Аннотация: Вступление.
На берегу Оки. КРУТИТЕСЬ, КАБЕЛИ, КРУТИТЕСЬ! Галопом по Европам. Необычная командировка, или как я стал авантюристом. На пыльных тропинках далёких планет...Победители.
Глава девятая. Разные истории.
9.1. Вступление.
Вот перечитал я всё, что написал о своей жизни, и сразу понял, как много упустил. Даже при моей широко известной дырявой памяти есть вещи, о которых рассказать просто необходимо. Это самые разнообразные истории, связанные с работой и отдыхом, с друзьями и коллегами, с "рядовыми и начальством". Так родился замысел этой главы. Конечно, всего не вспомнишь, но кое-какие эпизоды я твёрдо решил отдать на суд читателей. И если при чтении этих историй у вас хоть раз возникнет чувство узнавания и воспоминания или вы хоть раз улыбнётесь описываемым ситуациям, то я буду вполне удовлетворён достигнутым.
9.2. На берегу Оки.
Начало этой истории вполне можно отнести к детективному жанру. Всё началось с того, что наши молодцы - разведчики (точнее, шпионы) надыбали где-то в Швейцарии новейшую установку для запуска противотанковых управляемых реактивных снарядов (ПТУРС) под интригующим кодовым названием - "Кобра". Как принято, было в то время, наши бравые генералы тут же велели разобрать эту самую "Кобру" до мельчайшего винтика. Затем всем соответствующим предприятиям, для которых Основным заказчиком являлось Министерство обороны, была дана строгая команда воспроизвести комплектующие элементы добытой установки. Головной фирмой по этому воспроизводству назначалось конструкторское бюро под руководством Бориса Ивановича Шавырина, Героя Социалистического труда, лауреата ленинских и сталинских премий и т.д. и т.п. Нам же, ОКБ КП, было поручено воспроизводство кабеля (точнее, микрокабеля) управления, снятого с той же установки. Я тогда работал у А.Л. Гольдберга, и он поручил эту работу мне. Я думаю, не стоит напоминать, что в те времена понятие воспроизводство понималось в буквальном смысле этого слова. Воспроизвести - значит сделать точно такой же элемент, даже не пытаясь его как-то улучшить. Говорят, это была твёрдая установка самого Иосифа Виссарионовича. Что же представлял собой переданный нам микрокабель? Да ничего особенного: четыре уложенные параллельно жилы в виде эмальпроводов, упрочняющие элементы из нескольких нитей натурального шёлка и общая обмотка, опять же из натурального шёлка. Вот и весь кабель. Никаких технических трудностей в изготовлении такого кабеля мы не предвидели, о чём и доложили Т.М.Орловичу. Вскоре приехали заказчики из фирмы Б.И.Шавырина - молодые (нашего возраста) приятные ребята.
Любая новая разработка начинается с согласования технического задания (Т3) на эту разработку. К обоюдному удовлетворению ТЗ согласовали довольно быстро. И процесс пошёл. Через некоторое время были готовы и первые образцы микрокабеля. Технологическое оборудование для его изготовления было оперативно сконструировано и изготовлено силами конструкторского отдела (М.Д.Блиндер и Д.А.Степанов) и механического цеха (А.Д. Тихонов). А сам микрокабель (его первые образцы) делался у нас в отделе под бдительным присмотром Анатолия Степановича Новикова. Заказчики были очень довольны и искренне благодарили нас за такую оперативность. Потом наступила пауза. Начались полевые испытания ПТУРСов на полигоне в Коломне (резиденции КБ Б.И. Шавырина). Нам оставалось только ждать результатов. Впрочем, не только ждать, но и нарабатывать всё новые и новые образцы для испытаний и регулярно передавать их в Коломну. Чтобы не сорвать ненароком эту работу, мы передали изготовление микрокабеля во 2-й цех нашего опытного производства, которым тогда руководила милейшая Маргарита Семёновна Лаврова. Казалось, всё идёт, как надо. Однако проходит несколько дней, и нас с Гольдбергом вызывает Орлович. Оказывается, ему звонил сам Шавырин. Там у них что-то случилось, и ответственность за неудачные испытания они сваливают на микрокабель. Короче, надо срочно ехать в Коломну и разбираться на месте. Ехать должны я и Маргарита Семёновна. Делать нечего. Пришлось ехать. И вот мы в электричке, которая катит в сторону Коломны. Пытаюсь вспомнить, что я знаю об этом городе. Вроде бы там есть мощный паровозостроительный завод. А что ещё? Бог его знает! Как будто бы в Коломне останавливался Дмитрий Донской перед Куликовской битвой, но в этом я не совсем уверен.
Но вот и Коломна. Ничего особенного. Обычный подмосковный городок, как наши Мытищи. Спрашиваем у местных жителей, как пройти или проехать в нужное нам КБ. Никто, естественно, не знает. Но стоит нам произнести фамилию Шавырин, как сразу ситуация меняется, и наперебой нам объясняют, как туда пройти. Вот это популярность! Но, наконец, мы прибыли к воротам КБ. У нас тщательно проверили документы и пропустили на территорию. Сколько я потом не бывал на предприятиях отечественного ВПК - всюду очень похожая картина - идеальная чистота двора и очень много цветов. Мы прошли в конструкторский отдел, с сотрудниками которого мы согласовывали ТЗ и заключали договор на разработку. Встретили нас очень приветливо и рассказали, что испытания новых ПТУРСов практически остановлены из-за странного поведения нашего микрокабеля. Дело в том, что управление полётом реактивного снаряда осуществляется непосредственно с помощью этого самого микрокабеля. Летит себе снаряд, а вслед за ним разматывается микрокабель, предварительно намотанный на специальную катушку. Если снаряд по каким-то причинам (ветер, резкое движение танка и т.д.) уклонился от цели, то стрелок (оператор установки) с помощью довольно простого рычажка может корректировать траекторию его движения. При этом командный сигнал снаряду (влево, вправо, вверх, вниз) передаётся, как вы уже догадались, с помощью того самого микрокабеля. Вот такая простая установка. Вначале всё шло более-менее хорошо, однако потом, начиная примерно с сотого пуска, вдруг большинство запускаемых снарядов перестали долетать до цели, зарываясь в землю на расстоянии 2-2,5 км от пусковой установки (длина каждого поставляемого микрокабеля составляла 3,5 км). При обследовании запущенных микрокабелей выяснилось множество нарушений их конструкций - токоведущие жилы (эмалированные провода) во многих местах выпирали из оболочки (шёлковая обмотка), образуя колышки или "жучки". Вот такая история с географией! Пока нам всё это рассказывали, позвонили из приёмной Шавырина и пригласили нас туда. Признаться, мы немного замандражировали. Не знаю, как Маргарита Семёновна, но я впервые представал перед такой масштабной личностью. Это уже потом, побывав у многих больших начальников, я как-то спокойней стал относиться к их наличию на земле, но тогда... Шикарный коридор, шикарная приёмная, в которой, конечно же, толпится уйма народа, и ничем не примечательная секретарша, похожая на провинциальную учительницу. Вот такое начало, а потом - громадный кабинет и сам Борис Иванович Шавырин. Чего я ждал? Не знаю, вернее - не помню. Помню только чувство радостного изумления от полного несовпадения, ожидаемого и действительного. В действительности Борис Иванович оказался пожилым (как мне тогда казалось), очень доброжелательным и вежливым человеком. Первым делом он поинтересовался, как нас зовут (имя и отчество каждого). Это было настолько неожиданно и необычно, что мы (по крайней мере, я - точно) сразу стали чувствовать себя свободно и раскованно. Борис Иванович показался мне настолько близким (домашним, что ли) человеком, что я готов был раскрыться перед ним до конца. Сейчас, на склоне лет, я думаю, что такой облик создавался и шлифовался годами, но тогда я был покорён безоговорочно. Мне хотелось что-то сделать для этого человека, выполнить любую его просьбу. "Ну что будем делать, Лев Исидорович?" - обратился ко мне Борис Иванович. "А нельзя ли сначала посмотреть на испытания?" - робко спросил я. "А почему же нельзя?" - Борис Иванович схватился за телефонную трубку: - Сергей Петрович, это ты? (Сергей Петрович - это полковник - начальник испытательного полигона) - У меня в гостях кабельщики из Мытищ. В 15-00 мы будем у тебя. Подготовь несколько пусков". Борис Иванович вешает трубку и... приглашает нас обедать. Пошли в столовую. Обычно на предприятиях "оборонки" для руководящего состава оборудуют отдельный обеденный зал. У Шавырина всё не так. Общий зал. В углу накрытый на 4-х стол. Борис Иванович подходит к нему и приглашает нас садиться. Мы садимся и оглядываемся. Обеденный зал полон. Сотрудники с любопытством поглядывают на нас. Создаётся впечатление, что присутствие генерального конструктора никого не смущает. Наоборот, чувствуется, что это присутствие вполне заурядное и привычное событие. Наш стол сервирован так же, как и остальные. Единственное отличие - начатая бутылка водки и несколько граненых стопочек. Борис Иванович берёт бутылку и вопросительно смотрит на нас с Маргаритой Семёновной. Она, естественно, отказывается, а я, уже очарованный хозяином, решаюсь составить ему компанию. В общем, обед проходит, как пишут в газетах, в непринуждённой, дружеской обстановке. Как мы потом узнали, Борис Иванович никогда не обедал один. Всегда кого-нибудь приглашал. Иногда это были гости КБ (как в нашем случае), но чаще он приглашал особо отличившихся сотрудников (или сотрудниц). Пообедать с генеральным конструктором была одной из форм морального поощрения сотрудников КБ. А такие поощрения были ох как нужны! Дело в том, что Борис Иванович Шавырин был прямым наследником сталинской школы руководителей. Он железной рукой насаждал во вверенном ему КБ строжайшую дисциплину и порядок. Также, как Великий Вождь и Учитель, он почти ежедневно заполночь засиживался на работе, и попробуй хоть кто-нибудь из более или менее значимых сотрудников не оказаться на месте, если у генерального появятся к нему какие-либо вопросы....В общем, не руководитель фирмы, а диктатор какой-то (говорят, такими же были и Королёв, и Туполев, и многие другие выдающиеся руководители советской эпохи). Поэтому любые поощрения являлись своеобразной компенсацией за полное отсутствие демократии. Говорят, очень давно, ещё в начале 60-х, какой-то шутник намалевал на воротах КБ: "Здесь кончается Советская Власть!" Ретивые хозяйственники поспешили стереть крамольную надпись, однако, Борис Иванович, которому сразу же доложили об этом инциденте, запретил трогать этот понравившийся ему лозунг. Во всяком случае, я видел его своими глазами. После обеда мы поехали на полигон. Это была запоминающаяся поездка. На чёрной комфортабельной "Волге" мы пересекли всю Коломну и въехали на мост через Оку. Красотища вокруг - изумительная! Борис Иванович показал нам свой дом, уютно расположенный на высоком берегу широчайшей реки. Дом поразил своей своеобразной архитектурой - в центральной части его была воздвигнута круглая башенка. На мой недоуменный вопрос Борис Иванович разъяснил, что в этой башне он оборудовал обсерваторию и в свободное время наблюдает за звёздами. Правда, потом ребята из конструкторского отдела, с которыми я сильно подружился, уточнили, что под этими "звёздами" следует понимать обнажённые девичьи телеса, которые вальяжно располагались на городском женском пляже, находящемся как раз под окнами генерального конструктора, и которые с таким неподдельным интересом разглядывал он в свободное время из своей обсерватории. Вот такие дела... А тем временем мы подъехали к полигону. Представьте себе дремучий муромский лес, прямо в центре которого вырублена громадная просека шириной в 100м и длиной в те самые 3,5 км. Зрелище, доложу вам, весьма внушительное! С одной стороны этой просеки вырыты окопы для стрелков, а с другой (поперёк просеки) оборудована дорога для прохода танков. Нас встречает начальник полигона и провожает на смотровую трибуну. В окопах уже расположилось несколько стрелков - молодых, ничем не примечательных солдатиков. Они ждут команды. Вдали слышится рокот танковых моторов. Нам дают довольно сильные бинокли. Наконец, раздаётся команда. Танки поочерёдно пересекают просеку. Солдаты (тоже поочерёдно) стреляют. Мы прильнули к биноклям. Вначале снаряды летели нормально, где-то посередине пути они по очереди стали зарываться в землю. Принесённые нам куски микрокабеля, действительно, изборождены колышками и жучками. "Ну, что, Лев Исидорович, справимся?" - с надеждой спрашивает Борис Иванович. "Будем стараться, Борис Иванович!" - бодро отвечаю я. Вечером в гостинице мы с Маргаритой Семёновной анализируем сложившуюся ситуацию. Нам сразу же ясна причина отказов микрокабеля - это так называемая усадка материалов. Маргарита Семёновна сходу предлагает вместо обмотки применить оплётку. Казалось бы, техническое решение найдено, но нет, нельзя. Ведь производительность оплёточных машин в десятки, нет, в сотни раз ниже, чем обмоточных. Где же мы найдём столько оплёточных машин, особенно, если эти ПТУРСы примут на вооружение, и потребность в микрокабелях станет огромной? Опять думаем, и, наконец, меня осеняет: а зачем оплётка? Лучше вторая обмотка. Такая же, как и первая, но только направленная в противоположную сторону! Маргарита Семёновна соглашается, и мы довольные и счастливые идём спать. На следующий день к воротам КБ мы подходим очень рано. Нам не терпится проверить свою идею. Дело в том, что Борис Иванович, не очень надеясь на регулярные поставки микрокабеля из ОКБ КП, приказал организовать производство этого кабеля у себя в КБ. И, представьте, организовали! И очень быстро! Мы даже ахнуть не успели, как в прекрасном помещении, в одном из корпусов КБ, закрутились скопированные у нас обмоточные машины, и пошёл товар - наш дорогой микрокабель!
Поэтому проверить нашу идею мы решили здесь, в Коломне, не отходя, как говорится, от кассы. Я напросился на приём к Борису Ивановичу, и уже через час в нашем распоряжении была бригада слесарей и станочников во главе с очень опытным механиком. К счастью, работы было не так уж и много (изготовить и смонтировать на действующей машине дополнительный обмотчик), и уже к вечеру машина изготавливала микрокабель новой конструкции. Ещё на следующие день мы снова на полигоне. Вся элита КБ присутствует на судьбоносных для нас испытаниях. Мы, естественно, волнуемся. Волнуется и Борис Иванович. Он сам выходит на стартовую площадку и о чём-то долго беседует со стрелком - солдатиком. Наконец, раздаётся соответствующая команда, движется танк, и солдатик посылает снаряд. Снаряд летит на всю длину микрокабеля, хотя в танк и не попадает. Внимательно осматриваем микрокабель. Никаких колышков! Полная целостность конструкции! Это победа! Все поздравляют нас. И хотя мы нарушили основной принцип воспроизводства зарубежной военной техники, победителей, как говорится, не судят! Потом было ещё много испытательных пусков, в том числе и перед Правительственной комиссией. Попадать в движущиеся танки стали чаще, особенно после того, как Борис Иванович назначил крупную премию за каждое попадание - 500 рублей! Представляю, что значили эти деньги для бедных солдатиков, волею судьбы попавших в эту историю. Ну, а мы прощались с Коломной, с хорошими ребятами из конструкторского отдела, и, конечно же, с великим и до конца непонятым Борисом Ивановичем Шавыриным. Потом мы узнали, что сразу после нашего отъезда Борис Иванович собрал весь свой "штаб" и чуть ли не матом ругал всех подряд. Особенно его бесило, что вот приехали двое каких-то и сразу решили проблему, а его подчиненные, для которых он столько делает, бились - бились и ничего не могли придумать. Обидно...
9.3. КРУТИТЕСЬ, КАБЕЛИ, КРУТИТЕСЬ!
СветлойпамятиВолодиФроловапосвящается
Представьте себе, что высоко в небе летит самолёт, оснащённый самой современной аппаратурой. Внезапно в самолёт попадает неизвестно чья ракета, и он, как камень, падает на землю. Всё погибло и разрушено. И только одни комплектующие элементы остались целыми и невредимыми - это кабели и провода! Если хотите, можете проверить...
Вот такую, очень похожую на правду байку, любил рассказывать Теодор Максович Орлович своим оппонентам в ответ на критические замечания по качеству нашей продукции. И как это ни странно, но по большому счёту начальник ОКБ КП был прав! Действительно, кабели и провода - это, пожалуй, самые надёжные элементы любой аппаратуры! И это отнюдь не патриотическое утверждение самоуверенного разработчика, а непреложная истина, подтверждённая многими годами безотказной эксплуатации. И даже, если где-то когда-то что-то случалось, то при внимательном и квалифицированном разбирательстве выяснялось, что виною случившего были грубые ошибки при эксплуатации, а отнюдь не качество самих проводов и кабелей. Впрочем, судите сами.
Давно это было, лет 35-40 тому назад. Я ещё работал в 13-м отделе. Всё у нас было спокойно и хорошо. Одна за другой рождались новые разработки, растекаясь по предприятиям ВПК и оседая в новых "изделиях" оборонной и космической техники. Казалось, так будет вечно. "Но ничто не вечно под луной" - гласит восточная мудрость и, наверное, она права! Однажды в наш 1-й отдел пришла шифровка с сообщением о "закручивании" кабелей управления на изделии, находящемся на боевом дежурстве. Что такое кабель управления, знает каждый, но что такое "закрученный" кабель управления? Мы были в недоумении. И как всегда бывает в таких случаях, понадобилась срочная командировка на действующий объект, где произошло это странное событие. И вот мы четверо - я, мой друг и ближайший помощник Володя Фролов, руководитель представительства заказчика в ОКБ КП Виктор Софронович Ермаков и начальник лаборатории ЦНИИ-22 Дмитрий Савельевич Киселёв мчимся в купе скорого поезда на северо-восток, в Ивановскую область. Надо сказать, что именно в таком составе судьба соединяла нас довольно часто - в командировках, на заседаниях комиссий по приёмке НИР и ОКР, в дружеских застольях и других обстоятельствах, вызванных нашей неспокойной жизнью. Но на этот раз всё было, вроде, спокойно. Командировку на спецобъект помогли оформить наши подполковники, спиртное и другие необходимые запасы добывались на паритетных началах, c билетами никаких сложностей не было и т.д. и т.п. Поэтому мы спокойно едем и обсуждаем: что же такое "закрученный" кабель управления? Предположения самые невероятные. При этом с каждой выпитой бутылкой эти предположения становились всё более невероятными и фантастическими. Так и ничего не решив, мы по команде старшего по возрасту (Дмитрия Савельевича) легли спать, тем более что вставать нам нужно было в 4 часа утра. На нужной нам станции поезд стоял всего две минуты. Последним на перрон выпрыгнул я, оставив в вагоне часы и что-то из одежды. Встречал нас, как положено, представитель воинской части - молодцеватый капитан в новенькой отутюженной форме. Надо заметить, что ракетные войска тогда были внове, и поэтому мы разглядывали всё вокруг с вполне понятным интересом. Помимо образцовой чистоты и порядка, мы обратили внимание на обилие девушек - военнослужащих и особые строгости пропускного режима. Но вот все необходимые в таких случаях формальности закончены, и нас, наконец, ведут в гарнизонную гостиницу, совмещенную с офицерским общежитием, и велят ждать до завтра. На следующее утро мы с нетерпением ждём сопровождающих, чтобы, наконец, увидеть "закрученные" кабели управления! То, что мы увидели, превзошло все наши самые невероятные предположения. Кабели, действительно, закрутились, но закрутились своеобразно. Предъявленные нам образцы кабеля КУШГ ПР 52Х0,35 представляли собой правильные спирали наподобие телефонного шнура, но, разумеется, более жёсткие и крупные по размерам. Мы были потрясены и подавлены. Такое не могло прийти в голову никому из нас. Однако, факт, как говорится, был налицо. Мы, естественно, попросили показать нам, как это происходит. И вот нас ведут в "святая святых" - на позиции боевых ракет. Представьте себе бетонный колодец глубиной около 30-ти метров. На дне колодца лежит бухта кабеля управления, окольцованная с двух концов внушительными разъёмами. При этом нижний разъём намертво присоединён к разъему, вмонтированному в основание колодца, а верхний свободно лежит на поверхности бухты. При необходимости (а такая необходимость возникает довольно часто - при регламентных проверках, при учебных и боевых тревогах и т. д.) этот свободный разъём с помощью специального захвата поднимается вместе с кабелем наверх и подсоединяется к пульту, стоящему на расстоянии метров десять от колодца. При этом по сообщению сопровождающих нас офицеров вначале всё было в порядке, и только на второй или третий год эксплуатации произошли эти необъяснимые метаморфозы. Любой мало-мальски опытный кабельщик скажет, что так (вытягивать из бухты конец) обращаться с кабелем нельзя. Мы неоднократно сталкивались с этим при грубом и среднем волочении, когда отдача проволоки осуществляется из бухт, а также при изолировании простейших проводов с однопроволочной жилой, принимаемой также из бухты. Проволока из бухты должна не вытягиваться, а разматываться! То же самое можно сказать и о кабеле, если его используют свёрнутым в бухту. При этом кабельщики ещё в позапрошлом веке изобрели устройство для разматывания проволоки или кабелей, уложенных в бухты. И это устройство получило изящное немецкое название - фляйер. Володя Фролов по молодости своей хотел сразу высказаться по этому поводу. Но я, по праву старшего товарища, во-время остановил его. На мой взгляд, сперва надо было посоветоваться со своими подполковниками. Вечером в гостинице мы рассказали нашим военным друзьям, что мы думаем делать дальше, т.е. полностью свалить всю вину за случившееся на эксплуатационников - наших гостеприимных хозяев. И вот что ответили нам представители основного заказчика: "По существу вы, наверное, правы. Виноваты они. Но где, в каком директивном документе написано, что так обращаться с кабелем нельзя? Может, об этом сказано в ваших технических условиях, согласованных с министерством обороны? Или в каком другом документе, обязательным для военных потребителей? Нет такого документа! И в ближайшее время не предвидится! Так что приумерьте, друзья, свои амбиции, и давайте думать, как достойно выйти из этой неприятной истории. И, кроме того, а почему всё-таки кабели закручиваются именно в спираль?"
Вот такую отповедь получили мы с Володей от своих многоопытных военных друзей. Сработала старая, но весьма сомнительная поговорка: разрешено всё, что не запрещено! И в этом смысле наши гостеприимные ракетчики были неуязвимы. Свалить на них вину за закручивание кабелей, скорее всего, не удастся. И, кроме того, действительно, почему эти проклятые кабели закрутились именно в спираль? Что касается первого вопроса, то решить его взялись Виктор Софронович и Дмитрий Савельевич. После долгих переговоров мы с командованием воинской части пришли к компромиссу - они официально снимают свою претензию, а мы обязуемся (вернее, завод "Рыбинсккабель" обязуется) безвозмездно поставить воинской части недостающее количество кабелей. По второму вопросу мы составили протокол о том, что ОКБ КП по заявке ЦНИИ-22 с начала нового 196...(а какого - забыл) берёт на себя научно-исследовательскую работу "Выявление причин закручивания кабелей управления в спираль". Вот так закончился первый этап этой нескончаемой эпопеи под названием "закручивание кабелей управления". Мы вернулись в ОКБ КП почти победителями. Орлович, которому мы с Виктором Софроновичем доложили все подробности, был очень доволен, особенно нашим дружным взаимодействием с представителями заказчика.
Нашим главным трофеем, привезённым из этой командировки, были образцы кабелей управления, закрученные в спираль. В мой кабинет началось массовое паломничество сотрудников ОКБ КП. Всем было интересно увидеть собственными глазами спираль из кабеля управления! По настоятельному совету Орловича мы вызвали на переговоры изготовителей кабеля - работников завода "Рыбинсккабель", а сами стали думать и гадать: отчего же они, проклятые, закрутились? Первым делом мы сконструировали (изобрели) и смонтировали установку, имитирующую способ обращения с кабелем, который мы воочию увидели в памятной нам воинской части. Установка представляла собой вертикальный стенд длиной примерно десять метров. Внизу, прямо на полу, стояла металлическая бочка (из-под импортной резины), в которую аккуратно укладывалась бухта кабеля, один конец которой прочно прикрепляется ко дну бочки, а другой заделывается в разъём и крепится к подъёмному устройству, которое ходит "вверх-вниз" по специальным полозьям, укреплённым на стене. Главным исполнителем (изготовителем) установки был Ваня (Иван Иванович) Пахтусов. Установка получила громкое название "Установка для оценки геометрической устойчивости многожильных кабелей". Впрочем, среди народа (сотрудников 13-го отдела) она известна под более простым и практичным названием - "Дрыгалка". Теперь нашей задачей было получить на этой установке спираль из куска кабеля управления! Мы взяли отрезок самого обычного кабеля управления (изготовления того же завода "Рыбинсккабель"), свернули его в бухту, прикрепили нижний конец к днищу бочки, второй конец "обули" в стандартный разъём и соединили с подвижным механизмом, который и стал вытягивать кабель вверх из бухты. При движении подвижного механизма вниз кабель сам укладывался в бухту внутри бочки. Мы с нетерпением ждали, что же будет дальше? Вначале ничего не происходило. Кабель монотонно поднимался вверх и так же монотонно укладывался в бухту, спускаясь вниз. Мы продолжали ждать. И дождались! Примерно на сотом витке (дрыганье) кабель стал покрываться мелкими, неглубокими волнами, которые постепенно превратились в спираль. Мы добились своего! Мы получили спираль, почти точно имитируя условия эксплуатации!
Это был тот самый редкий момент, когда экспериментальные, научные исследования доставляли истинное наслаждение исполнителям. Теперь в наших руках был вполне конкретный инструмент, c помощью которого мы сможем оценивать геометрическую устойчивость кабеля любой конструкции!
И пошла работа! Cперва мы испытали 25 отрезков такого же стандартного кабеля, чтобы оценить разброс. Разброс значений (количество "дрыганий" до появления первых признаков образования спирали) оказался очень большим (от 100 до 500 "дрыганий"), что нас сильно озадачило. Потом мы испытали особо гибкий многожильный кабель управления, разработанный нами специально для репетиционных залов строящейся Останкинской башни. Установка работала круглосуточно (мы организовали ночные дежурства), однако никаких спиралей или других деформаций кабеля не произошло. Это навело нас на мысль увеличить гибкость существующих конструкций кабелей управления путём снижения коэффициента скрутки изолированных жил (с 20-ти до 16-ти диаметров). Спирали стали появляться значительно позже (до 1000 дрыганий). До сих пор мы оперировали с образцами 52-х жильного кабеля. Решили попробовать образцы кабелей другой жильности. Картина оказалась такой же. Ну что ж, теперь остаётся объяснить это явление (закручивание в спираль) теоретически. К тому времени я уже остепенился и без всякой задней мысли намекнул Володе Фролову, что это единственный и неповторимый для него шанс "слепить" кандидатскую диссертацию. Он воспринял это со всей серьёзностью. Естественно, мы, прежде всего, обратились к теории стальных канатов. Никакой высшей математики мы там не нашли - сплошные тригонометрические уравнения второго и третьего порядка. В школе я был одним из первых учеников по математике. По тригонометрии у меня всегда были одни пятёрки, но тут я оказался полным дураком - так и не смог разобраться в этих синусах, косинусах и прочих тангенсах. Не лучшим образом проявил себя и Володя - он тоже не смог разобраться. Наши теоретические изыскания прервал долгожданный приезд делегации с завода "Рыбинсккабель". Надо сказать, что с этим заводом у ОКБ КП сложились особые, доверительные отношения. И не только потому, что многие ведущие наши специалисты (Гинзбург, Бибергаль, Останкович) начинали свою кабельную карьеру на берегах Рыбинского водохранилища, и даже не потому, что на этом предприятии были успешно внедрены многие ОКБ-вские разработки (радиочастотные кабели, кабели управления и другие), а потому, что именно в то время на заводе работала целая плеяда молодых, великолепных специалистов (Юра Ляхов, Яша Дарьер, Слава Шитов, Юра Котт и другие), которые не могли не стать нашими близкими друзьями!
Вот двое из них, а именно Слава Шитов (главный технолог) и Юра Котт (начальник ЦЗЛ) приехали в Мытищи, чтобы принять активное участие в поисках истины, тем более что закрученные кабели изготовлены на заводе "Рыбинсккабель". Ребята приехали не с пустыми руками. У них есть своя точка зрения на причины рассматриваемого происшествия. C таинственным видом они предлагают показать нам интересный фокус, после которого никаких сомнений о причинах закручивания ни у кого из нас не останется, как не осталось их у руководящего состава завода "Рыбинсккабель". Уже через несколько минут мой маленький кабинет был до отказа заполнен нетерпеливыми зрителями. Всем не терпелось увидеть чудо. И их ожидания оправдались! Голубоглазый крепыш Юрий Михайлович Котт уселся за мой стол и выложил на него два абсолютно одинаковых куска кабеля управления. Потом он ловко свернул их в очень похожие друг на друга бухты с 3-мя - 4-мя витками в каждой. Одной рукой он крепко прижал нижний конец левой бухты, а другой схватил её верхний конец и стал методично поднимать и опускать его. Примерно через десять циклов подниманий и опусканий (по нашему - дрыганий) бухта на глазах изумлённой публики превратилась в правильную спираль, точно такую, какую получали мы на своей установке и какую "получали" наши доблестные ракетчики. Затем Юрий Михайлович невозмутимо взял вторую бухту и проделал с ней те же самые манипуляции, однако никакой спирали даже после 20-ти - 25-ти дрыганий не появилось. Изумлённая публика встретила показанный фокус бурными аплодисментами и нехотя разошлась по моей настоятельной просьбе. Оставшись в узком кругу, мы ждали разъяснений. И они последовали незамедлительно. Перебивая друг друга, наши гости объяснили, что при вытягивании конца кабеля из бухты возможны два варианта деформации скрученного сердечника кабеля - закрутка и раскрутка. Закрутка происходит, если вектор деформационных сил совпадает с направлением скрутки сердечника, а раскрутка - в противоположном случае. Вот и вся разгадка! Поначалу нам показалось, что мы, действительно, прикоснулись к чуду. Как всё просто! Ну, Юрий Михайлович, ну, голова!!! Однако бесплатные разгадки бывают только в мышеловке! Эта непреложная истина не давала покоя моему скептическому мировоззрению, и я попросил Юрия продолжить эксперимент с нераскрученной бухтой. C большой неохотой автор только что увиденного чуда согласился на это. И что вы думаете? Прошло ещё 20-25 дрыганий, и неподдающаяся бухта, как миленькая, закрутилась в самую настоящую спираль! Фокус не удался, хотя факир, судя по всему, не был пьян! (Он вообще в рот не брал спиртного). А мне вдруг вспомнился тот невероятный разброс значений циклов дрыганий до появления спиралей, который озадачил нас при проведении первых наших экспериментов. Просто мы тогда не имели понятия, закручиваются или раскручиваются наши образцы при испытаниях. Спасибо Юрию Михайловичу, он пролил яркий свет на наши проблемы. Однако теоретической ясности так и не наступило. Наши гости уехали домой в Рыбинск с согласованной программой дальнейших совместных исследований, а мы с Володей продолжали свои почти безнадежные блуждания в дебрях теории канатов. А между тем, над судьбой Володиной диссертации начали сгущаться если не тучи, то небольшие облака. Появились конкуренты, серьёзные и не очень. Уж очень "сладкая" тема! И первым из них стал уже известный читателю Юрий Михайлович Котт со своим очень своеобразным взглядом на происходящее. Второй конкурент возник совершенно неожиданно. Дело в том, что неоднократно упомянутый выше Дмитрий Савельевич Киселёв ушёл на пенсию, и его место занял высокий видный подполковник Вячеслав Иванович Ванюков, которому мы очень скоро придумали довольно удачную партийную кличку "генерал". Генерал легко и непринуждённо вошёл в нашу, смею думать, тесную и дружную компанию.
Как я уже упоминал, у нас в 13-м отделе появилась научно-исследовательская работа по выявлению причин закручивания кабелей управления. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что точно такую же работу (под тем же названием) взяла курирующая нас лаборатория ЦНИИ-22. При этом ответственным исполнителем темы стал наш любезный Вячеслав Иванович, которого теперь сама судьба толкала на путь конкуренции. Как и следовало, ожидать, в этой работе генерал пошёл нашим путём - путём изучения теории канатов. И то ли он, действительно, больше нас дружил с математикой, то ли по какой-то другой причине, но буквально через пару месяцев он публично заявил, что во всём разобрался и скоро представит теоретическое обоснование решения возникшей проблемы. Володя пал духом. Я, как мог, утешал его и решил воздействовать на генерала через его ближайшего друга - Виктора Софроновича Ермакова. Наша тройственная беседа протекала в спокойной и дружеской атмосфере. Мы пришли к полному согласию по следующим пунктам:
- первоочередное право на защиту диссертации по рассматриваемой тематике имеет Володя Фролов;
- если по каким-то причинам Фролов в течение года не закончит работу над диссертацией, то любой гражданин, работающий по этой же теме, получает полное моральное право представить эту работу в Учёный Совет для защиты кандидатской диссертации;
- мы все - я, генерал, Виктор Софронович и, разумеется, Володя Фролов остаёмся друзьями и единомышленниками!
Особенно всем понравился последний пункт договорённости.
А жизнь, между тем, продолжалась, однако тайна закручивания кабелей в спираль так и не была до конца раскрыта. Вернее, даже не тайна, а понятное теоретическое объяснение этого феномена. Попытка генерала объяснить это явление в представленном отчёте по данной теме оказалась сплошным блефом.
В этом отчёте добросовестно переписывались основные формулы теории канатов, но сделать на их основе выводы применительно к нашему случаю авторам отчёта так и не удалось (как, впрочем, и нам с Володей).
Казалось, что острота вопроса как-то сгладилась. Новых панических сообщений о закручивании кабелей управления не поступало. Всё вроде бы успокоилось. Меня перевели на другую работу (в 10-й отдел). Начальником 13-го отдела после некоторых треволнений стал Володя (теперь Владимир Георгиевич) Фролов. Для поднятия своего престижа и укрепления нового статуса Володе, как воздух, нужна была диссертация. Но именно в это время я почувствовал, что ему эта диссертация, как говорится, стала по лампочке. Он резко изменился, стал много пить (намного больше, чем раньше), стал позволять себе прикладываться к рюмке (точнее, к стакану) в рабочее время.
Репутация отдела резко пошла вниз. Я, как мог, пытался вразумить его, но неудача ждала меня и на этот раз.
А между тем, затихшая было истерия, связанная с закручиванием кабелей управления, неожиданно вспыхнула вновь. Сразу из двух мест (Сибири и Украины) пришли новые сообщения о закручивании кабелей управления.
При этом, если сибирский случай нас особенно не волновал (там стояли точно такие же ракеты, что мы видели в Ивановской области), то на Украине (в Никополе) имело место совсем другое вооружение, а кабели всё-таки закрутились.
Высшее воинское начальство забило тревогу и решило применить вариант Х.
Под условным названием "вариант Х" я хочу обратить внимание на принятую в то время практику искать виноватых в той или иной аварии или отказе военной или космической техники. Предположим, взорвался новый самолёт, ракета или корабль. Если явных причин случившегося не обнаружено, то наш родной Пентагон немедленно созывает комплексную комиссию по исследованию причин катастрофы. Комиссия, возглавляемая представителем военного ведомства, выборочно обследует все предприятия, поставлявшие комплектующие элементы для погибшего изделия. При этом виноватым признаётся то предприятие, на котором комиссия обнаружит серьёзные неполадки, даже если эти неполадки никакого отношения к качеству поставленного элемента не имеют. Вот такая еще совсем недавно бытовала у нас практика. И хотя "виновных" не расстреливали, как это делали в 37-м году, но неприятностей руководству "пойманного" предприятия избежать, как правило, не удавалось.
Примерно такую процедуру (под придуманным мной названием "вариант Х") решили использовать и в нашем случае, хотя никакой катастрофы, вроде, не произошло.
Комиссия собралась солидная - человек десять. От ОКБ КП - я и Володя Фролов. От министерства обороны - Пимакин (председатель), Ермаков и Ванюков. Ещё в комиссию входили представители министерства Общего Машиностроения (разработчики ракетной техники), Главкабеля и кого-то ещё.
Первым объектом нашего разбирательства стал завод "Рыбинсккабель". Бережённого и Бог бережёт. Руководствуясь этой народной мудростью, я решил приехать на завод хотя бы на день раньше остальной комиссии, и это было очень правильное решение! Мы с главным технологом завода Славой Шитовым и замначальника ОТК Таней Ляховой внимательно просмотрели всю заводскую техническую документацию, которая может заинтересовать высокую комиссию, и решительно изъяли все документы, бросающие хоть малейшую тень на безупречное качество кабелей управления, выпускаемых заводом "Рыбинсккабель". К таким документам относились некоторые протоколы "дней качества", которые только-только входили в моду на всех предприятиях страны, и в которых довольно неосторожно подвергались суровой критике бракоделы и разгильдяи, выпускающие именно кабели управления, а также некоторые приказы директора завода, в которых этим бракоделам и разгильдяям "выдавалось" по самому высшему разряду. По моей рекомендации все эти и некоторые другие "крамольные" бумаги были сложены в отдельную папку и унесены в надёжное, по словам заводчан, место. Я почему-то хорошо запомнил эту папку ярко жёлтого цвета с чёрными тесёмками. Потом я доложил директору завода о проделанной работе, он поблагодарил меня, и мы все стали напряжённо ждать приезда комиссии. И она, как говорится, не заставила себя ждать. На следующее утро комиссия собралась в полном составе. Мы выслушали очень содержательный доклад заместителя главного инженера Якова Шамильевича Дарьера о перспективах производства кабелей управления на заводе "Рыбинсккабель" и приступили к проверке. И, как завелось давно, первой проверялась техническая документация. Принаряженная Таня Ляхова торжественно внесла в комнату, где заседала комиссия, целую груду папок с документами. И, как вы, наверное, догадались, среди них была та самая ярко-жёлтая папка с чёрными тесёмками! Как она туда попала - до сих пор остаётся тайной, покрытой мраком. Ничего не подозревающая Таня вывалили всю кучу принесённых ею папок на стол председателю. Члены комиссии потянулись за документами. Я тоже ринулся к столу председателя, чтобы ухватить эту проклятую жёлтую папку, но...опоздал. Её схватил Вячеслав Иванович Ванюков. Увидев это, Таня Ляхова побледнела и выбежала из комнаты. Я потихоньку вышел вслед за нею. Таню я нашел в приёмной директора завода. Она горько плакала. Увидев меня, она встала и начала уверять меня, что понятия не имеет, как эта папка попала в руки комиссии. Я ей верил, хотя отчётливо понимал, чем грозит заводу это таинственное происшествие. Поэтому я настойчиво предложил ей пройти со мной к директору. Мы доложили обо всём руководителю предприятия. Я говорил спокойно, Таня со слезами в голосе. Она заверила директора, что её кто-то подставил. Директор был хмур и подавлен. Однако он спокойно попросил меня вернуться в комиссию, а Тане велел идти домой и успокоиться. "Я что-нибудь придумаю", - заверил он нас. Я пошёл в комнату комиссии. Все её члены сосредоточенно изучали представленную документацию. И только генерал ёрзал на стуле и время от времени что-то лихорадочно записывал в свою рабочую тетрадь. Он, конечно, понимал, какой взрывчатый материал попал к нему в руки, но делиться им с другими членами комиссии он явно не спешил. Поэтому он довольно хихикал и по несколько раз перечитывал особенно понравившиеся ему документы.
Но вот настал момент, который всегда наступает в подобных случаях, когда всем членам комиссии смертельно надоедает монотонное чтение скучных документов, и им, включая председателя, очень хочется на волю! И, словно почувствовав этот момент, в комнату комиссии вошёл директор завода. Вид у него был несколько смущённый. Обращаясь к председателю, он сообщил, что ему только что позвонили из Волжского пароходства и предложили прогулочный катер, которого он добивался давно именно для комиссии. Катер подойдёт к причалу через полчаса. Пообедать члены комиссии смогут в кают - компании катера. Рядовые члены комиссии встретили выступление директора завода с нескрываемым восторгом и вопросительно-просительно посмотрели на председателя, которому ничего другого не оставалось, как объявить обеденный перерыв.
Когда через два с половиной часа мы вернулись в комнату комиссии, все её члены с явной неохотой продолжили изучение документации. И только генерал лихорадочно бегал от стола к столу, ища заветную жёлтую папку с чёрными тесёмками. "Криминальная" папка бесследно исчезла из комнаты комиссии! Возмущённый генерал подбежал к председателю и начал что-то страстно шептать ему на ухо. Однако председатель всё ещё был под впечатлением от прекрасных волжских просторов, монумента Матери Родины и очень вкусного обеда. Поэтому он слушал трагический шепот генерала в полуха. Генерал повысил голос и стал требовать немедленного расследования. Наконец председатель сдался и велел пригласить в комиссию Таню Ляхову, которая явилась незамедлительно. Вид у Тани был решительный и независимый. На вопрос председателя, куда же делась жёлтая папка с чёрными тесёмками, Таня спокойно ответила, что среди принесённых ею папок такой папки не было. Ошарашенный генерал язвительно спросил: "А где же тогда папка с протоколами дней качества?" - "Вот в этой папке", - невозмутимо сказала Таня и показала на папку синего цвета, лежащую на столе председателя. Последний внимательно просмотрел документы, подшитые в этой папке, и убедился, что там, действительно, находились протоколы цеховых и заводских дней качества. Председатель удивлённо посмотрел на генерала, но тот не сдавался: "А где приказы директора завода с наказаниями виновных в нарушении технологической дисциплины?" - "Вот здесь", - также невозмутимо ответила Таня и показала на папку, которая была в руках одного из членов комиссии. Тот тут же подтвердил, что в этой папке находятся именно эти документы. Председатель извинился перед Таней и сказал, что инцидент исчерпан. А я сидел и восхищался Таней, восхищался директором завода (его должность в те дни замещал Главный инженер завода - Юрий Ляхов - муж Тани), восхищался заводом "Рыбинсккабель", на котором работают такие люди, восхищался миром, который в тот момент был так прекрасен!!!
Акт проверки завода "Рыбинсккабель" был положительным.
А потом был Минский радиозавод, на котором изготавливали системы управления для ракетных комплексов с использованием наших кабелей. И если на заводе "Рыбинсккабель" мы с Володей Фроловым были максимально пассивны, то здесь, в Минске, мы, как говорится, носом землю рыли, стараясь найти хоть какой-нибудь "криминал" в обращении с кабелем на этом чужом для нас заводе. Старались-то, старались, да ничего не нашли!
Акт проверки Минского радиозавода тоже был положительным...
Оставалось проверить воинскую часть, где кабели, судя по паническим сообщениям, и закрутились. И вот мы в Никополе - небольшом городке в самом центре Украины на берегу Днепра. Правда, от былой мощной комиссии остались рожки да ножки Представители МОМа решительно отказались ехать на хорошо известные им позиции. Что касается нашей дружной четвёрки, то мы ехали с большим интересом, ожидая получить, наконец, разгадку этого явно затянувшегося ребуса. Воинская часть была расположена в черте города, что, впрочем, не меняло его сугубо мирного вида. Никаких промышленных предприятий в городе тогда не было, поэтому местные жители в основном занимались торговлей и сельским хозяйством. Ракетные установки малого радиуса действия представляли собой прямоугольные ящики защитного цвета, смонтированные на мощных грузовиках. Как это ни странно, пуск этих установок осуществляли рядовые солдаты. Чтобы произвести этот пуск, солдат должен подбежать к упомянутому ящику, открыть дверцу в его боковой стенке, схватить бухту с кабелем, висящую в углублении, и бежать с ней на расстояние 70 метров, где расположен небольшой окопчик (укрытие), лечь в этом окопе и только после этого нажать на кнопку пульта управления (на подобие современных пультов управления для телевизоров), припаянного к концу кабеля. Если учесть, что второй конец кабеля намертво закреплён к стенке установки, то налицо точно такая же картина, которую мы наблюдали в воинской части в Ивановской области, с той лишь разницей, что там кабель вытягивали из бухты вертикально, а здесь то же самое делали горизонтально. У нас с Володей отлегло от сердца. Мы окончательно поняли, что всё дело в неправильной эксплуатации кабеля. Вместе с тем, мы также поняли, что нам просто необходимо срочно переработать техническую документацию на кабели управления и ввести туда чёткую инструкцию по эксплуатации этих кабелей...
Акт проверки воинской части был жёстким, но справедливым. Вот так, собственно, и закончилась эта удивительная история, доставившая нам много волнительных минут Больше никаких закручиваний с нашими кабелями не происходило, чему мы, естественно, только радовались. По-видимому, настала эра гуманного обращения с кабелями управления, чему немало способствовал новый Государственный стандарт (ГОСТ) на кабели управления, содержащий чёткую инструкцию по эксплуатации.
А диссертацию Володя Фролов так и не защитил...
9.4. Галопом по Европам.
Когда это было? Теперь и не вспомнишь. Скорее всего, в 1961-м. Мы, большая группа сотрудников ОКБ КП, едем в отпуск за границу. Правда, группа не такая уж большая человек 20, да и заграница не совсем настоящая - наши братские соцстраны - Чехословакия и Венгрия. Кто и как это организовал, я уже не помню. Не помню и всех своих сопутешественников. Помню хорошо Колю Рекуна, Володю Кунегина, Далика Дикермана, Евгения Семёновича Ныркова, Яшку Эшкинда, Лёню Бибергаля, Галку Смирнову, Женю тогда ещё Рекун, Лёню Хазена и Марину Линчевскую. Больше никого не помню.
Нынешнее молодое поколение россиян даже представить себе не может, как трудно было попасть за границу простому советскому инженеру. Поэтому большинству из нас эта поездка казалась удивительным подарком судьбы.
Несмотря на не совсем чистые анкеты и отнюдь не пролетарское происхождение, несмотря на то, что многие из нас были не в ладу с 5-м пунктом и наизусть знали почти всего Евтушенко, мы всё-таки едем в Европу! Ощущение внезапно полученного праздника не покидало нас всю дорогу до государственной границы, куда мы доехали в вполне комфортабельном вагоне. Вот, наконец, и граница. Впереди Чехословакия. Судорожно пытаемся вспомнить, что мы знаем об этой стране.
Во-первых, бравый солдат Швейк и его бесконечные похождения! Во-вторых, Юлиус Фучек и его "Люди, я любил вас! Будьте бдительны!"
В-третьих, "Красная розочка, красная розочка!"
Вот, пожалуй, и всё. Нет, ещё удивительный фантастический роман "Война с саламандрами", написанный Чапеком, и чехословацкий батальон во главе с полковником Свободой, доблестно сражавшийся на стороне Советского Союза в Великой Отечественной войне. Кроме того, некоторые из нас хорошо помнят пьесу Константина Симонова "Под каштанами Праги" и кинофильм с участием Александра Вертинского о событиях 1948-года в этой стране. Вот и вся информация. А поезд уже катит по чешской земле. Поначалу нам кажется, что всё, как у нас. Те же унылые леса и не очень тучные поля. Однако, вот уже за окнами вагона проплыли первые городки и посёлки, и мы поняли: "Нет, это не у нас. Это уже заграница!". Потом была Прага. Нас поселили в высотном шикарном отеле с гордым названием "Контитенталь" в двухместных номерах, главной достопримечательностью которых были двуспальные кровати, накрытые белоснежными покрывалами.
И вот в окружении всей этой роскоши в нас вдруг проснулось чувство, привитое нам Владимиром Маяковским:
Усоветскихсобственнаягордость -
Набуржуевсмотримсвысока!
Наиболее полно и убедительно продемонстрировал это чувство Далик Дикерман. Убедившись, что никого из обслуживающего персонала поблизости не было, он, не раздеваясь, в ботинках, с диким криком вскочил на это белоснежное чудо и начал топтать его с каким-то остервенением. Потом, утомившись, он соскочил с кровати, плюхнулся в кресло и смачно произнёс: "Живут же, сволочи!" Так мы в первый раз столкнулись с западным образом жизни. Второй раз мы столкнулись с ним в тот же день в ресторане, куда нас пригласили обедать. Вначале всё было хорошо. Нас рассадили в отдельном зале за прекрасно сервированными столами. Обслуживать нас отрядили целую команду вышколенных официантов, хорошо говорящих по-русски (впрочем, на других европейских языках они тоже говорили неплохо). Мы замерли в предвкушении вкусного и сытного обеда. Но не тут-то было! Не знаю, каким злым ветром в ресторан занесло заезжего американского миллионера. Однако, именно это обстоятельство резко изменило обстановку. Вся команда наших официантов была срочно переброшена на обслуживание этой акулы империализма. Наши робкие протесты были тут же нейтрализованы важным метрдотелем, который заверил нас, что в самое ближайшее время нас продолжат обслуживать. Однако, дождались мы этого только после того, как империалист, нагло попыхивая сигарой, важно покинул ресторан. Конечно, всю вину за случившееся мы, не задумываясь, возложили на американцев. Не могли же мы, в самом деле, в чём-то винить наших друзей и союзников! А теперь пришло время рассказать о самой главной проблеме всех советских туристов, попавших за рубеж. Конечно, нам обменяли какую-то небольшую сумму чешской валюты. Но ведь у каждого из нас было много родственников и друзей, предстать перед которыми без какого-либо подарка или сувенира мы просто не могли! Поэтому те жалкие кроны, бережно упрятанные в наших карманах, мы берегли, как зеницу ока. Стояла середина лета. Мы гуляли по тихим улицам Праги, и было смешно и горько наблюдать, как наши прекрасные девушки, изнывая от жары, буквально набрасывались на редкие уличные водопроводные колонки, стремясь, хоть ненадолго, утолить жажду. И это всё при том, что вокруг стояла масса киосков и павильончиков с холодным и ароматным лимонадом!!! И только Далик Дикерман мог позволить себе купить бутылку - другую лимонада и выпить их на глазах у возмущенной публики.
Однако, прощай Прага! Мы снова в пути! На этот раз нас на большом автобусе везут всю Чехию в город Брно, где буквально на днях заканчивается знаменитая ежегодная ярмарка. По дороге нас знакомят со средневековыми замками и старинными тюрьмами, а также рассказывают о королях, герцогах и графах - владельцах этих замков, и о знаменитых разбойниках, сумевших убежать из этих неприступных тюрем. У нас сложилось впечатление, что вся чешская история в основном состоит из этих замшелых замков и их титулованных владельцев, а в число наиболее чтимых национальных героев попали эти бандиты и разбойники, сумевшие так ловко обвести вокруг пальца правоохранительные органы своей страны.
Но какая туристическая поездка в соцстрану могла обойтись без посещения коллективного сельского хозяйства? И вот нас завозят в глухую чешскую деревню, расположенную совсем рядом с границей ФРГ. Правда, чехов и словаков в деревне почти не осталось. В основном её населяют цыгане и ... русские казаки, отцов и дедов которых занесло сюда буйными ветрами Гражданской войны. Но, прежде всего, граница! Нас везут на заставу и знакомят с чешскими пограничниками. Встречают они нас очень приветливо и даже сверх программы дают бинокли, с помощью которых мы с большим интересом рассматриваем германскую территорию. Потом встреча с колхозниками в деревенском клубе. Разговор идёт на родном языке, что способствует дружескому пониманию друг друга. Встречали нас, как братьев. Было очень хорошо и весело. Особое внимание наши новые друзья уделили Далику Дикерману. Только его они почему-то называли "паном инженером", хотя все остальные члены нашей делегации тоже имели высшее техническое образование. "Пан инженер, а сколько вы зарабатываете?" - допытывалась местная молодёжь у Дикермана. И тот, нимало не смущаясь, назвал сумму, которая по тем временам нам всем казалась непомерной - 200 рублей! Молодёжь посовещалась и, смеясь, сообщила, что у них столько получает самая последняя доярка. После этого повышенный интерес к Дикерману слегка поутих, и мы снова общались с народом на равных. Но вот - пора и прощаться. Запомнился прощальный тост старейшего казака деревни: "Вы скоро возвратитесь в Москву, в Россию, - проникновенно сказал он, - а мы остаёмся здесь, на чужбине. Так передайте Никите Сергеевичу, что мы, русские казаки, встанем как один, и не дадим швабам ни кусочка славянской земли!" А дальше был город Брно и его знаменитая ярмарка. Те из нас, у кого ещё остались не потраченные кроны, тут же купили белые нейлоновые рубашки, только-только входящие в моду у нас в Москве. И вообще, ярмарка поразила нас обилием дешевейшего ширпотреба. Но снова в путь! Опять бесконечные старинные замки и крепости, которые, честно говоря, нам изрядно поднадоели. И мы стараемся найти себе другое, более интересное занятие. И нашли! Мы - это я, Коля Рекун и Далик Дикерман играем в покер. На чешские кроны играть не очень хотелось, и мы договорились играть в долг, на советские деньги. За нашей игрой заинтересованной наблюдает Евгений Семёнович Нырков. Его, кандидата технических наук, бывшего сотрудника кабельной кафедры МЭИ, очень не любили в ОКБ КП. И, поверьте, было за что. Наконец, он не выдерживает и просит принять его в игру. Мы согласились его принять с одним условием: играть на чешские кроны... Сколько этих самых чешских крон мы у него выиграли, я сейчас не помню. Не помню я и сколько прекрасного чешского пива мы выпили на выигранные деньги...
Но вот мы в Словакии, о которой я, к стыду своему, почти ничего не помню. Нет, кое-что вспомнил! Дело в том, что к приезду в Словакию и её столицу - Братиславу денег почти ни у кого не осталось. Особенно потрясла наши карманы ярмарка в Брно. И только у Лёни Хазена почти все чешские деньги сохранились до последнего дня в Братиславе. Почему так вышло, я уж не помню. Завтра нас ждала Венгрия. Однако, о том, что все его деньги завтра превратятся в пустые бумажки, Лёня осознал только к пяти часам вечера. Рядом с гостиницей стоял большой 4-хэтажный универмаг. До его закрытия оставался один час. И осознавший весь ужас своего положения, Лёня рванул туда. Мы, естественно, рванули за ним. Леня, как хороший спринтер, оббежал 1-й этаж, но ничего стоящего там не нашёл. На верхние этажи вела шикарная парадная лестница с широкими и высокими ступенями. И нужно было видеть, как Лёня взлетал по этой лестнице, захватывая сразу три, а то и четыре, ступени. Пробегав по верхним этажам и ничего не купив там, Лёня, изрядно умаявшись, вернулся на первый и все деньги всадил в какую-то совершенно ненужную безделушку. Вот на такой забавной ноте закончилось наше пребывание в Чехословакии. Впереди была Венгрия. И здесь я, к сожалению, должен коснуться политики.
Дело в том, что в Чехословакии простые люди, чехи и словаки, действительно, встречали нас, как братья. Это потом, после 1968 года, нас там перестали любить. А тогда ничто не омрачало наших воистину братских отношений. Другое дело Венгрия. Ещё совсем недавно советская армия подавила там народное восстание. Поэтому прибытие в страну группы советских туристов вряд ли доставило большое удовольствие местным жителям. Правда, поняли мы это не сразу. Одурманенные нашей советской пропагандой, мы ехали в Венгрию с открытой душой, твёрдо веря в нерушимую дружбу народов социалистических стран. Однако, вышло чуть-чуть по-другому. И почувствовали мы это в первом венгерском городе - Дьоре. Мы приехали туда поздно вечером. Большая часть группы осталась отдыхать в гостинице, а мы с Даликом Дикерманом решили пройтись перед сном по городу. Честно говоря, нам сразу стало как-то не по себе. Так бывает перед грозой. Город словно вымер. На улицах - никого. Мы идём в полном одиночестве. Вдруг навстречу целая ватага школьников старшего возраста. Мы вежливо посторонились, прижавшись к витрине какого-то магазина. Однако, ребятишки были настроены очень воинственно. Они слышали русскую речь, и это вдохновило их на пусть небольшие, но подвиги. Они стали прижимать нас к витринному стеклу. Ещё немного - и мы окажемся внутри магазина. Особенно тяжело пришлось Далику из-за его комплекции. То, что Бог есть, мы подозревали давно, но в этот вечер мы убедились в этом доподлинно. Когда стало совсем плохо, а кричать и звать на помощь нам было стыдно, с конца улицы вдруг послышалась песня, да и не простая, а боевая, армейская!
Непобедимаяилегендарная,
Вбояхпознавшаярадостьпобед,
Непобедимая, роднаяармия,
ТебешлётРодинапесню-привет!!!
Так пели наши солдаты, служившие в гарнизоне города Дьор. Наши агрессоры моментально испарились, а мы с Даликом, потрясённые и счастливые, стояли, едва сдерживая слёзы, гордые за свою страну и за свою армию. Потом нам рассказали, что прохождение с песней по всем главным улицам города производилось по приказу командования каждый вечер, чтобы помнили!!!
А мы, не долго думая, зашли в тот самый злополучный магазин, и Далик купил самую большую бутылку виски. В этот вечер мы долго пили за наш народ, за нашу страну и, особенно, за нашу родную армию! Потом мы исколесили почти всю Венгрию. Особенно запомнилось прекрасное озеро Балатон и, конечно же, столица Венгрии - Будапешт. Однако состояние постоянного напряжения, постоянного ожидания каких-то эксцессов не покидало нас ни на минуту. Передвигались мы по Венгрии в элегантном и неизвестном ещё в Союзе автобусе "Икарус". Нашим гидом был совсем молодой парень, хорошо говорящий по-русски. Он живо и интересно рассказывал нам об истории Венгрии, об её героях и полководцах. Нам он очень нравился, и мы дарили ему московские сувениры и другие подарки. Он, в свою очередь, привязался к нам и старался как можно больше рассказать нам о своей стране. Когда же кто-то из нас спросил его, что он делал во время контрреволюционного мятежа - так наша официальная пропаганда называла народное восстание - он гордо ответил: "Я стрелял из автомата по вашим солдатам!"
Однажды в фойе гостиницы мы с Колей Рекуном услышали знакомые слова: "футбол" и "Вашаш". Оказывается, здесь продавали билеты на футбольный матч с участием знаменитой команды "Вашаш". Наши болельщиские сердца не выдержали, и на последние форинты мы купили билеты. На завтра, отпросившись у руководителя группы, мы рванули на стадион. Единственное, что мы знали - это то, что на стадион надо ехать на восьмом трамвае. Мы сели в этот самый трамвай, честно приобрели билеты, и Коля, как воспитанный человек, весьма вежливо обратился к пассажирам с вопросом, на какой остановке нужно сходить, чтобы попасть на стадион. Потом с тем же вопросом, но на примитивном английском обратился к той же публике и я. В вагоне было довольно много народа, однако практически все они сделали вид, что не расслышали или не поняли наш вопрос. Тут в Николае проснулись его запорожские корни, и он выдал тираду на чисто русском языке. По возмущённому ропоту пассажиров нам стало ясно, что русский язык им всем достаточно понятен и что на наш вопрос они не ответили из принципиальных соображений. Дело пахло скандалом. Мы, на всякий случай, переместились на заднюю площадку. И тут к нам притиснулся какой-то гражданин и тихим голосом, почти шёпотом, произнёс: "Я коммунист, я покажу вам, где стадион".
Вот таким было не очень весёлое путешествие в Венгрию. Домой мы вернулись обогащённые заграничным опытом и ещё долго рассказывали сослуживцам о том, что видели и слышали за нашим социалистическим "бугром".
На следующий, 1962-й год, я собирался вместе с семьей отдыхать где-нибудь под Москвой, на даче. Но в мои планы опять вмешался случай. Дело в том, что именно на летние месяцы было назначено ежегодное заседание МЭК (международной электротехнической комиссии) - главной всемирной организации электротехников. Заседание назначили в Бухаресте - главном городе социалистической Румынии. Ну, назначено и назначено. А нам какое дело? Оказывается, есть дело. Оказывается, наш любимый начальник Теодор Максович Орлович - действительный член этой самой МЭК и состоит в комитете "Радиочастотные кабели и провода", где принимаются судьбоносные для нас решения. Как же быть? Каким образом не ошибиться и принимать только правильные решения, выгодные нашей молодой фирме? И Орлович не был бы Орловичем, если бы не нашёл выхода из создавшегося положения! Тут же опрошены чиновники из Интуриста и выяснено, какая группа советских туристов выезжает на днях в Румынию, и на какие дни у них выпадает посещение Бухареста. Получив эту информацию, Орлович вызывает Соломоника, меня и Владимира Ивановича Симоненкова (из пятого отдела) и предлагает нам поехать в туристическую поездку в Румынию. При этом все расходы на приобретение путёвок администрация ОКБ КП берёт на себя, а очередной отпуск мы отгуляем потом, в удобное для нас время. Короче говоря, эту поездку мы можем считать нечто вроде служебной командировки. Такое заманчивое предложение не давало нам повода задавать лишние вопросы, и мы, не задумываясь, дали согласие. Чтобы избежать лишних разговоров, наш уважаемый профком приобрёл пять туристических путёвок в Румынию (две из них за свои деньги купили Марина Линчевская и Галя Останкович). И вот мы в пути. И на первом этапе мы - обычные туристы, со своим дружным коллективом, со своим строгим руководителем группы. Сперва мы посещаем горные районы Румынии, где, несмотря на летнее время, лежит девственно белый снег, и где мы с завистью наблюдаем, как другие туристы (из западных стран) лихо катаются на горных лыжах. Потом мы попадаем на чудесный пляж в Мамае, где жаримся под беспощадным южным солнцем и с удовольствием плещемся в ласковым волнах знакомого нам Чёрного моря. Так проходит дней двадцать. Остаётся одна неделя - в Бухаресте, где нас ждёт Орлович. Нас привозят в Бухарест, и мы знакомимся с этим очень своеобразным городом. Вечером к нам в гостиницу приходит Теодор Максович. Он рассказывает нам о сессии МЭК и говорит, что мы ему, в сущности, не нужны, и что он сам во всём разобрался и жалеет, что втянул нас в эту авантюру. Мы поинтересовались, остаются ли в силе наши договорённости насчёт оплаты путёвок и нового отпуска. Орлович, естественно, подтвердил эти договорённости и пожелал нам спокойной ночи, обещав зайти послезавтра. Послезавтра Орлович, действительно приходит к нам, но вид у него какой-то виноватый, что ли. Оказывается, завтра состоится заключительное бухарестское заседание МЭК, и каждому члену этой организации разрешено пригласить одного гостя, на что им выдан один гостевой билет. Орлович смущённо передаёт этот билет Саше Соломонику. Потом, когда Саша пошёл провожать высокого гостя, мы с Владимиром Ивановичем кратко посовещались и единодушно решили, что бесплатное посещение Румынии - вполне достаточная компенсация за моральный ущерб, нанесённый нам любимым начальником. На том и порешили. Назавтра у нас было свободное время, и я пошёл побродить по городу. У городского оперного театра, где должно было состояться заседание МЭК, собралась довольно большая толпа народа. Я подошёл поближе. Со всех сторон к театру подъезжали шикарные машины, и из них вылезали разодетые члены и приглашённые ими гости. А вот и Орлович с Соломоником. Честно говоря, в эту минуту я немного обиделся на своего начальника и слегка позавидовал своему товарищу. Но это ненадолго. Другие члены МЭК и другие гости отвлекли моё внимание. Как вдруг кто-то громко окликает меня по имени. Я поворачиваюсь на голос и вижу шикарно одетую красивую молодую женщину. Сперва я ничего не пониманию, а потом узнаю в этой роскошной красавице Искру Роденкову - нашу факультетскую звезду из МЭИ болгарского происхождения. Какая неожиданная встреча! Искра забросала меня вопросами о своих московских подругах. Я, как мог, отвечал и в свою очередь задал ей несколько вопросов. Оказалось, что она за эти годы стала директором электротехнического института в Софии и сейчас возглавляет болгарскую делегацию на сессии МЭК. Я кратко рассказываю ей свою историю. Она возмущена поведением Орловича и говорит, что у неё есть гостевой билет, и она приглашает меня на торжественное заседание. Я, конечно, горячо благодарю её. И вот она берет меня под руку, и мы важно проходим внутрь театра. Я не злопамятный человек, но встреча с Ороловичем в фойе театра доставила мне истинное наслаждение! Мне кажется, что с тех пор Орлович стал относиться ко мне с какой-то опаской. А через пару дней мы вернулись в Москву. Больше я за границей почти не был. Почему - почти?
Сейчас расскажу. Думаю, не ошибусь, если скажу, что на каждом советском предприятии был свой первый отдел. Был он и у нас в ОКБ КП. И было в нём много самых разных начальников. И всё больше мужчины - ученики и последователи железного Феликса. Но вот в середине 70-х годов на эту ответственейшую должность назначили женщину - Лидию Ивановну Донских. Не знаю, как другим, но мне она сразу понравилась, и у нас сразу сложились самые наилучшие отношения. Но, в общем, разговор совсем не о том.
Как-то вызывает меня Румянцев и говорит: "Вот ты на меня часто обижаешься, а я нашёл для тебя непыльную заграничную командировку - в Финляндию!" Я, правда, не помнил, когда я на Диму серьёзно обижался, но его заботу обо мне оценил и стал его благодарить. Из дальнейшего рассказа я узнал, что на днях его вызвал первый секретарь горкома и попросил подобрать надёжного мужика для поездки в качестве руководителя туристической группы в Финляндию. Оказывается, на одной из фабрик мытищенского района собралась туристическая группа в Финляндию, состоящая из одних женщин. Горкому это показалось подозрительным, и они решили назначить руководителем группы обязательно мужчину. Вот Дима и вспомнил обо мне. А дальше всё пошло, как по маслу. Я прошёл комиссию горкома, состоящую из старых большевиков, специальный инструктаж для руководителей туристических групп и, наконец, напутственную беседу с первым секретарём горкома. Осталось только оплатить путёвку (руководители групп платили ровно половину стоимости недорогой, в общем-то, путёвки) и познакомиться с группой. Одним словом, меня ждали только приятные хлопоты. Но тут в мои благие планы самым грубым образом вмешался наш первый отдел в лице вышеназванной Лидии Ивановны Донских. Она вызвала меня к себе и показала секретный циркуляр, выпущенный их ведомством, в котором чёрным по белому было сказано, что выезд в капиталистическую страну человека, имеющего допуск к секретным документам не ниже второй группы, разрешён только с согласия компетентных органов. Поскольку у меня была именно эта вторая группа допуска, а разрешения этих самых органов я даже не испросил, то мне о поездке в Финляндию надо забыть, тем более, что в первом отделе лежат много не исполненных мной документов. Вот такая получилась загогулина. С тех пор я очень невзлюбил первый отдел и его сотрудников, хотя допускаю, что они просто выполняли свой долг. Больше я за границей не бывал, если не считать Киев, Душанбе, Ташкент и другие столицы стран СНГ.
9.5. Необычная командировка, или как я стал авантюристом.
Я никогда не скрывал, что очень любил ездить в командировки. И с кем и куда я только не ездил! С начальством и с подчиненными, с военными и штатскими, с мужчинами и с женщинами! Однако, с кем бы и где бы я не был, я всегда старался сохранять спокойствие и уравновешенность, несмотря на любые эмоциональные и другие ловушки. Но эта командировка...
Всё началось с того, что меня вызвал Дмитровский и предложил ехать в Ташкент. Дело в том, что ещё Орлович приложил много сил для широкого внедрения наших разработок на серийных кабельных заводах. Наши кабели и провода выпускались в Перми, в Рыбинске, в Уфе, в Семипалатинске и где-то ещё. И надо сказать, что заводы с большой охотой внедряли наши разработки - им это было выгодно! Новые материалы, используемые в этих разработках, стоили очень дорого, а технологическое оборудование, как правило, поставляло ОКБ КП. Теперь настала очередь Ташкента. Там мы должны были внедрить новые обмоточные провода марки ПФО с изоляцией из фторопласта - 40Ш. По началу всё шло хорошо, а потом что-то застопорилось, и кому-то надо ехать разбираться. Кому-то - это мне и Саше Гуськову, в то время - начальнику 3-го цеха. "С вами поедет Михаил Фёдорович Ерёменко", - невозмутимо сказал Дмитровский, чем подверг меня в крайнее изумление. Михаил Фёдорович Ерёменко - начальник Главкабеля - легендарная личность среди кабельщиков. О его строгости и непредсказуемости ходили легенды. Я познакомился с ним в Ташкенте у нас, в 20-м цехе, где ему демонстрировали моё рацпредложение - непрерывный отдачик для АНВ (агрегата непрерывной вулканизации). Он живо интересовался и оригинальным отдачком, и его автором. Потом, когда я сделал робкую попытку вернуться домой в Москву и попал на площадь Павших Министров (так тогда москвич называли площадь Ногина в связи с разгоном Министерств и учреждением Совнархозов), мы снова встретились в кабинете замминистра электротехнической промышленности, кем к тому времени стал Михаил Фёдорович. На мою просьбу перевести меня обратно в Москву он резонно сказал: "Что-то ты, братец, не в струю попадаешь. Сейчас вся молодежь стремится на восток, на целину, а ты наоборот!" Правда, у меня были свои аргументы, он их терпеливо выслушал и позвонил в Главкабель... Так я снова, теперь уж навсегда, очутился в Москве. Больше тет-а-тет мы с ним не встречались, хотя издали я его видел не раз. И вот теперь совместная командировка! Я созваниваюсь с Сашей Гуськовым. Он уже всё знает и тоже мандражирует. В аэропорт Домодедово мы приезжаем вовремя и встречаем там разгневанного Михаила Фёдоровича. Оказывается, только что объявили, что рейс на Ташкент откладывается на два часа. Эти два часа мы пережидали по-разному: мы с Сашей - терпеливо, Михаил Фёдорович - в ярости. А вот когда через два часа объявили о новой задержке рейса, теперь уже на неопределённое время, Михаил Фёдорович был просто не в себе от негативных эмоций. Надо было что-то делать. Я подошел к справочному табло и стал внимательно изучать его. То, что я прочёл там, навело меня на светлую (как мне тогда казалось) мысль: "А что, если нам полететь не в Ташкент, рейс, на который объявят неизвестно когда, а в Ленинобад, рейс на который только что объявили?" Правда, Ленинобад находится не в Узбекистане, а в соседней братской республике, и расстояние до Ташкента около двухсот километров, но что стоит руководству завода "Ташкабель" прислать в аэропорт этого города один из своих автомобилей? Тем более, что к ним едет сам Михаил Фёдорович Ерёменко!.. Вдохновлённый этой идеей, я спешу поделиться ею с Михаилом Фёдоровичем и прошу его позвонить своей секретарше Лене (раньше она была секретаршей у Орловича), и попросить её позвонить на завод "Ташкабель". Михаил Фёдорович хмурится, в первый раз обзывает меня авантюристом и ... идёт звонить. Билеты нам обменяли без проблем, и вот мы уже в салоне авиалайнера. По дороге, правда, Михаил Фёдорович ещё пару раз обозвал меня авантюристом, но я, честно говоря, так и не понял - хорошо это или плохо?
Наконец мы взмываем ввысь. Для нас с Сашей начинается обычная проблема всех советских командировочных - чем занять себя в предстоящие четыре часа полёта. Однако для Михаила Фёдоровича такой проблемы не существует. Поудобней устроившись в кресле, он достает из портфеля большую общую тетрадь и углубляется в её изучение. Оказывается, ещё с молодости он завёл привычку подробно записывать все обещания и обязательства, которые брали на себя руководители предприятий, где ему приходилось бывать. Приезжая на это предприятие в следующий раз, Михаил Фёдорович уже был вооружен очень важной и полезной информацией, которой он очень умело и действенно пользовался. Именно за это его так уважали и (что греха таить) боялись самые маститые кабельщики. Для нас с Сашей это была большая наука эффективного руководства. Но вот пролетели и эти четыре часа, и мы прибыли в Ленинобад. По нашим расчетам ташкентская машина уже должна нас ждать. Но никто нас не встречает. Я стараюсь не попадаться на глаза Михаилу Фёдоровичу. Но он сам находит меня. И на мою долю опять приходится порция изысканной руководящей ругани. При этом "авантюрист" самое слабое и самое цензурное прозвище, которым награждает меня начальник Главка! Однако делать нечего. Мы располагаемся в пустеющем зале ожидания и, действительно, пытаемся ждать. Так проходит час - другой. Михаил Фёдорович не выдерживает и после очередной порции ругани в мою сторону посылает Сашку Гуськова в междугородний пункт связи звонить на завод. Я тем временем выхожу на привокзальную площадь и пытаюсь сторговаться с таксистами. Здесь свои цены и законы. За проезд до Ташкента они просят по сто рублей с человека. Я довожу эту информацию до М.Ф.Ерёменко. Но он снова ругается. На этот раз, правда, главной мишенью его ругани являюсь не я, а эти несчастные таксисты. И в самый разгар этой виртуозной ругани в зале появляется ташкентская делегация. Выясняется, что они задержались из-за поломки машины посередине пути. Настроение у Михаила Фёдоровича резко улучшилось. Он вдруг полуобнял меня за плечи и громко воскликнул: "Ну, что, авантюрист, жизнь продолжается!" На этой оптимистической ноте мы сели в машину и двинулись в путь. По дороге мы заехали за Сашей Гуськовым, который так и не смог дозвониться до завода. В Ташкент мы прибыли глубокой ночью. Нас долго везли по затемнённой улицам громадного города и, наконец, высадили где-то на окраине. Как назывался этот отдалённый район Ташкента, я сейчас не помню. Помню только, что нам с Сашкой показалось, что мы очутились в раю. Это был роскошный сад с ярко освещенными деревьями и несколькими небольшими коттеджами, в один из которых поместили нас с Сашей. Коттедж состоял из двух больших комнат - прихожей и спальной. В прихожей стоял большой круглый стол, накрытый с неправдоподобной роскошью. Чего там только не было! И шикарный узбекский коньяк, и изысканные закуски, и
знаменитые восточные сладости, и много чего ещё! От всего этого великолепия у нас, как говорится, глаза разбежались. Однако, мы храбро сели за стол и отдали должное этой скатерти - самобранке. Потом мы зашли в спальню и окончательно убедились, что мы обитаем в раю. Две шикарные кровати и у каждой небольшая тумбочка, на которой, в миниатюре повторен фантастический стол, только что покинутой нами в прихожей. Тысяча и одна ночь продолжалась! Не хватало только Шахерезады! Однако, утомлённые дальней дорогой и подавленные увиденным великолепием, мы быстро разделись и легли спать. Не успели мы как следует заснуть, как раздался громкий стук в дверь... А теперь пришла очередь немного развеять тот мистический туман, который я невольно напустил в своём путанном повествовании и, прежде всего, объяснить, зачем начальник "Главкабеля" поехал в Ташкент на завод "Ташкабель". Дело в том, что Ташкент находится в Узбекистане, а там ещё в советские времена очень сильна была националистическая прослойка среди местной элиты. Эти господа считали, что все руководящие посты в промышленности республики должны занимать этнические узбеки. И ситуация, сложившаяся на заводе "Ташкабель" была им, как кость в горле. Дело в том, что бессменным директором и создателем завода был Константин Фёдорович Сафонов - очень жёсткий и самоуверенный человек, однако, далеко не узбекской внешности. Многолетние интриги против него, предпринимаемые местными партийными и иными органами, до поры до времени успеха не приносили. Но время безжалостно и неотвратимо. Константин Фёдорович старел на глазах. По годам он приближался к семидесяти. И вот очередной наезд на Сафонова со стороны ЦК компартии Узбекистана был услышан в Москве. "Главкабель" согласился уволить бессменного директора и назначить на его место узбека Алиева (он, кстати,
возглавлял делегацию заводчан, встречавшую нас в Ленинобаде). Откуда взялся этот Алиев, никто не знал. Зато это хорошо знали в вышеупомянутом ЦК! Так вот, вводить Алиева в должность и дать ему первые отеческие советы высшая власть Узбекистана пригласила самого главного кабельщика страны - Михаила Фёдоровича Ерёменко и, естественно, подготовила соответствующую встречу. А поскольку начальника Главкабеля сопровождали мы с Сашей Гуськовым, то и нам перепала малая толика с барского плеча. Короче говоря, в первую ночь в Ташкенте мы попали на дачу ЦК Узбекистана. А стук в дверь становился всё настойчивей. Я, нехотя, пошёл открывать. На пороге стоял Коля (Николай Сергеевич) Волков - мой старый приятель по заводу. Несколько лет тому назад Коля приезжал в Москву защищать диплом в каком-то заочном институте, и мы с моим другом Женькой Фридом чертили ему чертежи для доклада. И вот новая встреча! Оказывается, за это время он вырос и стал Главным инженером завода "Ташкабель". Вид у него был несколько смущённый: "Слушай, Лёва, ты только не обижайся. Понимаешь, вы попали сюда по ошибке. Это не ваш уровень. Сюда приглашён только Михаил Фёдорович, а вам мы сняли отличный номер в гостинице в самом центре города". Так вежливо и тактично нас изгнали из рая. Единственное, что мы успели, так это набить свои портфели той великолепной жратвой, которую нам так не хотелось оставлять этим не очень гостеприимным хозяевам. Номер в гостинице, действительно, был отличным, но спать нам уже не хотелось. Мы с Сашей ещё долго сидели и вспоминали те краткие мгновения, которые мы провели в современном раю...
Утром за нами пришла машина, и мы поехали на завод. Надо сказать, что любая встреча с заводом, где ты провёл юные годы, всегда волнительна, особенно тогда, когда ты вылезаешь из машины вместе с начальником Главка. Мои заводские друзья были ошеломлены, увидев, как Михаил Фёдорович наклонился ко мне и что-то тихо прошептал. И только я один знал, что сказал мне Ерёменко. "Ну, авантюрист, - сказал он, - надеюсь больше никаких выкрутас от тебя не последует?" И это был не последний раз, когда он называл меня авантюристом. Можно сказать, что я уже привык к этому прозвищу и нисколько не обижался на него. Свою работу на заводе мы с Сашей сделали довольно быстро, дня за три, и стали собираться домой. Об этом по каким-то своим каналам узнал Михаил Фёдорович. Он вызвал нас к себе (в кабинет нового директора завода) и снова начал ругаться. При этом на сей раз он обращался к Саше Гуськову: "Ну, ладно, - сказал он, - от этого авантюриста можно ждать чего угодно, но ты! Как тебе в голову пришло уехать без меня?" Потом он немного успокоился и приказал нам сдать ему деньги на авиабилеты. "Полетим прямо в Москву, а не в Киев или Ленинград,- это он сказал для меня, - и никакие авантюристы не собьют нас с правильного пути! Полетим завтра, а сегодня нас пригласили в колхоз "Политотдел"". Хочу напомнить, что в советские времена в каждой республике, в каждой области был свой образцово-показательный колхоз или совхоз, куда местные власти обязательно приглашали своих почётных гостей. В Узбекистане таким колхозом был этот самый "Политотдел". Мы приехали в колхоз днём. Нас встречал председатель колхоза, Герой Социалистического труда, доктор экономических наук (фамилию не помню). Он представил нам бригадиров - европейски одетых мужчин, имеющих учёные степени кандидатов сельскохозяйственных или экономических наук. Чуть поодаль стояли рядовые колхозники. Все они поголовно имели высшее образование и были одеты в узбекские национальные одежды - полосатые ватные халаты и чёрные тюбетейки с белыми узорами. Как мы догадались, были ещё и "негры" - те самые узбекские крестьяне (декхане, по-ихнему), которые и делали всю огромную крестьянскую работу по выращиванию винограда и других плодов щедрой узбекской земли. Но мы этих тружеников так и не увидели - им было строжайше запрещено попадаться на глаза гостям колхоза. Вот в такую потёмкинскую деревню (колхоз) мы попали в эту командировку. А колхоз-то был немаленький. На его угодьях вполне могли уместиться, если не Франция, то Бельгия с Голландией вместе взятые! Нас повели в ближайший виноградник и пригласили попробовать его плоды "прямо с лозы". А виноград-то был мой самый любимый - "дамские пальчики" без косточек!.. Этот кайф продолжался довольно долго. Потом нас повезли в правление колхоза, где Михаил Фёдорович расписался в книге почётных гостей. Мы с Сашей дипломатично уклонились от этой процедуры. После этого был банкет. Представьте себе длинное сооружение типа барака или сарая, очень неприглядное снаружи и совершенно фантастическое внутри. Как вы уже догадались, внутри был накрыт стол, да какой! По обилию и разнообразию алкогольных напитков и изысканных закусок этот стол можно было сравнить только со столом, увиденным нами на даче ЦК Узбекистана! Я не знаю, как по-узбекски звучит слово "тамада". Но на этот раз нашим тамадой стал Михаил Фёдорович Ерёменко. Он с достаточно частой периодичностью произносил тосты за советский союз, за Леонида Ильича Брежнева, за Узбекистан, за первого секретаря этой республики (а кто тогда им был, я уже забыл), за председателя колхоза "Политотдел", за футбольную команду "Пахтакор" и за каждого её игрока в отдельности. Когда же тосты иссякли, Михаил Фёдорович произнёс яркую речь. Лично я из этой талантливой речи запомнил только одну фразу. Обращаясь к присутствующим, он сказал: "Ведь мы с вами, дорогие товарищи, не авантюристы какие-нибудь, мы с вами - простые советские люди, готовые отдать Родине все свои силы и знания!" Присутствующие за столом колхозники встретили эти слова бурными аплодисментами. Им, провинциалам, конечно, не понятно было слово "авантюристы", но они догадались, что оно означает нечто вроде "империалисты", "сионисты" или что-то похожее. И только мы с Сашей понимающе переглянулись. Нам это слово, было хорошо знакомо. А потом снова был салон авиалайнера. Как и следовало ожидать, Михаил Фёдорович, устроившись поудобнее и вынув заветную тетрадь, стал заносит в неё свои мысли и соображения по поводу завода "Ташкабель", а мы с Сашей, маясь от безделья, в который раз перечитывали старые газеты. Вообще, мы с Сашей Гуськовым за эту командировку здорово сблизились. Потом, уже в ОКБ КП, наши пути резко разошлись. Он стал секретарем партийного бюро, а я, как был, так и остался... авантюристом...
9.6. На пыльных тропинках далёких планет...
То, что ОКБ КП было создано для обеспечения специальными кабельными изделиями авиационной и космической техники, я уже упоминал выше. Однако это знали далеко не все сотрудники - только те, кто имел допуск к работе с секретными документами. Вместе с тем, мы, как и все советские люди, были потрясены запуском первого в мире искусственного спутника земли и страшно гордились этим. Потом полёт Гагарина - вершина нашего первенства в освоении космического пространства и, наконец, посещение американцами луны - самое большое разочарование наших "космических" патриотов. Однако, ближе к делу. Всё, что было связано с космосом, было окружено непроницаемой тайной. Однако, даже тогда иногда завеса сплошной тайны слегка приоткрывалась. Помню такой случай, 1956-й год. Я тружусь на заводе "Ташкенткабель" начальником АНВ (агрегаты непрерывной вулканизации). Эти агрегаты (вернее, их чертежи) умыкнули наши кабельщики в США, будучи там с дружественным визитом (тогда, сразу после войны, мы ещё дружили). Затем началось массовое внедрение этих агрегатов в нашу родную кабельную промышленность. У одних это получалось лучше, у других - хуже. Для обмена опытом создали комплексную бригаду специалистов, в которую включили и меня, грешного. И мы поехали в комплексную командировку, включая в Москву, Бердянск, Киев и кое-что ещё. Туда-то мы летели самолётом, а вот обратно, изрядно поистратившись, я решил ехать поездом, сознательно обрекая себя на недельное безделье. И вот в окне вагона мелькают знакомые леса и поля, Волга и другие реки, потом пошли степи и пустыни, аборигены и верблюды. В общем, всё, как всегда. В вагоне довольно много народа. Правда, детей почти нет. Наш поезд Москва - Ташкент подходит к станции с малоизвестным названием Тюра-Там. И вдруг почти все мои попутчики по вагону дружно потянулись к выходу с вещами. Мне это показалось странным. Ещё более странным показалось мне высоковольтная линия электропередачи, идущая куда-то далеко в пустыню. Я всё-таки кабельщик и понимал, что такая линия может быть направлена только на колоссальный энергоёмкий объект. Связав это с массовым выходом пассажиров из нашего (да и изо всех других) вагонов, я сообразил, что случайно соприкоснулся с какой-то очень важной тайной. Как потом выяснилось, и линии электропередачи, и поток пассажиров - всё стремилось к одной точке, которую впоследствии весь мир будет называть Байконуром... Иногда обстановка глобальной секретности приводила к курьёзам.....
Когда это случилось, я не помню. Помню только кабинет Орловича и уйму народв в нём. Короче, очередное сборище, которые, как я заметил, очень любил Теодор Максович. Какой вопрос обсуждался, я тоже не помню. Да это и не важно. В кабинете - вся элита ОКБ, к которой с недавних пор причислили и меня. Орлович восседает за своим шикарным столом на очень высоком кресле, как обычно, задрав колени почти до подбородка. Зрелище, я вам доложу, потрясающее - ну, прямо орёл! Внезапно открывается дверь и секретарь Орловича, Лена, с каким-то испугом восклицает: "Теодор Максович, вас Королёв просит!" Орлович вскакивает, хватает трубку, вытягивается в струнку: "Я слушаю Вас, Сергей Павлович!" Те из присутствующих, которые уже знают, кто такой Королёв, тоже встают и тоже вытягиваются в струнку. И вдруг из телефонной трубки вполне отчётливо доносится: "Теодор Максович, это я, Володя Королёв, из 12-ого отдела. Я звоню из Каменец-Подольска. У нас тут большие трудности..." В общем, немая сцена из "Ревизора" Гоголя - ничто по сравнению с тем, что дальше произошло на нашем совещании. Орлович швырнул трубку и вызвал секретаршу: "Я же просил ни с кем меня не соединять!" Потом он снова садится в кресло и, честное слово, выглядит уже не орлом, а маленьким взъерошенным, нахохлившимся воробьем. Все оставшиеся товарищи тоже садятся, и вид у них, прямо скажем, не блестящий.
Вот такая ошибка вышла...
Прошло 15 лет. Уже полёты в космос стали вполне обыденным делом. Уже почти рассекречены многие громкие имена космических первопроходцев - Королёва, Янгеля, Пилюгина, Бармина и многих других. Вдруг меня вызывает Дмитровский и говорит, что на Байконуре произошла авария, и туда срочно требуются эксперты подтвердить (или нет) работоспособность различных комплектующих элементов, в том числе, конечно, и кабелей. Паша заверяет меня, что с удовольствием поехал бы сам, но неотложные дела держат его в Мытищах, и прости поехать меня. Ну, что ж, раз надо, значит, надо. Оформление командировки довольно сложное. Билеты на самолёт привозят прямо в ОКБ. Рейс Москва - Крайний.
Во внуковском аэропорту объявление по радио: пассажирам рейса номер такой-то Москва - Крайний собраться у справочного бюро. Молоденькая стюардесса - мисс Одесса - уверенно ведёт нас к авиалайнеру. Полёт, как полёт. В аэропорту приземления у нас тщательно проверяют документы. Потом их проверяют ещё несколько раз на так называемых КПП (контрольно-пропускных пунктах). И вот мы въезжаем в город Ленинск. Город, как город. Похож на Мытищи - те же хрущёвские пятиэтажки, грязные улицы и очень много военных. В то время (да и сейчас, по-моему) этого города на картах не было. Основное население - военнослужащие и члены их семей. Местных аборигенов (казахов) почти не видно. В городе много достопримечательностей - гостиница, где в ночь перед стартом ночуют космонавты, домик Королёва на окраине, и многие другие. Ленинск - это центр, столица, со всех сторон окруженный стартовыми площадками, откуда и запускаются ракеты и спутники. А всё это вместе зовётся красивым казахским словом - Байконур. Ночь мы проводим в гостинице, а на утро едем на одну из стартовых площадок, где нас ждёт работа. Здесь уместно вспомнить, что именно в это время на Байконуре установили жёсткий сухой закон. Ещё по дороге в Ленинск у нас отняли и разбили на наших глазах весь запас спиртного, которое мы по старой командировочной привычке везли с собой. Так что настроение у нас было - сами понимаете. Чтобы хоть немного развеять гнетущее настроение, сопровождающий нас майор рассказал историю местной антиалкогольной компании. Оказывается, совсем недавно, когда никаких серьёзных ограничений по этому поводу не было, в общежитии для командировочных группа товарищей провожала своего друга, который срочно должен был лететь домой. Что-то у него там случилось. Ну, естественно, крепко выпили, и друзья стали уговаривать этого друга (назовём его Ивановым) остаться и никуда не лететь. Однако, Иванов - ни в какую! Он должен лететь и баста! И как его не удерживали друзья, он вырвался и убежал. Друзья, возмущённые его поведением, тут же позвонили на ближайший КПП и велели задержать командировочного Иванова. На КПП дежурили молодые солдаты. Им и в голову не могло прийти, что это розыгрыш. Они остановили машину и спросили, едет ли в ней командировочный Иванов. Когда тот отозвался, они приказали ему выйти из машины и сообщили, что он задержан. Взвинченный Иванов бросился бежать. Тогда солдат опять же по инструкции стал стрелять сначала в воздух, а потом - на поражение. Первый же выстрел оказался смертельным... Солдата даже не судили, а вот сухой закон ввели.
Так мы доехали до стартовой площадки номер... (номер не помню). Десяток стандартных 5-этажек, где размещаются персонал и командировочные. Нас разместили в одной из 5-ти этажек, рассказали, где столовая, и пожелали спокойной ночи. Однако ночь оказалась не спокойной. Только мы заснули, как в дверь нашей комнаты застучали чем-то тяжёлым. Мы открыли дверь и увидели группу солдат с автоматами Калашникова в руках. Они приказали нам срочно одеться и выходить на улицу. На вопрос, что же случилось, они бурчали что-то невразумительное. Только на улице от опытных командировочных мы узнали, что весь этот переполох связан с очередным запуском какого-то спутника. Оказывается, при недавней аварии какая-то ступень ракеты вернулась на землю и смела с её лица небольшой продовольственный магазин, стоявший рядом со стартом. В связи с этим был издан приказ: при очередных запусках весь персонал и командировочных вывозить на безопасное расстояние в степь. Вот нас и повезли! Спать сразу расхотелось. Было интересно, что же будет дальше? Нас выгрузили в степи и рассадили прямо на земле широким полукругом примерно в полукилометре от старта. Потом началось самое интересное. Ракета вздрогнула, и в её основании вспыхнуло могучее пламя. Ракета слегка приподнялась и как будто остановилась в десятке метров от земли. Постояла, как бы подумала, и снова устремилась вверх - в космос. Вся публика вскочила на ноги и всячески выражала свой восторг. В диком восторге были все - и новички, впервые присутствующие на подобном зрелище, и ветераны, для которых это был далеко не первый запуск. Потом нас снова посадили на грузовики и развезли по домам. Спать в эту ночь нам уже не пришлось. До утра мы, восторженно перебивая друг друга, делились незабываемыми впечатлениями от увиденного. А утром мы пришли на старт. Там было тихо и пустынно. Одинокие солдаты бродили по дну, выискивая драгоценные шарики (куски бетона, превращённые столбом огня в углерод или искусственный алмаз). Потом нам сказали, что жёны местных офицеров охотно покупают эти шарики у солдат - счастливчиков. Пора приступать к нашей работе. Нам показывают места, где проложены наши кабели (в основном, кабели управления и радиочастотные). Я пытаюсь шутить и говорю, что весь их Байконур состоит из кабелей управления. Мой юмор не вызывает возражений у сопровождающих нас товарищей. А кабелей, действительно, очень много, и вопрос стоит так: или полностью менять кабели после аварии или оставить под гарантию разработчика. Цена вопроса очень велика, как велика и ответственность разработчика. Мы долго совещаемся, составляем программу оценки состояния кабелей, проводим контрольные испытания и даём заключение - кабели менять не надо! Нас очень благодарят за проделанную работу и даже приносят фляжку медицинского спирта, который мы дружно распиваем вместе с гостеприимными хозяевами. Ну, что, нам пора домой. Обратный путь такой же - стартовая площадка, город Ленинск, авиарейс Крайний - Москва и, наконец, электричка до Мытищ. Второе непосредственное общение с космосом произошло несколько позднее. Я уже неоднократно упоминал главного военпреда ОКБ КП Виктора Софроновича Ермакова. Наши с ним судьбы очень часто пересекались. Как правило, это были совместные командировки. Где только мы с ним не были! И даже отпуск иногда проводили вместе (в санатории под Москвой). У Виктора были обширные связи практически всюду - и в министерстве обороны, и в редакциях центральных газет, и в богемных тусовках, короче - повсюду. И вот однажды вызывает меня Д.Д.Румянцев и предлагает завтра утром ехать с ним в Звёздный городок. Оказывается, устроил эту поездку всё тот же Виктор Софронович. Таинственный Звёздный городок (тогда это название только-только появилось в СМИ) притягивал к себе мысли и чувства всех советских людей. Ехали мы недолго. Как мы и подозревали, город космонавтов расположен совсем рядом с нашим ОКБ - километров за 20. Как и обещал Софроныч, встретили нас очень приветливо и отрядили в наше распоряжение особого гида - седого подполковника, бывшего члена первого отряда космонавтов. Его отчислили из этого отряда после неудачной попытки "приручить" центрифугу. С тех пор он сопровождает различные делегации, так часто посещающие Звёздный городок. Когда он в настроении, то рассказывает удивительно интересные вещи о своих друзьях-космонавтах. Стандартный маршрут начинается с поклонения памятнику Гагарину. Чувствуется, что его здесь чтут и искренне любят. Потом нас проводят по длинному коридору центра подготовки космонавтов. Сплошные кабинеты. И довольно однообразные надписи: "начальник отдела Титов Г.С.", "начальник отдела Попович", "начальник отдела Быковский" и т.д. Можно было подумать, что сразу после полётов в космос космонавты занимают кабинеты начальников отделов ЦПК имени Гагарина. Сколько же отделов в этом ЦПК? Потом нас ведут в музей. Вернее, не в музей, а в испытательный корпус. Здесь сосредоточены космические реликвии, исторические и будущие. Вот макет первого спутника, а также макеты первых космических кораблей - "Восток", "Восход" и "Союз". На последний я пытаюсь забраться и сесть в одно из трёх предстартовых кресел. Но здесь меня ждал конфуз - моя задняя часть не умещается в этом пластмассовом устройстве, и я с позором спускаюсь вниз. Седой подполковник утешает меня и с присущим ему юмором говорит, что буквально на днях точно такая же история произошла с самим Фиделем Кастро. В заключение нам показали будущую космическую станцию "Салют". Потом эта сказочная экскурсия кончается, и мы возвращаемся на грешную землю. Снова разбитые подмосковные дороги и наша повседневная, но очень увлекательная работа!
9.7. Победители.
Какое странное название параграфа! И вообще, кто такие, эти победители?
Ну как, кто? Например, полководцы, одержавшие громкие победы, спортсмены, побившие европейские или мировые рекорды, музыканты-лауреаты национальных или международных конкурсов и многие другие, о которых можно говорить и говорить. Но в этом параграфе я хочу поговорить о других победителях, о людях творческой мысли, учёных и инженерах, которые не одерживали громких побед в сражениях, не ставили мировых и других рекордов, но всё равно одерживали, пусть маленькие, но очень важные для них победы!
Я пришёл в кабельную промышленность в самой середине прошлого века и стал свидетелем многих технологических и конструкторских побед. Сейчас уже мало кто помнит, что такое резиновая изоляция холодного прессования.
А я помню! В экологическом смысле это была страшная технология. Густая пыль из талька сплошной стеной стояла в резинопокрывательном цехе, где использовалась эта технология. Прошло несколько лет. На всех кабельных заводах СССР были внедрены АНВ (агрегаты непрерывной вулканизации), и эта допотопная технология навсегда ушла в историю. Разве это не победа? И разве я не могу гордиться тем, что активно участвовал в освоении АНВ на двух заводах (Ташкенткабель и Подольсккабель)? А технология изготовления резиновых смесей? Что было грязней и ужасней в кабельной промышленности? Опять прошло несколько лет, и почти всюду смонтированы и освоены автоматизированные линии по смешению резиновых смесей, около которых нормальный человек мог чувствовать себя нормально. Опять победа! И сколько ещё было таких больших и маленьких побед!!! Это и внедрение пластмасс в конструкции самых разных кабелей и проводов, и освоение технологии наложения пластмассовых покрытий, и умелое совмещение технологических операций с сокращением паразитных перемоток и многое, многое другое. "Всё это так, - скажет критически настроенный читатель, - но вы ведь пишите об ОКБ КП. А что, в ОКБ КП разве не было побед? Разве не было победителей?" - Нетерпеливый вы наш! Разве вы не чувствуете, что именно к этому стремится моё неторопливое повествование. Именно к этому!
Уже сама цель создания ОКБ КП звучала победоносно - "Обеспечить современными кабельными изделиями авиационную и космическую технику". Так или почти так звучали цели создания ОКБ КП в знаменитом приказе Госкомитета СССР по электротехнике. И самой первой и убедительной победой ОКБ КП была разработка и внедрение в промышленность принципиально новых групп кабельных изделий, названных позже "кабелями и проводами для радиоэлектронной аппаратуры".
Это, прежде всего, радиочастотные кабели, миниатюрные монтажные провода, импульсные высоковольтные кабели и провода и кабели управления. Даже смешно подумать, что до ОКБ КП этих групп кабельных изделий в отечественной кабельной промышленности вообще не было. Так победа это, или не победа? Победа, да ещё какая! А что касается победителей, то ими были практически все сотрудники ОКБ КП, "рядовые и начальство".
А потом пошла рутинная работа с отдельными несомненными победами. И как не вспомнить теперь, например, создание серии антивибрационных кабелей. И если папашей этих кабелей был, несомненно, Борис Яковлевич Бранзбург, то заботливой и внимательной мамашей - Нина Николаевна Казарова. Потом появилась серия революционных фазостабильных кабелей, у колыбели которых стояли Михаил Фёдорович Попов и Нелли Ивановна Дорезюк. Потом эта же "сладкая парочка" подарила отечественному кабельному миру излучающие радиочастотные кабели с принципиально новой областью применения. И не только радиочастотники поражали воображение своими победами. Особой вехой в развитии радиоэлектронной аппаратуры можно считать появление в начале 70-х годов прошлого века миниатюрных монтажных проводов типа ФД (Арон Львович Гольдберг и Валентин Петрович Иноземцев), а также суперсовременных контрольных кабелей марки КПВБ (те же авторы). А целая серия современных бортовых авиационных проводов? (А.С.Фридман, А.В.Бутусова и другие). Разве это не победа? А сверхминиатюрные монтажные провода с многопроволочной жилой и изоляцией, наложенной методом эмалирования? (А.C.Фридман, В.КТурук, Ф.C.Немыкин)? А тончайшие ленточные провода, заботливо взращённые Лидией Васильевной Бредихиной? По вполне понятным причинам я не буду здесь перечислять победы и достижения 13-го и 10-го отделов, но, поверьте, их там тоже было немало. А разве не сплошной победой можно рассматривать всю научную и практическую деятельность Леонида Зельмановича Хазена, породнившего кабельную и медицинскую науку? И закончить этот нескончаемый парад победителей мне хотелось бы перечислением авторов книг по кабельной технике, опубликованных сотрудниками ОКБ КП. Ведь каждая из них - это тоже победа, рассчитанная на молодого читателя, на будущее поколение кабельщиков! К числу авторов этих книг относятся Т.М.Орлович, А.Л.Гольдберг, Л.И.Кранихфельд, В.П.Иноземцев, C.C.Cоломоник, Л.А.Бибергаль, Э.А.Наги, А.А.Павлов, М.Ф.Попов, Н.И.Дорезюк, В.Г.Фролов, Л.З.Хазен, В.А.Маковский, Л.(?)Ейльман, Н.Н.Хренков, Д.Я.Гальперович и многие другие.
Однако, как сказал один из древних мыслителей: "Победа всегда сестра поражения". Поэтому мне бы не хотелось, чтобы у читателей сложилось впечатление, что весь недолгий путь ОКБ КП усеян одними победами. Были и поражения, и очень чувствительные. И, пожалуй, самым обидным и болезненным для всех нас поражением был необъяснимый преждевременный уход Орловича. Помните, у Галича:
Нет, ребята, такогоначальника
Мнетеперьникогданенайти!
А ведь ушёл он в расцвете творческих и физических сил! 60 лет -разве это возраст?.. Иные вон чуть ли не до 80-ти сидят, и хоть бы что! А он мог бы ещё столько сделать! О Теодоре Максовиче я уже достаточно много писал. Что можно сказать еще? Ну, прежде всего, то, что кабельную кафедру МЭИ Орлович закончил еще до войны, когда специалистов - кабельщиков почти не было. Во время войны Орлович работал Главным инженером завода "Электропровод", который был одним из главных поставщиков кабелей и проводов связи для воюющих фронтов. Потом, в период борьбы с космополитами, он был снят с этой должности и переведен в конструкторское бюро, при том же заводе. Кстати именно из этого конструкторского бюро и выросло ОКБ КП!
Теодор Максович Орлович был прекрасным организатором, добрым и отзывчивым человеком. Его очень любили в ОКБ КП. Были ли у него недостатки? Наверное, были. И, наверное, не мало. Но что они все стоят по сравнению с блестящими и неповторимыми достоинствами этого человека? И все же была одна проблема, которая мучила его всю сознательную жизнь - это так называемый еврейский вопрос. Без особых потерь, пройдя "ежовские" 30-е годы, в 40-е-50-е он подвергся несправедливому разгону со стороны властей в разгар борьбы с космополитизмом.
И даже тогда, когда ОКБ КП было официально создано и повсеместно признано ведущими предприятиями ВПК, его несколько лет не назначали начальником (директором) ОКБ КП. И только приход в 195 8-м (или 1959?) году на должность Главного инженера ОКБ КП А.И.Гусарова и создавшаяся при этом совершенно идиотская ситуация заставила власть имущих сменить гнев на милость и официально назначить Т.М.Орловича начальником нашего предприятия. Вот такие дела! Однако с тех пор Орлович стал панически бояться быть заподозренным в пособничестве при поступлении на работу в ОКБ своих "соплеменников". Это стало какой-то навязчивой идеей, тем более что лиц еврейской национальности в ОКБ, действительно, было много. Я вот, например, помню, что все документы о моем приеме на работу в ОКБ КП подписывал не Орлович, а Александр Иванович Гусаров. Не зря мудрейший Арон Львович Гольдберг называл Орловича "самым большим антисемитом ОКБ". Как сейчас помню один осенний день 1964-го года. Мы, это я, Гольдберг и Бранзбург сидим в кабинете Орловича и ждем его возвращения из горкома КПСС. Появляется Теодор Максович, весь бледный с трясущимися губами, и дрожащим голосом рассказывает нам о том, что произошло в горкоме. Оказывается, какой-то инструктор (заметьте, не первый секретарь, а мальчишка-инструктор) сказал ему следующее: "Представьте себе, Теодор Максович, что у нас в Подмосковье, в самом центре России, появляется конструкторское бюро оборонного профиля, в котором работают одни... узбеки. Согласитесь, что это бы выглядело, по крайней мере, странно. Мы очень уважаем вас лично, Теодор Максович, но советуем обратить большее внимание на кадровую политику".
Мы, как могли, старались успокоить шефа. Особенно неистовал ваш покорный слуга. Лично мне большое количество евреев в ОКБ КП представлялось вполне объяснимым. Вот, например, на нашем курсе МЭИ училось 150 человек, из них 30 человек - евреи. Когда после второго курса произошло распределение по специальностям, 25 из них попали на мало престижную тогда изоляционно-кабельную специальность. Куда же было стремиться этим не самым глупым ребятам, как не в новую, прогрессирующую фирму? Тоже самое происходило и до, и после нас. Я, естественно, спросил Орловича, почему он не объяснил эту ситуацию в горкоме? "Да разве они поймут!" - горестно воскликнул он. И это был первый случай, когда я услышал от него хоть слабый намек на несогласие с политикой партии и правительства. А вообще-то он был ортодоксальным коммунистом, что вполне объяснимо: именно коммунисты, пришедшие к власти в России, дали возможность ему, простому парню из еврейской черты оседлости (по-моему, из Кременчуга), получить высшее образование и стать весьма видным "капитаном" отечественной промышленности. Поэтому идеология марксизма-ленинизма была ему близка и понятна. Вот только кадровая политика... Да, Орловича, очень любили в ОКБ! Для многих из нас он был не только начальником, но и старшим товарищем, заботливым и внимательным, которому можно было доверить самые сокровенные замыслы и тайны. Говоря словами Некрасова:
Орлович был особенно любим...
Молясь твоей многострадальной тени,
Учитель! Перед именем твоим
Позволь смиренно преклонить колени.
Конечно, Орлович сегодня - это легенда. Но ведь мы помним его живого! С хитрейшим прищуром глаз,c неповторимым южным акцентом и неподдельным интересом ко всему новому! При всей своей коммунистической ортодоксальности Орлович очень любил анекдоты на политические темы. Его "коронным" анекдотом был следующий:
"Абрамовича исключили из партии. После собрания он пришёл домой, выпил стакан водки и лёг спать. И снится ему удивительный сон. Началась третья мировая война. Победили американцы, Никсон на белом коне въезжает на Красную площадь. Навстречу ему Брежнев сотоварищи:
--
Господин президент! Что я и мои товарищи можем сделать, чтобы смягчить свою участь?
--
Примите Абрамовича обратно в партию!"
Так или иначе, но Орлович был единственным крупным руководителем в Мытищах, не побоявшимся организовать концерт Владимира Высоцкого в ОКБ КП. И надо было видеть выражение его лица, когда он слушал "крамольные" песни этого народного любимца!
Вторым памятным мне поражением была грандиозная армянская афёра, которую я подробно описал в параграфе "Розовый мираж". Конечно, больше всех пострадал я сам. Многие, прочтя мои воспоминания, уверятся в том, что главным тормозом в моей докторской эпопее был господин Пешков. Ничего подобного! Моя долгая и трудная жизнь научила меня успешно преодолевать подобного рода преграды. Преодолел бы и на этот раз, если бы не это гнусное предательство. Ведь я до самого последнего момента считал армянских физиков своими друзьями и единомышленниками! И вот такая подлая измена! Ударили в самое сердце, в светлую мечту, которая почти осуществилась! О какой докторской диссертации после этого могла идти речь?
Однако не только я пострадал от этой эпохальной афёры. Значительно снизился рейтинг Димы Румянцева, который тоже безоговорочно поверил профессору Асланяну и его команде. Что касается ОКБ КП в целом, то оно безвозвратно потеряло статус головного предприятия по вопросам надёжности кабелей и проводов, который достался ему ценой стольких трудов и усилий!
Третьим существенным поражением, которое признавал и сам Т.М.Орлович, было следующее. Помните, я упоминал об ускорителе электронов, который появился в ОКБ КП вместе с П.А.Дмитровским? (Параграф "Роковые обмены"). Так вот, по стратегической задумке Орловича этот самый ускоритель должен стать своеобразной "стартовой площадкой" для широкого внедрения в отечественную кабельную промышленность радиационной технологии и, в первую очередь, радиационного сливания полиэтиленовых покрытий. И надо сказать, что такая технология была внедрена на нескольких заводах, но не силами ОКБ КП, а к стыду нашему, силами ВНИИ КП!
Наш же ускоритель так и остался чисто лабораторным оборудованием.
Были и другие поражения. Помните, у Окуджавы:
Авсё-такижаль - иногданад победаминашими
Встаютпьедесталы, которыевышепобед
Под пьедесталами в нашем случае надо понимать оголтелую, недобросовестную рекламу, которая сопровождала некоторые не совсем "чистые" разработки. Кто теперь помнит шумиху, поднятую по поводу создания проводов типа СИЛАР? И кто помнит, что разработчиком этих проводов был Алексей Матвеевич Кругликов? Конечно, никаким кабельщиком и никаким разработчиком он не был! Но, томясь от безделья, он где-то в Ленинграде (у своих сокурсников по институту) совершенно случайно узнал о новом полимере, разработанном в некоем питерском НИИ. И хотя тогда всё питерское не имело ещё такого приоритетного значения, как сейчас, но привезённые им рекламные буклеты очень понравились Д.Д.Румянцеву, который тут же обещал Кругликову полное содействие. Это содействие выразилось в том, что, во-первых, без длительного и всестороннего исследования была закуплена большая партия этого дорогостоящего полимера, и, во-вторых, довольно бесцеремонно у Феликса Немыкина была отобрана установка для эмалирования проводов малых сечений и передана в полное распоряжение "академика" (партийная кличка Кругликова). Одновременно Опытному производству была дана строгая команда беспрерывно обеспечивать академика многопроволочной жилой малых сечений (самых трудоёмких, кстати). И вот появились первые провода. Надо честно сказать, по внешнему виду и на ощупь эти провода выглядели превосходно! Гибкие, блестящие, они производили самое благоприятное впечатление. Академик был на верху блаженства! Вместе с тем он отчётливо понимал, что это его единственный шанс, и что другого такого шанса у него уже никогда не будет. Поэтому он делал всё возможное, чтобы закрепить так неожиданно пришедший к нему успех. Большую часть рабочего времени он проводил в кабинете Румянцева, который c полным основанием стал считать себя одним из родителей СИЛАРА. Единственным человеком в ОКБ КП, который с самого начала был против нового полимера и использования его в ОКБ-вских разработках, был Лёня Хазен. Однако, многие сочли такую его позицию проявлением личной неприязни к академику и поэтому не обратили на неё должного внимания. А между тем мощная компания по рекламированию проводов СИЛАР достигла своего апогея И хотя лично я никакого отношения к этим проводам не имел, мне стали звонить мои знакомые из оборонных министерств с просьбой рассказать подробнее об этом СИЛАРЕ. И я стал невольным пособником этой невиданной в наших краях рекламной компании, давая своим абонентам телефон академика или (чаще) тайный телефон Румянцева. И вместе с тем, было одно обстоятельство, которое немного настораживало. В отличие от подавляющего большинства других разработок ОКБ КП, разработку проводов типа СИЛАР никто не заказывал! Это была так называемая инициативная работа! То есть за разработку окончательного варианта полимера, за зарплату академика Кругликова и его сотрудников (были и такие) деньги тратило ОКБ КП. В принципе такой вариант разработки тоже возможен, особенно тогда, когда ожидания будущих доходов не беспочвенны. И первые впечатления были именно такими. Недаром в этот СИЛАР буквально "вцепился" сам Румянцев! Но вот разработка проводов типа СИЛАР подошла к концу. Настала пора опробования проводов у потенциальных потребителей. В ход пошли все связи Румянцева. Были выбраны около десяти очень престижных фирм, куда и были направлены (конечно, бесплатно) образцы этого необыкновенного провода. Академик готовил фанфары. Он продолжал ошиваться в кабинете Румянцева и даже уговорил его оплатить новую солидную партию этого полимера. Однако, ожидаемых фанфар так и не наступило. Первыми позвонили наши соседи из Подлипок (ныне Королёв). Они растерянно сообщили, что изоляция провода буквально рассыпалась ещё при пайке проводов в аппаратуру и спрашивали, что им делать дальше. Примерно такие же панические сообщения были получены и из других фирм-пионеров применения провода типа СИЛАР. Назревал крупный скандал. Академик ещё хорохорился, говорил, что это всё интриги его врагов (а врагов у него в ОКБ КП, действительно, было много), но факт оставался фактом - провода рассыпались при малейшем соприкосновении с традиционными материалами, применяемыми в радиоэлектронике. Академик помчался к своим друзьям в ленинградский НИИ. Однако все его панические нападки наткнулись на ледяное спокойствие разработчиков СИЛАРА. "Рассыпается в таких-то и таких-то средах? Ну и что? Так и должно быть! Почему не предупредили? А ты спрашивал? Где ваши официальные требования к полимеру? Молчишь? То-то! И вообще, нам некогда с тобой разговаривать!"
Больше никаких судьбоносных разработок от академика мы не дождались. Мало того, после нескольких лет пребывания в научном отделе кандидат технических наук Алексей Матвеевич Кругликов перешёл на работу в отдел снабжения ОКБ КП. Вот такое потерпели мы поражение. Оно ещё раз напомнило нам всем, что пироги должен печь пирожник, а не сапожник, хоть и с академическим званием....
Вернёмся, однако, к названию параграфа - ПОБЕДИТЕЛИ, которое ненавязчиво напоминает нам, что побед и успехов у нас, сотрудников ОКБ КП, было неизмеримо больше, чем поражений и неудач. На том стояло, стоит и будет стоять Особое Конструкторское Бюро Кабельной Промышленности!!!