Осенью 2004 года после лаконичного телеанонса нового сериала 'Штрафбат' на канале 'Россия' мне никак не могло прийти на ум - кому в дни всеобщего увлечения новорусской жизнью могло прийти на ум осуществить такую телепостановку. Подозрения, что на подобную тему современные постановщики, завязшие в чернухе при освещении и более мирных тематик, могут создать что-то иное, у меня не возникло, как и желания сериал посмотреть.
Так что лишь по чистой случайности, при попытке развеяться на сон грядущий переключением телеканалов, мне удалось подключиться к телесериалу... к середине второй серии, а к концу ее догадаться, что фильм этот не чернушный, не проходной и вполне может быть интересен/адресован поколению, воспитанному не новейших сериалах, предполагающих единственно достойной интереса жизнь бандитов, наркоманов и продажных женщин.
При просмотре телесериала меня то и дело поражала нечастая встречающаяся гармония отлично написанного сценария (Э.Володарский), точной его постановки (Н.Досталь) и неординарной актерской игры. О первом - тема ужаса прошедших через штрафбат автором сценария выстрадана до самого дна; о второй - тону постановки фальшь абсолютно чужда: кровь убитых и раненных не алеет а пафос происходящего не в отдельных диалогах и сценах, он размыт во всем приземленном и будничном действе, и оттого много выше. Об игре актеров хочется сказать отдельно: никто из них как будто в кадр и не лезет, а точно появляется в нем увиденный кем-то, заставшим его в бесприютной обстановке войны.
Главного героя, комбата Твердохлебова, актер Алексей Серебряков представляет человеком хладнокровного мужества и трезвого разумения, за которыми, несомненно, стоит доброта. О своем терзании - почему та власть, которой верил и преданно служил, так его покарала за кратковременный немецкий плен - комбат как будто весь фильм только молчит (о полоумной жестокости репрессивной машины того времени поминают другие 'политические' штрафники), но это терзание в его глазах неизбывно. Отличная актерская работа А.Серебрякова.
Совершенно необычен генерал в исполнении Алексея Жаркова; кажется, это первый наш экранный генерал, в глазах которого непререкаемую генеральскую самоуверенность то и дело перемежают растерянность и даже затравленность, а то и откровенный ужас. И это абсолютно понятно: таким генерала делает необходимость принимать решения о проведении совершенно не подготовленных, крайне рискованных войсковых операций, находиться под контролем пасущей все и вся никчемной энкэвэдэшной сволочи и сознавать, сколько виновных и невиновных проштрафившихся обрекает на верную гибель, постоянно подавляя в себе чувство за все это вины. Воистину, этот осипший от курева, с бегающим тревожно от волнения и блистающим от невыносимого напряжения взором генерал - первый не схематичный наш генерал на экране.
Думается, многие отметят и работу Юрия Степанова, играющего штрафника Глымова, нередко уважительно именуемого по имени-отчеству - Антип Петрович, бывшего вора в законе, прошедшего через невообразимые жестокости своего времени и вспоминающего даже, как голод вынудил его мать убить младшего брата, чтоб, накормив им детей, спасти им жизнь. Герой Степанова в бытность вором не задумывается даже над убийством человека, но в штрафбате он появляется уже совершенно другим человеком, желающим защищать Родину не за страх, а за совесть, говорящим исключительно то, что думает, то есть правду, притом, что говорит он ее не очень-то и охотно. Его воровскую бесшабашную лихость сменил холодный, кажущийся жестоким, но уже человечный расчет. Герой бесстрастно убивает принесшего много горя другим штрафникам стукача-насильника и струсившего на поле боя штрафника, рассчитав, что того так и так убьет кордон НКВД, а так семья числящегося погибшим в бою будет получать продовольственные карточки. Глымов не из злобы готов расстреливать убегающих с поля боя струсивших штрафников, а все из того же верного расчета: ведь только отчаянный прорыв всех их даст возможность кому-то из них уцелеть. Такая метаморфоза героя Ю.Степанова может казаться странной и даже невозможной, но может быть объяснена, и только одним - перед той смертоносною чернью, с которой столкнулись на войне почти все, им пришлось посветлеть.
Актеру Роману Мадянову майора НКВД вообще, казалось бы, нечего было и играть: не больно рискующая на войне, карающая неугодных (и даже постоянно рискующих жизнью героев-штрафников) отъевшаяся сволочь, но актер по этому простому пути не пошел: его майор с неустаннейшим рвением отыскивает как и за что покарать штрафников, то и дело то мучительно, то радостно изобретает всевозможные смысловые конструкции, растолковывающие всем и самому себе 'происки' 'врагов'. Актер как будто и в самом деле вскрывает механизм подлейшей мозговой работы, покаравшей в свое время столько ни в чем не повинных людей.
Об игре Александра Баширова, играющего штрафника Стиру, картежника и плута, не знаешь как и сказать, ее лучше просто смотреть. При всем своем, не переходящем ни во что плутовстве он всегда чувственно несчастен и трогательно одинок, он всегда сам по себе, но при всем том он ввязался в тяжелую работу войны и выполняет ее не только за страх. В его наивных и лукавых рассуждениях о красивой жизни, в его глупых песенных, без всякого вокала, опусах есть удивительное - искренность.
Очень хорош и безымянный песенник-гармонист, исполнитель похабных частушек. Он не раздражает совсем, потому что не вкраплен в контекст, он ему органичен. Да и юмор, проходящий через многие сцены, отнюдь не украшающе-вставной, ибо не столько тонкий, сколько родной и понятный.
Удивительно, что в сериале, где столько действующих лиц, нет косяков проходных статистов, всем действующим лицам приданы точнейшие характеры: стилизованный под Берию генерал НКВД по-иезуитски в речах и движеньях пластичен, добродушно-домашнего вида офицер, допрашивающий Твердохлебова, - само раболепие; прибившийся к штрафникам отец Михаил, поначалу кажущийся чуть ли не карикатурным стареющим попом-богатырем, в конце концов, вызывает почтение не столько стойкостью духа, сколько светящимся в его глазах неуставным разумением. Капитан, куражащийся над евреем солдатом Саввой, изумительно храбр и вовсе не злобен. Даже фашисты, обязанные с классическим, переходящим из фильма в фильм идиотизмом взирать на наших разбитных солдат, и те не больно стереотипны: немецкий пленный офицер, режущийся со Стирой в 'очко', отменно плутоват; солдат, по-тихому таскающий со склада продовольствие, по-юношески обаятелен и беззаботен.
Фильм, действительно, воссоздает гибельную атмосферу войны, в которой штрафники, несмотря ни на что, не только пытаются выжить. Количество ненормативной лексики в таком фильме могло бы быть, сдается, запредельным, но ее почти нет. И в той, что есть, нет общепринятого ныне упоения скабрезною злобой. Вот так! любители обильно порезонерствовать на тему допустимости-недопустимости мата в кино, театре и литературе.
Художественная стилистика конца последней серии как будто отходит от наработаного в прежних сериях сурового реализма: конец фильма, где звучит музыка Сергея Рахманинова, откровенно религиозен, но! не перечущ апофеозу темы: предчувствуя ад предстоящего штурма плацдарма, штрафники батальона принимают православное причастие, да так, что и штрафники-мусульмане, увидев такое, буквально требуют себе муллу. Перед тем, что всех ожидает, никому из них не нужны никакие важные, стращающие установки сверху, им нужно обращение к Высшему, им нужно то, от чего почти все они уклонялись всю свою жизнь. 'Иди и ничего не бойся' - напутствует отец Михаил причащающихся. И, действительно, для них настолько все предрешено, что бояться нет уже смысла. После последнего ада бомбежки (штрафбат, отвлекая силы немцев, принимает, как задумало командование, весь удар на себя) выживают из многих сотен штрафников только отец Михаил, зрящий на небе Богородицу с младенцем, и застывший в невыносимой скорби комбат, точно ставший памятником погибшему батальону.
В самом конце на фоне поминального православного песнопения идет перечисление батальонов армий и фронтов, отдельных рот из боевого расписания штрафных частей Красной армии 1942 - 1945 г. г. их так много, что они обращаются в неразличимые титры.
Несмотря на заведомую неординарность 'Штрафбата', (на фильм тут же обрушилось множество благодарнейших откликов телезрителей, и в том числе из посмотревших каким-то образом фильм за рубежом наших соотечественников), у него есть и хулители. Особенно единодушно те акцентируются на некоторых событийных исторических неточностях и кой-каких упущениях фильма. Многие припоминают, что в штрафбат ни блатных, ни тем более воров в законе не брали, что вовсе не так уж свирепствовали во время войны заградотряды НКВД, что командовали штрафными подразделениями не штрафники, что те не отпускались брать 'языков' и что не придавались штрафбатам никакие артиллерийские расчеты и проч., и проч. Но ведь фильм-то не документальный, а, стало быть, почему бы не разрешить создателям его и некоторый художественный вымысел. К тому же Великая Отечественная война - это трагедия такого огромного масштаба, что на ней было так много всего.
В отличие от современных телесериалов, которые крутят без передыху по всем программам, и, даже и не критикуя - они ниже какой бы то ни было критики, - поминают обычно вкупе друг с другом, телесериал 'Штрафбат' разбирают отлично от прочих, и главное его от тех отличие, быть может, упущенное его хулителями, он один напоминает нам о мужестве и добросердии народа, его солдат. Почему не вспомнить о них, перебив таким телефильмом череду нескончаемых чернушных картин, полоумных вестернов, пошлей нельзя шоу и не весть с чего затеваемых телевиденьем ежедневных празднеств. В наше время, время терроризма, бандитизма, беспризорщины и вымирания населения страны, мужество и добросердие нужны нам не меньше.
X / 2004
P.S.
После написания рецензии на фильм меня удивило, как много оппонентов-мужчин, желающих не только принизить достоинства телефильма 'Штрафбат', но и признать его банальным коммерческим сериалом, лубочной агиткой, не соответствующей исторической правде чушью. Есть определения и не вполне приличные. При этом основной упор делается все на одни и те же исторические недостоверности фильма: ни блатных, ни политических в штрафбаты не брали, штрафники не командовали и т.п. В интернете о том же самом тоже развернулся диспут. Причем, замечу - чисто мужской. Негативные отзывы женщин о фильме мне не попались. И сначала показалось, что это всего лишь резонерство мужчин на любимую тему. Но вдруг осенила догадка: война все еще жива в сердцах мужчин! они хранят в себе собранную по различным источником версию этой войны и не могут ей поступиться - малейшее отклонение от версии воспринимается им как чудовищная фальшь.
НО! Смотреть и пересматривать фильм они все же будут, и не из-за одной лишь актерской игры, в конце концов на игру тех же актеров можно насмотреться и в фильмах других.
Все дело в том, это не один из тех сегодняшних сериалов о нашей капиталистической жизни, серии которых в любом порядке пускай, кто случайно и заметит, то вряд ли возразит.
Фильм, пусть это кто-то и не признает, заставляет вспомнить о тех, кого в глубине души мы чтили и чтим.
И как тут не припомнить ницшеанское: 'Свято место пусто, но болит, болит...'