Аннотация: Под лежачий камень вода не течёт, а под катящийся - не успевает. (Русская народная пословица)
Под лежачий камень вода не течёт, а под катящийся - не успевает. (Русская народная пословица)
Не знаю, граждане, как вам, но для меня простая человеческая жизнь подчас интереснее любого индийского кино. Мне никогда не скучно вспоминать что-то из своих переживаний и волнений за своих друзей, а не кем-то, знаете, высосанную из мизинца пикантную белиберду.
Во дела!.. Я, пожалуй, вам всё расскажу кратко... на четыре, примерно, страницы.
Одно время, возглавляя в нашем граде на холме: представительство Санкт-Петербургской коллегии адвокатов, послал я в одну из Губерний, под сказочным и загадочным названием - Татарбунары, адвоката Бобляха, находящегося на содержании конторы, дабы тот заступник защитил в суде права и законные интересы: одиозного озороватого и шкодливого вьюноши, совершившего, якобы, хищение прокурорской иномарки... 'Nissan'.
Эка... помнится, какой тогда разразился скандал, что и ноне душа охальника мается от оных воспоминаний. Ведь никто о том не заявлял, что сам прокурор был редким плутом и мошенником, каких днём с огнём не сыщешь, а вот молодого сосунка того и проказника кинулись вязать прямо на озере, за рулём, да уж... не всем ли участком... не всем ли милицейским околотком.
Отделом.
Его бы... паршивца, угнавшего забугорную машинку, папаше тогда уложить вдоль лавки, да высечь розгами, аки сидорову козу, чтоб он даже школьные дисциплины и азбуки усваивал стоя, но никак не сидя. Парнишка, ишь, совсем сопатый, жидкий мозг которого не позволял ещё усваивать всех прописных правил, что в жизни иногда и травоядные бывают хищниками. Но что это было за стечение необъяснимых человеческому разуму обстоятельств, в которые вмешались тогда сторонние силы. Неясно.
Откуда, вишь, мальцу было вообще знать о гадах, которые всегда мешают нам жить. Но супротив ветра, знаете ль, не попрёшь!
Дрозды с попугаями тоже птицы, но никогда, видите ль, дрозду не быть волнистым попугайчиком! А потому прокурор глазел на сопатого угонщика, как матёрый хищник на молодого ягнёнка - в загоне. Видимо, не смог страж Закона снести обиды, позора и уничижительного отношения к его Государевой службе. А потому, не мудрствуя лукаво, и практически не разбираясь в самих обстоятельствах совершённой огольцом ему пакости, тот и отдал своим холуям распоряжение: бросить шалуна - в кутузку.
До самого суда.
А по-иному тот чин, сказывали, и не поступал. Ослеплённый манией величия и осеменённый, якобы, Высшей Благодатью тот хам, не жил: ни по закону, ни по совести, а действовал по благоприятной для себя и своей мошны ситуации. Родителям того угонщика договориться бы со служкой Государя, ибо компромисс - есмь компромисс! Да разве пойдёт хапуга на взаимные уступки с какой-то чернью и холопами. Эго... гордыня, высокомерие, вишь ли, обуяли оного прохвоста, чтоб с какой-то, как он считал: шелупонью, да шелухой договариваться! Ведь виновность гражданина иногда доказывалась самим фактом его ареста.
И только... хотя малопонятно,туманно и невразумительно.
Кажется, следователи достали все скелеты из своих шкапов, дабы обвинить парнишку в краже транспортного средства, но тот, кто хоть мало-мальски знаком с практикой применения уголовного закона, прекрасно осознаёт, что оный состав преступления оченно даже легко переквалифицировать - на угон. И в отсутствии железобетонных доказательств хищения каждой чуждой машинки, законнику достаточно фактов: 'развалить' дело, ссылаясь лишь на умысел потенциального правонарушителя.
Скажет тот малец, что только и хотел, мол, прокатить свою милашку до голубого озера, дабы осмотреть её тело и убедившись в отсутствии на нём засосов и пупырышек от сторонних лиц, возвратиться обратно. И, спробуйте-ка... умники, докажите нечто обратное его заступнику. Да ни в жисть не докажете, хушь ты тресни, хушь ты лопни: от горячки или желания. Ведь поступок такой и не проступок вовсе. А коль терем с дворцом кто-то занял, так где, скажите-ка нам всем, той молодёжи встречаться, как не в машине, непроходимом лесу Русского Камешкира, али в копне свежескошенного лугового душистого сена.
Ан... хренушки! Негде...
Старо, видите ль, как мир, но не у нас ли, в Расеи-матушке, чуть ли не кажный суслик - агроном! Так что судебный процесс обещал для всех стать запоминающимся. Так и получилось. Договорившись с судьёй, как интересантом уголовного процесса, аблакат Боблях, можно сказать, спас парнишку, которому в конце концов, судом и было определено наказание, не связанное с лишением свободы.
Здесь бы... тому защитнику перекреститься, манатки в зубы и, помянув, скажем, Святого старца, Ермолая Прегрешного, домой, наконец, возвернуться. А потом и в контору, отчитавшись за проведённый им процесс уже со мною... и крупной наличностью.
Главное, что приговор удовлетворял как сослуживца Бобляха, так и осуждённого, а потому никто, окромя государственного обвинителя-прокурора, не скрывал своей радости. Но защита предполагает, а Господь располагает. По окончании же процесса, молодцы со своими подружками свалили всей гурьбой: со здания суда. Все разбежались кто куда, а у защитника Бобляха только тогда и начались проблемы. Согласно заключённого договора между ним и родителями подсудимого, ему, после вынесения того судебного приговора, полагался гонорар, в виде: внушительной денежной суммы.
Ведь не от чёрт-те... кого защищал, а от высокого властного чина.
В папахе.
Ну освободили, скажете, подсудимого из-под стражи и освободили, что же тут удивительного и диковинного. Однако, это дело, так сказать - третье. Тут-то и начинает зарождаться анекдот из самой, что ни на есмь, нашей будничной... прозы жизни. А вы спрашиваете - откуда байки с бакенбардами появляются, и кто в нашей среде подобные приколы, вообще, придумывает.
Жизнь... и только сама наша с вами жизнь!
Поскольку следом за оправданным сынком исчезли и его родители, адвокату ничего не оставалось, как только названивать им, требуя с них вознаграждение. Снявший трубку аппарата радостный отец хлопца, выслушав претензии защитника по поводу неуплаты ему за убитое в суде время и потраченные в спорах с участниками процесса силы, оченно даже удивился, заявив.
- Как, чёрт возьми, не оплатили... Разве вам сын ничего не объяснил!?
У нас же всегда и на всё в жизни свои планы. Но чувствуя, что Бобляха водят за нос и вот-вот: одурачат или облапошат, сник защитник, яко ноябрьская крапива под фундаментом здания суда, прокричав в трубку.
- А что, интересно, мог сказать ваш сынок, коль я только и видел парящие в воздухе подошвы его сандалий, высекающих об асфальт искры вместе с десятками других его сопатых собратьев, удирающих от здания суда, аки чертей от ладана... куда их глазоньки только скосят! - отвечал ему защитник. - Али, скажете, что я должен был пыхнуть вслед за ними и их девицами!
Баловать...
- А вы, - вопрошает должник, - разве не видели подле вашего суда взнузданного быка-полуторника!?
Боблях вместе с секретаршами суда - к окну. А там... мистика. Цугцванг. Глазоньки адвоката, говорили мне опосля, на месте, но куда те глядят, поди же, разберись. А там, поодаль здания суда, привязанный к гаражу лупит зенками, да мычит ядовитым гласом: безрогий, злой четвероногий буйвол. Тут-то и загрустил, пригорюнился, сказывали секретари, защитник, будто самого его поставили в стойло, облачив в чугунный хомут, вкупе... с поясом целомудрия.
- Да, вот вижу, - заявляет, - стоит какое-то быдло... с огромным водоизмещением! Мать честная, чисто бизон! Мычит ещё, скотинушка, надрывается. Пугает, утробно трубя, видно, по любезной своей Крале, а ещё животина силушку свою показывает, кося бельмом на проходящий в стороне люд! Летит земля из-под копыт вашего бычары!.. Но причём, проясните-ка мне, этот, черти бы его слопали, скот и ваша оплата моего честного труда! Не расчёсывайте-таки... мне нервы, ибо по окончании суда, вашего пасынка просто нельзя было отловить и гончими псами, да и вас тут близко не стояло! - завершил свой одесский спич Боблях.
Вокруг засквозило кладбищенское уныние, а нашего подопечного стал преследовать похоронный марш, ибо отчёт за работу - есмь отчёт! И в денежном выражении, но никак: ни тушкой... ни чучелом. Но не всегда, знаете ль, наши желания совпадают с нашими возможностями. И спесь с личности бедолаги-защитника сразу слетела. А вокруг него лишь - звенящая пустота!
- Так... сын, - объясняет клиент, - вам и должен был объяснить, что этот молодняк предназначен именно для вас: в качестве вознаграждения в его защиту! Я же вас предупреждал, что у крестьян на селе ноне нет работы, а до пенсиона я ещё не дожил. Зарезать же животного сам я тоже не могу, ибо по милости уездной власти, убой осуществляется только в забойных цехах.
Невозможно мне и мясо продать...
Нога животного - это сборы за место на рынке, другая... поборы - за санитарный контроль. Полноги - забойщику. Полноги - рубщику, а ещё и плата в чёрт-те... в какой союз, а сам, ишь, с хреном остаюсь! А там, поди, и делить то уже нечего. А вам, - сказывает, - следует поспешать с прирезкой быка. Не зря же я бычару пешим ходом гнал девять вёрст со станицы, чтоб милая скотинушка теперь издохла у городского суда!
- С голодухи... А хороший ли для вас бык... плохой ли - вскрытие покажет! А потому уж, - заявляет, - пардоньте, но у меня пуста мошна и нет средств, дабы оплатить все расходы и налоги вашей, будь она проклята, 'народной' власти. Вы, - как нам думается, - близки к ненасытным там, чтоб их разорвало, господам-бюрократам, вкупе... с их холуями, чтоб скоро, без лишних затрат разрешить все вопросы и заполучить необходимый вам доход. Да... благодарствую, - сказывает, - вам за столь успешное заступничество за нашего меньшака.
- В процессе.
Конец рабочего дня. О, Боги! Как адвокат взвился! Ведь он от такой неожиданности даже распереживался. Кишки скрутило. Утроба взволновалась. Живот прихватило. Не зная, куда определить быка, он стоял и расчёсывал лоб. В кровь. А у здания суда столпотворение народа со всея улицы Прудовой. А кому на тихой улочке, извольте, приятно было слышать рёв той страшной и безрогой скотины.
Водитель Павло, не имея возможности загнать судейскую машинку в гараж и сбежать домой, зло, аки последний сапожник, матерился то: на зверюгу, что тот, будучи привязанным, мычал с голода и гадил, ещё и разбивая новый асфальт копытом - на куски. До земли. Сплёвывая от злости, тот продолжал орать то на адвоката, который заработал свой гонорар... мясом, а то и на жену, без конца звонившую ему. Психуя, сорвался и пошёл с кулаками на толпившихся рядом с его работой людей, на зло ему подкармливающих быка свежим хлебушком. Да и кинешься, пожалуй, в драку. И рад бы загнать машину, ан... хренушки! Бык, видите ль, гараж сторожит.
Караулит.
- Так, мать вашу, - сотрясая воздух, орал он, - какого лешего собрались! Быстренько же разбежались... рассеялись... исчезли! Не клиника, в конце концов, вежливости - в Ибице, а уездный районный суд! А вдруг, как этот похотливый ходок сорвётся с привязи... так он не только казённую машину пронзит стрелой Амура, но за кем-то и погонится, да затопчет... к чертям!
- Отож... я вас предупредил. Думайте теперь сами. Ну, нет бы... да страусов привезли, а тут бычара! А это вам не с набожным жуком калякать! Забодает, к чёртовой матери, или ударит тычком и, будьте-с... любезны: сдавайте тут же анализы и лечитесь, чинитесь, исцеляйтесь.
Шофёр был прохиндей-прохиндеем, смутьян то он, как сказывали, был ещё тем смутьяном... да вот хрен, вообще, знает, что у самого быка было в башке! Потому водитель трусливой крысой и фланировал вокруг и около последнего, боясь, как его ярости, так и слабости, да хрупкости налыгача, на котором бык был привязан.
А довольный уходом и вниманием к себе бык, продолжал наяривать копытом об асфальт, стараясь сорваться с налыги и хоть как-то боднуть окостеневшим своим лбом орущего на всех шоферишку, который и не собирался ни с кем разводить политесы.
А что делать... А хрен его знает... Вот, тогда-то, и наступили для защитника настоящие - 'танталовы муки'. Сердце просто разрывалось... на фрагменты.
А тут, откуда ни возьмись: летит Зина - с магазина... со своей сеструхой-санитаркой, звать Тамаркой и, заслышав матерщину водилы, охи адвоката и вздохи любопытствующего повсюду люда, заявляет.
- А вы не пробовали к моему супругу Парамону обратиться? - говорит мадам, обращая свой взор на молчащего на завалинке мужичину-здоровяка, насупротив всех спокойно раскуривающего цигарку. - Конечно, он не титан научной мысли... да хоть и из бывших, но настоящий резак с разграбленного коммунистами и либерастами нашего мясокомбината.
Боблях к нему за советом.
- Касатик! Голубчик! Соколик! Любезный, - заявляет адвокат, - помогай с животиной, бо... не знаю, что с нею делать! Ведь и окочурится так... околеет! Скопытится! А ведь жаль... Гонорар мой!
А Парамоша, наслаждаясь табаком, долго пыхтел, пуская дым кольцами... ни на кого не обращая внимания, а затем резко встал и ушёл в свой двор, резко хлопнув калиткой. Все подумали, что тот послал защитника с его проблемами далеко и, верно, полем. Да, такой хмырь и пошлёт, ибо он так походил на самого Сашу Пушкина, всегда ищущего себе на дуэль Жоржа Дантеса.
Каково же было удивление толпы, когда через некоторое к ним уже шлёпал земеля с причёской: 'взрыв бомбы на макаронной фабрике'... с неподъёмной для любой людины кувалдой в одной руке и, огромным блестящим на солнце тесаком - в другой.
- Воды мне! - сказал Парамон жене. - А ты за водкой! - подморгнул и защитнику. - Так, разбежались! - прикрикнул на всех у гаража оставшихся любопытствующих. И так он к бычьей морде и эдак и, 'огородами' подкрадывался. А уже подойдя ближе к животному, стал поглаживать его по толстой, сальной, целлюлитной шее, да что-то нашёптывая в ухо. А уши то... уши - это же твоё родовое проклятье! - шептал резак, будто прощался, начитывая упрямому бугаю молитву об ином Мире.
Не к ночи будет помянуто. Но зрелище обещало быть интересным, и многие... очень многие задержались у суда. И не зря.
- Ну и лады-ладушки! Хорошее дело всегда меня радует и веселит! Надо прекращать праздновать... Мы то и сами нынче живём в животном состоянии! Эх, были же времена наши - советские! Это же не что иное, как симфония моей прежней, на мясокомбинате, работы! А бык хорош... здоров! Дай Бог такому поганцу волю, так он всеми нами здесь бы, вишь, командовал и управлял! - заключил резак.
Не успел народ как следует и зажмуриться, как опытный Парамон хватил тяжеленным молотом по эбонитовому лбу шебутного быка, который тут же и рухнул на четыре мосла, закатив безвинные свои глазницы к Небесам. А Парамоша уже успел воткнуть и в нём два раза провернуть - своё оружие. Дремучим методом сняв шкуру, Парамон стал ловко разделывать и тушку быка.
Это, конечно, не арьергардный бой, но частично на него похожий. И что же выгадали от забоя животного... А ничего...
Заднюю ногу снесли судье, вторую... резчик взял себе - за работу, две передние загрузили товарищу-аблакату, а оставшееся мясо: с рёбрами, бычьей башкой и шкурой, более любопытный люд растащил по своим домам и халупам. Так, все и разошлись культурно: и даже без поцелуя адвоката в обе щёчки. Так... и возвратился с командировки защитник с гонораром, в виде: двух бычьих ног и массой ярчайших в своей жизни впечатлений. На улице, помнится, был вторник, а в душе подчинённого, поди, уже вечер пятницы значился!
Под градусом он не переставал рассказывать, смакуя горячие подробности происшедшего в далёкой для нас Губернии - Татарбунары, где бык, якобы, ни с того... ни с сего разбушевался. А о том, что клиент его просто-напросто облапошил... ни слова, так как сам прекрасно понимал, что ни ухом... ни рылом не вышел он для службы в адвокатских палатах.
Ну и как вишенка на торте предлагается связать начало рассказа, переданного мне сторонними лицами, с ярким финалом всея этой бытейной истории - как поступать вам с людьми не надо!
Настал и момент расплаты... бумеранг не дремлет.
Тот самый прокурор, получив на своей должности чин советника юстиции, решил отблагодарить своего шефа и начальника отдела кадров, пыхнув на своей машине в Губернию. Привез им на Революционную 33/39: два гуся и две банки меда. Зайдя же в прокуратуру, тот сообщил непосредственному начальнику - о своём гостинце. Когда же они с водителем вышли из здания губернской прокуратуры, дабы перегрузить привезённые дары из багажника его машины в багажник шефа, то и машины на месте не обнаружили. Позже кадровик мне и рассказал, что чуть с работы прокурора не турнули... за такие шуточки.
Но тому ухарю в лампасах уже было ни до розыгрыша и прикола. Его новую машину и взаправду угнали вместе с гусями и мёдом. Да и до того ли ему тогда вообще было. Вот, то-то, и оно... Бог шельму метит, ибо личную его новую машинку так до сего времени и не отыскали. Да и чёрт бы с оной, с техникой, но ведь он, стервятник, опять того огольца пытал: требуя его признаться в угоне новой машины. Однако, молодец малой, стерпел... и не повёлся на новую провокацию, грозящей ему лишением свободы на долгие... долгие годы.