другого ищут. Кому она нужна, перестарок, и с балбесом - сыном. Он уедет к матери в Феодосию. Жить где-то надо, но надеется вскоре вернуться.
   - Ты вот что, Лена, найди мне бездетную женщину с квартирой, и чтобы никаких собак, - надоело рано вставать.
   - На корабле поселишься, не в первый раз.
   - Я уже там не работаю.
   Где он теперь работал, мне было не интересно. Но его просьбу услышала и стала перебирать знакомых женщин. Бездетных не оказалось. И, как нарочно, у всех были собаки. Перебирала до прихода с работы мужа. Он посоветовал не брать в голову безнадежное дело. Братец обленился так, что даже медсестре не нужен. Наверное, с утра до ночи пьет пиво и смотрит телевизор.
   Но мне его все равно жаль, - каждый человек имеет право на счастье.
   Свечи все также были расставлены на столике в спальне, - я еще на что-то надеялась.
   Муж принимал ванну, я докрашивала ногти, и вдруг, перебор, как в плохой пьесе, - позвонила Машка то ли из Питера, то ли из Ялты, какой-то сумбур, сестра нашего друга Миши. Машка с братом не ладила, и когда прошлым летом приехала отдыхать, жила у нас. Я даже ревновала ее к Павлу.
   С братом у нее полный разлад. Неконтакт, как говорила она, после того, как их мать, Софья Леонидовна переехала жить к Мишке.
   Машка считала, что мать патологически предана сыну и свою жизнь подчинила ему. Я не соглашалась с ней. Софья Леонидовна, вполне адекватный человек, одинаково любила своих детей, но помогала тому, кто больше нуждался. У дочери престижная работа и квартира чуть ли не в центре Питера. Сын без жилья и в постоянных поисках смысла жизни.
   Машка меня не слушала. Я уже давно убедилась, что она не способна воспринимать чужое мнение. Хотя понять ее можно: обидно приехать в южный город, где живет родная мать, и поселиться у знакомых.
   - Лена, я очень прошу, сходи к моим. Мне приснился плохой сон. Не могу дозвониться. Никто не отвечает, - услышала я ее напряженный голос.
   - Если бы что-то случилось, ты бы сразу узнала.
   - Ну, пожалуйста. Я ту ночь почти не спала, и эту не усну.
   Понимаю, при ее работе врачом - реаниматором опасно не высыпаться.
   - У нас сегодня вечер намечается. Павел будет недоволен, если я уйду. Поговори с ним, - и я сунула телефон мужу, лежащему в пенной ванне.
   Павел заговорил с ней нарочитым голосом: конечно, понимаю, сочувствую. Лена сходит. Нет, ей не трудно. Как там Питер, все стоит, революций не намечается? А как ты? Понимаю, с такими внешними данными проходу не дают, я бы сам, да...
  
   Ах, вот как! Хоть бы не так громко восторгался. Я разозлилась и стала собираться. Только бы не сорваться и не наговорить лишнего.
   Что мне Ксюха во сне обещала? Все начать сначала? Нет, заново не хочу. Что в прошлом было такого привлекательного, такого хорошего, чтобы заново переживать? Детсад? Ладно, можно и повторить. Но школа,- ни за что. Старых учительниц боюсь до сих пор. И прошлых и нынешних, с которыми вместе работаю. Насквозь видят. И голоса у них такие, елейные, думают одно, а говорят другое: "Милочка, у вас все получится. Вы созданы быть учительницей младших классов. Даже не вздумайте искать другую работу. Милочка, мы особая каста, мы учителя. Понимаете?" Ага, каста, неприкасаемых. Привычка истерить, возведенная в право.
  
  Из ванной доносился смех Павла. Кстати, не подумать ли над тем, чтобы сменить мужа?
  
   ***
  
  Неяркий свет заходящего солнца почти не проникал сквозь тесный ряд кипарисов, я шла по темной аллее и жалела, что не захватила фонарик. Этот путь самый короткий до остановки. Но я не люблю здесь ходить. Близко пивной бар, пьющие разбредаются, кто куда, посидеть на травке. И не только посидеть, но и полежать. Однажды на такого наткнулась, чуть не упала.
  Зря так пошла: навстречу мне двигалась неустойчивая туша. Ее штормило. Пьяным голосом туша кому-то жаловалась:
   - Она сказала, что покончит собой, если я не вернусь. И я здесь. Она сказала, и я здесь.
  Детский, знакомый голосок:
   - Да, папа, идем домой, а? Нас мама ждет.
   - Если бы ты знал, сына, какая женщина меня ждет там, откуда я вернулся.
   - Да, папа, идем же.
  Мне захотелось дать туше по морде. С размаху, кулаком. Я узнала голос Семена, из-за которого у меня в мае были неприятности.
   - Здравствуйте, - я преградила путь туше. - Здравствуй, Семен, папа вернулся? Я рада. - Туша качнулась в сторону дороги, но мальчик удержал, - Ваш сын очень хороший и способный. Главное, чтобы в семье у вас было все спокойно, ради сына. Он у вас далеко пойдет, вот увидите.
   - Да? Вот спасибо, Елена Владимировна, - мне показалось, что он попытался меня обнять, но Семен удержал его, - Сына весь в меня.
  - В тебя, в тебя, - по-взрослому произнес Семен, опасно наклонившись вместе с тушей.
   Туша качалась, мальчику нелегко было удерживать, но я ведь торопилась.
   ***
  Миша купил себе комнату в старом районе, недалеко от Малахова кургана.
   Как-то осенью, Миша еще жил у нас, мы втроем поехали на Малахов курган. Дворники убрали листья с дорожек, но на газонах оставили: они ярко желтели и багровели на зеленой траве.
   Мы постояли возле пушек с ядрами, посмотрели памятники, посидели на скамейке. Тихо, спокойно, дворники ушли, кроме нас, почти никого не было, - курортный сезон окончился.
   Когда мы спустились по длинной лестнице на остановку, Миша вдруг спросил:
   - Я не понял, что это была за война, и кто ее выиграл?
   - Русско - турецкая, мы проиграли.
   - Как? - удивился Миша. - Зачем тогда памятник?
   - Памятнику затопленным кораблям ты ведь не удивляешься, - напомнила я.
   - Как так? Проиграли и увековечили? - не успокаивался он.
   На нас стали обращать внимание.
   - В следующий раз поедем на Сапун - гору, - сказал Павел.
  
   Миша ведь сам говорил, что увлекался историей, но читал все подряд, что под руку попадалось. Видимо, история Крыма девятнадцатого века и русско-турецкие войны еще не попались.
  
  
   3
   Праведник
  
   Странно, что Миша купил комнату в таком неудачном месте, до нормального пляжа далеко, район древних домов да еще все напоминает о войнах. Ксюха возразила: все правильно, он поселился там, где много страданий, где земля полита кровью, там живут несчастные люди. Он праведник, он спасет их.
   Я возмутилась:
   - С чего ты взяла, что он праведник? И почему там живут несчастные люди?
   Ксюха тяжело вздохнула.
   - Тебе не понять. Ты, Ленк, непробиваемая материалистка.
   - Уточняю, реалистка. Это разное. Духовное тоже для меня реальное. Например, я верю вещим снам.
   - Хоть что-то.
   - И еще, если он праведник, его съедят убогонькие и несчастненькие. Не высовывайся. Ты разве не замечала, как раздражают шибко умные?
   - Ум и мудрость разное. Своими речами ты притягиваешь зло. Не боишься? - она вытаращила глаза, будто увидела что-то ужасное.
  
   Некстати вспомнился тот разговор с Ксюхой. В темном подъезде пахло кошками, кто-то на меня смотрел. Может, из темноты на меня смотрела кошка? Или мышка? Сердце учащенно билось, я прижала ладонь к груди и понеслась по крутым ступеням в кромешной тьме. В квартире кто-то был, из глазка пробивался тусклый свет. Но пришлось долго звонить.
   Наконец кто-то повернул ключом в замке, дверь приоткрылась, появился Миша, в майке и джинсах, широкоплечий и мускулистый.
  
   - Лена? Здравствуй, Лена, рад очень рад. - Он крепко держался за дверь, будто колебался, впускать или не впускать.
  
   Кажется, не вовремя, оторвала его от чего-то, очень важного. Я стала оправдываться:
   - Маша звонила, переживает, Софья Леонидовна куда-то делась.
   - Ох уж моя сестрица, беспокойная. Входи же. - Я шагнула в прихожую. Длинный и широкий коридор был пуст. Он постучал в узкую дверь, - Мама, открой, у нас гость, - прислушался, - странно, не отзывается. Заходи же. Она не могла далеко уйти.
   Смутила повешенная на длинном шнуре, не прикрытая плафоном лампа - знак нищеты и полной безнадеги. Как алкоголизм, засосавший по макушку. Сколько я насмотрелась на подобные интерьеры, переступая через пустые бутылки, попадающие под ноги и вольно перекатывающиеся по всей квартире. Семьи алкоголиков у нас на особом учете, но это не помогает никому.
   Тесная мрачная комната испугала, показалась глубокой ямой, из которой не выбраться. А ведь в прошлый раз, когда Софья Леонидовна пригласила меня на новоселье, ничто меня не пугало, даже отсутствие окна.
   - Что-то тебя смущает? - спросил он, - Проходи, не стесняйся, я слышал, как она прошла на кухню, - он исчез и почти сразу вернулся, - На кухне ее тоже нет. Извини, надо дописать несколько строк. Здесь подожди, ладно? - Он показал на старый диван, наверняка продавленный, бедная пани Софья, мучается на нем по ночам, - Как Павел? Собирается на практику?
   Я стала отвечать, но он ушел, села на жесткий стул и огляделась. Чисто, как бывает у старушек, еще способных передвигаться. Толстые стены не пропускали звуков. Я подумала, как в камере смертников. Хотя не совсем, там наверняка бывают окна.
  
   Послышался протяжный вздох. В комнате кто-то есть? Жутковато. Медленно, очень медленно открылась дверь, и появился Миша.
   - Извини, замотался. Ты все такая же красавица Елена. Я ведь твоего отчества не знаю.
   - Владимировна.
  
   Он помолчал, но, кажется, я его разочаровала. Какое отчество он хотел услышать? Елена Премудрая? Или Прекрасная? Был такой знакомый, филолог, на курс меня старше, хвалился, что его жену зовут Натальей Николаевной, как жену Пушкина.
   Снова послышался вздох. Откуда? Только сейчас заметила кладовку.
   - Там живет домовой?
   - Кто его знает, - засмеялся Миша, - ничего страшного, ведь мы не единственные в этом мире. Пойдем ко мне, я уже освободился. Будем пить чай из трав и сушеной земляникой.
  
   Полноценная комната с окном и люстрой над головой. Правда, удивили стены, до самого потолка оклеенные серыми ячейками для яиц. По выпуклостям разбежались веселенькие листочки: голубые, розовые и желтые. Преобладал любимый детьми желтый цвет. Я прошлась вдоль стены и заметила, что листочки исписаны мелким мужским почерком.
  
   Привычка записывать крылатые фразы или строчки, пришедшие на ум, у Миши была и раньше, когда он жил у нас. Для этого держал под рукой записную книжку. Когда-то мечтал стать поэтом или писателем, и старался увековечить все интересное, что происходило с ним. Может, он уже определился?
   Мне тоже знакомо желание постоянно записывать то, что приходит на ум. Когда-то я мечтала писать стихи.
   Бумажки наклеены даже на деревянные части стеллажа с книгами. Их нет только на ликах под потолком. Неестественно тонкие носы, маленькие бантиком губы, не мужские, глаза выразительные, следили за мной. Что-то я сегодня какая-то пугливая.
  
   - Ячейки защищают от шума, - пояснил он и придвинул кресло к столу.
   Я с удовольствием села, куда приятнее, чем на жестком стуле. Свет настольной лампы освещал меня и Мишины руки.
   - Верхний свет нельзя включить? - попросила я, чувствуя себя как на допросе.
  
   Он включил. Диван покрыт солдатским серым одеялом времен моей умершей бабушки. Под таким покрывалом не может происходить ничего сексуального по определению. Миша заметил мой интерес.
   - Мы там спим с Любой.
   - Вдвоем?
   - Да, - он пристально посмотрел на меня.
  
   Ничего личного и ничего удивительного, что он спит со своей женой. Неужели я не допускаю такой возможности? Если не со мной, то и ни с кем? Поздравляю, Елена Владимировна, вы становитесь стервой.
  
   Чтобы скрыть смущение, я стала рассматривать стеллаж с книгами. Хаос на полках не удивил. Миша педантом не был. На уровне моих глаз неровно торчали корешки в сером переплете с написанными черным фломастером названиями журналов: "Новый мир", "Знамя", "Звезда", "Иностранная литература". На самом верху знакомые корешки Всемирной литературы, - читала, когда сдавала экзамены в университете. Чуть ниже собрание сочинений Достоевского. Православная литература. У самого пола ряд папок, с тех времен, когда он жил у нас, помню названия: "Письма Махатм", "Письма Елены Рерих", "Письма Блока". Труды Блаватской, тоже Елены. Как в магазине, чем товар дешевле, тем ниже.
   - Здесь все то, что должно быть под рукой.
   - Всемирная литература тоже?
   Он улыбнулся. Снисходительно. И еще немного сожалея. Как? филологу нужно объяснять, для чего нужны книги?
   - Ты ведь историей раньше увлекался. Я думала, что эти книги уже никто не читает.
   - Не понял.
   - Вот эту эзотерику.
   - Отчего же?
   - Думаю, люди сами себя запугивали, ожидая конца света, но тема уже не актуальна.
   - Мода прошла, случайные отпали, увлеклись чем-то другим. Естественный процесс. Гибель планеты неизбежна, только срок мало кому известен.
   - Астрономы обещают миллионы лет до гибели.
   - Они тоже люди. Поэтому могут заблуждаться.
   - Да, наверное, но думать об этом нет времени, жизнь дорожает.
   - Ты точно сказала, дорожает. - Он встал со стула и, передвигаясь вдоль стены, стал перебирать листочки, - Хочу тебе кое-что прочитать, из последнего. Где же это? - он опустился на корточки, - А, вот, нашел. Слушай: "Человек случайно рождается? По сравнению с историей да, если не верить в бессмертие духа". Вот еще: "История - колесо, молох, рок, молот, то, что неизбежно для всех, но случайно для одного".
   - Ты раньше отвергал вообще случайность. Ведь ты верующий.
   - Если все запихивать в необходимость, то не останется места для свободы воли, - он с улыбкой смотрел на меня.
   - В той истории, которую я учила, была железная логика, железнее не бывает. И мне было страшно, потому что жизнь становилась бессмысленной, как ни старайся, не спасешься.
   - Спасение приходит с верой, - он опустился на стул. Но мне захотелось, чтобы он сел рядом. Другой мужчина на его месте уже начал бы меня соблазнять, - Да, кстати, я тебе не рассказывал о встрече в Миассе? Давно было.
   - Помню. Ты стоял на остановке, со знакомым, к тебе подошел мужчина, похожий на пролетария: слесаря, электрика. Такой же серый и неприметный. Он тебе сказал: "Иди в горы, только там познаешь себя". Что важно, друг твой его не заметил.
   - Запомнила! - восхитился он.
   - Мы с тобой сидели на нашей кухне, и ты мне рассказывал. С тех пор больше никого не встречал?
   - Духовного учителя, у дяди в деревне.
   - Постой. Ведь того прохожего ты тоже называл духовным учителем. Значит, у тебя их было двое. Почему у меня ни одного?
   - Может, ты не замечала.
   - Если вспоминать, что мне говорили вслед, особенно психи. Много их, "пророков", особенно весной. Увы, мест в больнице не хватает. Так что вот.
   - Не спорю, - улыбнулся он, - Ты права, некоторым лучше лежать в больнице, безопаснее для них же. Но разве ты будешь спорить, что истина в каждом из нас. Все ответы на все вопросы. Чтобы прислушаться к себе, нужно уходить туда, где никто не помешает.
   - Ах, да ты говорил, что тебе надо услышать слово.
   - Это не я, это библия. Вначале было Слово.
   - Какое? - раздраженно спросила я, - Их много, посмотри распухшие от их количества словари. Надежды на то, что начнут худеть, нет.
   Я погружалась в мир непознанного, и это меня напрягало.
   - Ты же филолог и знаешь, слово объединяет и разъединяет, творит и разрушает. Не только искать точные слова, надо быть со словом. Слово нас уничтожит, и слово же нас спасет.
   - Да, слышала, и не раз. Сначала пугали тем, что слова материальны. Маты нас уничтожат. И еще соседка, любительница кошек, "лучшая подружка" Павла, он ведь тоже кошатник, так она все пугает, - темные силы нас одолели, светлых людей все меньше и меньше. Но соседка старая, ей простительно.
   - Знание приходит не всем. Мне пришло. И я многое понял. Наши мысли и чувства влияют на общество. Мы не изолированы друг от друга, мы тесно связаны и идем к гибели. Спасутся немногие.
   - Я ведь неверующая, совсем, - напомнила я ему, - Как-то так получилось.
   - Вот именно, "как-то так", - передразнил он меня, - Мы с тобой оба верим, только вера у нас разная.
   - Да, скажи еще, что я темная, а ты просветленный.
   - Атеисты не признают, что есть душа. А у тебя она есть. Ну, ладно, это твоя вера, не посягаю, - ответил он, - ни обиды, ни иронии, ни поучительного тона, - Но если тебе не нравится, о чем я...
  
   - Да, я понимаю, ты говоришь о смысле.
   - О любви, - он замолчал, из кухни доносился слабый свист, - Закипела вода в чайнике. Я сейчас, чай заварю.
   Он улыбнулся мне и вышел. Улыбка оживляла его лицо и примиряла с тем, что он проповедовал.
  
   Вернулся с заварочным чайником, сдвинул бумаги на столе и постелил газету. Так обычно делают мужчины. Откуда-то появились чашки, белые, с васильками, чистые, внутри без чайного налета. Женщина мыла. Налил в мою чашку напиток розоватого цвета.
   - Какой запах! - я прикрыла глаза от удовольствия.
   - Да, лесной сбор: земляника с малиной. Привезли из Сибири, от дяди.
   - Маша сказала, что ты там хотел остаться.
   - Вернулся. Пока тут.
   - Пока?
   - Знака вернуться туда, не было. И знака жить здесь, тоже пока не было. Но я надеюсь, будет, я здесь еще не все сделал, - пояснил он.
   - Дачу строишь? Чтобы ближе к природе? Опять же, огурчики, помидорчики.
   - Я? - удивился он и засмеялся, - нет, дачу не строю. Огородика у меня тоже нет.
   - Нет знака? Как ты узнаешь, когда он появится? На что он похож? На вещий сон?
   - Можно так сказать.
   - А если он уже приснился, но ты проснулся и забыл его?
   - Нет, я советовался с сильными экстрасенсами, не было.
  
   Я заметила косо пришпиленный к стеллажу лист в клетку, вырванный из тетради, крупными четкими буквами черным фломастером написано: "На Кавказ". Ниже синими чернилами столбиком перечислялись вещи, видимо, те, которые нужно взять с собой.
   - Ты про эти горы говорил?
   - Да.
   - Увлекся альпинизмом?
   - Как сказать - он засмеялся.
   - Но ты не один пойдешь.
   - Один, - он уже не смеялся, - надо пройти серьезное испытание, проверить, не отклонился ли я от пути.
   - Одному опасно.
   - Да, знаю, если пройду, продолжу свой путь.
   - Обязательно в горы?
   - Да.
   - У нас тоже горы. Крымские.
   - Чем выше, тем сильнее чувствуются вибрации. И облучение мощнее.
   - Радиоактивное?
   - Подожди, еще чаю принесу, - сказал он и вышел.
  
   Я вытащила из горы бумаг на столе заманчиво торчащий розовый листок с сердечками. Розовый цвет кое-где выгорел, но текст, написанный явно женской старательной рукой, легко прочитывался: " Дорогой Мишенька! Пожалуйста, никого к себе не пускай. Имей мужество отказать, ведь ты очень занят. Мне страшно, что праздно шатающиеся отнимают у тебя время. Не отзывайся на звонки - иначе не сделаешь того, к чему призван. Помни, какой груз ответственности ты несешь. Я скоро вернусь. Люба".
  
   Из коридора донеслись его быстрые шаги, и я поспешила засунуть листок на место. Он заварил свежий чай. Но чай меня не бодрил, я устала. Миша увлеченно говорил:
   - Спасение человечества зависит от нас, живущих сейчас.
  
   Я с трудом подавила зевок. Но после этих слов мне было неловко встать и уйти. Человек говорит о самом сокровенном.
   Разговор мне не нравился, раздражали иконы, сам Миша в роли спасителя. Попыталась встать и носком чего-то коснулся. Рядом с креслом, к стене прислонился в позолоченной раме портрет последнего российского царя Николая Второго.
   - Собираюсь повесить на стену, все руки не доходят, - объяснил он и добавил: - По последним сведениям была расстреляна не царская семья, а их двойники.
   - Значит, где-то живут прямые царские наследники?
   - Вот именно, факт, который скрывается.
   - Они претендуют на престол?
   - В Швейцарских банках лежат деньги, принадлежащие царской семье. Вроде бы ищут прямых наследников, но как-то вяло.
   - Не нашли?
   - Пока нет.
   Странно, он смутился. Почему?
  
   - Пани Софья уверена, что расстреляли всех. Она мне рассказывала, долгое время убийцы умалчивали, что вместе с царем расстреляли царицу, дочерей и сына, престолонаследника. Знали, народ не поймет гибели ни в чем неповинных детей. Придумывали легенды. Запутали так, что дали возможность профанациям, фантазиям нездоровых и здоровых, но непорядочных людей.
   - Мама из прошлого. Историю учила в школе, так что, - он улыбнулся.
   - Зря ты так. Твоя мама не из прошлого. Мне с ней интересно.
   Рука моя дернулась, задела чашку, она со звоном упала на стол, хорошо, не разбилась.
   - Утомил я тебя. Извини.
   - Да, немного есть. Софьи Леонидовны так и не дождалась.
   - У подружки задержалась. Она общительная.
   Мне было душно, какой-то затхлый запах, раздражали ершистые стены, я хотела домой.
  
   Миша передал привет Паше. Прощальная улыбка, поворот ключа в замке, и я на свободе.
  
  
   5
   Гении тоже ошибаются
  
   Павел смотрел телевизор. На столике рядом с бутылкой с ярко- звездчатой этикеткой стояла пустая рюмка. Еще одна, полная, пряталась за бутылкой
   - Присоединяйся, - пригласил он меня.
   Ссориться не хотелось, но я не выдержала:
   - Будем пить под телевизор?
   - Можно комп включить, - мирно ответил он. Но затылок его покраснел. Все же звук уменьшил. На экране зевал оранжевый с черными полосами тигр. Хищника сменили яркие птицы, - Пить будешь? Или как? - повернулся ко мне. Я ничего не сказала, даже не кивнула, но правильно понял, не откажусь. Мы выпили за любовь, - Как Мишка поживает? - спросил он.
   - Поживает. С мозгами у него не в порядке. Собрался в горы, один, испытать себя хочет. Если безгрешен, то выберется, если нет, груз грехов потянет его вниз.
   - Куда вниз?
   - В ад, конечно.
   - Мария всегда считала, что он с головой не дружит.
   - Да, "а младшенький у нас дурачок". Миша молодец, йогой занимался, походами увлекался, по горам лазил. Интересно жил.
   - Потом в религию ударился, стал православным. - Православным он приехал в наш город, но спорить с Павлом не хотелось, - Был - стал, - все в прошлом. Не рано ли его хороним?
   - Между прочим, он следит за собой, стройный, накачанный.
   - Если у него все так хорошо, зачем в горы лезть?
   Он налил себе рюмку, торопливо выпил, поморщился и повернулся ко мне спиной, гулять по интернету. Ясно, интима не будет. Спать не хотелось, я взяла сборник английских детективов и легла на кровать. Раньше помогало быстро уснуть. Но снотворное не действовало. Злилась на Машку, - испортила вечер.
  
   Кажется, Миша ко мне по-прежнему неравнодушен. Когда он жил у нас, я чувствовала себя маленькой хозяйкой большого дома. Дом конечно, не большой, куда там: две комнаты, маленький балкон и совмещенный санузел. Но рядом были двое влюбленных в меня мужчин: высокие, спортивные, умные.
   Это сейчас у Павла пивной животик, а тогда он был очень привлекателен. Внимательный взгляд, приветливая улыбка, - уверенный в себе мужчина. Добавить крымский загар и модную прическу с легкой сединой в темных волосах, - он нравился женщинам.
   Миша был похож на Блока. Такой же длиннолицый, тот же, приподнятый подбородок и полуопущенные веки, - типичный поэт. Я ему понравилась сразу. Он не скрывал, что влюбился в меня. Павлу это льстило. Но ведь муж, должен ревновать. Мне кажется, он все не мог привыкнуть, что женатый.
   Наверное, мы поспешили с браком, а, может, он в душе холостяк, не знаю. Мне не нравилось, что он возвращался поздно домой, и я устроила ему скандал. Он обозвал меня курицей. Миша уже лежал на диване, но поднялся во весь свой рост, в трусах и майке и заявил:
   - Лену я обижать тебе не позволю. Извинись, иначе не отвечаю за последствия.
   - Ну, ладно, извини, Ленка, погорячился, - проворчал Павел, - Тоже мне защитничек. Я посмотрю, как у тебя будет, когда ты женишься.
   - Уж не так, как у тебя.
   Я готовилась к выпускным экзаменам в университете, мужчины готовились поступать в аспирантуру. Но вместо того, чтобы читать учебники по экологии, Миша притаскивал из библиотеки толстые журналы: "Новый мир" и "Иностранку", - ставил стул задом наперед, на спинку журнал, садился как верхом на лошадь, и долго - долго бормотал стихи. Их печатали в большом количестве. Голос то повышался до визга, то понижался до гудения шмеля, я невольно прислушивалась. И мне чудился почему-то стук колес по рельсам. Как-то не выдержала и спросила:
   - Ты что, читаешь все стихи подряд?
   - Да. В этих журналах печатается лучшее. Невозможно оторваться.
   - Прочитай хоть строчку.
   Я без удовольствия прослушала нечто бесцветное о синем небе, и ярком солнце.
   - Не понравилось? Да, не очень. Но даже в этих строчках чувствуется гармония. Не обязательно искать глубокий смысл.
   Не этому нас учили в университете, но спорить не любила.
   - Кого из поэтов ты больше всего любишь? - спросила я.
   - Женщин, Ахматову и Цветаеву. Хотя они такие разные. Но самый близкий мне Блок. Если бы я писал стихи, вряд смог бы избавиться от его влияния.
   Иногда я просила почитать мне вслух: глаза его закатывались, лицо бледнело, читал он монотонно и усыпляюще. Чтобы не уснуть, я рассматривала фотографию на тумбочке рядом с диваном, на котором он спал. На фотографии двое: дед Миши, в кудрявом парике, в черной куртке с белым воротником, обшитым кружевами. Рядом мальчик лет двенадцати, будущий Мишин отец, кудрявый, светловолосый. Одет, как и дед, в черную бархатную куртку с белоснежным воротником в кружевах. Их сфотографировали после спектакля, посвященного Александру Блоку.
   Я спросила Мишу, почему они так одеты, ведь это эпоха Шекспира, но никак не времена Блока. Он пожал плечами, никогда об этом не задумывался. Провинциальный театр, весь репертуар состоял из пьес Шекспира, и реквизит, соответствующий эпохе.
  
   Миша любил рассказывать про своего деда:
   - Представь, рыжий еврей, артист народного театра. Талантливый, до гениальности. Все главные роли в пьесах Шекспира сыграл. Умер от несчастного случая, так мне говорили. Но я не верю в случайность его смерти. Он приехал домой после банкета, играли в тот вечер "Виндзорских насмешниц" Шекспира. Пьяный, в чем был, залез в ванну. Экспертиза показала, что он случайно зацепился галстуком за крючок для полотенца и повис на нем. Галстук на шее затянулся, и все, конец гению. А я не верю.
   - Кого-то подозреваешь?
   - Легче всего подозревать бабу Дусю, они вдвоем были в квартире. Но я не верю, что она убила. Скорее, кто-то из ее любовников, блудливая была. Обращался к экстрасенсам, мне сказали, информация придет сама.
   - Как придет?
   - Подключением.
   Я больше не спрашивала. От мистики у меня начинает кружиться голова, и подташнивает. Нет, я не художественная натура. Я простая учительница.
   Мы учили в университете, что эпоха романтизма ушла безвозвратно. Увы, нет, думаю, в Мише романтизм возродился. Я хорошо запомнила: была глубокая осень, облетели листья, холод как зимой, а он ждал меня у школы в майке и джинсах. Вид у него был такой, я подумала, что-то случилось с его матерью.
   - Блок участвовал в революции на стороне тех, кто развязал кровавый террор, - сказал он со слезами в голосе.
   - Разве тебе это неизвестно? Чего ты хочешь, он ведь романтизировал революцию. Откуда мог знать, что она превратится в бойню? Ошибался, но сам никого не убивал. В конце концов, он не отвечает за то, что случилось потом.
   - Как же так? Ведь бандиты к власти пришли.
   - Мы это знаем, а он не знал тогда. Понимаешь?
   - Пусть бы ошибался. Но он активно участвовал в комиссии по расследованию преступлений царской семьи. Летом, накануне большевистского переворота.
   - Тогда считалось, что царица Александра шпионила в пользу Германии, ты ведь сам об этом мне говорил. Забыл?
   - Почему он не покаялся? Он должен был покаяться. Должен. Люба этого не понимает.
   - У него была неверная установка, он считал, что все новое лучше старого.
   Так нас учили в университете, и сам Блок писал об этом в своих статьях о революции. Правда, если поискать, можно найти у него же противоположные высказывания. На то и гений, чтобы не быть последовательным.
   Миша не слушал, сжимал мою руку, и я боялась, что разрыдается. Он страдал, отчаянно, из-за заблуждения любимого поэта, и смешным мне не казался.
  
   - Спишь? - Павел держался за косяк двери, его штормило.
   - Напился?
   - Карьерист твой Мишка, - говорил он трезвым голосом, - перед поступлением в университет отказался от фамилии Гольдберг, теперь по матери Горбунов. Сам мне рассказывал. Дурак, мог скрыть.
   - Но ведь помогло, и даже в аспирантуру поступил. Ты что, осуждаешь его?
   - Ты вроде его тоже осуждала.
   - Я стала мудрее. Ты сам говорил, что в природе мимикрия распространенное явление. Хотя к Мише это не относится.
   Павел ничего не ответил, отлепился от двери и удалился. Из гостиной донеслись звуки телевизора.
   Идеализировать Мишу я не собираюсь, он часто был непрактичным, увлеченным поэзией, но умел, когда надо, приспособиться. Ему удалось без проблем поступить в аспирантуру и сразу получить комнату в студенческом общежитии.
   Практичному Павлу, как он себя считает, пришлось побегать. Ему не отказывали и не зачисляли. Хуже нет, когда все так неопределенно. Я настояла еще раз встретиться с профессором, ведь он вроде согласился быть Пашиным научным руководителем.
   Ждала его в сквере напротив университета. Когда он подошел ко мне, я поразилась, - лицо в белых и красных пятнах. Губы посинели.
   - Что с тобой? - испугалась я.
   - Не спрашивай, - он взмахнул ладонью так, будто хотел кому-то нанести удар.
   - Профессор потребовал взятку? - догадалась я.
   - И знаешь, как? Он показал мне ноутбук и сказал: "Подарок от вашего друга Михаила Горбунова. Полезная вещь. Моей дочке понравился. Она себе хочет такой же".
   - Миша подарил профессору ноутбук? Но ведь он принципиально отказывается от компьютера.
   - Знаешь, что самое неприятное? Профессор - секретарь партячейки правящей партии в университете. Даже не знаю, как эта партия называется. Не интересовался, незачем было. Поздравь. Теперь я партийный.
   - Ты что, тоже вступил?
   - Пришлось.
   - И не знаешь названия?
   - Дали бланк, заполнил. И все.
   - Может, это национал - социалистическая партия? Потом не отмоешься.
   - У нас вроде не фашистская страна.
   - Ты уверен в этом?
  
   Когда вечером к нам домой пришел Миша, Павел спросил его:
   - Что же ты не сказал о ноутбуке?
   Миша пожал плечами и потянулся за книгой на полке.
   - Где ты деньги взял? - продолжал Павел.
   - Мать дала, - ответил Миша, листая книгу.
   - А она где их взяла?
   - Продавала овощи со своего огорода.
   Он погрузился в чтение, и Павел отстал.
  
   Но сейчас я знаю, что пани Софья работала в школе и никогда не имела огорода и предпочитала городскую жизнь. Когда жила у брата в деревне, крестьяне приносили им овощи, и даже молоко. Бартер: брат им картины, они ему еду. От натюрмортов отказывались, предпочитали старцев с бородами, лучше на конях, типа трех богатырей.
  
   Павла наконец зачислили в аспирантуру, и с утра он отправлялся в библиотеку, - надо было в короткое время определиться с темой и планом диссертации.
   - Ленчик, не скучай без меня. Ведь я горбатюсь для блага нашей семьи, - оправдывался он.
   И вдруг явился Миша. Это был выходной день. Когда он позвонил в дверь, я еще лежала в постели. Я накинула халат, причесалась, извинилась за то, что в доме нет еды, кроме конфет. И еще чай. Лень выходить из дома.
   - Как учеба? - спросила я.
   - Так себе. Экология как профессия не очень привлекает. Я сейчас занимаюсь темой русского исхода. Хотелось бы отыскать следы деда моего отчима. Он отплыл от Графской пристани на пароходе вместе с остатками белой армии.
   - Что же ты на исторический факультет не поступил?
   - Да, раньше надо было думать. Теперь приходится самому разбираться. Скоро конференция, готовлю доклад.
   Он вдруг взял меня за руку и сказал:
   - Ты себя не ценишь. В тебе столько духовной силы, столько тепла, а ты тратишься на неблагодарного человека.
   Я осторожно убрала руку, чтобы не обидеть его, и мы немного помолчали, каждый о своем.
   Он спросил:
   - Тебе известно, что Павел вступил в партию власти?
   Вопрос неожиданный и тон обличающий. Никогда раньше у Миши не было такого тона.
   - Думаю, ничего страшного, просто вынужден.
   - Зря ты так относишься, так можно до чего угодно докатиться.
   - Родину продать? Знать бы, сколько она стоит, - пошутила я.
   Утро сюрпризов, неожиданно явился Павел, забыл какие-то бумаги или конспекты. Он удивился, увидев Мишу и меня, в домашнем халате. Наступление - лучшая защита, и я спросила его:
   - Ты что, вступил в партию?
   Он пожал плечами.
   - Это беспринципно, - сказал Миша.
   - Какие принципы? - Павел прищурился и стал походить на драчливого кота.
   - Принципы еще никому не мешали, наоборот, помогали бороться с хаосом, - вмешалась я.
   Про хаос твердила Ксюха.
   - Вот как? Ты ведь тоже вступил в эту партию.
   - Я? - искренне удивился Миша.
   - Когда я платил взносы, увидел твою фамилию в списке. Выше, как раз над моей фамилией.
   Миша растерялся.
   - Не помню.
   - Но взносы ты платил исправно.
   - А, ну, да, я уже давно в нее вступил, еще на последнем курсе университета. Да, забыл я. Пристали ко мне, я и написал заявление. Тут же забыл.
   Растерянность прошла, он смотрел на нас ясными голубыми глазами, прижимал ладони к груди и говорил, что даже не вспомнил об этом факте, прошло мимо его сознания. Ведь с каждым случается, вот и он, сунул билет в карман и даже не посмотрел, что там, внутри. А потом билет потерял. Я не знала, как относиться к этой истории. Не знаю и сейчас. Миша был такой искренний, но зачем обвинял Павла? Мне так и хотелось напомнить ему про соринку в чужом глазу и бревно в своем, но я промолчала.
  
   Из гостиной доносились звуки телевизора и храп мужа. Ясно, уснул на диване.
  
   Рано утром меня разбудила Машка. Откуда звонила, я не поняла.
   - Зря я тебя гоняла к брату, - сказала она, - Кирилл проводил мать в Сибирь, Ксюха сказала.
   - Как в Сибирь?
   Не Сибирь потрясла, а то, что Ксюха скрыла от меня. Всякую чушь лепит, а про важное забывает.
   - Я тоже удивилась, ведь накануне мы встречались, мать ни словом, ни намеком.
   - Ты знаешь, что Миша собирается в горы, один?
   - Мишка сам по себе, в советах не нуждается.
   - Он хоть слышал о боевиках? Террористах?
   - Сомневаюсь, - равнодушный тон постороннего человека.
   - Нельзя так, ведь он твой брат. Может, ты его остановишь? Уговоришь? Так просто люди не рискуют жизнью. На суицид похоже.
   - Что? Ты меня рассмешила, он всегда был спокойный, слишком.
   - Так не бывает.
   - Он не знает, что у матери больное сердце, ему все равно. Не знает, что она уехала. Я так до него и не дозвонилась, отключил телефон. Таким равнодушным, как он, только в горах и жить. Среди снегов. Ладно, скоро встретимся. Совсем скоро, - быстро проговорила она и отключилась.
  
   Эх, Ксюха, Ксюха, разве подруги так поступают? И я позвонила ей.
   - Что тут такого? - удивилась она, - Если бы ты спросила, я бы сказала.
   - Что она сказала на прощание?
   - Я не знаю, провожал Кирилл.
   - А, ну тогда информацию надо перепроверять, он ведь в своем мире, а там все по-другом.
   - Завидуешь его экстрасенсорным способностям.
   - Один праведник, другой экстрасенс, ну, и компанию себе нашла, - разозлилась я, - А нам с Павлом куда деваться? В трудовые лагеря на исправление?
   - Хуже не будет, - засмеялась Ксюха и отключилась.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"