Аннотация: От слов, написанных ею банками на груди и спине, Иван Михайлович не только на курорт не попал, но и ни разу за сезон не искупался...
Эта весёленькая история произошла совсем недавно...
Времена то были такие - в лесу светлей... Когда превалировал гужевой транспорт, ибо другого, практически, не было. Иногда, знаете ль, за счастье.. увидеть директора завода, крупного совхоза или работника райкома, которые смиренно преклоняясь перед своими шефами, наделялись трофейными машинками.. типа "Ford"...
Да, раньше и житьё было совсем особливое... Одно слово - воля...
Да мне ли вам, граждане, разъяснять ноне о том, что кто-то из нас строил коммунизм, а кто-то, в период сухого закона, сивухой травил свой организм.
Мне эти мелькающие рядом руководители в то время, казались, ровесниками самого Наполеона.
Вы удивитесь моему возрасту, нежели я скажу, что видел грузовую машину с деревянной ещё кабиной, на которой работал сосед Маклов. Как мне завидовали сопатые друзья, когда я сидел в той дырявой кабине и накручивал огромный руль, пока соседушка слева от нашего дома.. перекусывал. Ну.. это так - из бахвальства...
Дело ясно, как нынешний день...
А вот.. справа от нас проживал парторг, коего я больше любил... Каждый четверг конюх подгонял к его дому, запряжённого в бричку, а то.. и в двуколку - коня, названного Иваном Михайловичем Абсентом. И.. спозаранку, укутавшись в овчинный тулуп, парторг отправлялся в райком партии на совещание.
Лишь впоследствии все узнали причину, из-за которой он ни свет ни заря.. бросив сенца под свой зад, трогался в путь.
А торопился он всегда к открытию кабака на вокзале, где перед встречей со своим начальством, наслаждался пивом, но не для того, дабы пьяным быть, а чтобы как-то ещё подсластить свою.. и без того сладкую жизнь..
Лицо этого парторга было рекламной вывеской всех забегаловок на трассе, так как работали в партийных органах, как и ноне в наших госучреждениях, больше печенью, нежели головой.
Так, вот.. подъедет парторг к вокзалу, коня на привязь, а сам шементом к Зойке, которую по сей день зовут "трюльником"...
-Почему?-спросите вы.
Да банальный случай - три копейки она никогда недодавала посетителям всегда прокуренного.. привокзального того советского кабака.
-А что же конь?...
Так тот Абсент до того привык ко времени, что дожидался ровно час хозяина из ресторана, а затем начинал ржать, отбивая подкованным копытом по асфальту, давая знать парторгу, что им пора, наконец, и поработать.
Иногда же.. до того, парторг-каналья, бывал пьян, что на ногах чуть держался, требуя штык в руки, а тогда уже, как полоумный, орал: "Ура!.. Всем по норам!"...
Со стороны посмотришь, так он вам не только турка, а и самого Гитлера в Азию проводит. В таком состоянии он уже не мог ехать в райком, а брал за кусок мяса больничный лист и продолжал гулять со своей яркой и желанной зазнобушкой Таисией Васильевной.
Угар была та.. здоровая тётка... Любого опутает - моргнуть не управишься. А как прижмётся в порыве страсти она к "Михалычу" всей могучей открытой своей грудью, всё - ожог обеспечен.
А однажды.. от простуды любовника своего пожелала вылечить...
Так.. и впрямь, вылечила...
От слов, написанных ею банками на груди и спине, Иван Михайлович не только на курорт не попал, но и ни разу за сезон не искупался, боясь "нарисовать" своё спортивное тело на местном пляже. Молчу уж.. о том, сколь раз он был бит сковородкой, да чумичкой своей родственницей в домашних условиях за те художества.
Сколько раз брали они и меня с собой на заимку парторга, дабы найти по приезду какое-либо оправдание перед супругами.
Но больше вдвоём уезжали, ибо Таисия Васильевна сразу на три места сидячих в бричке "припарковывалась" и для других его просто не оставалось.
А как накатит она сверху пива вишнёвки и давай в открытую озорничать с соседом, да сопрано напевать: "Перед милыми друзьями хожу белыми грудями!.. Как налево поверну, так Ванюшку уведу!".. У меня, скажи, щёки до сей поры рдеют, как вспомню её домогательства к парторгу. Ивану Михайловичу же.. только и оставалось подстраиваться под её высокий женский певческий голос, то и дело.. застёгивая пуговицы на своих под тулупом портках.
Вино придавало их вечерушкам характер беспутной оргии.
Соседушка уподоблялся мартовскому коту, которого щекочут за ушами. А глазоньки его.. то суживались от удовольствия, а то и силились вывалиться из орбит из-за боязни быть застуканными. Иной раз, хохот бешеный и неотступный просто душил соседа от веселья. Только что не мяукал он... С телячьим самодовольствием ловил лишь взгляд жгучей своей возлюбленной брюнетки Таисии. Да, увидишь такую страстную голубку, нос.. и тот замаячит, а не токмо что-то в портках.
Без неё же, горемыка, возвращаясь домой, грустно в ночи напевал: "Святый Боже.. Святый крепкий!"...
Помнится...
Среди гнетущей вечерней тишины, царящей окрест, песня его казалась чем-то странно-диким и наводила на мою детскую душу невыразимое уныние.
Лето я тогда не любил потому, что парторг скакал на Абсенте один в седле.
Прекрасное было для всех нас зрелище, когда сосед нёсся по степи на спине скакуна, тщетно напрягая силы, чтобы умерить пыл жеребца. Видно было, что повода до боли резали его руки, а конь летел на всех парах. Был он нрава совсем не меланхолического... Чувствовалась тупая тоска без отчаяния, без вздохов, без порывистых восклицаний и проклятий. Изумительно длинная фигура партийного деятеля возвышалась надо всеми своей необычайной прямизною, как бы.. в подтверждение старой истории о проглоченном аршине.
За пазухой же.. на всякий случай, держал он всегда партийный билет в красных корочках, который пугал постовых не меньше, чем увесистых его.. с кувалду.. кулаков.
Однако.. несколько разбаловался парторг и не жалея денег на удовольствия, он стал тогда понемногу спиваться.
Кто-то из членов райкома предложил кодировать мужика...
В конце концов, в резолюции постановили, что этот вопрос является издевательством над такой эксцентричной и уважаемой личностью, как Иван Михайлович, и что эта кодировка будет то же, что и кастрация его любимого скакуна, а это уже есть не что иное, а ущемление прав их партийного товарища.
Кто-то же, узнав о злоупотреблениях, решил посмеяться над ним в кулуарах, поставив перед парторгом выбор - либо ему не пить совсем, кроме чайного гриба, либо найти синоним к слову "вафля"... С заданием Иван Михайлович не желал справляться и в тот же день ему нашли замену.
-Оказия, братцы!-говорили уважающие власть в округе старики, узнав о переводе ими уважаемого парторга на другой участок работы.-Жаль парня!..
А вот.. второй парторг был совершенно другого склада... Всё что-то.. куксился, походя на мокрого и сконфуженного воробья. Это был уже совершенно другой.. скотоподобнейший человече.. по фамилии - Селезнёв, наречённый тут же улицей "Селезень".. что, в общем-то, соответствовало действительности.
Двух слов Владимир Иванович правильно не мог написать и окромя "Мурзилки" и "Азбуки для Буратино" ничего не читал, а всё одно - держал нос по ветру, ибо давно был в резерве на ту почётную тогда должность парторга.
-Дубина еловая!.. Квохчет, аки не птица!-только и шептались в сторонке коммунисты.-В каждой бочке он, яко массивная затычка, который стремится руководить и владельцем бочки, и напитком, и самой бочкой. Экий, право, умник!..
И тогда вызывают этого Селезнёва на первое в его жизни совещание...
Подогнал конюх Душкин запряжённого в сани коня.
-Вот вам Абсент! Будьте с ним вежливы, так и он будет вести себя порядочно, понимая команды!-наставлял конюх нового парторга.
-С нынешнего дня мерин будет зваться не иначе, как Чёрт!-высказался Селезнёв, видимо, желая полностью забыть и ликвидировать саму память о прежнем парторге.
И тронулся новый парторг в первый свой путь.
И вот уже Селезнёв въехал в город, проехал мост, свернув на Ворошилова, затем на Московскую и уже хотел было завернуть мерина на Краснопартизанскую, где находилось здание райкома партии... Да не тут-то было...
-Однако... Что такое?-удивлялся новый парторг, дёргая и дёргая правую вожжу.. да так сильно, что мерин стал дёргаться от боли, но мчал и мчал его по прямой...
Нейдёт конь вправо и всё тут.. а бежит и бежит прямо по Московской, фыркая, да брызгая слюной на возницу, судорожно закусив удила.. и совершенно не обращая на того внимания. А ведь других команд, кроме как.. "но".. и "тпру".. новый парторг не знал.
Так и добежал "Чёрт" до привокзального кабака. Встал и стоит...
Дёргал, дёргал за вожжи "Селезень" коня, да безуспешно. Услышав голос, натянутый стрелой и рёв, так похожий на рёв недокормленного быка на привязи, "Чёрт" хотел было бежать от "Селезня".. но не мог того сделать, ибо парторг привязал коня к дереву.
Всё это продолжалось долгое время, пока не вышел один из посетителей и не сказал.
-Почто мил человек мерина муча-шь то? Почто издева-шься то ты над этой умной животиной!.. Пока не посидишь с нами час, пока не угостишь нас и сам не угостишься - не тронется этот конь в райком.-Он лучше будильника! Запомни - ровно час!.. Так что.. следуй за мной! Нежели мерин не унюхает от тебя хмельного пива... не тронется с места!-поучал странный гражданин.
И чтобы вы думали...
Через полгода новый парторг "Селезень" спился, а его место занял опять Иван Михайлович... Настоящие коммунисты в то послевоенное время своих товарищей в беде не бросали... Все же - люди, все - человеки...
Где же.. ныне общинные инстинкты: дружность, стойкость, сочувствие к своему брату - мирскому человеку... Мир ноне пошёл вразброд, начал разлагаться. Мир - великое дело. Чтоб, значит, сообща... Всем.. чтоб вдосталь.. без обиды... всем.. чтоб без обмана... Но не те, видим, времена, чтоб порадеть для мира, для человека. Ныне же всяк норовит, где ни на есть, кусок себе оттяпать. А не то, чтоб для общества...
Хуже всего брат славянин пошёл на брата. Так, вот оно и есть...
А это уже, братцы, большая беда...