Бумага с Воздушными Знаками давала возможность управлять стихией ветра и ночных шорохов.
Бумага со Знаками Огня давала право играть молниями и метать лучи света.
Бумага с Водяными Знаками была малополезна на суше, но на воде давала почти неограниченные возможности.
Бумага со Знаками Песка помогала управлять временем.
Каждая Семья хранила секрет изготовления своей Бумаги. Сами члены Семьи были лишены права заключать Договор, поэтому они имели те же возможности, что и обычные люди. Когда-то Семьи были избраны Стихиями для передачи людям могущества. Семьи получили право брать вознаграждение и раз в год просить об услуге тех, кто приобрел Бумагу. Отказывать Семьям в просьбе было не принято. Семья Бумаги с Водяными Знаками жила изолированее остальных: их почти никто не видел. Семья Бумаги со Знаками Огня была самой открытой - они даже учредили школу Огненной Стихии, где обучали основам бережного управления силой огня тех, кто намеревался выбрать путь. Многие, посетив занятия, передумывали или выбирали менее яростную силу - например, воздушную.
Как заключали договор? Его подписывали, а потом закрепляли свидетельством четырех стихий: посыпали песком, чтобы чернила высохли, сжигали, соединяли пепел с водой и чертили на лбу символ Стихии. Эта метка легко смывалась, но с этого момента человек уже принадлежал не только себе, но и Стихии.
Если человек избирал путь Бумаги, он мог приносить пользу или вред значительно заметнее, чем раньше. Поэтому те, кто посвящал себя Бумаге, должны были отдать четверть жизни за право заключить договор. Эта четверть жизни отнималась у них постепенно - небытие овладевало Владельцами на четверть суток, и возвращало их в мир. Они старели одновременно с ровесниками. Конечно, не было никого, кто мог избрать все четыре пути. И даже три или два.
Говаривали, в старые времена был человек, заключивший Договор сразу на трех Бумагах - Бумаге с Водяными Знаками, Бумаге с Огненными Знаками и Бумаге с Воздушными Знаками. Он пребывал в этом мире только шесть часов в сутки, и был почти всесилен. Но этот человек вскоре был наказан за свою жадность до могущества - песчаная туча засыпала его, и время поглотило его имя и дела. Песок тучи, погубившей неразумного, сыпал и сыпал, как из дыры в небе, много дней и ночей. Так появился Холм Умеренности. К этому Холму время от времени совершали хождение те, кто заключил Договор. Во время хождения к Холму они становились обычными людьми - в их сутках было столько же времени, сколько его в сутках пастуха или птичницы, и каждый лишний час был сладок. Были те, кто со временем выбирал ходить к Холму чаще. Они говорили, что это помогает им оставаться собой, и их понимали.
Были и те, кто выбирал хождение как образ жизни - они пускались в путь к Холму сразу по возвращению. Их называли холмоходами, и пастухи и птичницы в душе презирали их за слабость - они не смогли справиться с Договором, не сумели пройти путь своей Бумаги. Однако их кормили и давали им милостыню, потому что презрение и жалость часто живут в одном доме в соседних комнатах.
...Я шел от брата, когда встретил его. Он выглядел, как обычный холмоход: спутанные волосы с крупинками песка, одежда - чистая, но в прорехах от кусачего ветра, и лицо, заросшее бородой по самые глаза. Я полез в карман и достал кусок пирога - путь от брата пересекает дорогу к Холму, и я всегда прихватываю что-то для холмоходов. У дороги стоит Домик Холма, похожий на скворечник - в нем оставляют еду и монеты для таких, как этот холмоход. Но я стараюсь отдать свой гостинец из рук в руки - тогда, бывает, послушаешь историю. Особенно если холмоход идет по пути от холма: он идет тогда медленно, останавливаясь и занимая время чем придется. Истории холмоходов похожи одна на другую, но я все равно слушаю: им приятно есть в компании, а мне, когда я иду от брата, некуда спешить: я живу один.
Мой холмоход сидел и рассматривал что-то. Я подошел к нему, и увидел на его ладони жука с пятнистыми крыльями.
Я протянул свой подарок. Он посмотрел сперва на мою руку с пирогом, потом на меня, потом - опять на жука, и расхохотался. Жук раздвинул пятнистые крылья и улетел.
Не обижайся, сказал он мне.
Я не обижаюсь, пожал я плечами. - Вот, возьми.
Ага, давай сюда, и спасибо тебе.
Он развернул сверток и с наслаждением вдохнул запах хлеба и мяса. (Альма, жена брата, мастерица по пирогам. Я сам наелся так, что дня два не смогу даже нюхать пироги. Ну разве немного.)
Просто ты очень похож на меня,в тот год, когда это случилось...
Я понял, что получу свою историю, и сел рядом с ним на траву.
В твои годы я и не думал о том, что выберу путь Бумаги. Я тоже, бывало, любил встречать холмоходов: наша деревня было совсем недалеко от Пути. Я с удовольствием слушал истории, но никогда не примерял то, что в них происходило, на себя.
Потом началась Лесостепная Война. В селения стали приходить беженцы, не хватало еды и работы. Когда край Войны уже продвинулся настолько близко, что запах сырого мяса висел в воздухе, я решился.
Я подумал, что могу принести пользу людям, Я имел хороший глазомер, метко стрелял из рогатки и тихо передвигался. Но когда Война машет косынкой пожара из-за соседнего холма, рогатка не кажется таким хорошим оружием.
Мои родители задолго до этого сгинули, уехав на заработки в пригорье, и меня воспитывал старший брат. Он не стал меня отговаривать.
Семьи в тот год не брали за Бумагу положенную плату.
Я пришел к Семье Воздуха, и сказал о своем намерении.
Так я подписал Договор...
...Самое тяжелое - это привыкнуть к уходам в небытие: они похожи на провалы в сон без конца и начала, и когда ты возвращаешься, то чувствуешь, как будто от тебя откусили кусок, а то и два. Поэтому приходится много и сильно жить. Я выбрал бы- глушить страх небытия отчаянностью и быстротой, но за меня решили Верховожди.
Моей главной работой стала военная почта, хотя я рвался в первую линию. Я пересылал на сложенных в бумажных птиц листах приказы и вести, и это была непростая работа: одновременно держать в уме пять, а то и десять воздушных нитей. В боях я тоже участвовал.
...Потом Война окончилась, и я вступил в мирную жизнь. Многие из нас, избравших путь на период Войны, оказались не готовы. В Войне ты воспринимаешь небытие как каморку, куда можно зайти и закрыть глаза. В мире и спокойствии ты проваливаешься в небытие, как в полынью, и холод ледяной воды становится частью твоей жизни.
И я пошел в свой первый путь к Холму Умеренности. А когда вернулся - понял, что Холм снова ждет меня.
...Почему я засмеялся, когда ты подошел ко мне? Я вспомнил, как угостил однажды пирогом холмохода: он сидел с пятнистым жуком и считал пятна...
Я вошел в селение. История холмохода была очень похожа на те, что я уже слышал.
Дорогу мне перебежала соседская девчонка. Пахло травой и пылью, и - совсем немного - дымом.