Летуновский Алексей : другие произведения.

Нас обезвожила мерзкая стужа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Алексей Летуновский
  
  
  Глава 1
  Было, наверное, лето, да, лето, когда мама решила провести интернет в квартиру. В Челябинске тогда у всех на слуху был только провайдер Интерсвязь, поэтому выбор перед ней стоял небольшой. Мне же было все равно, редкие знакомые со школы, у которых я брал сборники игр на дисках, закончились, три части "Как достать соседа" уже были выучены наизусть перепрохождениями, поэтому новое слово в использовании компьютера я мог только поддержать. Да и что от меня зависело?
  В первый год я скачивал все подряд, любая игра, не требующая большой сноровки, будь то скучный экшн, или эротический квест с разочаровывающими мультяшными комиксами, была мною опробована. Любое представление о соцсетях я лелеял, как широкую возможность приобрести круг друзей, верных, надежных, перманентных. Я воображал, что любое мое слово в интернете, в виртуальном форуме Интерсвязи, или Вконтакте, или на форуме игрового журнала Игромания, будет принято на ура, что я просто покажу себя интернет - сообществу, и буду любим, буду своим, буду в теме.
  Так, одним скучным вечером, я написал в чат Интерсвязьевской программы Emule (ослика), случайному пользователю. Я написал ему: "А где здесь веселятся?"
  Ответ не требовал ожидания. Мужчина на том конце проводного челябинского сообщества написал: "Не знаю, я с работы пришел".
  Меня это не расстроило. Вообразив себя великим писателем к концу школы, я зарегистрировался на сайте Проза.ру, создал специальную почту на Гугл, чтобы потом, когда стану известным, мне на нее приходили предложения о проектах (сейчас на нее приходят только рассылки с ХедХантера). Я выложил на сайт Прозы свои рассказы, стал ждать, когда меня заметят, стал ждать, когда наступит это розовое, такое холодное и газированное, признание. Тогда, одним глазом посмотрев на местных писателей, поэтов, я сочинил первую поэтическую публикацию со времен школьных песен о Кока-коле. Я знал, я был уверен в том, что это стихотворение крутое. Что оно лучше, чем все то, что публикуется на Прозе.ру.
  
  ***
  шотган висит на стене
  из шотгана стреляют два раза
  у кого-то дырка в виске
  кто-то помер
  зараза! - кричит слепой паренек
  - Не стреляйте, я свой, я дружок!
  но не слышит его никто из своих
  а шотган все палит и палит
  как хорошо что парень затих
  не придет к нему айболит
  не переведет его с русского на иврит
  
  
  
  
  Каждый раз, когда я готовился ко сну, я верил в то, что проснусь знаменитым. И каждый раз, когда с утра лез проверять просмотры своей страницы и своих рассказов, я расстраивался. Так, обидевшись на весь сайт Проза.ру, я опубликовал в своем профиле это.
  
  Приятного аппетита.
  Смысла нет
  Отдачи нет
  Макароны на обед
  
  
  Через пару месяцев я закрыл свою страничку, и решил больше никогда к ней не возвращаться.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 2
  
  Я помню, как в последний раз посетил плановый осмотр гастроэнтеролога в своей детской поликлинике. Была ранняя весна, разбитые тротуары, тонущие в мерзкой слякоти, дешевые ботинки, купленные мамой в Юничеле, странное настроение, такое, когда злишься на весь мир за то, что ты в нем родился.
  Одноклассник, с которым я тогда общался лучше всех, смотрел у него дома матчи Манчестер Юнайтед, записывал с ним видеоклипы с Гитархиро, показал мне свой блог на Живом Журнале. Я загорелся этой идеей. "Черт, я же писатель!", - думал я.
  И зарегистрировался в нем. Первый пост я посвятил тому, как плохо ходить весной по Челябинской слякоти. Во второй пост я вставил фотографии лондонских улиц, и написал, что было бы круто уехать жить в Лондон.
  В то время я так же думал, что, выкладывая в ЖЖ рассказы, я стану признанным в очень скором времени, если не в скорейшем.
  Насобирав ленту с интересными блогами, я переписывался в комментариях, почти с каждым вторым договаривался о встрече, но не доводил дело до самой встречи. Выкладывал рассказы, ждал, когда меня завалят хвалебными отзывами, но каждый раз, когда под постом с рассказом я видел Комментарии (0), обижался, закрывался, вымещал злость в просмотре порнографии, в обжорстве, в походах к старому приятелю со школы, у которого всегда были пакетик со спайсом и номера местных школьниц. Я начинал писать стихи. Искал в поиске Гугла синонимы, рифмы, умные слова, чтобы стихи получались необычными, чтобы я выглядел талантливым, чтобы мои фантазии о том, что я классный, подтверждались. А когда один из приятелей из ЖЖ написал в комментарии под стихотворением "В саду": "Да ты, Леха, гений", я совсем растаял.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  листик
  берешь, отрываешь разглядывать
  листик
  зеленый, осенний, обманутый,
  как сон, или явь, никогда не разгаданы.
  так и ты
  под луной, или солнцем,
  бежишь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Улыбки.
  
  улыбок нет.
  автобус бытия,
  где неженки хохмят в мозолях для бритья
  а в грустном гастрономе
  завар пекут
  и днем и ночью
  не покидая сна и жизни
  и где ж улыбки та?! - спросила варщица на месте
  все просто. просто солишь желтизной
  и добавляешь гнев Ери,
  затем, чтоб по морю пустому
  спасалась лодка
  до зари.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Увечья.
  
  три дня уплыло
  город сжег страницы
  качусь я в танке
  по стране к границе
  сажают в пачки строфом
  и исполняют поджелудной гимны:
  стоять, бояться, а не так - пристрелим!
  и тут я сплюнул
  и закурил, калеча:
  иди ты лесом,
  нелюдь человечий!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   
  
  В саду.
  
  Одни лишь роли на слуху в саду,
  Как будто кто-то безъязыко корчит рожи день за днем:
  Не спит ночами, дремлет,
  Опережая смысл бытия,
  И дел погорлных, какими славен чудный сад.
  Стоит, зеленый, величавый.
  Играют песни у ребят
  На ветвях ивы перепряной.
  А я стою близ огоньков,
  В перроне, в чаду, и в промокших ботах.
  И жду тебя одну
  Покачиваясь, жду.
  
  А ты идешь, покачиваясь,
  Вдруг, взлетаешь,
  И наблюдаешь свысока холодный дождь,
  Какой на чердаке сидит и наблюдает,
  Как бессловесно ноги, три-четыре,
  Ты в небе вновь и вновь перебираешь.
  
  И в пух и в самый громкий прах
  Кончаются забытые всем лица.
  И дождь вчерашний будто снова снится:
  Он шел в саду, сад радовал его,
  И раздавал гостинцы.
  Вот - краснощекие синицы,
  Вот - ива пряная,
  Не вздумай ею питься!
  
  
  А дождь напился.
  Спрятался в чердак,
  Теперь его ты наблюдаешь,
  Как он, закованный в цепях,
  Все льет и льет на брови мне.
  Шаткому, да у перрона.
  
  Дождусь, вдруг ты расскажешь,
  Как ива уходила в небеса,
  А, возвращаясь, клич пускала.
  На всю страну,
  На месяц май,
  Усталый, серый, опоздавший.
  На те дела, какие на слуху у Шума.
  Какими, вдруг, раскинулся Янтарь,
  И умер впопыхах, в поту и при луне,
  Качаясь, и без того,
  Зевая.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Очень быстро я остыл к ЖЖ, перестал общаться со всеми, кому писал комментарии, кого-то начал презирать, кого-то оставил в ленте Инстаграма до сегодняшнего дня, о ком-то часто вспоминаю, лелею мысль о том, что вот бы увидеться, поговорить о том, как прошла эта безликая жизнь в погоне за воплощением иллюзии. Иллюзии, которая блестела на солнце конъюнктивитной пленкой, которую хотелось принять не в числе болезни, или недуга, а в числе атавизма, приростка, особенности, важности, изюминки, черты гениального ума. Однажды я шел по мосту через реку Миасс, крутил километры, чтобы похудеть в боках, и напевал строчки:
  
  ***
  О, нет, ребят.
  Я никакой не гений.
  У гениев бывают, что ль, мечты?
  Я не поэт весны благоговений.
  И не писатель.
  Какой ведь толк сейчас быть им?
  Хотел я знать, что здесь такое,
  Скрывалось в тишине моих слогов.
  Пошарканное, непростое,
  Отлитое из мамонтов рогов....
  (дальше не помню)
  
  Я выложил этот пост, а потом сразу его удалил. "Слишком громко", - подумал я. "Мне нужно быть скромнее, как прирожденному гению".
  А потом я забросил ЖЖ.
  
  
  
  
  Глава 3
  
  Окончив школу, я ушел на войну. И там, где нормативный по своей природе мальчик уходит защищать Родину, я шел защищать свое представление о мире и о своем месте в этом мире. Я спорил, ругался, грубил, уходил из дома. Родители, желающие мне хорошего будущего, стали врагом номер один. В конце одиннадцатого класса я сквозь зубы зубрил физику, хотя мечтал поступить в академию культуры на режиссера. Лицо, полное скорби и сожаления, лицо унылое, грустное. Пустые слова, громкие, необязательные. Ложь на каждом шагу. О себе, о своей жизни. Я выдумывал себя. Говорил о девушках, с которыми сплю, хотя боялся даже заговорить с кем-то. Говорил о знаниях и таланте, которыми обладаю, о насмотренности, начитанности. Говорил о том, что я отвязный, мне на все наплевать, хотя сидел дома, в общаге, или на скамейке и боялся купить сигарет. Ну, или просто играл в какой-нибудь старый шутер.
  Также в конце одиннадцатого класса я принял участие в литературном конкурсе на тему Великой Отечественной, написал рассказ про снайпера. А когда узнал, что на конкурсе победила одноклассница с сочинением про своего дедушку-ветерана, обозлился на весь мир. Та девушка после школы поступила в академию культуры на режиссера, а я, обижаясь, надувая губы, топая ногой и тихо матерясь, пошел учиться на инженера.
  Ворвавшись в студенты, я врал, капризничал, изображал жертву на каждом шагу. Меня называли тряпкой, я лез в драку и получал по лицу. Я таскался за девушками, влюблялся, а потом писал сопливые рассказы, когда получал отказ.
  Любимые пары были литературными. Я писал пьесу про колготки, думал всех впечатлить своим слогом. Играл ужимками, носил узкие футболки с шарфиком. Писал стихи про белок. Ну, и про кавказцев.
  
  
  
  
  
  
  ***
  Полосатый матрас
  Пружинный каркас
  Девочка сдуру летит на Кавказ
  Косички по ветру
  Реснички в ведре
  Спасибо за это яркой звезде
  Которая может вести на Кавказ
  Ах этот зоркий девичий глаз!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  На втором курсе я бросил институт. Устроился работать на завод. Сидел дома, обжирался сладким, смотрел фильмы, гулял со старым школьным приятелем, который постоянно приносил с собой скучных девчонок. Одну из них звали Женя. Дождливым летом я сходил с ней в поликлинику, потом повел в лес пить вино. А потом мы вернулись в квартиру к товарищу и я ее взял силой. Обиженный, наглый, злой.
  Осенью поступил в академию культуры. Одноклассница была уже на третьем курсе, когда мы встречались с ней в узком коридоре между парами, я делал вид, что мне интересно узнавать, как она учится, но на самом деле я ее презирал. Поступив на платной основе, но считая, что я самый талантливый из сокурсников, я решил, что мой путь - это саморазрушение.
  А потом начал снимать короткометражки. Так, после одной из них, я увидел комментарий знакомого, который написал, что это бред. Я обиделся и заблокировал его в Вконтакте.
  Я понял, что фильмы нужно наполнять стихами. Что в каждом сценарии герои обязаны рифмовать. Так я написал сценарий про ребенка с задержкой развития, назвал его Солнечный зайчик, вложил туда инфантильные стихи, стал искать актеров на роль родителей по театрам, пока одна актриса из челябинской драмы не назвала прочитанный сценарий дословным говном, а мне посоветовала снова идти работать на завод. И я снова обиделся.
  
  
  
  
  
  
  ***
  Когда закрылся ты в чулане
  И стало как-то вдруг темно
  Ты не кричи -На помощь!- маме
  Она не знает ничего
  О том неведомом чулане
  В каком закрылся ты давно
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  Коты окружили Йосю
  Шипели, не давая копать
  Стоит, не шевелится мальчик
  Готовится страстно рыдать
  Воздуха в грудь и согнулся!
  Как лыжник чрез сосны лететь
  Глаза закатил, встрепенулся
  Слезки собрал и реветь!
  Стоит, промокает мальчик
  Как памятник в сквере в грозу
  Песок под ним весь прогнулся
  А коты замышляли игру.
  
  
  
  
  
   Других стихов к этой работе я уже и не вспомню. Зато помню, как стал жить с Васей. Ее звали Настей, а она не любила это имя. Звала себя Асей, а я придумал звать ее Василисой. Я мало писал ей, больше говорил высокопарно, больше ныл, закрывался непонятно где, забухивая горе от жизни и от того, что меня никто не понимает. Вася наблюдала все это. И даже стишок для нее, вымученный с похмелья, ничем ее не удивил.
  
  
  ***
  Вот ты какая
  Такая как обычная такая
  На всех похожая
  На них же злая
  И без причины душу вымогая
  На голове все клоки вырывая
  Будь рядом, тихо засыпая
  
  
  Вася расстраивалась, что я злюсь на мир, беру молоток или дрель из чужих кладовых и порчу стены, омываю кулаки в кровь о те же стены, о деревья. Оставляю на своем лице синяки. А потом всем рассказываю, как дрался.
  Она стояла у подъезда и затягивалась купленной по несчастному случаю сигаретой из пачки сигарет. Я фотографировал ее на ее же зеркальный фотоаппарат. - Такая грустная, - думал. - И такая необходимая.
  
  
  
  
  
  Глава 4
  
  Война набирала обороты. А я набирался смелости и градуса. Знакомый с курса начал делать поэтические вечера, стал приглашать нас с Васей. Я сидел на заднем ряду, слушал, как молодые и талантливые ребята читают, играют песни. Я сидел на заднем ряду и презирал их всех. Я считал, что мои работы лучше. Что я писатель, настоящий, истинный, а они - это сгусток банального выхлопа какой-нибудь бюджетной Лады. Но вместе с тем, я ни разу не выступил на этих вечерах. Боялся. Боялся, что меня обидят. Что меня выведут из этой иллюзии гения. Что разобьют в осколки.
  Поссорившись практически со всеми преподавателями, я написал сценарий про девочку, которая пишет стихи и всех вокруг презирает. И снял короткий метр. Отправил его на доступные фестивали, и обижался, когда его никуда не брали.
  
  Сейчас тот знакомый пришел с армии. Его Home Concert известная тусовка в Челябинске. Он красив и доволен собой. Странные слова, но это так.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  был, вроде, октябрь
  реяли сизые качурки
  над бритой башкой Сталинградских мотыг
  спой, Тонечка, песню,
  о том, как ты видишь тот славный октябрь
  под номером вроде
  спой Тонечка песню
  о том, что ты знаешь
  ты знаешь, я верю
  истошно грызу
  твои очи степные
  словно аистов день
  иль, позволь-ка, октябрь
  зеленые фусты
  безкостый язык
  обожаю, ловлю.
  ты ведь Тонечка слышишь
  ты слышишь меня?
  я уверен, не жадно
  и не между страничек
  не разгадаю загадки
  но все же
  люблю
  
  
  
  
  
  
  
  Проснувшись рано утром с похмелья, первого января N-ого года, я увидел, как рядом лежит Вася, живая. На меня снизошло озарение. Я женюсь, непременно женюсь на ней! Но дни стали лететь. Я все больше дружил с водкой. Бросив академию, сидел дома, писал работы для своих уже бывших сокурсников, бегал на съемки, почти ни с кем на них не общался, а потом врал, что у меня много, много проектов, что я стану великим сценаристом, стоит только потерпеть, стоит только опохмелиться. Вася угасала. С каждым месяцем она смотрела на меня со всенарастающим недоверием. Уходила в работу. А я шел за ней, смотрел исподлобья на пацанов, с которыми она работала и которым она улыбалась, а потом выяснял отношения. Брал деньги, прогуливал их, потом снова брал, снова прогуливал.
  Летом мы поехали снимать очередной метр, который я вымучивал год. Герой истории, пацан, который сбежал в деревню к брату только для того, чтобы сбежать, в одной сцене накидался и прочитал.
  
  ***
  Октябрь
  Ты стоишь нагая
  Как береза
  И мне в ухо говоришь,
  Что любить совсем не поздно
  
  (его прерывает девушка, которая ему нравится)
  Заткнись, шалава, это мои стихи!
  
  
  
  
  Так бы я и охарактеризовал свой последний год с Васей. Прогуливаясь по Ленинскому району Челябинска, накидываясь сорокапятиградусным бальзамом и иллюзиями творчества, я возвращался в дом ее родителей и громко сообщал, что я работаю сценаристом за деньги. А сам просто бесплатно писал всем подряд, а когда большинство не принимало мои работы, называло их сырыми, недоделанными, я возмущался, и уходил в вальс с бутылкой.
  На последних съемках мы с Васей много ругались. А будущей осенью она собралась с мыслями и сообщила, чтобы я уходил с вещами.
  Так и начался мой поход в бездну.
  Было глубоко за полночь. Я держался за стену красивого старого дома где-то в центре Екатеринбурга. Было страшно. Казалось, вот-вот отъеду. Сердце провалилось под парту пяток. Алена, поэтесса, с которой я познакомился совсем недавно, и которой успел впечатлиться, что-то экспрессивно мне доказывала. Я упал на колени, хотелось, чтобы стошнило. Хотелось, чтобы отпустило. Закрыв глаза, я что-то бормотал, чего-то просил. И слышал только одно, только одно.
  - Как же ты заебал, Леха. Как же ты заебал.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 5
  
  Решив напоследок вручить Васе букет цветов, я не застал ее дома. Бросил цветы в угол комнаты и стал собирать вещи. Фильм не монтировался, каждый первый мне говорил, что я в очередной раз отснял какой-то инфантильный непрофессиональный бред. Я стал грезить о поэтической жизни. Мечтал слоняться по впискам, пребывая в затуманенном разуме, читать стихи. Мечтал влюбиться в поэтессу и разрушить себя в конец. Если кому-то и нравится саморазвитие, пускай - думал я. - Я не такой. Я буду идти к смерти, к красивой и пьяной смерти.
  
  Позаимствовав старую спортивную сумку у отца Васи, я собрал свои вещи и собрался уезжать из Челябинска. Навсегда, насовсем. Но на самом деле даже не знал, куда ехать. Питер? Калининград? У меня было два варианта. Устроившись разносчиком листовок в Ленинском районе я бегал от подъезда к подъезду в привычный серый мороз. Лямка сумки резала плечо на прохудившейся куртке. Я бегал и рифмовал. А потом садился на лавочку, укутавшись вскользь подвернувшейся бутылкой башкирского бальзама Агидель, и набирал на затертых кнопках дешевой балалайки стихи. Сохранял их в черновики смс-сообщений. И шел дальше, к другому обсосанному челябинскому подъезду, в котором мне, как разносчику листовок, опять же не были сильно рады.
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  ты меня убивал два года.
  я терпела все пытки твои.
  если б знала, что такое свобода,
  в крови плыло бы больше крови.
  
  не хочу я недосоленных завтраков,
  и рожать я не буду детей!
  пусть иссохнут от слез твои паблики.
  если что, дам те номер блядей.
  
  мир ведь так одиноко прекрасен!
  уж прическа ромашек полна.
  я не буду читать твои басни.
  официант, повтори-ка вина!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  здравствуйте, откройте, пожалуйста, двери.
  мне слишком необходимо участие в канители.
  нет, я не наркоман, я лишь разношу листовки.
  а по вечерам дружу с чужой водкой.
  откройте, пожалуйста, проявите добро.
  судьба ваша изменится, я не насру на порог.
  
  "лешенька, приготовь мне на завтрак омлетик.
  и вообще, ты самый родной в моем белом свете.
  я хочу просыпаться в объятиях твоих грязных брюк,
  и если сопьешься, я со скуки помру.
  в субботу с моей мамой пойдем корчевать капусту,
  а потом я внезапно просру к тебе чувства"
  
  "молодой человек, мы вам перезвоним,
  вы же книжки писать хотите, а не охранять магазин"
  слушай, ты, гони сюда позитивное мышление,
  а не то тебе пизда, бог не даст благословения.
  лучше б выучился гордо, стал больным ученым.
  в незапойные полгода открывал законы.
  
  "дети, дети, в среду принесите решение домашки,
  в какую скрытую страну мечтаете свалить из рашки"
  бабушк в скольшк мне просить не класть в ватрушки лук?
  ты лучше посмо ри, каквз дрочу без рук!
  брат, родись взамен меня от дяди паши в год,
  когда родился я. так маме скрасишь мой уход.
  
  
  
  
  простите мое нежеланье к ящикам пыльным ластиться,
  не надо оплаты, я и голодным богу могу пригодиться.
  он скажет: "оплачивай пеню, в рай нынче трудно пройти"
  а я плюну в морду портвейном и сбегу божьих коровок пасти.
  беззубый уборщик нахмурил две брови и рвать листовки готов,
  я не обижусь. почкам удачи! лера, погнали в ростов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   
  
   ***
  
  В твоем пальто ночевала ласточка.
  А утром окошко разбилось ей вслед.
  Мое пребывание тебе уж до лампочки;
  Растаял перрон, был куплен билет.
  
  Даже Солнце и ярче уже, и теплей.
  Канавы ручьи вдруг жаждут хранить.
  Синяки под глазами ушли. Им видней.
  А я корю Солнце: зачем же мне жить?
  
  Зачем эти жадные сны и откуда
  Стонет в горле гнилом аппетит?
  Рассмеялося Солнце: ты, лучше, подумай
  Отчего эта птица над тобою кружит.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  Тревожная кнопка вдавлена в пол.
  Теперь не видать нам скорой кареты.
  Зачем ты, любимая, ходишь под стол?
  В веках ныне плачут ванилью галеты.
  
  Что ж, должен поклон - твой план удался,
  Напоила тревогой салагу.
  В ночи, без рубашки, съежилась вся;
  Принимай похвалу за отвагу!
  
  На тебе слово! На тебе два!
  Отрываю от глупого сердца.
  Нас уже не спасти. Даже если жива,
  Я не дам тебе, суке, согреться.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  В камышах мы пили водку
  целовались рассадой речей
   Ты любила как идиотка
  предлагая догнать агидель
  
  шатаясь под куполом ЖЭКа
  мечтали с тобой о вине
  прости что так кончилось лето
  прости что бомжуешь теперь
  
  ни дня не сидится без рифмы
  зубы стонут от снега с песком
  в нем найдут меня зверски убитым
  а пока будь ты гожим теплом
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  В Шишке танцуют голые бабы
  Мне предлагали зайти
  Теперь
  Самостоятельным стану
  И сброшусь с чужого пути
  Налево рубли - обратно копейки
  Пожалуй, еще грамм пятьсот
  Я помню, когда ты играла на флейте
  Мелодию аминокислот
  Прохладно. И больно
  щипаются вилы
  подростков с нашивками ЧОП
  Идите в кювет, я король Аргентины!
  И я отправляюсь в полет!
  Синющий портрет фамилии верный
  Летит над городом пчел
  Когда ты сожмешь кулачок с земелькой
  Я звезды буду трогать сачком
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  -четыреста грамм-
  
  серый бетон под серым небом,
  серый снег под серым дождем.
  напильником губишь чужие нервы,
  и будто все нипочем!
  привет! какую плату в месяц
  ты получаешь за узел в петле?
  и сколько наша рутина весит
  за скучный секс в ноябре?
  твои глаза, как корыта из меди,
  наполнены грязным бельем.
  ты взаправду хочешь за границу поехать
  и там остаться вдвоем?
  уволь! вот расписка,
  в ней все изложено льдом.
  увы, у меня под березой прописка,
  под серыми ветвями дом.
  согласен, это не в выборге трешка,
  но и ты не любишь камю.
  совет - мешать с имбирем картошку,
  и стать родимой ему.
  он выбьет старт твоей ракете,
  а к серости добавит свирель.
  а я хохочу: мне серый ветер
  с утра принесет агидель!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Я не зря пишу об оценке своего творчества сторонними людьми. Это не жалость к себе и не попытка оправдать свое бесчинство. Мне важно видеть картину, в которую я верил в свои молодые годы. Я действительно был горд собой и своими потугами. Я действительно много обижался, когда слышал не то, что хотел. Но была и другая сторона монеты. Сторона, освещенная тусклым солнечным светом, пробивающимся через прохладные зимние облака.
  Я гулял с девчонками и читал им свои стихи, им нравилось, что я пишу, а когда я садил кого-нибудь из них в маршрутку, я слышал вопросы о том, хочу ли я в будущем семью. Другим однокурсницам, другим товарищам, к которым по сей день я отношусь со всей душой и телом, говорили конструктивно и по делу по поводу моих направлений.
  Но не смотря на все это, мне была близка модель жертвы. Мне было комфортно страдать. Не важно от чего, то ли от мыслей о неизбежности смерти, которые гонял, когда ехал в душном резиновом запахе маршрутного ПАЗика из района в район, то от вольных, как ветер, негативных ответов девчонок, когда я делал им знаки внимания. Даже когда все складывалось неплохо, я находил, за что покряхтеть. От чего пустить слезу, запив соленую неразбавленной крепкой.
  
  И я уехал в Екатеринбург. Спонтанно, без денег. Создал паблик Вконтакте, назвал его Лети Василиса!, писал в него любую жалобную ерунду по поводу своей бывшей. Устроился работать в ресторан, стал пьяным, а в последствии и травящимся официантом. Знакомился, дрался, плакал. Стал ходить на поэтические вечера, стал выступать на них. И говорил, сквозь слезы: - Вот оно! Вот она, поэтическая жизнь. Как же мне плохо. Как же мне.
  Перед тем вечером, в котором я стоял на коленях у красивого здания в центре Екатеринбурга, схватившись за грудь, я ластился к одной молодой солевой девчонке. Она спрашивала что-то про дальнейшие планы, я показал ей движение рукой и сказал: - Только вперед. Только на дно.
  
  ***
  корабли тонут
  корабли тонут и гонят ржавый пресс
  память кончи
  кончи с памятью
  утекай теки так утекай чтобы утечь а не высохнуть
  
  что ты несешь чувак что несешь
  просто живи живи просто
  ставлю точку
  во сколько она поставлена чего добилась эта точка
  что не милое лицо что не томимое медом так точку ставит
  ставь
  утекай
  ставь
  утекай
  ставь
  точка
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  здесь тоже много недовольных лиц
  и тоже солнце прикрыто тучами
  перед твоей душой я падаю ниц
  и руку жму по такому случаю
  
  пепел нашего имени растворится в сугробах
  и впитается в землю как испражнения
  от искусства вин столовых, пробок
  и наши телодвижения
  больше не ждут в опустевшей квартире
  
  зачеркнутый адрес. гагарина 44
  
  
   
  -письмо жене-
  
  на сельмаш меня ты позови
  будем вместе бегать от собак
  и тем чувствам, плачущим внутри
  буду я невероятно рад
  
  слышь, а че ты вдруг оделась?
  закрывши дверь, запнулась о косяк.
  мне ж нравилась твоя нелепость
  и ленность утреннего сна.
  
  так круто говорить "пока!
  и для себя я все решила"
  слышь, сука, быть с тобой судьба
  и праздник.
  нет, не слышишь.
  
  вали, вали из желтого как сопли сердца
  оставь се только фрукты на потом
  чтоб не дай бог пред кем-то вновь раздеться.
  
  притон
  для скуки, грязи и остатков льда,
  для мебели потресканной шалаш.
  твой труп найдут наверняка
  в районе станции сельмаш.
   
  ***
  мы с тобой стопудова останемся друзьями
  ну ты че
  ну прям буду бля
  будем участвовать в прогулках холодными вечерами
  и может жрать фалафели при раскатах дня
  
  да тебе ладно
  да ладно тебе
  все равно мне нравится твой киновкус
  будем ходить на новые фильмы соррентино
  а не знать где находится уктус
  
  я не против чтобы ты помогал мне брить подмышки
  и не против готовить с тобою еду
  только пожалуйста не плачь как обычно
  валясь в чем мать родила на полу
  
  слышишь говно твой век уже прожит
  и в моем падике не стоит дышать
  теперь я хочу ходить в кальянную с мишей
  в конце концов еще диплом сдавать
  
  пиздуйка в деревню
  где живут родители
  там будет сильнее везти
  и в церкви с отчимом работай строителем
  рожай сыновей и забудешь спасти
  мои отсыревшие сгнившие взгляды
  на твои рваные ленью носки
  
  
  
  а знаешь
  мы не будем друзьями
  желаю тебе подохнуть с тоски
   
  ***
  Тебе не интересны все эти песни
  с вокзалов уже не спастись
  и нас никогда не увидят там вместе
  обещаю
  зубы стареют один раз за жизнь
  
  мы не увидим хорька в зоомагазине
  и корни в тебе не пустит моя пьяная роспись
  и в Ташкент мы не уедем в партере
  опомнись!
  вокзалы закрыты давно
  
  может сможем определиться
  кто ты в душе: веган или пьешь молоко
  и принцип спокойствия будет не нужен
  в детской есть дети, на ногах есть трико
  
  в Серове закроют драматический театр
  и виски возможно откроется вновь
  послушай, все эти песни не в танец
  а стихи уже не в любовь
   
  ***
  хачапури по-аджарски
  и любовь не сохранить
  разорвали диван татарский
  и телами негде всплыть
  
  возвращаться в хлам с работы
  и идти на работу в хлам
  я допью до конца, не против?
  окажусь-ка скорее Там.
  
  ты ж не против, и твой срок -
  девять месяцев трезвого счастья.
  плохим людям - плохой итог.
  хачапури ссох. прощайся.
   
  ***
  льет рожь звезда на пастбище речистого застоя.
  мы так давно не виделись с тобой!
  в рябиновых яслях желтеет труп покоя,
  воняет стыдным гноем под луной.
  мне надо б ленности на рыжие обиды
  и пот бы вытереть с лица
  и фантастические виды
  сидеть на плечах родного отца.
  прекрасные года как будто пролетели
  как будто. не выплескивая яд,
  мы что-то друг от друга так хотели!
  молчания,
  не спать вторую ночь подряд.
  и поздно резать нервами. привет!
  мы в зеркале на бога не похожи.
  спасибо глупым слать в кювет,
  а утром стылый суп
  и ты в нем сука рожей
   
  ***
  трезвым дорога к зубному, сними синий ранец.
  ранец сними.
  захотела жить по-другому,
  приходить на работу к восьми.
  неба за камнем не видно: что уж,
  в сердце ее нет дыры. выделять слюну
  и деньги на пиво. скажет, зачеркни себе рты.
  все отлично, нет ветра у закрытых дверей.
  душа не в личико, пол - не действует клей.
  с четвертого раза удача шерстку с оков.
  два по четыре - список гневливых готов.
  а она, трезвая у зубного, сидит и душой не ведет ни одну из телепередач про разбои вымогающих к вину лед,
  ничего.
  свернется в луну, луна - добром в ответ.
  на завтра поезд ко дну,
  как хорошо, что ее там нет.
   
  ***
  вертинский завещал пить
  твои кровавые локоны
  засохли
  под казнью гранит расстался
  осознанно вкусным
  топилась в сером меху
  топился двухлетним бессрочьем
  и выйти отсюда живым
  живым выйти в омут сомненья
  а красный закат
   
  ***
  наотмашь
  недопитый под кроватью бальзам
  блестит как
  твои рыжие локоны вьются с похмелья
  теперь моя любовь - черствый лаваш
  и скука от нейтралитета дам
  теперь
  что такое сельмаш? гаражи
  что слизываю остатки с экрана чужого айфона?
  что не хочу бороздить ключами замок от дома?
  не дома
  высохла опухшая щека
  и
  как хорошо что вы пришли меня зовут
  попить водички
  лечиться от
  тебе протянута рука
  а ты хотела банку колы
  и вдруг в серванте забродили спички.
   
  ***
  двадцать два и прошло пол лета
  с девятого этажа на девятый
  я не помню тебя раздетой
  и в похмелье забыл все тайны
  
  как назвали кота в честь бандита
  как искали по городу песто
  я плюю на уровень быта
  зная что в нем мне нет места
  
  а сейчас, а сейчас то что?
  пять ночей, целовались и здрасьте.
  твой портрет пылится в трюмо
  как бандит, синие простыни в сласти.
  
  как убитый плесенью хмель,
  белобрысый утром прохожий,
  я не буду тебя звать на дуэль.
  хватит снов, есть ведь солнце и кожа.
   
  ***
  если все пять и коту под хвост,
  то у кота под хвостом не так уж и плохо.
  боль исправляет запах тех звёзд,
  под которыми не целовал тебя,
  кроха.
  
  вселенная шипит под гнетом грязных носков
  и раздельного счёта за два детских мыла.
  кричишь: берегись однокомнатных снов!
  а во снах обои, синий кафель, аж взвыла.
  
  там где стреляли романовых, стрелять нагишом сигареты,
  охоту крепкую и фильмы годара,
  плакать в автобусе, тебя рядом нету,
  и нету.
  
  были все пять,
  с дрожью и без
  вызванная по телефону рвота.
  в красных глазах город исчез,
  а новые чувства с нового хода.
   
  ***
  ответ поэта - 42.
  а ржавые кресла. специфично зависли.
  мне нравится жизнь и когда солнце в глаза,
  и те таблетки, чтобы нервы не кисли.
  и в воздухе сухо, и у ангелов кончается слюна,
  они
  перестают плевать с небес.
  какая не случалась,
  но кончается.
  холодная война.
  мне было хорошо с тобой и стало классно без.
  а если соберутся крылатые твари,
  не сомневаясь, зонт бери.
  трать витаминки на чужом карнавале,
  и, будто слово, честь храни.
  восточной кухне рад я был,
  был восхищен столпотвореньем рифм.
  но видит ангел, какой смысл
  пожарным исполнять пред желтой сранью гимны.
   
  Глава 6
  
  Совершенно случайно и впервые в жизни я заработал денег. Кому-то занял, где-то прогулял, но на карте все равно ощущалась сумма. Не прошло и года, как Екатеринбург мне наскучил. Очередная встреченная любовь всей жизни помахала рукой на второй неделе знакомства, какая-то девчонка с кликухой Арчер приютила на пару ночей. Ей то я все и рассказал. О том, что все. Хватит. Я уезжаю в Питер. А если хочешь, - продолжил я, - поехали со мной.
  Мне было все равно, поедет она, или нет. Я скинул ей денег на билет на поезд, а она проводила меня до перрона и сказала, что приедет попозже. Мы поцеловались напоследок.
  Тогда я и не думал, что наша последняя встреча, через два года от прощания на вокзале Екатеринбурга, закончится таким же поцелуем. Скользким, нелепым, необязательным.
  
  Я был готов рвать. Я был полон сил и стремления дойти до своей мечты. Пустить корни в Питере, снимать кино, стать известным, оказаться на пике и остаться на пике. Счастье, радость, пот, смешанный с лубрикантом. В первый же солнечный день я обошел центр Петербурга и сел в Бургер Кинг пить пиво. В первую неделю бродил по собеседованиям, закидываясь разгоняющими таблетками. В первый месяц, когда внезапно приехала Арчер, мне позвонила женщина, у которой я жил и сказала, что все челябинские срут ей на голову. Ирония, ее Василисой звали.
  
  С творчеством не получалось. Решив вопрос с жильем и с работой, я бегал от бутылки к работе, от запоя к пересменкам. Меня доставали из туалета, выламывая двери, я бросался под машины, я толком ничего не делал. Ничего.
  Порой, окружая себя одиночеством, писал что-то. Скучал по Екатеринбургу. И все.
  Арчер нужно было защищать диплом, возвращаться на Урал. И я поплелся за ней.
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  Антидепрессанты. Макароны. Манишь.
  Ты мокнешь под дождём не покладая рук.
  Бросая пить, счастливым ведь не станешь.
  Никем не станешь. Вырвать чёрный зуб?
  Нет, сам исчезнет вместе с тонким криком чаек
  и прибыльной работой всей твоей мечты.
  Давай дождемся чая. Закипает,
  как быт несвязной нашей красоты.
  
   
  ***
  
  вечер в столовой. ты после концерта.
  овощные котлеты. недопитый компот.
  вроде не так было начато лето.
  вроде не так бесновался живот.
  
  хотелось догнаться твоими секретами.
  расширять кругозор, расширяя зрачки.
  не убрана гадкая скатерть. и что же ты,
  вновь терпишь сквозь чувства чужие понты?
  
  до звезд сошлись лбами. и те уж на небе
  журчат, вспоминая похмельный приют.
  ты после концерта. зашилась на вечер.
  мои стихи сплошь черный мазут.
   
  ***
  
  Праздник без скидки. Праздник без торта.
  Твоя барракуда безбрежней прудов
  На одеялах петровского грота.
  Не улыбаюсь. Живи без штанов.
  
  Флюте бить матросам. Красавиц всех за борт.
  И красные кеды в опилках схранить.
  Себя принуждаю быть здесь и сразу.
  Как будто есть смысл ещё где-то быть.
  
  Не хочется боли и мраморных страхов.
  Любить зимний клён как бога в петле.
  Спасибо большое за ночлег и рубаху,
  Но возьму тебя за руку лишь в мразной земле.
   
  Странное ощущение начало преследовать меня, когда я начал писать эту главу. Когда я рассказываю про Петербург, меня одолевает чувство любви, охоты, ностальгии. Но на самом деле те несколько месяцев были какими-то несуразными, неоконченными, никакими.
  Арчер смотрела на меня, говорила о том, что не ожидала, что я такая свинья. Я произвел на нее впечатление человека, обогащенного романтикой подъездов и вписок, но вся эта романтика быстро завяла в обосанной постели.
   
  Глава 7
  
  Вернувшись в Екатеринбург, я пытался поймать то ощущение, которым был богат в первую мою встречу с городом. Ощущение романтичного хулиганского балдежа. Но мне было трудно дышать.
  Знакомые, с которыми я тусил до отъезда в Питер, обзавелись новыми историями, в которых мне не нашлось места. Мы стали отдаляться друг от друга.
  Я все больше времени проводил в квартире с Арчер. Пытался писать сценарии на удаленке, но все заканчивалось прозаическим ничем, будто писателю скучно придумывать концовку, и он хочет быстрее закончить рукопись.
  Менял работу на работу. Безденежье на безденежье. Екатеринбург становился таким же хмурым, как и родной Челябинск в его лучшие годы.
  Казалось, это все. Ни многим, ни малым, отрезок времени длиною чуть больше полугода оказался реальным воплощением поэтической жизни, которую я преследовал, приезжая в Екатеринбург.
  Жизнь стала казаться непотребной, унылой, однообразной, отстойной. Меня увольняли, принимали на работу, увольняли вновь.
  Я брал таблетки Арчер, антидепрессанты, сильные, дорогие. Я стал верить в то, что болен. Меня ничего не радовало. Я настолько убедил себя в том, что болею, что начал хандрить, испытывать панические атаки, рассеянность, вспышки злости. И никаких улыбок.
  Все глубже я опускался на дно бутылки, стакана (как правильно говорят в социальных рекламах?)
  Редко, но ходил на поэтические вечера. Ничего не читал, был занят самогноблением, страхами, неуверенностью.
  Решил устроиться на киностудию известного фестивального кинорежиссера, и когда получил отказ длиною в два месяца, сдался навсегда.
  
  ***
  
  все, что знаю о рае -
  там пьют ессентуки-17.
  остального, увы, не знаю.
  остановился не в той иллюстрации.
  
  не сошёл ночью с поезда с дамами,
  не прикрыл простынею икону.
  только думать стал лучше с годами,
  только встал не к себе, а к чужому
  
  не в тот год, не в ту яму забвенья,
  не в ту погоду, чтобы прощаться.
  я не хотел быть понятым всеми.
  я хотел лишь с тобой целоваться.
   
  ***
  
  никогда не забуду, как пахнет гранит невы.
  как было стыдно от запаха прокисших кед.
  как с экранной мечтой так и не перешёл на ты.
  как ломились в закрытую ванную, предполагая, что я ослеп.
  
  никогда не прощу тебе впустую потраченных сумерек.
  никогда не влюблюсь больше в воспоминания о тебе.
  пусть лучше рваная печень останется на зимовку тут,
  не возвращаться же ей к сорокаградусной пустоте.
  
  хочу бросаться добром и желать женам счастья.
  мужьям не есть мясо, выходить на митинги против кафе.
  хочу проснуться гладко выбритым, будто мне снова семнадцать,
  и слагать с утра рифмы о лучшей судьбе.
   
  ***
  написал: "прислони свое третье ухо к презенту, посылке,
  без зазрения совести закати третий глаз.
  чуешь? в твоём желтом океане больше нету прилива.
  привет из прошлого! фотография в анфас.
  
  в этом без сомнения ярком букете спрятался, будто стесняясь, цианистый калий.
  моё предложение провести совместное лето,
  стать в саду камней самыми модными камнями."
  
  через неделю приходит ответка "наелась, спасибо.
  я теперь лежу в больнице, смотрю по телевизору Урганта.
  у врачей требую продлить те хорошие капельницы с плацебо.
  и вообще тебе спасибо, ты поступил по мужски и типа мудро"
  
  алкомаркет-24. русский фейерверк.
  воздух рвет на клочья Таня Буланова.
  я сижу где-то в углу, переписываю стихи о тебе.
  заменяю слово "тварь" на любимая, странная.
  
  "типа мудро. по-мужски" повторяю в голове снова и снова.
  ты как лекции Леши Махова, как полёт в космос Терешковой.
  за неделю забыл все эпитеты, аллегории.
  стал чистить зубы два раза в день и спрашивать "не говно ли я"
  
  нет, не говно! пусть даже в июле нагрянет метель!
  я все равно дождусь тебя из больницы,
  мы все равно поедем в Марсель.
  вспомни "портовый город у моря и наши молодые лица!"
  
  но прошло четыре долгих, долгих четыре года.
  в репертуаре столовой жирный крем-суп из баранины.
  ты забыла выковать мне привет на надгробии,
  чтобы только богу и дворникам были доступны наши с тобою сознания.
   
  
  ***
  
  Не поеду к тебе ночевать, пока не ответишь: "ты за Путина или нет?"
  Я уже определился - храню свой минус на карте тинькофф-банка,
  Через соседский вайфай страдаю в сети интернет,
  Да ворую гнилые овощи из соседнего Магнита. Не поверишь, прям с прилавка.
  
  Но конечно ты ответишь: "не волнуйся, приезжай. Бери творожные печенья и кофе с корицей.
  Мне завтра работать: разгонять митингующих, чтобы попасть наконец-то в рай.
  За тебя замолвлю словечко, я смогу. Я ж в полиции."
  
  Будто это мне важно, будто это все живое,
  Мне нет разницы, что в Сирии творит Асад.
  Только скачаю тебе фильм Климова про счастливые песни зубного,
  Я ж все равно тебя люблю, даже больше, чем сто лет назад.
  
  Приеду, будем локти друг другу кусать, любоваться в окно на горсад.
  Позволю заставить себя платить налоги, типа надо.
  Завтра ты будешь по ту сторону баррикад,
  А я останусь лежать под твоим одеялом.
   
  ***
  ты обнимаешь меня своей теплой как кофта в гардеробе спиной
  ты просишь меня посвятить тебе стих
  я ломаюсь, будто выход существует иной
  я срываюсь и снова в мне яд и градус кипит.
  
  уже справка о том, что не дорос до бездрожжевого хлеба
  уже падают голуби, замертво сном, прямо с небес.
  в той неряшливой повести в тебя очень классно поверить,
  существуют века без тебя? лжет ли напрочь трустори-прогресс?
  
  может, лжет. и тогда в безответной сахаре
  помолюсь всем степным и трусливым волхвам.
  может, арч, не струну нам стоит рвать на гитаре,
  в день прогульщика пить и страдать, арч, не надобно нам?
  
  ты подумаешь: "дрянь летуновский, такая-сякая,
  врешь мне, типа зря нам века?
  может нам забухать, наблевать в тротуаре?
  а с утра встать на путь сухого вина?"
  
  ну уж нет, арч, позволь мне раздеться, помыться,
  забросать рюкзачок черным-черным бельем.
  забросать рюкзачок белым-белым паксилом.
  и обнять твою спину и веком и днем. 
  -Челябинск-
  
  перепутья скрипящей жести
  юбка без талии
  отхлебну у тебя из пробирки железную
  как в сохраненных тобой фотографиях
  
  я мыл в доме все окна
  безнадежно в ветеринарные дела попадая
  скажи, разве так же красива без твоей руки
  радуга? я
  высок, худощав и немного, быть может, мил.
  
  чу! чем так жжется восход?
  еще грядки акаций от чего-то собой
  окровил...
  
  нет! не надо модерна:
  я лежу в собачьем дерьме
  только закатный завод пенопласта
  ревел
   
  ***
  
  если бога нет, то в кого я верю?
  если нет любви, то зачем мне пить?
  зачем отрезать, если семь не отмерить?
  зачать по пьяни и недовольным ходить?
  
  вставать по будильнику, чтоб в открытую форточку
  незаметно курить, типа я - либерал.
  извиняться за прожитый день как по кодексу,
  извиняться, что жизнь у тебя отобрал.
  
  сидеть на диете, в пути на рабочий досуг
  восхищаться ольхой, какой-б не была.
  ругаться на дождь, но хотеть в петербург.
  типа скрыться от всех, типа туда навсегда.
  
  а в конце наблюдать отмякший бетон,
  что от грязи больных стал циничен и щедр.
  позабыть как младенец младенческий сон.
  и уверовать в бога, хоть его уж и нету.
   
  Напившись однажды до отвратительного состояния, я был бит охранниками торгового центра, в котором работал. Очнулся в больнице, сбежал из нее, потерялся в незнакомом отдаленном районе, дошел пешком до работы, чтобы показать охранникам, чего я стою и увидел, как меня встречает мама. И отчим.
  Ей было сложно видеть меня таким. Она и так была в шоке от того, что я уехал из Челябинска, не поддерживал связь, отнекивался, исчезал. А тут, грязный, пьяный, избитый.
  Я ехал в Челябинск на заднем сиденье машины отчима и ревел.
  
  А через пару недель лег в психбольницу по улице Кузнецова.
  Заваривая купчик вечерами, получая кофе за вымытые полы, я общался с теми, кто стремился жить поэтической жизнью. В своем понимании этого, конечно. Одному деду я написал стихотворение, посвященное его внукам. Он сидел в курилке в пять утра и плакал. А я... я мечтал о том, чтобы все-таки отснять Солнечного зайчика, сценарий, который написал еще в академии. Мечтал о том, чтобы позвать на роль матери Яну Троянову, актрису из фильмов Сигарева и из сериала Ольга.
  Мне нравилось впечатлять стихами медсестер, рассказывать сказки про Петербург другим больным.
  Мое представление о том, что я душевно нездоров, четко подкреплялось комфортом, который я нашел в этом заведении. Мое, это определенно мое, - думал я, кушая таблетки перед сном. А потом меня привели в аудиторию рассказать свою историю перед студентами-медиками и я все наврал.
  Аспирант долго молчал, а потом сказал диагноз:
  - Ничего особенного, это просто особенности характера.
  
  Я обиделся на него.
  ***
  
  расскажи мне хокку про тонгу
  и про то, что леша махов любит дудку.
  сколько путин будет на кону?
  сколько лет не сможем быть в разлуке?
  
  расскажи мне хокку... про бензин
  и про то, где юра дудь берет насвай
  что важнее: театр или крым?
  что сломается быстрее: наша дружба ли, китай?
  
  в свою очередь... я не хочу тебя тревожить
  здесь играют в карты, angie beatles
  здесь рвут фильтры белорусских сигарет и ночью
  под купца читают хокку про бензин и тонгу.
  
  да, мне не хватает туалетных пауков и бесконечного ремонта
  запаха белья у той квартиры.
  знаешь, счастье не в девятом отделении дурдома,
  счастье в глубине совместной могилы.
   
  ***
  
  Мы в дурдоме пили водку.
  И психолог приходил,
  рассказал, что жизнь - наебка.
  Что "твой мир и лжив, не мил".
  
  "Будь-ка, друже, человечней.
  Всё в артхаусе живешь.
  Прямо спину. Шире - плечи.
  Прекращай-ка свой пиздежь".
  
  Хорошо, я буду проще
  сердце яркое тушить.
  Брошу пить, покину рощу.
  Буду - в коммуналке жить!
  
  И однажды будет утро.
  (двадцать третье ноября)
  Натяну на горло жгут я,
  Скрипнет стул.
  Заржет царевна Несмеяна,
  и исчезнет мой пиздежь.
  Залечу на сердце раны.
  
  В сказке - не намек, а ложь.
   
  Глава 8
  
  Я не помню свою последнюю смену в квеструме в Петербурге. Я был слишком пьян и заснул. Но я догадываюсь, отчетливо догадываюсь, что там произошло. Опустошив три бутылки рябиновой настойки, я провел веселых мужиков, включил им квест. А потом проснулся посреди ночи и осмотрел рабочее место: пустая касса, выломанные двери из последней комнаты квеста, звук системного блока компьютера и мозоль в горле.
  Так прошли еще два года.
  Я вернулся в Екатеринбург, к Арчер, и стал стремительно угасать. Сам того же желая.
  Все мои трезвые воспоминания обратились в будто вырванные страницы из дневника бродяги, которого Бог вытаскивает из кустов, с обочины, ведет покушать, поспать, помыться, поцеловаться с любимой, а затем опять отпускает в кусты, на обочину, на скамейку в парке.
  Так все и было, пока мать Арчер, сильная характером женщина с некрасивым лицом не выгнала меня из дома своей дочери.
  Когда я приехал за вещами, пролежав до того пару месяцев в лечебнице на 8-м километре, увидел, что квартира, в которой мы жили два года, обрела муки ремонта, увидел, что Настя, да, все-таки Настя, не Арчер, посвежела, перекрасилась, выпила на счастье и смелость, я не расстроился. И меня это удивило. Будь я моложе, я бы ушел в обиду, расплакался, бросился в ноги, стал умолять о пощаде, но я просто поцеловал ее, как тогда, два года назад, перед тем, как уехать в Петербург. Скользко, нелепо, необязательно.
  И больше я ее не видел. И больше не видел Екатеринбург.
   
  "2017"
  
  мне не нравятся смузи и танго
  грустный дэнс
  я отдам тебе все свои танки
  в ворлд оф тэнкс
  под кроватью не спрячется больше
  затежский гусь
  тебе цветок сорву с клумбы я ночью
  и трезвым вернусь
  а с утра маргарита и суши
  фитнес-ролл
  но не пошло. на балконе заточим мы
  беломор
  будем жить. ежедневно в асаны
  падмасана
  на самокатах вдоль исети
  к чаю халва
  и кончимся вместе как в сказке
  дон-кихот
  
  всё не так:
  я проснулся в холодных ботинках
  во тьме нечистот
   
  ***
  
  Разливное.
  Послевкусие сладкое.
  Чулки белые,
  геопатогенная зона стабильна.
  Обратно не примут: "Все бухаешь, гадина?"
  Пожелтевшими руками смывая плесень с вишни.
  
  Я -
  смятый ветром пиджак в чемодане,
  Мессия
  в чёрном списке пенсионного фонда.
  Исчезнут вновь
  зыбь и боль меж висками,
  Я дождусь пятнадцатого -
  два дня, не долго.
  
  Одиночества средней прожарки наевшись,
  Она мне пишет:
  "Не приходи, красивый,
  Не приходи никогда, хмурая ересь,
  Кстати,
  купи дешевой
  апельсинной".
  Всадникам выкладывая просроченный паспорт,
  Кладу ноги на гранит
  кровью вычерненной:
  Если жжёт за грудиной -
  прочитаете в рапорте.
  Если вернусь, то только с гривою львиной.
  
  ***
  Ароматизаторы на языке. Чистое небо. Я уже кончил.
  И ещё я хочу с тобой проваляться все белые ночи.
  Мне нет разницы, буду ли я бомжевать в сорок лет со стаканом.
  Нет, мне хватит сегодня вина. Я хочу стать твоим лубрикантом.
  Буду стоить сто двадцать рублей. И стоять до конца на витрине.
  Ароматизаторы на языке. Я люблю тебя милая. Вылей.
  
  
   
  Мне больше не хотелось жить. Я чувствовал, что уже все, что уже точно все. Моя дорога вперед и на дно действительно привела меня на дно, как бы я не хотел обратного, и не притворялся, что мне важно саморазрушение. Корча унылые гримасы, заливаясь Охотой крепкой, или украденной из Пятерочки, Магнита, Красного-Белого водки, одной, второй, третьей, я стал верить в то, что впереди - только безызвестная смерть. Старые знакомые перестали со мной общаться, да и я никому ничего не говорил. Работал в Пятерочке, в Ашане, в Перекрестке, раскидывал продукты по полкам, потом шел к паллетам и снова раскидывал продукты по полкам. Тьма, которая облизывала мою жизнь с осторожностью до этого, проглотила меня полностью, всего. И не смотря на то, что хотелось простого умереть, я мечтал о том, чтобы выжить, вырваться, уехать, не важно, к морю, бомжевать, хоть куда, подальше от дешевых магазинов и товаров по акции, подальше от квартиры с постаревшей бабушкой и упреков матери о моем кощунственном поведении. Подальше.
  Но дальше детской площадки, на которой я засыпал облеванный, я не уходил.
   
  ***
  воск от меда отделив, видимо
  на мощеной реке на цыпочках лежать до заката
  мне не хочется плакать, вымаливать,
  то, чего уже, не утрачено, всрато.
  
  по обоим бровям два поезда крушатся
  как хороший мент не встает очередью брать штраф
  как один разговор "как мне нравится название пива охоты крепкая"
  боже, ты что-то еще о ней знал?
  
  тебе нужно отдохнуть, снова бросить работу
  под леонида быкова танцевать в желтых цветах ночи
  или просто вызвать рвоту, простую, такую, желчную, рвоту
  на все крики твоей души
   
  ***
  камбек к вечеру, не выдумывай так
  три гола не сразу зайдут
  мы идем на фестиваль через парк
  чаруясь праву бросать институт
  
  ты знаешь все ласки местных такс
  на карточке двадцать но мы не сдаемся
  ловить в засаленной зелени пьяный экстаз
  лежать в ней спокойно пока нету солнца
  
  сегодня суббота и нужен пакет
  для тех кто курит тонкие, кто курит тройку
  лежать в засаленной зелени - нужный момент
  погибать молодым - необходимая двойка.
   
  Глава 9
  Каким я был, таким и остался. Мнительным, скрытным, горделивым отчасти. За последний год я повстречал много новых людей, я вернулся в знакомство со своими старыми товарищами. Нащупал старую привычку мечтать о большом, обижаться по пустякам, не любить себя и не желать себе счастья.
  Я во многом заслужил такой жизни. Я осознанно пришел к скупому существованию. И теперь, когда не употребляю уже больше года, когда вижу, кто я, откуда я, каков я, мне как-то проще понимать, как и куда двигаться дальше.
  Может, опять в простое "уехать", может, снова стать знаменитым, может, влюбиться и сидеть с любимой в квартире, отсматривая телешоу и сериалы.
  Может... да пофиг уже. Я по другому не могу. И не хочу по другому. Болтаясь от огня к огню, я не нашел душевного покоя. И благодаря своему негативному мышлению все еще считаю, что никогда его не найду. Так что будь, что будет. Или просто будь.
   
  ***
  Если ты за общим столом, ты легкий вариант.
  Ты легкий вариант, если уже улыбнулась мне.
  Ты улыбаешься мне, я представляю вкус твоего борща.
  Я не люблю борщ, томатный суп и наггетсы - измена.
  
  Нужно делать первый шаг, вспоминаю все свои стихи.
  Стихи мои говно, говоришь, но ты же красивая.
  Ты красивая, и больше ничего не говори:
  Перед возникновением чувств я бессилен.
  
  Оставшийся вечер я в игноре, даже не отвечаешь на 'как дела?'
  Как дела, все, что могу спросить у тебя.
  Нахватался верхушек, настроил сказок, мне клево.
  Говорят, треугольниками рисуют творческие люди.
  Смотри, как родинки на моем предплечье сложились в треугольник.
  Я не помню, чтобы когда-то в жизни я что-то понял.
  Я понимаю, что ты легкий вариант, и мне становится плохо.
  
  Ну что за наваждение, не отвечаешь на мой запрос в друзья.
  Грустная музыка, холодная банка энергетика, дома
  Сублимирую свои чувства в рассказ про тебя.
  Сублимация, это вся моя жизнь в погоне,
  
  Как кокер-спаниель бегает, голодный, за своим хвостом,
  Я бегаю от заголовка к заголовку в погоне за счастьем:
  Симптомы, изжога, какие вещи собирать в роддом,
  'Возьму тебя на рыбалку, а ты принесешь мне снасти'.
  
  Ну, такое. Разве можно это называть творчеством, стихом?
  Ты отвернулась в телефон и залипла в паблик 'Девичьи секреты'.
  Допиваю энергетик, проговариваю про себя молитву и все:
  Сегодня вторник, в кармане есть мелочь, нужны сигареты.
  
  
  ***
  
  Лицом в ледяную лужу. Говоришь, не больно.
  И даже нет разницы, что в твоем дворе не лечебная грязь.
  Мне кажется, я тебя видел в каком-то порно.
  Я писал тебе комментарий, а ты не ответила, мразь.
  
  Сдал ноутбук, в ломбарде кто-то набрызгал твоими духами.
  На сдачу острая шаурма, в соусе кто-то оставил твой волос.
  Эта школьница так же как ты нарисована сзади.
  А ты не отвечаешь на комментарий, сволочь.
  
  Сладкая артерия, нежная шея, затаила дыханье.
  На лице крошки льда от слез, не больно.
  Солнечный свет, мокрая куртка, гуденье трамвая.
  Я так болен, так болен тобой. Я так болен.
   
  ***
  
  Волшебный цвет.
  Листва на фоне серого неба.
  Упал на колени в лужу, будто этого ты так хотела.
  Недовольно скривилась, не нужно, не надо, лишнее.
  Дымом дешевым давиться, удаляя рисунки с планшета.
  Если снова все повторить, то только без кучи таблеток.
  Добуду спальник, палатку у моря, это все равно, что край света.
  
  Волшебный цвет.
  Листва на фоне серого неба.
  Нет звонка, обещали же, давали надежды, секреты.
  Как и ты зачеркиваешь свой рассказ в тетрадке,
  Так и я держу для тебя смартфон с серией саус парка.
  Питание. Питаюсь памятью и твоими чувствами.
  Мой прожитый опыт - самое экспериментальное искусство.
  Доказываю тебе, какое место в истории занимает мазня на заборе.
  Дурачок, но красивый. Перекрасила волосы, потолстела, я в игноре.
  Опыт ошибок, неудач, пустого и вечного осознания.
  Недовольно скривилась, вставай с колен, не нужно, не надо.
  Проснулся в ментовке, помочился на стеклянную стену.
  Вышел к вокзалу, звонок с работы, приходите на смену.
  Местные менты уже знают по имени, постой, расскажи-ка о ней.
  Лукавлю, говорю, учит польский с поляками и смотрит дисней.
  Поеду на смену, одолжите мелочь на знакомый маршрут.
  Отпускают, езжай, нам еще премию за твою безопасность дают.
  С первой зарплаты беру новую симку, на ней твой пустой и вечный номер.
  Неужели? Смотрю на колени - пятна грязи так красиво засохли.
  
  Нет. Нет прихода от памяти и твоих больных, нежных чувств.
  И я снова голоден, но я готов зарыть этот труп.
  Такого тоскливого
  Волшебного цвета.
  Листва на фоне серого неба.
  И в который раз лето.
  
   
  
  ***
  
  Каленое утро
  Осколки бутылок под рваными кедами
  Навстречу участковый
  Прячу взгляд, будто в столицу еду
  Ну а в столице? Что там в столице?
  Та же грязь и уныние в мыслях
  Та же печаль, комфортная, своя
  Потому что нет трека в плейлисте для убийства.
  
  Если в душу западает голос и совместимость интересов
  То душа гнилая, пресная.
  Еще раз зайти на ее страничку, убедиться
  Что это зеркало моей мечты, моя столица.
  Ну а в столице? Что там в столице?
  Прятать взгляд, на плохой работе крепиться
  
  Выход осколком бутылки утро страшит
  Подниму, очищу от наклейки, от пыли
  Попробую на язык
  Участковый идет навстречу,
  Не узнает, видимо все еще спит.
  Зажимаю осколок двумя пальцами как винстон
  Прохожу мимо, это страх или мечты о столице?
  
  Столица. Верный феникс нажигает фольгу в груди.
  Теплотрасса на улице Энергетиков
  Если ответит взаимностью, беги. Беги.
  Ледяные капли дождя
  Каленого утра эстетика.
  
  Послесловие.
  
  Этот сборник я распечатал в трех экземплярах и раскидал по разным точкам в Челябинске. Тому, кто найдет его, сообщит мне в сообщениях в соцсетях, или по телефону +79525056803, я буду благодарен. Девочке куплю энергетик или шоколадку. Мальчику - пачку сигарет или шоколад.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Алексей Летуновский
  август 2020
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"