Аннотация: Рассказ - финалист конкурса альманаха "АвторЪ"
Опубликован в "Фантаскопе" N' 4-2012
http://fantascop.ru/audio/release9/
Степан Тимофеевич короткой дорогой спешил домой. В сумерках накрапывал дождь, мягкие гнилые доски почернели, покрылись скользкой древесной ржавчиной. Каждую секунду ноги грозили съехать в пустоту, их приходилось ловить, возвращать на место, балансируя, плясать на узкой тропочке. Он клялся никогда в слякоть тут не ходить. Да еще в желудке тяжко - днем Степан Тимофеевич на спор проглотил нежеваной крабовую палочку, и теперь она будила укоры совести и позывы рвоты. Плохо, ой как плохо-то внутри... Вместе с крабовой палочкой в нем блуждал и недавний разговор с Иваном Афанасьевичем, когда тот обмолвился за обедом, что его мама в детстве готовила это.
- И вы это ели? - удивился откровениям, и почти возмутился Степан Тимофеевич.
- Ну что вы, - спокойно ответил Иван Афанасьевич. - Тогда уже было не принято давать это детям. Но взрослые ели. С удовольствием, скажу я вам. Тут главное - суметь грамотно разделать тушу, иначе желчный пузырь...
Степан Тимофеевич, брезгуя, содрогнулся от жуткой подробности трапезы и сразу, не удержавшись, рухнул. Нижняя, самая тяжелая часть тела повисла в воздухе, зато верхняя, более ловкая, чудом удержалась. От резкого толчка крабовая палочка заняла нужное положение. Степан Тимофеевич перестал быть беременным обжорой. Кряхтя, он подтянулся и одним прыжком встал на ноги. Украдкой оглянувшись - не заметил ли кто из знакомых случайного позора - неодобрительно осмотрел испачканные пальцы и осторожно попробовал на язык липкую, холодную слизь. Ладно, до дома как-нибудь доберется, а там надо будет заняться этим поплотней. Интересно, какое на вкус оно? Наверно, такое же ледяное и мертвое. Фу, гадость... Неужели, чтоб признали за своего, придется это есть?
Надо сказать, Степан Тимофеевич не рвался. Просто годы шли, он был немолод... Не умея, грубо говоря, зубами и когтями вырвать у жизни кусок, должен был принять чужое покровительство, стать членом того круга, к которому испытывал приязнь и исподволь стремился. Что ж, идеальных друзей не бывает...
Степан Тимофеевич миновал летний домик, с давних пор будивший тоску воспоминаний. Раньше сюда наезжали две сестры, приятные молоденькие женщины... Он знал, что им симпатичен, но так уж получилось, что сестры - миниатюрные лапочки - были другой национальности. Их родственники оказались против...
Степан Тимофеевич вздохнул. Вот и дом. Он спустился вниз и хотел уже прошмыгнуть в дверь, как вдруг заметил от кустов легкое движение. Повинуясь какому-то инстинкту, что просыпался, когда хотел, иногда вот так невпопад, он тайком свернул за угол и тут - глаза в глаза - налетел на это. В поведении того, на что он смотрел, не было ничего осмысленного, но осознание Степаном Тимофеевичем их настолько разных судеб и предназначения пробудило острый интерес, сочувствие и даже легкую жалость. Раньше он старался гнать подобные мысли, хотя и понимал, что это всегда рядом, что во времена давно ушедшие, дух которых сохранялся лишь в мрачных легендах, это было предметом их родовой ненависти и вожделения...
Вечернее небо наливалось кровавой чернотой заката, и Степан Тимофеевич, с миром отпустив несчастного, завороженного первобытным светом желтоватых глаз, ушел домой.
Отмыв противную склизлую грязь, устроившись в глубоком кресле, он лениво щурился в забавное окошко телевизора, то и дело доставая лакомые кусочки из большой тарелки. Хрустнув для порядка пару раз, он проглатывал подсоленный сухарик и, когда хотелось, запивал водой.
Дома было хорошо... И одиноко. Он думал о соседушке Варваре Ивановне, с которой был дружен, а порой, чего скрывать, и близок. В последнее время Варя откровенно не замечала его, засматривалась на красавчика Ивана Афанасьевича. Ну как же - черная двойка с белоснежными манжетами и такая аккуратная, словно нарисованная, бородка. На Степана Тимофеевича накатила, хлынула вязкая ревность, помноженная на задавленное гордостью чувство собственной ущербности, несправедливую обиду на друга, уважение и даже преклонение перед ним.
И вдруг - другое, совсем непрошеное воспоминание. Степан Тимофеевич подумал, что Варвара тоже... что иногда и она это ест. Иначе откуда в ее годы такая страсть, дерзкая покорность в глазах - и это смущение, когда однажды, не предупредив, он заявился в гости, когда влез, как мальчишка, в окно? Да-да, он все понял. Запах ее тогда выдал. Это лежало на кухонном столе, уже почти съеденное и оттого похожее на обычные продукты из магазина. Впитав с молоком матери табу на подобные вещи, Степан Тимофеевич тогда даже не позволил себе предположить, что Варвара... Теперь он понимал - выхода нет. Завтра, пересилив себя, придется это сделать... И с радостью избавления он провалился в глубокий сон.
Разбудил шорох - там, в темноте за окном. Степан Тимофеевич пошарил в тарелке - пусто. Какой-то зверский голод... Потянувшись, с неохотой покинул согретое кресло и вышел за порог. Иван и Варвара ждали. Степан Тимофеевич снова почувствовал колючую, как зубная боль, ревность, но быстро успокоился, сообразив, зачем они здесь.
Он так давно не встречался с ночью лицом к лицу, что прошитый трелями сверчков дурманящий лунный воздух оглушил его, рассыпал на отдельные кусочки и собрал по-другому снова.
- Там, за домом? - спросил Иван Афанасьевич и Варвара молча, подавшись легким телом, подтвердила его догадку.
- А это не браконьерство? - как за соломинку, Степан Тимофеевич ухватился за отговорку.
- Аборигенный промысел. Разрешено, - отрезал Иван и тут же тихо зашипел: - Молчи, дурак - спугнешь.
Грубость друга обидела. Степан Тимофеевич решил просто ждать, ни во что не вмешиваясь. Варвара куда-то исчезла. И вот - длинный тихий звук прозвенел над ухом. Мягкая тень, теплая и живая, на миг замерла перед глазами. Что это? Иван подпрыгнул, промахнулся и...
- Уйдет! - услышал Степан Тимофеевич испуганный крик. Он не сразу понял, что кричит сам.
Позабытая сила, красивая, яростная мощь проснулась в его теле и, оттолкнувшись от земли, он долгим затяжным прыжком преодолел метры пространства и драгоценные секунды времени, еще на лету впиваясь зубами в то, что пыталось раствориться, уйти. Уже приземлившись, бешено дыша, Степан Тимофеевич продолжал крепко держать добычу, и челюсти его все крепче сжимались. Тело жертвы обмякло, превратившись в ароматный, сочный, потом и кровью добытый трофей. Жадно урча, он взялся тут же есть. Он боялся, что Варвара или Иван попытаются отнять сокровище. Но они спокойно ждали. Азарт первой взятой дичи был им знаком и понятен. Степан Тимофеевич быстро и уверенно справился с задачей, не тронув горечи желчного пузыря и не подавившись жесткой шерстью.
Чтобы проверить себя, он легко взмыл в воздух и, ничуть не поскользнувшись на отсыревших за ночь досках забора, несколько раз проделал свой излюбленный опасный путь. Только под утро, утомленный, озябший и грязный, он вернулся домой. Хотел нырнуть в тепло под одеяло, к родному маленькому существу, но его категорически прогнали:
- Степка, дурной, лапы мокрые. От тебя мышами пахнет, не лезь целоваться.
Он не обиделся, он снова прыгнул в окно и до рассвета, как пьяный, был счастлив с Варварой.