Левин Леонид : другие произведения.

Ми пьяче Италия!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - неотредактированная версия. Новые и отредактированные книги Леонида Левина на http://www.lulu.com/shop/search.ep?keyWords=%D0%9B%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%B4+%D0%9B%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D0%BD&type= Если по ссылке не получится - сайт Lulu.com наберите в поисковике Леонид Левин
  Ми пьяче Италия!
  
  
  
  
   О, Италия! Ми пьяче Италия! Я полюбил тебя, солнечная, безалаберная, открытая, искренняя, добрая и сентиментальная, жуликоватая и великодушная страна. Земля тепло принявшая эмигрантов и немного нагревшая на них руки. Италия - порог для одних, ступень для других, трамплин для третьих на тернистом пути в заокеанскую, благословенную, чуть-чуть страшноватую Америку. Для четвертых - конец, точка, вечный покой на половине дороги.
  
   Тогда мы заявлялись в Италию не туристами, - эмигрантами с совершенно расплывчатым, неопределенным статусом. Формально нас не существовало на цветущей италийской земле. Но мы-то были там! Толклись на площадях и улочках Ладисполя и Нетуно, торговали на Американо, выгадывали гроши, покупая овечьи языки и печенку на Круглом рынке. Стояли в очередях за пособием в "Банко Национале ди Ливорно".
  
   О пособие! Для нас, оказавшихся в чужой стране с жалкими обменными долларами в кармане и незавидной перспективой застрять на полпути в Америку на несколько месяцев если не навсегда, пособие означало очень многое, если не всё. Еду, крышу над головой, даже жизнь. Этих денег ожидали словно манны небесной. Получив, раскладывали на кучки, рассчитывали предстоящие расходы чуть ли не на калькуляторах. Большинство семей их проедали, некоторые, в основном молодые холостяки - пропивали или проигрывали в карты. Были и такие. Разные люди обитали в Италии.
  
   Но, прежде всего пособие требовалось получить... Наши люди ездили за пособием в Рим. Сначала на электричке "Норд" от захудалого, расположенного на отшибе, в самом конце ветки, отеля "Фламинго", затем на автобусе, судорожно сравнивая названия остановок с записями на клочке бумаги. Совместно ехали представители нескольких семейств. Вместе, кучей, держа ухо востро, мертвой хваткой прижимая сумочку-серветку двумя руками к пузу, запуганные насмерть слухами об албанских бандитах, вырывающих деньги из рук раззяв. Самые радикальные везли обратно деньги не в кошельках и сумках, а в носках, разделив пачку лир приблизительно поровну. Совершали эту операцию, естественно, не на улице, а прямо в банке перед вылупленными от удивления глазами изумленного донельзя кассира.
  
   Не успели мы приехать из Вены в Рим, как местные старожилы посвятили нас в особенности местной жизни, пропитали мозги новостями о мафии, ворах, а главное - террористах палестинцах и краснобригадниках, кишмя кишевших среди древних стен итальянской столицы. Особенно боялись последних, слухи о которых словно назойливые мухи, витали в настоянном на бензиновой вони и аромате плавящегося от солнца асфальта воздухе Вечного Города.
  
   Первый раз мы выехали в банк, абсолютно не зная итальянского. Все попытки объясняться с аборигенами на английском позорно провалились. Оказалось, что юные итальянцы относятся к изучению иностранных языков примерно также как и мы, сами, если не хуже, справедливо считая, что в Италии вполне достаточно уметь разговаривать на итальянском.
  
   В таких экстремальных условиях достичь банка, расположенного в противоположном конце Рима, могли только воистину героические, решительные люди. Мы оказались настойчивы и настырны. Без языка, карты, денег на покупку автобусных билетов, но доперли таки до банка. Хоть и выехали с огромным запасом времени, но прибыли далеко не первыми. Человек двести успело пробраться сюда со всех концов Апеннин раньше нас и подпирало теперь, подобно одетым в штаны Атлантам, серые банковские стены. Но разве героического советского человека удивишь очередью? Очередь для нас это пара пустяков, словно вода для рыбы. Главное успеть заскочить, занять место перед носом бегущего за тобой и нацарапать шариковой ручкой на ладони порядковый номер, сообщенный некоей выборной личностью.
  
   В очереди люди курили, сплетничали, делились информацией, общались одним словом, продвигались шаг за шагом к заветной цели. В банковскую дверь запускали строго пятерками, и очередь ползла вдоль прокаленной солнцем стены соответствующими размеренными рывками, извиваясь пестрой живой лентой от хилой пальмы до мусорных контейнеров.
  
   Всё протекало пристойно и спокойно до тех пор пока одна дамочка, лет так от двадцати до сорока, рыженькая, приятно округленькая собрала на гладком лобике глубокомысленную морщинку, сделала ротик буквой "О" и, вынув из этого красного "О" сигаретку, задала вопрос своему благоверному.
  
   - Витенька, что это за сумочка стоит? - Спросила и потыкала для убедительности сигареткой в сторону объекта повышенного интереса. Муж дамочки в тот момент занимался делом исключительной важности, обсуждал политические и экономические перспективы "Перестройки" с соседями по очереди, поэтому вмешательство жены в столь ответственное, чисто мужское занятие вызвало у него небольшой приступ недовольства, этакого легкого раздражения. Он фыркнул неодобрительно носом, осмотрел предмет запроса, и с пафосом, с весьма тонкой иронией ответил: - Саквояж как саквояж. Не знаю естественно чей, но так и быть, пусть стоит. Ведь курить тебе он не мешает, правда?
  
   - Конечно, не мешает, но чем-то меня он нервирует, раздражает. Такой странный саквояжик, синий, довольно большой и стоит сам по себе уже минут двадцать. Никто к нему не подходит, не интересуется... Странно это.
  
   - Действительно, странно. - Заметил некто с бородой. - Все мы свои сумки в руках держим, бережем, а эта новая, красивая, большая, а валяется сама по себе.
  
   - Возможно сумк тяжелый, вот её хозяин вместо себя в очерэд поставил, а сам так курит в тэнэчк и в ус не дует. - Высказал предположение смуглый жгучий брунет с усами и в кепке-аэродроме.
  
   - Давайте спросим у народа чья это сумочка, всего-то делов. - Вмешался муж, оторванный от бесконечных политических дебатов, кои начал, вероятно, еще на московской или харьковской кухне лет двадцать тому назад.
  
   - Правильно говоришь, дарагой! Найдем хозяин и заставим стат в очеред, вместо сумк. Пусть теперь сумк отдыхает. Ха-ха-ха. - Засмеялся, сияя белоснежными зубами брунет.
  
   - Чья это сумочка стоит, товарищи? ... О, простите, ... граждане, ... то есть, пардон, ... господа ... Вот эта, синяя сумка.
  
   Бывшие товарищи, несостоявшиеся граждане, а ныне господа эмигранты, не сходя с мест, вытягивали в сторону сумки шеи, переглядывались, но хозяин не спешил отзываться. Не откликнулся он и на последующие призывные кличи. Дело принимало некий странный, совсем необычный, нехороший какой-то оборот.
  
   - Эй, ти, ишак глюхой! Последний раз спрашиваю, чья торба! - Завопил усатый, перекрывая шум Вечного Города.
  
   Очередь потенциальных политэмигрантов смущенно примолкла, от такого неинтеллигентного пассажа, но хозяин всё равно не отозвался.
  
   - А владельца-то у сумочки нет! - Резюмировала востроглазенькая дамочка.
  
   - Ты подойди, посмотри, может её итальянцы выставили за ненадобностью, говорят они имеют такую привычку. Выглядит совсем как новенькая. - Проинструктировала она мужа. - Нам пригодится...
  
   Выполняя очередное приказание жены, муж послушно подошел к сумочке, ткнул для начала легонько ногой, затем взялся осторожно за ручки и с натугой оторвал от асфальта.
  
   - Это итальяшки туда для вас еще и телевизор переносной запихнули. - Съязвил дядечка в соломенной шляпе и полотняном пиджачке, с кожаной папкой под мышкой. Вылитый бухгалтер из районного центра. - Наверняка цветной!
  
   Полученная от супруга информация исчерпала вертевшуюся в женской головке мыслишку о шикарной дармовой сумке. Дамочка обиженно вздохнула и отвернулась. Но подброшенная ею идейка о бесхозной сумке не пропала бесследно. Идейки и мысли вообще имеют привычку оседать надолго в "идише копф". Особенно если последняя обрамлена лысиной и увенчана бородой. Потому преображенная и расцветшая в сером веществе, развитом политическими баталиями, отзвуками последних международных событий, статьей в газетах, видением вооруженной винтовками охраны на Венском вокзале, подпитанная воспоминаниями о скоростной выброске чемоданов на безвестном полустанке перед Римом, мыслишка преобразовалась в яркую, грозную идею-фикс.
  
   - ... Гм... Гм ... - Прочистил враз пересохшее горло стоящий рядом с нами бородач. - Слыхал я, право, не знаю уж, как и сообщить вам, уважаемые, что террористы имеют препоганую привычку оставлять динамитные бомбы... Хм, Хм ... В местах скопления народа. Вблизи очередей, например, возле банков, магазинов. Вот здесь мы как раз и имеем такое скопление... Да тем более евреев, политических эмигрантов, между прочим. Здесь банк рядом. ... Всё вместе, по моему - исключительно соблазнительно. Просто оптимальные условия для террористического акта!
  
   Очередь затравленно колыхнулась и покрепче прижалась к стене, чуть растянувшись, но, не потеряв ни единого живого звена. Выпавший, позорно ретировавшийся из наших рядов, скорее всего, сохранил бы в случае печального исхода свою бренную жизнь, но навеки потерял всякую надежду получить в тот день пособие.
  
   - Может это и не бомба вовсе? - Попыталась пофантазировать дама с обширным бюстом, аппетитно заправленным уже на итальянский, заграничный манер в игривую цветастую маечку. Затрепетала, зарделась от собственной смелости.
  
   - Вот, ви, мадам, подойдите и провэрте лично. - Любезно предложил вежливый толстячок с одесским акцентом. - Ми, такую отважную женщину, завсегда упэрэд пропустим.
  
   - Ах, я бы с удовольствием, господа, но, ничегошеньки, совершенно ничего, не понимаю в бомбах. - Отказалась дама, влипая в стену и прикрывая сумкой наиболее рельефные элементы фигуры.
  
   - Может быть, среди нас есть специалист по взрывным устройствам? - Обратился к очереди бородатый.
  
   Гробовое молчание было ему ответом. Даже если кто-то из присутствующих и разбирался в чем-то таком, то не очень торопился афишировать весьма специфические знания, вряд ли указанные в заполненных ранее многочисленных анкетах. Я подумал о деде, тот бы конечно тут же вызвался проверить сумку, но на беду его оставили дома присматривать за эрделем и бабушкой.
  
   - Вообще-то в финскую компанию ... - Задребезжал старческий надтреснутый дискант. Высунувшегося из очереди отважного старичка с седым венчиком волос на голове и невыгоревшим следом орденской колодки на стареньком, некогда, в лучшие времена наверняка выходном пиджачке, дюжие зятья подхватили под руки и быстренько отвели в тенек, мол, перегрелся старичок на солнышке, с кем не бывает. По дороге ему пару раз вежливо напомнили о дочках и жене, после чего героический дедулька сник и более не проявлял боевого задора.
  
   Вопрос о специалисте-минере оказался, таким образом, закрытым, но сумка по прежнему мозолила глаза, отделенная от живой, дышащей очереди абсолютно пустым пространством, заполненным до пределов человеческих сердец магической, сковывающей мысли и движения жутью. Настолько страшной, что даже проходящие мимо беззаботные итальянцы ощущали её незримое присутствие звериным, шестым чувством. Прохожие окидывали окаменевшую, безмолвную очередь подозрительными взглядами и перебегали, на всякий случай на противоположную сторону улицы. Ужас - вещь интернационально заразная.
  
   Теперь никто в очереди не сомневался в наличии бомбы, а наиболее впечатлительные даже явственно слышали постукивание запущенного террористом часового механизма. Люди уже не шутили, не разговаривали, не обменивались новостями. Все ждали взрыва. Очень боялись.
  
   Мне захотелось смыться, упасть на пузо и по-пластунски, как учил когда-то школьный военрук, заползти за угол банка. Если бы в этот момент пошевельнулся, сдал, дернулся хотя бы один стоялец из очереди, то все моментально кинулись в рассыпную, крича несусветное и захлебываясь слезами, давя и отталкивая, друг дружку, словно обиженные дети из песочницы. Но ни один из эмигрантов не поддался ужасу, не дрогнул, не дал деру, не покинул поста. Очередь продолжала героически переносить жару и молча страдать от присутствия бомбы.
  
   К подъезду банка, словно лубочная тройка Деда Мороза в "Новогоднюю ночь сбывающихся желаний", как Жиглов на выручку к сидящему в подвале Шарапову, будто золотая рыбка к сказочному деду, очень своевременно и лихо подкатила синяя машинка с пестрыми сигнальными фонарями на крыше и крупной, броской надписью "Карабинери" по борту.
  
   "Карабинеры, карабинеры... " - Прошелестело вдоль очереди. Из синего машинного нутра выбрались двое красавцев, стопроцентных героев, великолепных представителей сильного пола в шикарных штанах с широкими красными лампасами, в фуражках с огромными кокардами, блестящих портупеях с лакированными патронташами и большими черными пистолетами в кобурах. Старший обладал вдобавок ко всей этой прелести ещё и огромными, гордо торчащими в стороны черными усами.
  
   "Спасены!" - Мелькнуло в нашем коллективном мозгу. Но как объяснить этим прекрасным суперменам ночных женских грёз исключительный трагизм сложившегося положения? На каком языке поведать об эмигрантском горе, о бомбе, сумке, террористах?
  
   Выбравшись из машины, карабинеры одернули мундирчики, поправили фуражки и, став плечом к плечу, размеренными, выверенными десятилетней, усердной практикой, шагами продефилировали мимо немо страдающей безъязыкой цепочки людей. Лишь умоляющие взгляды синхронно поворачивающихся голов сопровождали торжественное шествие воплощения законности и порядка. Увы, среди нас не оказалось ни Кашпировского, ни даже Чумака. Стражи закона поравнялись с головой очереди, еще мгновение и уйдут, исчезнут за поворотом улочки ...
  
   Муж первооткрывательницы бомбы, весь какой-то разболтанный и странно размягченный в суставах ватных ног, выпихнутый женой из очереди словно чертик из шкатулки, перегородил дорогу удивленным блюстителям порядка. Опомнившись, делегированный представитель общественности по козлиному дернул головой, приложил вспотевшие ладошки к груди и на прекрасном итальянском, может всего лишь только с очень легким московским акцентом, завопил на библейский манер, привлекая внимание представителей властей к страданиям несчастных.
  
   - Синьери карабинери! Экскузи перманенто! Багалье! Террроризмо интернационале! Экстремизмо! Бандито! Динамито! Бомба! - Несчастный сопровождал эмоциональный спич прекрасной пантомимой, включавшей в себя предысторию обнаружения сумки с бомбой, описание неминуемого взрыва и страшных кровавых последствий. Перед присутствующими явственно предстали разбросанные тут и там обезображенные тела, лужи крови, перевернутый автобус, полыхающая полицейская машина, языки пламени, вырывающиеся из зарешеченных окон банка... - Спасите, родные! Дети у нас, бамбино, ... дома ждут! - Закончил он, исчерпав итальянский.
  
   Излагаемое мужем сопровождалось заламыванием рук жены и синхронными, на манер китайских болванчиков, кивками голов очередников, изображавших безмолвный, античный, трагедийный хор. Бывалые карабинеры прекрасно всё поняли! Глаза их расширились, заскользили по парализованной страхом очереди и замерли на злополучном синем багальо... Руки, отработанными до автоматизма движениями, упали на лакированные кобуры "беретт". Мужественно прижавшись спиной к спине, сине-красные герои грациозно, ни на миг, не теряя из виду сумку и очередь, развернулись и промто, промто ... оказались в кабине машины. Из-за опущенного стекла дверки до очереди донеслась выпаленная скороговоркой итальянская тирада, возможно последнее прости, а может инструкция на случай взрыва, но всё заглушил рев форсированного двигателя и противный писк шин. Итальянский Фиат еще раз доказал заложенные конструкторами прекрасные динамические качества и шустро исчез за поворотом, оставив после себя горечь разочарования и сладковатый запах бензиновой вони.
  
   Первой чихнула и опомнилась мужнина жена. - Ах, я больше не выдержу этого издевательства! Так, в конце концов, можно с ума сойти! Мужчина ты, или не мужчина? Сделай же что-нибудь!
  
   Из своего небольшого жизненного опыта общения с прекрасной половиной человечества я уже успел усвоить, что вопрос о принадлежности к мужскому полу коронный, решающий, самый верный довод женщин в противоборстве с мужчинами. Страшное оружие подобной просьбы незаконно захвачено слабым полом и повергает мужиков, в том числе и нас с дедом, на всякие нелепые, а порой просто глупые поступки. Мы, мужчины, не имеем в арсенале ничего и близко стоящего по своему разрушительному воздействию. Не скажешь ведь, - " Женщина ты или ...". Даже звучит как-то не совсем прилично. Не по-мужски. Одним словом, супруг дамочки понял, что необходимо незамедлительно действовать, потому первым делом задумчиво почесал затылок. Очередь напряглась.
  
   - Если там динамит, то килограммов, пожалуй, десять. - Ни к селу, ни к городу выдал дяденька в пропотевшей под мышками тенниске.
  
   - Интересно, каков радиус поражения при взрыве? - Тут же поинтересовался нестроевого вида очкарик интеллигент.
  
   - Взорвемся - увидишь! - Оптимистично откликнулся брунет.
  
   - Не знаю как у динамита, но у гранаты вроде метров сто будет. На военных сборах говорили. - Поднапрягшись, вспомнил сосед справа.
  
   Дверь банка между тем поглотила очередную пятерку счастливчиков. Но после столь веселенького диалога никто уже не торопился сделать шаг вперед. Очередь растянулась жидкой, до последней возможности растянутой цепочкой, словно поверхностный слой жидкости в капле воды, висящей на кончике подтекающего крана перед тем мгновением, когда оторвется и навсегда исчезнет в гулкой прорве водостока.
  
   - Немедленно выкинь бомбу в мусорник! - Возопила командирским голосом дамочка.
  
   Отлично выдрессированный годами супружества муженек, проживший всю сознательную жизнь при командно-административном строе, адекватно реагировал на зов боевой трубы. Вышагивая на негнущихся ногах, с неестественно растопыренными руками и застывшей на губах прощальной улыбочкой он оказался у сумки, подцепил ее аккуратно за ручки, приподнял проклятую, и, стараясь не болтать, донес до контейнера. Преодолев последний из шагов, открыл металлическую крышку и плавно опустил страшный груз в пьяняще-вонючее нутро. Осторожно закрыл бак и возвратился на место. Очередь дружно, с облегчением вздохнула, вытолкнула застоявшийся, задержанный на полувздохе в легких воздух. ... Фу! Свершилось!
  
   - Ну, ты брат, чертушка - герой! Ми с тобой должны выпыт по этому слючаю. - Выпалил брунет.
  
   - Мой муж - Настоящий Мужчина! - Гордо сообщила дамочка, нежно оттерла с чела героя пот платочком, прикурила и вставила в онемевшие губы супруга сигаретку.
  
   - Может по этому делу... пропустим вне Героя очереди? - Робко заикнулся один из тех, с большими номерами, что толпились где-то за углом. Возбужденно галдящая очередь то ли не расслышала, то ли не среагировала на робкий демократический писк и снова сжалась в плотную тугую человеческую лаву.
  
   - Знаете, господа, взрыв бомбы в контейнере не локализуется, наоборот окажется более смертоносным. Число осколков увеличится, да и кинетическая энергия взрыва возрастет. - Неожиданно громко сообщил представительный прекрасно загоревший под итальянским солнцем мужчина спортивного вида с элегантным калькулятором в руке.
  
   - А вы откуда это взяли? - Окрысилась жена героя.
  
   - Несложные расчеты показывают, что именно так все должно произойти. Я ведь как-никак физик, кандидат наук! Занимался ... схожей тематикой... - И поспешно уточнил. - Правда, исключительно в теоретическом плане и мирных целях.
  
   Очередь среагировала мгновенно и адекватно. Бомбе удалось то, что никогда не могла добиться администрация банка. Возле заветной двери жалась к стене очередная пятерка, а само тело очереди в полнейшем порядке задним ходом ретировалось за спасительный угол.
  
   К банку, этаким ртутным шариком, подскочил на коротеньких ножках потненький, с прилипшими к черепу вогкими волосиками эмигрант из захолустного отеля. Кинулся радостно к молчаливой пятерке у входа, поинтересовался номерами, расплылся в довольной улыбочке, мол, не опоздал, успел. Стал спокойненько в мертвом пространстве, озираясь по сторонам. Учуял неладное, спохватился, забеспокоился ... Вспомнил! Завопил обиженно. - Где сумка? Сумка где? Граждане, хорошие... Как же так? Поставил здесь сумочку, побежал туалет искать, а её увели! Горе, мне, горе! Документы, вещи... Всё пропало... В Ладисполи коечку снял, перебираться собрался сегодня и на тебе...
  
   - Не ори! - Не очень ласково прервал стенания один из мужественной пятерки. - Синяя сумка?
  
   - Синяя, браток, синяя. Большая такая, тяжелая - потому с собой и не потащил.
  
   - В мусорном контейнере она, сукин ты сын.
  
   - Зачем?!!
  
   - А чтоб осколков побольше образовалось!
  
   Подошли люди, подержали металлическую крышку, помогли выудить добро из контейнера, объяснили популярно человеку, что он тут синей сумкой натворил. Понял, не обиделся на людей. Чего там обижаться? Подумаешь террористы! Бомба! Дело житейское. В Риме много чего случалось. Могла оказаться и бомба.
  
   Мы вернулись в отель с деньгами. Победителями и триумфаторами. Еще через несколько дней старенький ржавый микроавтобус, управляемый нелегальным поляком-эмигрантом, перевез семью вместе с чемоданами и баулами в беленький солнечный Нетуно, приткнувшийся к синей, окруженной желтыми песочными пляжами, бухточке. Там на кривой узенькой улочке с труднопроизносимым историческим названием мамочке удалось с большим трудом снять квартиру.
  
   ... Теплыми средиземноморскими вечерами эмигранты дружно ходили на "сходки" и судорожно сжимая ладони, с замирающим от тревоги сердцами вслушивались в новости, в списки вызванных на "интервью", обретших заветный "статус", счастливцев назначенных на ближайший "транспорт" или несчастных, услышавших зловещее слово - "отказ". После сходок люди еще долго не расходились, кто-то бился в рыданиях, другие радовались приоткрывшейся двери на другой континент, третьи - тихонько рассказывали о женщине, получившей по неведомой причине третий "отказ" и повесившейся в снимаемой комнате. На панель идти она не пожелала, а на жизнь денег и сил более не оставалось
  
   Солнечными теплыми днями мы валялись на пляже или занимались коммерцией, пытаясь продавать на "диком" рынке перед эмигрантской гостиницей таинственного "Джойнта", привезенное из Союза добро. Чего здесь только не имелось в наличии. Словно провинциальный "Универмаг" раскинулся на импровизированных прилавках под синим итальянским небом. Местные жители приходили на толчок, словно на работу, скупали за бесценок разнообразные матрешки, советскую оптику, бинокли, часы, фотоаппаратуру. Им старались сбыть столовые наборы, простыни, платочки, перочинные ножики, надфиля, гаечные ключи. Один, особо удачливый покупатель приобретал экзотический товар в виде микроскопа с инвентарной табличкой казанского университета, где учился в свое время некий господин Ульянов, будущий Ленин. Другие по детски радовались ручному фонарику "жужжалке" или детскому диаскопу с наборами видов пионерского лагеря "Артек".
  
   Сопливый, белокурый словно ангелок, малыш бегал вдоль рядов с развевающейся лентой отечественных презервативов по "уна миле" штука. Пожилая итальянка, по виду отставная учительница, увидела, ахнула и прекращая этакое непотребное действо разом закупила всю ленту. На следующий день тот же малыш бегал с новой готовой к немедленному употреблению упаковкой. Бдительная старушка вновь отловила юного негоцианта и попыталась узнать кое-какие сведения о родителях. Все ее попытки потерпели крах, "наш человек" молчал словно партизан на допросе. Пришлось радетельнице детской нравственности выкупать очередную партию резиновых изделий. И так всю неделю. И продавцы и покупатели толкучки покатывались с хохоту. Кстати родителей пацаненка мы так и не вычислили. Казалось, что кроме изделий Баковского завода и малыша, они ничего не прихватили в эмиграцию.
  
   Иногда на толкучку совершала налет бдительная итальянская полиция. Хватала не успевших припрятать товар и убраться нерасторопных торговцев, отводила в участок. Товар конфисковали и он исчезал бесследно, а незадачливых купцов пинком под зад отправляли на волю. Так и шли день за днем - море, толкучка, "сходка", сон.
  
  ***
  
   Мы прощались с Италией в ночном, пустынном зале ожидания аэропорта Леонардо Да Винчи. Собаки и багаж первыми отправились в самолет, а люди стояли в длинной очереди соплеменников на чартерный "эмигрантский" рейс. Предстояло еще одно пересечение границы. Согласно правилам каждый мог взять в самолет по две небольшие сумочки и сдать в багаж два чемодана.
  
   Бедные, бедные чемоданы. Мы вскарабкивались втроем на их несчастные крышки, прессовали содержимое. Они кряхтели, стонали, но застегивались. Шубенки, пиджачки, свитера, лишнее бельишко, все, что только возможно из носильного - оказалось напялено на взмокшие, несчастные тела наподобие листьев капустных кочанов. Несмотря на все ухищрения, оставался один относительно небольшой, но увесистый рюкзачок со столовыми наборами, ложками, вилками и кофейными, серебряными, чудом вывезенными, чашечками. Мама, как всегда решительно, сняла шубку, закинула за спину рюкзачок и вновь облачилась в искусственного барашка шубенку. Наклонилась и подхватила в руки сумки с остатками семейного хрусталя и тарелок. Видок у нее стал еще тот. Да и я, наверняка, смотрелся со стороны не лучше. В какой-то страшной бордовой дохе с капюшоном, зимних сапогах на вырост, других купить не удалось, шапке ушанке плюс два баульчика под ехидным названием "ручная кладь" в руках. Это в октябрьском теплом Риме! Пот лил ручьями! Но, делать нечего, и пошатываясь под бременем эмигрантской ноши мы в общей очереди побрели на посадку.
  
   В начале туннеля, на условной линии государственной границы, по бокам рамки металло-детектора настороженно стояли вооруженные короткими автоматами итальянские пограничники. Сначала прошел я, предварительно выгрузив из карманов всякую мелочишку. Всё обошлось нормально. Следом двинулась маман. Она добросовестно вынула все металлическое из карманов, сняла часы и стараясь не сгибаться под тяжестью поклажи, гордо вошла под рамку прибора. Боже, что тут началось! Мне показалось, что я попал в эпицентр колоколов громкого боя и сирен воздушной тревоги одновременно. Все датчики гудели, свистели, звенели, лампы мигали тревожным багровым цветом. Итальянские погранцы припали на колени и уставив на бедную мамочку черные тупые стволы и принялись оглушительно орать.
  
   Красные, словно помидоры от ужаса и жары, взмокшие в своих чукотских нарядах, мы оказались с позором отведены в сторону, под насмешливыми взглядами оставшихся на свободе вчерашних соотечественников. Маму разоблачили и осторожно водрузили рюкзачок на досмотровый стол. Господи, уж не знаю чего они ожидали увидеть. Может сообразные нашему облику якутские самородки или уральские самоцветы, но вместо богатств Али-Бабы на столе жалко топорщились мельхиоровые ножи и вилки, производства безымянной харьковской артели, огромная суповая ложка и три жалкие помявшиеся от стального соседства маленькие серебряные почерневшие от старости кофейные чашечки.
  
   Мама заплакала от обиды и позора, вытирая глаза жестким кулачком, размазывая по щекам остатки туши с век и помаду с губ. Сгрудившиеся вокруг солдаты недоверчиво щупали находку и скалили зубы. Как же, как же, задержали террористку с тупыми ножами.
  
   - Это всё ваше? - Спросил красивый словно киногерой офицер с темными печальными глазами.
  
   - Конечно же, моё. - Гордо подтвердила мама. - Остатки нажитого за тридцать лет. - И обвела руками жалкие пожитки.
  
   - Если это ваше, почему же вы прятали за спиной? - Продолжал выяснять ситуацию пограничник.
  
   - Потому, что это третье место, а разрешено только два... - Горько зарыдала мамочка.
  
   Пограничники молча стояли вокруг, солдаты уже не улыбались, их темные блестящие глаза оказались добры и полны сочувствия, а автоматы заброшены за спину. Переглянувшись со старшим наряда солдаты очень аккуратно собрали обратно весь режуще-колющий груз. Бережно запаковали в невесть откуда взявшиеся бумажные салфеточки семейное серебро и поварешку. Аккуратно завязали горлышко красно-желтого рюкзачка. Мама вынула платочек и начала вытирать глаза, оттирать со щек черные потеки. Итальянцы скромно отвернулись. Через минуту, без косметики, раскрасневшаяся, успокоившаяся и помолодевшая, чудесно преобразившаяся, она - красивая и гордая с вызовом смотрела на окружающий мир.
  
   - Возьмите... Я разрешаю... - Офицер галантно, словно изысканное манто подал маме нелепую цигейковую шубенку, помог пристроить поверх жестких синтетических завитков лямочки рюкзака, поддерживая под руку провел к выходу на посадку. Щелкнул каблуками и, вскинув руку к увенчанной пламенной гранатой кокарде, отдал честь.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"