Левина Екатерина : другие произведения.

Соловей для черного принца. Главы 24-26

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:


ГЛАВА 24

   Со временем страх, испытанный мною в сторожевой башне сгладился. Через день после этого случая Дамьян уехал на неделю по делам. А мне открылась неприятная истина - после его отъезда никто не беспокоил меня по ночам. Я старалась отнестись к этому спокойно и не раз напоминала себе, что именно от него и можно было ожидать запугиваний.
   Однако, поняв, что виновником моих страхов оказался все-таки Дамьян, я как будто вздохнула с облегчением. Теперь все встало на свои места, все стало понятным и объяснимым. Чем же еще развлекаться ему, как не запугиванием маленьких птичек? Для него это была очередная игра. Еще один способ обезоружить меня, подорвав волю и заставив бояться. Я представила, как он веселился там, на башне, чувствуя мою панику, слыша мой полный страха голос, наблюдая за мной из-за двери каморки. Нет уж! Я не позволю запугивать меня! Я укоряла себя за слабость, что позволила страху завладеть мной, за безмерную глупость, что, потакая беспочвенным, вздорным мыслям, уверилась, будто меня хотят убить. Что за нелепость!
   Сначала от безделья, а потом увлекшись, я начала приходить в теплицы. Правда, я больше мешалась под ногами, чем работала, но люди меня терпели. А мне нравилось возиться с землей, пропалывать ровные гряды, перебирать зрелые овощи и раскладывать в низкие квадратные ящики для отправки в города. Первое время работники смотрели на меня косо, будучи уверенными, что для "леди из замка" это всего лишь забава, и я сбегу, когда мне надоест "пачкать ручки". Когда же бегство не состоялось, а я наоборот приходила с завидным постоянством, люди стали относиться ко мне серьезно и даже с некоторой теплотой приняли в свои ряды.
   Дамьяна здесь уважали. Не раз я слышала, как работники отзывались о нем с искренним почтением. Общаясь с ними, я поняла, что они не просто рады работать у Китчестеров, где наемникам платят чуть больше, чем на фермах в деревнях, но и гордились своим местом здесь. Гордились работать именно у такого хозяина, как Дамьян Клифер. Он все знал, все умел, без труда решал любую возникшую проблему, не зазнавался, как другие господа, и даже гнул спину вместе со всеми, как обычный наемник! Но главное - хоть и был строг... уж что-что, а в строгости ему не откажешь, мог выпороть, если считал нужным... но все делал по справедливости!
   Разумеется, никто не забывал о его прежних, да и нынешних "делишках". Порой я слышала, как люди перешептывались, обсуждая его выходки, и все же мне казалось, что они закрывали на них глаза и даже многое прощали, и лишь за то, что он умелый хозяин.
   Я же, как заправский шпион, слушала, подслушивала, задавала вопросы и впитывала всю полученную о Дамьяне информацию. Мне хотелось знать о нем все: хорошее и плохое; все, чем могли поделиться эти люди. Я не боялась, что узнаю о новых скандалах или очередных проступках. К стыду своему, я пошла на поводу у своего сердца. Мне как будто стало все равно, какие еще недостатки я открою в нем. Зато с какой радостью я внимала похвалы ему!
   Граф Китчестер неодобрительно смотрел на мое увлечение. Первые дни он, как и работники в теплицах, считал, что я потакаю своей прихоти, и в скором времени мне надоест, словно деревенщине, возиться с землей. Однако, поняв всю серьезность, с какой я отнеслась к работе, старик не на шутку встревожился. Он с негодованием воспринял то, что я сдружилась с людьми, и что еще хуже держу себя с ними на равных.
   - Пойми ты, упрямая девчонка, Китчестеры скорее жабу проглотят, чем позволят себе якшаться с подобными типами! - увещевал меня дед, когда мы собрались за обедом.
   Я только что вернулась из теплиц и, боясь опоздать к столу, не стала переодеваться. На подоле юбки, там, где не закрывал кожаный фартук, темнели пятна грязи. Я постаралась очистить их перед тем, как войти в гостиную, но грязь не поддавалась, и, напрасно провоевав с ней пару минут, я решила оставить все как есть.
   Увидев такое непотребство в моей одежде, оскорбившее ее взор, леди Редлифф буквально изошлась ядом. Уничижительным тоном она прочитала лекцию о не имевших манер и достоинства неблагодарных выскочках, от которых можно ждать любого бесстыдства, потому как воспитанные в грязи деревенских коттеджей, они, подобно свинье, везде выискивают свою излюбленную среду. С тем самым достоинством, об отсутствии которого сетовала старуха, я проигнорировала ее тираду. Зато на слова графа ответила с не меньшей страстью, чем только что вещала Элеонора.
   - Сожалею, но я не гурман, чтобы каждый раз глотать жабу, когда мне захочется поговорить с тем, кто не имеет столь ценного качества - быть Китчестером.
   - Ты сама Китчестер! - чуть ли не подскочив на стуле, гаркнул старик. - А мы не роемся в земле, подобно...
   - Ну, договаривайте, граф. Леди Редлифф была гораздо откровеннее и только что назвала вещи своими именами.
   Старик, набычившись, сжал зубы, и все присутствующие услышали остервенелый скрежет.
   Чуть позже Эллен, уже несколько дней как выходившая из своей комнаты, призналась, что еще никогда не видела, чтобы граф Китчестер сдерживал свою неукротимую ярость.
   - Ты ему, несомненно, дорога, Найтингейл! - подытожила она.
   Мы гуляли в саду, и зашли в беседку, где просидели, наслаждаясь приятным теньком, около получаса. Длительный постельный режим пошел Эллен на пользу. Лицо ее округлилось, нос и подбородок не казались болезненно острыми, глаза больше не походили на две темневших впадины, а на щеках появился легкий здоровый румянец. В поведении ее не было ничего странного, она была вполне нормальной, здравомыслящей женщиной, какой я знала ее вплоть до того трагического дня в часовне.
   - Временами, я не уверена, что дед питает ко мне какие-то родственные чувства, - сказала я в ответ. - Мне кажется, я нужна ему для своих непонятных мне пока целей.
   - Цель у него одна, ты же знаешь. И все же, к другим он не так терпим. Наверняка дядя боится, что ты до сих пор раздумываешь, и если он будет несдержан, то ты так и не согласишься.
   - Но я так и так не соглашусь, - спокойно возразила я.
   Эллен промолчала, но через какое-то время тихо без всякого выражения сказала:
   - Его это не остановит.
   Вскоре женщина почувствовала усталость и легкий озноб, означавший, что пора вернуться в постель и согреться травяным отваром. Недомогания все так же беспокоили ее, однако были не так часты и значительны, как должны быть при ее слабом здоровье.
   - Я не против, что ты ходишь в оранжереи, - вдруг призналась она, когда мы брели обратно. - Конечно, я многое не одобряю. Юным леди, да еще из такой семьи как наша, не подобает заводить предосудительные знакомства, какие могут печально повлиять на ее репутацию. Но... сам факт твоей помощи Дамьяну достоин похвалы. Я уверена, он это оценит.
   - Я хожу туда не ради Дамьяна, - не сдержалась и огрызнулась я. Меня неприятно удивило и расстроило отношение Эллен к простым людям. Впрочем, разве можно было требовать от нее, воспитанной в высокомерии и гордости Китчестеров, чего-то другого?!
   - Разве? А мне еще в самом начале казалось, что между вами вспыхнули некие...чувства, - осторожно заметила она.
   - Нет!
   Но излишняя эмоциональность выдала меня и Эллен ласково улыбнулась мне всё понимающей улыбкой.
   В скором времени дед сменил гнев на милость. Потому как даже в таком незначительном факте, как прополка грядок в теплицах, усмотрел выгоду для себя. Теперь старик был рад и не скрывал, что надеется, будто я, занявшись тем самым "делом!", которое вытащит Китчестер из выгребной ямы, уже не так-то легко смогу отказаться от наследства. Сколь велика значимость этого благородного дела, я осознала в тот же миг, поскольку дед, обратив плутовские глаза к небу и произнеся это животрепещущее слово, не сумел скрыть того благоговейного трепета, охватившего его при мыслях о теплицах и овощах.
   Время шло. Я гостила в замке больше трех недель, но о том, чтобы покинуть его, не было и речи. Моя все еще не насытившаяся приключениями душа никак не желала возвращаться в тихий Сильвер-Белл, где нет скопища "драконов" и потому не будет ставших такими увлекательными словесных поединков, вкуса маленьких побед, волнения и, конечно же, Дамьяна.
   Иногда, впрочем, я ощущала нечто вроде неловкости, вспоминая, наш маленький уютный домик, но я ведь не собиралась нарушать данного тетушке слово. Мой дом - Сильвер-Белл! И как бы восторженно я не относилась к замку, он никогда не займет места в моем сердце. Просто... как можно было не гордиться родственными узами с замком Китчестер-Холл!
   Чаще всего я находилась в обществе графа, поскольку ему, по его словам, никогда не наскучит моя компания, что, принимая во внимание его равнодушное отношение к другим, кроме Дамьяна, было весьма примечательным.
   Иногда у меня создавалось впечатление, что леди Редлифф относится ко мне с симпатией.
   - Это так. Ты дочь Эдварда и она приняла тебя с самого начала, - сказал дед, когда я поделилась с ним своими ощущениями. - Просто старая змеюка лишиться сна, если хоть на миг спрячет свои ядовитые жала. Наплюй на нее, пусть себе изводиться. Она будет доставать всех даже на краю могилы. Такая уж она уродилась - стервятница.
   Однако это впечатление рассеивалось, когда я понимала, что в очередной раз ее симпатия ко мне вызвана не мной самой, а исключительно местью Дамьяну, которому она непрерывно и неутомимо указывала "кто здесь наследник". А если что и устраивало ее во мне лично, так это досадные недостатки, каких было предостаточно. Они тешили ее самолюбие не меньше, чем месть жабенышу. Элеонора всячески пыталась давить на меня, попрекать и "тыкать" моей никчемностью и все потому, что чувствовала во мне отсутствие благоговения к ней, и это задевало ее.
   ...День выдался пасмурным и холодным. Серая полупрозрачная дымка скрывала солнце и бледный матовый свет его заливал все вокруг. Дождей не было, но от унылой погоды в эти дни, можно было впасть в меланхолию. И все же, отправляясь на прогулку в полдень, я с самого начала чувствовала радостный подъем. Как будто сердце чего-то ждало и замирало в предвкушении. Оно и, правда, ждало. Сегодня приезжал Дамьян.
   Я вышла из замка, отправляясь побродить по окрестностям и, в конце концов, забралась на сторожевую башню, желая испытать себя. И хотя, поднимаясь, я ощущала, слабость в коленях, все же тот немой ужас, что испытала я, когда кто-то крался здесь за мной, почти позабылся. Да, фантазия моя поистине безгранична! Я посмеялась над собой и своими страхами.
   Оказавшись наверху, я с умиротворением, словно избавившись от тягостного наваждения, вздохнула. На этот вздох в небе отозвалась пронзительным криком птица. Я задрала голову. Она парила прямо надо мной, низко, будто не осилив высь. Бурая, с пестринками на светлой груди хищная птица. Маховые перья разошлись, и ее широкие крылья стали похожи на человеческие руки с растопыренными пальцами. Будто почувствовав мой взгляд, она вновь вскрикнула, тонко и надрывно. И в этом пронзающем небо звуке мне почудилось самое настоящее одиночество.
   А чуть погодя я увидела Дамьяна. Он лавировал между домиками, остроконечными заборчиками чуть выше колен и розовыми кустами, обступавшими со всех сторон, и целенаправленно двигался ко мне. Меня покоробила мысль дожидаться его здесь наверху, - вновь слышать, как раздаются на лестнице шаги, как жалобно скрепит настил; а потому я немедля спустилась вниз.
   - Соскучилась, соловей? - весело спросил он.
   - Полагаю, ты и сам в это не веришь!
   Он улыбался, как будто был ужасно рад нашей встрече. Я почувствовала себя безрассудно счастливой, потому что поняла, он пошел искать меня, сразу же, как приехал, даже не заходил в дом. И не успела я опомниться, как мы уже шли вдоль крепостных стен.
   - Почему же, верю, очень даже... Я и сам скучал по тебе, Найтингейл.
   - Скучал по мне? - промямлила я.
   - Кто же еще способен так усердно демонстрировать благоразумие и неустанно отвергать меня. Мне так не хватало этих качеств все эти долгие дни, что жажда их толкнула меня на столь непристойный поступок, как скучать по тебе.
   Я была сбита с толку искренностью прозвучавшей в его голосе и сердечной шутливостью. Но мне хватило сил не растаять и лукаво заметить:
   - Даже не знаю: благодарить ли тебя за комплимент или извиниться за то, что втянула тебя в такое искушение.
   - Поступай, как всегда - или почти как всегда, - говори то, что думаешь
   - Тогда я помолчу.
   Дамьян хмыкнул. Но решил помолчать вместе со мной. В молчании мы вышли из замка, и я непроизвольно оглянулась в ту сторону, где у речки нависал бревенчатый мостик. Дамьян понял меня без слов, и мы направились туда.
   - Не следует гулять в одиночестве, - сказал он, когда мы подходили к ивам. - Иногда можно наткнуться на не слишком приятную встречу. Особенно здесь у реки и оврагов.
   - Твои дружки промышляют? - вырвалось у меня.
   - Угу, и они тоже.
   - Тогда мне и тебя следует опасаться.
   - Непременно!
   Я искоса взглянула на него, Дамьян не сдерживал улыбки.
   - А я люблю одиночество. И прогулки в одиночестве. Это прекрасная возможность разобрать бардак в голове, расставить все по полочкам, хорошенько поразмышлять и...
   -...подготовиться к битве!
   - Да... - я кивнула, он сказал именно то, что я хотела выразить. - Да, именно так - подготовиться к битве. Не важно с кем и когда. Главное быть всегда во всеоружии.
   И я вдруг поняла, что мне доставляет огромное удовольствие вот так идти рядом с ним, ощущать запах лошади и дорожной пыли, исходивший от него, и болтать ни о чем. И, никогда бы не подумала, что могу сказать такое, от него исходила какая-то спокойная искренность, словно он оставил всякое притворство и издёвки. Его глаза лучились тихой, непритворной радостью.
   В тот момент мне было безразлично даже то, что Дамьян вел со мной игру, пытаясь испугать и внушить вздорные страхи. Для чего ему это? Надеется, что я струшу и сбегу из замка? Но сейчас я не думала об этом, мне было абсолютно все равно.
   Никогда еще я не ощущала такой легкости, такой свободы с ним. И мне совершенно не хотелось бороться со своими чувствами к Дамьяну!
   Мы шли вдоль речки по осыпавшемуся комьями глиняному берегу. И разговаривали. Обо всем. Я чувствовала себя легкомысленной, перешедшей все мыслимые границы допустимого, беспечной девчонкой. На жалкие, неуловимые попискивания, какие издавало мое здравомыслие, отброшенное куда-то далеко за пределы внимания, не отзывалась ни одна частичка моей души.
   Дамьян вел по берегу, подавал руку, когда ямы или ветвистые коряги преграждали нам путь, и я без трепета и смущения, как будто делаю это тысячу раз на дню, прикасалась к нему. Один раз он внезапно замер и, приложив палец к губам, издал тихое "тс-с-с", а затем указал на воду, где у самого берега, спрятавшись под плоским листом плавуна, чуть топырившимся острой горкой, торчала из воды мордочка выдры. Стараясь не спугнуть ее, он медленно наклонился, выискал маленький катышек глины и бросил его, аккуратненько рядом с листом. Выдра вздрогнула и тут же с всплеском нырнула в воду, показав нам на прощание лоснящийся хвост.
   И, конечно же, не могло быть такого, чтобы мы не заговорили о Китчестере.
   - Он будто Кносский лабиринт, - сказала я. - Стоит только ступить в темный проход, как начинаешь блуждать по множеству коридорчиков, переходов, лестниц...И повсюду прошлое...
   - Оно то и убивает Китчестер!
   - Мне казалось, тебе нравится, что в замке с такой тщательностью хранят дух времен.
   - Вот именно, слишком тщательно, - мрачно отозвался Дамьян. - Эта тщательность уже давно стала больным наваждением. Можно хранить прошлое, но не превращать его в гибель замка.
   - Гибель замка?
   - Скажи на милость, зачем нужны гниющие гобелены? - воскликнул он, не скрывая горечи. - Разве ты не замечала изъеденных прелью дыр, пятен плесени и...да мало еще чего на особенно древних обивках? Вечная сырость, прелость, гниль - все это сжирает и замок, и нас вместе с ним. То же самое с мебелью! Нет, не со всей, большинство еще пригодна. Но есть, например, кресла, которые давно пора сжечь! Но нет же! Вместо этого кладут горы подушек, чтобы развёдшаяся там из-за сырости живность не отравляла восхищенные обстановкой прошлых веков взоры!
   - Зачем ты это сказал! - я поежилась. - Теперь я не смогу спокойно смотреть на гору подушек.
   - Не беспокойся, старики еще не совсем впали в маразм. Они не используют эту мебель. Ею только создают общий вид и тот самый дух, какой так дорог им. Для этих же целей они не ремонтируют сгнившие полы, лестницы, деревянную обшивку стен...
   - Но как же им это делать, если нет денег!
   - Все у них есть, Найтингейл! Этот старик далеко не дурак, но тот еще лентяй и хитрец. Он, как и все Китчестеры, ничего не делает сам и за свой счет. Все заботы перекладывает на чужие плечи. В данном случае на мои!
   - А когда-то хотел переложить на плечи сына, - задумавшись над его словами, заметила я. - Но тот захотел жить своей жизнью, а не ходить в прислугах у отца.
   - Ему нравиться гордиться замком, демонстрировать свое преклонение перед ним. Но он ничего, ничего не желает делать, чтобы сохранить его. Одни никчемные разговоры, да надежды, что кто-то придет, да все сделает. Ты видела документы...
   - Еще нет. Только завтра дед начнет знакомить меня с ними.
   - Обрати внимания на суммы с аренд и суммы, что тратятся на замок. Граф может позволить тратить больше на уход и ремонт, хотя бы поверхностный. Из-за этого они не стали бы жить впроголодь. Но старику нет никакого дела - залатали ли дыры в лестницах, очищают ли от копоти стены, вытрясают ли грязь и личинок из ковров, гобеленов и мебели... На моей памяти в замке ни разу не было масштабной уборки - а ведь именно эта грязь и убивает замок. Да этим пластам грязи столько же лет, сколько и Китчестеру! Сомневаюсь, что предкам графа было больше дела до элементарного ухода за замком. Они также неприкосновенно хранили прошлое!
   - Поэтому старик и приютил тебя. Он сам признавался мне, что видит в тебе единственного, кто сможет возродить Китчестер.
   - Он видит во мне собачку, Найтингейл. Собачку, которая ради косточки, готова вертеться, кусая свой собственный хвост, и прыгать через голову.
   - А косточка - это Китчестер? - поддела я его против воли, хотя сама была озадачена тем неподдельным сожалением, сквозившим в его словах.
   Он как будто открывался передо мной, хотел, чтобы я поняла, что по-настоящему твориться в его душе. Но уже в следующий миг Дамьян отвел глаза! Его лицо окаменело. Как будто ему неловко, как будто донельзя стыдно, за то, что он впервые в жизни с кем-то разделил свои переживания. И искренность, слишком скоротечную, сменила обычная для него насмешливость.
   На следующий день я, в самом деле, обратила внимания на подсчеты в расходно-приходных книгах. Судя по цифрам, граф Китчестер несомненно мог позволить себе более основательную заботу о замке. Однако когда я поинтересовалась, почему никакие работы не велись и не ведутся, он сослался на отсутствие солидных средств, которые требуются для серьезного ремонта.
   - А латать дырки - что? Пустая забава! Только денежку терять, а заплатка через день другой в негодность придет. И потом, кто ж гнильё латает - менять надо подчистую. А на такое дело - финансов нет. Вот и приходиться перебиваться.
   Похоже, Дамьян безошибочно распознал стариковскую суть. Граф одним властным жестом отверг все мои дальнейшие попытки поговорить на эту тему. А после, поняв, что я не приняла его объяснения и сдерживаю негодование, сварливо прокаркал:
   - Ох, несносная девчонка, и все-то тебе интересно, и все-то тебе надо знать!
   - Я только выполняю ваше же приказание - знакомлюсь со всем, что хоть как-то влияет на жизнь замка. Вы же сами настаивали, чтобы я училась вести дела. А этот вопрос непосредственно относится к числу важнейших дел.
   Старик крякнул и, не удостоив меня ответом, начал писать краткие заметки на полях, при этом сердито окуная перо в чернильницу и оставляя на бумаге безобразные кляксы.
   Мне ничего не оставалось, как забыть об этом нежелательном для деда разговоре и вернуться к изучению документов. Тем более что граф намеревался промучить меня до самого ужина, заставив изучить практически все хоть сколько-нибудь значимые бумаги. Отчеты, выписки, арендные договора, несколько бухгалтерских книг с записями за последние годы - внушительными стопками громоздились передо мной, закрывая старика, сидевшего в кресле с другой стороны стола. К вечеру глаза слезились от напряжения, а в голове стоял винегрет из цифр, сложения, вычитания и прочих математических премудростей. Столь изрядная мыслительная нагрузка, да еще сопровождаемая разъяснениями и наставлениями, совершенно вымотала меня.
   К тому же, за ужином леди Редлифф пребывала в озабоченном настроении, что являлось для нее вполне естественным состоянием, и изощрялась в придирках к мистеру Уолтеру. Тот в свою очередь был настолько любезен, что умудрялся пропускать мимо ушей все те упреки, какие терпеливо высказывала старуха, и без тени тревоги на озаренном лице декламировал что-то страстное говяжьему студню, обсыпанному укропом и временами подозрительно вздрагивавшему.
   От нудного ворчания Элеоноры (и как это она обошла своим вниманием меня?) разболелась голова. Я извинилась и, объяснив, что мне нездоровиться, уже надеялась покинуть столь приятное общество и подняться к себе. Но неожиданно, все очень обеспокоились. Жаннин тут же вызвалась сходить на кухню и приготовить травяной отвар, который успокоит и "мигрень как рукой снимет". Я не успела возразить, а она уже вышла за дверь. Свою лепту в тревогу обо мне внес и полковник Редлифф, без лишних слов, опрокинув в мой бокал содержимое своего. При этом он с усилием соорудил на своем лице вымученное выражение, которое по его задумкам означало "подбадривание" и пробубнил, указывая на бренди в моем бокале:
   - Отвар, отвар...тьфу, одно расстройство кишечное! Вот, где ценность то...лекарственная...
   Твердо, но вежливо, чтобы не расстроить чуткого полковника, я отказалась от бодрящего лекарства, пояснив, что мой слабый организм не приспособлен к столь действенному лечению.
   Через полчаса после того, как я зашла в свою комнату, в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, появилась Жаннин. Под мышкой, прижав к груди, она несла грелку, а следовавшая за ней Марта Стоун - поднос с отваром.
   - Так, это сразу же выпить! Корень валерианы, мелиса и мед - волшебное средство от любого беспокойства. Будешь спать как убитая!...Пей! Марта, держи грелку! Положи ее под подушку, чтобы голова мисс Сноу была в тепле... И поленья подкинь...Жуть, как холодно! Ну, все, теперь можешь идти...Боже, какая глупая девица!
   Я оставила это заявление без комментариев...Боль в голове усилилась и пульсирующими молоточками стучала в висках. Под требовательным взором Жаннин я выпила отвар до капельки.
   - Теперь ложись. Знаю я, что это такое, когда голова разламывается на части! Через несколько минуток забудешь о своей мигрени. Ну, все... если больше ничего не нужно, пожелаю спокойной ночи. Спокойной ночи, дорогая.
   - Спокойной ночи, - ответила я.
   Выходя, она еще раз нежно улыбнулась.
   - Добрых тебе снов.
   - Добрых... - повторила я. Дверь закрылась. Была какая-то деланность в поведении Жаннин. Уж слишком она хотела казаться сердечной.
   Вся беда в том, решила я, что я привыкла ощущать себя помехой в Китчестере, и поэтому не могу поверить в искренность и дружелюбное отношение к себе.
   Вынув из-под подушки грелку, я забралась в постель. И как только нырнула в роскошную пуховую перину, тут же провалилась в глубокий сон.
  

ГЛАВА 25

   Я открыла глаза и уставилась в темноту. Ясно помню, что мне снились цифры. Дико выплясывая, они кружились вокруг меня в безумном хороводе и вопили каркающим графским голосом. Но что же разбудило меня?
   Я приподнялась на локте, прислушиваясь к темноте. Но все было тихо. Отяжелевшие веки сами собой смежились, и не прошло и минуты, как я вновь забылась сном. И...проснулась. Я не сразу поняла отчего. Комната была залита лунным светом, но чувствовалась какая-то тревога.
   - Помогите...
   Неясный крик прорезал тишину. Он прозвучал так невнятно, так надрывно... Какие-то секунды я еще вслушивалась, пытаясь осознать, что происходит. Но затем спрыгнула с кровати и подскочила к двери. От резкого порыва в глазах все поплыло. Чтобы не упасть, я на миг прижалась к стене. Голова, словно налитая чугуном, тянула вниз. Повернув ключ, я открыла дверь и выглянула в коридор, опершись о дверной косяк.
   - Помогите...
   Зов шел издалека, оттуда, где были две башни и переход между ними. Сквозь обволакивающий туман сна я вспомнила дыру на лестнице и чудом державшиеся камни в стенной кладке. Неужели кто-то пошел через башню и провалился? Или попал под обвал?!
   Зов повторился. Такой далекий, еле слышный. Не медля, я бросилась к комоду, но только с третьей попытки зажгла свечу. В глазах все еще плыло, одолевала зевота. Даже тревога не стряхнула слабость дрёмы. Вялые руки не слушались, голова клонилась к низу, и мне казалось, что я вот-вот осяду на пол и засну. Не отдавая себе отчет, только желая поскорее освободиться от душащих оков сна, я вылила в умывальную чашу всё, что осталось в кувшине, и, задержав дыхание, погрузила лицо в холодную воду. Дремота как будто немного отступила.
   Затем босиком, даже не заметив этого, я вышла в коридор и прислушалась. Но крик не повторялся. Надо разбудить кого-нибудь. Время неумолимо шло, но тишину не нарушал ни единый звук. Почему же молчат? Почему не зовут на помощь...Я боялась думать, что могло означать это безмолвие.
   Ближайшая комната - Джессики. Но даже сейчас моя глупая неприязнь не позволила обратиться к ней. Я прошла дальше и постучала в дверь Жаннин. Через пару секунд постучала сильнее, но ответа всё не было. Надавив, я обнаружила, что дверь не заперта. Не церемонясь, вошла. Только трепещущий огонек моей свечи освещал спальню. Я различила широкую кровать под балдахином, но мне показалось, что в ней никого нет. Света было недостаточно, чтобы убедиться в этом. И вдруг я вновь уловила неясный крик. Он подтолкнул меня к действию. Пройдя в комнату, я осветила кровать. На ней и впрямь никого не было.
   Задумываться об этом было некогда. Я бросилась к двери Джессики. Но и тут меня постигла неудача. Я громко стучала, не боясь разбудить весь дом. И уже готова была кричать сама, лишь бы кто-нибудь откликнулся и поспешил в башенку вместе со мной.
   И опять я услышала зов:
   - Помогите...
   Мне почудилось (но это все из-за нервов, думала я в тот момент), что крик прозвучал гораздо ближе и как-то настойчиво.
   - Помогите...- вновь повторилось глухо и натужливо, но как будто где-то рядом.
   Надо спешить. Надо помочь. Надо узнать - серьезно ли ранен человек; а потом я сбегаю за помощью. Но, по крайней мере, он будет знать, что его услышали, что его спасут!
   Я дошла до лестницы, ведущей вниз, в холл. И на миг замерла. Можно сразу же спуститься на второй этаж и позвать Дамьяна или спуститься еще ниже и позвать слуг, ночевавших в замке.
   Огонь свечи озарял желтым пятном лестничный пролет. И в этом пятне через все ступеньки уродливо тянулась моя длинная тень. Внезапно я почувствовала тревогу. Но не прежнюю тревогу за того человека, что зовет на помощь. Нет, это была какая-то необъяснимая тревога, как та, что охватила меня в сторожевой башне, когда я слышала шаги.
   Я отошла от лестницы и ступила в черный проход башни, пристроенной к дому. До соседней, где разрушены ступени, идти совсем чуть-чуть: только пересечь квадратную башенную площадку и короткий переход, соединявший обе башни. Но я отчего-то медлила.
   - Помогите...
   Сдавленный крик беспомощно затих в глубине. Я никак не могла понять, кто зовет: мужчина или женщина. Уж слишком неясный, слишком тихий был крик. Я подняла свечу над головой, будто пытаясь разглядеть кричащего...Что было не так в этом крике? Что же тревожило меня? Странное, необъяснимое чувство, будто все неправильно, будто что-то не так.
   Опять одолела сонливость. Чем дольше я стояла, чем сильнее всматривалась в черноту перехода, тем тяжелее становились веки. Нужно идти, нужно узнать, что там стряслось...
   Я набрала в грудь воздуха и крикнула:
   - Я иду, слышите меня, я уже иду...
   Тишина...А потом все таким же натужливым криком отозвались:
   - Быстрее...
   Что я здесь стою, трусиха! Там человек в беде! Придерживая полы халата, чтобы не запутаться, я двинулась вперед. И почему кричали так тихо...так неестественно тихо? Все же надо было спуститься вниз и позвать слуг! И где Жаннин и Джессика - вдруг ни с того ни с сего подумалось мне. И сон...этот предательский сон. Мысли хаотично кружились в голове, но я никак не могла ухватить их и обдумать. С каждым движением по телу разливалась дремотная вялость.
   Я позвала. Но в ответ услышала только тишину. Преодолев переход, я ступила в башню.
   Тишина... Я пересекла верхний ярус и принялась спускаться. Ступени были ужасно высокие. "...Будто строили для гигантов" - вспомнилось мне сравнение Жаннин. Жаннин...где же ты? И почему меня так тянет в сон? Уж, не из-за твоего ли отвара?!
   - Где вы, отзовитесь? - позвала я в темноту, голос нервно дрогнул и захрипел. - Не молчите!
   Я остановилась на площадке. Дальше шел разрушенный пролет. Не так. Все не так!
   - Где вы? - через силу выдавила я, всматриваясь в темноту перед собой. Рука со свечой онемела, но я вытянула ее, чтобы осветить лестницу.
   Впереди ни намека, что там кто-то есть. Только пугающей пустотой зияла дыра. Я заглянула в нее. Нижнего пролета, расположенного у самого основания башни, даже не видать. Только чернота. Если бы кто-то провалился, то падать пришлось бы высоко. И вряд ли он остался бы жив. Я задрала голову, осматривая стену. В разломе наверху нависали выбившиеся из кладки камни.
   Внезапно на освещенной стене задвигалась тень. Я неотрывно смотрела, как она медленно скользит по заплесневелым камням. И вдруг все осознала! Я будто увидела, как человек притаился в темноте угла за моей спиной и выжидающе следил за мной... Теперь же он медленно подходил...Он был уже совсем рядом...
   Какой-то животный инстинкт толкнул меня сделать шаг назад. Этот один единственные шаг спас мне жизнь. Потому как в тот же миг стоявший сзади напал на меня. Я не успела обернуться, чтобы защититься. Мой крик разорвал тишину. Меня сильно ударили по спине раз, а потом еще и еще так сильно, что я пошатнулась и упала на колени, выпустив из рук свечу. Темнота окутала нас, как удушливое покрывало. Я напрасно пыталась отклониться. Остервенелые удары сыпались один за другим. Но прекратились так же внезапно, как и начались. Похоже, нападавший надеялся, что подловит меня, когда я буду стоять на ступенях и, упав, соскользну прямо в пролом на лестнице. Но я шагнула назад! И упала на площадке, а не на ступенях.
   В следующую секунду нападавший с силой толкнул меня в истерзанную спину. Но я, упершись дрожащими руками в пол, сохранила равновесие и устояла. Он не сдавался, пытаясь столкнуть меня вниз. От боли и напряжения, я ослабела. Тело все еще плохо подчинялось мне из-за дремотной вялости. Но несмотря ни на что я удерживалась изо всех своих малых сил. И, не переставая, кричала. Хоть кто-нибудь должен же услышать меня!!!
   Я чувствовала, как трясутся ослабленные руки. Силы стремительно иссякали. И вдруг мои потные ладони соскользнули по камню. Я пластом упала на живот. Тотчас нападавший резким рывком подтянул меня на ступени. В отчаянной попытке спастись я перевернулась набок, руки судорожно зашарили вокруг, выискивая хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Доски подо мной нещадно заскрипели. В нос ударил запах древесной гнили. Я с ужасом представила, как от нашей яростной борьбы ветхие, полуразрушенные ступени обваливаются, и я лечу вниз.
   Внезапная мысль, подобно вспышке молнии, ослепила меня. Ослепила своей безумной надеждой. Веревочные перила! Конечно же, веревочные перила...только бы дотянуться! Не знаю, как мне удалось извернуться, но я ухватила в темноте веревку и намертво вцепилась в нее, подтянув ноги к подбородку и вжавшись в стену, подальше от опасного места. Нападавший в тот же миг безжалостно навалился на меня всем весом. И я почувствовала, что ладони заскользили по веревке... В отчаянии я начала брыкаться, стараясь скинуть его с себя...
   И вдруг...О Боже, где-то в переходе послышались неясные голоса. Я закричала. Закричала так, что легкие обожгло. Нападавший замер. Его сиплое дыхание прорезало тишину. Башня наполнилась множеством встревоженных голосов спешивших сюда людей. Держись, только держись...уже сейчас, еще чуть-чуть...
   - Я здесь! Помогите! Помогите! - надрываясь, закричала я.
   - В атаку! - разнесся вдруг по всей башне боевой клич полковника Редлиффа.
   Казалось нападавший в нерешительности. Нет, я не видела его. Сжавшись, я впечаталась в стену, намертво стиснув в кулаках веревку, и боялась, неимоверно боялась открыть зажмуренные до рези глаза. Но я всем существом ощущала, как он застыл, как весь напряжен, обдумывая путь бегства. И вот он шагнул вперед, мимо меня. Я почувствовала, как дощатый настил прогнулся, протестующе скрепя, под нашим весом. Подняв голову, я всмотрелась в темень, но различила только неясную движущуюся черноту. Нападавший, прижавшись к противоположной от дыры стене, быстро преодолел опасный участок и ринулся вниз.
   По стенам заиграли размытые пятна света, заплясали тени. И уже в следующий миг на меня, воинственно пыхтя, выскочил полковник, в сапогах, ночной рубашке ниже колен и шерстяном колпаке с облезлой кисточкой, свесившейся на грозно напыженный нос, необычная краснота которого была заметна даже в тусклом свете. Я была настолько напряжена, что мой мозг отмечал каждую деталь.
   - Где они?! - зычно крикнул он, поднеся к моему лицу свечу. - Где эти поганцы?!
   Он раздувался, часто дыша, и делал страшные глаза, предвещавшие всем врагам лютую смерть. Я только обессилено качнула головой, указывая, куда скрылся нападавший. На что полковник Редлифф раздосадовано выругался и возмущенно воскликнул:
   - Ага, испугались английского офицера! Вернитесь и сразитесь, бесстыжие трусы! Сразитесь лицом к лицу! - и, обратившись ко мне волнительно сообщил. - Эти твари повсюду! Они как вши - против них нет никаких средств! Но я раздавлю этих злобных сипаев!
   Тут подоспели и другие. Я увидела Джордана, с вытянутым лицом, который как ни странно смотрел прямо на меня, а не в потолок. Испуганных и обеспокоенных слуг. Кто-то бросился мне помогать, а кто-то побежал будить хозяев.
   В изнеможении я разжала скрюченные пальцы, выпустив спасительную веревку. Все тело одеревенело. С осторожностью, без лишних движений, отдававшихся болью, я вползла на ровную площадку. Я была на краю забытья, когда резкий голос Дамьяна вернул меня в действительность.
   - Что здесь происходит?
   Я нашла в себе силы поднять глаза. Рядом с ним, чуть ли не прижимаясь всем телом, стояла Джессика. В ее глазах отражалось злорадство. За их спинами появилась запыхавшаяся Жаннин. Она куталась в плед и была страшно бледна. В толпе даже мелькнула залысина мистера Уолтера, чему я позже сильно удивилась. Так как только всемирный апокалипсис мог бы поднять его с постели и хоть как-то обеспокоить, а вовсе не несчастье с какой-то там мисс Сноу.
   Все это я охватила за долю секунды. А в этот миг Дамьян, оттолкнув от себя Джессику, бросился ко мне.
   - Дьявол! - взревел он не своим голосом. - Дьявол тебя побери! Ты неугомонная, сумасшедшая чертовка! В какие приключения тебя потянуло на этот раз!
   Он опустился передо мной на колени и, не щадя моего ломившего от боли тела, сграбастал на руки. Я застонала. Но он со злостью рявкнул:
   - Терпи, дуреха! - и прижал к себе еще сильнее. Мне почудилось, что я услышала, как затрещали кости. - Какого рожна тебя понесло сюда! Глупая, глупая...
   - Я не сама...хотела помочь...- попыталась оправдаться я, но слабый голос не слушался, слова застревали где-то в горле. Я прижала голову к его плечу. Все хорошо. Теперь я в безопасности. Но, уже проваливаясь в беспамятство, я уловила тихие, почти неслышные слова, сказанные торопливым шепотом и предназначавшиеся только для слуха Дамьяна.
   - Мистер Клифер, - я узнала голос Джордана, - я тут нашел кое-что... Ваш хлыст, сэр!
   После помню смутно. Меня положили в теплую постель, смазали раны какой-то зловонной мазью, напоили горячим молоком, закутали в одеяла, обложили грелками. Помню искаженное лицо Дамьяна, склонившегося надо мной. Его белесые брови были свирепо сдвинуты, а на лбу пролегла глубокая морщина.
   Проснулась я от ноющей боли на спине и плечах. Я старалась не шевелиться, чтобы не растревожить раны еще больше. Прямо к кровати было пододвинуто кресло и сейчас в нем крепко спала Жаннин. Укрытая пледом до самого подбородка, она откинула голову на спинку и, приоткрыв рот, мирно посапывала. Лишь бы не разбудить ее! Чего мне сейчас не хотелось, так это хлопотливой возни вокруг меня.
   В комнате было по-утреннему сумрачно. В носу щекотало от въедливого запаха мази, впитавшегося в постельное белье и сырости, какая всегда бывает под утро в холодной комнате. Я лежала совершенно неподвижно. Не вздыхала и не глазела в потолок. Глаза были закрыты, руки сложены на груди поверх одеяла. Я лежала так тихо, что если бы Жаннин открыла глаза, чтобы проверить состояние пострадавшей, то она, с ее то актерским воображением, могла бы запросто удивиться, не обнаружив в руках у меня зажженной свечи и распятия.
   Зато я могла подумать. Перед глазами неотступно стояла картина ночной борьбы. Я до сих пор ощущала на теле горящие отпечатки цепких, сильных рук, толкавших меня в пролом.
   Шок, который я испытала, оказался гораздо сильнее, чем я ожидала. Ведь я была на краю гибели! И если бы не случайность, если бы я не увидела тень на стене, не шагнула назад от ступеней, то сейчас бы лежала на нижнем ярусе башни со сломанной шеей.
   Теперь то я со всей ясностью понимала, что меня заманили в ловушку. А я, как глупый, доверчивый щенок повелась на приманку и бросилась в расставленные сети!
   Я же с самого начала ощущала что-то неладное. Неестественно тихий, неясный крик - разве так зовет на помощь попавший в беду человек? Этот спектакль предназначался для меня одной. Только я должна была слышать этот крик. Я, а не весь дом!
   Сейчас без колебаний могу сказать, что зов, разбудивший меня, доносился отнюдь не из башни. А отсюда, из коридора. Нападавший вынужден был подойти к моей двери, чтобы разбудить меня, но звал очень тихо, талантливо играя голосом. Ему пришлось потрудиться, поскольку из-за отвара я провалилась в забытьё и проснулась не сразу. Ах да, отвар! Похоже, он тоже часть спектакля. Нужно было ослабить меня - и как этого добиться? Конечно же, снотворным!
   Я вспомнила, как стоя в коридоре, мне казалось, что крик звучит где-то поблизости. Нападавший был уверен, что ничем не рискует, что кроме меня некому слышать его, и потому мог запросто совершать маневры, перемещаясь то в башню, то в коридор, наблюдая за мной и подталкивая своим криком о помощи. Получается, что он знал, что в соседних комнатах никого нет! Но как же он мог знать? Если только...Стоп! Я не должна возводить напраслины! То, что женщин не было, еще не означает, что кто-то из них напал на меня. Рассуждай здраво...у них могли быть свои дела. Ночью? Да ночью!
   Ну, Джессика то понятно. Тут и гадать нечего - она стояла рядом с Дамьяном, прижималась как-то...как-то уж слишком по-собственнически, будто даже в такую минуту хотела показать мне, что только она может владеть им...И, возможно...хм...у нее вошло в привычку не ночевать в своей комнате. Уж слишком откровенно она временами смотрит на него. И, естественно, об их отношениях и о том, что Джессика проводит ночь не в своей комнате, мог знать и нападавший.
   А вот Жаннин... я приоткрыла глаза и покосилась на спавшую в кресле женщину. Она все также сладко посапывала, вздрагивая губами и что-то лопоча во сне. Заботы о пострадавшей не сильно волновали ее, и она без зазрения совести отдалась во власть Морфею. Мне вдруг пришло в голову, что утром так крепко спать может только человек, прободрствовавший всю ночь.
   Где же ты была, Жаннин? Если это она выманила меня и ждала там, в башне, тогда многое сходится. И отвар, напичканный снотворным, чтобы вялость свела на нет мое сопротивление, а затуманенный дремой мозг не сообразил раньше времени, что происходит. И крики, так мастерски разыгранные, что я встревожилась и, не раздумывая, пошла на зов. Кроме того Жаннин могла знать, что в соседней комнате никого нет, и Джессика не станет случайной помехой в ее изощренном плане. Мне припомнилось наш вечерний разговор, когда она так душевно желала мне спокойной ночи. Еще тогда мне почудилась какая-то деланность в ее поведении...Неужели это она?! И все же... Да, бесспорно, у нее был повод. Она жаждала стать хозяйкой в Китчестере не менее страстно, чем ее сын. И все-таки меня не оставляло сомнение.
   Сквозь полуопущенные веки я с пристрастием вглядывалась в ее лицо. Розовое, полное, простоватое, но если всмотреться, заметны завистливые складки в уголках губ и не разгладившееся даже во сне выражение жадности. Но способна ли Жаннин на хладнокровное, тщательно продуманное убийство? И если да, что помешало ей сделать это сейчас, когда мы одни в комнате, а я беспомощна и измучена болью?! И разве могла бы она так спокойно развалиться в кресле и, словно невинный младенец, отдаться на волю мирному сну, если бы всю ночь строила чудовищный план моего убийства, а потом с безжалостностью приводила его в исполнение?
   Я слышала, как Жаннин неоднократно говорила, не таясь и как бы оправдываясь, что бывают ночи, когда ею овладевает такой чудовищный голод, что, измучившись сильными спазмами в животе, она вынуждена спускаться на кухню и перехватывать чуток холодного мясца и кусочек сыра, чтобы до утра успокоить разбушевавшийся желудок.
   - Голод - он нестерпимее самого мучительного недуга! - восклицала она при этом. - И если затягивать с "лечением", то он только обостриться и...страшно подумать, какие могут быть последствия! А поесть я люблю! И не вижу в этом никакого преступления. Ростбифы ведь не жарятся исключительно ради созерцания их пленительной красоты!
   Возможно, и в этот раз, она прокралась на кухню и усиленно предалась самолечению, втихаря разделавшись с кусками холодного мяса, за которыми последовал приличный ломоть ее любимого козьего сыра, и, запив все это удовольствие домашним элем, предотвратила тем самым страшные последствия ее чудовищного голода.
   И потом, размышляла я, оглядывая рыхлую фигуру, развалившейся в кресле. Жаннин была не маленькая. Очень даже не маленькая. Конечно, в сравнении с тетей Гризельдой она проигрывала. Толщина ее фигуры была еще далека от совершенства и не настолько развита в отличие от тетушкиной, но и с таким недостатком Жаннин казалась весьма грузной особой. Однако нападавший был куда проворнее, умудряясь не только бесшумно двигаться, но и достаточно быстро перемещаться. Правда, мне вспомнилось, граф однажды упоминал, что во времена своей актерской молодости Жаннин танцевала в кордебалете...
   Я старалась припомнить все, что хоть немного отпечаталось в памяти о нападавшем. Но как не усердствовала, он так и остался скрытым под покровом тьмы. Единственное, в чем я была уверенна, так это в ненависти, лютой ненависти, владевшей им. Сейчас я ругала себя самыми суровыми словами, что мне не хватило сил или...смелости обернуться и посмотреть ему в лицо. Даже сквозь темень, даже с затуманенным сознанием я бы смогла понять - кто же это! Но нет...нападавший, все тщательно продумал! Тьма, внезапность, снотворное и, конечно же, дикая, всеохватывающая боль от ударов - помогли ему ослабить меня и...остаться неузнанным, когда его кошмарный план не удался.
   Почему, он не смог столкнуть меня?! Впрочем, должна признать, я отнюдь не кроха, а довольно рослая особа. И совсем не принадлежу к тем заморенным девицам, которые надрываются, взяв в руки зонтик, или сгибаются под тяжестью сервировочного чайника. Я всегда с гордостью думала, что устою и выдержу там, где любая из этих девица шлепнется в обморок и раскиснет от соленого водопада собственных слез. А ведь так и случилось! Одурманенная снотворным, я все-таки смогла выдержать, смогла противостоять! Противник недооценил меня! И, кроме того, я не раз читала, что, в борьбе за свою жизнь, человек способен выделывать такие трюки, какие не под силу и ярмарочным гимнастам.
   Этот некто не выходил у меня из головы. Кто же это? Кто еще кроме Жаннин мог подсыпать в отвар снотворное? Может, я зря пытаюсь найти оправдания для нее? Если же не она, то кто?
   Изо всех сил я пыталась сдержать ломившиеся в душу подозрения и страхи. Я отвергала их. Я призывала себе на помощь все мыслимые причины, которые подтвердили бы неприемлемость того объяснения, которое неотступно преследовало меня и страшило. Голос разума я слушать отказывалась. А разум приводил очень веский довод: если он женится на тебе, то все равно не будет полновластным владельцем Китчестера, а если ты умрешь, замок целиком перейдет в его руки! Все кричало во мне: посмотри, посмотри в лицо фактам. Не было бы тебя на пути, все было бы в его руках. В руках Дамьяна!
   И его хлыст...я ведь слышала торопливый шепот Джордана, о том, что там был хлыст. Но как он очутился там? Дамьян никогда не расстается с ним! А что если... что если он не только хотел убить меня, но и отомстить, потешив ненависть, пылавшую в нем, из-за того, что я сама воспользовалась этим хлыстом, спасая Джудит от его домогательств?! Может быть, поэтому нападавший с таким рвением полосовал мне спину!
   Мог ли Дамьян пойти на убийство? "Да, мог!" - с внезапной ясностью поняла я, вспомнив холодную жестокость, с какой он расправлялся с препятствиями, вставшими у него на пути. Но как же Джессика, ведь они были вдвоем?! Да, но в его ли спальне? Может быть, они вдвоем и придумали весь этот изощренный план?... Чего действительно хотел Дамьян? Хотел ли он быть единоличным владельцем поместья? И вообще знала ли я Дамьяна?
   "Хватит!" - осадила я себя, чуть ли не со злостью. Если продолжать в том же духе, можно надумать таких отвратительных вещей, от которых самой же будет стыдно! Все мои подозрения необоснованны. Пока единственное, что я знала - моя жизнь в опасности. Преследования, шаги, смазанные петли - все это не игра моего воображения. Тот, кто хочет избавиться от меня, действовал без колебаний и вряд ли оставит свои попытки.
   От этой мысли мне стало как-то жутко. Я неосознанно сжала заледеневшие пальцы в кулак, и заметила это только, когда ногти больно впились в ладонь.
   Жаннин все так же спала. За то время, что я размышляла, она ни разу не пошевелилась и, если бы не сладкое посапывание, можно было подумать, что в кресло усадили восковую куклу мадам Тюссо. Правда, сама я никогда не видела ни одного творения знаменитой мадам, но легко могла представить, так как отец ни раз вдохновенно описывал их. Однажды, еще в годы учебы, он увлекся этим необычным искусством. И во время кратких пребываний в Лондоне обязательно посещал Бейкер-стрит, где располагалась выставка восковых фигур. Тогда еще была жива создательница коллекции, Мария Тюссо, и она не только сама представляла свои творения, но и показывала некоторые моменты своей столь тонкой работы. Отца восхищала "практически неотличимость" экспонатов от их реальных прототипов, и чрезвычайно занимала технология воскового литья. Он и сам пробовал добиться результатов в этом деле, но так и не сознался, что же у него вышло. Уже тогда отец выказывал интерес ко всякого рода экспериментам.
   Стараясь не шуметь, я поднялась, скривившись от боли. Лежать больше не могла. Спина нещадно ныла. Да и тело отекло от долгого лежания. На цыпочках пройдя в туалетную комнату, я заметила чашу с водой. За ночь вода стала совсем ледяная. Я вспомнила, как окунула в нее лицо, стараясь избавиться от сонливости. И это тоже спасло меня, мелькнуло в голове. Если бы я хоть на время не приободрилась, то до башни доковыляла бы уже сонная и обессиленная.
   Окунув руки в воду, я приложила влажные ладони к лицу и на миг застыла так. Если я останусь здесь, то непременно случиться еще что-нибудь, подумала я. Если останусь... Стоит ли рисковать, чтобы вновь столкнуться с неизвестным, который хочет, чтобы я исчезла. Я не знала, как быть. Сегодня утром Найтингейл Сноу казалась мне почти незнакомкой, которая сильно во всем сомневалась и к тому же была страшно растеряна.
   Боялась ли я? Да, очень! Тогда в чем же дело? Мне ведь ничего не стоит собрать свои немногочисленные вещи и сегодня же покинуть Китчестер. Возможно, тот человек вздохнет с облегчением, если я не буду маячить у него перед носом. Ничто не удерживает меня здесь - кроме моей собственной воли.
   Смочив полотенце, я осторожно протерла красные рубцы на плечах и спине, до которых смогла дотянуться. Еще долго шрамы будут напоминать мне о сегодняшней ночи. Глаза защипало, нахлынули запоздалые слезы. Я как будто ясно ощутила обжигающее прикосновение хлыста к своему телу. Вмиг ослабев, я облокотилась на полку, сдвинув в сторону кувшин и чашу. И стояла так, закрыв глаза и пытаясь успокоиться.
   И вдруг раздался какой-то скрип, от которого сразу ёкнуло сердце, настолько я была взвинчена. Обернувшись на звук, я увидела, как медленно открывается дверь. Я уже приготовилась к самому страшному...Но за дверью оказался всего лишь старый граф. Увидев меня на ногах, он тут же заголосил, сотрясаясь всем телом от натуги:
   - Ты чего это шастаешь, безобразница! А ну марш в постель, тоже мне, геройствовать вздумала! Вон какая белая, будто муку раздувала! Того и гляди, без чувств бухнешься. На кой мне тут вторая чахоточная истеричка?! Сейчас твоя показушная выдержка никому не нужна! Лучше отлежись...И куда только эта тетеря смо...а-а-а храпит тетеря и в ус не дует...
   Стариковскому возмущению не было предела. Неизвестно сколько времени он еще многословил бы, если бы я не прервала его весьма наглым образом. Слезы уже прекратились, но вот мой нос все еще пребывал в плаксивом состоянии и, раскиснув, тёк самым неподобающим образом. Бестактно шмыгнув носом, а потом еще парочку раз, я поспешно отвернулась от графа и, пройдя к комоду, вытащила оттуда носовой платок и дерзко высморкалась.
   - Ну, что разнюнилась, как садовая лейка! - ответил на это бескультурье дед. - Неразумно с твоей стороны так раскисать из-за глупой шутки!
   В первый момент я не поняла, что имеет в виду граф, говоря о глупой шутке. С тугим скрипом, достойным медлительной старой телеги, до меня наконец-то добрался смысл стариковских слов. Я никак не могла поверить, что граф мог так интерпретировать то, что произошло сегодня ночью в башне.
   - Глупая шутка?! - выкрикнула я. Какой же бред, так думать! Я держалась на грани, еще мгновение и я сорвусь в истерике. - Это не шутка! Это совсем не шутка! А если кто так шутит, то таким шутникам место на виселице!
   Я возмущенно уставилась на деда. Он же без тени смущения подошел к креслу, где спала Жаннин, сном настолько крепким, что наши громкие голоса ни сколько не потревожили его сладости, и совсем неделикатно тряхнул ее за плечо. Та тут же распахнула круглые глаза, и ей хватило всего дольки секунды, чтобы сообразить, что происходит. Столь моментальная реакция вызвала у меня заслуженные подозрения в глубине и безмятежности ее сна.
   - О, Найтингейл, ты уже проснулась, - проворковала она, моргая глазами, словно прогоняя остатки дремы. - Но что же ты встала, тебе нужно лежать, набираться сил.
   И эта туда же...Я пристально всматривалась в ее глаза, изучала выражение лица, стараясь уловить хоть какие-то признаки волнения или нервозности. Если это она была в башне, то возможно выдаст себя.
   - Ага, опомнилась, тетеря! - гаркнул дед ей в самое ухо. Его хиленькая фигурка на фоне выпрямившейся в кресле Жаннин смотрелась весьма убого. Но это не помешало старику в горячке гнева сорвать с нее плед и, забросив его за кровать, сунуть остолбеневшей Жаннин под нос худосочный кулак.
   - Вот, что ты у меня получишь! Будешь знать, как отлынивать! Тебя сюда зачем посадили - свиным храпом стены сотрясать? Девочка еще слишком слаба, чтобы самостоятельно передвигаться и вообще вставать!
   - Вот и я об том же... - пролепетала женщина, затравленно косясь на меня.
   - Дедушка, успокойтесь же! - попыталась усмирить я его, но вошедшего во вкус старика остановить теперь могла только хорошенькая встряска, которая на пару минут ввела бы его в отрезвляющий ступор. Только изрыгнув из себя всевозможные проклятия, он, наконец, утих и отослал бедняжку на кухню, приготовить для меня мазь и настой, а также отправить сюда служанок перестелить свежее белье и принести завтрак.
   Когда мы остались одни, дед усадил меня перед собой и достаточно мягко, что дало основание считать весь выплеснутый на Жаннин гнев - очередным разыгранным действом, - заговорил со мной:
   - Роби, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. На твоем месте я бы тоже принял за правду столь очевидный вывод. Но подумай, как следует. Не надо принимать скоропалительных решений...
   - Скоропалительных?
   - Поистине скоропалительных...
   - Вы, похоже, говорите о чем-то мне неизвестном, граф, - не выдержав, грубо прервала его я.
   - Ну, не лезь в бутылку, Роби. Если ты спокойно подумаешь над тем, что произошло ночью, ты поймешь, что это была шутка. Да, жестокая, безобразная шутка. По-видимому, он хотел припугнуть тебя или проучить за что-то...
   - Он? Вы полагаете в башне был Дамьян? И он всего лишь подшутил надо мной?! - я была просто поражена таким нелепым заявлением.
   - Конечно же Дамьян, кто же еще, мог пойти на такую беспринципную выходку. А ты сама разве не видела, кто тебя стегал?
   - Нет. Было темно.
   - Не важно, все итак ясно. Джордан сообщил мне, что нашел его хлыст. А мальчишка не позволяет никому брать свои вещи. И выкинь все эти чертовы мысли, будто он хотел избавиться от тебя...Знаю, знаю, что твориться в твоей беспокойной голове. Согласен, он перестарался, запугивая тебя. За это он еще ответит у меня... Но это не в его правилах бездействовать и выпускать из рук, то, что ему требуется.
   - Нет, это не была шутка, - отрезала я и твердо произнесла. - Меня хотели убить! Поверьте, я способна отличить "шутливые запугивания" от покушения на жизнь.
   - Дитя мое, полежи пару дней, наберись сил. Знаешь, как хорошо думается, когда нечем заняться кроме как разглядывания мух на потолке. Вот все и обдумаешь, - как ты умеешь, - здраво, рассудительно. Уверен, ты прислушаешься и согласишься со мной.
   Нет же, нет! Всем предшествовавшим событиям находилось одно объяснение, и оно казалось наиболее вероятным. Меня хотели убить! Но граф твердо намерен думать, что меня запугивали! Ясно, что я не смогу разубедить его.
   - Надеюсь, ты не поддашься страхам из-за этого инцидента и не сбежишь из Китчестера? - тем временем вопрошал меня граф. - Будет прискорбно, если ты дашь слабину, на что, видимо, и рассчитывал Дамьян, запугивая тебя.
   Хитрый старик, не щадя, играл на моей гордости. Но я все еще сама не знала, как поступлю.
   - Ну все, ложись и дыши глубже... Главное спокойствие.
   - Я собиралась спуститься.
   - Вот еще, надумала! Спустишься, когда я скажу, что ты здорова.
   - Но мне надо поговорить с...
   Он опять нетерпеливо прервал меня, отмахнувшись.
   - Оставь! Хочешь, чтобы все подумали, что здесь что-то нечисто? Хорошенькую же ты кашу заваришь! И Дамьяна под монастырь подведешь.
   Почему дед так упорно выгораживает его? Похоже старика больше волнует благополучие Дамьяна, чем мое, его недавно обретенной внучки? Или же он тревожиться за Китчестер? И все же, что бы дед не говорил, я не была уверена, что в башне меня поджидал именно Дамьян.
   В комнату после робкого стука вошли служанки. Одна принесла душистый куриный бульон и горячие гренки. Другая несла постельное белье. Пока они перестилали кровать, дед молчал, отойдя к окну и заложив руки за спину. Похоже, он хотел еще поговорить, но, ожидая, пока мы останемся одни, передумал. Однако, прощаясь, беспокойно сказал, нервно подергивая редкую растительность на дряблом подбородке.
   - Как бы то ни было, ты подверглась опасности. Роби, девочка моя, если с тобой что-то случиться...- Он не договорил, его лицо исказилось, будто от боли. - Это урок всем нам. В дальнейшем тебе надо быть осторожной...Последствия такого рода приключений могут быть самыми неожиданными.
   Вскоре появилась Жаннин с печатью тревоги и озабоченностью на лице. Убедившись, что гневная физиономия графа, с выступившей от переизбытка эмоций испариной, не мелькает в пределах видимости, она зашла в комнату и, поставив поднос со склянками и стаканом с мутной жидкостью, стала по хозяйски переправлять только что заправленную постель.
   - Как ты себя чувствуешь, Найтингейл? - спросила она после ловких манипуляций с одеялом и подушками. - Господи, мы все испереживались! Я просто глазам не поверила, когда прибежала вслед за слугами, увидела тебя, насмерть вцепившуюся в веревку. На какое-то мгновение я подумала, жива ли ты?
   - Я живучая, - сказала я, заглядывая ей в глаза, - со мной не так-то легко справиться.
   - Это утешает, - ответила Жаннин, наклоняясь и небрежно одергивая свисавшие концы простыни. - Только, когда Дамьян нёс тебя на руках, мы так не думали. Уже тут, когда ты оказалась под одеялами и начала стонать и метаться, выдавая нам в бреду какую-то детективную историю про убийства и таинственных незнакомцев, Джессика, помню, предложила послать за священником, но Элеонора окатила ее таким убийственным взглядом, что твоя страсть к детективам могла быть вот-вот удовлетворена.
   - О, даже не вериться, что леди Редлиф заступилась за меня!
   - Ага, и мне с трудом. Но мы же одна семья! Эллен вон тоже озаботилась и принесла для тебя кучу лекарств и мазь. И кстати, я была права, мой мальчик все-таки увлекся тобой. Как я и предсказывала! Он так перепугался за тебя, что у меня сразу отпали все сомнения!
   Она умильно посмотрела на меня, а затем открыла баночку со зловонной мазью и кивком головы велела мне лечь, чтобы смазать рубцы. Я послушно растянулась на кровати, оголив спину.
   - Жаннин, а что, по-вашему, случилось со мной? - напрямик спросила я ее, следя за ней поверх задранной мне на голову ночной рубашки.
   - Э-э, - на мгновение замялась она. - Мы ждем, когда ты сама все расскажешь. Однако граф Китчестер уверен, что над тобой жестоко подшутили.
   - А это так?
   - Откуда я знаю, Найтингейл?! Ты так спрашиваешь, как будто я там была...Спроси у Дамьяна, возможно, он ответит тебе более определенно.
   - Вы думаете, что на меня напал ваш сын?
   - Господи, да ничего я не думаю! Хотя это в его духе. Я не удивлюсь, если это окажется правдой. Только не пойму, зачем ты пошла через башни, я ведь тебя предупреждала, еще в день приезда, что ходить там опасно. Да и потом, какие неотложные дела могут быть ночью?
   А какие у тебя были дела, Жаннин? Я чуть было не ляпнула это вслух, но вовремя сдержалась, понимая, что все равно не услышу правды.
   - Я и сама не пойму, зачем. Наверное, была в беспамятстве, - сказав это, я вновь следила за ее реакцией. Но ничего подозрительного на ее благодушном лице не наблюдалось.
   - Между прочим, Дамьян приказал не отлучаться от тебя, и я клятвенно пообещала смотреть за тобой, пока его не будет. Мало ли что с тобой опять случится. Ты такая непоседа!
   Она как-то хлипко вздохнула, будто пытаясь загладить прозвучавшую в ее голосе насмешку.
   - Он куда-то уехал? - спросила я вдруг осипшим голосом.
   - Еще ночью. Сразу же, как убедился, что с тобой все в порядке. Правда, сначала они с графом полаялись. Тот обвинял его. А мы слышали, как Дамьян выкрикнул: "Мне и это записать на свой счет?!". А старик в ответ: "А на чей же?"...
   - А что Дамьян?
   - Не знаю, - Жаннин пожала плечами, ее как будто не интересовал этот вопрос. - Дальше он говорил тихо. Слышно было только старика, он орал, что Дамьян "перешел все границы"... Ну, вот и все! Еще пару деньков и твои раны заживут. Скоро и не вспомнишь о них. А теперь ложись, я укрою тебя и подоткну одеяло, чтобы было удобно. Не хочу, чтобы что-то тревожило твой сон.
   От такой безграничной заботы я переполнилась чувствами, однако у меня с еще большим рвением, чем прежде, зачесались руки, свершить нечто непозволительное с суетившейся надо мной, как наседка над цыпленком, миссис Клифер.
   - Я принесла тебе особый отвар, он хорош после нервных потрясений.
   - Спасибо, вы так заботитесь обо мне.
   - Тогда выпей. Сама не поверишь, как быстро тебе полегчает.
   Я взяла у нее стакан двумя руками, придерживая за изогнутую ручку серебряного подстаканника, и прижала к груди, согреваясь его приятной теплотой. Пряный аромат трав приятным щекотал нос. Я поднесла стакан к губам. Но отпить так и не решилась.
   - Не могу я сейчас ничего пить, - вырвалось у меня, - я слишком устала.
   - Надо выпить. Вот увидишь, как боль сразу уменьшится.
   - Потом, - вяло сказала я и поставила стакан на столик. Жаннин обреченно вздохнула.
   - Хорошо, выпьешь потом.
   Я сделала вид, что засыпаю, хотя через полуприкрытые веки продолжала следить за ее лицом. Жаннин молча смотрела на меня. Я же застыла, притворившись спящей. Ее лицо в этот раз ничего не выражало. Наконец, она тихо вышла из комнаты. После долгого прислушивания, я вскочила, не обращая внимания на боль, и повернула в замке ключ.
   Когда я осталась одна, я поняла, что, в самом деле, устала. Мысли путались, сказывалась нервное напряжение, не отпускавшее меня.
   Во время разговора или решение пришло только что, но я вдруг поняла, что не могу уехать из Китчестера. Я должна остаться и выяснить - верны ли мои самые страшные подозрения? Или же опровергнуть их! Я думала о Дамьяне. И именно из-за него я должна узнать правду. Что бы ни случилось, я не могу бежать отсюда сломя голову, и потом всю жизнь обвинять себя в трусости
   Взяв стакан, я подошла к окну и выплеснула его содержимое. Темные капли потекли по серым камням замка. А я вернулась в постель, и аккуратно завернувшись в одеяло, задремала.
  

ГЛАВА 26

   Граф Китчестер проявил поистине колоссальное беспокойство, продемонстрировав всему семейству дедовскую любовь, и продержал меня в постели целых три дня. Сам он почти всегда находился возле меня и выглядел гораздо счастливее, чем когда-либо, услаждая мой слух воспоминаниями о своей разгульной молодости. Похоже, ему до такой степени пришлась по душе его новая забава - опекать меня, точно беспомощное дитя, - что я вынуждена была усомниться в том, что он действительно хочет моего выздоровления.
   Все в доме волновались за меня. Иногда я ловила себя на мысли, что отношение ко мне как-то изменилось. Будто бы я перестала быть только гостем и стала полноправным членом семьи. Даже леди Редлифф оставила свои неугомонные нападки на меня и один раз в день удостаивала меня чести лицезреть свою особу, восседавшую на краешке кресла. Она садилась в одной и той же позе - левую руку манерно держала на коленях, ладонью вверх, а правой, придерживала шляпку на голове, словно опасаясь, что я ненароком чихну, и головной убор под натиском столь грозного оскорбления свершит акт позорного бегства со своего благородного поля боя.
   Когда же в страждущем порыве я все же однажды неумышленно чихнула, Элеонора, услышав недопустимые в порядочном обществе звуки, вытянулась штакетиной, каждой мышцей своего старого тела выражая протест к сей непростительной неловкости. Однако, к моему несказанному удивлению, смолчала, значащим взглядом дав понять, что делает это исключительно из чувства расположения ко мне.
   Ее внезапное расположение зашло так далеко, что она потрудилась вызвать доктора. И все эти дни меня навещал крепкий коротышка из Эмбер-Виладж с круглой головой, блестевшей лысым черепом, и, будто в комплект ей, круглым саквояжем, блестевшим натертой кожей и громыхавшим медицинскими инструментами, наверняка, созданными для пыточных экзекуций, а не для такого благородного дела, как спасение человеческой жизни.
   Впрочем, спасением мистер Тодд не занимался, а отбывал свой рабочий вызов, разглагольствуя о сокрушительном наступлении шарлатанов, торговавших диковинными, но, воистину, вредоносными "пилюлями от всех болезней", бесчестно обворовывая порядочный люд. Он же, в отличие от них, получал деньги честным путем, хотя его практика была не более полезна для больного, чем диковинные пилюли его несметных противников. Поэтому на посещения мистера Тодда, я и граф смотрели, скорее как на увеселительное мероприятие.
   А вот мази Эллен, в отличие от докторских примочек, о которых он, к чести своей, не забывал, откровенничая с нами об ужасах шарлатанства, очень даже помогли. Жаннин регулярно смазывала мне спину, и уже к моему выходу из заточения, рубцы стали практически незаметны. Но что касается таблеток, какие Эллен принесла в огромном количестве, я решительно отказалась глотать их. Мне необходимо быть начеку, а не приглушать разум непонятными лекарствами.
   За это время Дамьян так и не появился. Граф был спокоен на его счет и не уставал повторять, что "собака всегда возвращается домой, как бы ее не тянуло в лес". Я же была рада, что его нет, потому как в эти дни, обессиленная и физически, и душевно, я не могла бы скрывать своих чувств. И, боюсь, совершила бы немало опрометчивых поступков, о которых потом сожалела бы.
   Наконец, отлежавшись и, получив графское напутствие не лепить из мухи слона, я вышла на свет божий и тут же закрутилась в водовороте суеты. И суета эта была связано не с Китчестером и таинственным незнакомцем, шаставшим по темным коридорам и грезившим избавиться от моего надоедливого существования, а с тихими и мирными (если можно так сказать о тетушке и Финифет) обитателями Сильвер-Белла.
   Ранним утром того достопамятного дня, когда дед соблаговолил отменить постельный режим и разрешил мне покинуть комнату, чтобы размять ноги и вдохнуть свежего воздуха, я получила письмо от тети Гризельды. Очень интригующее письмо! С четырьмя восклицательными знаками, двумя многоточиями, кстати, совершенно неприемлемыми тетей, и одним грандиозным намеком на таинственное, но судя по эмоциям, лившимся через край письма, знаменательное событие.
   Честно сказать, я не предала особой важности ее намеку. Тетя, если ей сильно требовалась, могла с большим искусством напустить таинственности на самые незначительные вещи. А так как приближались долгожданные августовские гуляния, с многолюдными ярмарками и азартными конкурсами, где мерялись всем, чем щедро наградила матушка природа - от самого крупного овоща, до самой изощренной поросли на лице, - то поводов к загадочным намекам с каждым днем становилось все больше. Однако тетушкина просьба "принарядиться" и официальная карточка с приглашением на ужин, не только поставили меня в тупик, но и вызвали обостренную деятельность воображения.
   Надо сказать, что ни тетя Гризельда, ни кто-либо из Сильвер-Белла не знал, о том, что случилось со мной. И у меня не было никакого желания делиться с ними. Иначе выгребная яма, в которой, по словам графа, находится в данный момент Китчестер, покажется ему райскими кущами по сравнению с тем местом, куда вгонит их разрушительный гнев тети Гризельды.
   В Гаден-Роуз я, как и полагается, прибыла в коляске, а не верхом, хотя у меня мелькнула такая шальная мысль при виде тосковавшей все эти дни без прогулок Дамми. Чтобы хоть как-то скрасить ее тоску я стащила несколько наливных яблок из тех запасов, что хранились на столе в потертой шляпе кучера. Кто-то до меня (только один вездесущий проныра мог засунуть сюда свой веснушчатый нос) уже успел унюхать заполнивший всю конюшню медовый аромат яблок, и прикарманил себе немалую часть из запасов кучера, поскольку надкусанные огрызки валялись в опилках на полу, и с чмокающим хрустом я уже раздавила один из них.
   Финифет встретила меня с глубокомысленным лицом. Еле сдерживаемый поток слов просился наружу, но, не доверяя языку, она держалась почти на пределе своих возможностей, с рвением закусив губу, чтобы не разболтать мне все секреты. И я сразу поняла - к тетушкиному намеку надо отнестись серьезно.
   Никогда еще меня не встречали в Сильвер-Белле столь официально. С натянутой улыбкой, предназначенной скорее суровой Дадли Додд, чем любимой племяннице, тетя поздоровалась со мной и, не обняв, и даже не протянув руки, села обратно в кресло, примостившись на самый-самый краешек. Так чинно не сидела сама леди Редлифф у моей постели. Это обстоятельство заставило меня напрячь свой наблюдательный аппарат, и я заметила поистине странные вещи.
   Стол был накрыт лучшей скатертью, отделанной кружевами и вышитой фиалками. На нем, расставленный в строгом порядке, красовался праздничный сервиз. Особый сервиз, который доставался только по самым знаменательным датам, а все остальное время стоял на полочках серванта, протираемый каждый день от пыли и тщательно осматриваемый на наличие трещин. Никаких клубочков, рулонов ткани или обрезков, книг и прочих бытовых мелочей в комнате не наблюдалась. Повсюду царила строгость.
   Фини так и не появилась в гостиной, а хлопотала на кухне. Тетя Гризельда напряженно молчала, нервно сцепив руки. Она непрерывно бросала тревожные взгляды на фарфоровые часы с кудрявыми пастушками в розовых платьицах, а затем переводила на окна, за которыми виднелась уличная калитка, в мое отсутствие приобретшая новое украшение - мастерски вырезанного из соснового дерева петуха с подтеками золотистой смолы и воткнутыми петушиными перьями, засевшего на верхушке столба. Не было никаких сомнений, что к ужину ожидались гости. При чем настолько значительные, что тетя лишилась своей обычной невозмутимости.
   Сибил появилась в тот момент, когда я уже пребывала в не меньшей, чем тетя, тревоге, гадая, что же это за важная птица, поставившая на уши весь дом. Однако, увидев подругу, на меня снизошло озарение.
   Более нервного создания я не видела. Непослушными пальцами Сибил теребила кружевную косынку, накинутую на плечи, и беспрестанно одергивала бледно-желтое кисейное платье с рукавами-фонариками и полукружием крохотных бантиков на лифе. Ее темную заколотую на затылке косу, украшала желтая лента, завязанная скромным бантом. Несмотря на бледность, Сибил была очень хорошенькой. В огромных сияющих глазах плескался океан счастья.
   - Сибил! Я так рада за тебя! - воскликнула я, вскочив и подбежав к ней. Крайне взволнованная, она бросилась мне на шею и призналась, что считает себя счастливейшим существом на земле. Поздравления я принесла с таким жаром и восторгом, что едва ли их можно передать словами. И хотя Сибил попыталась унять мой пыл, пробормотав, что я поздравляю ее преждевременно, все же не могла сдержать переполнявших ее чувств.
   - Ты правильно догадалась, Роби... - подала голос тетушка, наблюдая за нашими волнениями. Только интонация ее была отнюдь не радостная, а наоборот отличалась какой-то вымученностью.
   - Мы ждем Готлибов? - уточнила я на всякий случай.
   - Мне пришлось пригласить их. Мистер Готлиб намекнул, что ему надо обсудить со мной одно "дельце", - дала пространный ответ тетя. В этот раз ее голос была недалек от замогильного.
   - Но почему с вами? - удивленно спросила я, начиная понимать причину ее растерянности.
   - Я не знаю, - беспомощно отозвалась тетя. Наверное, впервые в жизни мисс Уилоуби демонстрировала такую непростительную слабость.
   Готлибы задержались почти на четверть часа от назначенного времени, и Финифет не могла не выразить свое мнение об этом, кстати, разделенное не только тетей, но и мной:
   - Эта семейка возомнила себя всемирным пупом! Как бы им наши стулья жесткими не показались! Еще потребуют тюк шерсти под их закаленные на кузнечном огне сидушки...
   - Финифет, не забывайся!
   - Никогда, - не унималась экономка, игнорируя угрозу в голосе мисс Уилоуби - никогда, и поверьте мне на слово, Сильвер-Белл не подвергался такому неуважению.
   Сибил готова была разрыдаться и сгорала от стыда за своих будущих родственников, чем вызвала новый всплеск раздраженного ворчания у экономки:
   - Держите себя в руках, мисс, иначе никакие компрессы со льдом не спасут вас от ожогов на нежных щёчках!
   Когда же Готлибы соизволили явиться, то нечто весьма неотложное задержало Финифет на кухне, поэтому она была вынуждена открыть дверь с величайшей заминкой, а после с крайней медлительностью, внезапно открывшейся в ней, проводила гостей в комнату. Под недовольные жалобы мистера Готлиба о нерасторопности служанки, заставившей их почувствовать тревожный дискомфорт, Фини удалилась, стрельнув в тетю Гризельду торжествующим взглядом.
   Оба родителя молчаливого Рэя, стоявшего позади них и разглядывавшего ворс ковра, отличались крупным телом и громким голосом. Их появление внесло в дом шумное и суетливое оживление. Миссис Готлиб, перенесшая тяжелую болезнь, из-за чего Сибил проводила долгие дни, ухаживая за больной, вовсе не имела на лице признаков недавнего недуга, а выглядела пышущей здоровьем и весьма окрыленной тем достойным угощением, какое уже успела унюхать.
   Отец Рэя с окладистой бородой и тяжелым цепким взглядом был столь же говорлив, сколь его сын молчалив. Сразу же после обмена любезностями, мистер Готлиб завел разговор о чрезвычайно занимательном строительстве второй кузни, которое проходит также успешно, как и строительство библейского ковчега. Он возомнил, что кузня эта сыграет не менее грандиозную роль в его бизнесе и обретет важность не только для уилтширцев, но и для всех англичан, а может быть и всего человечества, чем черт не шутит!
   Однако тетушка пребывала в уверенности, что, несмотря на хвалебные гимны кузнечному ремеслу, гости предпочитают сразу перейти к более насущным делам, чем посвящать нас в премудрости своей профессии на голодный желудок. Поэтому она предложила пройти к столу, что и было принято под шумное одобрение.
   Посаженные с противоположных сторон стола, влюбленные украдкой переглядывались. Хотя взгляды Рэя, сидевшего с таким видом, словно у него на языке взорвалась желчная жаба, я скорее угадывала, чем замечала. Парень низко навис над тарелкой, не зная, как приспособить свои громадные руки, чтобы на фоне белоснежной скатерти они не выглядели такими грязно-красными из-за огрубевших мозолей. Он нервно прятал то одну, то другую руку под стол, почти ничего не брал с блюд, и даже неопытному глазу было заметно, что ему совсем не до еды, и пища, жестким комом, вставала ему поперек горла.
   После разговоров о ковке лопат для мистера Бредли и чугунной обрешетки на окна мистеру Претчу от дурных соседских коз, которые повадились лазить в кухню, чтобы полакомиться вымоченными в капустном рассоле яблоками из напольной бадьи, мистер Готлиб проникся прелестью момента и решил, что это самое подходящее время для обсуждения "дельца".
   - Милейшая мисс Уилоуби! - напыщенно произнес он, поднимаясь и не замечая, как тяжело задышала тетя. - Я не силен в красоте слова... Говорю - как рублю с плеча: прямо, кратко, по существу. Так что не гневитесь. Я не ветряная мельница - без толку молоть не стану!
   - Ну, что вы, мистер Готлиб, разве я когда...
   - Сразу видно, вы женщина разумная. Так что мы с вами столкуемся!
   - Столкуемся?...
   - Ни для кого не секрет, что мой сын и ваша...э-э...подопечная испытывают привязанность. Я бы даже сказал привязанность, проверенную временем.
   - Но ее ужасный дядя! - вставила, повизгивая, миссис Готлиб. - Вы же помните его, Гризельда? Трудный был человек, ой, трудный! Если бы все осталось по-прежнему, пришлось бы нашему мальчику смерить свои юношеские грезы.
   Я взглянула на Сибил - она была чуть бледнее вареной свеклы у себя в тарелке.
   - Но сейчас препятствий никаких нет, милейшая мисс Уилоуби, поэтому я смею надеяться, что вы с одобрением отнесетесь к этой...затее и благословите их брак.
   Тетя уже давно оставила попытки скрыть свои чувства. Она в упор смотрела на довольного собой мужчину и постукивала ногтем указательного пальца по рифленому краешку тарелки.
   - А как же Тильда?! - наконец, громко выразила она донимавшую ее тревогу.
   - А что Тильда? Вы так много сделали для девочки, что мы, да и не только мы, вся деревня, считает, что вы ей гораздо ближе, чем ее родная тетка, неправда ли, дорогая Нел?
   - Чистая правда!
   Сибил напряглась. Слова не знавшего чуткости кузнеца глубоко ранили подругу. До сих пор она не смирилась с тем, что тетка не смягчилась к ней. В надежде, что однажды ее простят (никто так и не понял, в чем она провинилась) и откроют дверь Равен-Хауса, она, уже не так часто, как раньше, но все же ходила в старый дом.
   - И подумайте, милейшая Гризельда, разве я могу просить благословления для сына у сумасшедшей?
   - Она не сумасшедшая, - прошептала Сибил с дрожью в голосе.
   - Сумасшедшая, девочка! - отрезал мужчина, сурово вперив глаза в нее. - И мы запрещаем тебе всякие попытки наладить контакт с ней!
   - Вы не можете запрещать ей, милейший мистер Готлиб, - подозрительно мягко отозвалась тетя. - Пока что она моя подопечная, как вы только что сами назвали ее.
   - Ну разумеется, миле...дорогая мисс Уилоуби. Так вы благословляете?
   - Ее выбор я благословлю от всего сердца.
   - Тогда все решено! - облегченно воскликнул мистер Готлиб, как будто бы совершил самую трудную в своей жизни сделку. Похоже, у него были сомнения на счет тети Гризельды. И сомнения, как оказалось, ненапрасные. Поскольку тетя вдруг встала из-за стола и, принеся извинения, сообщила, что ей нужно срочно переговорить с мисс Рид наедине.
   - Вы чем-то недовольны? - сразу ощетинился кузнец.
   - О, ни в коем случае.
   Они удалились из комнаты, и над столом повисла гнетущая тишина. Исподтишка я глянула на Рэя. Он уставился в тарелку с фаршированным перцем и сосредоточенно водил по ней вилкой. Только рука была так напряжена и с такой силой сжимались пальцы, что острым зубьям ничего не стоило оставить на хрупком фарфоре глубокие борозды.
   Где-то в комнате жужжала пчела. Один раз я заметила ее отлетавшей от душистых флоксов. И вдруг так разозлилась на бессловесного парня, что горячо пожелала, чтобы эта пчелка цапнула его в глаз. В оба глаза!
   Когда вернулись тетя и Сибил, то мистер Готлиб потребовал немедленно открыть ему результат их обсуждения. С непроницаемым лицом тетушка сообщила:
   - Моя подопечная подтвердила, что она добровольно принимает предложение вашего сына, Рэя Готлиба. А я со своей стороны благословляю ее на этот...ответственный шаг.
   Ночевать я осталась у тети, о чем еще утром было оговорено с графом Китчестером. Старику не нравилось мое решение, но поделать он ничего не мог и вынужден был согласиться.
   Все в этот вечер были настроены на разный лад. Сибил что-то напевала под нос, наматывая на катушки разноцветные нитки мулине. Ощущение тихой радости и любви придавало приятное оживление ее лицу, и она выглядела красавицей. Фини, как всегда бурчала, но уже была увлечена свадебным меню и решительно заявила, что не позволит грубым кузнецам, не видевшим в жизни ничего кроме молота, готовить угощение.
   - Как представлю, во что они превратят такую чуткую вещь, как воздушный бисквит, так сердце кровью обливается! Дудки! Пусть едят свои отбивные, а мы уж в грязь лицом не ударим!
   Тетя же не велась на уговоры экономки обсудить меню и уже составить план приготовлений, который потом еще тысячу раз подвергнется жесточайшей критике и переписи. Она утопала в кресле и с задумчивым выражением следила за пляшущими языками огня в камине. Когда через полчаса Сибил сообщила, что от сегодняшних треволнений сильно устала, и поднялась к себе в комнату, сладко потягиваясь и позевывая, тетя сурово воскликнула:
   - Ох, как я волнуюсь за девочку! Не будет она счастлива в этом доме!
   - Она любит Рэя. Ради него она готова терпеть все, даже тиранию Готлибов.
   - Ты знаешь, насколько я далека от романтики. Мне она всегда была чужда...ну, почти всегда. Я смотрю на этот брак с практической стороны - нашу Сибил там попросту заклюют. Теперь я жалею, что так необдуманно дала согласие.
   - Разве вы могли отказать? - спросила я с сомнением.
   - Конечно, нет. Я не деспот какой! И потом я не имею никакого официального права это делать, впрочем, как и соглашаться тоже.
   - Но кто же, как не вы, тетя? Вот уже несколько лет Сибил живет здесь под вашей опекой. То, что юридически ваш статус опекунши нигде не зафиксирован - не меняет сути дела. И мистер Готлиб прав - Тильда Пешенс, возможно, уже давно выжила из ума. Кто ее видел в последнее время?...Никто. Мы совсем не знаем, что случилось с ней. Только со слов ее служанки. Но ведь и служанка не отрицает, что тетка Сибил не в своем уме. Вряд ли она выйдет из своего добровольного заточения за тем, чтобы расстроить свадьбу племянницы.
   На лице тети появилась слабая улыбка. Я знала, что она согласна со мной и что она переживает вовсе не из-за Тильды Пешенс. Ее тревожило будущее девушки в доме Готлибов.
   Ночью я долго не могла уснуть и все размышляла о Сибил и Рэе. Будет ли подруга счастлива с человеком, который так подчинен воле отца? Для Сибил это будет все равно, что возвращением в былые времена, когда она находилась под давлением Пешенсов.
   Утром мы обе вышли в сад. Я намерена была поговорить с ней.
   Роса стояла обильная. Воздух - густой, водянистый, казалось, был пропитан дождем. Мы, держа в руках корзинки для яблок и цветов, углубились в заросший изумрудной зеленью сад. Носы туфель тут же промокли от росы и покрылись темными пятнами.
   - Роби, почему мне так повезло? - не удержалась и воскликнула Сибил, когда мы принялись срезать цветы. - Я никогда не думала, что буду так счастлива! Как бы мне хотелось, чтобы ты ощущала то же самое!
   - Если Господь смилостивиться и ниспошлет на одну маленькую деревеньку столько своей дефицитной благодати, что нам хватит ее на двоих, тогда, может быть, я и испытаю то чувство, что сейчас владеет тобой.
   Она пропустила мою иронию и продолжала с тихим восторгом мечтать о том времени, когда станет миссис Рэй Готлиб. И все же я уловила затаенную печаль, когда она говорила о родителях жениха. Как бы она не была ослеплена любовью, Сибил ясно понимала, что жизнь в доме мужа будет далеко не безоблачной. Я не стала ходить вокруг да около, и откровенно поделилась с ней своими соображениями. Но, проявив несвойственное ей упрямство, девушка и слышать ничего не хотела, сообщив, что с милым Рэем ей не страшны никакие трудности.
   - Я готова работать в их доме от зари до зари! Лишь бы его семья приняла меня, а он сам не мог бы сказать обо мне ничего дурного. Я не подведу его!
   - Но как же твои замечательные эскизы? Ты же так хотела заниматься любимым делом!
   - О, я не брошу шить. Об этом не беспокойся, - произнесла она чуть взволнованным голосом. - У них большая семья, и я не буду сидеть сложа руки.
   Я не верила своим ушам. Такая покорность была совершенно в духе той Сибил, задавленной и запуганной, что жила под гнетом своего дяди. Как будто бы любовь к Рэю полностью лишила ее чувства собственного достоинства. В ответ на мое возмущение она лишь спокойно улыбнулась.
   - Когда любишь, то свои собственные желания и устремления не имеют значения. Только то, что важно для любимого.
   - Сибил, то, что ты говоришь, похоже на рабскую преданность, а не взаимную любовь.
   - Возможно... но не это ли любовь, когда ты полностью отдаешься человеку - и душой, и разумом? Не это ли счастье - быть допущенной к его сердцу, разделять с ним его заботы, и быть единственной подругой в его радостях и бедах до самой своей смерти! Не удовольствие ли - преданно заботиться и служить любимому мужу, оберегая каждый его день, каждый час и минуту его жизни? Вечную благодарность должна питать девушки, отмеченная таким благословением.
   - А что же твои радости и беды? Мне претят глупые предрассудки, будто семья состоит только из мужа, а жена так, какой-то бесполезный, бессловесный и совершенно ничтожный придаток, обязанный, как ты говоришь, до самой смерти служить мужу! Я жду, что мой избранник будет считаться не только с моим мнением и желаниями, но и ценить мой ум, мои чувства и поступки. А не лошадиную покорность! И моя личная свобода будет для него так же важна, как и собственная. По мне, любовь основывается на взаимности, а не на подчинении.
   - Да...наверное, так и должно быть. Но я не читала так много книг, как ты, не получила образования, как у тебя, и потому слишком невежественна, чтобы судить о таких вещах. Я живу так, как подсказывает мне сердце. А оно не...совсем принимает твои современные взгляды.... И поверь мне, Рэй уважает и любит меня, но он никогда не встанет против воли отца. Для него это также немыслимо, как зимой знойный полдень.
   Вот так с присущей ей чуткостью и мягкостью Сибил дала понять мне, чтобы я не вмешивалась в ее дела, и что она приняла решение и не отступится.
   Свадьбу решено было играть в середине октября. Как раз к этому сроку мистер Готлиб обязался уладить все вопросы по назначению Рэя младшим компаньоном. Он все еще лелеял мысль воспользоваться свадьбой сына в деловых интересах и пригласить возможных клиентов и людей со связями. Поэтому щепетильному и гонявшемуся за солидностью кузнецу хотелось, чтобы венчание прошло в главном соборе Солсбери. Но тетя осталась глуха к его намекам и непонятно откуда взявшейся уверенности, что она может оплатить такие расходы.
   - Наверняка граф Китчестер не откажется от приглашения, - осторожно высказался мистер Готлиб, и мы вмиг поняли, откуда дует ветер такой нахальной уверенности. - А знатному гостю негоже ютиться в той развалюхе, что стоит у нас на центральной площади!
   - А с чего бы ему его принять? - жестко, спросила тетя. - Я не герцогиня Йорская, чтобы мои приглашения не могли отклонить.
   - Но, милейшая Гризельда, вы же воспитали его внучку, - сладко проговорил мистер Готлиб. - Весь Гаден-Роуз только и трещит о том, что мисс Сноу пользуется большой благосклонностью своего деда и его гостеприимством. Граф должен быть вам весьма признателен.
   - Это не дает мне повод выпрашивать у него деньги на оплату ваших амбициозных нужд! - не церемонясь, рявкнула тетя, не стесняясь смутить кузнеца. Его торгашеские планы уже начинали злить ее. Мистер Готлиб был весьма догадливым человеком, хоть и провел всю свою жизнь в убийственной жаре кузницы, где даже жестяное ведро с водой для питья нагревалось в считанные минуты, что уж говорить о слабых мужицких мозгах. Поэтому он оставил эту болезненную для обоих тему и безнадежно вздохнул, простившись с мечтами о титулованном госте, и возможном, если он сумел бы себя правильно подать, а он бы сумел, попечителе его бизнеса.
   После обеда за мной прибыл экипаж. Тетя провожала меня в подавленном состоянии. Ее совсем не радовало то, с какой стороны показали себя Готлибы. И хотя она всю свою жизнь прожила с ними бок о бок, их истинное лицо открылось ей только сейчас. Нет, тетя ни в коем случае не была против Рэя, ей нравился этот "большой тихоня", тем более ее подопечная испытывала к нему теплые чувства, как говорила тетушка. Она питала надежды, что семейная жизнь изменит парня и он не останется таким тюфяком навечно.
   В дороге кучер, не умолкая, делился радостными новостями. Его дочь та самая, что замужем за фермером из Хэмптшира на днях родила сына. Ребенок, как и следовало, вылитый ангелочек! Правда, сам новоявленный дед еще не видел внука, но посыльный мальчишка детально описал малыша и при этом клялся и божился, что прирастет к колючему чертополоху, если только ляпнет хоть слово неправды. Мистер Дамьян же был так добр, что предложил кучеру съездить в Хэмптшир - проведать дочь и внука. И обещался сам уладить этот вопрос с милордом.
   - Мистер Дамьян? Но ведь его нет в Китчестер, - поразилась я. И следом подумала, что, если кучер не залил за воротник на больших радостях и действительно общался с Дамьяном, то еще более удивительно, что тот выразил заботу о слуге да к тому же вызвался похлопотать за него!
   - Он приехал в обед, мисс. Я как раз собирался за вами, а тут они подкатили...
   - Они?
   - Ну да. С мистером Клифером была гостья, юная леди.
   - Юная леди?! Вот как...- сердце неприятно кольнуло. - А он объяснил, кто она такая?
   Хотя с чего Дамьяну объяснять это старому кучеру, тут же одернула я себя и покосилась на мужчину, заметил ли он мою растерянность.
   - Когда я выезжал, он только крикнул, чтобы я поспешил и доставил вас без всякого промедления.
   Вот значит как. Дамьян ждал меня, и при том не один. Что ему от меня понадобилась? Я в волнении просидела оставшуюся часть дороги до замка и так сильно задумалась, что, когда мы подъехали, спрыгнула с козел (где сидела и в этот раз), не попрощавшись.
   Я и сама ждала встречи с ним. Я должна была поговорить. И хотя я не верила, что Дамьян вот так возьмет и выложит мне всю правду, если той ночью именно он пытался убить меня. Единственное, что я могла - это заглянуть ему в глаза. Может быть, в их глубине я отыщу ответ? "Могу ли я верить ему?" - вновь и вновь спрашивала себя. Мне еще предстояло разобраться, насколько оправданы мои подозрения. Сейчас же в голове по-прежнему была полная мешанина.
   Джордан, открывший дверь, сообщил, заинтриговав еще больше, что меня ждут в музыкальной гостиной. Я буквально пролетела расстояние до нее.
   В комнате собралось немало народа. У окна, придерживая тяжелую портьеру рукой, стояла Джессика, с отсутствующим выражением глядя куда-то вдаль. Жаннин, охая и хватаясь за сердце, воодушевленно вещала что-то из жизни актрисы, осаждаемой толпами поклонников. У рояля, тихо перебирая клавиши, сидела Эллен, казалось, грустная мелодия полностью захватила ее. Тут же стоял мистер Уолтер. Впервые он не чирикал в записной книжке и не обращался, закатив глаза, к потолочной музе, а пребывал в расслабленной позе, жмурясь и скрестив на груди руки. Его лицо было полно блаженной неги, а точеные, похожие на девичьи, белые пальцы отстукивали по темному сукну пиджака в такт мелодии.
   На подлокотнике дивана (будто нет более удобного места) сидел Дамьян. Развернувшись вполоборота и опершись локтем о стенку, он нависал над расположившейся рядом с ним гостьей. С крайне увлеченным видом он взирал на девушку, которая вся порозовела и расцвела под его взглядом. Это была Виолетта.
   Удивление при виде нее быстро прошло, сменившись каким-то раздражавшим чувством досады и обиды на Дамьяна. Некоторое время, незамеченная, я стояла в дверях, наблюдая, как он улыбается ей, как что-то тихо говорит, от чего Летти по-глупому хихикает, а затем он чуть наклоняется к ней и убирает со лба светлую прядь.
   Прикусив губу, чтобы только сдержать себя и не броситься сломя голову через коридоры и лестницы в свою комнату, где можно было бы выплеснуть свой гнев на этого беспринципного Казанову, я вошла в гостиную.
   - Лети, вот так сюрприз! - воскликнула я, протягивая руки. Руки дрожали, но подруга была совсем ненаблюдательна, и вряд ли она изменилась за время, проведенное в Лондоне. С грацией, вбитой ей изнуряющими занятиями с маркизой Грэдфил, она поднялась и направилась ко мне.
   - Найтингейл, а вот и ты! - не менее жизнерадостно воскликнула Летти. Наверняка Жаннин обзавидовалась столь мастерски сыгранной сценке приветствия.
   Мы расцеловались. И все же я была рада нашей встрече, несмотря на клокотавший во мне вулкан ревности. О, да! Я не могла отрицать, что ревную. Ревную глубоко, сильно, так, как не ревновала в библиотеке, когда наткнулась на него и Джудит. Но, может быть, волна ненависти, захлестнувшая меня в тот момент, и была ревность?
   После бурного приветствия, Виолетта рассказала, как очутилась в Китчестере. С мистером Клифером она совершено случайно столкнулась на улице Солсбери. Тернеры приехали поездом из Лондона, и пока мистер Арчибальд нанимал экипаж, мать с дочерью решили зайти в кондитерскую и попотчевать себя горячим шоколадом и клубничными вафлями.
   - Мистер Клифер был чрезвычайно галантен, и сразу же узнал меня, - она стрельнула в Дамьяна откровенным взглядом, от которого даже лондонские мужчины, с давно выработавшимся иммунитетом к столь убийственным средствам нападения, навеки сраженные, падали к ее ногам. - Хотя виделись мы с ним всего один раз. Тогда, когда его лошади понесли у школы, ты помнишь, этот презабавный случай, Найтингейл?
   - Нет, презабавного не помню...
   - Ах, ну да, как же я забыла - сама серьезность и чопорность.
   От этого заявления Жаннин, сидевшая напротив нас рассмеялась и по-приятельски добавила, обратившись к Летти:
   - Да, мы все успели заметить, что одно из достоинств нашей Найтингейл - умение владеть собой. Скажу по секрету, даже леди Редлифф не в силах поколебать ее невозмутимость и заставить трястись от страха перед собственной внушительностью.
   И куда только это достоинство испаряется, как только в пределах моей видимости оказывается Дамьян?! Я робко покосилась на него. Все это время я усердно отворачивала голову и не смотрела в его сторону, опасаясь выдать свое состояние. Но он был поглощен моей подругой и не скрывал своего восхищения, чем, похоже, приводил в бешенство Джессику, все еще стоявшую в оцепенении у окна. Виолетта обладала тем, что делало ее опасной для мужчин и чего не было во мне - неотразимой красотой, соблазнительностью и умелым кокетством. Поэтому при одном только взгляде на нее, Джессика, поняла, что встретила опасного противника. Меня же, как я потом убедилась, она вычеркнула из этого списка, наделив некой аурой несуразной оплошности.
   - Мистер Клифер сообщил нам, что ты гостишь в Китчестере, - тем временем излагала свой рассказ Летти. - Мне захотелось тут же тебя увидеть. И тебя и этот восхитительный замок. Как же тебе повезло, Найти, что ты внучка графа! Наверняка, замок достанется тебе. Зачем старику тебя приглашать, если бы он не хотел оставить тебе все?!...Ведь так же?!
   Неловкое молчание прервал подразнивающий голос Дамьяна:
   - Ну, а кому же еще, как не ей? Вы совершено правы, мисс Тернер.
   Она одарила его благодарным взглядом, не заметив, как все на миг задержали дыхание.
   Из дальнейшего рассказа мы узнали, что Виолетта упросила родителей, в особенности матушку, поскольку ее тихий отец во всем соглашался со своей женой, отправиться с мистером Клифером, любезно предложившим свою наемную коляску, в Китчестер. Миссис Тернер ни разу в жизни не была столь сильна характером, чтобы хоть в чем-то отказать любимой дочери. И после недолгих заверений Дамьяна в том, что нет нужды переживать за репутацию мисс Тернер, поскольку по пути они заберут некую Эльзу Боп, экономку долгие-предолгие годы служившую в замке, за которой он якобы и приехал в Солсбери. После такого клятвенного обещания доверчивая миссис Тернер благословила свою дочь и та, довольная удавшимся приключением, отправилась вместе с Дамьяом сюда.
   - Тебе смелости не занимать, - сурово сказала я, чем вызвала недовольное фырканье.
   Вскоре мы оставили гостиную и отправились бродить по замку. Восхищение домом часто прерывалось излияниями о дебюте. Летти успела поведать почти все, что с ней произошло за четыре месяца ее блаженной жизни в столице. Я слушала, не перебивая, иначе на свою беду могла бы нарваться на демонстрацию обширных знаний о двух самых главных предметах в жизни каждой женщины - развлечениях и мужчинах. После того, как Летти трижды повторила, пытаясь внушить мне трепет благоговения, названия всех мест, где побывала, и перечислила все титулы, с какими имела дело, она поняла, что меня не пронять и немного поубавила свой пыл.
   Уже перед самым отъездом в Гаден-Роуз она удосужилась расспросить и о нашей жизни. О себе я сообщила немного, только то, что еще какое-то время прогощу в замке. После чего Летти пообещала навещать меня так часто, как только позволит ее чувство такта. В голосе я уловила нотки зависти. Они стали еще отчетливее, когда я сообщила ей долгожданную весть о Рэе и Сибил.
   - О, надо же, чурбан вылез из своей длительной спячки! - воскликнула она. - А я то думала, бедняжка Сиб до самой смерти будет ждать, пока он явит чудо! И когда великое событие?
   - В середине октября. Сразу же за твоим великим событием! - раздражено буркнула я. - Зато твой жених оказался достаточно прытким волшебником, чтобы вовремя явить чудо и вызвать твое расположение. А может уже и любовь? Тебе ведь все равно кем увлекаться - мясник не хуже графа или учителя танцев ...
   Раз ослабив вожжи, я уже не смогла остановиться. Ревность все еще кипевшая во мне требовала выхода. А обидные слова о Сибил дали мне необходимый повод, чтобы высказаться.
   - Ты злыдня! - визгливо выкрикнула Летти.
   Признаюсь, я никак не ожидала, что вызову такую бурю. Привычно топнув, девушка вдруг разревелась и бросилась по дорожке к конюшне, куда мы и направлялись. Почти у самого входа я догнала ее. И схватив за руку, заставила остановиться. Из ее неразборчивых бормотаний, прерываемых всхлипываниями, я вынесла только одно - причиной ее истерики был будущий муж.
   - В чем дело? Он тебе ненавистен? Неужели он так отвратителен? - я тараторила, одновременно вытирая ее лицо своим платком. - Тетя, конечно, рассказывала мне о нем, но совсем немного. Только то, что у него четверо детей и живет он прямо в мясницкой лавке.
   Неожиданно Виолетта откинула мою руку от своего лица и указательным пальцем тыкнула меня в грудь. Ее глаза только что полные горьких слез теперь горели яростным пламенем. Она заговорила жестко, произнося каждое слово с выразительной паузой:
   - Никогда не смей упоминать при мне этого отвратительного человека! Его для меня нет!
   Я молча кивнула, не испытывая ни малейшего желания выяснять у нее подробности.
  
  

Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"