Не знаю, дойдет ли это письмо до Вас. И если дойдет, не порвете ли Вы его в гневе, так и не прочитав. Я виноват, искренне виноват перед Вами, поскольку не писал все это время. Но на то были веские причины, которые, к сожалению, я не могу озвучить в полной мере. По крайней мере, прямо сейчас и в письме. Идёт война, и существуют сведения, которые не следует доверять бумаге. Особенно если бумаге этой предстоит столь долгий путь.
Но если Вы дочитали письмо до этого момента, значит, намерены читать и дальше. Возьму на себя смелость попытаться объясниться и рассказать о том, что со мной происходило все эти месяцы разлуки с Вами. Итак, как Вам известно, как только началась война, я был откомандирован в Гавр, чтобы оттуда отправиться в Луизиану. Эта новость была для меня словно гром среди ясного неба. Вы прекрасно знаете, что я давно мечтал себя проявить на военном поприще. Едва узнав о том, что король объявил войну Фридриху и Георгу, я уже предвкушал, как сойдусь в жаркой сече с прусскими кирасирами. И тут меня вместо того, чтобы отправить в гущу сражения под командованием принца Субиза, высылают в колонии! И это несмотря на все мои заслуги!
Я был повержен этой новостью, впал в жесточайшую тоску. Вместо того, чтобы выполнить приказ и без промедлений ехать в Нормандию, я днями играл в карты и беспробудно пил. Но меня вызвал на разговор сам господин Т..., добрый друг моего отца и мой покровитель. В приватной беседе он сообщил мне, что приказ не является опалой, скорее наоборот. Мне оказана великая честь принять участие в ряде операций, направленных против англичан. И я со своими талантами просто необходим в колониях, где и состоятся означенные операции. Их подробностей по понятным причинам я пока сообщить не могу. Потому, я с легким сердцем отправился на север в сопровождении одного только моего верного Реми. Вскоре я взошел на корабль и отправился в долгое путешествие через океан.
Тяготы этого путешествия я описывать не буду, они мало интересны. Отмечу только, что постоянно штормило и капитан с командой горячо молились, как господу нашему Христу, так и древним языческим богам, чтобы доплыть до места назначения. К тому же в водах хозяйничали англичане, как военные, так и каперы. Но кто-то из указанных богов откликнулся на молитвы, и мы благополучно вошли в гавань Нового Орлеана.
Описание этого городка Вы наверняка встречали у незабвенного аббата Прево. Несмотря на то, что прошло с тех пор столько лет, городок этот представляет примерно такое же жалкое зрелище. Заросли ив и карликовых пальм, комары, малярийные болота и зелено-желтая река Миссисипи, что кишит аллигаторами. И это несмотря на то, что тут расположена резиденция губернатора Новой Франции. Дома тут в основном деревянные, и не отличаются особенным изяществом. Сам город довольно мал, и население его представляет собой самый отъявленный сброд, высланный из Франции за преступления различной степени гнусности. Немало тут индейцев, которые развращены цивилизацией не меньше наших соотечественников. Но, были тут и люди, выходцы с моей нечастной родины Африки. Здесь их держат в качестве рабов. Я и сам некогда был рабом в Османской империи, пока не был подарен моему названному отцу, шевалье Олифанту-старшему. Но даже там, на Востоке рабы не живут в столь скотских условиях. Местные рабовладельцы обращаются с ними, как с животными. Это все и определило мои отношения с местными жителями. Если во Франции, несмотря на мою темную кожу, я считался, прежде всего, сыном дворянина, тут местные полагали меня рабом, что по недоразумению надел парик и богатое платье, нацепил шпагу. Мне пришлось преподать уроки фехтования нескольким наглецам, прежде чем они не убедились, что умеют дело с королевским офицером и дворянином. Но это не способствовало сближению и дружбе с местными. Меня старались избегать даже гарнизонные офицеры. А сколько насмешек приходилось терпеть моему бедному Реми! Как это так, белый ходит в слугах у негра! Вот уж потеха.
С другой стороны, несчастные чернокожие рабы чурались меня не меньше, полагая, что я предатель своего народа, что продался белым людям. Мне предстояло тут коротать время до весны, и поначалу это была самая скучная и унылая пора в моей жизни. Этот городок не шел ни в какое сравнение с самым захудалым захолустьем Европы. Здесь даже не было ни одного публичного дома. Тут вообще большой недостаток женщин. Как Вы знаете, сюда даже высылали проституток, чтобы обеспечить колонистов женами. Но это не помогло, женщины тут являются большой ценностью, которой так просто не разбрасываются. Зная мой темперамент, Вы легко можете представить, как это усугубляло мою тоску. К счастью, со мной был медальон, подаренный Вами. Часто я открывал его, глядел на Ваш портрет, вспоминал жаркие ночи, проведенные с Вами, и начинал неистово ласкать себя, пока не приходила блаженная разрядка. Но сами знаете, зачастую это занятие лишь распаляет сильнее мысли и фантазии, не принося должного облегчения. Потому я стал добавлять к этому пресному блюду разного рода острые приправы. К примеру, я в процессе часто любил придушивать себя ремнем. Это давало довольно необычные ощущения, и я достигал первые разы небывалого удовольствия. Но с каждым разом мне требовалось все больше и больше. И однажды я столь сильно придушил себя, что лишился сознания.
Когда я пришел в себя, то оказался лежащим на кровати в чужой комнате. И на меня смотрела женщина неземной красоты. Первые мгновения мне подумалось, что я умер, и меня встречают ангелы. Но присмотревшись, я увидел, что это всего лишь Люсиль Лиотар, супруга доктора Лиотара. Я видел её не раз в церкви на службе, но только сейчас, наблюдая вблизи, смог оценить всю её привлекательность. Она уже достигла средних лет, возраста, когда женская красота приходит к пику своего расцвета и началу увядания. Но в Люсиль, её больших темных глазах, чувственных губах, фигуре подобной песочным часам, на подобное увядание не было даже намека. Разве что, пара морщинок в уголках глаз. Но они напротив, говорили о её весьма добром нраве.
Увидев, что я открыл глаза, Люсиль поспешила распорядиться слугам, чтобы они принесли её мужа, доктора Лиотара. Все дело в том, что доктор и сам нуждался в помощи. Но тут уж способен помочь разве что Господь. Доктор был парализован ниже пояса и был способен перемещаться только в особом кресле-коляске. Но, тем не менее, он был весьма сведущ в своем деле и имел хорошую репутацию в Новом Орлеане. Доктор, небольшого роста, округлый, с небольшим животиком и щечками, блестящими серыми глазами, оказался весьма любезен. Он сразу понял причину произошедшего со мной. В отличие от моего бедного Реми, который полагал, что я решил наложить на себя руки. Но доктор оказался человеком весьма благородным и не предал огласке то, что ему известно. Более того, в разговоре, мы нашли немало общих тем. Оказалось, мы любим одни и те же книги, являемся поклонниками одних и тех же пьес.
Будучи моложе, в моем возрасте, доктор тоже отличался горячим темпераментом и был большим поклонником женской красоты. Но то было ещё во Франции. Он был молод, горяч и к тому времени сведущ в химии. Влюбившись в одну замужнюю даму, он не мог найти себе покоя. Он подстерегал её повсюду, где только мог, не раз пылко признавался в любви. Но, к его несчастью, она весьма любила своего мужа и не давала ни малейшего намека на взаимность. Это сводило его с ума. Сами знаете, на какие глупости мы способны во имя любви. И доктор Лиотар решился на страшное, он отравил своего соперника. Однако, вместо того, чтобы обрести любимую, он угодил в Шатле. И быть ему казненным на площади, если бы не вмешался его дядя, человек богатый и могущественный. Но сами понимаете, что жить в Париже, и даже во Франции после такого не представлялось возможным. Юный Лиотар был отправлен в Америку. И там где не сработало правосудие земное, проявило себя правосудие небесное. Во время шторма, одна из мачт корабля рухнула и придавила будущего доктора. Он выжил, но навсегда потерял возможность ходить. На берег Луизианы он сошел не сам, его вынесли с корабля два дюжих матроса. И так началась его новая жизнь, где он был лишен чувственных удовольствий, зато стал доктором, обратился к Господу, спас немало жизней, что, несомненно, приносило ему удовольствие духовное. Впрочем, Бог, видя то, что грешник встал на путь исправления, дал Лиотару заслуженную награду. Однажды, к нему служанкой устроилась вдова охотника, Люсиль. И не прошло и нескольких месяцев, как эти двое поняли, что искренне любят друг друга, не могут прожить и дня в разлуке. Вскоре они обвенчались и с тех пор весьма счастливы. И я мог сам в этом убедиться не раз. Не представляете, дорогая Лилиан, как эти двое смотрят друг на друга. Как у них в этот момент светятся глаза, какие оттенки приобретают голоса, стоит заговорить друг с другом. Как трепетно и нежно они держат друг друга за руки.
Что касается меня, то после этого случая, я стал частым гостем доктора Лиотара. Мы часто коротали вместе вечера, проводя их в разговорах, играх, умеренном распитии вина, чтении вслух. Я понял, что никогда прежде не встречал человека, который так понимает меня. Ни одному боевому товарищу я бы не доверил спину так, как Лиотару. Мы стали добрыми друзьями, и, несмотря на то, что прошло всего лишь пара месяцев с нашего знакомства, мне казалось, что я знал этого чудесного человека всю жизнь. Это заметно облегчило мои страдания, я все реже открывал Ваш медальон с известными целями, и уж точно больше не пытался при этом как-то навредить себе. Но все же, воздержание не лучшим образом сказывалось на мне. Ночами, бывало, накрывала меня черная тоска. Мне в этот момент становилось немного завидно. Лиотар, конечно друг, но как ему повезло с женой. Не то, что мне. Я вспоминал их супружеские объятия и поцелуи, которые они, не стесняясь, бывало, являли мне, и чувствовал, как тяжелый камень давит мою грудь, не давая дышать. Если мне удавалось в такую ночь забыться во сне, то я начинал грезить и видеть, как жарко стонет Люсиль под моим напором. Как вздрагивают её огромные сочные груди в такт моим движениям, как она мечется по подушке и выкрикивает ласковые слова, когда я проникаю в неё на всю длину. Я просыпался весь в поту. Это было выше моих сил, словно сам Дьявол решил погубить мою душу, отвратить с пути благочестия и дружбы. Тем более эта история очень напоминала историю самого Лиотара. И я опасался, не желают ли Высшие силы с моей помощью в очередной раз покарать несчастного. А я не желал быть орудием судьбы, тем более для человека, к которому питал теплые чувства. Эти противоречивые мысли буквально сводили меня с ума. И лишь очередной сеанс с Вашим медальоном немного помогал. Я неистово двигал крайнюю плоть, орошал себя фонтаном семени и лишь после этого засыпал.
Но один дождливый вечер, проведенный мной у Лиотара, все изменил. Мы, как обычно сидели у камина, лениво беседуя о различных пустяках. Но в тот день, Лиотар каждый раз прерывался на полуслове, словно охваченный внезапной мыслью и сомнениями. Он замолкал, испытующе глядя на меня. Я не решался спросить его, в чем причина подобного поведения, поскольку чувствовал, что вопрос этот будет весьма неуместен. Лиотар же весь побледнел, на его лбу выступили капли пота. Я с тревогой осведомился, не заболел ли он. Но он убедил меня, что все в порядке. После он велел слуге позвать супругу. Она пришла в своем лучшем платье и не меньшем волнении, чем Лиотар. Я не мог оторвать от неё глаз, насколько она была восхитительна в тот вечер. И к тому же одета так, словно собиралась на бал или прием к губернатору. Все было прекрасно в ней, даже волнение, в котором она слегка прикусывала губы, и это было восхитительно. Она принесла на подносе грубо сделанную глиняную трубку. Лиотар сообщил, что это подарок от одного индейца, которого тот излечил. Согласно обычаям их племени, трубка эта раскуривается только в исключительных случаях, в знак проявления дружбы и взаимного уважения. И он, Лиотар, хотел бы, чтобы сегодня мы втроем разделили эту трубку, как дань тому искреннему чувству, что установилось между нами. Я, растроганный подобным предложением, едва не расплакался. Слезы выступили и у прекрасной Люсиль, делая её ещё прекраснее. Первая затяжка была предложена мне, как гостю. Я вдохнул ароматный дым и понял, что там не только табак. Стало легко, хорошо. То напряжение, что было между нами в тот вечер, улетучилось подобно дыму. Трубка шла по кругу, мы смеялись, шутили, мир вокруг меня кружился. Даже Люсиль, обычно трогательно-серьезная, игриво смеялась, не прикрывая как обычно рта. Словно из тумана я слышал голос моего дорогого друга. Он говорил, что весьма счастлив в браке, и не жалеет ни об одном дне, проведенном с Люсиль. Однако, их совместная жизнь имеет один недостаток. Лиотар после того как стал калекой, не способен исполнять свой супружеский долг. Вступив в брак много лет назад, супруги лишены величайшей радости, и живут подобно брату и сестре. Впрочем, доктор воспринимает происходящее стоически, полагая, что это часть наказания, что определил ему Господь за то преступление, что он совершил в молодости. Но он не раз говорил Люсиль, что не требует от неё супружеской верности. Он не против, если она будет укрощать свою жаждущую вульву с другими мужчинами. И если она забеременеет, то готов принять её ребенка, как своего собственного. Но Люсиль наотрез отказывалась. После очередного разговора на эту тему, она все же согласилась, но при соблюдении двух условий. Это должен быть мужчина, которому Лиотар всецело доверяет. И если она с ним и вступит в связь, то только в присутствии мужа. У меня в тот момент была трубка, и едва не выронил её от неожиданности. В одно мгновение я понял, чего от меня ждут супруги. И я не мог отказать им в этом, видя искреннее расположение к себе.
Когда я выразил свое согласие с их предложением, Люсиль, залившись румянцем стыда, села мне на колени. Знали бы Вы, Лилиан, как это было приятно. Она, сидя спиной ко мне, стала тереться ягодицами о мои чресла. Я обхватил её за талию и стал сам двигать бедрами. Трение сквозь одежду доставляло мне большое удовольствие, мой фаллос стал твердеть и расти в размерах. Немало прекрасных женщин, в том числе и Вы, Лилиан, отмечали, что размер моего достоинства весьма велик. Это же почувствовала и Люсиль. Она остановилась и испуганно вскрикнула, словно у меня в штанах пряталась змея. Но доктор стал говорить ей ласковые подбадривающие слова, взял её за руку. И Люсиль продолжила свои движения. Я уже изнемогал от желания, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не спустить семя в штаны. Руки мои сновали по её прекрасному желанному телу, я запустил ладонь в разрез платья и ощутил огромную налитую грудь, напрягшиеся в возбуждении соски. Она вся дрожала от похоти, но притом не смотрела на меня, не сводила любящего взгляда со своего мужа. Я не мог больше терпеть, выпустив своего друга на волю, я поднял её юбку, снова усадил Люсиль на себя. В этот раз её горячая влажная вульва соприкоснулась с моей огромной черной головкой. Женщина тихо вскрикнула. Лиотар нежно провел ладонью по её щеке, она страстно впилась поцелуем в его руку. В этот момент я взялся за её тонкую талию и насадил Люсиль на себя. Мой фаллос оказался в нежнейшем и прекраснейшем плену. Люсиль закричала в наслаждении, в беспамятстве стала покрывать лицо мужа горячими поцелуями. Судя по всему, она тоже весьма изголодалась совокуплениям, и теперь искренне наслаждалась моим членом, вбирала его в себя целиком, отдавалась мне каждой частичкой своего прекрасного тела. Она была гораздо ниже меня ростом, я без труда поднял её бедра, посадил на колени, так что ступни её стояли на коленях. Она закинула одну руку назад, обхватывая ей мою шею, откинулась немного назад, позволяя мне целовать её нежную шею. От моих ласк её кожа покрывалась мелкими пупырышками. Второй рукой она по-прежнему сжимала руку Лиотара. Люсиль страстно сжимала и разжимала ладонь, глядя ему в глаза. Сколько было в ней страсти и любви. Но что поразительно, столь горячо и развратно отдавалась мне, она адресовала все это только своему горячо любимому мужу. Я был для неё лишь инструментом, возможностью почувствовать то, чего она была лишена, не более того. Это они сейчас страстно предавались соитию, я лишь помогал им в этом. И признаться честно, я был не против. Слишком сильные и нежные чувства я питал к ним обоим, потому, будь это классическим любовным треугольником, не перенес бы этого, никогда бы не простил себя.
Люсиль страстно насаживалась на меня. Я вовсе встал на ноги, посадил её так, что она коленями стояла на подлокотниках инвалидного кресла Лиотара. Я же не торопясь, вколачивал в неё фаллос сзади, придерживая, чтобы она не упала. Её пышные ягодицы вздрагивали, большие тяжелые груди качались в такт движениям и задевали лицо и грудь Лиотара, который от блаженства впал в полную прострацию. Когда я почувствовал, что приближается волна наслаждения, то попытался остановиться. Но супруги Лиотар в один голос потребовали, чтобы я довел дело до конца. И я тут не мог им отказать. Страстно насаживая Люсиль на член, я выпустил в неё горячую струю, наполнил её содрогающийся от оргазма сосуд по самое горлышко. Лиотар закрыл глаза и сжимал руки супруги в момент, когда она со стонами и криками переживала пик блаженства.
После они горячо поблагодарили меня и попросили ни о чем не беспокоиться. Если Люсиль доведется забеременеть после этого, этот ребенок будет любимым и желанным. Они к тому же попросили на всякий случай выбрать ему имя. Я сказал, что если родится мальчик, то пусть будет Шарль в честь моего родителя, достопочтенного Олифанта-старшего. А если девочка, то Лилиан. Прошу простить мне эту вольность, надеюсь, она не обидит Вас.
Мы после этого случая продолжаем встречаться и предаваться описанным мной занятиям. Я и сейчас пишу это письмо, только вернувшись после очередного прекрасного вечера, проведенного в весьма теплой компании моих добрых друзей. Жизнь моя в Новом Орлеане с тех пор стала прекрасной, что моя будущая миссия, даже немного тяготит. Когда пишу эти строки, со смехом представляю лицо того, кто надумает прочесть это письмо раньше Вас. Они не знают о характере наших с Вами отношений, когда мы не неволим друг друга, а наоборот пускаемся в различные похождения и потом рассказываем друг другу их в постели. Потому прошу, если получите и пожелаете ответить на мое письмо, обязательно опишите, какие приключения выпали на Вашу долю за время нашей разлуки. И я, читая их, с большим удовольствием буду ласкать рукой своего большого черного друга, и думать только о Вас.
С искренней любовью, Ваш Шарль-Жозеф Олифант-младший.