Аннотация: "Жизнь серьёзна всегда, но жить всегда серьёзно - нельзя!"-Гилберт Кит Честертон.
Училище окончено...
Гибким станом и крутой осанкой новоиспеченный лейтенант Лукьянов ступил впервые на пирс, где была пришвартована наша подлодка после очередных учений. Офицер безумно рад - радёшенек, что получил назначение на новейшую атомную субмарину, будто две звёздочки с Небес на погоны и одна в штаны ему упали.
Он уже не был курсантом, а потому мнил себя Богом!.. И думы лишь о том, что только ему луна по ночам в окно заглядывает и будит лишь его сексуальное воображение...
Как молодой пёс, которого спустили с цепи погулять, не познакомившись толком с экипажем, он старался всех облаять и с первого дня горел желанием поставить подчинённых на свои места, и "заработать себе кость с мясом!"..
...Лейтенант - это сто девяносто пять см высоты.. от пяток до маковки с двумя гнёздами, а вес.. чуть более молочного порося, всего-то - килограмм за сорок, на вид - ну.. дубина стоеросовая.
Был он нескладен, как песенка покойной Зыкиной "Депутатка!".. С командой отношения у него как-то сразу не сложились.
Выяснилось, что для нас - подводников совершенно не подходил стиль его командования "Квадратное катить, а круглое носить!" Видите ль - он так сказал!.. Да на погосте мы таких видали в гробу и тапках белых...
Подводники знают, что честь на лодке не отдаётся и даже старшим по званию, а строевой шаг там совсем неуместен, ибо по узким проходам и трапам отсеков в основном летают, а не ходят. Но не научили бравого строевого летёху, попавшего в наш экипаж накануне выхода в море, особенностям службы на подводной лодке. Стал он требовать от матросов исполнения неисполнимого. Этот толоконный лоб даже на замечания старших офицеров никак не желал реагировать.
Наглые, однако, особи являются иногда на Свет Божий... Не зря матушка его волновалась при родах. Знала бы она, что у неё родится Оно - сделала бы себе аборт там же - на сеновале под горой Китунькиной, где зачала его с проезжим пунктуальным немцем. Так и рождён был Лукьянов с мутной какой-то травмой бестолковки своей.
А кому же ещё поучать того было превратностям и специфике службы, у кого профессия - не Подводник, а Гость на лодке, как не нам - морским волкам, побывавшим не в одном автономном походе. (Таковыми мы уже себя считали по праву.)
В приснопамятные времена эта история, леденящая мою кровь, произошла на новой тогда субмарине "Буки-667" проекта, когда наш экипаж нёс боевое дежурство у берегов Америки.
И вот, после очередной четырёхчасовой вахты пересеклись с офицером наши стёжки - дорожки; мы схватились, как два кочета из-за крашеной куропатки, ибо летёха пожелал травануть в курилке свой организм вперёд меня. Я стал на его пути, ибо все почитали правила очерёдности. Только в знак большого уважения пропускали покурить вне очереди замполита. (Командир вообще не курил.)
Схватились рьяно. Я очень сердился. Он ворчал... Потом посердился я ещё один раз, но грудью стал на его пути и не пустил-таки наглеца в удушливую задымленную кунсткамеру вперёд себя.
- Звёздный ты мой!- сказал я.- На лодке так не ведут себя и честь не отдают, а поучись-ка ты у других офицеров правилам общежития в замкнутом пространстве, когда более двух месяцев находимся под водой без всплытия. Оботрись, присмотрись! - поучал я выпускника военно-морского училища.
Клоп же тот вонючий ничего не хотел слышать и никого не хотел понимать; лишь осыпал стол комдива рапортами на меня, как подчинённого, так и на других матросов и мичманов, не приветствующих его Величество - советского офицера.
А в тот вечер нам было нечего сказать друг другу...
- Раз так, получишь от меня - гранату! Ковать буду я теперь над тобой победу! Зло непременно будет наказано! Так гуляй ты - вальсом! - сказал я ему открытым текстом, ибо впитал в младые годы всё это с молоком матушки - кормилицы. Надо уважение проявлять к порядочным людям, а летёхе я сразу дал понять, что он мне неприятен...
Как и многие в экипаже, я был большой любитель разыграть ближнего своего. А недруга - тем паче. Видимо, родился я не с той ноги и от приколов получал большое удовольствие.
Природный зов оказался мощнее и это никак не связано с моим "облико морале!"..
Выход был найден и очень простой!.. Перебрав все самые идиотские идеи, остановился на одной - самой гениальной. Глаза мои тогда сверкнули достаточно кровожадно...
С того момента начал я денно и нощно отслеживать каждый шаг стоеросового хлыща, стараясь поймать момент, когда Лукьянов надумает навестить гальюн в нашем отсеке.
Вот она, смекалка российская.. от безделья...
Находясь на вахте, я пустил в герметичный отстойник гальюна пол атмосферы давления, закрыл его и повесил табличку - "Ремонт", а ежели кто и рвался в него, то я не допускал туда всеми правдами и неправдами, вплоть до самых неблаговидных.
..Коль крыша протекает, так она и будет течь, пока её не отремонтируешь, а коль она поехала, так и будет ехать до конца...
Ну.. наконец-то...
Дождался...
После Файв О'Клок этот прыщ навестил - таки.. гальюн. Макакой влетел он в туалетную комнатку метр на метр... Что он там делал - не знамо... Может мочился сам, а может и тряпочку мочил - дело то не в том...
О слабом знании Лукьяновым своей материальной части подводной лодки я сейчас... Скорее - о совершенном её незнании.
Ежихе понятно, а уж.. подводнику тем более, что прежде чем пользоваться гальюном, взор моряка первоначально должен быть обращён на показания манометра, расположенного на уровне головы, а затем уже на всё остальное хозяйство - как своё, так и казённое. А манометр в тот день показывал на наличие в баллоне небольшого давления по моей милости.. да совсем незначительного, но для конфуза достаточного.
Видимо долго давил офицер на педаль унитаза...
...........................................
Трах!..
Произошёл глухой выхлоп сжатого воздуха из баллона в гальюн, будто раскатистый гром по весне прокатился над озером Абрау... Сослуживцу же моему Саше Васильеву послышался глухой звук ударной атомной волны на поверхности океана.
- Уж, не Третья ли Мировая началась!?- спросил он.
Татарину Миряшеву показалось, что совковой лопатой хлопнули по огромной заднице обожрашегося горохом слона Рама с далёкой Индии, дремлющего на солнцепёке в зоопарке московском.
Заорал терпила тогда дико, визжа.. до неприличия.
Это была помесь воплей Джекки Чана при падении с горы Тянь-Шань и Машеньки Шараповой при своих подачах на теннисных кортах Уимблдона. То сбивался он на драматический тенор, переходящий на вибрато, то на бас. С баса-профундо переходил на дискант? А в конце - на драматический обертон!..
Или мне всё это мерещилось...
А потом завыл так, как не воет ни одна свора диких собак, глядя на полную в ночи Луну. Думал - голова треснет... (У того лоха.)
Завидев меня в умильной позе, шарахнулся тот настороженный воробей от меня, будто бы мы с ним приземлились на самолете с горящими двигателями.
- Опаньки!.. Свершилось-таки... Лоханулся!-заорал я на весь отсек.- Вся дурь только так и выбивается! - сказал я другу Васильеву, видя, как у летёхи искры разума буквально тухли на наших глазах.
Можно представить весь ужас, который испытал лейтенант. Всё находившееся в баллоне чужое дерьмо, превратившись от воздушного удара в пыль - дерьмище, разложилось вмиг на молекулы и атомы, и покрыло ровным слоем всю до блеска отдраенную "карасями" туалетную комнату.. попутно залепив все открытые от испуга и удивления телесные отверстия Лукьянова.
Ломанулся тот с гальюна, яко Кентавр на крыльях с полыньи, оставляя за собой нечистоты и убийственную для обоняния моряков вонь. Этот овощ с прибабахом то брёл походкой статуи по синусоиде, то нёсся аллюром в чём-то, похожем на одёжку, одолженной у пугала с огородной грядки.
Пилотка на нём стала похожа на шляпу - панаму стиля "Кабальеро!".. В возрасте двадцати трёх лет он за секунду успел превратиться в трёхлетнего беспомощного ребенка - дауна с округлившимися и вышедшими из орбит от шока зенками. Куда делась его строевая выучка; куда испарилась бравада. Все увидели лишь жалкую стоеросовую дубину. Я заслышал тогда лишь скрежет его зубов.
Истошный вопль Кинг Конга и неопределённой формы фигура с сексуальными движениями от бедра брела не разбирая дороги. Верхние зубы самкиного сына встречались с нижними.. с амплитудой в три - десять клацаний в секунду. Физиономия была по форме и по окрасу точной копией огнетушителя. Он топал при этом ногами, махал руками, а затем раскинул их в стороны, будто после стресса резко залюбил весь мир...
Собственно, на этом можно было бы и закончить, но тогда я был злой, а потому продолжу переваривать с наслаждением поведение того мерзопакостного типа.
Я, как и мои сослуживцы наслаждался зрелищем. Поймал кайф и кураж, но от запаха и увиденного всё стало проситься наружу. И утренний завтрак - тоже.
Сказать, что я опешил, значит, ничего не сказать. Вылупился я на него и пытался переварить услышанное. Я пребывал в шоке от воочию увиденного в какой-то немыслимой позе. (Йоги завидовали бы мне!)
-Чу!.. Чу! Изыди - вонючее создание! Избави нас от лукавого!- орали подводники, находившиеся в тот момент в состояние крайней заинтересованности.- Как это!? Что это!?- вопрошали они самих себя, видя лейтенанта с тоном тела "Земля Замбии" и не находя объяснений происшедшему.
- Отче наш! Иже еси на небеси! Что за оказия!?- причитал друг Шова, затыкая нос.
- Вот тут-то с трапа Чёрт скатился!- запел бульбаш Елисеенко.
Здесь бы рекламную паузу сделать...
Но с ошалевшими от ужаса глазищами, трясущимися позывными и хищным взглядом этот рахитичный баобаб рвался к командиру с очередной жалобой, разнося зловония по всему третьему отсеку и командному пункту, находящемуся в нём.
А ведь мы находились на рабочей глубине в двести пятьдесят метров и не было никакой возможности для вентиляции отсеков извне. А подвсплытие же в перископное положение - только в час ночи. Все тогда только и мечтали кастрировать того безмозглого мачо.
Переживал и я.. очень, ибо знал - напакостил... Придётся отвечать. Ведь пользоваться гальюном нашей вахте пришлось бы в соседнем отсеке, так как прикоснуться в нашем после чудачеств того шизо ни к чему.. было просто невозможно - отмыть тоже. Это было катастрофой для нормальной работы подводников в третьем основном отсеке нашей субмарины.
Казалось бы тут и сказочке конец...
Но побежал обиженное дитятко жаловаться. За нашим персонажем из фильма ужасов ломанулись и другие, как любознательные.. любопытные стервятники. Как же.. такой трагикомичный номер пропустить, хотя и дышать уже было нечем. Но в этом было и определённое для части экипажа развлечение. Естественно, следуя за потерпевшим с нижней палубы в ЦП, перемазались о грязные поручни сами.
Всем запомнилась та незабываемая встреча.. с самим Сатаной.
Система вентиляции разгоняла вонь по девяти отсекам. Фильтры очистки не успевали перерабатывать воздушные потоки запахов фекалий.
С уже обнажённой частью туловища, чем-то напоминающую форму головы, будто по его башке насколько раз била шаром молния и весь в шоколаде, он.. дурашка добрался-таки до каюты отца - командира...
Зря он так решил... зря. Да лучше бы он того не делал... Но лейтенант ушёл в астрал.
Глаза командира Овчаренко на самом деле выпучились.. и довольноќтаки широко!..
Тот с порога своей каюты стал словесно охаживать летёху, ибо был уверен, что только мат движет работу в нужном экипажу направлении!..
- Баю-баюшки-баю!.. Где ж.. носило мать твою!?- запел командир Овчаренко, глядя на грязного офицера, так похожего на фашиста после битвы под Сталинградом.- Кто мне ответит!? Что это за пугало на атомном подводном крейсере я вижу!?- Я бы тебе молодой человек пирожками на базаре торговать не доверил, бабку перевести даже через дорогу не позволил бы, а тебя охламона к нам для выполнение боевого задания направили!- громко говаривал он, что у лейтенанта ещё долго звенело в левом ухе.
- Лежать бы тебе на пляже тюленем, а не на лодке подводной служить!- говорил кэп.- Чему же тебя фрукт в училище учили!? Придём на базу - спишу нахрен на берег. А до того.. с экипажем дружи - ещё не такое могут сотворить! Хотя ты сам во всём повинен!..
- В общем, заканчивай со своей китайской азбукой Морзе, что кто-то тебе подстроил, кто-то тебя оконфузил! Пиши заявление в ансамбль песни "На пеньке!".. Солистом тебе быть - я похлопочу!.. Боги послали тебе испытание - ты его не выдержал, а потому не гневи Небеса!- напутствовал он офицера.
С юмором был командир! С таким никогда не пропадёшь! Просто наорать матом для него - было дешевле.
- У тебя лейтенант - депрессия! А её лечить надо!.. Лучшее средство от депрессии - с головой окунуться в работу!.. А потому приведи гальюн в надлежащий порядок, а инструкцию по пользованию выучи.. и ко мне - на сдачу зачёта. Шевели-ка, ты лейтенант поршнями своими сердечными, пока асфиксия не подушила весь экипаж!- внушал прописные истины кэп молодому летёхе.
А на кают - компании уже висела стенгазета "Дальний поход", где художник Сеня Петросян писал: "От имени команды АПК произвести пугало огородное Лукьянова в подводники и впредь именовать его "Подводником - засранцем.. по недоразумению!"..
Лейтенант же думал после училища, что чайки на пирсе будут гадить на него золотыми монетами.
Как же... Будут... (Мечта идиота!)
Хотел служивый на задницу приключений, получил он сполна искомое.
И вот уже "по каштану" меня вызывают на ковёр к командиру.
- Ты начудил с молодым офицером!?- спросил с порога меня кэп.
Осознавая тяжесть совершённого проступка, я решил идти в отказ.
- Я вообще здесь ни при чём!..Как могла эта бракованная кегля не смотреть на манометр и наличие давления в баллоне!?- только и ответил я на вопрос командира.
И он меня понял... В противном случае, пришлось бы тыкать приобретённой "за мало" справкой из дурдома, что я не их пациент.
- За испуг молодого лейтенанта Лукьянова, повлекшего за собой кислородное голодание всех моряков - подводников в отсеках атомного подводного крейсера стратегического назначения, порчу казённого имущества во время боевого дежурства, разжаловать старшину первой статьи - Такурукичекуру (япон.) до матроса без предоставления отпуска на родину!" - высказался Овчаренко в кают - компании, пристыдив и отчитав меня за проступок недостойный высокого звания советского подводника.
Этим всё и ограничилось, ибо доказать мою виновность за содеянное не представлялось возможным.
Не был я тогда наказан ни командиром, ни Высшими Силами, хотя все догадывались, что именно я оконфузил офицера, которые каждый раз слёзно просили меня повторить "акт милосердия" по отношению к стоеросовому дереву.
Жалею ль я о том, что служил на лодке!?..
Я Вас умоляю!.. Кураж!.. Слава Российскому Флоту!..
Вот такой я приготовил небольшой оффтоп для тех, кто в море - к празднику подводников 19 марта, не несущий никакой полезной информации и не относящийся к остросюжетному ремейку, приснившемуся мне ночью под Старый Новый год.
А я пойду-ка при свечах помолюсь за своё здоровье...