Все мы так или иначе представляем, что такое субкультура и чем она отличается от "большой" культуры, культуры мэйнстрима. Но вот где проходит рубеж между ними? И в какой момент своего развития субкультурное явление перестает быть только культурологическим феноменом и выходит на более высокий - литературный - уровень, превращаясь в литературный жанр? Так некогда и "лейтенантская проза" вышла из субкультуры младшего офицерского состава Советской армии. Так - веком ранее - и Пушкин посещал вполне субкультурный кружок "Арзамас", и иные его современники, впоследствии наши писатели-классики, погружались в субкультуру дворянских салонов, вероятно, не подозревая, что подспудно участвуют в таинственном и великом процессе жанрообразования. А процесс этот черпает материал как из больших, так и из малых источников.
Вокруг жанрообразования - когда художественное событие обретает новую ценность и из сугубо субкультурного факта превращается в факт общелитературный, в жанр или жанровую разновидность, - вокруг этого и разгораются самые жаркие дебаты.
Ныне на суд критики вынесен поэтический сборник "Ле Лю Ли", знаменующий появление новой жанровой разновидности - "сапфической" или "лесбийской" лирики, т.е. такой, и героем, и адресатом которой является женщина. (Может быть, уместно говорить и о "сапфической ноте" в современной русской поэзии.) Справедливости ради надо сказать, что демарши "сапфической" лирики в большой литературе случались и раньше: если взять 2000-е годы, то в это время издавалось несколько "тематических" литературно-художественных журналов и альманахов (важнейшие - "Остров", 1999 - по сей день, "Лабрис", 2005-2006), авторы этого жанра не раз становились лауреатами или призерами премии "Дебют", голоса двух поэтесс звучали в Политехническом музее. Но книга "Ле Лю Ли" - первое коллективное издание, специально предназначенное для широкой аудитории. Его предлагается воспринимать исключительно как литературное явление - и ни в коем случае не субкультурное. И авторов брали широким бреднем: столицы, регионы, зарубежье, общепризнанные, "широко известные в узких кругах", дебютанты, представители различных поэтических групп и кружков. Это - манифестация жанра "сапфической" лирики, настоятельное требование судить написанное и опубликованное по гамбургскому счету.
...Все началось весной 2007 года, когда молодые петербурженки Настя Денисова и Надя Дягилева объявили о проведении в северной столице Фестиваля лесбийской любовной лирики. Со стороны эта затея поначалу казалась вычурной, наследующей антологическое дурновкусие Серебряного века и обреченной на неудачу. Однако организаторам удалось пригласить достаточное количество профессиональных и начинающих авторов, пишущих в этой традиции, и собрать в зале аншлаг. Второй фестивальный вечер (в октябре этого же года в Москве) и третий (в мае 2008-го вновь в Питере) также прошли успешно, поэтому мероприятие было решено продолжать. По итогам двух первых фестивалей и составлен сборник "Ле Лю Ли". Он вышел стараниями издательства "Квир", с интересным и тонким (хотя и небесспорным) предисловием Дмитрия Кузьмина.
30 авторов представлены в алфавитном порядке. Они очень разные - по возрасту (от 21 до 60 лет), образованию (от студентки до вузовского преподавателя с ученой степенью), географии проживания (Петербург - Москва - Тюмень - София - Нижний Тагил - Иерусалим - Харьков - Белиз). Их объединяет русский язык и "сапфическая" тематика книги. (Конечно, вне книги они успешно пишут и на другие темы.) А осмысление этой тематики - и глубина осмысления - у каждого автора вновь свои собственные. Тут могут быть и настоящие художественные удачи, а может быть плетение словесных кружев по весьма устаревшему трафарету.
"Милая моя девочка, - восклицает одна из участниц сборника, - твоя душа - обоженная (так! - А.Р.) хиросима". Эта забавная "оговорка по Лосскому" кажется знаменательной. "Обожение хиросимы" - попытки поднять нечто разрушившееся, ущербное на совершенно не подобающую ему высоту, воспевание руин, душевного и духовного распада (полураспада) - часто сопутствует "сапфическим" произведениям, и наш сборник не исключение. Таково наследие позапрошлого, XIX века, когда литература впервые серьезно заинтересовалась этой темой, выставив "на скале Левкадской стража прилежного" - наблюдать, "не выплывет ли вскоре труп обожаемой Сафо". На важном посту поочередно дежурили Альфред де Мюссе, Теофиль Готье, Шарль Бодлер, Ги де Мопассан, Пьер Луи... Их скучающие героини-декадентки предавались безудержному распутству буквально со всем что движется, - они полагали это лучшей возможностью продемонстрировать свое воспитание и убеждения. До финала произведения - особенно это относится к роману "Гамиани" Мюссе - женщины-вамп порой не доживали. Понятно, что сейчас такая поверхностная, устаревшая трактовка "сапфической" темы художественно несостоятельна, если не сказать смешна. Впрочем, у некоторых авторов "Ле Лю Ли" она еще есть - но хорошо, что в книге в целом не преобладает.
В книге есть что почитать. В первую очередь - длинные, подробные, осязаемо-предметные стихотворения Гилы Лоран, их детали достоверны и непререкаемы.
помню
много лет назад
на даче, на бугре,
говорили мне мои киевские тетушки
одна жгучая, уже крашеная, правда, брюнетка
с острым носом гражданки шапокляк
пафосная, вдова поэта
другая - голубоглазая блондинка
в свое время угнали в германию, но благополучно не опознали
а я тогда - в такой модненькой газетной рубашечке,
доставшейся от братца.
Говорили: знаешь, где у тебя сердце -
с какой стороны?
ну конечно, не знаешь -
здоровый ребенок.
Теперь знаю. Только оно все время где-то совсем не там.
Это сердце готово следовать за любой интеллигентской приманкой (когда умер Бродский, они сидели в своих институтах... и плакали навзрыд), за ускользающим детством (меняю на сгущенку), за пленительным образом прекрасной незнакомки... И музыка, которая возникает в сокровенной душевной глубине, звучит порой в унисон со старой, столетней давности мелодией, играемой на флейте водосточных труб. Вслушайтесь:
сердце мое - нервическая балерина,
рискующая споткнуться о зернышко ячменя.
и пусть, как всегда, обдурены мы,
для счастия хватит долечки мандарина, -
ее недлинными, свеженаманикюренными -
очищенного - для меня.
Младшая коллега Гилы Лоран Ульяна Заворотинская пребывает в непрерывном и настойчивом творческом поиске. Ее опыты с формой и содержанием стихов - довольно точная иллюстрация гумилевских слов "кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства". Все новое рождается в муках, а часто даже - в корчах. Отсюда и сугубый авангардизм и эпатажность поэтических проявлений Заворотинской. По-другому просто не может быть.
мне снилось, что ты женилась,
что ты при мне не на мне женилась.
ты в мой сон помещен под балкон в платье из белых роз,
улыбка, бюст и корсет, серпантин торчит из волос,
руками разводишь: [милые, я женюсь!]
и поздравляют - кремом на торт, на корсет и бюст,
еще конфетти на мое лицо белым снегом кокс,
стою, как дурак, улыбаюсь - болезненно в тебя врос,
думаю: [господи, счастье какое, это ж я на тебе женюсь]...
Торчащий из головы серпантин - довольно странный штрих к портрету невесты... Да еще и глагол в мужском роде "помещен", и "ты женилась", и смешение в одном событийном водовороте этого сновидения - белого крема, белого свадебного платья, конфетти (или все-таки наркотика?), словно снег летящего прямо в лицо... Так (быть может, и ненамеренно) посреди безыскусного лирического монолога возникает момент гротеска, абсурда - потому что абсурдна и нестерпима сама ситуация: как оказалось, женится "кто-то другой, не я". Мир вокруг мрачнеет и искажается. Голос певца, доходя до самой громкой верхней ноты, срывается на фальцет. Тут-то и возникает художественный эффект.
Кстати, на процитированное стихотворение "Выходила маня замуж" в 2006 году в содружестве с упомянутым выше альманахом "Лабрис" был снят удачный, зрелищный клип: обнаженная девушка - лицо ее от зрителя скрыто - режет сырое мясо, прокручивает его на мясорубке, делая фарш (по стенке миски стекает кровавая капля, троекратно отображаясь на экране), - а потом размазывает этот фарш по себе. Таков же и "рецепт" стихов Заворотинской: эпатаж, гротеск, пафос. Иногда получается вполне съедобно.
...Интересно, что пафос, лирический пыл, который в современной поэзии не распространен и совершенно не моден, у авторов "сапфической ноты", наоборот, выглядит уместным и проявляется гармонично. Здесь очень много ярких лирических дарований, и у каждого свой, уникальный тембр. Если у Заворотинской самые удачные опыты получаются на максимуме громкости, то у "городского лирика" Ани Ру, наоборот, любые проявления пафоса, страсти, сильных эмоций запрятаны по возможности дальше и тщательно задрапированы. И такая сдержанность дорогого стоит. Но наступает предел, когда уже невозможно скрывать душевную бурю, когда "самое я - сотрясающаяся земля" (Цветаева). И тогда словно бы слезоточит каждая строка.
перезимовали, значит. слышишь, кошка плачет. слышишь, остро бьется о грудную клетку. и рубашка в клетку. я пишу заметку. запиваю фотку рву таблетку.
Аня Ру - автор, к сожалению, наименее известный широкой литературной аудитории. До сих пор у этого поэта не выходило собственных книг, и искать ее произведения приходится лишь на сайте Stihi.ru; изредка попадаются вполне скупые подборки в таких вот коллективных изданиях. Между тем зрелость, профессионализм ее стихов и странная, как бы случайная нежность интонации (а только таким и может быть поэт в мегаполисе, который "слезам не верит" и где даже "Мебиус умер в метро") подкупают сразу.
как зальет тоска половину груди, и прошепчешь смерти - "уйди, уйди", обещаешь - встану, говоришь - совью норку маленькому муравью...
вся большая жизнь за такой размах, потому что камень в груди размяк, потому что хочется ног в росе, потому что хочется жить как все.
убаюкать боль, отцепить балласт, у меня дефицит беспричинных ласк, я одна как сволочь, я говорю: я уже не ведаю, что творю.
кто сегодня дежурный по этажу? посмотрите, как я смешно дрожу, как держусь за горло, делюсь на две, если просто погладить по голове.
Пожалуй, самый оригинальный автор книги "Ле Лю Ли" - Света Литвак. Оригинальный - потому что радикальный.
я полюбила женщину хирурга
она же быть хотела только другом
так ласково кромсала тела части
пока я млела от любви и страсти
И пока ошалевший читатель соображает, как к этой нестандартной лав-стори отнестись, Литвак по-панибратски, без обиняков заявляет: Спасибо за всё, дорогая подружка! / Быть может, весною махнем в Коктебель?
За плечами у этого автора - долгий, многолетний трудовой стаж иронического снижения. В ее тексте не может существовать никакая патетика (Ах, милая, послушайте меня, - / Я знаю Колю. Коля - размазня). Да и зачем она вообще нужна? В мире нет ни одной серьезной причины для воспламенения чувств. Мир вообще - не более чем "скучная сырая кинолента", где интересны разве что отдельные кадры (Как тяжкая любовная идея / По мне текла холодная вода), но сюжет в целом не вызывает никакого энтузиазма, он банален до оскомины.
для затравки - чьи-нибудь стихи
для финала - крупный план заставки
кружевные ленкины портки
рваные светкины плавки
Стихи Светы Литвак, по всей видимости, обозначают границы низкого штиля, в которых может существовать "сапфическая нота".
Ольга Краузе также пользуется в стихах приемом снижения.
Спит жена твоя в Курске, на Курском вокзале, бухая.
Я ее подберу, не валяться же ей просто так.
Я ей сопли утру, о тебе все подробно узнаю,
и мы с ней заживем без тебя, дурака, и без драк.
Краузе - профессиональный музыкант и выступает с сольными концертами еще с 1970-х. Она наделена и завидным актерским даром. Но до недавнего времени оставалась "самопальным" поэтом, и лишь стихи последних трех-пяти лет (и еще автобиография "Мой путь в музыку", изданная в виде аудиокниги) позволили говорить о ней как о состоявшемся литераторе. Как и у многих писателей, пришедших с музыкальной сцены, стихи у Краузе автологичны - она предпочитает метафоре прямоговорение, слово в его исконном значении. "Сапфическую" тему она сопрягает с шансоном и городским романсом, сказкой, фольклорной балладой. Впрочем, сама она пока еще не всегда отличает поражения от побед.
И здесь нужно попенять составителям сборника "Ле Лю Ли". Дело в том, что строфа Краузе взята мною из другого издания, а в сборнике напечатаны более слабые и менее характерные стихи, по которым сложно составить впечатление об авторе. То же самое - со многими другими поэтессами, чьи тексты опубликованы под той же обложкой.
"Сапфическая" тема может быть решена в художественном произведении по-разному - с использованием различных мифологем (или вовсе без них), в разных стилях, при любом антураже и смысловом наполнении. И довольно часто она бывает ретроспективной, то есть так или иначе обращенной в прошлое.
Свободный, яркий и пестрый мир вырастает в свободном стихе (то есть по преимуществу верлибре) Фаины Гримберг: Мы ели патладжаны и омлет с инжиром / а потом мы правили страной / империей / назло всем этим разным / послам венецианским и австрийским... Этот мир ограничен лишь одним: ностальгией. Словно в прошлом был утерян некий ключ к счастью, и этот ключ автор тщится найти в собственных воспоминаниях и в многокрасочных исторических картинах.
Мы будто стрекозки -
в нарядных платьях летних открытых
с пышными юбками короткими...
А в окно - сквозь листву -
легким ветерком - огромный город -
бескрайняя стенка...
Олеся Первушина, наоборот, говорит как бы от лица этого прошлого, ушедшей юности:
...Когда дамы почтенные - да-да-да - языками цокают
и не можется обернуться, не хочется обретаться около
эти бархатные, и гофрированные, и кружевные матроны
тебя прячут у сердца зеркальцем в уголке укромном
нафталинного шкафа порхающих воспоминаний
и наградой - дай! - прямая твоя спина им...
(Интонация последней строки заставляет вспомнить Марину Цветаеву - которая, кстати, также решала "сапфическую" тему как временную: как отношения "старшей" и "младшей" подруг, где важную роль играют возрастная разница и собственно само время.)
Но совсем неожиданным образом историческая/ностальгическая тема звучит у Татьяны Мосеевой - здесь парковая статуя пионерки, "ни капли загара ни грамма совести" -
с книгой без букв как живая
как мертвая просит:
"поцелуй меня, московская девочка,
ленин жив, между ног поцелуй
это время никуда не кончалось
это жизнь на качелях качалась
здесь еще не такое случалось
ленин жив, я люблю, ты целуй"
Если вождь все-таки мертв, то после такой реанимации он обязательно должен воскреснуть.
Самый юный автор - 21-летняя Аксинья Семенова. Она (как и многие другие, чьи стихи оказались под той же обложкой) пока еще не успела выработать собственный уверенный и узнаваемый слог, найти дистанцию - меру отстранения автора от лирического героя. Поэтому ее стихи следует толковать как написанные от "первого лица, единственного числа":
...мама, я ведь хорошая, прочее все до конца понты.
мама, мама, я ведь совсем навсегда такая,
у меня ведь блядство, поэтство - им потакаю,
собираю как мышь за щеку снег, слова, беспричинно таю,
и кругами как пони, тащу эту боль, кругами.
я топчусь на месте, чтоб в ступе столочь воды.
Вот еще некоторые запомнившиеся строки: ты ведь в меня поверишь, я ж сочиняю грамотно (Марина Лебедева), Я обнимал ее и чувствовал себя всевластным джинном из сосуда, могучим Хоттабом ибн курортный роман (Анастасия Афанасьева), потому что было. и больше не будет. и только у горла.com (Саша П. ). А также поэтические этюды Натальи Стародубцевой, Лиды Юсуповой, Людмилы Клест, Ольги ФЦ, Екатерины Симоновой... Все 30 разноголосых подборок, созданных и уверенным пером профессиональных литераторов, и "перстами робких учениц" (чаще, увы - троечниц), конечно же, процитировать невозможно.
"...Хочется думать, что вот эта культурная полноценность книги несет в себе большой антидискриминационный потенциал, - завершает предисловие Дмитрий Кузьмин. - Потому что норма, к которой нужно стремиться, - не ситуация laissez-faire, когда геям и лесбиянкам разрешено жить по своему усмотрению в своего рода культурном гетто, а ситуация полной включенности, когда наш голос равноправно звучит везде".
И все-таки книга, наоборот, способна провоцировать "дискриминацию" и придирки. И тому виной принцип ее составления - отбор не столько по содержанию поэтических произведений, сколько - в первую очередь - по формальным признакам. Стихотворения, включенные в "Ле Лю Ли", в основном выполнены в стилистике "Вавилона" - "Дебюта":
дисметрические, из всех выразительных средств использующие только простейшую метафорику, эпическое начало в них развивается за счет лирического, панорамное зрение за счет психологической глубины, и в отсутствие лирического героя между строк видна одинаковая для всей современной молодой поэзии - как говорил классик, "рожа сочинителя". Между тем вне сборника "сапфические" авторы пишут по-другому, у них иные и более разнообразные стилевые предпочтения. Получается, что "сапфическая" лирика, утверждаемая как новая жанровая разновидность (отличающаяся в первую очередь содержанием произведений), - в "Ле Лю Ли" позиционируется еще и как разновидность стилевая (отличающаяся формой). Книга оказывается "поляризованной" по признаку формы - и потому сразу попадает в поле ожесточенной борьбы литературных стилей. А здесь, конечно, будет и "дискриминация", и всевозможные другие проявления этой борьбы. Так что составители сборника уготовили своему детищу непростую судьбу.
Предпринятую попытку жанротворчества поэтому нельзя признать полностью удачной. И книгу я все-таки не назвала бы показательной, репрезентативной для "сапфической ноты" и демонстрирующей все ее многообразие. Примененный стилевой ценз заметно сократил число потенциальных авторов "Ле Лю Ли" - и количество "стражей прилежных" на Левкадской скале и объем книги пришлось увеличивать иными способами. Например, отбирая стихи со строками "обоженная хиросима", "нырять в сугробы, грудью воздыхая вслух" и т.п. Фраза "когда мне было десять я в первый раз увидела Аню соседку по парте без косметики" тоже звучит пародийно. Ну и, видимо, в качестве "наполнителя" в книгу попало множество текстов, в которых трудно усмотреть хоть какую-то связь с собственно сапфической традицией: это или явно эпические произведения (а сборник, напомню, лирики), или же, по выражению участницы сборника Гали-Даны Зингер, -
...элемент диалога
между мною
и мной
о предмете нам обеим совсем незнакомом
и неинтересном
Впрочем, для нас с вами главное - не что, а как. Каков бы ни был предмет художественного высказывания - и "сапфическая" любовь, и что угодно другое, - важно, чтобы само это высказывание непременно оставалось художественным.