Сижу и мерно потягиваю сигару, попивая вискарь со льдом, где-то на южной части нашей с вами страны, неподалеку бассейн и там плещутся силиконовые телки в бикини, рядом в мафоне играет рок"н"ролл. Порядком отдых протекает в гавайской рубашке, песочных шортах от "Левайс" и солнцезащитных очках летчика. Довелось же мне...
─ Это что за блядский шизмат?! ─ говорю мысли вслух, вскакиваю с койки, но неожиданно понимаю, что нога запуталась в одеяле и простыне с надписью "ВС".
─ Срань Господня! ─ пытаюсь снять напаскудевшую кучу мешанины с ноги и не рассчитав свои возможности падаю на соседа слева. Несчастный придурок еще не успел проснуться и от неожиданности вскрикивает какую-то гневную фразу, затем понимает, что ругался он на старшего по званию и замолкает. Артем Першуков, один из тех, кто прибыл на службу в Вооруженные Силы, совсем недавно, ему еще не успели конкретно промыть его еблет с глазами срущей собаки (сильно контрастирующий с татуировкой морды тигра в районе правой ключицы), всякими прокачками и симфонией чувств командного состава роты РЭБ.
─ Че творишь, душара? ─ говорю я с наглой усмешкой. Он вскакивает, за ним поднимается и Санек Довиденко, который с сонным видом олицетворяет испуганную макаку, очумевшую от внезапного кипиша.
─ Сам ты душара! ─ говорит Санек. ─ Ты-то сам слон канцелярский!
В это время Ринат Айзатуллов вновь испортил воздух своим несварением желудка от принятия катастрофически-экзотических блюд местной столовой, бормочет с татарским акцентом что-то типа: "А чего уже был подъем?". Мы все втроем орем ему: "ИДИ НА ХУЙ!!!". Айзик морщит лоб и дальше падает на койку, почмокивая в сладостном ощущении продолжения своих сновидений. Младший сержант Романов, дистрофично-похуистическая личность в нашем кубрике, тихонько тянется на своем ложе и старается не замечать всего происходящего, достает крем и намазывает свой длинный клюв, он же нос. Затем зевает, смотрит на нас и молвит своим надменным голосом:
─ Бля, даже день начать нормально не можете, придурки! ─ затем, словно золотой парниша натягивает белугу на свое тщедушное тельце, забирает свои мыльно-рыльные принадлежности и идет готовиться к новому дню.
Вдогонку ему кричит сиплым голосом Довиденко:
─ Сначала иди просрись, а уже потом чисти жопу!
─ Ага, ты бы сам сперва посрал, а потом уже бы говорил! ─ замечаю я.
─ Какого хрена ты делаешь, Исхаков! Опять приснился сон о доме? ─ говорит мне Довиденко.
─ Да, Санек, опять я чувствую, что достанется лакомый кусочек бодрящей свежести, но бац, словно в голову трахнули, я снова по уши в дерьме, снова эти дневальные, у которых давно крыша съехала от бессонных ночей, которые опять кричат, казалось, невменяемые фразы, ─ говорю я, застилая кровать.
Затем беру полотенце, бритву "Gilette MAC 3", пену для бритья с лаймом и принадлежности для чистки зубов. Подхожу к Айзику и намазываю его выпуклую морду пеной, затем тихо шепчу ему на ухо: "Сегодня еще, Фил ответственный лейтенант...". Далее увеличиваю децибелы до уровня крика: "Подъем, сука!!!". Айзик открывает глаза, медленно встает и как ни в чем, ни бывало, начинает заниматься подготовкой к наступившему дню. Еще одна койка пустует, младший сержант Богданов сейчас в наряде по посту оцепления. Он мерзнет и занимается защитой КПП, при помощи государственного гимна и инструктажа старшины роты, от высший офицерских чинов, в этом ему удачно помогают два воина лопаты и ледоруба ─ Ваня Самойленко и Саша Мальцев.
Захожу в комнату умываний, подхожу к плохо приделанной раковине, рядом бреется Илья Захаров, он же Захар, человек немного на своей волне, набитой доверху славяно-горецкими потехами во время жадных пирушек и поклонений языческим богам Вуду. Прошу его сделать кантик, это такая имитация газонокосильщика на затылке, видимо это ритуал, что бы солдат больше косил от службы и забивал на все большой буй. Неожиданно дневальный рядовой Калинин подходит к раковине с кусочком непонятной материи, говорит невнятные слова о помывке этого предмета и удаляется. Захар переспрашивает его, но тот утомлен и замечает кинутого в упор вопроса.
─ Видимо его сознание не хочет переваривать все происходящее или он просто свихнулся на почве бесконечного мытья всяких предметов интерьера в расположении, ─ говорю я Захару, провожая взглядом спятившего дневального.
Проходит время, мы строимся на завтрак, звучит команда: "Шапки всем снять!", это выражение уже стало традиционным для нашей роты, но в исполнении младшего сержанта Буданова, каждый раз это звучало по-новому, и каждый раз какой-то дебилушка забывал снять злополучный меховой кирпич с кокардой на чепчике. Далее шагаем по плацу, словно новоиспеченная змейка, глотающая мигающие фрукты, мы двигаемся мимо трибуны, орем подобно неврастеникам слова: "Счет, и раз!", затем идем по стойке смирно строевым, затем опять орем: "И два!". Не пытайтесь повторить это в метро или в любом другом скоплении людей, идущих большими группами, вас явно не поддержат, да еще и ближний врежет по роже за то, что вы наорали ему на ухо. Итак, завтрак, повсюду полно солдат все хомячат за обе щеки омлет из яичного порошка с геркулесовой кашей, каждый озирается по сторонам будто хищник, охраняющий свой прием пищи из убитой жертвы. Иногда, кажется, что "по талоновое" обслуживание возвратит в страну эпоху коммунизма, где ты пытаешься выудить кусок хлеба за бумажку и не дай бог, ты пропустил вспышку с раздачей этих самых талонов, считай, что жрать тебе придется вафли, либо довольствоваться бич пакета. Еще не много, выхожу за бушлатом в надежде успеть покурить, но тут слышу голос какой-то калмыкской девушки, по сути раздатчицы пищи в столовой:
─ Кто еще не поел?
─ Я, ─ орет Буданов, затем не долго думая, а думать младшему сержанту не приходится, поэтому он бросается этими необдуманными фразами словно пулемет рвущий целку пулеметчицы. ─ Мы!
Калмычка улыбается и мило говорит:
─ Иди на хуй.
Затем уходит, а следом и я.
Пребываем в роту, как обычно пытаемся построиться, но нет команды не было, а следовательно все расходятся. Проходит где-то двадцать минут и старшина уже кому-то орет: "Бегом, сука!!! Строй роту дневальный!!".
─ Рота на центральном проходе становись, форма одежды любая!!! ─ доносится голос из склепа.
Старший прапорщик Корелов, напоминает боевую жабу из одноименной игры на видео приставках. То тут, то там разносятся оплеухи и пинки и когда старшина успел врезать Айзику по его толстой заднице, рота, в конце концов строится. Мой взвод напоминает стену огромных имбицилов: Ваня Зотов ушастый как ишак, не отстает и Ваня Самойленко, передо мной становится Артем Барыкин, от которого пасет бомжатиной, бурундук-переросток Женя Нилов и всем этим балаганом рулят чуваш мех-вод Игорь Мещанинов и командир отделения Алим Кулиев.
─ Дежурный по роте на выход!!! ─ опять орет оживший труп Ражина.
На сцене появляются остальные командиры взводов: здоровяк лейтенант Макеев командир первого отделения, лейтенант Болохов командир второго, лейтенант Лукьянчиков командир моего взвода и старший лейтенант Алекинов командир взвода управления. Снова орет старшина:
─ Вандалы, кто спиздил марлю из бытовки?!?
Все стоят, молча, никто не понимает, зачем вдруг старшине понадобилась марля, возможно, это обычная проверка имущества.
─ Так что никто не признается? Рота к бою!!! ─ опять кричит старший прапорщик.
Солдаты и сержанты кто стоял лицом к старшине, резко падают.
─ Неужели так сложно сказать кто из вас, отцов, взял марлю?
─ Товарищ старший прапорщик, ну зачем нам эта марля?! - доносится голос младшего сержанта Маликова, командира отделения из пятого взвода радиопомех. Кто-то подхватывает слова Маликова и тоже кричит, что никому эта марля и в помине не нужна.
─ Неет, вам явно не хватает чего-то! Делай раз! ─ командует старшина.
Мы все принимаем упор лежа.
─ Два!!!
Поднимаем корпус, разгибая руки в локтях.
─ Раз!!!
Снова сгибаем локти и возвращаемся в исходную позицию.
Каждый думает о состоявшемся каламбуре что-то типа: "Ебись ты в рот, какому бедному ублюдку понадобился злополучный кусок марли?" или "Прапор видимо решил всех заебать с утреца, ему и марля никакая не нужна лишь бы выебать личный состав". Неожиданно ефрейтор Гущин говорит:
─ Товарищ старший прапорщик! Я взял что-то похожее на марлю!
─ Вставай, неси мне! ─ отвечает старшина.
Тот встает, приносит кусок материи, похожий на оторванную простыню. Прапорщик резко орет на Гущина:
─ Ну, зачем ты, наисильнейший дебил это мне принес, это же подшивочный материал! Пожалуй, возьму себе.
Дальше прапорщик качает нас из-за гребанной марли, пока руки не отнимаются, команды вставать слышать не приходится. Вскоре собирается по гражданке Буданов и идет за марлями, бумагой для принтера и прочей лабудой из списка "полезных для роты вещей". Мы рассаживаемся на центральном проходе. Начинается первый час занятий ─ ОГП (Общественно-Государственная Подготовка). Первые десять минут все спокойно: читают лекцию, кто-то шарится в мобильном телефоне, кто-то болтает с соседом. Но дальше снова начинается дурдом, сначала лейтенант Лукьянчиков говорит тем, кто постригся наголо, что мы охуели, что это дембельская стрижка. Я в недоумении, но и не только я. Так стригутся все солдаты в армии, а товарищ лейтенант решил пошутить. Ну а дальше командиры поднимают свои взводы: третий и управления. Они ебут мозги за витамины и капли в нос, так как идет подготовка к параду, а на улице не май месяц, холод, пронизывающий до костей. Когда одеваешь крабьи варешки становится не так холодно, когда одеваешь клоунские ватники ноги некоторое время находятся под защитой, но через час тренировки холод, словно ледяная бензопила режет все конечности и возникает блядское обморожение, затем попадаешь в калечь, где тебе огромным тесаком поочередно рубят все сочления, заменяя протезами и костылями, делая тебя похожим на ветерана войны со швабрами и морозоустойчивостью уже отмороженного сознания. Поднимают седовласого Барыкина, спрашивают:
─ Почему ты такой дебил?
─ Армия меняет всех, товарищ лейтенант.
День вроде проходит по обычному, перед подготовкой к параду, Наумов, некий хоббит Федя Сумков, вечный каптерный гном, беспорядочно одетый и грязный как поросенок, говорит, что ему надо в холодную в другой городок. Надо донести берцы, которые на самом деле, он как заправский барыга, продает тайком всяким солдатам ─ любителям новой одежды и обуви. Его заменяет вечно недовольный писарь Саша Казаков, который опустошает автоматы со снеками и кофем, подобно нашествию половецких кочевников на Русь.
Время пришло, начинается тренировка подготовительного, строевого марша к параду девятого мая.
Барабан грохочит, воздух сотрясая,
Кривые шеренги идут в повороте...
Офицеры командуют, солдатов меняя,
Развед. Батальон криво шагает
Рота РЭБ обставляет их на излете.
Курсанты кричат на разведчиков,
А разведосы плюют на команды.
Сонные толпы, коробки залетчиков
Взрывают, идущих по плацу Тамани.
Дикие вопли, аборигенов орды,
Живая структура, трансформер создали.
Мутация сквозь генетический код
И я наблюдаю с окошка, как кот.
Да, я не смог попасть в парад и на тренировки, из-за небольших проблем со здоровьем. Но ничего пока я пишу эти строки, мне доводится побыть в шкуре настоящего солдата, следовать по пути таманского гвардейца, с горем пополам, напоминая недобитого калеку, выслушивая сотни гадких оскорблений от бывших сослуживцев с разведывательной роты. Хочется сбежать, прекратить это крепостной право в стране недоразвитого капитализма. Спасают мысли поколений, прошедших сквозь безумие, сквозь существование одного момента, момента пока ты еще жив и стоишь в строю. Знаю, я и в подметки не гожусь ветеранам войн в Афганистане, Чечне, никогда не ощущал жизнь по ту сторону смерти. Опасность заставных пограничников, людей прошедших сквозь лед и пламя, как например мой отец. Государство управляемое свиноебами, жадно глотающими валюту сквозь фильтры военкоматов, заставляющих молодых ребят проходить службу даже не здесь в Таманской Бригаде, а гораздо дальше, в тех темных уголках России, где неизвестно как сложится их судьба. Совершать унизительные поступки под тайным командованием командиров отделения, в частях Закавказья, Урала, Сибири и других злополучных, глубинных местах нашей необъятной Родины. Конечно, это закаляет дух, ставит крепость сознания и возмужание клеток, но плата тоже суровая: поколение инвалидов, психопатов в ярком примере несправедливости государственных решений в кавказском конфликте, армия смертников, ведь не все смогли там выжить. Когда я служил в разведывательной роте, помню, командир роты, старший лейтенант Горох говорил мне: "Когда я находился там, одетый в броню и с автоматом, изнывающий от жары, которая даже в тени достигала огромной температуры, когда из ушей и легких текла кровь, все что мне оставалось это забыть кто я такой, а жене отвечать: "Живой, дорогая"". Компрессор внешнего мира, осознание чудовищности происходящего. Заражение волей к победе. Это все давало нам возможность идти дальше. В мирное время наша славная часть, способна подарить гордость участия в параде, качества достойные солдата и владение веником на пять с плюсом.
После тренировок и обеда, всю компанию отправляют в парк. Дубовицкий, механик-водитель, по совместительству инвалид мозга, забыл проверить машину на предмет поломок и когда благополучно завел свой автомобиль, залил маслом из карбюратора половину хранилища, неподалеку как раз убирались, назначенные рядовые Борисов и Штыбен под командованием младшего сержанта Лисина. Лиса давно потерял свои варежки (он даже пытался их сшить заново) и поскальзываясь на масле обдирает руки об пол (так как Лиса скроил камуфлированные гондоны, его яйца остались целы), словно пьяный еврей, начинает орать, картавя через раз ругательства в сторону Дубовицкого, а Штыбен не понимает в чем дело, как будто его мозг высосали пришельцы через трубочку кретинизма, подходит к Лисину и протягивает ему лопату, что бы тот схватился за опору, но не устояв на скользком поле, валится на Лисина. Над этим потешается Борисов, который на гражданке сочинял музыку рэп. И понеслась читка:
Достаточно попасть в РЭБ
Чтобы сочинить качественный рэп,
Гады шакалы достали,
Но мы не унываем в засаде!
Да, мазафака, твою мать,
В Тамани мы не научимся воевать!
Кроме метлы и лопаты, нам ничего не видать!
Гады шакалы достали,
Но мы не унываем в засаде
Это мои слова,
Штыбен валяется в говне, блять
Главное не унывать
Побольше сена собирать!
И забивать, взамен получать
Макароны по шее
Но не унывать, никогда не забывать:
Гады шакалы достали,
Но мы не унываем в засаде
Мазафака, твою мать!!!
Далее рота вернулась в расположение, сразу начинается возня, центровые движения доходят до апогея, и мы двигаемся на ужин. На ужине товарищ Якименко теряет свой бушлат, как будто он словил скачок напряжения, который некогда устроил в своей мотолыге летом (это было отдельное фейрверк-шоу с представлением дыма и попорченных нервов лейтенанта Филаретова). После ужина строит командир роты, он хочет узнать, какой мутант позвонил родителям и сказал, что всю роту заставили покупать эти грипфероны, витамины и вдобавок лопаты (неплохая комбинация для нашей роты). Опять командиру роты приходится расхлебывать чью-то злую шутку. А нам качаться намедни с палками вместо лопаты. Все достало, хочется уже выдернуть себя из шкуры солдата и пойти попить чаю или покататься на сноуборде. Но обстоятельства таковы, что я здесь и опять придется испытывать новую формулу "кача по-армейски". Всех спасает время, по громкоговорителю передают, что вечерняя поверка будет на улице, да еще вдобавок в валенках и шапках, заправленных "по лыжному". Нет, ну они издеваются, видимо дежурный по городку хочет посмотреть на толпу "столяров и монтажников", шагающих вряд, будто они матросы железняки.
Когда мы выходим из дверей, картина еще жестче, чем она выглядела на параде. Грохот барабана, команды счета и песни. Общая кутерьма напоминает огромную секту родившуюся в лоне Африки, толпа аборигенов в валенках пытается идти по скользкому льду и холоду, приветствуя пустующую трибуну, командами придуманными шизоидам. Наконец начинается вечерняя поверка. Перекличка на "я!" уже так заебала, что, кажется, вот-вот уже начнешь кричать "мы!" или "вы!" или "идите на хуй!". Затем еще продолжаем мерзнуть, слушаем лекцию командира роты, о том, что сучить это плохо. Внезапно ему кто-то звонит по телефону, проходит еще десять минут, начинаешь думать, какой садист решил позвонить в половину десятого ротному, что бы что-то уточнить. Но ничего не поделаешь приходиться терпеть всю эту мерзлую бодягу. Наконец идем домой. Точнее в казарму, но на ближайшие полгода, а кому-то и год, она стала родным домом. Осталось последнее завершающее день испытание - вечерняя термометрия. Но и тут обгашенный Опутин и обдолбанный Сергеев умудряются разбить свои градусники и зависнуть еще на час в поисках убежавшей ртути. Слава Богу, это не касается остального личного состава. Что-то, бормоча себе под нос, Сергеев не выдерживает и съебывается следом за Барыкином в калечь, казалось он словил какой-то передоз, надышавшись ртутью.
По команде "Отбой!" все разбегаются по кроватям. Дурацкий закон о запрете мобильных телефонов резко нарушается, когда Ринату звонят некто с Республики Татарстан и через некоторое время все ощущают газовую атаку Айзика.
─ Ну как ты мог, Ринат! ─ снова хором говорим мы ему. Он не обращает внимания на нас и продолжает говорить какие-то фразы на татарском.
Осознавая, что очередной день в Таманской Бригаде подошел к своему логическому концу, я переворачиваюсь на бок и засыпаю.
P.S. Довелось же мне отдохнуть на краю света, где пылает жаркое солнце, хотя красотки в бикини уже ушли, голубое небо все больше отражает всю грациозность той красоты за которую стоит сражаться и защищать просторы страны уже впитавшей в себя кровь поколения X.