Аннотация: "Отношения Императора Всея Руси Николая II с Кшесинской никак не являются опровержением его святости". (А. Вассерман)
Нет-нет, чтобы нам кто-то ни выкладывал вслух своих стенаний, а при Социализме всё же чаще зазывали в гости друг друга, нежели ноне. И не спорьте-таки... ибо я буду стоять на своём. А вот, объясните-ка мне, видели ль вы в то "застойное время"... чтобы у мусорных баков кто-то мельтешился и толкался.
Да никогда мы такое кино вообще не смотрели.
Раньше бросил пакет с мусором и никаких тебе проблем. А ныне десять раз за ограждение глаз положишь, чтоб его кинуть, так как боязнь кого-нибудь прикокнуть. Отож... замочить. Ведь из каждого бака по нескольку тощих задниц нищих упырей торчит. Поди, ж... ты разберись.
- Тьфу! Мать честная! Дожили! Доголосовались! Довыбирались! Босяки вокруг, да бродяги! Очереди, вишь ли, к помойке. Да, гляди, ещё кулаком и колом бьются за стоптанный, без застёжки, сандаль или кружевные штопанные латкой, бабкины панталоны - с тонким начёсом. До смерти. Либо за чёрствый сухарь кого-то не прикокнут или не размозжат темень.
До мозга.
- Аха-ха-х! Чувствую, что и вам, граждане, всё это до кишок дико знакомо... Вот это и вызывает эффект разорвавшейся в портках лимонки, а кое у кого и детонацию персонального сопла. И ведь ни в морду чью-то нельзя плюнуть, ни тёщиной ногой люлей вломить.
Демократия-с...
Ведь раньше и беднее, вроде как, жили, да и заработная плата так себе - не ахти какая, а на харчи, ботфорты и модницкую одежонку, из-за бугра, всегда хватало. А о большем как-то и не думали, всё более доверяя чернобровому в Кремле молдаванину, да отдавая всегда предпочтение активному отдыху. В Сочах. Путёвки просто навязывались нам хмельными профсоюзниками, да мало кто на курорт или в здравницу соглашался ехать. Не уболтать было просто никого.
А кто-то, ухмыляясь, этому ныне не верит. Таки... было это, Молодость, было и, отрицать сие никак не можно.
Во всяком случае... нам раньше и дома хорошо отдыхалось: то на охоту рванёшь, чтобы в степи тощего зайчишку подстрелить или ту меховую шкуру по заснеженному полю, из-под фар, на машине загонять... али матом; то на рыбалку махнёшь, дабы взрывом гранаты поднять со дна речного не только большую и жирную рыбину, но и ещё какое-нибудь Чудо-Юдо в виде кировского плуга, что, пожалуй, поужаснее будет Лохнесского чудовища, а затем, коли в семье разлад - увлечь с собою с далёкой от цивилизации лачуги степную раскосую метиску.
Ага... топлес.
Да, баловали.
А всё чего... ради. Да, чтобы детишки наши, аки голодные галчата, рты не разевали и крохи хлеба не просили. Ведь раньше как бывало... Внёс до полдника свой вклад в развитие Социализма и бывай здоров, осознавая, что по окончании месяца и оклад полностью получишь и премией порадуют, да и после работы смело можно развеяться и разговеться там, конечно, где ты мил и пригож.
Приятен.
Но я сейчас совсем не о том. Я не об общественно-политической, социально-экономической, либо какой-то иной нравственной обстановке в нашей бывшей Великой стране Советов.
Я об убийстве.
О классическом русском убийстве, от воспоминания о котором брови тотчас принимают перпендикулярное положение... и даже на моей, привычной к подобным фактам, личности, ещё и пугая плавающих в аквариуме рыб, которые сразу беситься начинают, стараясь тоже обрести свободу.
На полу.
В прокуратуре, помнится, тогда я работал.
Так вот, прозябал единожды в каком-то уж... очень большом судебном процессе по обвинению азербайджанца Алиева, да-да, хорошо запомнил, ибо того каина: и в хранении наркоты обвиняли, и в убийстве, и чёрт те ещё... в чём. Сиживал я в процессе, поглаживая гладкое колено рядом со мною находившейся молоденькой сексапильной секретарши суда, Елены-прекрасной, всё удивляясь: "Все, что ли, азербайджанцы носители фамилии - Алиев. На субмарине нашей кок из моих погодков был Алиевым, Президент, который правит уже век, тоже Алиев, так ещё и подсудимый с подобной фамилией хороших тех людей паскудит. Собака".
А как-то... случилось, что в доме назревал скандал, и я, по отложении процесса, поехал уставшим на одну квартирку, где меня уже с нетерпением поджидали. Нет-нет, не в салон Анны Павловны Шерер, отношениями в котором мы зачитывались в мемуарах Толстого - "Война по миру"...
И вспомнится же.
И я заглянул на огонёк. Не в салон, конечно, но таки... довольно уютную квартиру, с такими же шикарными сексуальными барышнями. Ну, скажем, для того, чтобы чайку с ними испить - с коньяком.
- Вот, кто-то спросит, где чай мы, мол, тогда брали!
- Дак, не вопрос, - отвечу, - ибо с Сочи и привозили! И не пачками, и не пакетиками, а мешками. Ага, мешками... и только с отборными верхними и более ценными листочками. А с коньяком, скажу, намного проще было. Это нынче слышу, что врачи, дескать, мало на душу получают.
Возможно...
Однако, надо признаться, что один из наших тогдашних приятелей-гинекологов, Серёга Рожков, портфелями таскал его с работы, снабжая всю нашу честнУю компанию оным элитным напитком и наилучшим шоколадом.
Хотя... мне ли о том знать, так как все врачеватели не могут быть сплошь, извиняюсь, бабскими.
Отож...
Ничего, скажи, веками не меняется. Ну... нежели в салоне у Шерер, перед нашествием французов, были свои сливки петербургского общества, которые любили мазурку, кажется, табак заморский, шампанское, да рассусоливать по поводу войны.
Так, погружаясь в реальность, о войнах... и грядущем нашествии китайцев, мы тоже были не прочь побалагурить.
Покалякать.
У нас же были другие завидные особы, и другого общества, хотя и мало чем отличающихся от прежних петербурженок, либо москвичек. А если хорошо подумать, то наши, более раскрепощённые львицы, были во стократ интереснее, ибо на ихних платьях намного меньше было оборок, воланов и рюш, которые излишне обрамляли: молодые, стройные, медовые тела девичьи.
Да и в нашем обществе, вишь ли, платья становились сразу тесными и мешали вытанцовывать другие, более ритмичные и современные танцы, типа - "Шейк"... а потому, тут же, те обтягивающие фигуры платьишки, сменялись лёгкой пляжной тряпочкой, типа парео, либо простым тюлем с сюжетным рисунком лебедей - с окна.
- Таки... здравствуй - свобода!
Вот она вольность, естественность и непосредственность! Вот он отдых! Кайф... который заменял нам длинными зимними вечерами: море, солнце и песок из ракушек. Не сглазить бы, тьфу, тьфу, тьфу - через левое плечо и непременно, в форточку, в южном направлении, где заласкает меня не только волна морская! Даже голова крУгом - от закрывающихся, в будущем, оных прекрасных душещипательных историй и чувствительнейших перспектив.
- Слава всем Богам!
Сколь бы я ни думал и не сомневался, всё одно, в итоге побеждает сохранившаяся в душе молодость и водопад Счастья, ниспадающий всегда на меня и моих близких. Да, были какие-то небольшие препятствия и осложнения, но мы их гнали ко всем чертям. Прочь. Но даже затруднения только усиливали азарт и желания, разжигая, и без того - бушующую нашу энергию и неуёмную страсть.
А тем вечерком было, как всегда, весело, радостно и без каких-то непристойностей и пошлостей, схожих, скажем, с нынешними выходками балерины, в запасе, Волочковой, раздвигающей, где ни попадя, ноги.
Ошалела, развращая Молодость, стерва...
Без мозга.
И мы, танцуя с хозяйкой, Галиной, невероятный романтический танец на двоих, тоже прижимались - друг к другу настолько плотно, что аж... интимно, когда я касался её всем джентльменским своим набором, начиная: от горячего дыхания, льющейся музыки слов, тихого постанывания - до вожделенных прикосновений. Боже! Как же она была прекрасна в своём обнажённом платье... интересного цвета. А под ним... твою мать, даже я видел, что было под ним: последняя цитадель, бесстыдно приготовившаяся к капитуляции.
- Ох, шалуньи! Ах, проказницы!
- Ой, пардон, краснею-с...
Однако, не осуждать же нас за: влечение, похоть, сладострастие - в одном флаконе. Тем паче, когда дома прохлада. Знамо и нам ваша, усыхающие кумушки, скромность. Бабке своей, седовласые звонарки-мокрохвостки, сексуальные сказки и фантазии Андерсена сказывайте, что вы без греха, дескать. И девственницами на пенсию, мол, вышли.
Ага... по старости.
Читайте "Житея Святых"... и может тогда поймёте свои заблуждения - в области интима в отношениях, где как раз и подчеркивается, насколько аморальный образ жизни вёл тот или иной человече до того, как обращён был к Святости.
А тем временем, помнится - кто-то квартиру покидал, кто-то приходил, а кого-то уже никакими немецкими псами-ищейками было не сыскать в двухкомнатной квартирке, и даже в ванной, но наши ряды тогда пополнил подошедший моложавый врач-хирург.
Не помню, пардон, братцы, точно, сколь выпил я той ночерью крепкого чая, но донельзя отяжелев, мне следовало покинуть компанию, так как судебный процесс не был завершён, а потому надобно было утром выглядеть в очах жгучей секретарши, Елены-прекрасной, не хуже, чем Леонардо Ди Каприо.
На съёмках.
******* ******* *******
И только дома, когда я приложил головёнку свою к подушке на лебяжьем пуху, как во входную дверь квартиры и зазвонили, забуянили, а неизвестный мне милицейский картуз, вдруг, сообщил, что произошло очередное, дескать, убийство. А так как нашего важняка, с рыжим отливом, Завертяева, никакими собаками было не сыскать в городе, то приходилось нам, помощникам, за него отдуваться.
Поначалу, скажи, ничего особенного...
Привычно сажусь в машину, и мы следуем на место преступления.
- Бог мой! Моё состояние было: неописуемо и неизъяснимо. Вот он, - думаю, - побочный эффект и жар любострастия. Как защемила тогда моя сердечная нерва, как зазнобило в предчувствии судного для меня дня, будто меня везли на казнь... путём колесования.
Никогда подобного чувства я не ощущал. Отродясь оного переживания я не испытывал.
Спросонья и не понять, но почему-то сразу показались странным тот фактор и чересчур знакомой мне картина, что мы следовали именно той дорогой, по которой я давеча, нагостевавшись, возвращался домой. А вот и улица Космонавтов, а вот уже и тот, двухэтажный дом, у подъезда которого резко засвистели тормоза машины. Вопрошаю адрес, и вдруг, начинают мои пальцы ног неметь. Холодеть... леденеть.
- Отцы-основатели! Эва... куда меня принесло. И кого же, - спрашиваю, - хлопнули!
- Да передали, что хозяйку квартиры! - отвечает мне милицейский сюртук.
Право, граждане, я застыл.
Я окаменел. Я не верил своим ушам. Я не верил своим глазам. Непроизвольная конвульсия.
- Бывает, - сказывают, - братцы, что перед погибелью, пред кончиной - жизнь в доли секунды проносится в сознании. Так случилось и со мной. То со мной и произошло. Однако, я прервал думу о том, как когда-то тонул в Белом море, во время прилива, и медленно поднимаясь, тихой сапой, я ступал со ступени на ступень, выше... и выше, я панически приостанавливался, лихорадочно, но логически рассуждая.
- Это какая же, - думал я, - сволочь, могла в квартире совершить оное злодейство! Это какая же, наглая морда, пошла на смертоубийство! Ужель, - рассуждал я, - тот хирургический субъект способен на оное душегубство. Ведь он был последний, кто оставался после меня в этом "салоне"... Да нет-нет, не усмотрел я в его скромном образе, женоподобных руках и честных глазах, что тот мог пойти на мокрое дело! Хотя... кто знает. Мог ведь, запросто, с собой принести в сандалии скальпель с хирургии и, по горлу, по привычке - чик...
- И... Аминь! Но если не этот моложавый эскулап, то тогда кто...
Точно... Квартира Галины К.
Никаких сомнений. Вползаю-с... Нет-нет, конечно, не орлом! Крадусь. Гробовая тишина. Запах чёрт-те... чьего, коньяка. А вона, вроде как, и моя рюмка с остатками чая, и конечно же, с отпечатками пальцев. Мой мозг просто плавился, а я тащился далее... черепахой. А вот и труп красивой молодицы.
А дальше... А вот здесь, лиц, боящихся пауков, мышей, а тем паче, гражданам-танатофобам, прошу прервать чтение, ибо такого ужаса я до того момента и сам никогда не видывал.
Итак, я выжидаю... минуту. Всё... Сказываю.
Смотрю я на залитую алой кровушкою голое тело Галки, в грудь которой, как нарочно, кто-то вонзил столовую вилку, да с такой силой, что и зубцы её не были совсем видимы.
Снаружи.
Когда же эксперт Якунин, ворочая тело убиенной, стал перечислять количество нанесённых ударов в различные области тела, я не успевал за ним вносить их в протокол осмотра места происшествия.
- Отцы Святые! Сорок два проникающих ранения различной степени тяжести, а если ещё и множить их на четыре... Да кто же такого посягательства... и оной атаки стерпит. Это какие же мучения и истязания та красотка испытывала, а главное - за что. Сама доброта...
Мне кажется, что в прошлой жизни она была святой... не меньше, чем мать Тереза.
- Упаси Богородица такую глупую и нелепую смерть!
А ведь и оберег, помнится, в виде - подковы от какой-то павшей кобылы свисал над входной дверью, который бы должен был отпугивать от хозяйки всякую нечисть и напасть. Видимо, неправильно той ночью звёзды в Созвездии Большого Пса сошлись. Не иначе.
Другого ответа я так и не нашёл.
Но плач Ярославны был на месте убийства никому из нас не нужен, а розыскные мероприятия "по горячим следам"... не дали никаких реальных результатов. Лишь соседи пояснили, что действительно, в этой квартире какие-то демоны скандалили и дрались, да так громко, как будто резали и расчленяли неведомую им чупакабру.
И, в общем, так оно и было, ибо выдюжить множественные телесные повреждения в область жизненно важных органов мадемуазель Галины, да ещё и столовой вилкой, было практически невозможно.
А вот здесь надо отдать должное нашим операм под руководством Кузнецова, кои просто молниеносно раскрыли то жестокое убийство. И на удивление всем, убийцей оказался не какой-то мужик-злодей, а одна из девиц с мужицкими замашками, которая на тот момент уже отбывала уголовное наказание, но, как стало известно от руководства колонии - ей был предоставлен отпуск за хорошее поведение в ИТК общего режима.
Пела в хоре, видите ль, она бесподобно.
Хорошо.
- Мужичка, чёрт дери, с демонической внешностью и вывеской эскулапа-патологоанатома! Настоящая уголовщина, которая просто метала из своих орбит раскаты молний! Вот, с какого пьяного перепуга, спрашивается, тогда поощрили преступницу побывкой на малую родину.
Ведь ту чабанку-наездницу, меж ног которой табун жеребцов проскачет, видно было за километр, что она способна лишь убивать, а не любить, как любили другие девчонки!
И как выяснилось, впоследствии - причиной преступления была простая женская зависть. И всего-то... И ради этого надо было всем губить жизнь.
И это случилось в то время, когда зло только начинало расцветать в государстве... под названием Россия. Ведь это произошло в начале моей карьеры, когда я испытал на себе, братцы, что такое есть - шок, вкупе... с ударом и потрясением. Надо, однако, иметь стальные нервы, чтобы всё это молодцу пережить.