Левина Екатерина Анатольевна : другие произведения.

Соловей для черного принца. Главы 5-8

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

ГЛАВА 5

   Этот небывалый для такого тихого местечка, как Гаден-Роуз, случай вытеснил все сплетни из голов деревенских жителей. Я знала, что это происшествие будет перемалываться тысячи раз, пока не обрастет совсем уж невиданными подробностями чудесного спасения. А беловолосый мальчик станет жутким злодеем, покушавшимся на бедную невинную девочку.
   Меня очень интересовал этот мальчик. Он не только хотел казаться взрослым, но и был слишком взрослым для своих лет. Множество раз я прокручивала наш разговор. Точнее обмен взаимными оскорблениями. Я вспоминала, как он уже издали изучал меня, а на лежавшую у ворот Сибил даже не взглянул. Что это - безразличие? Мне не верилось, что он равнодушно отнесся к случившемуся и единственное, что ему хотелось - грубо высказаться о наших недалеких умственных способностях. Я видела, что он испугался, так как прятал дрожавшие руки от моего взгляда и сильно нервничал, хотя изо всех сил старался казаться спокойным. Но был ли этот испуг только за свою жизнь? Его обидные оскорбления я также отнесла на счет нервного потрясения. Мы оба были слишком взвинчены, чтобы держать себя в рамках этикета.
   О нем знали только со слов кучера.
   - Мистер Дамьян хотел покататься, посмотреть окрестности, - впопыхах объяснял старик.
   И деревенские матроны пришли к выводу, что мальчишка, как и должно Китчестерам, своенравный эгоист.
   - Все им позволено - и в замках жить и людей давить! - дружно вздыхали они.
   Сам же мальчик, оказывается, разговаривал только со мной. Поэтому все любопытствующие пытались выведать нашу беседу. Но я говорила, что из-за шока и сильного падения у меня отшибло память, и я абсолютно ничего не помню.
   Пешенсы так и не появились в тот день в школе, хотя к ним посылали несколько раз. Поэтому, доктор Ливингтон отнес Сибил сам. Точнее, импровизированные носилки со спавшей девочкой несли Рэй Готлиб со своим отцом, а доктор воодушевленно командовал.
   Но на воскресной службе Пешенсы были в центре внимания, что доставляло им поистине нескрываемое удовольствие. Уверенные, что Господь заметил их старания в выполнении долга, и, наконец-то, одарил их своей милостью, они заняли высокие места в церкви и, словно королевская чета, принимали сочувствие и пожелания скорейшего выздоровления племянницы. Их явная гордыня и наслаждение славой никак не вписывались в образ праведников. Меня это развеселило. И когда мы с тетушкой и семьей Тернер подошли к ним, чтобы узнать, как себя чувствует Сибил, я изо всех сил старалась придать своему лицу выражение высочайшего почтения.
   - Я очень надеюсь, дорогая Тильда, что вы не откажете моей племяннице и Виолетте навестить завтра после обеденного чая пострадавшую, - сладким голосом спросила тетя Гризельда. - Я думаю, что после чая будет в самый раз, чтобы, как говориться "случайно не напроситься".
   Миссис Пешенс поджала губы, давая понять, что в ее доме "случайно напроситься" может только таракан на какую-нибудь завалявшуюся крошку. Все остальные вряд ли получат от нее угощение. Памятуя о том, что я все-таки спасла их племянницу, и не пригласить меня было бы не по-божески, в ответ на вопрос тети, она согласно кивнула.
   - Если моему мужу будет угодна эта встреча, то я не буду возражать, Гризельда.
   - Я думаю, не только мне будет угодна эта встреча, но и самому Господу нашему, - склонив голову набок и сцепив на груди длинные пальцы, милостиво отозвался мистер Пешенс.
   Его раскрасневшееся от большого внимания лицо приняло вдохновенное выражение.
   - Ваша племянница, Гризельда, уже доказала, что Всевидящий предназначил ей стать ангелом-хранителем нашей Сибил, - начал он зычным голосом, стараясь еще больше обратить внимание на свою смиренную персону. - Однако ее первостепенный долг - спасти грешную душу, заплутавшую в дебрях невежества, указать ей правильный путь из огненного ада к мрачному чистилищу. Потому как, увы, я со стыдом должен признать, что благодатный свет райских кущ навеки потерян для души Сибил. Я, кроткий пастырь, не могу выразить словами тот ужас, который испытываю, видя вместо невинной овечки разлагающуюся в грехе душу волка...
   "Нет, вы упиваетесь этим ужасом, - думала я, смотря на пылающее лицо мистера Пешенса. Оно светилось страстью и благоговением, словно он сам в этот миг находился под сенью райских кущ, озаряемый благодатным светом. Я осознала, что ему нравилось обвинять других людей в грехах, потому что после этого он мог еще раз похвастать своей добродетелью.
   В конце концов, я и Виолетта получили разрешение навестить Сибил.
   Ее родные не были столь щедры, чтобы выделить племяннице неделю постельного режима. Пешенсы решили, что лучшее лекарство - это работа. И уже в понедельник подняли девочку с кровати и отправили на кухню, чистить горшки. В последующие дни они заставили Сибил выдраить до блеска весь дом. За отмеренные нам на общение полчаса, мы хоть немного успевали помочь ей, но даже этой мизерной помощи она была чрезвычайно рада.
   Когда же Сибил вернулась в школу, она выглядела ничуть не лучше, чем в тот день, когда ее уносили отсюда на носилках. Зато дети, даже братья Бредли, проявили неподдельное участие. Особенно выделился тихоня Рэй Готлиб. Вот уж действительно "в тихом омуте черти водятся"!
   Я уже говорила, что самым радостным моментом в школьные часы было чаепитие. Оно проходило под большим секретом от миссис Додд, так как с ее разрешения в школе можно было пить только молоко с ржаным хлебом. Но Сибил никогда не пила с нами чай. Даже в последнее время, когда начала крепнуть наша дружба.
   Через пару дней после возвращения в школу, она как обычно устроилась у окна, ожидая, когда мы с Виолеттой закончим чаепитие. И вдруг я заметила, как у Дэвида Бредли отвалилась челюсть и из нее выпал недожеванный кусок. Он смотрел в сторону окна. Я обернулась. Перед Сибил стоял Рэй Готлиб. В одной руке он держал жестяную кружку, от которой поднимался ароматный пар, а в другой горсть печеней. Его массивная фигура была напряжена, а широкие плечи ссутулились. Пару секунд он в упор глядел в распахнутые от удивления глаза Сибил, затем, не сказав ни слова, наклонился и поставил кружку на стоявший рядом стул. Туда же горкой положил печенье. Выпрямившись, он вытер об штаны широкую ладонь от липких крошек.
   - Ешь! Полезно, - проговорил он ломким голосом и косолапой походкой прошел к выходу.
   Мы так и сидели с открытыми ртами, уставившись на пунцовую девочку, пока Дэвид и Фред Бредли не начали свистеть и гоготать. Виолетта тоже захихикала и больно толкнула меня локтем в бок, многозначительно подмигнув. Когда после чая мы вышли в сад, Рэй сидел на скамейке и прутиком чертил каракули на земле. Мальчишки тут же окружили его, подшучивая и задирая. Но тот так мрачно посмотрел на них, что шуточки вскоре прекратились.
   На следующий день Сибил уже сама пошла за чаем, а когда села на свое место за столом, я заметила, как она мельком взглянула на Рэя. Но тот, не поднимая головы, смотрел в свою кружку, лишь кончики ушей ярко алели, выдавая его смущение.
   В общем, этот несчастный случай очень сблизил всех нас. Что касается меня, то я не только стала "своей" в этой компании, но и чувствовала искреннее уважение со стороны ребят. Кроме того, у меня впервые в жизни были подруги.
   С Виолеттой у меня установилась несколько воинственная дружба. Как она считала, Уэстермлендское происхождение и "неописуемая" красота ставили ее выше нас, обыкновенных смертных. Даже моя причастность к Китчестерам, не давала мне ничего особенного.
   - Это все равно, что быть незаконнорожденной, - сказала она однажды. - Хоть ты и носишь их фамилию, но к Китчестерам ты не принадлежишь, потому что твой дед отказался от твоего отца. Вот если граф тебя признает, тогда мы будем с тобой на одной ступеньке.
   - Нет. Тогда я буду наследницей, а ты всего лишь дочерью пятого сына графа, - поддела я ее.
   Лети тут же обиделась. И обрушила весь гнев на Сибил.
   - Зато Сибил самая настоящая простолюдинка! И в больших городах, таких как Солсбери, не говоря уж о Лондоне, такие девочки как я, не имеют ничего общего с такими как она. И вообще на улице при встрече со знатной леди все бедняки падают ниц и...
   Она не успела договорить, так как я прервала ее восклицанием:
   - Ой, Лети, неужели ты хочешь, что бы все люди в Гаден-Роуз падали перед тобой ниц, и целовали твои башмаки! Представляешь, ты идешь по главной улице, а там... в два ряда преклоненные сельчане, выпятившие губы трубочкой, чтобы поцеловать твой пыльный башмак. И даже сам мистер Лонгботтом! Интересно, как ты умудришься подсунуть ему ногу, так, чтобы не испортить его великолепных усов? Хотя, я думаю, что в таком случае, твой знатный башмак будет для него намного важнее каких-то там усов на лице простолюдина.
   Обе девочки уже держались за животы от смеха.
   Когда Летти пыталась командовать нами, то ставить ее на место и поддевать, мне доставляло огромное удовольствие. Виолетта в свою очередь относилась ко мне с большим уважением, чем к Сибил, и, когда я противоречила ей, она также как и я наслаждалась нашими словесными баталиями. Сибил она немного презирала, называя ее "тихоней". Но та нисколько не обижалась.
   Мне вообще трудно было представить Сибил обиженной на кого-то. С ее стороны я видела только преданность и неограниченную веру в меня и нашу дружбу.
   Я пришла в школу весной, тогда как занятия в деревне начались с ранней зимы. Миссис Тернер давала мне дополнительные задания, и я быстро догнала ребят. Я гораздо больше интересовалась уроками, чем любой из обучавшихся вместе со мной.
   - Я уверена, ты такие же успехи будут и в Академии, - с гордостью сказала тетя, когда мы в очередной раз обсуждали предстоящую поездку в графство Дарем. - У тебя талант к учебе. Станешь самой блестящей воспитанницей.
   А старушка Финифет как всегда начала жужжать.
   - Вот придумали: мерить болото и океан! В нашей школе даже осел станет лучшим, если будет чуть усерднее, чем остальные. А вы сравниваете вон с каким местом - с при-ви-ле-ги-ро-ван-ным! Да там каждая девчушка с умной головой, а не с отмороженной, как тут.
   - А я и не говорила, что будет легко. Конечно, придется трудиться, как же без этого. Но, только получив образование, Роб, сможет думать о будущем.
   Тетушка не раз твердила мне, что возможность совершенствоваться и относительная свобода в выборе дальнейшего пути - мое большое преимущество перед многими девушками, которым с рождения начертана их главная цель в жизни - достойно выйти замуж и произвести наследника.
   - Наследник! Вот главное достоинство женщины в глазах мужчины! Порой меня просто убивает, то скудоумие, с которым муж смотрит на свою жену. Он видит в ней только механизм по производству наследников. У одной моей знакомой шесть дочерей, но ее муж настроен любыми способами добиться от нее сына. Она готова уже на все! Даже на то, чтобы надеть на себя пояс верности, а ключики от него выкинуть в самый дальний овраг, лишь бы только не слышать о своем супружеском долге и обязанности произвести на свет дите мужского пола.
   Тетушка могла часами рассуждать о глупости женщин и тупости мужчин. Фини ее всецело поддерживала, и обе старые девы горячо наставляли меня в вопросах общения с противоположным полом, прочитывая мне наимудрейшие лекции на тему "Что за зверь - мужчина. И способы обращения с ним".
   - И запомни, если мужчина говорит, какие великолепные у тебя зубы - значит, он уже разглядел в тебе достоинства здоровой племенной кобылы, способной произвести как минимум четырех сыновей, не считая дочек! А потому, смело отправляй его гулять на все четыре стороны!
   Примерно такие советы давали они в конце каждой лекции. Естественно, они сильно отличались от того, что обычно говорят матери своим дочерям, но я никогда не жаловалась, что тетя со смехом относилась ко многим серьезным вещам и имела особый взгляд на жизнь. Другой темой наших разговоров было мое будущее:
   - И не воображай, что тебя ожидают на каждом углу блага и дары судьбы, - менторским тоном говорила она. - Тебе с твоим характером вряд ли это пошло бы на пользу. И я всерьез советую тебе по возможности больше почерпнуть знаний и навыков сейчас, чтобы во всеоружии вступить во взрослую жизнь. Учись как можно большему и ни на минуту не забывай, что ты сама вершительница своей судьбы. Чем ярче твои стремления, тем интереснее пути к их исполнению.
   - Но, тетя, я же могу остаться здесь, с вами. Выучусь шить, как и вы.
   - Дорогая, ты еще не понимаешь какая здесь жизнь. Через пару лет, ты не будешь знать, куда деть себя от скуки и соседей. Словно семечко, упавшее в мертвую почву. Без воды и тепла оно не станет прекрасным цветком и останется всего лишь семечком до тех пор, пока не сгниет.
   - А почему же вы не уехали?
   - Наверное, потому что здесь я нужна. Мне нравится быть в центре событий, руководить делами комитета, устраивать праздники...
   Финифет фыркнула.
   - Вы просто знаете, что без вас Гаден-Роуз превратится в военную казарму, где будет властвовать Дадли Додд. И от этого у вас на сердце кошки скребут.
   - Естественно, - согласилась тетушка. - Мне жалко всех этих несчастных, которые окажутся в стальных руках этого наполеона в юбке.
   Я улыбалась, слушая их перепалку. Но мысли мои были далеко. Я не представляла, как уеду из Сильвер-Белла, как покину тетушку и старушку Фини, как останусь одна-одинешенка в непривычном и чужом мире. Но, несомненно, тетя Гризельда была права в том, что я, будучи натурой страстной и пытливой, не смогу провести жизнь в деревенском однообразии.
   Поэтому к концу августа, когда был запланирован мой отъезд, я уже мечтала поскорее оказаться в Академии и окунуться в новые приключения.
   Уже за неделю до отъезда вещи были собраны. Благодаря тетушке мой гардероб сильно разнообразился. Появились даже два праздничных платья. Одно было из синего поплина, расшитого узором из белой нити, а другое янтарного цвета отделанное парчовыми вставками.
   - Для особых случаев, - прокомментировала, улыбаясь, тетя, когда я восхищенно благодарила ее. - Должны же быть и в Академии для благородных девиц свои праздники. А на этих праздниках ты должна быть самая прелестная.
   На эти слова я только усмехнулась.
   - Разве серая гусыня может стать великолепным павлином?!
   - Даже гусыня может затмить всех павлинов, если начистит свои перышки и будет держаться с достоинством.
   - Главное не внешнее богатство, а богатство внутреннее! - услышав наш разговор, назидательно вставила Финифет.
   - Да уж, Фини, судя по твоему виду, у тебя все внутренности из бриллиантов! - не замедлила поддеть ее тетя.
   - Тогда вам, мисс Гризельда, как моей ближайшей наследнице, придется меня холить и лелеять! И не дай бог у меня случиться несварение желудка или колики, или, еще хуже, дизентерия, тогда вам придется навеки распрощаться со своим наследством!
   - Ох, Фини, ну и остра же ты на язычок, - сквозь смех пробормотала тетя.
   - Еще бы! Точу каждое утро. Уж всё точило стерла.
   - То-то я смотрю, ты не завтракала. Волдыри во рту выросли, что ль, от усердной заточки? Или от овсянки у тебя бриллиантовая желчь выделяется?
   Долго бы эти две неугомонные подруги соревновались в красноречии, если бы я судейским тоном не подвела окончательный итог их спору.
   - Ничья!
   Обе женщины обиженно воззрились на меня. Еще бы! Они только вошли в раж, а я их прерываю на самом пике азарта.
   - Я, пожалуй, пойду, прогуляюсь, а то в последние минуты мне кажется, что мечта Фини о Бедламе начала сбываться, - воскликнула я. И в следующий миг выскочила за дверь, виртуозно увернувшись от полетевшей в меня диванной подушки.
   В эти дни накануне отъезда я поняла, как была счастлива здесь. С одной стороны, я горевала, что потеряла родителей, но с другой - понимала, что если бы не эта горькая потеря, то я не обрела бы сегодняшнее счастье. Хотя мрачное самокопание не было свойственно мне, я постоянно сравнивала прошлую жизнь с моей теперешней. И чем чаще я это делала, тем отчетливее становились мысли, за которые я корила себя и стыдилась, но ничего не могла поделать. Я с ужасом осознала, что в какой-то степени рада, что в моей жизни произошел такой поворот. Вглядываясь в прошлое, я поняла, что никогда не была дорога родителям по-настоящему. С отцом и матерью я чувствовала себя незваным гостем, забытым хозяевами. Все это было слишком печальным в сравнении с яркой, насыщенной жизнью, которую я вела здесь.
   Именно в это время, чтобы отвлечь меня от раздумий, тетя предложила съездить к древним камням, которые мы видели, когда я впервые ехала в Гаден-Роуз. Она договорилась с Томом Греттемом, который вез нас в тот зимний день с Солсберийского вокзала. Мы ехали втроем: я, тетя и Виолетта. К моему огорчению, у нас не получилось отвоевать Сибил у ее дяди. Никакие уговоры не помогли смягчить твердое сердце мистера Пешенса, уверенного в том, что дикие языческие храмы, пусть даже и превратившиеся в руины, не заслуживают внимания верного раба божьего. Когда же мы выезжали из деревни, то увидели его, бегущего к нам и размахивающего своими длинными руками. Оказалось, что его беспокойство за наши души было так велико, что он решился поехать с нами и проследить за их сохранность.
   - Ибо, Змей-искуситель, - обличительно вещал он, - часто подстерегает невинных агнцев там, где особенно исступленно поклонялись ему!
   - Я уверена, дорогой Руфус, что сам Господь вложит в ваши праведные руки копье, чтобы сразиться со змием, подобно великомученику Георгию Победоносцу!
   - О, ну что вы, Гризельда! Господь знает, что мне еще рано оказывать такую великую честь...
   - Еще рано? - язвительно переспросила Виолетта. Я наступила ей на ногу, предупреждая быть осторожной. Но, полный восторгов от сравнения его с великим святым, мистер Пешенс не заметил желчи в голосе девочки.
   - Небесный отец следит за совершенствованием детей своих. Он знает, что мой дух куется в строжайшей дисциплине и аскетизме, а помыслы мои чисты и направлены на привлечение...
   - ...смиренных овец? - опять перебила его Виолетта и в ответ на внимательный взгляд, которым наградил ее мужчина, она скорчила невинную рожицу.
   - Правильно, дитя мое...Так вот, я верую, и должен сказать, что вера моя крепнет с каждой минутой, что я избран для свершения славных дел. И как только дух мой окончательно закалится, чтобы дьявол не мог пробиться сквозь сталь моей веры, я услышу благую весть...
   - Которую прокаркает ваш облезлый ворон?
   На тетю Гризельду неожиданно напал удушающий приступ кашля. Она выхватила платок и, трясясь всем своим внушительным телом, принялась громогласно откашливаться. Этот внезапный приступ, привлекший внимание мистера Пешенса к обессилевшей женщине, продолжался минуты три. За это время я успела, как следует оттоптать ногу подруги, выразительными жестами и мимикой дав понять, что нельзя издеваться над ним. Иначе мы вообще никогда не увидим Сибил.
   Думаю, все-таки боль в оттоптанной ноге утихомирила капризную девчонку, и Виолетта все оставшееся время прогулки вела себя с мистером Пешенсом вполне вежливо.
   Мы подъехали прямо к камням, так поразившим меня своим величием и таинственностью еще в тот зимний день. И когда я увидела мощные громады глыб, мое сердце замерло в восторге.
   Оно оказалось еще больше, чем представлялось издалека, а гигантские камни еще массивнее и древнее. Вокруг стояла безмолвная тишина. Лишь резкий равнинный ветер свистел между громадами. Я бродила среди них, трепетно дотрагиваясь до щербатых камней, ощущая приятное тепло, исходившее от нагретой солнцем шероховатой поверхности. Мной, как и зимой, вновь овладело ощущение таинственности, благоговения перед давно минувшими, но все еще могущественными тайными силами, витающими вокруг этого места.
   - Нет! Невозможно поверить, что все это возвели обычные люди, вроде нас, - восхищенно оглядываясь кругом, воскликнула я. - Такие громадины не под силу поднять даже десятку самых крепких мужчин. Наверняка здесь потрудились сказочные существа или волшебники.
   Я обошла все сооружение, рассматривая трещины и расколы в плитах. Многие камни уже сильно деформировались от времени, некоторые были повалены и разбиты на множество кусков, тут же вдавленных в землю. Тетю тоже заинтересовали камни, особенно ей нравились гиганты в центре. Она продолжительное время изучала их, задрав голову.
   - В старых преданиях это место - она обвела вокруг себя руками, - зовется "Пляской Великанов". Впервые оказавшись здесь, я поневоле представляла себе безудержные танцы мифических гигантов среди освещенных сотней факелов каменных глыб. Еще мне казалось, что глыбы похожи на этих самых танцующих великанов, навеки заточенных в каменные темницы каким-нибудь дьявольским проклятьем.
   Я изумленно смотрела на тетушку. Никогда бы не подумала, что этой волевой и рассудительной женщине не чужды страстное воображение и романтичность.
   - Вот-вот... именно, что дьявольским! Гризельда вы уже начинаете вести себя неадекватно! Боюсь, что Змей-искуситель уже оставил ядовитый отпечаток в вашей душе, своими парами отравляющий вашу христианскую сущность.
   Мистер Пешенс, держа в руке распятие, снятое со стены в своем доме, совершал уже четвертый обход вокруг каменей. При этом он звучно читал нескончаемые молитвы и торжественно осенял крестным знамением каждую глыбу. Видимо, таким образом, надеясь избавиться от коварного змия.
   - Подумать только, эти камни тут стояли еще до Рождества Христова и здесь жили люди, точно такие же, как мы, со своими горестями и радостями. И они, наверняка, никогда не думали, что через тысячелетия о них будут слагать легенды и пытаться узнать их сокровенные тайны.
   Тетушка значительно кивала, а Виолетта всем своим видом изображала презрение. Столько шума по поводу груды камней и только лишь потому, что они лежат здесь целую вечность!
   Через три дня, я уже стояла на вокзале в Лондоне, куда тетя и Финифет провожали меня по дороге в Дарем. Тетя Гризельда так крепко обнимала меня, что я боялась превратиться в блин и навеки распластаться на булыжной мостовой. Я знала, что она боится потерять меня, боится, что я могу не вернуться в глухую деревеньку, почувствовав свободу взрослой жизни.
   - Милая тетя, не волнуйтесь, - сказала я, сама не сдерживая слез, - я приеду на Рождество. Обязательно приеду! И мы с вами будем придумывать новые хитрости, чтобы вызволить Сибил из лап Пешенсов. Еще я буду слушать все ваши споры с Фини и почти честно судить их. Обещаю присуживать вам пару очков!
   Я обернулась к Финифет.
   - Фини, я и тебе тоже пару очков накину за самые вкусные вкусности на свете. Я буду очень скучать по твоему варенью и сладостям... И пусть Виолетта присматривает за Сибил. И вы тоже, тетушка, не оставляйте ее.
   Так, в спешных просьбах и обещаниях мы прощались друг с другом.
   Когда последний гудок разнесся по вокзалу глухим эхом, и поезд обдал нас клубами теплого пара, я рассталась с ними и прошла в свое купе, где меня уже ждала мисс Ливз, учительница из Академии, сопровождавшая меня из Лондона в Хартлпул.
  
  

ГЛАВА 6

   Сама Даремская Академия благородных девиц при аббатстве святого Эрика, находившаяся в семи милях от Хартлпула, меня сильно разочаровала. Со слов мисс Ливз, которая весь путь от Лондона восхищенно описывала мне академию, построенную на руинах аббатства, я представляла величественное здание, окруженное призрачными развалинами. Мое воображение нарисовало затемненные залы со сводчатыми потолками, склоненных монахов в черных рясах и свечами в руках, размеренные переливы колоколов. Но в действительности оказалось, что от аббатства осталось лишь шесть огромных колонн, бессмысленно стоявших на холме позади учебного здания. Под ногами, почти вросшие в землю, лежали несколько плит - все, что осталось от стен и потолка аббатства. Остальное было за века растаскано местными жителями на постройку собственного хозяйства. Как я узнала от той же мисс Ливз, в строительстве Академии также использовались камни с развалин, что придавало, по ее словам, "особый исторический дух" зданию.
   Когда же мы ехали с вокзала в двухколесной повозке, я еще издали увидела Академию и не сдержала вздоха разочарования. В ней не было абсолютно ничего живописного. Современное четырехэтажное здание из красного кирпича, с широким крыльцом и черными дверями. Единственное, что выделяло его, были те самые серые камни с развалин, вставленные в стены из кирпича, отчего дом походил на некое оборонительное сооружение, только что претерпевшее обстрел каменными ядрами из баллист. Подобное смешение выглядело довольно безвкусным и комичным, а вовсе не придавало зданию "особый исторический дух".
   - Ну как, впечатляет? - поинтересовалась мисс Ливз, всю дорогу вдохновлявшая мое воображение. - Мисс Дарлингтон уверена, что, столько всего интересного может произойти в стенах подобного заведения, где даже земля, на которой оно стоит, пропитана вековой историей.
   - Впечатляет! - согласилась я. Но мое согласие относилось скорее не к дому, а к его окружению. Поскольку окружающий пейзаж не просто радовал, а именно впечатлял.
   Вдали гордо возвышались из воды утесы, а под ними сине-зеленые волны обрамляли белый песок. Здание Академии располагалось прямо на вершине скалистого берега, нависая над самым морем. У подножия скал, почти у самой воды, теснились низкие домики из грубо обтесанного камня. Во дворах сушились развернутые рыбацкие сети, а вдалеке в море виднелись рыбачьи лодки. Воздух был влажный, с привкусом морской соли и рыбы и довольно прохладный. Дорога, по которой мы ехали, петляла между деревенскими домами и, извиваясь, поднималась на скалистый холм, где высилась Академия.
   Я еще ни разу не видела моря, поэтому безмятежная вода, терявшаяся в дымке горизонта, заворожила меня. Сейчас море было спокойным, но впоследствии я видела его и бушующим, с вздыбленными пенистыми волнами, разбивавшимися о скалы, и приносившим с собой северные ледяные ветра. Я так и не смогла привыкнуть к щемившим сердце звукам, и на миг замирала, тревожно вслушиваясь, как, надрываясь, плачет в дымоходах ветер.
   - ...она самая приятная женщина, хотя и не менее строгая и требовательная. Но, судя по тому, что писала о тебе мисс Уилоуби, тебе незачем ее бояться.
   Я прослушала, о ком говорит мисс Ливз, но, проведя с ней часы пути, догадалась что она опять обратилась к своей излюбленной теме - мисс Эббе Дарлингтон, директрисе академии.
   Этой женщиной мисс Ливз была не просто восхищена. Она почитала ее как образец всех наивысших достоинств и добродетелей. Поэтому большая половина ее фраз начинались со слов "Мисс Дарлингтон сказала..." или "Мисс Дарлингтон сделала..." в различных вариациях. Меня так и подмывало спросить, а что, собственно, делает сама мисс Ливз в стенах Академии и имеет ли она вообще свое мнение и свои мысли. Или директриса обладает и тем и другим в таком огромном количестве, что хватает на весь учительский состав?!
   - Посмотрите, мисс Сноу, видите вон ту пристройку к зданию? - учительница пальцем указала на приплюснутое квадратное строение, прижатое к боковой стене дома. - Это флигель, где стоит большой котел, в котором греют воду. Там же стоят ванны, отделенные друг от друга перегородками, чтобы девушки каждый вечер могли умыться и привести себя в порядок перед сном. Госпожа директриса большая поборница чистоты и телесной гигиены. А вон в том флигеле хранятся различные хозяйственные инструменты, которыми пользуются воспитанницы. Здесь вы найдете все, что вашей душе угодно: от садовых ножниц и грабель, до рыбачьих удил. Мисс Дарлингтон говорит, что легкий труд идет на пользу не только физическому здоровью, но и духовному. Поэтому, все наши ученицы обязаны чем-то заниматься в свободное время.
   Я почувствовала, что с каждыми словами, пусть и сказанными в благоговейном трепете, я проникаюсь уважением к всезнающей Эббе Дарлингтон и ее учебному заведению. Подъезжая к Академии, я уже была уверена, что предстоящие четыре года пролетят незаметно, и мне не придется скучать в безделии или монотонном обучении.
   Мисс Ливз, не дав привести себя в порядок после долгого переезда, сразу же повела к директрисе по длинному коридору с беленым потолком и вереницей дверей по обеим сторонам.
   - Идемте, мисс Сноу. И помните, вы должны выказывать колоссальное почтение мисс Дарлингтон, - наставляла меня провожатая. - Вы же понимаете, это большая нагрузка - в течение двух недель встретить каждую новенькую ученицу, прибывшую в Академию.
   Уже в последствии, я узнала, что знакомство с новенькими "с порога", - была традиция, утвержденная самой же директрисой. Ей нравилось сразу по прибытии знакомиться с девочками и самой провожать их до комнат, по дороге рассказывая об Академии.
   - И, кроме того, - добавила мисс Ливз, - мои обязанности вашей компаньонки закончатся только тогда, когда вы в целости и сохранности предстанете перед ее взором.
   Дело в том, что в последний месяц тетушка Гризельда не очень хорошо себя чувствовала - прострелы в спине, будь они не ладны, - и не могла отправиться в длительную и неудобную поездку в другую часть Англии. Поэтому она попросила Эббу Дарлингтон о помощи. Здесь было принято приезжать с преподавателями, если девочка не могла приехать с родственниками или те не могли найти ей сопровождение. Семья воспитанниц переписывалась с директрисой, и та давала имена учителей, которые могли встретить ребенка и сопроводить до школы. Таким образом, тетушка связалась с мисс Ливз и та встретила нас в Лондоне.
   Когда мы зашли в кабинет, я увидела статную женщину очень высокого роста. Еще выше она казалась из-за объемного шиньона, горделиво державшегося у нее на макушке, заколотый черным шелковым бантом. Она была именно такой, какой я себе ее представляла из хвалебных речей мисс Ливз. Образцовая директриса, немедленно внушавшая трепет и большое уважение. Все ее действия говорили о полной уверенности в собственных силах. Она требовала самого лучшего, а ее окружение несомненно это лучшее отдавало, зная, что меньшим она не удовлетворится.
   И все же, она встретила меня с улыбкой, а в голубых глазах светилась теплота.
   - Твоя тетя, мисс Уилоуби, написала нам, что ты рвешься к знаниям, как солдат в бой, - сказала она. - Надеюсь, ты оправдаешь характеристику своей тетушки. Нам нужны отважные солдаты на поле знаний, - она подбадривающее улыбнулась, видя мою робость. - И своим прилежанием будешь показывать пример другим воспитанницам.
   - Я тоже надеюсь на это от всего сердца, мисс Дарлингтон, - искренне ответила я, подумав, что просто обязана не разочаровать ее. Я была тронута поддержкой, звучавшей в ее словах.
   - Надеюсь, поездка была хорошей.
   - Да. Мисс Ливз рассказывала мне об Академии. И увиденное меня очень впечатлило.
   - Думаю, я буду права, если скажу, что наша дорогая мисс Ливз, обладает слишком богатым воображением, - сказала директриса, обращаясь скорее ко мне, чем к моей провожатой. - Что не свойственно учителям арифметики, привыкшим общаться с сухими цифрами.
   Надо же, за время, проведенное в поезде вместе с мисс Ливз, я даже не удосужилась узнать, какой предмет она ведет. Почему-то я была уверена, что это рукоделие. Она же, занятая разговорами об обожаемой директрисе, не говорила о себе. Смотря на раскрасневшееся пухлое лицо учительницы, я поражалась. Этой впечатлительной, пышущей весельем, женщине гораздо больше подходили пяльцы и иголки, чем математические формулы и таблицы.
   - Полагаю, ты ожидала гораздо большего, чем пара камешков от уже почти не существующих руин аббатства? - тем временем спросила меня мисс Дарлингтон.
   - У меня тоже богатое воображение, так что все, что я не увидела, я додумала.
   Дерзость моего ответа понравилась ей, и она одобрительно кивнула.
   - Надеюсь, ты также будешь смела во время ответов на занятиях.
   В тот день она пробыла со мной не дольше двадцати минут, но за это время успела рассказать мне не только о правилах академии, но и расспросить о моих умениях и интересах.
   - Воспитанницы делаться на три группы: младшая, средняя и старшая, - начала объяснять она, когда мы вышли из кабинета и направились осматривать здание. - К первой группе относятся девочки с восьми до двенадцати лет. Это те девочки, которые не могут по каким-то причинам обучаться дома с гувернантками. Мы преподаем им общие предметы. В среднюю группу входят девушки с двенадцати до семнадцати лет...Тебе в сентябре исполняется четырнадцать лет, значит, ты входишь в эту группу. Программа уже более разнообразна: пение, танцы, этикет, иностранные языки, история, творческие занятия и верховая езда. Для большинства учениц средняя группа заключительная в курсе обучения. А дальше - выход в свет и замужество. Нередко девочек забирают, не дождавшись окончания семестра, чтобы они могли подготовиться к своему дебюту.
   Она сказала это таким тоном, будто злодеи-родители силой увозят несчастных девушек из ее заведения, когда те в свою очередь только и мечтают о том, чтобы всю оставшуюся жизнь провести за книгой, а вовсе не на бальных вечерах в объятиях кавалеров.
   - Третья же категория девиц, - продолжала она тем временем, - это девушки, пожелавшие пройти весь курс обучения и получить более глубокие и обширные знания...
   Слушая ее, я размышляла, что в эту третью категорию входят девушки вроде меня, которым своим трудом придется обеспечивать себе прекрасное будущее.
   - У нас есть главное правило. "Правила любопытного носа" - все наши ученицы должны быть любопытными и любознательными, чтобы им хотелось учиться и познавать, прилагая для этого большое усердие. Все остальные правила вытекают из того, в какие дебри заведет их это любопытство в поисках ответов.
   - Это правило я буду соблюдать с первой же минуты, - твердо сказала я. - Так как нос у меня очень даже любопытный и любит соваться в разные истории.
   - Ну и пусть себе суется, - ответила мисс Дарлингтон. - Только необходимо помнить, что этот нос принадлежит леди, а не грубой дочке сапожника. И соответственно любопытство должно распространяться только на те области, которые достойны внимания юной леди.
   Я вспомнила происшествие с коровой. Вот уж, действительно, куча навоза никак не может быть областью достойной внимания юной леди. А ведь если бы не этот случай, то неизвестно куда могло бы завести меня неуемное любопытство.
   Я следовала за ней вверх по лестнице, довольно крутой, на четвертый этаж. На первом и втором - были комнаты для занятий и зал для танцев. Третий и четвертый этажи занимали спальни учителей и воспитанниц. Комната, где я жила вместе с двумя другими девочками, была небольшой с узким высоким окном. Мебель составляли застеленные шерстяными покрывалами кровати, шкаф, три тумбы, три тонких стула и стол у окна.
   - Твои соседки прибудут через пару дней. Так что пока ты одна. Пошлю к тебе миссис Вестедж. Она расскажет обо всем остальном, что обязаны знать новенькие.
   Так, с радушием, я была встречена в Даремской Академии. Со временем, когда прошла робость от неизведанного места, я поняла, что это радушие специально поддерживалось Эббой Дарлингтон. Даже речь директрисы с постоянным употреблением местоимений "мы" и "нам" должна была показать общность воспитанниц и преподавателей. Это выделяло Академию среди учебных заведений и делало ее уникальной, чего, впрочем, и добивалась мисс Дарлингтон.
   Я быстро освоилась. Интерес к учебе и чувство соперничества подталкивало меня учиться лучше. Меня немедленно заметили как способную ученицу. И очень часто, когда взгляд директрисы останавливался на мне, я ловила в нем луч одобрения.
   Не скажу, что дни проходили однообразно и мы были заняты только учебой. На наш выбор представлялись множество занятий, которыми мы могли заниматься в свободное время.
   Мне очень полюбилась рыбная ловля. Я подружилась с девочкой из средних классов, Софи Ларкем, которая тоже была не прочь посидеть с удилом. Но всю прелесть этого занятия я смогла прочувствовать только весной, когда Софи выпросила разрешение рыбачить с лодки, как это делают рыбаки из деревни. Рано утром в субботу, когда не было занятий, мы брали, принадлежавшую Академии лодку, одевались потеплее и отправлялись в море. Конечно, далеко от берега мы не заплывали, но все равно было волнительно сидеть в полной тишине одним посреди густого утреннего тумана, поднимавшегося от воды.
   Софи познакомила меня со своими соседками по комнате, с которыми дружила сама. Мы все были под началом миссис Вестедж, поэтому быстро сблизились. Вместе мы совершали конные прогулки и гуляли в лесу, собирая грибы, ягоды или травы. Особой радостью для нас были походы в деревеньку. В ее бухточке всегда стояли лодки, и слышались крики чаек, паривших низко над водой и высматривавших, выброшенную на песок рыбешку. А старики любили собираться на мосту и, облокотившись о каменный парапет, посудачить об уловах.
   Иногда в сопровождении учителей мы выбирались на деревенские праздники, на которых воспитанницам можно было присутствовать в качестве зрителей, но не участвовать. Кроме того, один раз в месяц вместе со своим куратором мы ездили на целый день в большой город на театральную постановку, после чего пробегались по лавкам и кондитерским. В общем, нам предоставлялась определенная свобода, и мы нисколько не чувствовали себя связанными.
   Хотя жизнь здесь не отличалась особой дисциплиной, за нами велось строгое наблюдение, и я была уверена, что если бы за какой-нибудь девушкой заметили недозволенное, ее тотчас же отправили бы домой.
   - Никакие скандалы тебе не грозят! - писала тетушка. - Ты не какая-то легкомысленная вертихвостка, и ничего общего с ними не имеешь! А все подобные особы, видя твое здравомыслие должны обходить тебя стороной.
   Но как она ошибалась!
   Дело в том, что моими соседками по комнате оказались как раз две такие особы. Лидия Маршем была из знатной семьи, имевшей богатое поместье в этих краях, а Моник Дюже из семьи банкиров, и ее сразу же после окончания учебы ждала выгодная партия. Они были похожи - и поведением, и принципами, поэтому быстро нашли общий язык и стали неразлучны.
   Лидия была крупной с розовым телом и пухлыми руками. У нее были белые зубы, которыми она сильно гордилась, отчего часто смеялась, широко открыв рот и демонстрируя свою восхитительную челюсть. Впервые увидев Лидию, я вспомнила тетушкины слова. Если судить по зубам, то из нее получилась бы отличная племенная кобыла по производству нескончаемых наследников. Моник, наоборот, была недостаточно развитой для своего возраста, с большущими голубыми глазами, всегда имевшими выражение ангельской невинности, и узким личиком.
   Обе девочки не проявляли интереса к учебе. Были заносчивыми и имели скверный характер. Их окружала небольшая группа, которая называла себя "искательницами". И искали они совершенно определенного. Девочки в группе считали себя взрослыми, знающими жизнь и любящими мирские блага, очень смелыми и дерзкими. Королевой среди них стала Лидия, ведь многие могли только теоретически обсуждать близкие их сердцу темы, а она уже имела практический опыт и часто хвалилась этим. Она гордилась тем, что выглядит гораздо старше своих четырнадцати лет, что делало ее, более соблазнительной для мужчин, чем всех ее подружек.
   Однажды я нашла в шкафу книгу, несомненно, принадлежавшую Лидии. Это была "Лисистрата" Аристофана. Больше всего меня шокировало не ее содержание, так как я уже была знакома со многими греческими произведениями и знала о свободе нравов Древней Эллады, а иллюстрации, которые были до безобразия неприличны. Я положила книгу обратно в шкаф, и вымыла руки, словно прикасалась к чему-то грязному. Но вечером Лидия устроила скандал, узнав каким-то образом, что я нашла книги и просмотрела их.
   - Ты шпионишь за нами, грязная лицемерка! А потом докладываешь своей обожаемой директрисе.
   - Если бы это было так, - спокойно сказала я, - вы бы здесь уже давным-давно не учились.
   - Нет, ей просто завидно, - вмешалась Моник. - Разве ты не видишь, как ей хочется стать одной из "амазонок". Да она от зависти лопается, когда мы по вечерам уходим гулять.
   "Гулять" - так назывались почти ежедневные вылазки, которые девушки тайно совершали после того, как все уснут. Эти прогулки начались в середине первого года, когда девушки достаточно освоились и завели "нужные" знакомства среди слуг, чтобы те помогали им во время их ночных походов.
   - Точно, посмотри, как она покраснела! Что, Найти, тебе, прямо-таки, не терпится узнать, чем мы там занимаемся? А, может быть, и самой поучиться? Ты же усердная ученица, в своем старании, глядишь, и меня переплюнешь!
   Они грубо засмеялись. Мне было противно от их слов.
   - Слава богу, что я еще не дошла до того, живя с вами, чтобы мне захотелось поучаствовать в ваших делах. И я не думаю, что самоуважение позволит мне завидовать вам!
   - Ты... девственница! - выкрикнула Лидия, задетая моими словами. Видимо, она посчитала, что это будет самым унизительным оскорблением.
   - И горжусь этим!
   После этой перепалки, когда они особенно сердились на меня, то презрительно именовали меня "старой девой". Меня же их поведение с самой первого дня знакомства только забавляло, и в письмах к тетушке часто упоминала о них, называя в шутку "мои глупые мартышки".
  

ГЛАВА 7

   - Я уже начинаю думать, что совершила непростительную ошибку, отправив тебя так далеко от дома, - сказала мне тетя Гризельда, когда я приехала на свое первое Рождество. - Мне кажется, надеясь на то, что это весьма достойное заведение сделает из тебя образованную светскую леди, я слишком поторопилась. Читая твои письма, нас (заметь, я говорю "нас", поскольку Фини полностью разделяет мое мнение) одолевали сомнения в правильном выборе школы. Удивляюсь, как Эбба Дарлингтон терпит в своем заведении таких опасных особ, как эти твои обезьяны. Я, конечно, не думаю, что ты поддашься их влиянию, но переживаю за других девочек. Надеюсь, все же директриса не допустит, чтобы ее уважаемая Академия превратилась в зверинец...
   Это Рождество было годовщиной смерти родителей. Но тетя, во что бы то ни стало, решила не дать мне предаться грусти и заранее сообщила, что намерена устроить самый веселый праздник, какой у меня когда-либо было. Из письма, я узнала, что тетя пригласила гостей: Тернеров и Ливнгтонов. Я огорчилась, тому, что не будет Сибил, но, как мне передала тетя со слов мистера Пешенса, в их семье празднуют Рождество уединенно.
   Я занялась рождественскими подарками. Помня о кошмарном совпадении, произошедшем в прошлом году, я тщательно изучила каждую купленную вещь. Покупки я сделала в Хартлпуле, куда нас специально для этих целей вывезла миссис Вестедж. Для Тернеров и Ливингтонов я приобрела книги; для Николоса - тоже книгу, которая мне чрезвычайно понравилась. Это была история о необычном приключении мистера Робинзона Крузо. Для Виолетты - ажурный веер; для тетушки и Финифет - черные бархатные перчатки с вышитыми серебром цветами. Для Сибил я долго выбирала подарок, так как любую вещь Пешенсы могли забраковать. В итоге, вспомнив о ее залатанном платке, которым она укутывалась в школе, я решила купить ей новый. Я остановила свой выбор на темно-сером, по его краю шел небогатый узор более светлого оттенка. Для самих Пешенсов я тоже купила подарки - два карманных молитвенника из кожи с золотым теснением, надеясь умилостивить их этим.
   - Бог ты мой! - воскликнула Финифет, встречая меня в дверях Сильвер-Белла. - Как вы похудели! Ну, чистый скелет!
   - Еще бы, там же нет твоих бисквитов и ягодных пирогов!
   - Вот и я говорю мисс Гризельде, неподходящая это школа для нашей маленькой Роб!
   Мне было в радость оказаться снова в Сильвер-Белле, заново привыкая к неизменным колокольчикам и вслушиваясь в красноречивые перепалки женщин. Все наше время было посвящено рассказам об Академии. Мы часто смеялись, обсуждая учителей и воспитанниц.
   Накануне Рождества тетушка завалила меня работой, чтобы я не успевала отвлекаться на горькие воспоминания. Меня отправили вместе с детьми в лес за охапками хвои. В этой компании были многие из тех, с кем я училась. Кроме того, были Виолетта...и даже Сибил! Пешенсы следовали одной из принятых в деревне традиций, когда за ветками должны были ходить дети. Мы больше болтали, чем резали хвою. Они хотели узнать обо всем, что со мной произошло за это время. Поэтому я тараторила без умолка.
   - Я бы очень хотела, чтобы и у меня было о чем рассказать тебе, - вздохнула Сибил, - но у меня все по-прежнему.
   Когда мы в конце похода оказались со скудными охапками, мальчишки решили помочь нам и нарезали кучу ели. Мы даже ужаснулись, так как не представляли, как эту кучу потащим домой. Тогда Рэй Готлиб связал для каждой из нас вязанку, а ветки Сибил поднял на свои широкие плечи, пристроив рядом со своей вязанкой. При этом он так выразительно посмотрел в сторону Николса, что тот бросился помогать Виолетте. Но, будучи менее крупным, чем Рэй, под тяжестью двойного груза согнулся и закряхтел. Так что Виолетте пришлось поддерживать одну из вязанок, чтобы снять часть тяжести со спины мальчика. Она делала это с таким высокомерием, будто бы королева, снизошедшая до помощи своему слуге. Я же осталась стоять перед лежащей на снегу еловой вязанищей, решая с какого конца мне ее обхватить, когда услышала голоса братьев Брэдли.
   - Опять серый воробушек достался нам! Что за невезуха! Нет, чтоб учительская дочка!
   - Какой воробушек, Дэйв?! Соловей! Помнишь, басня еще такая: "Соловей и корова" называется!
   И расставив ноги, и выпятив грудь, Фред начал декламировать:

Хотел, раз, соловей напиться молоком коровы.

Вокруг скотины важно он ходил,

И ради капли молока парного

Рулады звонкие отменно выводил.

Уж как усердно соловей старался!

Что от натуги покраснел весь нос,

Да видно наш певец перестарался -

Копытом был отправлен на навоз!

Басни сей мораль проста:

Не лезь! Коли не смыслишь ни черта.

   - Здорово! Это ты сам придумал? - язвительно спросила я Фреда, когда он закончил. - В тебе пропадает великий поэт. Быть может даже величайший поэт всех времен и народов.
   Мальчишка ни капельки не смутился, только усмехнулся, поднимая мою вязанку.
   - А что, вполне возможно... Дэйв, что стоишь, как будто белены объелся, помогай! А то сейчас сам потащишь всю эту кучу мусора!
   После возвращения я помогала тете Гризельде украшать гостиную омелой и хвоей. Особенно мне понравилось делать рождественские венки. Таких украшений мы никогда не делали в Филдморе. Тетя брала длинные ветки ели и, согнув их, связывала в венок. Затем с помощью разноцветных лент крепила на нем еловые шишки, блестящие звезды, звонкие колокольчики, а также яблоки и апельсины, которые мы купили в Солсбери. В итоге получалось нечто весьма симпатичное. Такие украшения мы развесили по всему дому, даже в оконных и дверных проемах.
   После, меня потребовала к себе на кухню Финифет, чтобы, якобы, помочь с готовкой.
   - Бог мой! Как подумаю, сколько еще надо успеть! Может быть, вы, мисс Гризельда, не заметили - у меня всего две руки, а не десять!
   Она демонстративно подняла обе руки, в одной из которых была скалка, в другой - сковорода.
   - Это что - прозрачный намек? - в притворном испуге спросила тетя.
   На самом деле Фини сама прекрасно справлялась и только раздражалась, если кто-то лез ей под руку. Я же была призвана опробовать ее кулинарные изыски.
   Усевшись около кухонной печи, я с блаженной улыбкой наблюдала, как появляется очередная партия пирожков - румяных, покрытых золотой корочкой, пахнущих мясом и картофелем. Позже всего она достала маленькие корзиночки с "пробным" пудингом. И по мере того, как я расправлялась, пыхтя от удовольствия, с одной из корзинок, лицо Фини приняло удовлетворенное выражение.
   - Я жду не дождусь праздника. В прошлом году Рождество не справляли. Да как же иначе, когда в семье такое горе... - сказала она, критично осматривая блюда с лакомствами.
   Несмотря ни на что, этот день, пожалуй, был одним из самым счастливых в моем новом календаре, отсчет в котором начался с даты смерти родителей. Я никогда бы не поверила, что могу так радоваться рождественским праздникам после того, что случилось. Это было как-то странно. Я думаю, мне повезло, что мое первое Рождество без родителей прошло вместе с тетей Гризельдой и совершенно не так, как бывало раньше. Это снизило боль воспоминаний.
   Вечером в канун Рождества пришли исполнители рождественских гимнов. Мы пригласили их в дом. Среди них я узнала девочек Мэри Лонгботтом и Сару Додд. Дети спели несколько песен, а мы с удовольствием им вторили. Наконец, во время песни, которая по традиции завершала выступление, тетя подала знак Финифет и та поспешила на кухню за угощением для певцов. Получив свое угощение, дети протянули деревянную миску, украшенную красными лентами и веточками омелы, и тетя величественно опустила туда монетки. Все остались очень довольны.
   Утром меня разбудили звуки веселья. Под окном смеялись и переговаривались, желая "Счастливого рождества".
   Я открыла глаза и подумала: "Рождество!". А потом: "... без мамы и папы".
   От нахлынувших на меня чувств я чуть было не расплакалась. Но тут в комнату вошла тетушка с подарком в руках:
   - Счастливого Рождества, соловушек!
   Я удивилась, она никогда не называла меня так. Но, открыв маленькую коробочку, я поняла. В ней лежала серебряная брошка в виде соловья, украшенная аметистами.
   - Ой, тетя, она такая красивая! Я буду носить ее, не снимая.
   - Такая же красивая, как и мой соловей! - сказала она, целуя меня. - Я подумала, что брошь как раз подошла бы к твоему синему платью.
   Я отдала ей свой подарок, который тоже очень понравился.
   - Теперь тебе лучше поторопиться, а то опоздаем в церковь.
   В церкви после службы мы подошли к Пешенсам, и я вручила им подарки. Сибил была очень тронута, хотя старалась не показывать вида при дяде и тете. А вот они восприняли мое внимание как должное, и даже указали на то, что в Рождество каждый обязан делать приятное ближнему своему, потому как именно так заповедал Господь. Хотя сами, почему-то, никому подарки не сделали, даже своей племяннице. Правда, я радовалась тому, что платок Сибил они оставили без внимания, рассматривая золотое тиснение на молитвенниках.
   Когда в Сильвер-Белле собрались гости, то зажгли камин, около которого лежали толстые поленья. Тут же обменялись подарками. Я очень надеялась, что мои подарки понравились. По крайней мере, Виолетта не расставалась со своим веером ни на секунду. И часто обмахивалась им за столом, бросая пленительные взгляды на Николса. Мне же достался черепаховый гребень для волос, шелковые ленты и кружевной шарфик.
   Мы, дети, за столом сидели все вместе и постоянно шушукались. Одетый в черный вельветовый костюм, с расчесанными на прямой пробор рыжими волосами, Николс первое время сильно конфузился и краснел. Особенно, когда тетя высказала предположение:
   - Ваш сын настоящий джентльмен! Я думаю, ему не составит труда поухаживать за двумя юными леди.
   - Что вы, Гризельда, ему это только в радость. Здесь редко удается продемонстрировать рыцарские манеры.
   После этих слов Виолетта стала подшучивать над ним:
   - О, отважный рыцарь, скажите же нам скорее, кто ваша Прекрасная Дама.
   Но Николс лишь еще ярче расцветал веснушками и отмалчивался, усердно поглощая пирожки и запивая слабоалкогольной ежевичной настойкой. Этот свой фирменный напиток миссис Ливингтон специально приготовила для детей по случаю Рождества.
   Когда все расселись, Финифет подала традиционного гуся, фаршированного грецкими орехами и мочёными яблоками и поданного с фасолевым пюре. Но вот под радостные возгласы вынесли рождественский пудинг, величественно доставленный на стол самой тетей Гризельдой. Пудинг был объят мистическим пламенем горящего бренди и украшен веткой остролиста, сохранившей еще свои красные ягоды. За этим волшебным таинством с любовным восторгом наблюдала старушка Фини, выглядывая одним вострым глазом из приоткрытой двери.
   В куске пудинга мне досталась шестипенсовик, а стало быть, и три желания, которые должны были непременно исполниться. Я желала никогда не терять больше близких людей, хотя понимала, что это невозможно; вторым желанием было увидеть замок Китчестеров и побывать в таинственном подземелье; и третьим, наверное, как и у всех девочек, мечтавших о любви, - встретить своего прекрасного принца.
   Я поймала себя на мысли, что если бы родители были здесь, то нынешнее Рождество было бы самым лучшим во все времена. Но, естественно, я понимала, что, будь они живы, меня бы здесь не было и все было бы по-другому.
   После торжественного обеда каждый должен был что-нибудь "изобразить". Миновала сия чаша тетю из-за ее внушительных параметров и мистера Тернера, тихого бледного человека, за все время не сказавшего и трех слов. Он незаметно пробрался к креслу у камина и весь вечер просидел там, молча, наблюдая за остальными. Мне понравилось, как доктор изображал старого шарманщика, а его сын наглую обезьянку, собиравшую плату за представление. Мальчик смешно ковылял по гостиной и тыкал в каждого шляпой с мелочью, корча при этом рожицы и жестикулируя, как настоящая мартышка на ярмарке. Под конец вечера мы исполнили несколько песен, а миссис Тернер прочитала пару стихов о Рождестве.
   Когда все стали расходиться, мы с тетушкой вышли во двор проводить гостей. Тут коварный Николс решил отомстить за подшучивания и обстрелял нас снежками. Естественно, мы с Виолеттой ему этого не простили и при удобном случае завалили в снег.
   Когда я ложилась спать, я подумала, что у меня был самый чудесный праздник. Самое настоящее Рождество!
  

ГЛАВА 8

   За оставшиеся дни каникул я мало виделась с Сибил. Несколько раз я приходила в Равен-Хауз, но у нас было пятнадцать минут на встречу, и их нам катастрофически не хватало.
   Она, как и прежде продолжала ходить в деревенскую школу, где из детей, с которыми я училась, остались только она, Виолетта и Николс. Но Тильда Пешенс поговаривала о том, чтобы прекратить "бесполезные хождения" и привлечь Сибил к ответственной работе.
   - Она говорит, что я уже взрослая и должна трудиться, чтобы оплатить их доброту.
   - Но они итак держат тебя за рабыню! Ты делаешь всю черную работу в доме!
   - Тетя сказала, я должна приносить доход, чтобы они могли в дальнейшем прокормить меня.
   - Как будто бы ты ешь, как целый полк голодных солдат! - возмутилась я.
   - Скорее всего, летом дядя пристроит меня к мисс Хатсон, сестре викария. У нее болят ноги и ей трудно одной справляться с делами. Я буду помогать ей убирать в церкви и церковном дворе.
   Но Сибил покинула школу гораздо раньше. Уже в начале февраля мистер Пешенс отвел ее к викарию. Мисс Хатсон сказала, что основная уборка должна проходить в субботу, накануне воскресной службы. А в среду она обычно убирает двор и вытирает пыль.
   К лету, когда я приехала на каникулы, Сибил оказалась занята еще больше. Ее опекуны посчитали, что работа в церкви не слишком тягостная, чтобы отвлекать девочку от мыслей о мирских благах, и не слишком доходная, чтобы удовлетворить их жадность. Поэтому мистер Пешенс решил сделать племянницу своей ученицей. Сам он занимался довольно трудоемкой работой - расшифровывал и реставрировал старые религиозные книги, хранящиеся в церковной библиотеке. Это ответственное занятие требовало большой усидчивости и внимательности, что было свойственно Сибил, и она вполне могла стать его помощницей.
   Таким образом, летом девочка была занята с утра и до вечера. Но благодаря миссис Тернер и тете, мы могли видеться по вечерам два раза в неделю. Они вспомнили о "традиционном чтении библии и священного писания" в Оурунсби. Если в тот знаменательный день, когда мы впервые пришли с Сибил на чай к Тернерам, оно устраивалось в два часа, то теперь его перенесли на вечер. Женщины попросили регулярно отпускать Сибил на эти религиозные чтения, поскольку:
   -...совместные чтения вслух приносят огромную пользу в воспитании христианского духа.
   Эти встречи мы, естественно, проводили не в религиозном совершенствовании, а болтовне и распивании чаев. Эти часы поддерживали Сибил. И мы имели хотя бы эти жалкие крохи.
   До Лондона в конце каникул я уезжала вместе с Тернерами. Так как в этом году Виолетта отправлялась в элитный пансион, где должна была обучаться в течение двух лет светским премудростям. Дорогой мы слушали ее непрерывный щебет о будущих победах.
   За эти годы учебы она расцвела, превратившись из нежного бутона в яркую розу. И ее отполированная красота уже завоевала несколько мужских сердец. Об этих победах она любила похвастать. Одна из них, когда она свела с ума молодого преподавателя танцев, стоила ей строгого выговора и предупреждения об исключении. Возможно, об их невинном, по словам Летти, флирте никто не узнал бы, если б не любовная записка, оброненная ею.
   - Этот трус все отрицал! Испугался, что его выгонят с места! Нагородил всякой чепухи. Мол, мы разговаривали об опасности любовных посланий для репутации юной леди, и я, будто бы, сказала, что не представляю себе подобного письма. Нет, вы только подумайте! Я и не представляю! Какая чушь! И вот этот танцоришка, якобы, в учебных целях, специально написал для меня образец. Так и сказал: "Исключительно в учебных целях"
   - Какой негодяй! - возмущались мы, смеясь.
   - Да, но очень милый! Ах, а как он танцует!
   Виолетта изменилась за время пребывания в пансионате. И, как я подумала, не в лучшую сторону. Она стала больше обращать внимания на молодых людей и строить им глазки. Если раньше ее пленительной атаке подвергался только Николс Ливингтон, то теперь она старалась очаровать каждого парня, который выглядел хоть капельку красивее восточного верблюда. Своим поведением она напоминала мне моих соседок Лидию и Моник. Но я все же надеялась, что Виолетта не зайдет слишком далеко, как эти особы.
   Для меня же время летело незаметно. В учебе, как и весь первый год, я была деятельна и решительна, что нравилось учителям, и они отмечали меня положительными характеристиками.
   В общем, три года моего пребывания в Даремской Академии прошли довольно спокойно. Но во время летних каникул перед последним четвертым учебным годом моя жизнь наполнилась новым интересом. В то лето я посетила таинственный замок Китчестер.
   Но, все же мне хотелось бы поведать о двух происшествиях, которые внесли некоторый переполох в размеренный ход моей жизни. И в какой-то мере повлияли на дальнейшие события. Оба они случились во второй год учебы.
   Об одном - я узнала из тетушкиного письма. Она часто писала мне, рассказывая деревенские новости и сплетни. Я с восторгом читала ее крупные каракули, удивляясь, с каким наслаждением она смакует каждую подробность, расписывая ее на трех или четырех листах.
   Я же не успевала отвечать на каждое письмо, а принималась за ответ, когда набиралась небольшая стопка. Из-за этого тетя шутливо обвиняла меня в забывчивости. И говорила, что если бы не ее красочные описания, я бы давным-давно забыла о Гаден-Роуз.
   Но то письмо, которое я получила в апрельское утро, было необычно коротким для ее красноречия. Обескураженная этим, я вышла в весенний сад, где укрылась в оранжерее. В этот раз тетушка со свойственной ей прямотой в серьезных вещах сразу перешла к главному:
   "Дорогая Найтингейл! В нашей деревне произошло несчастье, - я вздрогнула, прочитав эти слова. - Не знаю даже, как относится к случившемуся: как к спасительному избавлению или как к тяжелой трагедии. Но думаю, что и то, и другое в этом случае будет правильным. Вчера утром погиб Руфус Пешенс. Я сама не поверила, когда прибежали мальчики и сообщили. Решила - это глупая шутка. И отчитала их. Стыжусь, что могла подумать такое в подобную минуту, но на моем месте любой, услышавший эту историю, подумал бы о шутке.
   Помнишь ли ты чучело ворона, которое стояло над дверью и своим жутким видом пугало людей? Ты однажды сказала, что Руфус часто стоял перед ним. Он будто воображал, что сам Гавриил может заговорить через ворона и сообщить благую весть об избранности его Богом. Так вот, мистер Пешенс, видимо, дождался своего часа! Это жуткое чучело свалилось ему на голову! Все бы ничего. Он бы отделался шишками, если бы от сильного толчка не упал и головой не ударился о каменные ступени. Удар оказался смертельным.
   Бедная Тильда не приходит в себя с того момента, как увидела мужа. Это она обнаружила его на крыльце с окровавленной головой. Доктор пытался привести ее в чувство, но она в состоянии глубокой апатии. И ни на что не реагирует! Ливингтон говорит, что такое бывает от сильного шока. Не думала, что, сухая и с виду бесчувственная Тильда может так переживать потерю мужа. Это уже в укор мне, так как я была слепа к ней. Мы с Фини волнуемся за ее умственное состояние. Но пока она не пришла в себя (надеюсь, это произойдет в скором времени) всю организацию похорон я и уважаемая миссис Додд взяли на себя.
   Что касается нашей Сибил, то она поживет в Сильвер-Белле. Бедняжка сильно горюет, несмотря на жестокосердное к ней отношение в этой семье. Смена обстановки пойдет ей на пользу. А уж, Финифет позаботится о ней как следует! Бледные щеки и худую фигурку, старушка приняла за вызов своим кулинарным талантам. И со всей решимость взялась сделать из Сибил пухленькую лакомку. Уже сейчас я слышу запах творожных лепешек..."
   Я закончила читать. Пока я была поглощена письмом, в оранжерею пришли старшие девушки за зеленью для ужина. Они весело переговаривались, собирая в корзины укроп и редис. Увидев меня, одна из них позвала меня, но я не ответила, задумавшись над случившимся.
   О такой нелепой смерти я еще не слышала! Но все в жизни бывает... Мистер Пешенс и сам был нелепым в своем показном благочестии. Надеюсь, что на небесах, которым он так театрально поклонялся, ему простят его неправедное тщеславие и жесткое обращение с Сибил... Но, что это я! О мертвых не говорят плохо. Чем эта трагедия обернется для подруги? С одной стороны, тетушка права - это могло быть избавлением. Теперь над Сибил не будет висеть, словно дамоклов меч, страх перед дядей. Но еще неизвестно, что станет с Тильдой Пешенс! Она может не оправиться, и тогда девушке придется неотлучно быть с ней.
   Поднявшись в комнату, я тут же написала ответ. В течение двух недель с нетерпением ждала письма от тети Гризельды. Когда оно пришло, в нем было уже больше оптимизма, присущего ей. Тетушка сообщала, что Тильда Пешенс пришла в себя. Но стала еще более нелюдимой и мрачной, чем до несчастия. Похоже, потеряв человека, которого любила, ей сделалось все равно - жива она или мертва. Также ей стала безразлична и племянница. Первые дни Сибил ходила в Равен-Хаус, убиралась и ухаживала за теткой. Но однажды обнаружила, что двери дома заперты. На ее стук вышла служанка и сказала, что миссис Пешенс не желает видеть свою племянницу. Теперь Сибил окончательно поселилась в Сильвер-Белле и "цветет на глазах", радуя Финифет.
   В письме тети было небольшое послание и от Сибил. Читая его, я поняла, что, несмотря на горестные переживания, девушка испытывает противоречивые чувства. С одной стороны, она горевала о потери близкого человека и разрыве отношений с тетей, но с другой - чувствовала себя свободной и полной надежд. Живя у нас, она стала помогать тетушке с шитьем, и увлеклась этим делом. Особенно ей удавались эскизы платьев. Обучившись у тети Гризельды на портниху, она надеялась в будущем устроиться в швейную мастерскую Солсбери.
   Таким образом, Сибил попала к нам в Сильвер-Белл. Я знаю, что и после она продолжала ходить к дому Пешенсов, но тетка ее так и не приняла. Кроме того, девушка продолжала помогать мисс Хатсон в церкви, так как та все еще мучилась с больными ногами.
   Когда я приехала на лето, тетя предоставила нам полную свободу действий. Как и я когда-то, Сибил заново познавала мир, поэтому с охотой шла на любые приключения. Мы гуляли и делали, что хотели. Конечно, в разумных пределах.
   - Умная голова в петлю не полезет, а глупая - везде найдет, где стульчик поставить! - поговаривала тетя.
   Вот в таких благоприятных для авантюр условиях и произошло второе происшествие.
   До этого я не обращала внимания на свою внешность и впечатление, которое произвожу на противоположный пол. Я знаю, что не отличаюсь красотой, как Виолетта. И внешность моя самая заурядная. Но меня никогда не заботило, что мужчины от мала до велика не падают к моим ногам, сраженные наповал. Однако тетушка уверяла, что во мне есть что-то особенное, изюминка, делающая меня привлекательной.
   - Пусть Виолетта красавица, но ты намного лучше ее! В тебе есть изюминка...нет, целое "изюмище", что привлекает к тебе людей. Ты интересная, а это гораздо важнее!
   - Но чем же я интересная?
   - Всем, что в тебе есть! У тебя необычное лицо. Живое и яркое. На него хочется смотреть без устали, наблюдая, как меняется выражение, с каждым владевшим тобой чувством.
   - Ну, на лицо Летти тоже хочется смотреть.
   - Да, но оно пустое. Без очарования ее лицо все равно, что крючок без наживки. Одна лишь красота - надоедает. Это как любоваться красивой вазой. Сначала ты ей восхищаешься, а через пару дней ее рисунок кажется скучным и однообразным.
   - Это не мешает мужчинам влюбляться в нее.
   - Влюбляться - это одно. Для этого дела большого ума не надо. А вот полюбит ли кто ее?!
   И хотя у меня не было причин не верить тете, все равно ловила себя на том, что заглядывая в зеркало, я иногда желала хотя бы чуть-чуть быть такой же красивой как Виолетта.
   Каждый год в августе после того, как основные полевые работы заканчивались, устраивался большой праздник. Он проходил недалеко от Гаден-Роуз на широкой поляне, огороженной с одной стороны стеной леса, а с другой - глубоким оврагом. Весь окрестный люд с нетерпением ожидал предстоящего веселья и начинал готовиться задолго до гуляний. Тетя со смехом говорила о начинавшейся суматохе:
   - Мы живем слишком тихо. А этот обычай очень хороший повод встряхнуть свою засидевшуюся часть тела! Вот и стараемся вовсю.
   Вокруг шла усердная подготовка. В Сильвер-Белле постоянно крутился кто-нибудь из комитета, а вездесущая миссис Додд беспрерывно отправляла посыльных в Солсбери и окрестные деревни. На поляне, где будет проходить праздник, устраивали кострища. Мужики складывали поленья, смолили бочонки и швыряли их на кучи наваленных веток. Нетерпение ощущалось по всей округе: будут песни, пляски и всеобщее веселье.
   Праздничный переполох захватил и нас. Сибил, которой предстояло впервые оказаться на подобном гулянии, ни о чем другом не говорила. Должна признаться, что я тоже ждала этого дня. Для меня всегда было большой радостью не спать допоздна, а ближе к полуночи отправляться вместе с тетушкой на праздник. Мы садились в скрипучую повозку, которой правил словоохотливый парень, и отправлялись через лес на поляну. Я до сих пор помню, как меня охватывала дрожь, когда мы ехали, покачиваясь, по темному лесу, а над нашими головами шумели деревья, сплетаясь длинными ветвями в полог. Вокруг возбужденно перешептывались люди, а в руках мужчин горели факелы, освещая в лесной тьме восторженные лица и вереницу повозок.
   Солнце уже садилось, когда за нами приехал Рэй Готлиб. В этом году он и Николс сопровождали нас на праздник, чему очень радовалась Виолетта.
   - Наконец-то мы поедем, как настоящие леди - в сопровождении мужчин! - довольно заявила она. - Правда, они не больно-то похожи на джентльменов, особенно этот сын кузнеца! Он больше напоминает мне орангутанга, и явно не знаком со светскими манерами.
   - Летти, а ты что видела кузнеца знакомого со светскими манерами? Наверное, вам этот музейный экспонат в пансионате благородных девиц демонстрировали, как единственного представителя вымершего вида мужчин?
   - Опять ты умничаешь, Найтингейл! - обижено воскликнула она, обматываясь тонкой пелериной и готовясь выйти во двор.
   - И ничего я не умничаю!
   - По крайней мере, праздник мы проведем с парнями, а не с ревматическими старушенциями!
   - Моя тетя не старушенция! А твоя мама самая замечательная женщина!
   - Это тебе так кажется, потому что ты сирота. И тебе хочется иметь такую мать, как моя!
   - Это уж вряд ли! Я свою тетю не променяю даже на тысячи миссис Тернер.
   - Эх, был бы тут Стив! А не этот рыжий недотепа Николс. - вздохнула Летти, неожиданно сменив тему. Для нее вообще было свойственно говорить то, что у нее на уме, чем нередко шокировала людей. - Стив бы научил этих деревенщин, как обращаться с дамой!
   Этим летом Виолетта провела несколько недель каникул в гостях у своих родственников, где и познакомилась со Стивом. Стив был ее кузеном, но девушка была влюблена в него отнюдь не сестринской любовью. Он учился в Оксфорде и был самым умным мужчиной в ее окружении. Кроме того, у него была неземная красота и храброе сердце льва. А уж, как он целовался!
   И про это совершенство нам пропели уже все уши!
   - Но мне кажется, ты была не против, когда тебя сопровождал Николс. Помнишь, как он носил тебе книги в школу?
   - Комнатная собачка тоже носит тапочки для своей хозяйки! - сказала она, самодовольно оглядывая себя в зеркало.
   Мне стало неприятно от этих слов. Я никогда не думала, что Летти настолько эгоистична и жестока. Мне стало жаль Николса, ведь он по-настоящему заботился о ней. Кроме того, вся деревня знала, что он неравнодушен к девушке, но практически не имеет шансов на взаимность. Летти с детства грезила ослепительными франтами с толстыми кошельками и титулами, а сын доктора не блистал ни одним из этих достоинств. Правда, была еще маленькая вероятность того, что Николс сделает себе карьеру, заработав и деньги, и имя. Но тот путь, который он выбрал, явно не годился для этого.
   В отличие от других мальчиков, оставшихся в деревне после школы, Николс продолжил обучение, решив пойти по стопам отца и получить медицинское образование. Но молодой человек не желал заниматься частной практикой, как отец, а хотел практиковать в общественной больнице в Солсбери, где пациентами были в основном бедняки и простой рабочий люд.
   - Я видел, что твориться в этих местах. Там стоит грязь и вонь, а за больными нет надлежащего ухода, как будто-то это не люди, а паразиты. Я хочу изменить этот порядок, хочу стать таким врачом, который бы лечил, а не убивал своих пациентов. Пусть они не благородных кровей, но от этого они не стали менее людьми и менее нуждающимися в правильном лечении.
   Я знала, что Николс добьется своего, и поощряла его стремление. Он всегда говорил о человеколюбии и пользе людям. А Виолетта, наоборот, считала, что лучше позаботиться о себе. И частная практика, была бы хорошим началом карьеры для молодого доктора. Она часто презрительно смеялась над ним и приводила свой главный аргумент:
   - Когда ты голодный и больной будешь, замерзать в какой-нибудь дыре без единого шиллинга в кармане, ты ничем не поможешь своим нищим. Ты сам будешь одним из них!
   Из-за этого у них случались постоянные ссоры. И девушка пришла к выводу, что Николс совершенно не достоин находиться в списке ее поклонников.
   Тернеры пришли к нам в Сильвер-Бел, откуда мы договорились отправиться на праздник.
   Мы всей толпой погрузились в повозку. Сибил и я залезли на козлы, где сидел насупленный Рэй. Даже праздник не мог вывести его из состояния угрюмости и молчаливости. Я попросила его дать мне вожжи и правила до самого леса, радостно покрикивая на лошадей и погоняя их. Летти, которой не досталось места рядом с нами, обижено сопела. Впрочем, мне и хотелось ее немного наказать, за те слова, что она сказала о Николсе. Но быстрая езда вернула ей хорошее настроение, и она радостно вскрикивала, когда повозка подпрыгивала на кочках.
   Мы приехали после полуночи. Поляна была освещена полыхавшими кострами, а вдоль оврага тянулась цепочка горевших бочек, насаженных на шесты. Это было захватывающее зрелище. Сидевшая рядом Сибил охнула и замерла, в восторге оглядываясь вокруг.
   Повсюду слышались песни и музыка. Народа была тьма. Многие облачились в старомодные одежды, которые специально по такому случаю достали из сундуков. Девушек красовались в соломенных шляпах, украшенных колокольчиками, цветами и лентами. У многих людей лица были разрисованы углем, а одежда испачкана копотью.
   - Это древний обычай, - пояснил Николс, когда мы отделились от наших спутников и впятером пробирались через толпу, осматриваясь, - В такие дни черти веселятся пуще обычного и стараются утащить побольше душ в преисподнюю. Когда пляшешь вокруг костра, твоим соседом может оказаться черт или бес, высматривающий добычу. Чтобы сбить его с толку, нужно намазаться сажей, и тогда он примет тебя за своего.
   - Я тоже хочу намазаться сажей! - тут же заявила Летти.
   - Тут должны быть лотки, где раздают шляпы и угольки.
   - Мы должны их найти! И пойдем плясать вокруг костров. И главное, попрыгать через огонь!
   - О, Летти, ты такая храбрая! - воскликнула Сибил, но тут же спросила, - А это обязательно делать всем?
   - Нет, конечно! Это опять обычай, связанный с нечистой силой, - вновь пояснил Николс. - Танцы вокруг костра защищают от колдовства, а если кому-то случится подпалить одежду, прыгая через огонь, значит, он настоящий счастливчик, и никакая нечисть ему не страшна. Поэтому, особо резвые смельчаки стараются прыгнуть, как можно ближе к огню.
   - Но ведь это опасно и глупо.
   - Люди всегда глупы. И именно глупость заставляет совершать самые невероятные вещи. В опасности вся соль. Ты думаешь, если бы не было риска вспыхнуть, стали бы люди прыгать?
   - Роб, оставь свое занудство! Мы пришли веселиться, а не петь литургии.
   Летти уже надоели разговоры, и ей не терпелось поскорее окунуться в праздничное веселье. Она взяла под руку Николса и потащила его вперед в поисках лотков со шляпами и углем.
   Я тоже прибавила шаг, оставив позади Сибил и Рэя, всю дорогу бросавшего на девушку задумчивые взгляды. Интересно, думала я, о чем они будут разговаривать, когда рядом никого не будет. Мне так хотелось подслушать их. Но, как бы я ни напрягала слух, ничего не услышала.
   Рэй нисколько не изменился с того времени, как я покинула школу. Теперь он работал в кузни отца и на всякую ерунду, вроде книг и писанины, не отвлекался, что очень радовало мистера Готлиба. Он оставался все таким же молчаливым. Только еще шире разросся в плечах, а на руках появилось больше мозолей. После смерти мистера Пешенса Рэй начал более открыто проявлять интерес к Сибил. Нет, он не то чтобы ухаживал. Но иногда помогал ей, как в случае с вязанкой еловых веток на Рождество, или здоровался с ней, забывая при этом про других девочек.
   - В деревне уже давно свели их, - как-то сказала мне тетя Гризельда. - Конечно, им придется подождать пару годков, мальчику только семнадцать. Правда, отец Рэя сообщил мне по секрету, что если бы Руфус был жив, он был бы против такой невестки, несмотря на ее трудолюбие.
   В тот момент, когда я уже подходила к лоткам, огибая какого-то мужчину в шлеме с козлиными рогами, мне на встречу выскочила Летти. Она уже раздобыла соломенную шляпу с воткнутыми в нее белыми лилиями. В ней она выглядела еще более восхитительной.
   - Вот, что мне надо! А уголь мне будет ни к лицу, - сообщила она, красуясь. - Я не трубочист, чтобы мазаться сажей. А вот тебя, Сибил, можно и намазать, чтобы скрыть все изъяны.
   - Ей скрывать нечего! - твердо заявил Рэй, опередив мой ответ в защиту Сибил.
   Он грозно взглянул на Летти, и та иронично ответила:
   - Ну, тебе видней!
   Она засмеялась, и закружилась, словно никакой размолвки не было.
   - А знаете, что мы обнаружили с Ники? Стол с напитками, там разливают горячий пунш! А хозяйничает простушка миссис Брасли. Ну, та, которая все время хохочет, даже когда сидит в церкви. Не понимаю, почему миссис Додд и твоя тетя поставили ее на такое ответственное место.
   - Наверное, она тоже хочет быть в чем-то полезной и помочь на празднике! - нерешительно ответила Сибил.
   - Тогда нам надо поскорее воспользоваться ее полезностью и выпить пунша! А потом пойдем танцевать и веселиться. Я думаю, что я буду плясать джигу, пока не упаду.
   - Ты же не думаешь, что мы будем ...пьянствовать? - спросила я.
   Хотя, должна признать, в душе мне тоже хотелось попробовать. Это относилось к разряду запретных плодов и делало сегодняшнее приключение захватывающим.
   - Нет, ты все-таки ужасная зануда, Найтингейл! Если не возьмешься за себя, станешь злобным синим чулком или обиженной на весь свет старой девой.
   - Ну и что в этом плохого! Это лучше, чем валяться в канаве, как старик Ансельм, и благоухать на всю округу винным парами.
   - Как что! И ты еще спрашиваешь? - она скорчила брезгливую рожицу. - Будешь ходить с большущим уродливым моноклем и вечно прищуренными глазами. А на твоем носу вырастет целая колония прыщей! Станешь катастрофически непригодна для общества мужчин!
   - Подумаешь, какая незаменимая потеря!
   В ответ она только фыркнула и, развернувшись, побежала к опушке, где стоял стол с напитками. Мы же, посовещавшись, все-таки решили, что глоточек пунша, нам не навредит. Тем более Сибил еще ни разу его не пила.
   - Значит мы должны обязательно познакомить нашу маленькую Сиб с этим божественным напитком! - подвел итог Николс, и мы тоже направились к столу.
   Кружки оказались гораздо больше, чем мы ожидали. Но, уже решившись, мы выпили все до последней капли. После этого, разгоряченные напитком и всеобщим весельем, мы побежали к кострам, где уже вовсю плясали и пели.
   И хотя я наслаждалась праздником, вместе с подругами водя хороводы вокруг костра и танцуя джигу, мне было как-то не по себе. Я даже не знаю, как объяснить то чувство, которое владело мной. Я видела ликующий взгляд Виолетты, лучистые от восторга глаза Сибил, но сама не испытывала этих ощущений. Мне было беспокойно и неуютно, словно я ожидала чего-то. И моя спина нещадно горела с самого приезда. Сперва, я думала, что это от огня. Но потом, поняла, что огонь тут ни при чем. За мной наблюдали! Наблюдали так, как голодные кошачьи глаза следят в темноте чулана за мышью, играющей кусочком сыра.
   Я поспешно вышла из круга. Надо найти тетушку - с ней мне было бы гораздо спокойней.
   - Ты куда? - крикнула мне Сибил. Ее щеки пылали, отчего она выглядела очень милой.
   - К тете. Хочу узнать, не пора ли домой.
   - Но ведь мы недавно приехали! Еще совсем рано!
   Ей так не хотелось уезжать. И я понимала ее. Почему мои страхи должны касаться других? Может быть, я опять напридумывала бог знает что! Еще Мэг не раз повторяла, что я большая мастерица по части выдумок и любительница переполохов.
   - Стоит вам, мисс, услышать одно слово, как вы тут же сочините из него целую историю!
   Уговаривая себя таким образом, я немного успокоилась, но танцевать мне уже расхотелось. Поэтому я направилась в ту часть поляны, где раздавали выпечку и проводили конкурс "Лучший овощ", в надежде найти там тетю Гризельду.
   Его я заметила сразу, как только отошла от костра. Не сомневаюсь, что Дамьян решил по тому, как я встревожено оглядывалась, что пора показаться. Его сопровождали ребята, среди которых я узнала Била Стоуна, приезжавшего к нам в школу из Китчестера вместе со своей сестрой, и братьев Бредли. Двое других мне были незнакомы. Все ребята держались позади Дамьяна, а он вышагивал во главе и явно был их предводителем. Вот уж никогда бы не подумала, что эти хвастунишки Бредли могли перед кем-то увиваться. Но около него они явно увивались. Даже согнулись немного, так как он был ниже их на целую голову, и заискивающе лыбились. Меня они не замечали и обсуждали что-то, громко обращаясь к нему. Он же смотрел прямо на меня.
   - Идите, найдите своих! - нетерпеливо произнес он, прерывая их разговор, и махнул в сторону костра, от которого я только что ушла. - Мне надо кое с кем поговорить.
   Невероятно, но ребята тут же повиновались! Они побрели в ту сторону, куда он показал, и даже не обернулись, чтобы посмотреть с кем же будет встречаться их разлюбезный предводитель.
   Я была слишком поражена, чтобы придумать подходящее приветствие, поэтому просто молча смотрела, как он подходит ко мне. Он сам захотел увидеться со мной, вот пусть и начинает разговор первым!
   Но Дамьян, подойдя ко мне, взял за руку и потянул в лес. Не хочет, чтобы нас видели! Мы прошли немного вглубь и остановились. Он отпустил меня и прислонился к дереву.
   С этого места поляна хорошо просматривалась, и нам был виден костер и люди вокруг него. Я заметила Летти. Она танцевала рядом с парнем в такой же соломенной шляпе, как у нее, только без цветов. Мне показалось, что Дамьян наблюдает за ней. Сама же я украдкой смотрела на него.
   Он почти не изменился с того памятного случая, когда его лошади чуть не сбили Сибил. Сколько раз я представляла себе его надменное узкое лицо и черные глаза, насмешливо смотревшие на меня! Представляла, как мы встретимся, и как я одним остроумным замечанием поставлю его на место. Я часами придумывала слова, которые скажу ему при встрече. И вот она - встреча! А в голове пусто, словно в дырявом молочном бидоне.
   Я с каким-то затаенным злорадством отметила, что он немного подрос, но все равно оставался ниже меня. Правда, совсем чуть-чуть. Я не сомневалась, что со временем он еще вытянется. Его светлые волосы скрывала объемная кепи, надетая задом наперед, отчего он походил на шалопая. В темноте черных глаз не было видно, но я помнила их презрительное выражение, с каким Дамьян смотрел на меня в тот день, когда я впервые увидела его. Вспоминая его, мне чудилось, что я придумала себе, будто он выглядит взрослее, чем есть. На самом же деле, это обычный мальчишка, а я вообразила его каким-то "не таким, как все". И все же даже сейчас, в темноте, можно было видеть его "взрослость". Разглядывая его, я отметила сдвинутые по взрослому брови и жесткую морщинку на лбу. Губы его не кривились в усмешке, как тогда, но выражение лица говорило о цинизме.
   Сейчас Дамьян не выглядел таким высокомерным, как в тот день или как всего несколько минут назад, когда был в группе ребят. Он стоял, облокотившись о березу, и поза его была нарочито расслабленной. Какое-то время мы молчали. Затем, когда молчание стало уже неприлично затянутым он, наконец, произнес:
   - Помнишь меня, соловей?
   - Как же я забуду Белую Смерть! - ответила я. Сама не знаю, почему именно так! Как только слова вылетели, я пожалела о них. Это было до смешного глупо.
   Он криво усмехнулся.
   - Значит, так меня называют здесь?
   - Нет, так я увидела тебя в тот момент, когда ты высовывался из мчащейся на нас двуколки.
   - И не испугалась Смерти?
   - Ну, ты же оказался не Смертью, - я чуть помедлила, и язвительно добавила, - а всего лишь маленьким мальчиком с белыми волосами.
   - А ты всего лишь резвой птичкой, бросившейся под копыта!
   Мы снова замолчали. Дамьян не смотрел на меня, а разглядывал людей у костра. Я же не понимала, зачем он остановил меня и потянул сюда в лес, если молчит и ничего не говорит.
   - Что опять решил без спроса поездить по окрестностям, как в прошлый раз? - спросила я его.
   - Мне уже давно не требуется разрешение старика. Разве ты не заметила - я уже вырос из детского возраста.
   - Из детского возраста, может, и вырос, а вот ростом еще явно маловат!
   - Зато, я смотрю, твой язык стал намного длиннее с нашей последней встречи. Растет, прям, не по дням, а по часам.
   - Тебе подобная скорость тоже не помешала бы. А то такими темпами, как сейчас, ты до самого почтенного возраста в малявках проходишь.
   Естественно, я понимала, что своими словами задеваю его, но все равно высказала их. Видимо, ночь, пылавшая огнями, танцы и пьянящий пунш сделали свое дело - я стала наглой и смелой, и несла всякую чушь, вертевшуюся на языке.
   Я почувствовала, как он напрягся, но в следующий момент рассмеялся. У него был надтреснутый хриплый смех. Затем он вызывающе усмехнулся.
   - Птичка хочет знать, почему я здесь появился?... Говорят, что в давние времена дикари отмечали день плодородия любовными оргиями. Они скакали вокруг костра и плясками доводили себя до неистовства, после предаваясь страстным совокуплениям. Мне не терпелось самому убедиться в этом. И, похоже, сегодня как раз такой день. Забавно наблюдать, как добропорядочные люди превращаются в буйных дикарей, словно сами вот-вот предадутся...
   - Прекрати!
   Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня.
   От смущения я вся горела. А тут еще, как назло, разыгралось воображение, и без того разгоряченное пуншем. Пока Дамьян говорил, оно предательски подсовывало мне непристойные картины, от которых я пылала еще сильнее.
   - Я рада, что мы тебя позабавили! - в сердцах воскликнула я. - Надеюсь, по крайней мере, в этот раз твои лошади не взбесились, и все скачущие дикари остались целыми и невредимыми. Хотя в чем можно обвинять бедных животных, когда у них такой хозяин!
   Сказав ему это, я торопливо развернулась и направилась в сторону поляны. Как он меня злил! Ведь он специально оскорбил меня и всех нас! Да еще таким грязным способом! Хотя я понимала, что он сделал это в отместку на такие же оскорбительные для него слова с моей стороны. Сама виновата! Вот и нечего обижаться и катить на него бочку. И почему я подумала, что могла бы с ним спокойно общаться, после всех прошлых оскорблений! Мы нормально и минуты поговорить не можем, сразу же цепляемся друг к другу.
   Но Дамьян не дал мне уйти. Он ловко поймал меня за руку и сильно дернул к себе.
   - Ну уж нет, так быстро я тебя не отпущу!
   Неожиданно моя нога зацепилась за торчавший из земли корень, и я упала на него, больно ударившись локтем о ствол дерева.
   - Первый раз в мои объятия бросаются с воплями, - сдавленно произнес он подо мной. - Не думал, что это произойдет так неожиданно, и я окажусь в таком... э-э неудобном положении. Хотя если смотреть отсюда, положение явно становиться все интересней и интересней...
   - Ты что, решил меня убить! Взыграла горячая кровь Китчестеров? - огрызнулась я, поднимаясь и потирая болезненно ноющий локоть.
   Он встал и отряхнулся. От падения кепи слетела, и в волосах запутались сухие веточки и листья, черными пятнами выделяясь на светлом фоне. У меня так и чесались руки убрать их с его волос. Но он, заметив мой взгляд, тряхнул головой и взъерошил волосы пятерней, избавляясь от мусора. Потом отыскал шапку и нахлобучил ее на макушку, снова повернув козырьком назад.
   - Тебе лучше знать, на что способна кровь Китчестеров! - сказал он, наконец. - Может быть, способна и на убийство! Я стараюсь не общаться с твоей родней.
   - Вот уж кто-кто, а я точно не знаю, на что способна кровь Китчестеров! Я никогда не видела никого из них, кроме своего отца. А отец был изгоем, он не был таким как они!
   Он вскинул голову и осмотрел меня с ног до головы так, будто бы я какое-то противное насекомое, мешавшееся ему под ногами. Меня этот взгляд еще больше разозлил, и я постаралась ответить ему тем же. Мне даже прикидываться не надо было. Для меня он был самым мерзким мальчишкой, поэтому мой взгляд просто источал ядовитое отвращение. Ему это, похоже, понравилось. Потому как он вдруг расплылся в улыбке.
   - Тогда мы оба ошиблись, соловей. Я не Китчестер. Моя фамилия даже не Сноу, как у графа или у тебя. Я седьмая, нет, десятая вода на киселе и уже не принадлежу к роду. Я сам по себе!
   Не понятно, чем он был доволен - моей ошибкой или тем, что не принадлежит к Китчестерам. Но мне это показалось странным, так как люди говорили, что он будто бы наследник, а значит должен получить и титул графа Китчестера.
   Я стояла и смотрела на него, пытаясь понять, что он за человек и как с ним себя вести. Я еще не отошла от выпитого пунша, и голова у меня гудела, а мысли немного путались.
   - Я слышала, что ты живешь в замке, и что ты наследник графа. Значит это неправда?
   - Правда то, что я живу в замке. И то, что я получу замок!
   - Но как ты его получишь, если ты не будешь наследником?
   - Я могу им стать! - загадочно сказал Дамьян. - И потом, меня не волнует титул Китчестеров - мне важен только замок! Он будет мой! А титул может катиться ко всем чертям!
   - А какой он - этот замок? - внезапно услышала я свой голос. Естественно, мне хотелось знать о нем, только я не думала, что спрошу об этом у него.
   Он долго молчал, раздумывая. Сейчас он был серьезным. Очень серьезным. И смотрел куда-то вдаль, разминая пальцами березовый лист. Затем он взглянул на меня.
   - Тебе действительно хочется узнать о нем? - он пристально вглядывался мне в лицо, словно от того, что он там найдет, зависел его ответ.
   - Да, Дамьян! - я впервые назвала его по имени, но он не обратил на это внимания.
   - Он - ЗАМОК! Понимаешь? Не просто стены, потолок, бойницы, подземелья... Нет. Он живой, настоящий! - голос его взволнованно прервался, но он тут же продолжал. - Его камни дышат и чувствуют, как живое сердце в человеческом теле. У него есть своя душа, столь древняя, что уже никто и не помнит, когда она родилась и сколько веков простояла под этим хмурым небом. Порой, слышны шепоты и эхо в залах, словно стены переговариваются друг с другом. А иногда отовсюду раздаются скрипы и шорохи. Тогда кажется, что он хочет подняться с надоевшего места и уйти куда глаза глядят...
   Замерев и затаив дыхание, я слушала его. В моем мозгу проносились картины ожившего замка. Я видела, как он бредет по дорогам, - уставшая, древняя развалина. И никому не было дела до его одиночества. Только, может быть, мальчику с белыми волосами...
   - Ты сразу полюбишь его! - сказал он уверенно. - Также, как я полюбил его, когда увидел впервые, приехав сюда несколько лет назад. С тех пор я не могу представить себе другого места, где мне хотелось бы жить
   - Зачем мне любить его? - удивилась я. - Я никогда не смогу побывать там, а уж тем более жить. Я - отвергнутая! И никто из Китчестеров меня не примет.
   - Примут! Я тебе обещаю! Старику ты сразу понравишься. А он не выгоняет людей, которые ему нравятся. Тебе надо быть только смелее, а не отсиживаться в кустах, избегая родственников.
   Его убежденность была так заразительна, и я на несколько секунд вдруг поверила, что возможно, когда-нибудь... Но потом все встало на свои места. Я хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть от него горькое разочарование.
   - Наверняка, кроме тебя, у графа есть более близкие родственники, которые могут получить и титул и замок?
   - Есть. Прихлебателей у него много, - он сжал кулак и произнес с нескрываемой ненавистью. - И все, словно паразиты сосут из него деньги и кровь. А ему все равно. Бродит привидением по комнатам, и, наверняка, даже не заметит, как однажды рассыплется в прах.
   Его реакция и слова удивили меня. Совсем другое я представляла о графе. И уж никогда не думала, что Дамьян может по-настоящему тревожиться о ком-то.
   - Что значит привидением? Разве он не управляет своим поместьем? У нас в деревне все страшатся его. И вообще замок превратился в место жутких преступлений и пыток.
   - Ты же не веришь всем этим сумасшедшим бредням о старике? - он рассмеялся. - Не знаю, может быть, когда-то он и был чудовищем, как о нем говорит эта неотесанная деревенщина, но сейчас он обычный одинокий старик, который бродит в ожидании смерти, подкрепляя оставшиеся силы своими воспоминаниями.
   Я задумалась, мне хотелось подробнее расспросить у Дамьяна про графа и его семью, но тот, словно прочитав мои мысли, чванно заявил:
   - Если хочешь узнать о своей родне - встреться с ними и все узнаешь! Я не сорока, чтобы разносить сплетни о людях, с которыми живу, сколь бы омерзительны они мне не были. Старик - единственный среди них, кто вызывает симпатию. Но и о нем я не собираюсь распространяться.
   - Больно надо! Вряд ли в твоих рассказах будет больше правды, чем у неотесанной деревенщины.
   Я заметила, что и мне и ему нравятся наши перепалки. У меня мелькнула мысль, что мы оба специально распаляем друг друга, чтобы вывести разговор на тропу насмешек. Но я отмахнулась от этой мысли, слишком уж крамольной она была.
   - Тебя зовут, соловей. Слышишь? - негромко сказал он, указывая в сторону поляны.
   Я обернулась и прислушалась. И вправду, от костра, где веселился народ, раздавались крики Виолетты. Она быстро шла, держа за руку раскрасневшуюся Сибил, оглядываясь, и помахивая своей шляпой. За ними маячили Рэй и Николс вместе с братьями Бредли и Билом.
   - Найтинге-е-ейл! - голос Летти звонко разлетался над поляной. Ей вторили мальчишки.
   - А она милашка! - наблюдая за ней, сообщил мне Дамьян. Как будто бы я этого не знала! Ну почему, все стразу смотрят на Виолетту, стоит только ей появиться! Никогда меня раньше это так не задевало, как сейчас.
   - Да, она очаровательна, прелестна, восхитительна, совершенна! - проговорила я и раздраженно обернулась к нему. - Продолжай!...
   Я в смятении подумала, что веду себя глупо. И незачем мне было так открыто демонстрировать свою обиду. С ним я с самого начала вела себя глупо. А ведь я всегда гордилась, своей способностью мыслить здраво!
   - Ты завидуешь ей! - он нагло ухмыльнулся. - Вздорная, наглая, дерзкая птичка завидует прекрасному лебедю. Надо же, а я думал, что ты совершенна, как трели соловья!
   - Я не за-ви-дую! - По слогам и почти спокойно произнесла я. - Я ухожу, рада была встречи и надеюсь больше не увидимся! И спасибо, за то, что рассказал про замок.
   Я благодарила действительно искренне, несмотря на все его оскорбления.
   - Постой! - резко бросил он, и уже в который раз схватил меня за руку. Я знала, что завтра на ней появятся синяки, так крепко Дамьян сжимал ее. - Не уходи!
   Он сказал это так, словно выплюнул обжигающий кусок пирога, который в голодной спешке жадно откусил. Его лицо на краткий миг исказилось судорогой облегчения, будто бы избавился от чего-то тяжелого, что мешало ему. Но облегчение это было неприятным и противным ему, так как он жалел о нем. Дамьян отпрянул от меня и в ту же секунду уже презрительно усмехался. Как будто бы и не было тех слов, которые помимо воли вырвались у него. Его черные глаза в свете костров яростно блестели, отражая огненное пламя.
   - Тебе сколько лет?
   - Что? - переспросила я, подумав, что ослышалась.
   - Мало того, что у тебя скверный характер, так ты еще и глухая к тому же!
   - Уж кто бы говорил про скверный характер! Сам то не сахарный фрукт!
   Меня уже второй раз обвиняли в глухоте. Первый раз Виолетта во дворе школы, когда я пыталась подружиться с Сибил. Да уж, эти двое стоят друг друга. Оба - самодовольные эгоисты!
   - Так сколько? - снова спросил он грубо.
   - В сентябре будет шестнадцать! И в отличие от этих подлиз Бредли, я не позволю командовать собой какому-то...сморчку, вообразившему себя большим грибом!
   Несмотря на бушевавшую во мне злость и обиду на него, я была ужасно довольно собой, что смогла поставить его на место! В душе я, прям, сияла от гордости, как начищенная дверная ручка. Но внешне, изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы не дать еще одного повода назвать меня дикаркой.
   - Сгодишься...
   - Сгожусь для чего? - переспросила я его настороженно, заметив, как он нагло ухмыляется.
   - Разве ты не поняла? - его ухмылка сделалась еще шире и наглее. - Я тебя обожаю с того момента, как увидел, как ты вытаскиваешь из под копыт ту дуру! Мне нужна ты! И я собираюсь жениться на тебе.
   В тот момент я осознала, что испытывают люди, когда после долгого падения с большой высоты шмякаются об землю и превращаются в мокрое место. Тогда же я подумала, что меня так сильно расплющило этими словами, что даже мокрого места не останется.
   Наверное, с разинутым ртом я представляла собой незабываемое зрелище. Как-то не вовремя я вспомнила про растрепанные после танцев волосы и попыталась пригладить их, но безуспешно. Мне надо было чем-то занять руки, чтобы успокоить свои взвинченные нервы, поэтому я отломила веточку и стала тщательно обдирать с нее кожу. Текли минута за минутой, а я все теребила ее и никак не решалась взглянуть на Дамьяна. В голове крутились вихрем тысячи мыслей.
   Не знаю, чего он ждал от меня. Восторженных возгласов или, может быть, рыданий у него в ногах. Сейчас он был уже тем спесивым мальчишкой, который подошел ко мне тогда у школы.
   - Ты молчишь! Сморчок не достоин твоего ответа? - издевательски спросил он. - Или ты думаешь, что я - малявка, - и мне рано говорить о женитьбе?
   - Нет! - выдохнула я.
   Я, правда, не знала, что сказать. В его словах слышались обвинение и желчь, но в тоже время и горечь. Может он только разыгрывает меня. И все это - глупая шутка. Я судорожно вздохнула. Где-то там, Виолетта все еще продолжала меня звать. И надо было идти, иначе она всполошит всех в округе. Мне кажется, что он все понимал и все чувствовал, что творится со мной.
   - Ты меня совсем не знаешь, чтобы говорить такие вещи!
   - Я знаю тебя достаточно. Уж не думаешь ли ты, что я упущу из вида того, кто стал мне не безразличен с первой же минуты? Уже через два дня я знал о тебе все!
   - Но это же абсурд! Нельзя просто так взять и заобожать кого-то с первого взгляда!
   - Почему? Почему нельзя, соловей?
   - Потому что... - я беспомощно замолчала, всматриваясь в его глаза, и боясь того, что могу прочесть в них. Уже в который раз я не нашлась, что ответить ему. Столько слов роилось в голове, но ни одно из них не подходило для того, чтобы объяснить, почему я считаю его слова абсурдными, невозможными, невероятными.
   Пока я подыскивала ответ, Дамьян подошел ко мне совсем близко. Так близко, что в его глазах я могла различить свое дрожащее в свете пламени отражение.
   - Я хочу, чтобы ты знала - я не делаю того, что мне не нужно. И если я решил, что мне нужна ты, значит никто и ничто изменить это не в силах. Я добиваюсь своего любыми способами!
   Сейчас он выглядел каким-то бешенным и, словно скалился в предвкушении добычи. Я не на шутку испугалась, и мне захотелось броситься наутек. Я молча развернулась и пошла из леса, не чувствуя ватных ног и не замечая, куда иду. На этот раз он не остановил меня.
   Я не помню, как встретилась с подругами и тетей, не помню дорогу до дома. Все мои мысли занимал только этот "сморчок". А в голове назойливо крутилось "Я тебя обожаю... И собираюсь жениться на тебе...". Дома я забежала к себе в комнату и подошла к висевшему на шкафу зеркалу. Долго всматривалась в отражение, пытливо изучая свое лицо.
   Волосы и вправду стояли дыбом. Я всегда их считала наказанием. И даже тетушка при расчесывании иногда в сердцах называла их "лохматой бедой". Они прямые и очень густые, но ужасно непослушные. Все аккуратные косы и тугие узлы распадались у меня часа через два, а волосы путались и упрямыми прядями торчали в разные стороны. К тому же они ужасного цвета. Хотя тете цвет нравился, и она называла его "каштановым". А мне он напоминал цвет шкуры той злосчастной коровы, которая загнала меня в навоз. "Бурые", вот они какие! Но в свете костров, они наверно были огненными. Как у дикарки!
   Светло-карие глаза сейчас казались больше и возбужденно блестели, на щеках пылал яркий румянец. Наверно, в данный момент меня можно было назвать красавицей. Так оживил мой облик этот совершенно необычный разговор.
   Я была не права, когда сказала, что это происшествие выбило меня из колеи и взволновало меня на некоторое время. Нет. Оно внесло в мою размеренную жизнь тревожное беспокойство и сумятицу в мыслях и чувствах. Эта ночь принесла мне не только волнение, но и бесконечные вопросы, на которые я мучительно искала ответы. Я была настолько поглощена ими, что решила на следующее лето непременно увидеть Китчестер. Посмотреть на замок хотя бы издали и возможно еще раз встретить Дамьяна.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"