Аннотация: Человеческую мерзость не усмиришь никаким законом.
- Не знаю, граждане, как у Вас, а у меня - при приближении Дня Рождения, таки... душа не на месте, ибо чувствую себя жабой, мужского пола, пытающегося выпрыгнуть из кипящей в ведре воды. А всё почему... Да потому, что гости какие-то полоумные ноне стали.
Бесноватые.
Одно расстройство от них. Нервы-с... Видимо, кризис социально-экономической системы в нашем государстве сильно шарахнул весь наш богобоязненный мирской люд - по голове, по мозгам.
По карману.
Как, скажите, классно отметить это торжество, если его каждый раз праздновать в кругу близких. То скучно, а то, скажу, и беспокойно. Да ладно бы, если только родные родных за стол собирались, так это ещё полбеды. Терпимо. А как знакомые родных, либо знакомые знакомых или соседи прутся.
- А это уже, братцы, трагедия. Катастрофа. Беда. А может потому, что мамонтом я уже стал, так как нет терпения моего, когда кто-то вламывается за стол, нарушая, как личное моё пространство, так и посягает на мою независимость. Сразу, таки... дрожь по телу. Озноб по спине.
Мурашки по ляжкам.
- Ах... да, нежели коснуться продовольственной кошёлки, то желающие гульнуть за чужой счёт, не мозгуют о том, что на дворе то уже давно не Социализм, а капитализм, чёрт бы его побрал, вместе с его отцами-основателями! А ведь гостёчки и не задумываются - есть ли у хозяев излишний корм или припасы продовольствия, нет ли.
Глядишь... А они уже на пороге... и в дверь звонят. Туфлей стучат. Кулаком, пяткой бьют.
Ну, не гнать же... в шею.
А с этой, сотовой, сатанинской связью, таки... вообще, нет никакой возможности от них - скрыться. В нужнике... и там найдут. Отыщут и за ухо ещё вытащат. И ведь не отбрешешься, а только и заявишь.
-Простите-де... я ноне с утра, по причине расстройства психики, не совсем стабилен! Мигрень, мол... Извиняюсь - крен в сторону!
А всё, граждане, почему.
- Да всё потому, что чужому брату стелем слишком мягко, а подплеснув, вообще, приврать очень уж... любим. А с каждой соткой и очередным шкаликом, мы всё богаче и щедрее для оных лиц становимся. Хорошо, мол, живём! В любое, дескать, времечко вас ждём-с... не дождёмся.
- Ага.
Как - не хорошо... Чёртовы... хвастуны! Только бы и бахвалиться, врать, не думая о реальных последствиях. А ведь... кроме высшего образования, нужно иметь ещё, хотя бы - среднее соображение.
И вот, гляди-кось... являются, да ещё просят их крестить и титуловать не товарищами, как полагается, что вы... что вы. А непременно - Господами. Со стажем. И не ниже рангом.
Обижаются.
Соседи наши, когда-то, всех подряд вот так же зазывали и, где они нынче.
- На бугре.
Бывало смотришь, а они, значит, сами с чайничка самогон хлещут, а званым тем, вшивым господам, пожалуйте, бальзама, винца молдавского, водочки экспортной. Китайской. А разве оные напитки соизмеримы с тем мутным и вонючим пойлом, что дома они сами и производили.
- Аминь! Землица им пухом! Вот, то-то и оно... Как - не конфуз. Конечно, печально.
Горько.
Так и мы перед зваными гостями приплясываем. На стол курятины, индюшины, рыбки красной. А гостёчки, чёрт бы их побрал, набьют потроха и давай мозоли на животах своих гладить... разглаживать, и всё с лестью, заискиванием, да лаской к хозяйке, словно издеваясь.
- Гляди-ка, какая Хлопота! Смотри, кака... кудесница! Ишь, волшебница! А какова изысканность, как хорошо то, мол, у вас, что и дом наш, вроде как, дерьмом уже намазан! Так и хочется, дескать, у вас переночевать.
- Как... не хорошо. Сметут всё, к чертям собачьим, со стола и уже - в поклонах. Прощевайте-де... ротозеи! Счастливо оставаться! Нет-нет... конечно, вы, мол, не скупердяи! Грешно, право, на угощение ваше обижаться! Эка, дескать, как вам пришлось раскошелиться! От пуза, вишь ли... мы и сами напоролись, да и отроки довольны!
- В обжор.
И включив передачу, задом... задом... к двери и, шасть, и будто ветром их сдуло, забывая пригласить и нас - с ответным визитом. Только, скажи, их и видели. Но ладно то сами... Бог с ними! Ведь ещё и деток сопатых за собой, под мышкой, тащат. За чубы волокут...
- Матерь Божья! Ну, до радости ли! До песен ли... До салюта! Оно, вроде как, и грешно на детишек обижаться, но ведь, скажи, ни стыда... ни совести! А они, аки саранча. Полагаю, дён пять-семь, перед нашествием, не кормят... Видно же - за версту, что у них, голодных, даже пупки с хребтиной, будто в единое целое срослись.
Отож... с позвонками слиплись.
Как, скажи, с Бухенвальда: то ли полуживые, то ли полумёртвые. Так мы, быстрее - за стол их, чумазых, и ложки самые большие в руки. Ну, не брать же грех на душу. У меня чей застолье, а значит, я за всё в ответе.
Вот так, ни с того ни с сего, вытащит какой орган на завтра в кабинеты, на Интернациональной, и спросит по полной, помахивая перед твоей трезвой и добропорядочной личностью орудием, в виде: резиновой, например, дубинки.
- Не дай Боже! И ведь, как с ними не собачься, а вину обязательно признают. Ты, - спросят, - почему, мол, морда твоя лощёная, имея жирное питание и витаминизированные напитки, допустил в своей хате несчастный случай, повлекший, к примеру, заворот самой длинной кишки!
Негоже, кажется, мне жуть на читабельную публику нагонять, но как завижу гостюющую у нас младую ту братию, так будто меня самого, живодёры с племени Апачи, готовятся на костре поджарить. И во всем виню лишь их родичей и никого более. Но не по злобе же деточки их озорничают, а по их, семейному, видимо, скудоумию.
Ведь сущие бесенята.
Но этим маленьким варварам и кровососам всё по фиг, ибо проблема шерифа, как говорится, индейцев не волнует. Им, чем драматичнее в чужом доме и хуже нам, хозяевам, тем лучше им, зубоскалам. А разве каждого фотографируешь. Нешто каждую рожицу отсканируешь. Нешто за каждым уследишь, либо угонишься.
- И каково, - скажите, - моей душеньки, после всего этого, веселье... Так и замышляешь побег, успокаивая самого себя, что, мол, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.
- А ведь правда! Эта суета.
И да... эти крики, беготня, это тарахтение. Это, вообще, простите, нормально. Эти голубчики достают каждый раз меня. Их бы всех к бармалеям - на Ближний Восток сплавить, так они там своими выходками сразили и без оружия - бородатых шахидов.
Это же заводные черти... в портках.
Вместо того, чтобы мне спокойно разговеться, и уплести с удовольствием, к примеру, ногу от напичканного яблоками и запечённого в духовке гуся, откушать марочного винца, да спокойно полакомиться домашним тортом - приходится сидеть, аки на углях.
И хмуриться.
Вот и весь праздник. Радуйся, мать иху... Я считаю, что сам процесс выпивки должен доставлять нам всем удовольствие и наслаждение. Они то, откушавши... смылись, а меня ещё долго трясёт, когда вижу на столе обезображенный грязными детскими пальцами и лапами огромный торт с красивой на нём надписью: "Не дождётесь"... А всё почему, спрашивается. Да потому, братья, что я с него даже вишенки не снял, а взять - затем, уже и брезгую. Брезгун, видите ль, я по жизни. Так, вкуса его, скажи, не узнал.
- Да разве нутро и примет ту сладость без расстройства, коли, то и дело, приходилось от стола шарахаться и смотреть на беснующуюся шантрапу, кабы те чего не прикарманили, кабы те чего из сервиза не спёрли, да не уволокли домой. Дак, разве за этим хулиганьём уследишь. А их старшие сродственники просто "закрывают свои бесстыжие зенки"... на те, практически - криминальные деяния.
Но не мне же надобно было их успокаивать. Хотя... так и хотелось отходить тех сорванцов, и непременно: крапивой... крапивой, чтобы они места себе в гостях не находили. Но разве хозяюшка позволит. Только и поведёшь бровью, сделав им простое устное замечание, так этой шпане кажется, что я заорал.
- Волки! Волки!
И давай, пуще прежнего, баловать и на меня зенки свои пялить.
- Ха! Вспомнилось... Когда-то и я так таращился на своих одноклассниц в школе, когда мошонку со всем её содержимым себе защемил, случайно сев на шпагат. Так, если бы сам, по доброй воле, присел. А то добаловался.
Растянулся.
- И как, скажи, ноги мои так, тем днём, разъехались, на полу, у парты. Никак... кто маслица спецом плеснул под мои новые штиблеты. Для них шутки... шуточки, зависть, а у меня аж... задница треснула, да и таз, больше, чем положено, разошёлся, что портки ноне на дому шью или заказы в Московию направляю, в магазин - "Кентавр". Так я зверем диким тогда орал, будто меня лишали девственности.
Надо же ж... ностальгия.
Нет-нет... и мы, бывало, с детьми в гости хаживали... И мы, вишь ли, гуляли. Так, сядут наши, умные детишки, в углу и будто замрут... с игрушкой. Но чтобы кто-то из них, в чужих пенатах: безобразничать, шкодить или озорничать.
- Да упаси Богородица!
И что ныне, скажите, у "господ" этих за воспитание. Стервенеют ведь детки при капитализме. Звереют. Бандиты, право, бандиты. Пищат, скажи, и лезут пальцами... руками во все, как есмь - тарелки. Блюда. Так и глядишь, чтобы праздник не превратили в содом, междоусобицу, в никому ненужный раздор.
Конфликт.
Плавали мы... знаем, нас не хрена учить.
Всё никак отца дьякона знакомого не дозовусь на рюмку чая, чтоб покропил, наконец, живой водой наше обиталище, дабы сторонняя нечисть боялась порога перешагнуть или перепрыгнуть.
Перелететь или прошмыгнуть.
Но негоже только на любителей гостевать держать обиду, ибо сами же, всё одно, этих мозгокрутов приглашаем. Взять бы... в другой раз, да каши им из овса, либо проса, да вместо мяса подать - к лицу. Таки... повели бы носопыркой, пожалуй, да глазки закатили, что не было тогда и беспокойства - ожидать их к очередному какому празднику.
А то разбаловали, что этак и заначки самому уже не хватает.
- Слава те... Господи! - думаешь. - Наконец-то, исчезла, скрылась вся эта, полукриминальная семейка - со своими бандитскими замашками, практически, наплевав в мою руку, из которой только что кормились. Поились. Ну, они то, ясное дело, по домам, а мы по углам холодильника в поисках кусочка сальца.
Хотя и не было ещё такого, ну... а вдруг. Вона... как войной то и кровавой бойней, каждый час, нас, холопов, стращают.
- Завтра, например, дунут в рог охотничий, застав нежданно врасплох. Ты, мол, это, сытое твоё рыло, - скажут, - давай-ка - вали на фронт! Ты, дескать, это, набитое твоё пузо, - заявят, - давай-ка - шуруй на войну! А мы-де... присмотрим и за твоей собственностью, и за апартаментами, и конечно же, за супружницей.
Глядишь, а мне, и походную суму набить нечем. Все в окопе, при затишье, к примеру, к котомкам своим за снедью и харчами кинутся, а у меня, ишь, один сухарь - за заштопанной латкой в кармане прячется. И какой же из меня, скажите, тогда боец и воин. Защитничек...
Это ли не кошмарный сон.
А... вообще, нежели так покумекать, прикинув хрен к носу, вопрос с оными праздниками интересный. Вот... как тут после очередной встряски не натрескаться.
С горя.
Что касаемо поздравлений... так это отдельный разговор. Вот скажите, пожалуйста, нужны ли, от чуждого мне люда, оные благопожелания, либо благословения... Да и без их пожеланий, поди, мать их ети... проживу ещё лет Сто, коль Господь не призовёт к себе! К ответу!
А вот в дар, спросите-ка, что прут... Да что им негоже.
Просто стыдно и невозможно без улыбки торжества все вспоминать. Ведь тащат никому не нужный хлам, будто им пылехранилище здесь. Потому, каждый раз, принимая подарки, я постоянно задаюсь вопросом.
- Насколько, таки... хрен не слаще редьки! Ну, не нахожу я, братцы, на него ответа. Не нахожу, ибо сие за гранью моего понимания. Не известно, вообще-то, и условие вопроса, так как не понять - каков был хрен и какова была сама та редька!
Тёщенька, будто по примеру других... туда же: то припрёт картинку - с медведями в лесу, то с лебедями на пруду. А то, гляди, одарит - набором гнутых вилок, коими, верно, ещё пращуры её, кулаки, в зубу на её свадьбе ковырялись. А то, надрываясь, притащит кусок тюли, волоком, молью уже... прошедшей.
А ведь всё с дальним прицелом, всё с умыслом... но хоть бы включала иногда мозг.
- А оно это всё мне нужно! Вдруг, поди, - думает, - съедет зятёк с дома, аль в бега, к примеру, ударится! Ну-с... как Одиссей - в чужое гнездо! Всё ведь её дочурке достанется, а мне останется лишь - многие лета, память и настроение. А хорошее ли оно - это уже никого не будет волновать.
Вот и корчишь каждый раз мину при плохой игре, скрывая под маской внешнего спокойствия и весёлости: огорчение, недовольство и раздражение, взывая к Господу, дабы быстрее прошла эта панихида, под названием - День рождения.
Нет бы... хоть варежку одну на охоту: к ружью, под курок, связала, да поднесла с поклоном. Ведь того и гляди, утрачу, потеряю палец на лютом морозе. Во поле. И в носу, пардон, нечем будет ковыряться. Ан... нет, хренушки, всё для нашего общего, совместного пользования - с дочуркою её.
С дочей.
- Конечно, об чём гуторить! Праздник то праздником, но когда подсчитаешь, подытожишь, подобьёшь дебет с кредитом, таки... прослезишься! На кой чёрт, - думаешь, - собирал я это застолье, на хрена, - рассусоливаешь, - вообще, затевался справлять это торжество! Ну-с... ладно, от родных деток подарков не ждёшь, ибо сам им больше должен. Ладно, друзья ничего не дарят, ибо они мне отдельно поляну накрывают. Мы с ними, ишь, ещё и тайно, ото всех, его отмечаем. И не один день. И не одни мужчинки.
И не так скучно.
Но тёща то... тёща.
- Скряга.
А вообще, как старший вам товарищ, скажу, что никогда не надо особливо готовиться к таким мероприятиям, юбилеям, торжеству. Всё должно происходить стихийно, будто случайно... и верьте - праздник удастся.
Да вы и сами, поди, это замечали.
А я уже начинаю готовиться. В этот раз ещё больше меня, верно, навестят и поздравят, так как подумывают, поди, что этот день рождения для меня может быть уже последним.
- Не дождётесь...