Вы думаете, что 'лазурь' - это голубой цвет? Нет, дорогие мои читатели, голубой - совершенно другой, менее насыщенный. А лазурь - она с прозеленью. С легкой такой прозеленью, почти незаметной. Не той, что в бирюзе. И не той, что в 'цвете морской волны' или, по-благородному ежели выражаться, в аквамарине. Зелень в лазури - лишь для того, чтобы подчеркнуть основной оттенок, оттенить смысл, рассказать о высоте, чистоте и просторе.
Вот таким и было небо - лазурным. И плыли по нему легкие, почти прозрачные облачка. Среде облаков, почти неотличимая от них, покачивалась чья-то душа. Чья? А важно ли это? Самой-то душе было уже все равно. Да и слишком уж много душ в эти дни вырвались из оставшихся на залитой кровью земле тел, чтобы пытаться угадать, кто владел раньше этим сокровищем. Очень много.
Какие-то из душ, не успев покинуть тяжелую плоть, моментально развеивались ветром, превращаясь в грязные клочья тумана. Какие-то взмывали в зенит, успев в последний пронзительный миг осознанья охватить взором весь кипящий битвой котел, которым стало герцогство Мор. Но эта душа, видать, все же принадлежала человеку недюжинному, раз сумела сохранить остатки собственного 'я', и, проплывая над миром, удивленно поглядывать с высоты на дела земные.
Белая, прозрачная душа, чистая, словно вымытая ветром, лишившаяся всего того, что держало ее в человеческой груди. Ее не интересовали больше ни судьбы тех, кто погибал сейчас рядом с телом бывшего ее хозяина, ни собственная судьба. Но какие-то обрывки воспоминаний еще остались у беспечальной этой странницы, наслаждающейся тонкой лаской касавшихся ее порой весенних облаков. Поэтому когда далеко внизу увидела она вспыхнувший вдруг багровый огонь, что отмечает всегда те события, из которых складываются судьбы мира, что-то шевельнулось в ней, заставив внимательнее присмотреться к тому куску земли, где бушевало это, незримое для живых, яростное пламя.
Чтобы увидеть то, что она хочет увидеть, душе не нужно было куда-то мчаться. Она продолжала нежиться в воздушных струях, но осознавала уже не небо, а вымощенную каменными плитами узкую дорогу, вьющуюся между скал. На южной границе горной котловины, занимаемой герцогством, на вершине голой скалы стоял старинный замок, многие века принадлежавший повелителям суровой этой страны - герцогам Морам.
Древние стены его были сложены из дикого базальта, крыша - пластины сланца, окна забраны бронзовыми решетками, ведь строился замок тогда, когда черная бронза стоила дешевле мягкого, но послушного железа. Почти дважды обернувшись вокруг скалы, и пробежав через разбитый вокруг стен цветущий сад, дорога заканчивалась перед такими же древними, как стены, дубовыми воротами, окованными все той же бронзой.
Душа видела, как створки черных ворот распахнулись, и тотчас округа озарилась невыносимо ярким пламенем. По крайней мере, так показалось душе. Она увидела в этот миг не только то, что было, но и то, что будет, и ужаснулась. Мир дрогнул и зашатался, выбирая, каким будет завтрашний день и бесчисленное множество дней после.
А душа зажмурилась от страха - если, конечно, вообразить себе, что души могут зажмуриваться. Ведь и глаз-то у них нет. Но это не важно. Важно то, что душа отказалась видеть и знать - и вдруг исчезла, истончившись вдруг, истаяв, словно последнее облачко на бесконечно ясном и безмятежном, поистине лазурном небе, каким бывает оно лишь после первой весенней грозы.
Ошибка некроманта
Весенний день перевалил за половину, когда к древнему замку, постороенному еще во времена войны кланов, подъехал худенький паренек на усталой лошади. Породистый конь, достойный того, чтобы ходить под высокородными господами, спотыкался на каждом шагу и ронял клочья пены. Едва всадник миновал замковые ворота, к нему бросилось сразу несколько слуг. Кулем свалившись с лошади, паренек потребовал, чтобы его провели к герцогу. Старый егерь Лин Бургеа, выполнявший в замке обязанности управляющего, окинул взглядом разорванный и пропыленный камзол гонца и разрешающе кивнул. Пара парней покрепче подхватила мальчишку под руки и повела на второй этаж, в кабинет старого герцога - Эльрик Мор имел привычку проводить там послеобеденные часы.
На пороге кабинета гонец отстранил поддерживающих его слуг и, словно в холодную воду, шагнул в освещенную солнцем комнату.
Эльрик Мор, сидевший у заваленного бумагами стола, поднял глаза от своей работы и, взглянув на гонца, уронил перо. Ему показалось, что бившие в распахнутые окна солнечные лучи вдруг стали черными, словно каменный уголь.
Глава 1
Старый герцог восьмой год не покидал родового замка. После битвы при Пельне Эльрика поразил таинственный недуг, с которым не смогли справится лучшие лекари королевства. В этом сражении он был ранен стрелой в грудь. Полгода не вставал с постели, кашлял кровью. Супруга герцога, леди Алина, прислушалась к совету монахов из храма Тима Светозарного и увезла мужа из столицы в его родовой замок, расположенный в Бархатных горах.
Сосновые и пихтовые леса совершили чудо. Старик окреп, исчезли приступы слабости. Но полностью исцелить болезнь все же не удалось. Стоило Эльрику провести несколько дней в долине, в столице герцогства Мор - городе Ааре, как он снова начинал кашлять.
Поначалу вынужденное затворничество бесило бывшего маршала, привыкшего к совершенно иной жизни. Но постепенно он смирился с судьбой. Старый герцог научился радоваться каждому прожитому дню, всем тем мелочам, которые составляют интересы обычного человека. Родной дом, любимая жена, здоровые и веселые внуки. Что еще нужно? И Эльрик был почти счастлив, но это "почти" не имело никакого значения.
У старика было все, что может пожелать простая душа. Ратная слава его гремела далеко за пределами Келенора. До сих пор седые сержанты, пребывая в хорошем расположении духа, начинали свои рассказы словами: "А было это при старом маршале. При каком? При Море, конечно". Герцог скрашивал безделье, уделяя пару часов в день работе над мемуарами. Когда Эльрик писал, он вновь слышал звуки былых сражений, вновь испытывал то ни с чем не сравнимое ощущение, когда военачальник понимает: вот он, перелом в битве, вот еще миг - и враг побежит...
Супруга Эльрика, леди Алина... В молодости любовь вспыхивает праздничным фейерверком, но так же быстро гаснет. Но как назвать чувство, если уже на протяжении трех дюжин лет мужчина делит ложе с одной и той же женщиной, но ему по-прежнему радостно видеть по утрам ее еще полусонные глаза, радостно разговаривать с ней, брать за руку? Такие отношения уже не требуют слов, поэтому у них нет имени. Леди Алина была прекрасна и умна, добра и милосердна. Любое слово, говорящее о достоинствах женщины, любая похвала - все это было о леди Алине.
Боги дали Эльрику только одного сына, к тому же Альберт не был способен к воинской службе: на него пало проклятие Бездны. Мальчик родился горбуном. Однако сила духа, присущая горным владыкам, позволила и Альберту завоевать свою славу. С тех пор, как старый герцог передал сыну управление рудниками и заводами, земли Моров не называли иначе, кроме как "кузницей Келенора". Здесь, на самом севере королевства, расцвели науки и искусства, а университет в Ааре почти не уступал столичному.
Была у старого Мора еще одна радость. Точнее, три радости, три надежды. Внуки - милые непоседы, которых зачастую любят гораздо больше, чем собственных детей...
Эли, Эльрику, названному так в честь деда, зимой исполнилось девять. Прошлое лето наследники Ааре прожили у дедушки с бабушкой в родовом замке Моров. Бывший маршал учил Эли владеть копьем и мечом, походя давая и уроки военной стратегии. Многие молодые командиры армии Келенора отдали бы половину жалования за то, чтобы присутствовать при этих беседах, хотя для герцога они были лишь приятной забавой. В прочем, герцог надеялся, что когда-нибудь малышу понадобятся полученные от деда уроки. Да и близнецы подрастали... Трехлетние Морис и Морисетта были похожи на неуклюжих котят, которые, правда, обещают вырасти не домашними мышеловами, но горными пантерами. Егеря принесли в замок три таких пятнистых комочка, и юные Моры радостно возились с детенышами.
Осенью Альберт забрал детей в Ааре. Леди Алина, оставшаяся с мужем в горах, скучала. Вечерами Эльрик приглашал ее в замковый парк. Словно в ранней юности, они, держась за руки, гуляли по выложенным цветными камнями дорожкам, наблюдая, как меняются деревья, переходя из лета в осень. Старики любовались поздними цветами и птичьим косяками, что тянулись по бледному небу на юг.
Изредка Алина и Эльрик садились на лошадей и ехали в сторону перевала, туда, где хмурая тайга уступала место горным лугам. Часто выезжать не удавалось: в последние годы у герцогини болело сердце. Это тревожило ее мужа, но он все же надеялся, что судьба даст им возможность умереть в один день. А если не судьба... Что ж, он - опытный воин и сумеет уйти тихо...
Так он думал в их последнюю осень. И зимой он так думал, неожиданно теплой и многоснежной зимой. Тогда замело все дороги, и гонцы из Ааре с огромным трудом добирались до "охотничьего" замка. Старые Моры коротали дни, сидя у камина и читая стихи. Да-да, стихи! Кто бы поверил, что Великий маршал, Золотой Дракон Келенора будет читать грустные баллады, написанные в те годы, когда он был мальчишкой, и едва сдерживать слезы, чтобы не зарыдать вслед за чувствительной супругой...
2
В тот весенний день, когда примчался гонец из Ааре, леди Алине нездоровилось. После обеда она прилегла, а Эльрик поднялся в кабинет чтобы написать несколько писем. Известия, приходившие из столицы, не радовали. Чехарда при дворе, звания и должности раздаются зеленым юнцам, ничем не проявившим себя в деле, но зато усердным в королевских развлечениях. Внезапная и ничем не объяснимая опала, в которую попадают древние рода. Но все же среди придворных оставалось немало давних знакомцев старого герцога. Эльрика тревожили недавние вести из пограничного с Уттором Виттиарда. Регулярные нападения северян были привычным делом, поэтому на границе приходилось держать крупные военные формирования. Но недавно из гарнизона Виттиарда была отозвана сотня лучших рыцарей. Зачем восточной армии принца Эдо пополнение - ведь с кочевыми племенами заключен пусть шаткий, но мир?
У герцога была возможность получать информацию обо всем, что творится при дворе северного соседа, и Мор был уверен: Уттор готовится к большой войне. Он считал: северные гарнизоны наоборот нужно укреплять...
Эльрик начал писать принцу Эдо, когда доложили о прибытии гонца из Ааре. Вестника провели к хозяину замка. Герцог едва помнил этого парня. Кажется, он служил у Альберта младшим писарем. Мальчишка был ранен, едва держался на ногах.
- Ааре захвачен? - медленно произнес герцог.
-Да, - кивнул парень. - Они взяли город сходу, никто не ожидал...
- А что Альберт? - едва слышно спросила леди Алина, которая при известии о прибытии гонца поднялась к мужу в кабинет.
- Погиб и он, и госпожа, и дети, - мальчишка искренне хлюпнул носом. - Говорят, старший, Эли, кинулся на утторских солдат с ножом, защищая мать, но его стукнули головой о стену. Младших бросили в огонь. Я сам не видел, но так говорят. Берт, оруженосец герцога, выпрыгнул из окна на задний двор. У него были раны на груди и животе, он умирал, но все же смог рассказать...
- Нет! - охнула герцогиня и без сил опустилась на пол.
Эльрик бросился к жене, подхватил ее на руки:
- Лекаря! Люди! Эй! Кто-нибудь!
Кабинет заполнился слугами. Герцогиню понесли в спальню, старик рванулся было за ней, но вернулся к гонцу.
- Кто возглавлял штурм? - прохрипел Эльрик.
- Антери Двальди-Ааре, - ответил мальчишка.
- Гадина! Проклятая гадина! Под корень...
В этот момент молоденький писарь и потерял сознание. И сложно сказать, что было причиной: потеря крови или вид старого герцога. Поэтому никто не слышал, как Эльрик грохнул кулаком по столу и прохрипел:
- Что, думаешь, я смирюсь с тем, что ты - наследник? Не дождешься!
3.
Герцогиня Алина Мор умерла в тот же день, не приходя в сознание. Тело леди отнесли в древнюю усыпальницу Горных Драконов, высеченную в скале неподалеку от замка. Традиции требовали призвать жреца Тима Прекрасноликого, чтобы он три дня провел рядом с покойной. С помощью жреца отлетевшая душа находит дорогу во дворец Светлого Тима, минуя все ужасы Кромешной стороны.
Прекрасноликий ценой своей свободы купил мир между властителями Света и Тьмы. Пока он томится на Кромешной стороне, порождения Мрака не смеют подниматься в Срединный мир, отданный людям. Но и в царстве Тьмы дворец Тима полон света - такова сила Ясного. Души достойных находят в нем приют до нового воплощения в Срединном мире.
Но Эльрик прогнал тех, кто хотел соблюсти ритуал.
- Я - Дракон из рода Драконов, не так ли? - спросил герцог собравшихся возле усыпальницы челядинцев. - А помнит ли кто-нибудь, почему земля Мор принадлежит нам, а не какому-нибудь другому клану?
- Так решили боги, - ответил за всех старший егерь Лин Бургеа.
- Древние боги, Лин. Более древние, чем светозарный Тим... Древние, как эти горы, - пробормотал герцог.
Егерь испуганно отступил в толпу слуг. Он понял, о чем идет речь. Это называлось "клятва гор" или "проклятие Бездны". Духи земли не принадлежат ни Свету, ни Тьме. Когда-то Моры заключили с ними союз, заплатив тем, что раз в три поколения в семье рождались калеки, больше похожие на подгорных карликов, чем на людей. Взамен потомки первого Дракона получили власть не только над людьми, но и над землей, которая, казалось, сама рассказывала им о скрытых в ней богатствах. Поговаривали о других, тайных, умениях Моров.
- К тому же у нас нет трех дней, - добавил Эльрик.
Герцог распорядился отнести тело леди Алины в склеп и готовиться к отъезду. В каждый крупный поселок, еще не занятый утторцами, в каждый горный клан помчался гонец с приказом: "Всем, кто способен носить оружие, следовать в город Вельбир, что стоит у слияния Альвы и Бена". Управляющим шахтами было приказано отправить туда же под надежной охраной добытое серебро, а тех, кто не способен сражаться, уводить в горы, предварительно выкопав из-под порогов все обереги. Пусть враги найдут пустые склады и мертвые дома, занятые гулями и прочей нечистью.
- А что будет с нами? - спросил герцога Лин Бургеа.
- Мы тоже уходим. Стариков и женщин приютят соседние кланы. Тех, кто останется здесь, не ждет ничего хорошего. Наверняка эта гадина Антери, захватив Ааре, поспешит сюда. Ему нужна моя смерть, ведь я - последний из Моров. По новым законам на земли герцогства может претендовать и род Ааре.
- Но признают ли его горы?
Герцог горько рассмеялся:
- Ты веришь в старые клятвы. Я верю в старые клятвы. Но Антери ни разу не ночевал в пещерах и не слышал шепот земли. Вряд ли он станет думать о том, что считает бабкиными сказками. Так что поторопи людей - и чтобы завтра здесь не осталось даже собаки. Уходим утром.
Когда над замком взошла первая звезда, Эльрик поднялся в усыпальницу и заперся там. На рассвете старина Лин поспешил к усыпальнице и увидел, как герцог выходит из дверей. Мор шагал легко и твердо, словно за ночь он сбросил пару дюжин лет, словно не было никакой болезни, и он по-прежнему тот, кем был когда-то - Железный Маршал, Золотой Дракон Келенора. Но, взглянув в лицо хозяина, егерь ужаснулся. Глаза герцога ввалились, на губах блуждала странная улыбка, больше похожая на звериный оскал.
Лин подумал, что герцог мог договориться с владыками Кромешной стороны и купить у них силу для мести. Древний склеп, в котором лежит свежий мертвец, - самое подходящее место для встреч с теми, о ком к ночи и подумать страшно. Вот только чем было заплачено? Но мысли о цене моментально выскочили из головы горца. Герцог есть герцог. Он имеет право заключать любые договоры и платить всем, что у него есть. Дело же тех, кто принес присягу, - следовать за ним.
После короткого обряда гроб с телом леди Алины поместили в одну из ниш, имевшихся в склепе. А еще через пару часов из ворот замка вышел караван - старики и женщины с котомками за плечами, пяток телег, на которых разместили младших ребятишек и недужных, несколько дюжин вьючных лошадей. Мальчишки гнали небольшое стадо. Надрывно лаяли охотничьи псы, привязанные к телегам.
Вслед за караваном появились вооруженные всадники - четыре дюжины егерей и те из слуг, кто, живя в замке, не забыл известную каждому горцу воинскую науку.
Эльрик миновал ворота последним. Махнул рукой - не ждите меня - и потихоньку поехал вслед отряду. Когда с тропы, ведущей к перевалу, ему стали видны двери в склеп, он остановил коня и прошептал:
- Ну, вот и все. Прощай, Алина, девочка моя!
В ответ на тихие слова раздался грохот, и оползень завалил вход в усыпальницу. Герцог подождал, пока рассеется поднявшаяся пыль, и пришпорил коня:
- Вперед! Сегодня мы должны дойти до перевала!
Глава 2
1.
Унтар, барон Вельбирский, носил этот титул меньше, чем полгода. Отец умер зимой, и в неполные двадцать лет шкодливый студиозус стал владыкой долины Альвы и прилегающих земель. Но барону казалось, что его тогдашнего - Унти-Задиру с факультета ваяния и зодчества - и его сегодняшнего, вынужденного принимать решения, к которым он не готов, разделяют не месяцы - столетия.
И все же это было так недавно...
Только-только закончился карнавал, который каждую зиму устраивают в Келе в честь Тима Пресветлого. У столичной молодежи Тимова седьмица - любимейшее время. По улицам бродят компании озорников, изображающих кромешную нечисть: драные шубы, мочальные парики, страшные и смешные маски с уродливыми носами и торчащими вкривь и вкось зубами. На площадях играют оркестры, во многих кабачках бесплатно наливаю вино - за него уже заплачено теми, кто поминает недавно умерших родственников. Считается, что так можно помочь душе уютнее устроиться на Кромешной стороне.
В Тимовы дни занятий в университете нет, и можно вдоволь повалять дурака, притворяясь нечистью. А как забавно визжит какая-нибудь хорошенькая служаночка, когда ее окружит толпа ряженых да начнет хватать за разные места! Впрочем, и молодым дамам из самых высоких домов, бывает, достается. А что - не хочешь, чтобы какой-нибудь озорник из высшей магической школы силой сорвал с твоих губ поцелуй - не высовывайся в Тимовы дни из дома. Даже карета, бывает, не спасает. У самого подъезда окружат, оттеснят оторопевших гайдуков, закружат, затискают. Пока подоспеют дворники с цепными псами - глядишь, у высокородной дамочки уже и корсет набок съехал, и юбки не в порядке, и на нежной шейке - подозрительные красные пятна.
Но ничего в этом мире не вечно, кончается и Тимова седьмица. В первые дни после нее на студентов смотреть жалко. В университетских аудиториях - стойкий запах перегара, а преподаватели и не пытаются вызвать кого-нибудь отвечать. Знают, что связной речи от страдальцев не дождаться.
В такой-то послепраздничный день и прибыл гонец:
- Кто из вас, господа, барон Вельбирский? Вы, юноша? Вам следует немедля прибыть в королевский дворец к министру дорог и мостов господину Тангалу.
Унти, у которого после праздника голова не просто болела, а, казалось, разваливалась на части, словно спелый арбуз, в который воткнули тупой нож, не сразу осознал, как обратился к нему напыщенный господин без возраста, бесцеремонно вошедший в аудиторию посреди лекции. Бледный после вчерашнего студент быстренько собрал вещи и поспешил за посланником, думая лишь о том, что морозный воздух улицы может принести облегчение бедной голове. Так что визит к господину Тангалу вспоминался ему потом словно в тумане. Унти понял лишь, что отец умер, и ему, наследнику, надлежит отправляться в родовой замок. Бароны Вельбирские носят титул Смотрителей Железного тракта, и, оказывается, это - не просто титул, но реальная обязанность поддерживать в порядке дороги севера.
Правда, особой спешки от Унтара не требовали. Следовало дождаться управляющего, который должен привезти отчеты за прошлый год. Юный барон успокоился и отправился из дворца в первый попавшийся кабачок. Сидел там, пил кислое вино и пытался понять: что же он теперь чувствует.
Отношения с отцом у него были не то чтобы натянутыми, но достаточно сложными. Баронесса Нитайн, мать Унтара, умерла, когда мальчику не исполнилось еще трех лет. Он почти не помнил ее. Только отрывочные картинки, словно в 'волшебном фонаре' ярмарочного иллюзиониста.
Вот какой-то праздник, наверное, день Пресветлой Эйван, когда детей сажают за стол вместе с взрослыми. Он, Унти, устроился на коленях у молодой женщины, поэтому ему виден лишь ее подбородок и несколько локонов. Он что-то просит, потом видит тонкую белую руку, пододвигающую вазочку с желе. Наверное, это - мама. Или не мама?
И еще кусочек прошлого: женские глаза, такие огромные на исхудавшем лице, обведенные черными кругами. Запах лекарств и полутьма. Наверное, маленького Унти привели прощаться с умирающей матерью.
После смерти супруги Коль Вельбирский не стал вводить в дом новую хозяйку, хотя никто не мог бы назвать его равнодушным к женским прелестям. Лишь перебравшись в столицу и став студентом, Унти немного начал понимать отца. Но в детстве его бесили разговоры прислуги о постельных приключениях барона. Вроде бы слова людей звучали не осуждающе. Даже какая-то гордость порой слышалась в рассказах об очередной баронской пассии. Дескать, силен хозяин! Но Унти было неприятно и стыдно. Как и выслушивать жалостливые причитания старых нянек: бедненький, сиротинушка, без материнской ласки растет мальчишечка, отцу и дела нет до сына...
Последнее было ложью: Коль Вельбирский хорошо знал, что нужно парню, чтобы стать настоящим владыкой. В двенадцать Унти работал подручным у одного из отцовских чертежников, а в пятнадцать уже и сам мог рассчитать потребность в дереве и камне для строительства одноарочного моста через небольшую речку.
Унти нравилось резать камень, превращая его в диковинные фигуры, которыми в Келеноре украшают перила мостов. Нравилось рисовать на мягком пергаменте нигде еще не существующие дворцы и замки. И в университете он учился с удовольствием, ведь преподавали там лучшие в королевстве зодчие... Отец строил жизнь сына, а у Унти не находилось причин противиться отцовским решениям.
С возрастом пришло и понимание. Но вот любви не было... Точнее, Коль Вельбирский по-своему любил мальчишку, но почему-то боялся своих чувств, боялся, что ласка и нежность его испортят. А тому как раз и недоставало этой ласки. Унти любил отца - и ненавидел, и ревновал ко всему и всем - к хорошеньким служанкам и вдовушкам из предместья, с которыми Коль проводил ночи, к чертежникам и каменотесам, к купцам проходивших через Вельбир караванов и к королевским гонцам, занимавшим отцовское время днем...
Теперь отца не стало, и юный барон ощущал в груди непонятную пустоту.
Первый же стакан вина, смешавшись с остатками вчерашней вечеринки, ударил в голову, и Унтар уже с трудом различал окружавших его людей. На какой-то миг он потерял представление о реальности, а потом обнаружил, что за его столиком сидит высокородная дама, какой не место в маленьком студенческом кабачке. Укрывавший шею и плечи женщины мех отливал серебром, шитье на бархате рукавов стоило столько, сколько не способны пропить и за десяток Тимовых седьмиц все студенты их факультета.
Унти с трудом поднял взгляд, чтобы рассмотреть лицо. Идеальная линия подбородка, нежная кожа, свежие, словно лепестки, губы. Выше черты скрывала ставшая в последние годы модная сетка-вуаль. Похоже, что странная дама, пристально смотревшая на пьяного студента, года на два-три старше его. Не пугливая отроковица, но молодая женщина, уверенная в себе и окружающих ее людях.
- Чем обязан, госпожа моя? - пробормотал Унти.
- Молчи! - голос у женщины спокойно-повелительный. - Молчи и слушай, барон Вельбирский, Смотритель Железного тракта и дорог Севера. И запоминай. Коль умер - и теперь платить придется тебе. Нет, не бойся, это не те долги, о которых ты подумал. Это долги крови. Ты будешь платить, как платят все, кто призван. Дважды минуешь ты чертоги Тима, и смерть отгонит тот, кто проклят смертью. Не понимаешь? И не надо. Но в конце пути все будет хорошо. Так, как надо.
При этих словах женщина дотронулась до ладони Унтара и, вложив в нее что-то, сжала его пальцы в кулак:
- Храни знак цветка у дороги...
Унти опустил глаза, чтобы посмотреть, что же дала ему удивительная собеседница. Это оказалась золотая безделушка - то ли брошь, то ли заколка, действительно изображающая придорожный сорняк - рикошник. Точно такой же, как на гербе баронов Вельбирских. Ювелир с удивительным искусством изваял колючий стебель с острыми листьями и пушистую кисточку цветка.
- Госпожа!
Но женщины уже не было за столиком.
Встав, Унти подошел к стойке и, чувствуя себя последним идиотом, спросил у парня, протиравшего относительно чистой тряпицей пивные кружки:
- Ты видел, куда ушла высокородная?
Но, как и ожидал барон, подручный кабатчика только ухмыльнулся:
- Откуда тут высокородным взяться? Вы, господин студент, задремали малость, я уж хотел вас потревожить...
Унти бросил на стойку мелкую монету и зашагал к выходу. О реальности произошедшего говорил зажатый в ладони золотой цветок. Барон чувствовал уколы крохотных шипов, и постепенно до него доходило, что эта встреча - одно из тех чудес, о которых он до этого только слышал. И что жизнь его теперь принадлежит не ему. Но вот кому? Каким силам служат бароны Вельбирские, какой долг передал ему отец?
2.
Через пару дней Унтара вновь посетил посланец от господина Тангала. Новоиспеченный барон только что вернулся из университета и теперь упаковывал подаренные профессором Эт-Астальти эскизы. Узнав о том, что юноша вынужден бросить учебу, большинство преподавателей старалось снабдить его тем, что может пригодиться Смотрителю Железного тракта. Конечно, делали они это не без своей выгоды. Профессор Эт-Астальти был откровеннее других:
- Унти, ты был хорошим студентом. И, надеюсь, станешь хорошим Смотрителем. Кстати, весной заканчивает курс несколько молодых людей из низов, поступивших в университет лишь благодаря своему таланту. Им все равно придется искать работу, а тебе понадобятся грамотные и толковые управляющие для нового строительства. Север развивается, торговля ширится с каждым годом. Твой отец уже обращался к королю с проектом расширения дороги в Бархатных горах. Бенское ущелье - словно теснина на судоходной реке...
- Я понял, господин профессор, - Унти поклонился старому зодчему. - Ваша рекомендация для меня всегда будет значить то, что на человека, получившего ее, можно всецело положиться.
Профессор улыбнулся и, порывшись на книжных полках, достал несколько объемистых папок:
- Возьми... Разберешь потом. Я одно время увлекался идеей подвесных мостов через небольшие расщелины и механических подъемников. Если применить современные материалы...
Придя на съемную квартиру, в которой Унти прожил почти два года, он открыл одну из папок и застыл, пораженный изяществом линий эскиза. Небольшой мостик походил на крыло летящей птицы. Следующий чертеж изображал узел крепления стальных тросов к камню. Заставив себя оторваться от бумаг - Эт-Астальти предпочитал не пергамент, а тростниковую бумагу - Унтар завернул папки в кусок полотна и устроил их на дне дорожного сундука, где уже лежало с десяток полученных в подарок книг и его собственные рисунки и записи, которые он делал, пока учился в университете.
В этот момент в дверь постучали. Унтар обрадовался визитеру - кем бы тот ни был. Слишком тяжело давались молодому человеку дни ожидания: окружающие резко изменили отношение к нему, он был теперь для них не Унти-Забияка, но барон Вельбирский - существо из другого мира.
И этот 'другой мир' властно напомнил о себе голосом посланца:
- Господин барон, у вас есть час на сборы и на дорогу. На закате в загородной резиденции Тиуль начнется представление Его Величеству, на котором вы обязаны быть.
- Э-э-э... - только и сумел выдавить из себя Унтар.
- Не беспокойтесь, карета нас ждет, дорога хороша, мы должны успеть, - посланец по-своему истолковал нечленораздельные звуки, издаваемые юношей.
- Я не об этом, - замотал головой Унтар. - Я не готов к королевскому приему. Боюсь, у меня нет соответствующего платья...
Визитер расхохотался, и стало понятно, что он молод, не намного старше Унтара, и маска холодного равнодушия, которую он носит, еще не накрепко приросла к его лицу.
- У вас, господин барон, должен быть парадный университетский мундир. Как я знаю, ваше прошение об отчислении еще не подписано, так что вы имеет право им пользоваться. К тому ж аудиенция, которую даст Его Величество, будет лишь полуофициальной. Она будет проходить не во дворце, а в загородной резиденции, что позволяет некоторые отступления от норм этикета. Да одевайтесь же, наконец, господин барон!
Карета действительно ждала у крыльца. Садясь в нее, Унти заметил колыхание занавесок как минимум в полудюжине окон в соседних домах. Оно и понятно: кареты с королевскими гербами - большая редкость на этой кривоватой улочке, заселенной цеховыми мастерами и поставщиками древесины для столичных строек.
Дорога от восточной заставы до усадьбы Тиуль на берегу Стаха действительно была хороша. Так что солнце еще только приблизилось нижним краем своим к синей полосе прибрежных лесов, а юный барон Унтар Вельбирский уже подпирал стену пышного двухсветного зала, в котором должна была состояться аудиенция. От волнения Унти принялся рассматривать потолочную лепнину, поэтому пропустил момент появления короля. Лишь через какое-то время, почувствовав увесистый толчок в бок, сообразил, что Его Величество уже сидит в резном кресле, расположенном на небольшом возвышении у торцовой стены зала:
- Господин барон, ваш черед!
По дороге в усадьбу Унти познакомился с приехавшим за ним младшим секретарем министра Тангала. Парня звали Барти. Прибыв в усадьбу, он передал Унтара роскошно одетому лакею, а сам исчез в каком-то боковом коридоре. Теперь же, вновь появившись рядом, Барти настойчиво подталкивал юного барона:
- Вы что, не слышали: назвали ваше имя! Его Величество ждет!
Унти на деревянных ногах вышел в центр зала и зашагал к королевскому помосту. Остановившись в полудюжине шагов, сообразил, что нужно, наверное, поклониться. Распрямившись, обнаружил около себя министра Тангала, обращающегося к королю:
- Господин барон Унтар Вельбирский счастлив засвидетельствовать свое почтение... Цеховые бароны были и остаются верными слугами Вашего Величества...
Унти понял, что говорить ему ничего не нужно, достаточно только кланяться, когда министр делает паузы. Так что можно поглядеть на короля - когда еще представится такая возможность?
То, что король весьма молод, в королевстве, естественно, знали все. Осенью в столице были празднества по поводу двадцатичетырехлетия Его Величества - двойная дюжина в Келеноре считается числом мистическим. Но из-за невысокого роста и тонкости, даже женственности черт король выглядел еще моложе. Чуть полноватый. Большие черные, чуть навыкате, глаза, доставшиеся ему от матери, мальонской принцессы. Вьющиеся или искусно завитые парикмахером каштановые волосы. Тонкие губы. Бледная нездоровая кожа.
Унти жадно рассматривал владыку, стараясь только не сталкиваться с королем взглядами. Правда, в конце приема барону пришлось-таки заговорить. Видимо, поток ничего не значащего красноречия, изливающийся из министра, надоел королю, и тот совершил то 'нарушение норм этикета', о котором предупреждал Барти. То есть проворно вскочил с кресла, спустился с помоста и вплотную подошел к вступающему в должность Смотрителю:
- Ну-ка, а вы сами, господин Унтар, сын Коля Вельбирского, что вы сами хотели бы попросить?
Унти, давно потерявший нить разговора, слегка опешил. Король смерил его насмешливым и словно оценивающим взглядом, от которого молодому человеку почему-то стало стыдно. Унти знал, что ни ростом, ни шириной плеч боги его не обидели. И парадный мундир не заношен, за годы учебы его приходилось одевать лишь раза три, в остальное время Унти довольствовался модной у студентов курткой-мальонкой. Но взгляд короля словно раздевал юношу, и это не понравилось молодому барону. Он снова поклонился и выпалил:
- Наивысшая цель для меня - в меру моих скромных сил служить короне и Келенору. У меня нет других желаний, кроме желания как можно лучше выполнить возложенный на меня долг!
Король презрительно скривился и хмыкнул:
- Ну, если наивысшая цель, то тогда ладно... Желаю вам, господин барон, всяческих успехов. Кстати, приглашаю вас сегодня на ужин. Один вечер ваша наивысшая цель может подождать.
И засеменил обратно к своему возвышению.
Уцепив Унти за рукав, министр Тангал поволок его в толпу придворных, по дороге бормоча:
- Вы, барон, простите меня, старика, но вы самый настоящий тупень. Вы понравились королю, я не помню уже, кто из новых назначенцев вызывал у него такой интерес, как вы.
- Ну и что?
- Вы могли бы устроить так, чтобы остаться при дворе...
- Но Железный тракт? - удивился Унти. - Но связи с Мором?
Министр так же презрительно, как король, фыркнул и произнес, обращаясь уже не к Унти, а к своему секретарю Барти, опять, словно из ниоткуда, возникшему рядом с бароном:
- Вот смотри Барти: пока в Келеноре существуют такие молодые люди, королевство непобедимо.
- Вельбирские - цеховые бароны, - ответил секретарь так, словно словом 'цеховые' все было сказано.
- А чем вам не нравится цеховая аристократия? - ощетинился Унти.
Действительно, основатель рода, пра-пра-прадед Унтара, был каменотесом и чертежником, лучшим строительным подрядчиком на севере королевства, и, в конце концов, в его руках оказались все тракты от Лесского нагорья до герцогства Мор и от восточной границы королевства до устья Альвы. Баронское звание было даровано королем Витталисом Вторым, приравнявшим цеховую аристократию к кровной. По сравнению с высокородными, считающими предков чуть ли ни от эпохи древнего народа та-ла, бароны Вельбирские проигрывала в древности герба, но не в богатстве.
- Что вы, что вы! - замахал руками господин Тангал. - Я сам цеховой, и даже не барон. Просто из нашей породы редко получаются хорошие придворные. В прочем, у вас еще не все потеряно, ваш ждет званый ужин и потом - вечерние развлечения короля. Знаете, тут, в Тиуле, Тимова седьмица не кончается круглый год.
Вскоре прием закончился. Большая часть толпы потянулась за окружавшей короля кучкой приближенных, но кое-кто остался в зале. Унти, ощутив потребность в одиночестве, постарался найти какой-нибудь тихий уголок, чтобы поразмыслить над тем, что видел и слышал.
За одной из колонн возле окна нашлась неприметная ниша. Унтар забился в нее и, облокотившись на подоконник, стал смотреть на заснеженный сад. Мысли скакали с одного на другое, но в конце концов сложились в четкое осознание: несмотря на то, что он вроде бы должен благоговеть перед монархом, ни благоговения, ни даже уважения после аудиенции нет и в помине. Только липкий страх. Если бы Унти встретил человека с такими глазами на улице, то первым желанием было бы - нащупать в кармане заговоренный кастет, не раз выручавший в кабацких драках.
Барон механически сунул руку в карман и укололся о шип полученной в подарок безделушки. Вынул золотой цветок, повертел в пальцах. Страх отступил, вернулась способность думать. Унти понял, что судьба предлагает ему выбор. И понял, какое решение он уже принял. Придворная жизнь - не для него. Но уйти сейчас, не дождавшись ужина, будет вопиющей бестактностью.
Барон выбрался из-за колонны и сразу же наткнулся на лакея, посланного пригласить оставшихся в зале гостей к столу.
За ужином соседом барона Вельбирского снова оказался вездесущий Барти. Видимо, министр приказал молодому человеку присматривать за новым назначенцем, незнакомым с придворными порядками.
Увидев ломящийся от закусок стол, Унтар вспомнил, что с утра ничего не ел.
- Этикет позволяет что-нибудь положить себе на тарелку вон с того блюда? - спросил он секретаря министра. Раз уж парня назначили опекуном - нужно получить от этого хоть какую-то пользу.
- Конечно, конечно, господин барон! - съехидничал Барти. - Можно также класть жаркое в рот, жевать и глотать. Конечно, кроме тех моментов, когда Его Величество изволит произносить тост.
Унти быстренько кинул в свою тарелку что-то мясное. Первое время все за столом были заняты едой. Но вот раздался голос короля:
- Конечно, мы не хотели бы придавать делу политическую окраску... Но слишком уж это опасно - демоны в нашей резиденции...
Король вроде бы обращался лишь к сидящему рядом с ним пожилому господину в черном камзоле, но монотонный шум негромких разговоров, царивший за столом, моментально стих.
- Стоит ли заниматься этим за едой? - ответил господин в черном. - Детали могут быть не очень аппетитны.
Король улыбнулся:
- Вы поражаете меня, магистр! Уж для вас-то история про демона должна быть тем перчиком, с которым любое блюдо становится гораздо вкуснее!
И, обращаясь уже к сидящей несколько наискось от него женщине:
- Герцогиня Марит! Вы привели свою воспитанницу?
- Да, Ваше Валичество!
- Пусть бедняжка расскажет о том, что с ней случилось. Встаньте, милочка.
Из-за стола поднялась молодая женщина, которую можно бы было назвать хорошенькой, если бы ни красные глаза и распухшее от слез лицо. Она встала, но продолжала молчать, теребя в руках платок.
- Ну же, милочка, - подбодрил ее король. - Или мы должны рассказывать вашу историю?
- Я... - пробормотала женщина и всхлипнула.
- Ладно, ладно, - в голосе короля прозвучала нотка участливости. - Мы начнем. Ваш муж, кавалер Стортой, погиб на дуэли три седьмицы тому назад. Вопрос о том, из-за чего произошла дуэль, мы сейчас оставим, но суд чести решил, что убийца не виновен, так как был оскорбленной стороной. Так?
Женщина кивнула.
- А на третий день Тимовой седьмицы ночью к вам в спальню явился демон, назвавшийся вашим мужем. Он принудил вас заняться тем, чем обычно занимаются супруги по ночам. Так?
- Да...
- И что же? Почему вы выскочили из своих комнат с криками 'ты не Горти!' и в таком виде, что привели в смущение караульных офицеров?
В тишине раздалось несколько смешков.
- Это был не Горти, - пробормотала женщина, давясь слезами.
- И вы это поняли, только начав выполнять, так сказать, супружеский долг? И кто же это был? - с нажимом спросил король, которому, как показалось Унти, доставляли удовольствие страдания молодой женщины.
- Демон, - еще тише ответила вдова и начала падать - так, что если бы сидящий рядом с ней пожилой господин не подхватил ее, она бы рухнула на стол.
- Госпоже Стортой дурно, - воскликнул мужчина.
Король поморщился, но разрешил увести вдову из обеденного зала.
- Теперь мы вот что хотели спросить, - произнес монарх, когда стихла суета вокруг потерявшей сознание женщины, - вот что спросить...
Теперь в зале стояла такая тишина, что было слышно звон стекла в соседней комнате. Видимо, приводя в чувство госпожу Стортой, кто-то из вызванных лекарей в спешке наливал воду в стакан и стукнул им обо что-то металлическое.
- В нашей резиденции разгуливают демоны. Любезничают с фрейлинами моей матери. И если бы бедняжка не обеспокоилась, ощутив разницу любовных ласок, которыми дарил ее умерший супруг, и ласок этого кромешного кавалера, то никто ничего бы не узнал. А те, кто обязан охранять наш покой от всевозможного зла, и ухом не ведут. Да, милейший магистр, я о вас веду речь!
Господин в черном, на которого указал король, поднялся.
- Ваше Величество! Обещаю провести самое тщательное расследование происшествия. Подозреваю, что причина здесь - не козни кромешного мира, но любовь, которая порой сильнее любых демонов. И демонологов - тоже. Да-да! Любовь, Ваше Величество!
Король покровительственно улыбнулся:
- Ну, если любовь... Да, старые баллады порой бывают правы. Хотя, как знать...
Король покачал головой, разрешая сесть магистру-некроманту.
Унтар едва сумел дождаться конца ужина. После разыгранного спектакля, смысл которого был ему абсолютно не понятен, барон потерял аппетит. К его счастью, вскоре гостей пригласили перейти в кофейную комнату, в которой состоится выступление мага-иллюзиониста. Унти решил, что в темноте, которая нужна обычно для выступления, король вряд ли будет считать присутствующих по головам, и можно потихоньку улизнуть из поместья. Те несколько миль, что отделяют загородную резиденцию от столицы, нетрудно пройти и пешком. Хотя Унти надеялся, что час еще не очень поздний, и он сможет найти в расположенной неподалеку деревеньке какую-нибудь лошадь. Или, в крайнем случае, попросится к кому-нибудь из крестьян на ночь.
Но уйти незамеченным не удалось. Снова рядом появился Барти:
- Вы куда-то собрались, господин барон? Не беспокойтесь, для всех гостей приготовлены комнаты, так что можно наслаждаться искусством иллюзиониста без страха остаться без постели.
- Я очень устал сегодня, - решительно отказался Унтар. - Хотелось бы вернуться сегодня домой.
- Вряд ли вам это удастся, - начал было Барти, но к молодым людям подошел одетый в черное маг.
- Мы не знакомы, так что представлюсь: магистр Ливаль Эт-Вилисорри.
Унти обомлел: перед ним стоял глава ордена некромантов, самый сильный и самый страшный, по слухам, человек в столице. Да и во всем королевстве - тоже. Доверенное лицо вдовствующей королевы Алистой. Тот, благодаря кому на престоле сейчас находился Витталис Третий, а не его старший брат, принц Эдо.
- Барон Унтар Вельбирский, - поклонился Унти.
Маг внимательно посмотрел на молодого человека и вдруг спросил:
- Что вы думаете о происшествии с бедной вдовой, рассказ о котором тут все слышали?
- Если бы я нашел того шутника, который забрался к ней спальню, я бы не стал вызывать его на дуэль. Я бы по-студенчески разбил ему лицо, - Унти пожал плечами и зачем-то добавил: Кулаками бы разбил...
- Вы не верите демонов? - маг изобразил на лице удивление.
- Я не верю в демонов, разгуливающих по королевскому дворцу. Ну, не дворцу, усадьбе, какая разница.
Магистр Эт-Вилисорри расхохотался:
- Вы проницательный молодой человек. Да, кстати, если вы очень, повторяю - очень - хотите сейчас уехать, то вскоре в столицу направится несколько подвод, чтобы привезти к завтраку свежую зелень и вино из дворцовых подвалов.
- Спасибо, господин магистр! - Унти снова поклонился некроманту, на этот раз - совершенно искренне.
- Не благодарите меня. Я просто считаю, что нельзя делать глупости по отношению к человеку, у которого, как у вас, в кармане - знак изначальной силы.
- Что? - испугался Унти, невольно сжимая в кулаке золотой цветок.
- Не беспокойтесь, барон, никто не собирается ЭТО у вас отбирать. Такие вещи вообще можно взять только вместе с жизнью, но тогда от них не будет никакого толку. Езжайте к себе домой и ни о чем не думайте.
3.
На утро после аудиенции у короля наконец-то прибыл управляющий из Вельбира, старик Бурсот. Следующую седьмицу они с Унти провели в казначействе, благодаря чему все мысли о мистических загадках выветрились из головы барона. С 'Уложением о вспомоществовании вдовам и сиротам работников, погибших при выполнении подрядов короны' и ему подобными документами не способна состязаться никакая магия. Годовой отчет, составленный еще отцом, пришлось трижды переписывать, но в конце концов Унти вырвался на свободу со счастливым ощущением того, что следующий раз 'пыточная седьмица', как называл отчет перед казначейством старый Коль, наступит лишь через год.
Возок, на котором приехал мастер Бурсот, по зимнему времени был поставлен на полозья. У студента Унти-Задиры было немного вещей, да и прощаться в столице было почти не с кем. Выпили с однокурсниками за отъезд - и вот уже мелькают вдоль дороги сады и деревеньки долины Стаха, блестит под ярким солнцем снег, голубеет небо, уже не такое льдистое, как до Тимовых дней, уже предвещающее близкую весну...
После городка Бейтона людское жилье стало встречаться реже, дорога взобралась на Лесское нагорье, закружила среди облетевших буков и дубов. Зимний лес, даже пронизанный солнцем, навевал мысли о бренности всего живого, и Унтару невольно вспомнился разговор с главой ордена некромантов.
Разные слухи ходили об этом человеке. Чего стоит история о том, как три года назад, после смерти старого короля, Бенрата Пятого, или 'Внука', принц Эдо отказался от престола. Странная история, похожая на старинные баллады...
Как и история старого короля... Бенрат не имел права на корону. Но у его деда, Витталиса Второго, не было сыновей. Наследовать должен был единственный родственник по мужской линии - герцог Итойн. Но неожиданно в Итойне вспыхнул черный мор, и сам герцог, и три его сына умерли. Тогда Витталис призвал единственную дочь Слалийн, которая была замужем за князем Иля - одного из маленьких островных государств, сохранявших независимость и от Уттора, и от Келенора. Слалийн оставила младшего сына мужу, а со старшим, Бенратом, прибыла в Келенор. 'Внук' взошел на престол в семнадцатилетнем возрасте, благословленный жрецами столичных храмов и поддержанный армией и флотом.
А потом случилось то, о чем сложено множество баллад. Однажды, возвращаясь после визита к брату, ставшему князем Иля, король увидел остров, которого нет на карте, хотя карты Вастальского залива обычно не врут, ведь он изучен моряками вдоль и попрек.
Бенрат со свитой высадился на остров и встретил там, в зарослях цветущего тимирьянника, прекрасную деву, одну из последних та-ла в этом мире. Они полюбили друг друга, и та-ла стала королевой Келенора.
Никто не знает, насколько правдивы баллады, но доподлинно известно: Светозара - так переводилось на человеческий язык имя девушки из народа та-ла - появилась в королевском дворце после поездки Бенрата на Иль. И еще то, что через положенное время у супругов родился сын, названный Эдо. И что, когда мальчику исполнилось десять лет, женщина та-ла исчезла так же таинственно, как и появилась.
Король горевал недолго. Через пару лет он женился на мальонской принцессе, укрепив при помощи брака связи с южным соседом. Королева Алиста родила двух дочерей и сына. Принцу Эдо к тому времени было уже шестнадцать, и по его поводу в столице начались смутные слухи. Знать Келенора готова была терпеть на престоле кровь морских разбойников, но монарх из народа та-ла - это уже слишком. Слишком уж много тайн связано с древними владыками, ушедшими неизвестно куда. К тому же во внешности наследника не было ничего человеческого. Он полностью походил на мать, не унаследовав от отца ни одной черты. Но огромные желтые глаза с вертикальными зрачками, тонкий нос со слишком высокой переносицей и слишком яркие, почти лиловые, губы, - все то, что делает прекрасными дев та-ла, на мужском лице выглядит жутковато.
Принц и сам догадывался о том, как к нему относятся придворные. Поэтому попросил отца отправить его в восточную армию, сдерживающую постоянные набеги кочевников из Висских степей. Следующий раз принц Эдо появился в столице лишь перед самой смертью короля Бенрата. Попрощался с отцом, поговорил с магистром Эт-Вилисорри и несколькими старшими жрецами и снова исчез, оставив пергамент, в котором официально отрекался от претензий на престол. Королева Алиста заплатила и ордену, и храмам столько денег, что взошедший на престол Витталис Третий был вынужден ввести новые налоги. Но налоги - это все же лучше, чем висская армия под стенами столицы. Тем более, что принц Эдо умудрился связать мирными договорами всю степь, став в ней, по сути, некоронованным королем, и теперь вряд ли бы кто мог сказать, кого больше в этой странной армии - келенорских солдат или висских всадников, принесших присягу лично Эдо Желтоглазому и знать не знающих никакого другого монарха.
Унти, пока он был студентом, совершенно не интересовали разговоры о престолонаследии и прочие политические сплетни. Теперь он вдруг понял, что от всех этих монарших забот зависит и его судьба. Конечно, Смотритель Железного тракта - не такая уж большая кочка. Земли на берегах Альвы принадлежат трем или четырем сотням рыцарей и свободным пахарям, которые порой владеют участками такими же, а то и большими, чем иной помещик. В собственности баронов - лишь кусок берега возле мостов через Альву и Бен, да та земля, что под замком. Основной доход семьи дает не земля, а проезжающие мимо купцы, вынужденные платить за проезд по дорогам и за право торговать на Вельбирской ярмарке. Да из королевской казны дают деньги на новое строительство, но за них и отчитываться надо...
Впрочем, леса вдоль дороги тянулись недолго, и так же быстро развеялись мрачные мысли молодого барона. Ночевку на постоялом дворе в городке Высть, что у северного края Лисского нагорья, Унти запомнил потому, что, проснувшись посреди ночи, обнаружил в своей кровати прехорошенькую девушку. Вечером он видел ее в нижнем зале - вроде бы она пришла вместе с подругами, чтобы купить вина для чьей-то свадьбы. Но когда успел договориться с ней?
- Не хмурьтесь, господин мой, - улыбнулась девушка, - не терзайтесь, вы ни в чем не виноваты. Меня направила к вам Эйван Пресветлая... Есть в наших местах такой обычай - незадолго до свадьбы девушка отдается тому, на кого укажет богиня. Не каждой, конечно, везет. Но у той, которая встретила любимца Пресветлой, будет много красивых и здоровых детей.
- Как звать-то тебя, направленная богиней? А то как-то неудобно... - пробормотал Унти.
- Милисса... - выдохнула девушка.
Унти решил, что мистические загадки, окружающие его в последние дни, имеют и приятные стороны, и занялся тем, что предваряет появление на свет красивых и здоровых детей.
Поэтому, когда по приезду в Вельбир, молодой барон обнаружил в замке среди встречающих его старых слуг заплаканную молодую женщину, которой, судя по размеру живота, до родов оставалось не больше пары седьмиц, он подошел к последней любовнице отца и нежно поцеловал ее в лоб:
- Не важно, сестренку или братишку подаришь ты мне, но я о вас позабочусь.
Женщина судорожно вздохнула и хлопнулась в обморок - Унтар едва успел ее подхватить.
Слуги унесли беременную, а Унти задумчиво почесал в затылке:
- Мастер Бурсот, чего это она?
- Переволновалась, видать. Наши бабы ей все в уши дули: новая метла, дескать, по-новому метет, - ответил управляющий.
Унти заметил ухмылку на лице старика и рявкнул:
- Это я-то - метла? Только бабских дрязг мне не хватало!
- Кто спорит, господин барон, кто спорит... Но ведь придется! - еще откровеннее ухмыльнулся Бурсот.
- Откуда хоть эта красотка взялась? - спросил Унти, чтобы перевести разговор на другую тему.
- Девушка - воспитанница Рунага Увельского. Знаете большое поместье, что на южном берегу Альвы чуть ниже Иртина?
- Увельский 'Дом в дубраве'? Знаю, конечно. Сын Рунага, Питти, сейчас в королевских кирасирах служит, в Келе мы с ним не раз гуляли вместе...
- Во-во! Белинка - то ли троюродная сестра, то ли четвероюродная племянница Питти.
- То ли сестра единокровная, но не единоутробная, - усмехнулся Унтар. - Знаешь, мастер Бурсот, после столичных порядков мне здешние нравы кажутся порой дикими.
Старый управляющий покачал головой, но ничего не ответил, лишь извинился, что нужно присмотреть за разгрузкой вещей.
А Унтар поднялся в свою комнату и просидел там до тех пор, когда молоденькая служаночка робко поскреблась под дверью и сообщила о том, что стол накрыт и все ждут хозяина. Сидел и думал о том, что теперь ему придется вникать во все - от сметы на строительство новых причалов на берегу Альвы до беременности совершенно незнакомой девушки. Может быть, именно это и означает - не принадлежать себе?
4.
Пока Унтар спешил домой, казалось ему, что весна вот-вот наступит, в считанные дни превратит долину в одну благоухающую клумбу, а белизну снега сменить белизна цветущих деревьев. Так бывало, когда приезжал тогда еще баронет на летние каникулы в родной замок. Вечером да после дороги ничего вокруг не успевал он рассмотреть, а утром просыпался под пересвист птиц за распахнутым окном, и легкий ветерок забрасывал в комнату бело-розовые лепестки. И сейчас казалось: стоит только переночевать в Вельбире, и за окном его 'детской' будут не обледенелые голые ветви, а зелень молодой листвы.
Но чуда не случилось, и зима тянулась еще долгих два месяца, никак не желая уступать редким южным ветрам. Да и дуло чаще с запада. Дуло, пуржило, заносило дороги, заваливало сады в долине, так что ветви ломались под тяжестью мокрого снега.
Унтар мотался по придорожным станциям, нанимал в помощь местным смотрителям людей на расчистку дороги. Железный Тракт - на север, до перевалов, которые в эту пору стали почти непроходимыми. Альвийский - на Запад, до морского побережья, до порта Питтииль. Дюжина городков, множество сел, ферм и поместий вдоль старинной, возведенной еще во времена владычества та-ла, высокой насыпи. А о том, кто первым построил дорогу вдоль южного берега реки, не знают даже жрецы в храме Эйван Пресветлой, что в городке Иртин-на-Альве.
В один из первых вьюжных дней Унтар очутился в этом храме. Он возвращался из Питтииля, и последние лиги за его пароконным возком мчалась набухшая снежными зарядами туча. На подъезде к Иртину догнала-таки, затянула все небо, превратив ранний вечер в глубокую ночь. Захлестали по кожаному верху возка острые вихри, и старый кучер Бустон, которого Унти помнил с детства, предложил заехать в храм, чтобы переждать бурю да заодно помолиться Животворящей богине. Барон равнодушно пожал плечами: вернется он в замок днем позже или раньше - от этого ничего не зависело. Его никто не ждал. Ждут лишь те, кто любит. Родные. Унти, не смотря на привычную обстановку родного замка, после смерти отца чувствовал себя бесконечно одиноким. Ведь нельзя же всерьез считать родней крошечную девчушку - сводную сестру, которой разрешилась от бремени последняя отцовская любовница. Может, потом Унти и будет испытывать к девочке какие-нибудь чувства, но пока вид новорожденного младенца, которого принесли ему для благословления расторопные няньки, не вызывал ничего, кроме удивления: как такое маленькое и беспомощное существо вообще способно жить на этом свете?
А в храме, казалось, заранее знали о приезде барона. Стоило Бустону постучать в ворота, как они сразу же распахнулись. Один из встретивших их монахов пошел вместе с кучером, показывая ему, куда заводить лошадей. Второй пригласил Унтара подняться к настоятелю Гелиусу эт-Мароли.
Старый жрец встретил барона на пороге своей комнаты:
- Вы намерзлись и устали, мой дорогой Унтар. Разрешите мне по-прежнему так обращаться к вам?
- Что вы, уважаемый асмайстер, я не забыл наши прошлые встречи и то почтение, с которым относился к вам батюшка! - Оказавшись в жарко натопленной комнате, Унти ощутил, что в дороге он действительно порядком продрог.
Словно в ответ на его слова раздалось клокотание вскипающей жидкости. Настоятель улыбнулся:
- Очень кстати.
На простом дубовом столе среди свитков и книг стояла маленькая жаровня, а на ней - серебряный кувшин, на котором начала подпрыгивать и дребезжать крышка.
Эт-Мароли снял кувшин с огня, достал из настенного шкафа пару глиняных кружек, разлил терпко пахнущий травяной отвар. Занимаясь всем этим, старик, словно ни к кому не обращаясь, тихонько ворчал:
- Горный вастоль и листья земляники - то, что надо человеку в такие холодные дни. Но и покрепче чего-нибудь не помешает.
Вслед за кружками старик поставил на стол стеклянную бутыль: