Аннотация: Исторический рассказ об удивительном событии во время второй мировой войны
Меня зовут Рудольф Кастнер. Но этих слов я не писал. И вообще я не оставил после себя никаких записей. За меня эти строчки написал историк-самоучка Г.Л. который считает, что он знает обо мне больше, чем я знал когда-то сам о себе. Он уверен, что сумел проникнуть в мои мысли и в мой характер, проникнуть настолько, что теперь он может объяснить несведущему читателю причину всех моих дел и поступков. Я же, однако, в этом не уверен. Во-первых, у нас разное мировоззрение: мы жили в разное время, воспитывались на разной культуре и верили в разные идеалы. Это раз. Во-вторых, намерения у нас тоже не совсем одинаковые: он хочет докопаться до тех секретов, которыми все еще опутан наш знаменитый побег из Венгрии, в то время, как для меня нет ничего важнее, чем защитить свою репутацию и свое имя от незаслуженных обвинений и клеветы.
С другой стороны, я, конечно, благодарен ему за предоставленную мне возможность объяснить причину моих поступков не каким-то, безразличными к моей судьбе, судьям, а тем людям, которых я когда-то ценил и любил - моим родственникам, друзьям и сослуживцам. Некоторые из них, возможно, все еще живы. Конечно, это не оптимальный вариант, но других у меня нет: бандиты из организации "Лехи" застрелили меня как раз в тот момент, когда я собрался написать свои мемуары и поэтому теперь я полностью завишу от знаний и способностей этого спесивого историка-самозванца.
Нельзя не учесть и то обстоятельство, что он пишет о человеке, которого уже нет в живых и поэтому должен воссоздавать его образ пользуясь, в основном, воспоминаниями его недругов и завистников или же научными трудами лишенных здравого смысла ученых-затворников. Тяжелая, кропотливая и не всегда успешная работа! Пожелаем же ему удачи!
Так вот, я хотел бы начать свой рассказ с самого раннего времени, но я не собираюсь рассказывать вам свою биографию. О моей жизни вы можете узнать из различных источников: из статей по истории и из энциклопедий, потому что в нашем деградирующем обществе и великие злодеи и великие праведники пользуются одинаковой славой, кем бы из них я ни был. Нет, я лучше расскажу вам о том, чего вы там не найдете, а именно, о моих мыслях и побуждениях, толкнувших меня когда-то на совершение тех или иных поступков. Поэтому я начну с создания нами - мной, Комоли, Джоель и Ханси Бранд, в Будапеште организации Комитета Помощи и Спасения.
Впрочем, о Комоли мне нечего сказать. Он был фанатиком и идеалистом, похожим на тех сумасшедших из организации "Лехи", которые меня застрелили. Мы должны были работать не с ним, а вокруг него: Комоли совершенно не понимал практических аспектов нашей деятельности.
Душой и сердцем нашей организации была Ханси Бранд. О, она-то была очень практичной женщиной. Она все делала по расчету: по расчету она вышла замуж за Джоеля и завела с ним детей, по расчету она отправила его из Будапешта в Стамбул и по расчету ... Нет, я не хочу так думать. Я хочу думать, что она искренне любила меня. В самые тяжелые, в самые тревожные дни моей жизни она была для меня как живительная влага, как луч солнца чудом проникший в мрачную безнадежность подземелья. В отличии от моей флегматичной жены, лежавшей в кровати, большей частью, как бревно, Ханси была неистощима на разные сексуальные выдумки и проделки. Я помню, как раньше, подвыпивши, Джоель иногда рассказывал мне о некоторых ее шалостях и как я, в буквальном смысле, гнил от давящей меня зависти. Ну что ж, пришел черед гнить ему.
Я не сомневаюсь, что Джоель догадывался о нашей связи. Как, впрочем, и моя жена. Но она, как и Джоель, не высказывалась по этому поводу. Будучи, ко всем ее положительным качествам, еще и умной женщиной, она отлично понимала, что семейные сцены ни к чему не приведут и никому не помогут. К тому же, в тот момент она удачно забеременела, что намного облегчило нашу с Ханси задачу.
А задача, которую мы пытались осуществить, была предельно деликатной и ответственной: нам нужно было отобрать тысяча семьсот счастливчиков из миллиона обреченных на смерть людей.
Джоеля с нами не было - он уехал в Стамбул.
"Так будет лучше для всех нас," - сказала Ханси.
И как всегда она была права. Джоель нам только бы мешал. Он не годился для такого дела, он был идеалистом, мечтателем, ненамного лучше, чем Комоли. К тому же у него были более грандиозные планы: он собирался спасти все венгерское еврейство.
Наша же с Ханси задача была намного скромнее - мы хотели увезти из этого ада лишь несколько сот ни в чем неповинных людей. Вот и все. Нам нужно было сделать так, чтобы наш поезд шел с востока на запад, в то время, когда все другие эшелоны, день за днем и ночь за ночью, двадцать четыре часа в сутки, двигались в обратном направлении.
Это была очень напряженная и ответственная миссия. Поезд имел ограниченное число мест, а претендентов на каждое из них было неисчислимое множество. Преимущество отдавалась тем, кто имел деньги - чем богаче был человек, тем большее у него было преимущество. Бехер и Эйхман требовали от нас астрономическую сумму денег, и где-то их надо было взять. (Родственники и друзья в расчет не шли). Кроме денег были и другие критерии. Мы хотели быть справедливыми ко всем слоям еврейской общины и рассматривали наш поезд как своего рода Ноев Ковчег, который должен был вывезти и спасти ее лучших представителей: раввинов, ученых, актеров, писателей и политических деятелей. Как я уже сказал раньше, в поезде не было мест для всех.
После войны я подвергся клевете и необоснованным упрекам. Меня обвинили в предательстве и двурушничестве и еще, черт знает, в каких грехах. Один безмозглый прокурор назвал меня лгуном, сказав, что на самом деле, я, скрывая свои намеренья, воспользовался деньгами других людей, чтобы вывезти из этого ада своих родственников и друзей. Что за чушь? Ну, допустим, он прав - я действительно так поступил. Ну и что? Что это меняет? Разве есть какая-нибудь разница, по какой причине я спас сотни людей? Благодаря мне они остались живы и я этим очень горжусь.
И если уж продолжить начатую тему, то впоследствии апелляционный суд снял с меня все обвинения, кроме одного. (Как я могу об этом знать? Меня же уже не было в живых). И вот это последнее обвинение до сих пор не дает мне покоя. Оно касается Карла Бехера.
Ох, уж этот фашист - Карл Бехер! Я должен кое-что рассказать о нем, я должен защитить свою репутацию. То, что я написал тогда в письме во время нюренбергского процесса - это действительно правда. Я ничего не солгал. Бехер действительно спас много евреев -взять хотя бы наш поезд. Да, он сделал это за деньги. Но почему он должен был поступить иначе? Почему он должен был брать на себя такой риск, не требуя ничего взамен? Бехер не был святым, но он был порядочным человеком.
Ходили слухи, что у него был роман с Ханси. Что поделаешь - люди ищут объяснения необъяснимым поступкам. Почему Гестапо ее отпустило, так вот, сразу? Ее допрашивали в течении многих дней, пытали, издевались над ней, и вдруг отпустили. Как могло такое случиться? Утверждают, что Карл Бехер был причиной. Что-то ведь нужно утверждать! Карл не мог быть причиной, он не имел никакого отношения к Гестапо.
Так вот, разрешите мне рассказать об этом человеке кое-что еще, кое-что такое, чего вы не знаете. Когда наш поезд неожиданно остановился в концетрационном лагере Берген-Бельзен, и пассажиры начали сходить с ума от переживаний и нервных расстройств, он появился вдруг неизвестно откуда и сказал мне следующее:
"Знаешь ли ты, мой друг Рудольф, почему ваш поезд оказался здесь, в этом ужасном месте, и почему он не двигается дальше? Потому что вы, евреи, обречены. Вам предначертано умереть, исчезнуть с лица земли, и исчезнуть навсегда. Этого требует и историческая необходимость и воля наших лидеров. У Гитлера и у многих из его окружения появилась навязчивая идея: для них сейчас важнее уничтожить вашу расу, чем сохранить немецкую. Однако, как обычно, вам, евреям, везет, и у вас есть возможность обмануть, уже в который раз, вашу судьбу. Причиной вашего везения являюсь я."
"Сколько это будет стоить?" спросил я его
"О, мой друг, на этот раз речь идет не о деньгах. Вряд ли у вас что-нибудь осталась, после того, как я у вас все забрал. На этот раз мне нужно нечто другое. Мне нужна ваша честность"
И поскольку я промолчал, он продолжил:
" Я понимаю, ожидать честности от еврея - это большая глупость. Но у меня нет другого выбора. Скоро сюда придут ваши друзья, либо русские, либо англичане, и начнут выяснять кто виновен в их бедах и мытарствах. Я не хочу, чтобы одним из этих несчастных людей оказался я."
"Что же вы хотите от меня?" спросил я его
"Я знаю," - ответил мне он - Что вы сейчас готовы пообещать мне все, что угодно, лишь бы я вытащил вас из этой ямы. Однако, мне нужно кое-что еще, кроме пустого обещания. Мне нужно доказательство того, что всю свою жизнь я глубоко ошибался, считая вас, евреев, недочеловеками, неспособными к таким проявлениям духа, как самоуважение и чувство собственного достоинства."
Вобщем, короче говоря, я выполнил данное мной обещание. Он сдержал свое слово, а я свое. И я нисколько не лгал: он действительно спас тысячи евреев. Не будь он офицером СС, он бы получил медаль, его бы назвали героем, праведником среди праведников. Конечно, он обобрал всех тех, кого он спас (как и тех, кого он не спас) и с помощью ворованных денег стал после войны самым богатым человеком в Германии, человеком, которому поклонялись и которого уважали больше чем любого праведника. Вот поэтому он мразь. Поэтому и из-за Ханси.
Впрочем, была еще одна причина, почему я написал это письмо. Возможно - главная причина. Не считайте меня Иванушкой-дурачком, которого такая бездарь, как Бехер, мог бы поймать на своих уловках. Он мог надуть Джоеля, но не меня.
Он и надул его.
Джоель, как я уже сказал раньше, был наивным человеком, а значит - простофилей. Он, например, поверил Бехеру и Эйхману; поверил в то, что те остановят убийство венгерских евреев за десять тысяч, груженных разным добром, грузовиков. Более того, он поверил, что англичане поверят его рассказу. Более того, он поверил, что поверив его рассказу англичане согласятся на такое предложение. Но и это еще не все. Он искренне верил, что представителям туманного Альбиона небезразлична судьба венгерских евреев. Это было вершиной его глупости. Англичане по ошибке посадили его в тюрьму. Они должны были посадить его в сумасшедший дом. Единственным, кто внял его мольбам, был поверенный в делах колоний ближнего востока, лорд Мойн. Он сказал Джоелю:
"Вы что там, совсем спятили? Куда я дену миллион евреев? Где я им найду место? К тому же, надо учитывать чувства местных жителей - арабов. Вы об этом подумали?"
По-видимому, один только Эйхман сумел найти место для миллиона евреев. Может быть именно поэтому Джоель, через некоторое время, присоединился к таким же как он сумасшедшим из организации "Лехи". И может быть именно он предложил своим новым товарищам застрелить паршивого английского лорда. И может быть именно он предложил им застрелить меня. У Джоеля была масса причин.
За пару недель до моего убийства мы случайно встретились с ним на улице и у нас произошел странный разговор.
"А-а, Резко," - сказал он увидев меня. - Ты еще жив?"
"Почему нет?" - удивился я. - У меня со здоровьем все в порядке."
"А я думал, ты уже давно повесился."
"С какой стати?"
"Из-за стыда."
"А-а, так ты тоже примкнул к моим презренным клеветникам? Мне нечего стыдиться, Джоель, я спас сотни людей. Между прочим, среди них была и твоя жена..."
"Да, о ней ты позаботился!"
"И твои дети..."
"Ты мог бы спасти кое-что еще."
"Что именно?"
"Свою совесть."
"Моя совесть чиста. Я сделал то, что я должен был сделать. И поверь мне, это было нелегко."
"То, что ты должен был сделать? Ты имеешь ввиду свое предательство?"
"Я никого не предал..."
"Нет? А почему же ваш поезд не отправили в Освенцим? А? Деньги-то они с вас уже содрали... Зачем вы им были нужны?"
"Они дали мне обещание..."
"Кто? Эйхман и Бехер? Не вешай мне на уши лапшу. Мне они тоже обещали... Я не тот простофиля, каким ты меня все время считал и считаешь."
"Так что же ты поверил всяким сплетням?"
"Чему же я должен был верить? Твоим сказкам?"
"Ну хорошо, слушай. Помнишь тот день, когда мы встречались с Эйхманом? Вечером Бехер позвал меня к себе, чтобы обсудить конкретные детали нашего плана. Тебя уже не было - ты уехал в Стамбул. Вот тогда-то и зашел разговор о поезде. Бехер сказал, что Эйхман разрешит тысяче с лишним евреев покинуть пределы рейха за приличную сумму денег. Нас, сказал он,считают за злодеев и убийц. Мы никого не хотим убивать. Мы просто хотим жить без евреев. Это все, что мы хотим. Если есть возможность избавится от евреев каким-либо другим, более мирным способом - мы всегда отдаем ему предпочтение. Потом он назвал сумму денег и сказал, что мы должны собрать ее в течении следующих двух недель. И если я буду держать язык за зубами, Эйхман позволит нам уехать отсюда беспрепятсвенно.
Каким образом, спросил я тогда у него, передав вам эту сумму денег, мы можем быть уверенны в том, что вы нас выпустите? Можете ли вы дать какую-нибудь гарантию?
"Никаких гарантий я вам дать не могу, ответил мне Бехер. - Eдинственное, что я могу вам дать, так это надежду. Поверьте мне, господин Рудольф, это хорошая цена за ваше сотрудничество. Большинство ваших сородичей ее не имеет."
И увидев, что я молчу, он продолжил:
"Я вижу вам этого недостаточно. А жаль. Я вам уже обьяснил, какова наша цель. А вы мне все не верите. К тому же мертвому человеку его богатства в любом случае не нужны. Все-равно их у вас кто-нибудь, да заберет. Какая вам разница - кто именно?"
"Я не это имел ввиду, сказал я ему. - Я хотел спросить: а что если мое сотрудничество вам понадобиться и в дальнейшем, а меня уже больше не будет? Что тогда?"
"О, я вижу ты хитрый еврей, сказал Бехер. - Такой, каким еврей и должен быть. Ты мне нравишься. И в знак того, что ты мне нравишься, я дам тебе чуть побольше чем надежду.
Задолго до войны я учился в Гейдельбергском университете на кафедре психологии. У нас был профессор - смешной такой, лысый еврей. (Он наверно уже давно вылетел через дымоходную трубу в Освенциме, ха, ха, ха). Так вот, однажды, он дал нам задание: написать тезис."
"Представьте себе, - сказал он, - трудно-представимую в нашей цивилизованной Европе ситуацию, когда один человек имеет полную власть над другим. Под словом "полную", я имею ввиду то, что он может убить его без каких-либо последствий для себя, но может и помиловать. Все зависит только от его воли. Каким, на ваш взгляд, видит себя этот человек, этот властитель чужих судеб? Что он думает о себе? Каким он сам себя представляет?"
"Но есть еще и вторая часть задания, - продолжил профессор. - Возможно более сложная, чем первая. Как вы считаете, что думает о своем властителе тот, другой человек, тот, чья судьба полностью от него зависит? Ненавидит ли он своего мучителя, презирает ли он его или, наоборот, боготворит? Как вы думаете?"
"У меня плохое воображение, господин Рудольф, и поэтому я бросил институт - я так и не смог закончить свой тезис. Но сейчас у меня появилось желание возобновить учебу после окончания войны. Мне очень хочется сделать то, чего я не сумел сделать раньше. Я теперь точно знаю, что думает о себе первый из этих двух людей: я побывал на восточном фронте. Но я все еще не имею представления о том, что думает о нем другой человек, тот, который в его власти. И вся загвоздка здесь состоит в том, что он может иметь какие-либо чувства к первому человеку только в одном случае - покамест он жив, не так ли?"
Тут Бехер сделал очень длинную паузу.
"Так вот, - сказал он наконец. - Я решил, что вы мне поможете закончить мой тезис."
" Именно так он и сказал?" - спросил меня Джоель
"Да, именно так."
" И ты напомнил ему об этих словах в Берген-Бельзенe?"
" Нет, я напомнил ему о них во время нюренбергского процесса, когда он попросил меня написать письмо прокурору. Я ему сказал тогда: ну вот, Карл, теперь ты сможешь закончить свой тезис сам, без моей помощи"
" И ты позволил ему уйти от правосудия?"
"Он спас тысячи евреев, Джоель"
"Он ограбил их."
"Это было его работой."
"Он совратил Ханси..."
"Сплетни, Джоель, только лишь сплетни."
"Он заставил вас обоих делать выбор... Слушай, Резко, есть люди которые видят все это под совсем другим углом, нежели ты. Я знаю, ты все время считал меня простофилей и не ценил моих советов. И все же, по старой дружбе, я тебе посоветую: берегись!"
Эти были последние слова, которые я услышал от Джоеля. Я сделал ошибку: я недооценил его совета. И с тех пор я нахожусь здесь, сам не знаю где, может быть в раю, а может быть в аду, но скорее всего где-то между ними, недалеко от того офицера СС, который, стоя когда-то на платформе железнодорожной станции Освенцим, встречал прибывающие эшелоны и взмахом кожаной перчатки отсылал одних людей направо, а всех остальных - налево.