Братья, Вад и Дим, сидели на берегу реки и играли в шашки и шахматы, расставленные вперемешку на стосорокачетырехклеточном поле. И хоть все игральные фигуры свободно размещались на таком большом поле, братьям приходилось прилагать неимоверные усилия, чтоб соблюдать правила двух игр одновременно.
- Ну вот, - обрадовано проговорил брату Вад, - я съедаю твою ладью своей шашкой.
- Ну и что, - нахмурился Дим, - зато я поставлю тебе своей дамкой шах, а потом и мат.
- Ну, нет, мата не будет, я съедаю конем твою дамку! - запальчиво воскликнул Вад.
- А я его за это простою шашкою съем! - воскликнул и Дим.
- Во что это вы тут такое непонятное играете? - прервала игру братьев незаметно подошедшая к ним девочка в шапочке, похожей на большую ягоду-малину с торчащей из нее веточкой, напоминавшей зеленую запятую.
- В шахматошашки, - ответил Вад.
- В шашкошахматы, - поправил его Дим.
- Судя по тому, что вы еще не додумали, что это за игра, вы выдумали ее сами. И все вообще выдумываете. Так что, не выдумывая, скажите, как вас зовут?
- Я - Вад. Я - Дим, - поднявшись на ноги и поклонившись, вежливо представились братья.
- Ну ладно, если вы ничего не выдумали, - сказала девочка, - то придется поверить, что зовут вас не наоборот - МИД и ДАВ.
- Ну нет, - покачал Дим головою, - я не имею к этому министерству совершенно никакого отношения.
- И я вовсе не dove* (англ. - голубь), - покачал ею и Вад. - Во мне ничего голубиного нет.
- Ты так хорошо знаешь английский? - спросила его девочка.
- Нет, только отдельные его слова, и пока еще с трудом составляю из них предложения со строгим словопорядком.
- Мне тоже больше подходит наш словобеспорядок: с какого хочешь слова любое предложение можно начать и закончить его каким захочешь словом, - согласилась с ним девочка.
- А тебя как зовут? - спросил ее Вад.
- Мое имя у меня на лбу, - сдвинув на него шапочку, ответила девочка.
- Ты - Алина, - разгадал имя Дим.
- Вообще-то папа назвал меня Акулина, но мама, не разделяет симпатии папы к орлам и выкинула из него кукушечье 'ку', мама терпеть не может кукушек, - представилась и девочка. - Ой, посмотрите, горностай! - воскликнула она, первой заметив бегущего по берегу реки белого зверька, кончик хвоста которого был черен.
- Это не горностай, а земляная крыса, по прозвищу Челиса, мы знаем ее, - поправили в один голос братья Алину.
- Ну нет, это самый настоящий горностай. Я хорошо разбираюсь в этом чернохвостом зверьке: для придания себе царственного вида мама одно время носила горностаевую мантию, но, кроме телохранителей папы, в ней маму не видел никто. В этой мантии те всегда окружали ее плотным кольцом.
- Это самая что ни на есть черно-бурая крыса, - снова возразил Вад Алине.- Правда, она нечаянно прыгнула в раствор гидроперита, не окунув в него только кончик хвоста, и теперь стесняется, что это всем бросается в глаза.
- Многие женщины, чтоб всем в них бросаться, часто используют гидроперит, но чтоб кто-нибудь из них стеснялся того... - не досказав, пожала плечами Алина. - Побежим за ней, успокоим ее.
Все втроем дети побежали за убегавшей от них по берегу реки Челисой, которая тащила в зубах серую мышь с очень длинным, волочившимся по земле, хвостом. Неожиданно Челиса юркнула под корягу и исчезла в норе. Когда дети к ней подбежали, оттуда послышался писк.
- Неужели она ест мышь? - ужаснулась Алина.
- Нет, та просто помогает Челисе работать на мониторе, теперь она будет сидеть в этой норе, пока не напишет что-нибудь толковое.
- Я всегда считала, что крысы неспособны написать и бестолковое, - удивилась Алина. - А кто-нибудь, что она пишет, читает?
- Пока что никто. Но, если она напишет о нас интересно, кто ж, интересно, не захочет написанное ею прочитать.
- Ну вот что, пойдемте-ка ко мне в гости, пока она пишет. У меня сегодня по случаю дня рождения презентация, но представления не имею, что папа надумал на ней представлять, - критически глянула Алина на кончик собственного носа, но, как им ни крутила, больше ни на что на собственной физиономии взглянуть не смогла.
- Мы бы охотно пошли, но, знаешь, на дни рождения не ходят без подарка, - сказал Вад.
- Видите ли, - проговорила Алина, - после одного дня рождения меня насилу сумели в подарках отыскать. С тех весь подарочный хлам папа отправляет на свалку и только от себя самого мне оставляет подарки.
- Вот это да! - переглянулись братья. - А мы так очень даже подарками, хоть от кого, дорожим.
- А где ты живешь? - спросил Дим.
- Во-он в том доме, - указала Алина на противоположный берег реки, где в просвете высокой дубравы виднелся фасад здания с множеством колонн.
- Но это же не дом, а дворец, он, наверное, охраняется государством, - возразил Дим.
- Никаким государством он не охраняется, - возразила Алина, - его стерегут два папиных пса на том вон мосту.
Только тут Вад и Дим увидали невдалеке переброшенный через реку мост, по которому прохаживались два огромных пса, весьма свирепого вида.
- Привет, Цер. Привет, Бер, - потрепала Алина обоих оскалившихся на братьев псов. - Если б вы ступили на мост без меня, они бы вас сожрали, - пояснила она. - Хотя пес тут только Цер, Бер - просто папин охранник, но он так вошел в свою роль: перестал говорить - только рычит, не снимает с себя меховой шкуры, обгладывает мясо с костей и зубы вставил совсем как у Цера, - приподняв губу Бера, обнажила ему Алина здоровенные клыки. - Папа очень ценит их обоих за мертвую хватку, они всегда не прочь сцепиться: чтоб выказать - у кого та мертвей.
Внезапно Цер и Бер вцепились друг в друга своими клыками и зарычали так свирепо, что Вад и Дим невольно попятились, готовые пуститься наутек.
- Ну, как вам не стыдно, - пристыдила братьев Алина. - У них же мертвая хватка - сами они уже не расцепятся ни за что. А мы - мы идем на мою презентацию. Идем! - скомандовала она.
Братья идут в гости к Алине.
- Ого, какая громадная гора! - воскликнул Вад, когда, миновав мост, они втроем приблизились к вздымавшейся над кронами дубов горе.
- Это вовсе не гора, а архитектурный гибрид. На медовый месяц мама имела счастье ... или несчастье? - немного поразмыслила Алина между антонимами, - повезти папу сразу в Грецию, в Египет, в Италию, так что в одном сооружении папа захотел иметь Парфенон, Египетскую пирамиду и Пизанскую башню. Но, правда, Парфенон он, захотел уменьшить в несколько раз, - указала она на портал, выступавший из основания пирамиды, выложенной из стеклянных кубов. Тот, действительно, напоминал небольшой Парфенон. Всем взрослым, чтобы войти в пирамиду через маленькое между его колоннами пространство, необходимо было принижаться и протискиваться. - Зато пирамиду папа велел построить много выше Хеопсовой до самых неба, солнца, луны.
- А разве папа не знает, что расстояние от земли до них на порядки разнится? - улыбнулся Дим столь странному велению папы.
- Конечно же, оно разнится, но не для папы: все школьные годы он пребывал в такой не переходящей ни во что рассеянности, что как ни сосредотачивался после, так ничего из всей школьной программы припомнить и не смог. Чувство меры длины, ширины, а тем паче высоты, у него отсутствуют напрочь, так что осмыслить параметры своей пирамиды ему не дано, - пояснила Алина, подняв глаза вверх, где непонятно как высоко приближалась к небу гора-пирамида. - Но Пизанскую башню папа приказал соорудить точно таких же размеров, какие та на самом деле имеет, только несколько раз распорядился, чтоб угол наклона увеличили в несколько раз, от этого башня ушла под землю, и, куда ушла, уразуметь теперь невозможно: ведь никто не знает, сколько получится, если несколько умножить на несколько.
- Непросто, должно быть, было такое придумать, не то что соорудить, - заметил, оглядывая удивительное сооружение, Вад.
- Очень даже непросто, - серьезно подтвердила Алина. - Первый архитектор, которому папа заказал соорудить это чудо, сломал об него себе голову, и папа отправил его на дачу какого-то Каначика. Второй, продолжавший постройку, ломая в отчаянии руки, покалечил себе обе руки - такой безвкусицы ему не заказывали еще никогда. Когда с его рук сняли гипс, он их просто умыл. Ну а третьего архитектора, довершившего все же строительство, папа собирался ослепить, но тот ему доказал, что второе такое чудо вряд ли появится. На него ни у кого не достанет ресурсов, их поглотил архитектурный гибрид, но даже если вдруг кто и ресурсы достанет, то такой архиглупости никому не удастся достать, - пояснила Алина. - Но папа на всякий случай все же закинул подальше в реку топор, которым архитектор пытался после сотворенное чудо порушить. С тех пор папа опасается времени: вдруг тому наскучит его пирамиду стеречь.
Неожиданно внимание беседовавших детей привлек боком пролезавший между колонн Парфенона и под архитравом того принижавшийся господин в черном фраке и с бабочкой. Выбравшись из здания, господин распрямился, принял очень важный вид и подошел с ним к Алине.
- Барышня, вас все ждут, вам пора одеваться на свою презентацию, - поклонился он Алине с глубоким почтеньем. - Молодые люди, полагаю, нас уже покидают, - уже без него отвесил он Ваду и Диму легкий поклон.
- Нет, - твердо возразила Алина. - Они приглашены мною на мою презентацию, так что, господин Мажордомов, вы займете их на все то время, что меня будут на нее переодевать.
- Но они, хотя бы, из приличной семьи? - сменив важный вид на строгий, осведомился господин Мажордомов.
- Из очень даже приличной. Вад изучает английский, а Дима не интересует высокопоставленная организация, аббревиатура которой в его имени, в то время как все, по утверждению папы, готовы поступится всеми приличиями, чтобы примазаться к любой организации, партии или союзу, чтоб утверждать свое превосходство пред не вошедшими в них. И к тому же, - еще строже, чем господин Мажордомов, проговорила Алина, - осведомляться о приличиях чьей-либо семьи в присутствии членов этой семьи неприлично. Так что пусть пока их займет кто-то поприличнее вас. Эй, Стален, прыгай сюда! - поводив взглядом по пирамидным уступам, прокричала она. - Папа объявлял буквально эсэнговый поиск, чтоб отыскать мне в приятели этот эталон приличий.
Тут Вад и Дим увидали, что с каменных уступов пирамиды прямо к ним спрыгивает мальчик.
- Вот видите - он приличен до неприличия, - проговорила Алина, когда мальчик, спрыгнув с последнего уступа, очутился рядом. - Для поддержания его в приличном состоянии родители кормят его детской литературой тоталитарных времен, им больше кормить его ничем. Мама и папа его - инженеры каких-то НИИ, приказавших долго, но не понятно - как, жить.
- Это так, - кивнул с серьезной миной мальчик. - И зовут меня Стален, в честь двух древних тираннозавров.
- А это Вад и Дим, - указала на братьев Алина. - Ну все, я ухожу переодеваться. Стален покажет вам это восьмое чудо, перед которым семь первых теперь отдыхают. - Приблизившись к Парфенону, Алина тут же потерялась за его колоннами, и Мажордомов последовал за ней. Вад и Дим остались стоять со странно выглядевшим Сталеном. На нем были черные заштопанные когда-то, наверное, на коленях, и переместившиеся теперь на бедра, короткие брюки; также мала была мальчику и белая рубашка, манжеты рукавов которой едва прикрывали ему локти. Оба нагрудных кармана рубашки были отпороты и служили ей заплатами на локтях. На шее мальчика был линялый пионерский галстук, судя по алым разводам, бывший некогда алым целиком, а на груди Сталена красовался поцарапанный пионерский значок. Несмотря на столь архаичное облачение мальчика, все оно было тщательно отстирано и отутюжено. Но больше всего усугубляли странность Сталена его чрезмерно серьезные глаза, серьезность которых усиливали толстые линзы круглых очков с оправой, обмотанною витками чинившей ее проволоки.
- Я вас уже видел сегодня, когда маршировал около пруда со своим пионерским отрядом. Вы были так увлечены какой-то игрой, что не заметили ни меня, ни весь мой отряд. Поздравляю и выигравшего, и проигравшего, и добившегося ничьей.
Борись всегда! Борись везде!
Ни лености, ни устали не зная,
Ты, проигравши, даже победишь,
Сомнения все борьбою отвергая, - процитировал Стален странноватый стишок и протянул между братьями руку, рассчитывая, верно, что один из них ее пожмет.
- Сентиментальная чушь. Поздравляют только выигравшего, - только покосились братья на протянутую руку.
- Ладно. Пошли смотреть восьмое чудо, - подняв протянутую руку, отдал ею Стален пионерский салют.
Подъем на самый верх.
Пройдя через вход-Парфенон в пирамиду, мальчики очутились перед стеклянным лифтом с распахнутыми створками, в углу лифта дремал на стуле негр-лифтер. Как только Стален энергично потряс лифтера за плечо, тот проснулся и, одарив вошедших к нему мальчиков белозубой, но очень сонной улыбкой, нажал кнопку лифта, отчего тот двинулся куда-то в сторону, но никак не наверх.
- Сначала лифт всегда идет к центру сооружения, и только потом начинается подъем, - пояснил Стален братьям, удивившимся странному ходу лифта. Прокатив какое-то время по темному туннелю, лифт, действительно, пошел вверх. Тут братья увидели, что поднимаются по отвесной прозрачной шахте, с которой открывается вид на не имеющее зримых границ внутрипирамидальное пространство, на котором разбросаны торговые павильоны, рестораны, гостиницы, игорные дома, бассейны, фонтаны, зеленеющие кущи, пешеходные и транспортные эстакады и подведенные к ним лестницы и эскалаторы. Над всем этим возвышалась статуя бегущего божка в окрыленном античном шлеме и таких же сандалиях.
- Что это??? - в один голос изумились Вад и Дим: такого они не видели никогда.
- Все это империя господина Адатского, - ответил Стален.
- Как, это все принадлежит ему одному?? - изумился Дим.
- Что здесь принадлежит ему конкретно, всегда за завесою мрака, из-за нее-то господин Адатский и осуществляет над всем здесь контроль и страшно не любит, когда на тот посягают.
- И кому же нужен этот страшный контроль? - спросил Вад.
- Никому, кроме ему непосредственно подчиненного клана, который обязан приумножать принадлежащий господину Адатскому капитал, правда ничего путного с ним господин Адатский пока что не сделал, ведь львиная часть его уходит на испускание туч возмущенья и гнева - едва кто-то заденет помянутый клан. Эти тучи над пирамидой сгущаются.
- Но зачем это все: и пирамида, и тучи? - спросил Дим.
- Трудно сказать, - ответил Стален. - У господина Адатского всего-то и есть что одна только дочка Алина.
- Но есть ли той резон озадачивать себя контролем над такою громадой? - спросил Вад.
- Слышал, что господин Адатский тоже размышляет над этим вопросом, - серьезно стал отвечать братьям Стален. - Конечно, хоть чем озадачивать дочь ему не резон, ему бы хотелось, чтобы всем только она задавала задачи; а для того ей необходимо добыть то, чего у самого господина Адатского нет, а именно, разумение. За ним-то он и отправляет дочь, что ни день, в разные школы, следя за тем, чтоб каждая последующая школа оказывалась элитней предшествующей. Нередко Алине приходится отправляться учиться за границу. Алина вообще не любит учиться, а за границей - особенно. Ей больше нравится, где заблагорассудится болтаться и о чем заблагорассудится болтать. А за границей чужих оболтусов не жалуют, там и со своими - не знают, что делать.
- И чему же ее там, в элитных школах, учат? - спросил Вад.
- Этого я не могу вам сказать, - ответил Стален, - ведь сам я хожу в обычную школу, где часть нужных предметов отсутствует из-за отсутствия учителей. Смотрите-ка, снова заснул, - указал он на задремавшего негра-лифтера. - Он родом из Африки, где после укуса мухи никто не может выспаться, правда, многие в пирамиде завидуют его завидному сну. Он всегда спит, когда поднимается вверх.
- Но он может спать, и когда опускается вниз, - заметил Вад.
- Ну нет, здесь все лифты спускаются исключительно свободным падением, так что на это еще никто не решился, кроме разве что комаров, тем все равно, такие они невесомые; даже мухи и бабочки в падающем лифте так прилипают к потолку, что от обломков того не могут отлипнуть.
- Ну вот мы и приехали, - выходя из остановившегося наконец лифта, кивнул братьям выйти Стален.
Напротив лифта на стене светились три большие латинские буквы W, и под ними имелась напоминающая паучью сеть схема эвакуации с этажа при чрезвычайных ситуациях. Во все стороны от лифта отходили с множеством дверей коридоры, кривившиеся так, что усмотреть их концов было нельзя.
- Конечно, если у вас есть желание бродить по сети, я не стану возражать, но помните, что это всемирная паутина, опутавшая все и вся. Если в нее углубиться, то можно никогда отсюда не выбраться, - строго предупредил братьев Стален. - Советую посмотреть, что твориться в нескольких комнатах, во всех остальных - то же самое.
Стален открыл дверь ближайшей к лифту комнаты и вошел в нее вместе с братьями. Здесь несколько молодых людей, постукивавших пальцами по клавиатурам компьютеров, следили за происходящим на их мониторах и изредка поглядывали на выползавшие из принтеров бумажные ленты. Никто из молодых людей не обратил на вошедших мальчиков никакого внимания. В комнате повсюду: на столах, на полках шкафов и даже на полу - валялись бумаги, журналы, посуда, бутылки из-под фруктовой воды, упаковки из-под чипсов и детские игрушки.
- Кто это?- спросил Вад Сталена. - Что это? - спросил его Дим.
- Вообще-то весь этаж занимают программисты господина Адатского, но в этой комнате сидят только хакеры. Они - новые правители мира и, если пожелают, то сделают с ним, что захотят. Могут его и просто разрушить. Чтоб отвлечь их от разрушительных желаний, им разрешается делать все, что взбредет им в голову.
- И что это все? - заинтересовался Вад.
- Ну, вот этот, например, - указал Стален на бледного, худого хакера, - уже какой год взламывает все банковские коды подряд и переводит деньги банков во все подряд другие банки. От этого многие банкиры сходят с ума, совершенно не представляя, сколько из них извлекут и сколько в них вложат. А вот этот, - указал Стален на другого, еще бледнее и худее первого, хакера, рисующего на экране монитора розу, - этот вообще уже какой год сидит в одном только чате, изнывая от чувств к златокудрой одинокой страннице, она тоже не равен час окочурится от таких же чувств к нему.
- Ну, раз все у них так конгениально, отчего бы этому странному молодому человеку просто не встретится с этой странницей, до того как та окочурится? - удивился Дим.
- Неужели не ясно? - Взглянул на него очень серьезно Стален. - Он опасается, что эта странница - плешивый с клюкою старик. - А этот, - указал он на затмевавшего худобой и бледностью первых двух хакеров еще одного хакера, - этот Алинин любимчик, она всегда, когда здесь бывает, сует ему в рот малину.
- А где та малина? - проявил Вад к той интерес.
- В холодильнике, - указал Стален на выше прочих возвышавшийся принтер, испускавший во все стороны скатывающиеся рулоны печатающихся бумаг. Подойдя к нему, Дим подлез под ворох бумаг и, действительно, вскоре нащупал под ними дверцу холодильника. Достав из его недр малину, Дим высыпал ее прямо в рот изможденному хакеру. Множество смайлов JJJ забегало по экрану его монитора, которые, кто куда разбежавшись, написали на нем: "Спасибо за малину, милая Алина".
- А просто повернуться и поблагодарить его покормившего он не мог? - улыбнулся Вад смайлам.
- Ну нет, ему некогда, он уже какой год без передыху бьется над алгоритмом Алиной задачи: что получится? если некое число умножить и разделить на другое число, одномоментно; при этом, в то же самый момент, к некому прибавить и вычесть это другое, да еще, уложившись в этот же момент, некое надо возвести в степень другого и извлечь из него корень того. Если б только знать, как в этом моменте следуют все эти действия, и я бы эту задачу решил, но Алина приказала все-все действия произвести абсолютно моментально, - серьезно промолвил Стален и похлопал глазами, каждым хлопком умудряясь их делать все серьезнее.
- Но это же почти то же самое, что сдвинуть предмет одномоментно вправо, влево, вперед, назад, да еще вверх и вниз, он же просто останется стоять на месте, если, конечно, все силы действия будут равны, - заметил Дим.
- Смотря какими будут те силы, а то предмет и просто, никуда не сдвигаясь, развалится, - возразил ему Вад.
'Ах, Алина, ты постановила, что мне следует прекратить усердствовать над твоею задачей, решив, что решение сводится к дзенскому 'му' (эквиваленту нашего 'пхи'),- стерев все смайлы, вывел хакер на экране монитора, приподнял над клавиатурой длинные, тонкие кисти, совсем как играющей на фортепьяно пианист, и продолжил начатый текст, - но я не прерву решения, которое всегда отыскивается там, где затухающий разум сталкивается со вспыхивающей интуицией, - тут хакер поднял уже не только кисти, но и воспламенившийся взор, точно в самом деле вдохновенно играл на рояле, и дописал: - Предчувствую грядущее Решение'.
- Однажды вот таким же упорством он доказал Великую теорему Ферма, - заметил Стален.
- Теорему Ферма!! - в один голос воскликнули братья.
- И как же он ее доказал? - спросил Дим.
- Не знаю, он только сообщил, что не через треугольную геометрию, а вполне алгебраически, но каково его решение - навряд ли кому удастся узнать. Эти хакеры - абсолютные вещи в себе.
- И что же о своем доказательстве теоремы он не сообщил никому? - спросил Дим.
- Сообщил лишь, что приобщил его к единому информационному полю, теперь его доказательство там обитает, но как его оттуда извлечь, не знает никто.
- Вот это да! - восхищенно поглядели братья на потрясенного своими раздумьями хакера.
- Здесь все. Пошли дальше. - Стален вывел братьев из комнаты и приоткрыл дверь в другую, в которой раздавался громкий барабанный бой и сидели за компьютерами молодые люди, наблюдавшие за видоизменявшимися в такт бою пятнистыми разводами на экранах мониторов. - Здесь сидят увлеченные музыкой, - пояснил братьям Стален.
- Но это же не музыка, а грохот, - заметил ему Дим.
- Классической музыки они никогда не слыхали, и оттого считают, что музыка звучит именно так, - серьезно ответил Стален.
- У музыки непременно должна быть мелодия, - заметил ему Вад, - А от этой музыки можно только оглохнуть.
- Из-за того, что постоянно слушают грохочущую музыку, у них ухудшается слух и, чтоб продолжать ее слышать, они включают ее все громче и громче! - прокричал Стален, опасаясь, что его из-за нараставшего грохота братья не услышат. - Кроме пионерских песен, я лично не слушаю ничего. - Плотно прикрыл дверь комнаты Стален, что было кстати, потому что всем им стало казаться, что от грохота вот-вот оглохнут.
- Здесь сидят увлеченные компьютерными играми. - Открыл Стален дверь в соседнюю комнату, где у компьютеров сидело еще больше молодых людей, управлявших гонявшимися друг за другом на экранах мониторов танками, машинами, космическими кораблями, чудовищами и людьми. Все эти погони сопровождались непрерывными выстрелами, взрывами, разрушениями и даже гибелью чудовищ и людей. - У этих играющих больше, слуха, страдают глаза. И так как прекратить играть большинство из них не в силах, то, скорей всего перед тем как они оглохнуть, они ослепнут.
- А нельзя ли отвлечь их как-нибудь от столь пагубного увлечения? - поинтересовался Дим.
- Видите ли, - поправил Стален сползшие на нос очки, чтоб не поступиться серьезностью, которую те придавали глазам, - дело в том, что перед тем как ослепнуть и оглохнуть, многие из них, от беспрерывных игр, теряют разум, а без него все его доводы и при хорошем зрении и слухе не рассмотреть, не расслышать. - Ну, вот и все, теперь спускайтесь по лестнице и дальше смотрите все сами, - закрыл Стален дверь игровой комнаты и глянул на наручные часы, - я же побегу назад, иначе опоздаю на пионерский сбор. И вам бы, кстати, следовало сходить на него. Сборы мы проводим ежедневно, на них мы обсуждаем, как сделать что-нибудь чрезвычайно полезное.
- И что-нибудь уже сделали? - поинтересовался Вад.
- Нет, пока еще на это не хватает времени - чрезвычайно много его отнимают у нас построения, маршировки, обсуждения и особенно - ведение документации. Она крайне важна. Не доверяя ни компьютерам, ни даже пишущим машинкам, всю документацию мы ведем только настоящими перьями.
- Гусиными? - поинтересовался Дим.
- Стальными, - глянул на того Стален с такой пронзительной серьезностью, точно без нее материал, из которого изготавливались перья, не мог уточнить. - Ну все, потороплюсь на сбор, иначе опоздаю. Чтоб никуда не опоздать, я всегда куда-нибудь тороплюсь. - Торопко отдав салют, он сменил в глазах серьезность на ужас и бросился в нем по лестнице вниз.
У конфессионария.
Спустившись по ней на один пролет братья увидали небольшого человечка, вылетающего из распахнутых узорного литья чугунных дверей, над которыми имелась вывеска "Конфессионарий". Плюхнувшись на пол, человечек тут же вскочил и принялся носиться по лестничной клетке, пытаясь налету поймать перевязанные веревками стопки потрепанных книг, которые вслед ему стал вышвыривать из дверей человек в униформе с выведенным на спине словом 'охрана' и со множеством наручников, болтавшихся на широком ремне.
- Я возмущен! Я буду жаловаться! Это безобразие! - провосклицал человечек, когда прекратилось швыряние книг, и плюхнулся уже по собственной воле на груду книжных стопок, из которых не поймал ни одну. Вынув из кармана сигареты и зажигалку, человечек закурил задрожавшими от возмущения руками, быть может, от него же принялась подрагивать и его голова, обрамленная пониже занимавшей все темя лысины клочьями спутанных волос, напоминавших перекати-поле.
Приблизившись к человечку, братья разглядели у дрожавшего прикрепленную к нагрудному карману табличку 'Зав. Конфессионарием Зоилич'.
- Безобразие, - проговорил он уже тише, пригасив возмущенье и дрожь, - безобразие, - повторил он совсем тихо, - и это мне награда за то, что, объехав весь свет, я свез сюда представителей всех-всех конфессий, вплоть до самых немыслимых. Я притащил сюда даже диких шаманов. И что же в благодарность за проделанный труд получил? Что я получил?... Меня выгоняют... Этот нувориш-невежа полагал, что походя постигнет... да даже на то, чтоб постичь одно только вероучение, нужна целая жизнь... - не заканчивая фразы, бормотал бессвязно Зоилич. - Он и не ведает, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому...
- Смотря какое ушко... Смотря какой богатый... - шепотом заметили друг другу братья.
- Безумец, он пожелал просмотреть иные миры... он и не ведает, что коллективный просмотр их не возможен... - продолжал совсем бессвязно Зоилич, бормотавший, казалось, свои бессвязности какому-то внутри него оппоненту, - безмолвное знание возжелавшему оплатить его нуворишу. Ха!-ха!-ха! - завосклицал он с сарказмом.
- Быть может, мы вам можем чем-нибудь помочь? - учтиво поклонившись, спросил Вад Зоилича.
Не обратив на спросившего никакого внимания, Зоилич закурил от докуренной сигареты другую и продолжил свое бормотание.
- Быть может, можно как-нибудь ему помочь, ведь он совсем не в себе? - спросил Дим у Охранника, с безучастной миной застывшего возле дверей.
- Скорее, напротив, совсем в себе, - разорвал Охранник мину широкой ухмылкой. - Давно бы следовало выставить его во главе всей его компании. - Но поначалу Босс велел выгнать только оравших без умолку и барабанивших без передыху колдунов, прокоптивших потолки ритуальными кострами, потом пришлось гнать и всех опоясанных мечами, когда тем не хватало доказательств своего превосходства, они тут распоясывались так, что всех моих наручников на поясе, случалось, не хватало. Потом и смиренные переругались между собой.
- И из-за чего ж они ругались? - спросил Вад.
- Из-за чего? - покривил Охранник мину ухмылкой. - Из-за сущей ерунды. Денно и нощно эти смиренные праведники отыскивали по крупицам доказательства преимущества собственной веры, а заодно и превосходства своего народа перед прочими народами и верами и с апломбом швыряли эти доказательства друг другу прямо в лицо.
- Наверное, это ужасно не просто отыскивать такие доказательства, ведь у каждого народа есть что-то такое стоящее-престоящее, что следует без всякого апломба другому народу просто перенять, - изрек Дим, слушавший Охранника с большим интересом.
- До этого никто из них еще не дошел, хотя заходил сюда как-то один, утверждавший, что все до единой религии есть попытки заглянуть дальше нашего недалекого разума и что все национальные и религиозные козни - полнейшее полоумие от отсутствия и половины того. И не пройдет и миллениума, как исповедовать станут такое, о чем сейчас и помыслить нельзя, и все будут настолько среднеарифметической национальносте-расы, что такие козни строить будет нельзя, придется придумывать новые. Босс именно этого одного больше всего хотел заполучить в свою конфессиональную шарашку, но тот от той шарахнулся и пошел искать великого Карлоса. А Карлос этих от вер шарахнутых ошарашил будь-будь - взял объявил, что отошел в мир иной. Адепты Карлоса его теперь по всем мирам ищут и спорят, кто из них завязывал учителю в этом мире сандалии. Правда от этих споров растет лишь популярность Карлоса Сантаны, и многие вообще полагают, что речь о ком-то не значимей папы Карло идет. Да шут с ними со всеми, мне теперь проще - у меня всего один подопечный, которому все нипочем, - заключил Охранник и кивнул на сидевшего позади него за резной чугунною дверью тощего, смуглого человека, на котором, кроме напоминавшей половую тряпку набедренной повязки, не было ничего.
- Кто...? - зашептал Вад изумленно, - ... это? - дошептал так же Дим, после того как оба они разглядели смуглого человека, сидевшего в позе лотоса и самозабвенно вбивавшего молотком гвозди в собственную пятку.
- У него такая воля, что он может делать с собою все, что взбредет ему в голову. Босс не выгнал его, потому что он обещал обучить его левитации.
- И что же, он умеет взлетать!? - воскликнул Дим.
- Да... вроде... бы... нет, - напрягся сообразить ответ Охранник.
- А разве можно научить тому, что не умеешь сам??- вопросил Вад.
- Да-кто-его-знает, - не стал соображать Охранник. - Он личный ориенталист Босса, - заставил он непонимающе переглянуться братьев.
- Он ориентирует Босса, куда ему следует пойти, а куда - нет. В предсказаниях того, что с кем случится, не ошибся ни разу.
- И ведь предсказывает - Ах! - только ужасное! - внезапно воскликнул замолкший было Зоилич. - Конкурентам Босса он предсказал, что их всех порешат, и их, вправду, всех порешили, и именно в той очередности, которую он предсказал.
- А как же можно живых людей порешать?? Они же ведь не задачки?? - удивились услышанному братья.
- Чей черед пришел быть порешенным, мог бы предсказать даже я - кто больше денег хапнул, того первым и порешат. Тут все шито самыми что ни на есть белыми нитками, - раздраженно ответил Зоилич, снова начавший выходить из себя. - Все только делают вид, что не знают, кому нужна череда этих убийств.
- Так их убивают!? - в один голос потрясенно воскликнули Дим и Вад. - Зачем же им хапать столько денег, если их всех до единого вот-вот убьют???
- Да разве бедным нуворишам есть время подумать о том. - Зоилич снова прикурил от докуренной сигареты другую.
- Вы так много курите, с вами ничего не случится? - решил у него на всякий случай справиться Вад. - Разве вы не читаете, что пишет теперь на всех своих табачных рекламах Минздрав?
- Минздрав... Минздрав... - пробормотал Зоилич. - Да! Да! - горячо согласился он вдруг, возможно даже, с Минздравом. - Да разве б я столько курил, если б не стрессы!? Да разве мне можно столько курить!? Мое сердце! У меня же стенокардия от нескончаемых стрессов. У меня вот-вот будет инфаркт! Мне так больно! Я умираю! - прижав к груди руки, повалился Зоилич на свои кипы книг и, заведя глаза под лоб, их томно прикрыл. Правда, дымившаяся сигарета, которой он по инерции продолжал затягиваться, так и осталась торчать у него изо рта.
- Ах, господин Охранник, нельзя ли вас попросить вызвать к нему доктора? - указал на Зоилича Дим.
- Да попросить-то можно, - глянул Охранник на выглядывавший из его нагрудного кармана мобильник. - Только толку-то, если у него нет с собой полиса. Врачи совершенно не знают, как лечить пациентов без полиса.
- Что!? - быстро садясь и еще быстрее вставая, вскричал только что собиравшийся умирать от инфаркта Зоилич. - Полицию! - Ну нет! я уйду сам. Несите книги за мной, - приказал он братьям решительно и еще решительней загасил о стопку книг сигарету, - все их несите за мною, - устремился Зоилич по лестнице вниз.
Все книжные стопки братья никак ухватить не могли, так что схватили по стопке побольше в каждую руку и поспешили за ним.
Искус...твари(е)й.
Спустившись всего на этаж, Зоилич проворно юркнул в неприкрытые стеклянные двери, на которых красовалось выведенное на уровне дверной ручки разноцветными буквами 'Искус...тварий'. Причем букву, следовавшую за 'искус'-ом", заслоняла с-образная дверная ручка, а в следующих далее "тварий" "и" было переправлено на "е". За дверями сидел развалившийся в кресле Охранник, которого можно было бы спутать с Охранником, стоявшим этажом выше, будь у развалившегося так же много наручников. Но у этого Охранника имелась всего одна пара наручников, пригодная разве что для новорожденного, причем один их браслет был вдет в мочку уха Охранника, второй же, связанный с первым цепочкой, болтался почти до плеча. Завидев Зоилича и братьев, Охранник напрягся и сел прямей в кресле, но, возможно, поняв, что перед ним не тот кого смутит его фейс-контроль, развалился опять и молча пронаблюдал, как с поспешавшими за ним братьями Зоилич прошел внутрь лишенного, казалось, стен и потолка помещения. Несмотря на свои огромные размеры, оно отнюдь не пустовало: здесь повсюду сновал богемного вида народ, двигались во всех направлениях штативы с кинокамерами, перемещались декорации, шевелился съемочный реквизит и даже в воздухе над всем тем летали на пружинящих канатах машущие белоснежными вместо рук крыльями обаятельные мальчики. При этом они еще и едва слышно пели, не снимая с лиц обворожительных улыбок, больше пошедших бы девочкам.
- Любите нас, любите нас безумно,
Мы так очаровательно юны,
Что вправе спеть лишь мы
Для вас любую муть бездумно, - прислушавшись, все же сумели расслышать один куплет братья.
Не вполне удачно проскочив под одним из летающих мальчиков, Зоилич метнул в того негодующий взгляд и, притронувшись к перекати-полю на своей голове, проверил - в порядке ли оно. Пройдя мимо череды съемочных групп, Зоилич притормозил и стал топтаться возле сидевших на пнях-табуретах ссутулившихся над гитарами мужчин, одетых в поношенные свитера и рубашки. За звучаньем гитарных струн расслышать мужчин было невозможно, но, судя по открывавшимся ртам и самозабвенности лиц, они пели тоже.
- Как они странно поют, - заметил Вад Диму.
- Авторская песня, - объяснил братьям Зоилич, оглядываясь по сторонам и явно кого-то отыскивая.
- Что значит 'авторская'? - спросил Вад.
- Для таковой характерно наличие высокого пафоса будней и полного отсутствия мелодии и смысла, а также полное забвение по смерти автора, - точно с написанного в рассеянности ответил Зоилич.
- А зачем такую песню писать?- спросил Вад.
- Зачем? - саркастически, уже без рассеянности, переспросил Зоилич. - Всем этим упивающимся бессребренничеством бездарям и в голову не придет, что одного энтузиазма для создания песен мало и надобно учиться музыке, поэзии и вокалу, - проговорил он с брезгливой язвительностью и, похоже, все тому же воображаемому им оппоненту. Неожиданно Зоилич, как будто в самом деле отыскав нечто искомое, устремился к тому. Немного не дойдя до сидевшего на вращающемся табурете немолодого человека, таращившегося на прохаживавшегося перед ним молодого человека, Зоилич застыл.
- Я хожу в своем халате,
Нос задравши, словно в платье,
Но ведь в платье - не в халате,
А в халате - я не в платье! - все выше задирая нос, продекламировал прохаживавшийся в распахнутом пестром халате, надетом на блеклое платье.
- Стоп, стоп, стоп, - прервал сидевший в кресле декламировавшего. - Эди, сколько раз тебе говорить: перестань бубнить текст. То, во что ты одет, должен почувствовать не только ты, не только я, но и ты, и я, и всем-всем, - раскинув руки, воззвал он к отовсюду, сдавалось, на Эди взиравшим. - И этот переход от халата к платью и от него обратно к халату, это же очень тонкий и важный момент... исключительно важный, - с чувственным даже волненьем проговорил сидевший, имевший некоторое портретное и даже манерное сходство с Зоиличем, правда, обрамлявшие бархатный берет пушистые волосы сидевшего были стянуты ленточкой.
- Но, знаешь, поди передохни, я тоже... - не досказав, небрежным жестом отослал от себя Эди сидевший и томно прикрыл рукою глаза.
В устремленном на него взгляде Зоилича, боролись, казалось, презрение и ненависть, но тех переборола милейшая улыбка, едва сидевший отнял руку от глаз и оборотился к Зоиличу. С распростертыми руками тот двинулся к сидевшему.
- Зашел случайно, гляжу, Аранжирский, - ты! - радостно затряс Зоилич руку сделавшему усилие привстать, но лишь подавшемуся слегка вперед Аранжирскому. - Ну как ты?
- Как сам? - разрешив потрясти себе руку, уныло спросил Аранжирский Зоилича и, повернувшись на вращавшемся табурете на сто восемьдесят градусов, очутился за стоявшим до того позади него столом. - Ты знаешь, Зоил, у меня сейчас небольшой перерыв и...
- Да-да, - не дав тому докончить, поспешил подсесть к нему за стол на табурет напротив Зоилич.
- Скажите, пожалуйста, а нельзя ли нам положить ваши книги - и мы уйдем? - осмелился наконец спросить его Вад.
- Куда!? На пол? Это раритетные книги, - метнул в него Зоилич рассерженный взгляд.
- Но ведь они только с него, - заметил Дим, которому, как и брату, надоело держать в руках тяжелые книжные стопки. Метнув и в Дима такой же точно взгляд, Зоилич отвернулся от братьев.
Взяв из-под стола большой потрепанный портфель, Аранжирский извлек из него штук тридцать маленьких с таблетками скляночек, пластиковый мерный стакан и бутылку воды. Внимательно прочитав имевшийся на ее этикетке длинный перечень экологических заверений, Аранжирский налил себе из бутылки в стакан до верхней на нем метки.
- Ты все так же, Ара, пьешь свои витамины? - слабо улыбнулся Зоилич.
- А, Б-прим, Б-2, Б-3... - забормотал Аранжирский, проглатывая из каждой скляночки по таблетке, - Ц... Д... Е...Ф... К... У...
Наблюдавшим за приемом таблеток братьям невольно пришло в голову, что он бормочет, не пропуская ни буквы, латинский алфавит. Покончив с таблетками, каждую из которых запил глоточком воды, Аранжирский отыскал в своем портфеле еще столько же скляночек, содержавших разноцветные жидкости, и сложенную в несколько раз большую бумагу и стал разворачивать ее на столе. Когда он доразвернул ее, братья увидели, что это таблица Менделеева, однако совсем обычной она не была: во многих клетках таблицы при символах химических элементов имелись рисунки. Например, на клетке цинка был нарисован Эйнштейн, в клетке меди - перечеркнутый Чубайс, в клетке хрома - сапоги, в клетке кремния - крапива, росшая на песке; в некоторых клетках стояли вопросы, особенно много их стояло в низу таблицы, где располагались редкоземельные элементы. На часть клеток из тех, что были без вопросов и перечеркнуты не были, Аранжирский расставил содержавшие жидкости скляночки и содержимое тех стал пипеткой, по три капли из каждой скляночки, скапывать в опустевший стакан. Прикрыв так каплями дно стакана, Аранжирский потряс его перед носом, точно проверяя - удался ли напитку букет, и глоточками принялся отпивать из стакана.
- Ты думаешь, он бы запросто выпил и те редкие элементы, срок жизни которых доли секунд? - прошептал Ваду Дим.
- Может статься, и выпил, - отшептал тот тому.
- Послушай, я ведь тебе и не предложил, - допив свой атомарный напиток, взглянул Аранжирский на Зоилича, с умилением наблюдавшего за трапезой приятеля.
- Ты разве не помнишь, я закоренелый мочепоклонник, - с мягкой укоризной в голосе напомнил Зоилич, - полнейшее восполнение организма витаминами, гормонами, микроэлементами. Не нужно городить весь этот огород, - указал он на расставленные на столе флакончики.
- И что же эта... жидкость, - немного перед 'жидкостью' помялся Аранжирский, - в ней есть и микроэлементы, и витамины?
- Вне сомнения - есть.
- Это весьма любопытно, - проговорил Аранжирский с, и впрямь, мелькнувшим в глазах любопытством. - И что же уже примеры в истории найдены, что кто-то?..
- Не буду лгать, мочепоклонников в истории пока не нашли. Но, уверен, найдут непременно, - поднял Зоилич, преисполнявшийся верою взор, и неожиданно его потупил. - И знаешь, хочу тебя попросить об услуге... - замялся Зоилич.
- Ах, нет, ты же знаешь, сейчас нет ни единой вакансии, - мгновенно ухватил суть услуги Аранжирский. - Ты как, на презентацию сегодня пойдешь? - помолчав немного, решил он развеять нахлынувшую внезапно на Зоилича задумчивую грусть.
- Не знаю, - не пожелал ее развеять тот. - Все создаваемое ныне бездарно и скучно. Все ожидают гениев и удивляются, что те в искусство нейдут. Да кто ж тех пустит в него? - ткнув себя в грудь на слове 'тех', вопросил Зоилич с видом страдающего правдолюбца. -А бездари мастерят ремейки ремейков, сериалы без начал и концов и празднуют, когда удается свою бездарность на всеобщее обозренье представить.
Разве ничего, действительно, достойного представления нет? - прибрав все скляночки и таблицу элементов в портфель, мягко осведомился Аранжирский.
- Все создаваемое внутри пирамиды бессмысленно и не интересно никому, хотя и весьма представляемо, а все что делается вне ее представить, находясь в ней, нельзя, - заключил Зоилич, взор которого стал мрачнеть.
- Сейчас что-нибудь сочиняешь? - попробовал Аранжирский развеять теперь уже мрачность своего визави.
- Хочешь осведомиться о моем новом опусе? - немного поступился мрачностью Зоилич.
- Ну да, хотя бы справиться о его названии, - кивнул Аранжирский. - Ведь, согласись, оно крайне важно. Если раньше содержание опуса могло исчерпать себя одним музыкальным тактом, одним на полотне мазком, одним литературным абзацем, одним кинокадром и даже кинотитрами, то теперь опус вполне себя представляет одним концептуальным названием.
- Да я в курсе, что выдумывание их занимает у автора столько вдохновенья, времени и сил, что на сами опусы тех уже не остается, - вздохнул печально Зоилич. - Так что сам опус сейчас как бы опущен и сами тексты ему ни к чему. И оттого мой новый опус виртуален и состоит из одних только названий, но не глав - то уже было, - а опять же из перечня названий виртуальных опусов.
- О! постигаю: опус опусов. И как же ты его назовешь? - поинтересовался Аранжирский.
- Вообрази, вознамериваюсь оставить его без названия, - отринув мрачность, зажег Зоилич в глазах легкий восторг.
Ваду и Диму, переминавшимся с ноги на ногу все время этой беседы, разговор за столом становился все непонятнее.
- Скажите, господин Зоилич, - не выдержал первым Дим, - мы не могли бы все же положить раритетные книги на стол и уйти?
- Какие книги? - удивился Зоилич, совершенно забывший о братьях, стоявших позади него. - Ах, эти, - рассеянно взглянул он на братьев, в глазах которых уже стыло отчаяние - оба уже из последних сил держали очень нужные Зоиличу стопки книг. - Да бросьте их хоть сюда, - махнув небрежно рукой, указал он на пол, - и ступайте, вы мне больше не нужны.
В галерее.
Положив книги на пол, братья облегченно вздохнули и поспешили назад, но обстановка вокруг уже поменялась, и перед ними возникла череда комнат с серыми стенами, в каждой комнате висело по одной картине. Вне сомнений, это была выставка современных картин. Идя по выставочной анфиладе, братья принялись разглядывать попадавшиеся на пути картины: но все они, должно статься, были написаны для тончайших знатоков подобного искусства, прочим же, должно быть, подсказывать содержание картин должны были таблички. В первой комнате при картине с полем усеянном позолоченными яйцами имелась табличка 'Сироты'. Во второй комнате под забеленной квадратной картиной с едва приметным в центре ее зачерненным квадратиком имелась табличка 'Ностальгия по Малевичу'. В третей комнате рядом с табличкой 'Падение' висела пустая картинная рама, к нижней планке которой были привязаны стоптанные шлепанцы. Трехкомнатная анфилада вывела братьев в большой зал, где были представлены художественные инсталляции. Здесь на потолке висели друг за другом в птичьей клетке Кот, косившийся на свой высунутый из нее виляющий хвост, большая с зонт Игла со вдетой в нее веревкой, на собственном шнуре Телефон с двумя только наборными кнопками - 'КГБ', 'ФСБ' и Часы с единственной, указывающей текущее тысячелетие, стрелкой. Если б не таблички с названиями под всем, что в этой зале имелось, могло б показаться, что здесь свален мусор, который поленились дотащить до помойки. Тут был даже унитаз, в котором плавали доллары, возможно, настоящие, а со спускового рычага бачка свисала на кольце граната, не исключено, боевая. При этом китче имелась табличка 'Безвременье'. В следующей зале ни картин, ни инсталляций не было, здесь царил полумрак, в котором то на одной, то на другой стене зажигались по очереди большие разноцветные буквы, собрав их мысленно по порядку братья получили 'П Р О Ч И Т А Л Е Р У Н Д У'. Не успели братья сообщить друг другу, что каждый из них прочитал, как зажегся свет и они увидали сидевших посредине зала в больших надувных креслах двух дам, удивительно плечистых и рослых. Их глаза, губы и брови были подкрашены так широко и ярко, что размеры тех казались нереальными. Наряд дам состоял из одних только перьев.
- Ах, эта нескончаемая работа над имиджем, я ей утомлено, - проговорила кокетливо одна из дам, поглядывавшая в зеркальце и удлинявшая щеточкой свои ресницы все больше и больше. - Что может быть ужасней, чем паршивая тушь для ресниц?
- Нет, ужасные накладные ногти гораздо паршивей, - еще кокетливей возразила ей другая дама, полировавшая пилочкой длинные перламутровые ногти. - Я тоже устало от работы над имиджем, ей, сдается, не будет конца. - Ах, мальчики, мы себя здесь творим, - заметив хлопавших глазами братьев, пояснила кокетливая дама.
- Ступайте, мальчики, ступайте. Наш хеппенинг не для детей, - прибавила ее собеседница.
- Они что, говорят о себе в среднем роде? - спросил Дим Вада, когда оба они от дам отошли.
- Похоже, - ответил тот.
- Еще бы, они уже забыли, кто они есть, ведь только и делают, что меняют свой пол, - расслышав братьев, заметила грудным, хриплым голосом тучная рыжая дама, проносившая через зал большой разноцветный ворох перепутанных лент, перьев и бус.
- И отчего они так часто меняют полы? - поинтересовался Дим.
- Да потому что крыши поехали, - ответила тучная дама. - И кстати, раз уж попались мне кстати, помогите мне, настоящей леди, - с надменной миной проговорила она, разделив свою ношу на две и отдав один полуворох Ваду, другой - Диму. После этого она поправила пересекавшую ее большую грудь фиолетовую ленту, на которой огненно-рыжим, в тон ее волосам, было написано 'ЛЕДИ-ОГОНЬ', и устремилась из зала.
Братьям пришлось поспешить за Огненной леди, стараясь не запутаться ногами в свисавших из ворохов концах лент. Миновав череду декораций, Огненная леди подвела братьев к кабине и через ее дверной проем завешенный полосками блестящей фольги ввела их в маленькую каморку, вмещавшую только трюмо и табурет. Все трюмо было завалено косметикой и пепельницами с горками окурков.
- А теперь, молодые люди, - усевшись на табурет, проговорила она, - вы поможете мне сменить имидж и поймете, сколь это не просто. - Неожиданно Огонь-леди сняла с себя рыжий парик, обнажив обритую налысо голову, и принялась подкрашивать яркой помадой губы, уже накрашенные, казалось, донельзя. Раскрасив губы от уха до уха, Леди осталась как будто довольна покраской, выбрала себе из пепельницы окурок подлинней, вставила его в мундштук и раскурила. - Расшнуруйте меня, - указала она братьям на спину, где, действительно, имелась шнуровка корсета. - Спасибо, мальчик, - проговорила она хрипящим голосом, после того как Вад не без робости ее расшнуровал, и сняла с себя корсет, вместе с которым снялись и ее большие женские груди.
- Но она же вовсе не леди, - ошеломлено прошептал Ваду Дим, - не леди, - эхом прошептал Диму Вад.
- Что!? - неожиданно вскрикнула Леди, обладавшая, видно, слухом отменным. - Я не леди!!? - зашлась она в истерическом крике. - Я вам сейчас покажу!!! Я - Леди-Огонь!! - выскакивая из дверного проема, прокричала она и, подбежав к скучавшему в богемной кутерьме охраннику, выхватила из рук его оружие, напоминавшее трубу самовара.
- Эй, эй не дури. Это огнемет, ты и стрельнуть-то из него не сумеешь, - запротестовал охранник, порываясь у нее свое оружие отнять.
- Это я-то!? Да у меня полжизни прошло в десантных войсках! - поведя плечом, свалила она охранника на пол, после чего тот затих, возможно, надолго. - Где эти скверные мальчишки? - выдала она из огнемета огненный шар, от которого вмиг вспыхнули выроненные братьями ворохи блестящей мишуры.
Наукарий.
- Бежим быстрее, Вад! Бежим быстрее, Дим! - скомандовали друг другу братья и кинулись наутек.
Слыша за собой ужасные проклятья, Вад и Дим неслись, не разбирая дороги и боясь обернуться назад, так как не сомневались, что все позади них загорается ярким огнем. Наконец братьям посчастливилось добежать до знакомых стеклянных дверей и, проскочив через них на лестничную клетку, оба помчались по лестнице вниз. Не притормаживая, они пронеслись по площадке, на которой топтались охранники в униформах украшенных эмблемами 'SECURITY'. Те охраняли череду стальных дверей, над которыми было выведено "TV". В неприкрытые двери братья успели заметить сидевших перед камерами в добротных костюмах людей, хором умолявших кого-то не переключаться на другие каналы и обещавших, что реклама пройдет быстро. На лестничной площадке этажом ниже оказалась массивная дубовая дверь, при которой имелась вывеска с выведенным на ней золочеными буквами "Наукарий". Вход в него никем не охранялся. Даже вдвоем братьям не без труда удалось приоткрыть эту массивную дверь, за которой уходили прямо и налево два коридора. Левый коридор оказался искривленным и спускавшимся полого вниз, он быстро уперся в тупик, доверху заваленный книгами, имевшими вид абсолютно интактный. Вернувшись назад, братья побежали по другому коридору. Тот был прямым и поднимался круто наверх, из-за чего конца его разглядеть было нельзя. Братья ужасно запыхались, прежде чем коридор, перестав подниматься, принялся сворачивать то в одну, то в другую сторону, заставляя то же делать и братьев.
- Ну все, Огнеметная леди нас здесь не найдет. Не найдет ни за что, - остановившись наконец, заверили друг друга Вад и Дим. Отдышавшись, братья решили оглядеться и понять, куда же их занесло. Все коридоры, сворачивавшие то в одну, то в другую сторону, имели множество дверей, по большей части незапертых, открывая их одну за другой, Вад и Дим с интересом разглядывали всевозможные аппараты, приборы, штативы, склянки, колбы, пробирки. Сомнений не оставалось - это были научные лаборатории, в которых на всем, на чем могла осесть пыль, она и оседала и на всем, на чем могла повиснуть паутина, она и висела. Довольно скоро заблудившись в этом пустынном коридорном лабиринте, Вад и Дим пожалели, что не имели при себе мешочка с крупой. Идя по царившему вокруг научному безмолвию, братья долго ничего, кроме звуков собственных шагов, не слышали. И только в конце одного коридора, который не свернул никуда, а уперся в притворенную дверь, Ваду и Диму послышались странные звуки: краткие шлепки перемежались с долгим шуршанием. Открыв дверь, братья вошли в просторное помещение, в котором мыла шваброй полы в обычном казенном халате Уборщица. Ни пыли, ни паутины на замысловатом агрегате, занимавшем весь центр лаборатории, и на столах и полках вдоль стен, не было.
- Простите, пожалуйста, что мы вас отвлекаем от работы, - вежливо обратился к Уборщице Вад, - но не могли бы вы нам подсказать, как нам отсюда поскорее выбраться?
- Отсюда? - переспросила Уборщица. - Да я уж и забыла - как. Мне выбираться отсюда незачем, тут все на мне. И эти несчастные тоже, - указала она в дальний угол лаборатории.
Пройдя туда, братья увидели три просторные стеклянные кабины; в первой сидели двенадцать тощих поросят и один толстый поросенок, во второй кабине покачивались в одном гамаке три худосочные в белых фраках господина, практически неразличимые между собой; в кровати, которая находился в третьей кабине недвижно лежала девочка, поразительно похожая на Алину, только очень худая и бледная.