Со временем страх, испытанный мною в сторожевой башне сгладился. Через день после этого случая Дамьян уехал на неделю по делам. А мне открылась неприятная истина - после его отъезда никто не беспокоил меня по ночам. Я старалась отнестись к этому спокойно и не раз напоминала себе, что именно от него и можно было ожидать запугиваний.
Однако, поняв, что виновником моих страхов оказался все-таки Дамьян, я как будто вздохнула с облегчением. Теперь все встало на свои места, все стало понятным и объяснимым. Чем же еще развлекаться ему, как не запугиванием маленьких птичек? Для него это была очередная игра. Еще один способ обезоружить меня, подорвав волю и заставив бояться. Я представила, как он веселился там, на башне, чувствуя мою панику, слыша мой полный страха голос, наблюдая за мной из-за двери каморки. Нет уж! Я не позволю запугивать меня! Я укоряла себя за слабость, что позволила страху завладеть мной, за безмерную глупость, что, потакая беспочвенным, вздорным мыслям, уверилась, будто меня хотят убить. Что за нелепость!
Сначала от безделья, а потом увлекшись, я начала приходить в теплицы. Правда, я больше мешалась под ногами, чем работала, но люди меня терпели. А мне нравилось возиться с землей, пропалывать ровные гряды, перебирать зрелые овощи и раскладывать в низкие квадратные ящики для отправки в города. Первое время работники смотрели на меня косо, будучи уверенными, что для "леди из замка" это всего лишь забава, и я сбегу, когда мне надоест "пачкать ручки". Когда же бегство не состоялось, а я наоборот приходила с завидным постоянством, люди стали относиться ко мне серьезно и даже с некоторой теплотой приняли в свои ряды.
Дамьяна здесь уважали. Не раз я слышала, как работники отзывались о нем с искренним почтением. Общаясь с ними, я поняла, что они не просто рады работать у Китчестеров, где наемникам платят чуть больше, чем на фермах в деревнях, но и гордились своим местом здесь. Гордились работать именно у такого хозяина, как Дамьян Клифер. Он все знал, все умел, без труда решал любую возникшую проблему, не зазнавался, как другие господа, и даже гнул спину вместе со всеми, как обычный наемник! Но главное - хоть и был строг... уж что-что, а в строгости ему не откажешь, мог выпороть, если считал нужным... но все делал по справедливости!
Разумеется, никто не забывал о его прежних, да и нынешних "делишках". Порой я слышала, как люди перешептывались, обсуждая его выходки, и все же мне казалось, что они закрывали на них глаза и даже многое прощали, и лишь за то, что он умелый хозяин.
Я же, как заправский шпион, слушала, подслушивала, задавала вопросы и впитывала всю полученную о Дамьяне информацию. Мне хотелось знать о нем все: хорошее и плохое; все, чем могли поделиться эти люди. Я не боялась, что узнаю о новых скандалах или очередных проступках. К стыду своему, я пошла на поводу у своего сердца. Мне как будто стало все равно, какие еще недостатки я открою в нем. Зато с какой радостью я внимала похвалы ему!
Граф Китчестер неодобрительно смотрел на мое увлечение. Первые дни он, как и работники в теплицах, считал, что я потакаю своей прихоти, и в скором времени мне надоест, словно деревенщине, возиться с землей. Однако, поняв всю серьезность, с какой я отнеслась к работе, старик не на шутку встревожился. Он с негодованием воспринял то, что я сдружилась с людьми, и что еще хуже держу себя с ними на равных.
- Пойми ты, упрямая девчонка, Китчестеры скорее жабу проглотят, чем позволят себе якшаться с подобными типами! - увещевал меня дед, когда мы собрались за обедом.
Я только что вернулась из теплиц и, боясь опоздать к столу, не стала переодеваться. На подоле юбки, там, где не закрывал кожаный фартук, темнели пятна грязи. Я постаралась очистить их перед тем, как войти в гостиную, но грязь не поддавалась, и, напрасно провоевав с ней пару минут, я решила оставить все как есть.
Увидев такое непотребство в моей одежде, оскорбившее ее взор, леди Редлифф буквально изошлась ядом. Уничижительным тоном она прочитала лекцию о не имевших манер и достоинства неблагодарных выскочках, от которых можно ждать любого бесстыдства, потому как воспитанные в грязи деревенских коттеджей, они, подобно свинье, везде выискивают свою излюбленную среду. С тем самым достоинством, об отсутствии которого сетовала старуха, я проигнорировала ее тираду. Зато на слова графа ответила с не меньшей страстью, чем только что вещала Элеонора.
- Сожалею, но я не гурман, чтобы каждый раз глотать жабу, когда мне захочется поговорить с тем, кто не имеет столь ценного качества - быть Китчестером.
- Ты сама Китчестер! - чуть ли не подскочив на стуле, гаркнул старик. - А мы не роемся в земле, подобно...
- Ну, договаривайте, граф. Леди Редлифф была гораздо откровеннее и только что назвала вещи своими именами.
Старик, набычившись, сжал зубы, и все присутствующие услышали остервенелый скрежет.
Чуть позже Эллен, уже несколько дней как выходившая из своей комнаты, призналась, что еще никогда не видела, чтобы граф Китчестер сдерживал свою неукротимую ярость.
- Ты ему, несомненно, дорога, Найтингейл! - подытожила она.
Мы гуляли в саду, и зашли в беседку, где просидели, наслаждаясь приятным теньком, около получаса. Длительный постельный режим пошел Эллен на пользу. Лицо ее округлилось, нос и подбородок не казались болезненно острыми, глаза больше не походили на две темневших впадины, а на щеках появился легкий здоровый румянец. В поведении ее не было ничего странного, она была вполне нормальной, здравомыслящей женщиной, какой я знала ее вплоть до того трагического дня в часовне.
- Временами, я не уверена, что дед питает ко мне какие-то родственные чувства, - сказала я в ответ. - Мне кажется, я нужна ему для своих непонятных мне пока целей.
- Цель у него одна, ты же знаешь. И все же, к другим он не так терпим. Наверняка дядя боится, что ты до сих пор раздумываешь, и если он будет несдержан, то ты так и не согласишься.
- Но я так и так не соглашусь, - спокойно возразила я.
Эллен промолчала, но через какое-то время тихо без всякого выражения сказала:
- Его это не остановит.
Вскоре женщина почувствовала усталость и легкий озноб, означавший, что пора вернуться в постель и согреться травяным отваром. Недомогания все так же беспокоили ее, однако были не так часты и значительны, как должны быть при ее слабом здоровье.
- Я не против, что ты ходишь в оранжереи, - вдруг призналась она, когда мы брели обратно. - Конечно, я многое не одобряю. Юным леди, да еще из такой семьи как наша, не подобает заводить предосудительные знакомства, какие могут печально повлиять на ее репутацию. Но... сам факт твоей помощи Дамьяну достоин похвалы. Я уверена, он это оценит.
- Я хожу туда не ради Дамьяна, - не сдержалась и огрызнулась я. Меня неприятно удивило и расстроило отношение Эллен к простым людям. Впрочем, разве можно было требовать от нее, воспитанной в высокомерии и гордости Китчестеров, чего-то другого?!
- Разве? А мне еще в самом начале казалось, что между вами вспыхнули некие...чувства, - осторожно заметила она.
- Нет!
Но излишняя эмоциональность выдала меня и Эллен ласково улыбнулась мне всё понимающей улыбкой.
В скором времени дед сменил гнев на милость. Потому как даже в таком незначительном факте, как прополка грядок в теплицах, усмотрел выгоду для себя. Теперь старик был рад и не скрывал, что надеется, будто я, занявшись тем самым "делом!", которое вытащит Китчестер из выгребной ямы, уже не так-то легко смогу отказаться от наследства. Сколь велика значимость этого благородного дела, я осознала в тот же миг, поскольку дед, обратив плутовские глаза к небу и произнеся это животрепещущее слово, не сумел скрыть того благоговейного трепета, охватившего его при мыслях о теплицах и овощах.
Время шло. Я гостила в замке больше трех недель, но о том, чтобы покинуть его, не было и речи. Моя все еще не насытившаяся приключениями душа никак не желала возвращаться в тихий Сильвер-Белл, где нет скопища "драконов" и потому не будет ставших такими увлекательными словесных поединков, вкуса маленьких побед, волнения и, конечно же, Дамьяна.
Иногда, впрочем, я ощущала нечто вроде неловкости, вспоминая, наш маленький уютный домик, но я ведь не собиралась нарушать данного тетушке слово. Мой дом - Сильвер-Белл! И как бы восторженно я не относилась к замку, он никогда не займет места в моем сердце. Просто... как можно было не гордиться родственными узами с замком Китчестер-Холл!
Чаще всего я находилась в обществе графа, поскольку ему, по его словам, никогда не наскучит моя компания, что, принимая во внимание его равнодушное отношение к другим, кроме Дамьяна, было весьма примечательным.
Иногда у меня создавалось впечатление, что леди Редлифф относится ко мне с симпатией.
- Это так. Ты дочь Эдварда и она приняла тебя с самого начала, - сказал дед, когда я поделилась с ним своими ощущениями. - Просто старая змеюка лишиться сна, если хоть на миг спрячет свои ядовитые жала. Наплюй на нее, пусть себе изводиться. Она будет доставать всех даже на краю могилы. Такая уж она уродилась - стервятница.
Однако это впечатление рассеивалось, когда я понимала, что в очередной раз ее симпатия ко мне вызвана не мной самой, а исключительно местью Дамьяну, которому она непрерывно и неутомимо указывала "кто здесь наследник". А если что и устраивало ее во мне лично, так это досадные недостатки, каких было предостаточно. Они тешили ее самолюбие не меньше, чем месть жабенышу. Элеонора всячески пыталась давить на меня, попрекать и "тыкать" моей никчемностью и все потому, что чувствовала во мне отсутствие благоговения к ней, и это задевало ее.
...День выдался пасмурным и холодным. Серая полупрозрачная дымка скрывала солнце и бледный матовый свет его заливал все вокруг. Дождей не было, но от унылой погоды в эти дни, можно было впасть в меланхолию. И все же, отправляясь на прогулку в полдень, я с самого начала чувствовала радостный подъем. Как будто сердце чего-то ждало и замирало в предвкушении. Оно и, правда, ждало. Сегодня приезжал Дамьян.
Я вышла из замка, отправляясь побродить по окрестностям и, в конце концов, забралась на сторожевую башню, желая испытать себя. И хотя, поднимаясь, я ощущала, слабость в коленях, все же тот немой ужас, что испытала я, когда кто-то крался здесь за мной, почти позабылся. Да, фантазия моя поистине безгранична! Я посмеялась над собой и своими страхами.
Оказавшись наверху, я с умиротворением, словно избавившись от тягостного наваждения, вздохнула. На этот вздох в небе отозвалась пронзительным криком птица. Я задрала голову. Она парила прямо надо мной, низко, будто не осилив высь. Бурая, с пестринками на светлой груди хищная птица. Маховые перья разошлись, и ее широкие крылья стали похожи на человеческие руки с растопыренными пальцами. Будто почувствовав мой взгляд, она вновь вскрикнула, тонко и надрывно. И в этом пронзающем небо звуке мне почудилось самое настоящее одиночество.
А чуть погодя я увидела Дамьяна. Он лавировал между домиками, остроконечными заборчиками чуть выше колен и розовыми кустами, обступавшими со всех сторон, и целенаправленно двигался ко мне. Меня покоробила мысль дожидаться его здесь наверху, - вновь слышать, как раздаются на лестнице шаги, как жалобно скрепит настил; а потому я немедля спустилась вниз.
- Соскучилась, соловей? - весело спросил он.
- Полагаю, ты и сам в это не веришь!
Он улыбался, как будто был ужасно рад нашей встрече. Я почувствовала себя безрассудно счастливой, потому что поняла, он пошел искать меня, сразу же, как приехал, даже не заходил в дом. И не успела я опомниться, как мы уже шли вдоль крепостных стен.
- Почему же, верю, очень даже... Я и сам скучал по тебе, Найтингейл.
- Скучал по мне? - промямлила я.
- Кто же еще способен так усердно демонстрировать благоразумие и неустанно отвергать меня. Мне так не хватало этих качеств все эти долгие дни, что жажда их толкнула меня на столь непристойный поступок, как скучать по тебе.
Я была сбита с толку искренностью прозвучавшей в его голосе и сердечной шутливостью. Но мне хватило сил не растаять и лукаво заметить:
- Даже не знаю: благодарить ли тебя за комплимент или извиниться за то, что втянула тебя в такое искушение.
- Поступай, как всегда - или почти как всегда, - говори то, что думаешь
- Тогда я помолчу.
Дамьян хмыкнул. Но решил помолчать вместе со мной. В молчании мы вышли из замка, и я непроизвольно оглянулась в ту сторону, где у речки нависал бревенчатый мостик. Дамьян понял меня без слов, и мы направились туда.
- Не следует гулять в одиночестве, - сказал он, когда мы подходили к ивам. - Иногда можно наткнуться на не слишком приятную встречу. Особенно здесь у реки и оврагов.
- Твои дружки промышляют? - вырвалось у меня.
- Угу, и они тоже.
- Тогда мне и тебя следует опасаться.
- Непременно!
Я искоса взглянула на него, Дамьян не сдерживал улыбки.
- А я люблю одиночество. И прогулки в одиночестве. Это прекрасная возможность разобрать бардак в голове, расставить все по полочкам, хорошенько поразмышлять и...
-...подготовиться к битве!
- Да... - я кивнула, он сказал именно то, что я хотела выразить. - Да, именно так - подготовиться к битве. Не важно с кем и когда. Главное быть всегда во всеоружии.
И я вдруг поняла, что мне доставляет огромное удовольствие вот так идти рядом с ним, ощущать запах лошади и дорожной пыли, исходивший от него, и болтать ни о чем. И, никогда бы не подумала, что могу сказать такое, от него исходила какая-то спокойная искренность, словно он оставил всякое притворство и издёвки. Его глаза лучились тихой, непритворной радостью.
В тот момент мне было безразлично даже то, что Дамьян вел со мной игру, пытаясь испугать и внушить вздорные страхи. Для чего ему это? Надеется, что я струшу и сбегу из замка? Но сейчас я не думала об этом, мне было абсолютно все равно.
Никогда еще я не ощущала такой легкости, такой свободы с ним. И мне совершенно не хотелось бороться со своими чувствами к Дамьяну!
Мы шли вдоль речки по осыпавшемуся комьями глиняному берегу. И разговаривали. Обо всем. Я чувствовала себя легкомысленной, перешедшей все мыслимые границы допустимого, беспечной девчонкой. На жалкие, неуловимые попискивания, какие издавало мое здравомыслие, отброшенное куда-то далеко за пределы внимания, не отзывалась ни одна частичка моей души.
Дамьян вел по берегу, подавал руку, когда ямы или ветвистые коряги преграждали нам путь, и я без трепета и смущения, как будто делаю это тысячу раз на дню, прикасалась к нему. Один раз он внезапно замер и, приложив палец к губам, издал тихое "тс-с-с", а затем указал на воду, где у самого берега, спрятавшись под плоским листом плавуна, чуть топырившимся острой горкой, торчала из воды мордочка выдры. Стараясь не спугнуть ее, он медленно наклонился, выискал маленький катышек глины и бросил его, аккуратненько рядом с листом. Выдра вздрогнула и тут же с всплеском нырнула в воду, показав нам на прощание лоснящийся хвост.
И, конечно же, не могло быть такого, чтобы мы не заговорили о Китчестере.
- Он будто Кносский лабиринт, - сказала я. - Стоит только ступить в темный проход, как начинаешь блуждать по множеству коридорчиков, переходов, лестниц...И повсюду прошлое...
- Оно то и убивает Китчестер!
- Мне казалось, тебе нравится, что в замке с такой тщательностью хранят дух времен.
- Вот именно, слишком тщательно, - мрачно отозвался Дамьян. - Эта тщательность уже давно стала больным наваждением. Можно хранить прошлое, но не превращать его в гибель замка.
- Гибель замка?
- Скажи на милость, зачем нужны гниющие гобелены? - воскликнул он, не скрывая горечи. - Разве ты не замечала изъеденных прелью дыр, пятен плесени и...да мало еще чего на особенно древних обивках? Вечная сырость, прелость, гниль - все это сжирает и замок, и нас вместе с ним. То же самое с мебелью! Нет, не со всей, большинство еще пригодна. Но есть, например, кресла, которые давно пора сжечь! Но нет же! Вместо этого кладут горы подушек, чтобы развёдшаяся там из-за сырости живность не отравляла восхищенные обстановкой прошлых веков взоры!
- Зачем ты это сказал! - я поежилась. - Теперь я не смогу спокойно смотреть на гору подушек.
- Не беспокойся, старики еще не совсем впали в маразм. Они не используют эту мебель. Ею только создают общий вид и тот самый дух, какой так дорог им. Для этих же целей они не ремонтируют сгнившие полы, лестницы, деревянную обшивку стен...
- Но как же им это делать, если нет денег!
- Все у них есть, Найтингейл! Этот старик далеко не дурак, но тот еще лентяй и хитрец. Он, как и все Китчестеры, ничего не делает сам и за свой счет. Все заботы перекладывает на чужие плечи. В данном случае на мои!
- А когда-то хотел переложить на плечи сына, - задумавшись над его словами, заметила я. - Но тот захотел жить своей жизнью, а не ходить в прислугах у отца.
- Ему нравиться гордиться замком, демонстрировать свое преклонение перед ним. Но он ничего, ничего не желает делать, чтобы сохранить его. Одни никчемные разговоры, да надежды, что кто-то придет, да все сделает. Ты видела документы...
- Еще нет. Только завтра дед начнет знакомить меня с ними.
- Обрати внимания на суммы с аренд и суммы, что тратятся на замок. Граф может позволить тратить больше на уход и ремонт, хотя бы поверхностный. Из-за этого они не стали бы жить впроголодь. Но старику нет никакого дела - залатали ли дыры в лестницах, очищают ли от копоти стены, вытрясают ли грязь и личинок из ковров, гобеленов и мебели... На моей памяти в замке ни разу не было масштабной уборки - а ведь именно эта грязь и убивает замок. Да этим пластам грязи столько же лет, сколько и Китчестеру! Сомневаюсь, что предкам графа было больше дела до элементарного ухода за замком. Они также неприкосновенно хранили прошлое!
- Поэтому старик и приютил тебя. Он сам признавался мне, что видит в тебе единственного, кто сможет возродить Китчестер.
- Он видит во мне собачку, Найтингейл. Собачку, которая ради косточки, готова вертеться, кусая свой собственный хвост, и прыгать через голову.
- А косточка - это Китчестер? - поддела я его против воли, хотя сама была озадачена тем неподдельным сожалением, сквозившим в его словах.
Он как будто открывался передо мной, хотел, чтобы я поняла, что по-настоящему твориться в его душе. Но уже в следующий миг Дамьян отвел глаза! Его лицо окаменело. Как будто ему неловко, как будто донельзя стыдно, за то, что он впервые в жизни с кем-то разделил свои переживания. И искренность, слишком скоротечную, сменила обычная для него насмешливость.
На следующий день я, в самом деле, обратила внимания на подсчеты в расходно-приходных книгах. Судя по цифрам, граф Китчестер несомненно мог позволить себе более основательную заботу о замке. Однако когда я поинтересовалась, почему никакие работы не велись и не ведутся, он сослался на отсутствие солидных средств, которые требуются для серьезного ремонта.
- А латать дырки - что? Пустая забава! Только денежку терять, а заплатка через день другой в негодность придет. И потом, кто ж гнильё латает - менять надо подчистую. А на такое дело - финансов нет. Вот и приходиться перебиваться.
Похоже, Дамьян безошибочно распознал стариковскую суть. Граф одним властным жестом отверг все мои дальнейшие попытки поговорить на эту тему. А после, поняв, что я не приняла его объяснения и сдерживаю негодование, сварливо прокаркал:
- Ох, несносная девчонка, и все-то тебе интересно, и все-то тебе надо знать!
- Я только выполняю ваше же приказание - знакомлюсь со всем, что хоть как-то влияет на жизнь замка. Вы же сами настаивали, чтобы я училась вести дела. А этот вопрос непосредственно относится к числу важнейших дел.
Старик крякнул и, не удостоив меня ответом, начал писать краткие заметки на полях, при этом сердито окуная перо в чернильницу и оставляя на бумаге безобразные кляксы.
Мне ничего не оставалось, как забыть об этом нежелательном для деда разговоре и вернуться к изучению документов. Тем более что граф намеревался промучить меня до самого ужина, заставив изучить практически все хоть сколько-нибудь значимые бумаги. Отчеты, выписки, арендные договора, несколько бухгалтерских книг с записями за последние годы - внушительными стопками громоздились передо мной, закрывая старика, сидевшего в кресле с другой стороны стола. К вечеру глаза слезились от напряжения, а в голове стоял винегрет из цифр, сложения, вычитания и прочих математических премудростей. Столь изрядная мыслительная нагрузка, да еще сопровождаемая разъяснениями и наставлениями, совершенно вымотала меня.
К тому же, за ужином леди Редлифф пребывала в озабоченном настроении, что являлось для нее вполне естественным состоянием, и изощрялась в придирках к мистеру Уолтеру. Тот в свою очередь был настолько любезен, что умудрялся пропускать мимо ушей все те упреки, какие терпеливо высказывала старуха, и без тени тревоги на озаренном лице декламировал что-то страстное говяжьему студню, обсыпанному укропом и временами подозрительно вздрагивавшему.
От нудного ворчания Элеоноры (и как это она обошла своим вниманием меня?) разболелась голова. Я извинилась и, объяснив, что мне нездоровиться, уже надеялась покинуть столь приятное общество и подняться к себе. Но неожиданно, все очень обеспокоились. Жаннин тут же вызвалась сходить на кухню и приготовить травяной отвар, который успокоит и "мигрень как рукой снимет". Я не успела возразить, а она уже вышла за дверь. Свою лепту в тревогу обо мне внес и полковник Редлифф, без лишних слов, опрокинув в мой бокал содержимое своего. При этом он с усилием соорудил на своем лице вымученное выражение, которое по его задумкам означало "подбадривание" и пробубнил, указывая на бренди в моем бокале:
- Отвар, отвар...тьфу, одно расстройство кишечное! Вот, где ценность то...лекарственная...
Твердо, но вежливо, чтобы не расстроить чуткого полковника, я отказалась от бодрящего лекарства, пояснив, что мой слабый организм не приспособлен к столь действенному лечению.
Через полчаса после того, как я зашла в свою комнату, в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, появилась Жаннин. Под мышкой, прижав к груди, она несла грелку, а следовавшая за ней Марта Стоун - поднос с отваром.
- Так, это сразу же выпить! Корень валерианы, мелиса и мед - волшебное средство от любого беспокойства. Будешь спать как убитая!...Пей! Марта, держи грелку! Положи ее под подушку, чтобы голова мисс Сноу была в тепле... И поленья подкинь...Жуть, как холодно! Ну, все, теперь можешь идти...Боже, какая глупая девица!
Я оставила это заявление без комментариев...Боль в голове усилилась и пульсирующими молоточками стучала в висках. Под требовательным взором Жаннин я выпила отвар до капельки.
- Теперь ложись. Знаю я, что это такое, когда голова разламывается на части! Через несколько минуток забудешь о своей мигрени. Ну, все... если больше ничего не нужно, пожелаю спокойной ночи. Спокойной ночи, дорогая.
- Спокойной ночи, - ответила я.
Выходя, она еще раз нежно улыбнулась.
- Добрых тебе снов.
- Добрых... - повторила я. Дверь закрылась. Была какая-то деланность в поведении Жаннин. Уж слишком она хотела казаться сердечной.
Вся беда в том, решила я, что я привыкла ощущать себя помехой в Китчестере, и поэтому не могу поверить в искренность и дружелюбное отношение к себе.
Вынув из-под подушки грелку, я забралась в постель. И как только нырнула в роскошную пуховую перину, тут же провалилась в глубокий сон.
ГЛАВА 25
Я открыла глаза и уставилась в темноту. Ясно помню, что мне снились цифры. Дико выплясывая, они кружились вокруг меня в безумном хороводе и вопили каркающим графским голосом. Но что же разбудило меня?
Я приподнялась на локте, прислушиваясь к темноте. Но все было тихо. Отяжелевшие веки сами собой смежились, и не прошло и минуты, как я вновь забылась сном. И...проснулась. Я не сразу поняла отчего. Комната была залита лунным светом, но чувствовалась какая-то тревога.
- Помогите...
Неясный крик прорезал тишину. Он прозвучал так невнятно, так надрывно... Какие-то секунды я еще вслушивалась, пытаясь осознать, что происходит. Но затем спрыгнула с кровати и подскочила к двери. От резкого порыва в глазах все поплыло. Чтобы не упасть, я на миг прижалась к стене. Голова, словно налитая чугуном, тянула вниз. Повернув ключ, я открыла дверь и выглянула в коридор, опершись о дверной косяк.
- Помогите...
Зов шел издалека, оттуда, где были две башни и переход между ними. Сквозь обволакивающий туман сна я вспомнила дыру на лестнице и чудом державшиеся камни в стенной кладке. Неужели кто-то пошел через башню и провалился? Или попал под обвал?!
Зов повторился. Такой далекий, еле слышный. Не медля, я бросилась к комоду, но только с третьей попытки зажгла свечу. В глазах все еще плыло, одолевала зевота. Даже тревога не стряхнула слабость дрёмы. Вялые руки не слушались, голова клонилась к низу, и мне казалось, что я вот-вот осяду на пол и засну. Не отдавая себе отчет, только желая поскорее освободиться от душащих оков сна, я вылила в умывальную чашу всё, что осталось в кувшине, и, задержав дыхание, погрузила лицо в холодную воду. Дремота как будто немного отступила.
Затем босиком, даже не заметив этого, я вышла в коридор и прислушалась. Но крик не повторялся. Надо разбудить кого-нибудь. Время неумолимо шло, но тишину не нарушал ни единый звук. Почему же молчат? Почему не зовут на помощь...Я боялась думать, что могло означать это безмолвие.
Ближайшая комната - Джессики. Но даже сейчас моя глупая неприязнь не позволила обратиться к ней. Я прошла дальше и постучала в дверь Жаннин. Через пару секунд постучала сильнее, но ответа всё не было. Надавив, я обнаружила, что дверь не заперта. Не церемонясь, вошла. Только трепещущий огонек моей свечи освещал спальню. Я различила широкую кровать под балдахином, но мне показалось, что в ней никого нет. Света было недостаточно, чтобы убедиться в этом. И вдруг я вновь уловила неясный крик. Он подтолкнул меня к действию. Пройдя в комнату, я осветила кровать. На ней и впрямь никого не было.
Задумываться об этом было некогда. Я бросилась к двери Джессики. Но и тут меня постигла неудача. Я громко стучала, не боясь разбудить весь дом. И уже готова была кричать сама, лишь бы кто-нибудь откликнулся и поспешил в башенку вместе со мной.
И опять я услышала зов:
- Помогите...
Мне почудилось (но это все из-за нервов, думала я в тот момент), что крик прозвучал гораздо ближе и как-то настойчиво.
- Помогите...- вновь повторилось глухо и натужливо, но как будто где-то рядом.
Надо спешить. Надо помочь. Надо узнать - серьезно ли ранен человек; а потом я сбегаю за помощью. Но, по крайней мере, он будет знать, что его услышали, что его спасут!
Я дошла до лестницы, ведущей вниз, в холл. И на миг замерла. Можно сразу же спуститься на второй этаж и позвать Дамьяна или спуститься еще ниже и позвать слуг, ночевавших в замке.
Огонь свечи озарял желтым пятном лестничный пролет. И в этом пятне через все ступеньки уродливо тянулась моя длинная тень. Внезапно я почувствовала тревогу. Но не прежнюю тревогу за того человека, что зовет на помощь. Нет, это была какая-то необъяснимая тревога, как та, что охватила меня в сторожевой башне, когда я слышала шаги.
Я отошла от лестницы и ступила в черный проход башни, пристроенной к дому. До соседней, где разрушены ступени, идти совсем чуть-чуть: только пересечь квадратную башенную площадку и короткий переход, соединявший обе башни. Но я отчего-то медлила.
- Помогите...
Сдавленный крик беспомощно затих в глубине. Я никак не могла понять, кто зовет: мужчина или женщина. Уж слишком неясный, слишком тихий был крик. Я подняла свечу над головой, будто пытаясь разглядеть кричащего...Что было не так в этом крике? Что же тревожило меня? Странное, необъяснимое чувство, будто все неправильно, будто что-то не так.
Опять одолела сонливость. Чем дольше я стояла, чем сильнее всматривалась в черноту перехода, тем тяжелее становились веки. Нужно идти, нужно узнать, что там стряслось...
Я набрала в грудь воздуха и крикнула:
- Я иду, слышите меня, я уже иду...
Тишина...А потом все таким же натужливым криком отозвались:
- Быстрее...
Что я здесь стою, трусиха! Там человек в беде! Придерживая полы халата, чтобы не запутаться, я двинулась вперед. И почему кричали так тихо...так неестественно тихо? Все же надо было спуститься вниз и позвать слуг! И где Жаннин и Джессика - вдруг ни с того ни с сего подумалось мне. И сон...этот предательский сон. Мысли хаотично кружились в голове, но я никак не могла ухватить их и обдумать. С каждым движением по телу разливалась дремотная вялость.
Я позвала. Но в ответ услышала только тишину. Преодолев переход, я ступила в башню.
Тишина... Я пересекла верхний ярус и принялась спускаться. Ступени были ужасно высокие. "...Будто строили для гигантов" - вспомнилось мне сравнение Жаннин. Жаннин...где же ты? И почему меня так тянет в сон? Уж, не из-за твоего ли отвара?!
- Где вы, отзовитесь? - позвала я в темноту, голос нервно дрогнул и захрипел. - Не молчите!
Я остановилась на площадке. Дальше шел разрушенный пролет. Не так. Все не так!
- Где вы? - через силу выдавила я, всматриваясь в темноту перед собой. Рука со свечой онемела, но я вытянула ее, чтобы осветить лестницу.
Впереди ни намека, что там кто-то есть. Только пугающей пустотой зияла дыра. Я заглянула в нее. Нижнего пролета, расположенного у самого основания башни, даже не видать. Только чернота. Если бы кто-то провалился, то падать пришлось бы высоко. И вряд ли он остался бы жив. Я задрала голову, осматривая стену. В разломе наверху нависали выбившиеся из кладки камни.
Внезапно на освещенной стене задвигалась тень. Я неотрывно смотрела, как она медленно скользит по заплесневелым камням. И вдруг все осознала! Я будто увидела, как человек притаился в темноте угла за моей спиной и выжидающе следил за мной... Теперь же он медленно подходил...Он был уже совсем рядом...
Какой-то животный инстинкт толкнул меня сделать шаг назад. Этот один единственные шаг спас мне жизнь. Потому как в тот же миг стоявший сзади напал на меня. Я не успела обернуться, чтобы защититься. Мой крик разорвал тишину. Меня сильно ударили по спине раз, а потом еще и еще так сильно, что я пошатнулась и упала на колени, выпустив из рук свечу. Темнота окутала нас, как удушливое покрывало. Я напрасно пыталась отклониться. Остервенелые удары сыпались один за другим. Но прекратились так же внезапно, как и начались. Похоже, нападавший надеялся, что подловит меня, когда я буду стоять на ступенях и, упав, соскользну прямо в пролом на лестнице. Но я шагнула назад! И упала на площадке, а не на ступенях.
В следующую секунду нападавший с силой толкнул меня в истерзанную спину. Но я, упершись дрожащими руками в пол, сохранила равновесие и устояла. Он не сдавался, пытаясь столкнуть меня вниз. От боли и напряжения, я ослабела. Тело все еще плохо подчинялось мне из-за дремотной вялости. Но несмотря ни на что я удерживалась изо всех своих малых сил. И, не переставая, кричала. Хоть кто-нибудь должен же услышать меня!!!
Я чувствовала, как трясутся ослабленные руки. Силы стремительно иссякали. И вдруг мои потные ладони соскользнули по камню. Я пластом упала на живот. Тотчас нападавший резким рывком подтянул меня на ступени. В отчаянной попытке спастись я перевернулась набок, руки судорожно зашарили вокруг, выискивая хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Доски подо мной нещадно заскрипели. В нос ударил запах древесной гнили. Я с ужасом представила, как от нашей яростной борьбы ветхие, полуразрушенные ступени обваливаются, и я лечу вниз.
Внезапная мысль, подобно вспышке молнии, ослепила меня. Ослепила своей безумной надеждой. Веревочные перила! Конечно же, веревочные перила...только бы дотянуться! Не знаю, как мне удалось извернуться, но я ухватила в темноте веревку и намертво вцепилась в нее, подтянув ноги к подбородку и вжавшись в стену, подальше от опасного места. Нападавший в тот же миг безжалостно навалился на меня всем весом. И я почувствовала, что ладони заскользили по веревке... В отчаянии я начала брыкаться, стараясь скинуть его с себя...
И вдруг...О Боже, где-то в переходе послышались неясные голоса. Я закричала. Закричала так, что легкие обожгло. Нападавший замер. Его сиплое дыхание прорезало тишину. Башня наполнилась множеством встревоженных голосов спешивших сюда людей. Держись, только держись...уже сейчас, еще чуть-чуть...
- Я здесь! Помогите! Помогите! - надрываясь, закричала я.
- В атаку! - разнесся вдруг по всей башне боевой клич полковника Редлиффа.
Казалось нападавший в нерешительности. Нет, я не видела его. Сжавшись, я впечаталась в стену, намертво стиснув в кулаках веревку, и боялась, неимоверно боялась открыть зажмуренные до рези глаза. Но я всем существом ощущала, как он застыл, как весь напряжен, обдумывая путь бегства. И вот он шагнул вперед, мимо меня. Я почувствовала, как дощатый настил прогнулся, протестующе скрепя, под нашим весом. Подняв голову, я всмотрелась в темень, но различила только неясную движущуюся черноту. Нападавший, прижавшись к противоположной от дыры стене, быстро преодолел опасный участок и ринулся вниз.
По стенам заиграли размытые пятна света, заплясали тени. И уже в следующий миг на меня, воинственно пыхтя, выскочил полковник, в сапогах, ночной рубашке ниже колен и шерстяном колпаке с облезлой кисточкой, свесившейся на грозно напыженный нос, необычная краснота которого была заметна даже в тусклом свете. Я была настолько напряжена, что мой мозг отмечал каждую деталь.
- Где они?! - зычно крикнул он, поднеся к моему лицу свечу. - Где эти поганцы?!
Он раздувался, часто дыша, и делал страшные глаза, предвещавшие всем врагам лютую смерть. Я только обессилено качнула головой, указывая, куда скрылся нападавший. На что полковник Редлифф раздосадовано выругался и возмущенно воскликнул:
- Ага, испугались английского офицера! Вернитесь и сразитесь, бесстыжие трусы! Сразитесь лицом к лицу! - и, обратившись ко мне волнительно сообщил. - Эти твари повсюду! Они как вши - против них нет никаких средств! Но я раздавлю этих злобных сипаев!
Тут подоспели и другие. Я увидела Джордана, с вытянутым лицом, который как ни странно смотрел прямо на меня, а не в потолок. Испуганных и обеспокоенных слуг. Кто-то бросился мне помогать, а кто-то побежал будить хозяев.
В изнеможении я разжала скрюченные пальцы, выпустив спасительную веревку. Все тело одеревенело. С осторожностью, без лишних движений, отдававшихся болью, я вползла на ровную площадку. Я была на краю забытья, когда резкий голос Дамьяна вернул меня в действительность.
- Что здесь происходит?
Я нашла в себе силы поднять глаза. Рядом с ним, чуть ли не прижимаясь всем телом, стояла Джессика. В ее глазах отражалось злорадство. За их спинами появилась запыхавшаяся Жаннин. Она куталась в плед и была страшно бледна. В толпе даже мелькнула залысина мистера Уолтера, чему я позже сильно удивилась. Так как только всемирный апокалипсис мог бы поднять его с постели и хоть как-то обеспокоить, а вовсе не несчастье с какой-то там мисс Сноу.
Все это я охватила за долю секунды. А в этот миг Дамьян, оттолкнув от себя Джессику, бросился ко мне.
- Дьявол! - взревел он не своим голосом. - Дьявол тебя побери! Ты неугомонная, сумасшедшая чертовка! В какие приключения тебя потянуло на этот раз!
Он опустился передо мной на колени и, не щадя моего ломившего от боли тела, сграбастал на руки. Я застонала. Но он со злостью рявкнул:
- Терпи, дуреха! - и прижал к себе еще сильнее. Мне почудилось, что я услышала, как затрещали кости. - Какого рожна тебя понесло сюда! Глупая, глупая...
- Я не сама...хотела помочь...- попыталась оправдаться я, но слабый голос не слушался, слова застревали где-то в горле. Я прижала голову к его плечу. Все хорошо. Теперь я в безопасности. Но, уже проваливаясь в беспамятство, я уловила тихие, почти неслышные слова, сказанные торопливым шепотом и предназначавшиеся только для слуха Дамьяна.
- Мистер Клифер, - я узнала голос Джордана, - я тут нашел кое-что... Ваш хлыст, сэр!
После помню смутно. Меня положили в теплую постель, смазали раны какой-то зловонной мазью, напоили горячим молоком, закутали в одеяла, обложили грелками. Помню искаженное лицо Дамьяна, склонившегося надо мной. Его белесые брови были свирепо сдвинуты, а на лбу пролегла глубокая морщина.
Проснулась я от ноющей боли на спине и плечах. Я старалась не шевелиться, чтобы не растревожить раны еще больше. Прямо к кровати было пододвинуто кресло и сейчас в нем крепко спала Жаннин. Укрытая пледом до самого подбородка, она откинула голову на спинку и, приоткрыв рот, мирно посапывала. Лишь бы не разбудить ее! Чего мне сейчас не хотелось, так это хлопотливой возни вокруг меня.
В комнате было по-утреннему сумрачно. В носу щекотало от въедливого запаха мази, впитавшегося в постельное белье и сырости, какая всегда бывает под утро в холодной комнате. Я лежала совершенно неподвижно. Не вздыхала и не глазела в потолок. Глаза были закрыты, руки сложены на груди поверх одеяла. Я лежала так тихо, что если бы Жаннин открыла глаза, чтобы проверить состояние пострадавшей, то она, с ее то актерским воображением, могла бы запросто удивиться, не обнаружив в руках у меня зажженной свечи и распятия.
Зато я могла подумать. Перед глазами неотступно стояла картина ночной борьбы. Я до сих пор ощущала на теле горящие отпечатки цепких, сильных рук, толкавших меня в пролом.
Шок, который я испытала, оказался гораздо сильнее, чем я ожидала. Ведь я была на краю гибели! И если бы не случайность, если бы я не увидела тень на стене, не шагнула назад от ступеней, то сейчас бы лежала на нижнем ярусе башни со сломанной шеей.
Теперь то я со всей ясностью понимала, что меня заманили в ловушку. А я, как глупый, доверчивый щенок повелась на приманку и бросилась в расставленные сети!
Я же с самого начала ощущала что-то неладное. Неестественно тихий, неясный крик - разве так зовет на помощь попавший в беду человек? Этот спектакль предназначался для меня одной. Только я должна была слышать этот крик. Я, а не весь дом!
Сейчас без колебаний могу сказать, что зов, разбудивший меня, доносился отнюдь не из башни. А отсюда, из коридора. Нападавший вынужден был подойти к моей двери, чтобы разбудить меня, но звал очень тихо, талантливо играя голосом. Ему пришлось потрудиться, поскольку из-за отвара я провалилась в забытьё и проснулась не сразу. Ах да, отвар! Похоже, он тоже часть спектакля. Нужно было ослабить меня - и как этого добиться? Конечно же, снотворным!
Я вспомнила, как стоя в коридоре, мне казалось, что крик звучит где-то поблизости. Нападавший был уверен, что ничем не рискует, что кроме меня некому слышать его, и потому мог запросто совершать маневры, перемещаясь то в башню, то в коридор, наблюдая за мной и подталкивая своим криком о помощи. Получается, что он знал, что в соседних комнатах никого нет! Но как же он мог знать? Если только...Стоп! Я не должна возводить напраслины! То, что женщин не было, еще не означает, что кто-то из них напал на меня. Рассуждай здраво...у них могли быть свои дела. Ночью? Да ночью!
Ну, Джессика то понятно. Тут и гадать нечего - она стояла рядом с Дамьяном, прижималась как-то...как-то уж слишком по-собственнически, будто даже в такую минуту хотела показать мне, что только она может владеть им...И, возможно...хм...у нее вошло в привычку не ночевать в своей комнате. Уж слишком откровенно она временами смотрит на него. И, естественно, об их отношениях и о том, что Джессика проводит ночь не в своей комнате, мог знать и нападавший.
А вот Жаннин... я приоткрыла глаза и покосилась на спавшую в кресле женщину. Она все также сладко посапывала, вздрагивая губами и что-то лопоча во сне. Заботы о пострадавшей не сильно волновали ее, и она без зазрения совести отдалась во власть Морфею. Мне вдруг пришло в голову, что утром так крепко спать может только человек, прободрствовавший всю ночь.
Где же ты была, Жаннин? Если это она выманила меня и ждала там, в башне, тогда многое сходится. И отвар, напичканный снотворным, чтобы вялость свела на нет мое сопротивление, а затуманенный дремой мозг не сообразил раньше времени, что происходит. И крики, так мастерски разыгранные, что я встревожилась и, не раздумывая, пошла на зов. Кроме того Жаннин могла знать, что в соседней комнате никого нет, и Джессика не станет случайной помехой в ее изощренном плане. Мне припомнилось наш вечерний разговор, когда она так душевно желала мне спокойной ночи. Еще тогда мне почудилась какая-то деланность в ее поведении...Неужели это она?! И все же... Да, бесспорно, у нее был повод. Она жаждала стать хозяйкой в Китчестере не менее страстно, чем ее сын. И все-таки меня не оставляло сомнение.
Сквозь полуопущенные веки я с пристрастием вглядывалась в ее лицо. Розовое, полное, простоватое, но если всмотреться, заметны завистливые складки в уголках губ и не разгладившееся даже во сне выражение жадности. Но способна ли Жаннин на хладнокровное, тщательно продуманное убийство? И если да, что помешало ей сделать это сейчас, когда мы одни в комнате, а я беспомощна и измучена болью?! И разве могла бы она так спокойно развалиться в кресле и, словно невинный младенец, отдаться на волю мирному сну, если бы всю ночь строила чудовищный план моего убийства, а потом с безжалостностью приводила его в исполнение?
Я слышала, как Жаннин неоднократно говорила, не таясь и как бы оправдываясь, что бывают ночи, когда ею овладевает такой чудовищный голод, что, измучившись сильными спазмами в животе, она вынуждена спускаться на кухню и перехватывать чуток холодного мясца и кусочек сыра, чтобы до утра успокоить разбушевавшийся желудок.
- Голод - он нестерпимее самого мучительного недуга! - восклицала она при этом. - И если затягивать с "лечением", то он только обостриться и...страшно подумать, какие могут быть последствия! А поесть я люблю! И не вижу в этом никакого преступления. Ростбифы ведь не жарятся исключительно ради созерцания их пленительной красоты!
Возможно, и в этот раз, она прокралась на кухню и усиленно предалась самолечению, втихаря разделавшись с кусками холодного мяса, за которыми последовал приличный ломоть ее любимого козьего сыра, и, запив все это удовольствие домашним элем, предотвратила тем самым страшные последствия ее чудовищного голода.
И потом, размышляла я, оглядывая рыхлую фигуру, развалившейся в кресле. Жаннин была не маленькая. Очень даже не маленькая. Конечно, в сравнении с тетей Гризельдой она проигрывала. Толщина ее фигуры была еще далека от совершенства и не настолько развита в отличие от тетушкиной, но и с таким недостатком Жаннин казалась весьма грузной особой. Однако нападавший был куда проворнее, умудряясь не только бесшумно двигаться, но и достаточно быстро перемещаться. Правда, мне вспомнилось, граф однажды упоминал, что во времена своей актерской молодости Жаннин танцевала в кордебалете...
Я старалась припомнить все, что хоть немного отпечаталось в памяти о нападавшем. Но как не усердствовала, он так и остался скрытым под покровом тьмы. Единственное, в чем я была уверенна, так это в ненависти, лютой ненависти, владевшей им. Сейчас я ругала себя самыми суровыми словами, что мне не хватило сил или...смелости обернуться и посмотреть ему в лицо. Даже сквозь темень, даже с затуманенным сознанием я бы смогла понять - кто же это! Но нет...нападавший, все тщательно продумал! Тьма, внезапность, снотворное и, конечно же, дикая, всеохватывающая боль от ударов - помогли ему ослабить меня и...остаться неузнанным, когда его кошмарный план не удался.
Почему, он не смог столкнуть меня?! Впрочем, должна признать, я отнюдь не кроха, а довольно рослая особа. И совсем не принадлежу к тем заморенным девицам, которые надрываются, взяв в руки зонтик, или сгибаются под тяжестью сервировочного чайника. Я всегда с гордостью думала, что устою и выдержу там, где любая из этих девица шлепнется в обморок и раскиснет от соленого водопада собственных слез. А ведь так и случилось! Одурманенная снотворным, я все-таки смогла выдержать, смогла противостоять! Противник недооценил меня! И, кроме того, я не раз читала, что, в борьбе за свою жизнь, человек способен выделывать такие трюки, какие не под силу и ярмарочным гимнастам.
Этот некто не выходил у меня из головы. Кто же это? Кто еще кроме Жаннин мог подсыпать в отвар снотворное? Может, я зря пытаюсь найти оправдания для нее? Если же не она, то кто?
Изо всех сил я пыталась сдержать ломившиеся в душу подозрения и страхи. Я отвергала их. Я призывала себе на помощь все мыслимые причины, которые подтвердили бы неприемлемость того объяснения, которое неотступно преследовало меня и страшило. Голос разума я слушать отказывалась. А разум приводил очень веский довод: если он женится на тебе, то все равно не будет полновластным владельцем Китчестера, а если ты умрешь, замок целиком перейдет в его руки! Все кричало во мне: посмотри, посмотри в лицо фактам. Не было бы тебя на пути, все было бы в его руках. В руках Дамьяна!
И его хлыст...я ведь слышала торопливый шепот Джордана, о том, что там был хлыст. Но как он очутился там? Дамьян никогда не расстается с ним! А что если... что если он не только хотел убить меня, но и отомстить, потешив ненависть, пылавшую в нем, из-за того, что я сама воспользовалась этим хлыстом, спасая Джудит от его домогательств?! Может быть, поэтому нападавший с таким рвением полосовал мне спину!
Мог ли Дамьян пойти на убийство? "Да, мог!" - с внезапной ясностью поняла я, вспомнив холодную жестокость, с какой он расправлялся с препятствиями, вставшими у него на пути. Но как же Джессика, ведь они были вдвоем?! Да, но в его ли спальне? Может быть, они вдвоем и придумали весь этот изощренный план?... Чего действительно хотел Дамьян? Хотел ли он быть единоличным владельцем поместья? И вообще знала ли я Дамьяна?
"Хватит!" - осадила я себя, чуть ли не со злостью. Если продолжать в том же духе, можно надумать таких отвратительных вещей, от которых самой же будет стыдно! Все мои подозрения необоснованны. Пока единственное, что я знала - моя жизнь в опасности. Преследования, шаги, смазанные петли - все это не игра моего воображения. Тот, кто хочет избавиться от меня, действовал без колебаний и вряд ли оставит свои попытки.
От этой мысли мне стало как-то жутко. Я неосознанно сжала заледеневшие пальцы в кулак, и заметила это только, когда ногти больно впились в ладонь.
Жаннин все так же спала. За то время, что я размышляла, она ни разу не пошевелилась и, если бы не сладкое посапывание, можно было подумать, что в кресло усадили восковую куклу мадам Тюссо. Правда, сама я никогда не видела ни одного творения знаменитой мадам, но легко могла представить, так как отец ни раз вдохновенно описывал их. Однажды, еще в годы учебы, он увлекся этим необычным искусством. И во время кратких пребываний в Лондоне обязательно посещал Бейкер-стрит, где располагалась выставка восковых фигур. Тогда еще была жива создательница коллекции, Мария Тюссо, и она не только сама представляла свои творения, но и показывала некоторые моменты своей столь тонкой работы. Отца восхищала "практически неотличимость" экспонатов от их реальных прототипов, и чрезвычайно занимала технология воскового литья. Он и сам пробовал добиться результатов в этом деле, но так и не сознался, что же у него вышло. Уже тогда отец выказывал интерес ко всякого рода экспериментам.
Стараясь не шуметь, я поднялась, скривившись от боли. Лежать больше не могла. Спина нещадно ныла. Да и тело отекло от долгого лежания. На цыпочках пройдя в туалетную комнату, я заметила чашу с водой. За ночь вода стала совсем ледяная. Я вспомнила, как окунула в нее лицо, стараясь избавиться от сонливости. И это тоже спасло меня, мелькнуло в голове. Если бы я хоть на время не приободрилась, то до башни доковыляла бы уже сонная и обессиленная.
Окунув руки в воду, я приложила влажные ладони к лицу и на миг застыла так. Если я останусь здесь, то непременно случиться еще что-нибудь, подумала я. Если останусь... Стоит ли рисковать, чтобы вновь столкнуться с неизвестным, который хочет, чтобы я исчезла. Я не знала, как быть. Сегодня утром Найтингейл Сноу казалась мне почти незнакомкой, которая сильно во всем сомневалась и к тому же была страшно растеряна.
Боялась ли я? Да, очень! Тогда в чем же дело? Мне ведь ничего не стоит собрать свои немногочисленные вещи и сегодня же покинуть Китчестер. Возможно, тот человек вздохнет с облегчением, если я не буду маячить у него перед носом. Ничто не удерживает меня здесь - кроме моей собственной воли.
Смочив полотенце, я осторожно протерла красные рубцы на плечах и спине, до которых смогла дотянуться. Еще долго шрамы будут напоминать мне о сегодняшней ночи. Глаза защипало, нахлынули запоздалые слезы. Я как будто ясно ощутила обжигающее прикосновение хлыста к своему телу. Вмиг ослабев, я облокотилась на полку, сдвинув в сторону кувшин и чашу. И стояла так, закрыв глаза и пытаясь успокоиться.
И вдруг раздался какой-то скрип, от которого сразу ёкнуло сердце, настолько я была взвинчена. Обернувшись на звук, я увидела, как медленно открывается дверь. Я уже приготовилась к самому страшному...Но за дверью оказался всего лишь старый граф. Увидев меня на ногах, он тут же заголосил, сотрясаясь всем телом от натуги:
- Ты чего это шастаешь, безобразница! А ну марш в постель, тоже мне, геройствовать вздумала! Вон какая белая, будто муку раздувала! Того и гляди, без чувств бухнешься. На кой мне тут вторая чахоточная истеричка?! Сейчас твоя показушная выдержка никому не нужна! Лучше отлежись...И куда только эта тетеря смо...а-а-а храпит тетеря и в ус не дует...
Стариковскому возмущению не было предела. Неизвестно сколько времени он еще многословил бы, если бы я не прервала его весьма наглым образом. Слезы уже прекратились, но вот мой нос все еще пребывал в плаксивом состоянии и, раскиснув, тёк самым неподобающим образом. Бестактно шмыгнув носом, а потом еще парочку раз, я поспешно отвернулась от графа и, пройдя к комоду, вытащила оттуда носовой платок и дерзко высморкалась.
- Ну, что разнюнилась, как садовая лейка! - ответил на это бескультурье дед. - Неразумно с твоей стороны так раскисать из-за глупой шутки!
В первый момент я не поняла, что имеет в виду граф, говоря о глупой шутке. С тугим скрипом, достойным медлительной старой телеги, до меня наконец-то добрался смысл стариковских слов. Я никак не могла поверить, что граф мог так интерпретировать то, что произошло сегодня ночью в башне.
- Глупая шутка?! - выкрикнула я. Какой же бред, так думать! Я держалась на грани, еще мгновение и я сорвусь в истерике. - Это не шутка! Это совсем не шутка! А если кто так шутит, то таким шутникам место на виселице!
Я возмущенно уставилась на деда. Он же без тени смущения подошел к креслу, где спала Жаннин, сном настолько крепким, что наши громкие голоса ни сколько не потревожили его сладости, и совсем неделикатно тряхнул ее за плечо. Та тут же распахнула круглые глаза, и ей хватило всего дольки секунды, чтобы сообразить, что происходит. Столь моментальная реакция вызвала у меня заслуженные подозрения в глубине и безмятежности ее сна.
- О, Найтингейл, ты уже проснулась, - проворковала она, моргая глазами, словно прогоняя остатки дремы. - Но что же ты встала, тебе нужно лежать, набираться сил.
И эта туда же...Я пристально всматривалась в ее глаза, изучала выражение лица, стараясь уловить хоть какие-то признаки волнения или нервозности. Если это она была в башне, то возможно выдаст себя.
- Ага, опомнилась, тетеря! - гаркнул дед ей в самое ухо. Его хиленькая фигурка на фоне выпрямившейся в кресле Жаннин смотрелась весьма убого. Но это не помешало старику в горячке гнева сорвать с нее плед и, забросив его за кровать, сунуть остолбеневшей Жаннин под нос худосочный кулак.
- Вот, что ты у меня получишь! Будешь знать, как отлынивать! Тебя сюда зачем посадили - свиным храпом стены сотрясать? Девочка еще слишком слаба, чтобы самостоятельно передвигаться и вообще вставать!
- Вот и я об том же... - пролепетала женщина, затравленно косясь на меня.
- Дедушка, успокойтесь же! - попыталась усмирить я его, но вошедшего во вкус старика остановить теперь могла только хорошенькая встряска, которая на пару минут ввела бы его в отрезвляющий ступор. Только изрыгнув из себя всевозможные проклятия, он, наконец, утих и отослал бедняжку на кухню, приготовить для меня мазь и настой, а также отправить сюда служанок перестелить свежее белье и принести завтрак.
Когда мы остались одни, дед усадил меня перед собой и достаточно мягко, что дало основание считать весь выплеснутый на Жаннин гнев - очередным разыгранным действом, - заговорил со мной:
- Роби, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. На твоем месте я бы тоже принял за правду столь очевидный вывод. Но подумай, как следует. Не надо принимать скоропалительных решений...
- Скоропалительных?
- Поистине скоропалительных...
- Вы, похоже, говорите о чем-то мне неизвестном, граф, - не выдержав, грубо прервала его я.
- Ну, не лезь в бутылку, Роби. Если ты спокойно подумаешь над тем, что произошло ночью, ты поймешь, что это была шутка. Да, жестокая, безобразная шутка. По-видимому, он хотел припугнуть тебя или проучить за что-то...
- Он? Вы полагаете в башне был Дамьян? И он всего лишь подшутил надо мной?! - я была просто поражена таким нелепым заявлением.
- Конечно же Дамьян, кто же еще, мог пойти на такую беспринципную выходку. А ты сама разве не видела, кто тебя стегал?
- Нет. Было темно.
- Не важно, все итак ясно. Джордан сообщил мне, что нашел его хлыст. А мальчишка не позволяет никому брать свои вещи. И выкинь все эти чертовы мысли, будто он хотел избавиться от тебя...Знаю, знаю, что твориться в твоей беспокойной голове. Согласен, он перестарался, запугивая тебя. За это он еще ответит у меня... Но это не в его правилах бездействовать и выпускать из рук, то, что ему требуется.
- Нет, это не была шутка, - отрезала я и твердо произнесла. - Меня хотели убить! Поверьте, я способна отличить "шутливые запугивания" от покушения на жизнь.
- Дитя мое, полежи пару дней, наберись сил. Знаешь, как хорошо думается, когда нечем заняться кроме как разглядывания мух на потолке. Вот все и обдумаешь, - как ты умеешь, - здраво, рассудительно. Уверен, ты прислушаешься и согласишься со мной.
Нет же, нет! Всем предшествовавшим событиям находилось одно объяснение, и оно казалось наиболее вероятным. Меня хотели убить! Но граф твердо намерен думать, что меня запугивали! Ясно, что я не смогу разубедить его.
- Надеюсь, ты не поддашься страхам из-за этого инцидента и не сбежишь из Китчестера? - тем временем вопрошал меня граф. - Будет прискорбно, если ты дашь слабину, на что, видимо, и рассчитывал Дамьян, запугивая тебя.
Хитрый старик, не щадя, играл на моей гордости. Но я все еще сама не знала, как поступлю.
- Ну все, ложись и дыши глубже... Главное спокойствие.
- Я собиралась спуститься.
- Вот еще, надумала! Спустишься, когда я скажу, что ты здорова.
- Но мне надо поговорить с...
Он опять нетерпеливо прервал меня, отмахнувшись.
- Оставь! Хочешь, чтобы все подумали, что здесь что-то нечисто? Хорошенькую же ты кашу заваришь! И Дамьяна под монастырь подведешь.
Почему дед так упорно выгораживает его? Похоже старика больше волнует благополучие Дамьяна, чем мое, его недавно обретенной внучки? Или же он тревожиться за Китчестер? И все же, что бы дед не говорил, я не была уверена, что в башне меня поджидал именно Дамьян.
В комнату после робкого стука вошли служанки. Одна принесла душистый куриный бульон и горячие гренки. Другая несла постельное белье. Пока они перестилали кровать, дед молчал, отойдя к окну и заложив руки за спину. Похоже, он хотел еще поговорить, но, ожидая, пока мы останемся одни, передумал. Однако, прощаясь, беспокойно сказал, нервно подергивая редкую растительность на дряблом подбородке.
- Как бы то ни было, ты подверглась опасности. Роби, девочка моя, если с тобой что-то случиться...- Он не договорил, его лицо исказилось, будто от боли. - Это урок всем нам. В дальнейшем тебе надо быть осторожной...Последствия такого рода приключений могут быть самыми неожиданными.
Вскоре появилась Жаннин с печатью тревоги и озабоченностью на лице. Убедившись, что гневная физиономия графа, с выступившей от переизбытка эмоций испариной, не мелькает в пределах видимости, она зашла в комнату и, поставив поднос со склянками и стаканом с мутной жидкостью, стала по хозяйски переправлять только что заправленную постель.
- Как ты себя чувствуешь, Найтингейл? - спросила она после ловких манипуляций с одеялом и подушками. - Господи, мы все испереживались! Я просто глазам не поверила, когда прибежала вслед за слугами, увидела тебя, насмерть вцепившуюся в веревку. На какое-то мгновение я подумала, жива ли ты?
- Я живучая, - сказала я, заглядывая ей в глаза, - со мной не так-то легко справиться.
- Это утешает, - ответила Жаннин, наклоняясь и небрежно одергивая свисавшие концы простыни. - Только, когда Дамьян нёс тебя на руках, мы так не думали. Уже тут, когда ты оказалась под одеялами и начала стонать и метаться, выдавая нам в бреду какую-то детективную историю про убийства и таинственных незнакомцев, Джессика, помню, предложила послать за священником, но Элеонора окатила ее таким убийственным взглядом, что твоя страсть к детективам могла быть вот-вот удовлетворена.
- О, даже не вериться, что леди Редлиф заступилась за меня!
- Ага, и мне с трудом. Но мы же одна семья! Эллен вон тоже озаботилась и принесла для тебя кучу лекарств и мазь. И кстати, я была права, мой мальчик все-таки увлекся тобой. Как я и предсказывала! Он так перепугался за тебя, что у меня сразу отпали все сомнения!
Она умильно посмотрела на меня, а затем открыла баночку со зловонной мазью и кивком головы велела мне лечь, чтобы смазать рубцы. Я послушно растянулась на кровати, оголив спину.
- Жаннин, а что, по-вашему, случилось со мной? - напрямик спросила я ее, следя за ней поверх задранной мне на голову ночной рубашки.
- Э-э, - на мгновение замялась она. - Мы ждем, когда ты сама все расскажешь. Однако граф Китчестер уверен, что над тобой жестоко подшутили.
- А это так?
- Откуда я знаю, Найтингейл?! Ты так спрашиваешь, как будто я там была...Спроси у Дамьяна, возможно, он ответит тебе более определенно.
- Вы думаете, что на меня напал ваш сын?
- Господи, да ничего я не думаю! Хотя это в его духе. Я не удивлюсь, если это окажется правдой. Только не пойму, зачем ты пошла через башни, я ведь тебя предупреждала, еще в день приезда, что ходить там опасно. Да и потом, какие неотложные дела могут быть ночью?
А какие у тебя были дела, Жаннин? Я чуть было не ляпнула это вслух, но вовремя сдержалась, понимая, что все равно не услышу правды.
- Я и сама не пойму, зачем. Наверное, была в беспамятстве, - сказав это, я вновь следила за ее реакцией. Но ничего подозрительного на ее благодушном лице не наблюдалось.
- Между прочим, Дамьян приказал не отлучаться от тебя, и я клятвенно пообещала смотреть за тобой, пока его не будет. Мало ли что с тобой опять случится. Ты такая непоседа!
Она как-то хлипко вздохнула, будто пытаясь загладить прозвучавшую в ее голосе насмешку.
- Он куда-то уехал? - спросила я вдруг осипшим голосом.
- Еще ночью. Сразу же, как убедился, что с тобой все в порядке. Правда, сначала они с графом полаялись. Тот обвинял его. А мы слышали, как Дамьян выкрикнул: "Мне и это записать на свой счет?!". А старик в ответ: "А на чей же?"...
- А что Дамьян?
- Не знаю, - Жаннин пожала плечами, ее как будто не интересовал этот вопрос. - Дальше он говорил тихо. Слышно было только старика, он орал, что Дамьян "перешел все границы"... Ну, вот и все! Еще пару деньков и твои раны заживут. Скоро и не вспомнишь о них. А теперь ложись, я укрою тебя и подоткну одеяло, чтобы было удобно. Не хочу, чтобы что-то тревожило твой сон.
От такой безграничной заботы я переполнилась чувствами, однако у меня с еще большим рвением, чем прежде, зачесались руки, свершить нечто непозволительное с суетившейся надо мной, как наседка над цыпленком, миссис Клифер.
- Я принесла тебе особый отвар, он хорош после нервных потрясений.
- Спасибо, вы так заботитесь обо мне.
- Тогда выпей. Сама не поверишь, как быстро тебе полегчает.
Я взяла у нее стакан двумя руками, придерживая за изогнутую ручку серебряного подстаканника, и прижала к груди, согреваясь его приятной теплотой. Пряный аромат трав приятным щекотал нос. Я поднесла стакан к губам. Но отпить так и не решилась.
- Не могу я сейчас ничего пить, - вырвалось у меня, - я слишком устала.