Игра краплеными картами
"Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Главный герой, Сергей Лихоборов-Нижний, работает финансовым директором в швейцарской компании, торгующей нефтеродуктами из России. Он уже давно забыл, что такое жить дома. Его дом - отель, а в отеле - Экзекьютив этаж. Машина к подъезду. Секретарь - к услугам. Жена - ровесница, дочери давно выросли. Он не живет на Рублевке и не жмет руку ее обитателям. Все в его семье с детства привыкли жить в разных городах и странах. Изредка пути их перекрещиваются с Сергеем, когда он оказывается недалеко от них. По сути, их давно ничто не связывает, и такие встречи добавляют романтики в отношения, превращая пустоту в воспоминания. Банкомет-жизнь, сдавая в очередной раз колоду своих карт, уготовила Сергею сюрприз. Странное пари, роковой приворот обжигающим ветром с берегов Балтии ворвались в его жизнь, даруя призрачную любовь. Неужели опытный игрок поставил на карту все ради сомнительной любви и проиграл? Или ему достался небывалый приз, которого он, возможно, ждал всю свою жизнь? Игра ли это? Игра краплеными картами. А если он ошибся? Само действие развивается на фоне красот Прибалтики и Мадейры, Альп, Дуная и Подмосковья, многоязычая героев и самых разных национальных культур: от Грузии до Латгалии. Неожиданные повороты сюжета способны заставить вздрогнуть даже людей с крепкими нервами. А отдельные события, оказавшие влияние на жизненный путь героев, и их трактовка, не всегда бесспорная, ранее не часто встречались в печати или замалчивались. Книга предполагает интерактивное общение с автором. Для этого достаточно только набрать его электронный адрес, указанный в книге.
|
От автора.
Эта история никогда не имела места в конкретные сроки с конкретными людьми в конкретных описанных здесь обстоятельствах. Всякое сходство с реальными героями случайно и только случайно. Случайно и большинство названий, имен собственных, наименований юридических лиц.
Но есть эпизоды, по которым любопытные читатели смогут восстановить реальную географию событий или топонимику. Но и в этом случае они никогда не смогут наложить на эти обстоятельства события, произошедшие с героями, или время этих событий. При определенном старании вполне возможно прочитать эту книгу так, как она была написана самой жизнью. Существует проблема одиноких сердец и массового окружения, карьеры и совести, знания и алчности. Никто не может отрицать существования людских пороков, как и людской добродетели. Возможно, не все удалось автору раскрыть в этой повести о человеческих взаимоотношениях на изломе одной человеческой судьбы.
Автор не сможет предсказать судьбу таких кладоискателей, но вполне готов поиграть в "горячо холодно". Если кто-то разглядит в тексте свой портрет или свои жизненные перипетии, то это его право. E-mail: всегда доступен для общения.
Будьте снисходительны к ошибкам и просчетам героев, постарайтесь отгадать, кто и что стало отправной точкой этой истории, и как она закончилась. Но это равноценно открытию ящика Пандоры. Если вам очень сильно повезет, то вы никогда не повторите ошибок этих героев.
Они жили здесь и сейчас. И старались дышать глубоко и свободно. Ну, а что получилось в результате, судить вам, уважаемый читатель.
С уважением,
Лихоборов-Нижний.
Глава Первая.
Холодные желто-зеленые волны мерно накатывались на берег, играя пахучими водорослями, какой-то неведомой силой, выброшенными на берег. Вода загадочно изменяла свой цвет, и набегала на пляж абсолютно прозрачной. Только краешек волны был слегка запачкан песком. Флотилии белых чаек лениво дрейфовали, как поплавки, на волнах и никуда не спешили. Изредка находилась одна белокрылая птица, которой просто необходимо было плыть против волн. И она устремлялась наперекор волне, склонив голову вправо, а может быть - и влево, чтобы не сбить дыхание брызгами. Их мир был спокоен и тесен, несмотря на безграничные просторы пляжа.
На их беду пляж по утрам оккупировали вороны. Грязные черные птицы все время искали свой гешефт в брошенных кусках хлеба, пустых пакетах, даже газетах. Откуда прибыло столько ворон, старожилы не знали, но давно вывели определенные закономерности в их поведении. Вороны появлялись на пляже с первыми туристами из Израиля и исчезали после второго рейса на Тель-Авив, оставлявшего в небе над пляжем свой заморский след. Это правило соблюдалось воронами неукоснительно. На него не действовали ни ночные дискотеки, ни катания по пляжу на джипах новых латвийцев, ни велосипедные прогулки старых латышей. Вороны были постоянны, как ветер.
Да, ветер здесь тоже был постоянным. Холодным и сильным. С утра он настойчиво рвался к людям, в их жилища, на их улицы, в их дома. Это нахальство продолжалось до полудня, часов эдак до двух. Затем он менял направление и трусливо спасался бегством по макушкам прибрежных сосен. Из-за его ветрености было очень трудно пускать воздушного змея, особенно, если он управлялся только одной веревкой. Ветер обязательно опрокидывал его, мешая ему оторваться от земли. И было холодно входить в воду, учитывая столь пологое дно Рижского залива. Продрогшие энтузиасты отогревались, ныряя в воду. А, наплававшись вдоволь, проделывали свой путь к берегу в поисках острых респираторных заболеваний. Но не болели, а опять шли купаться.
В конце пляжа, уходившего за горизонт, виднелся маяк. Он демонстрировал всему миру границу Рижского залива и служил ориентиром тяжелым судам, покидавшим рижский порт. Они поворачивались к нему задом, так, в пол-оборота, и устремлялись в Европу, поближе к цивилизации, провожаемые одинокими яхтами и катерами все тех же новых латвийцев и старых латышей.
Изредка по пляжу проносились велосипедисты. Приятное украшение пейзажа. Велосипеды можно было взять напрокат или привезти с собой. На качество езды это не влияло. Мокрый утрамбованный песок служил надежной опорой не только велосипедистам, но и грузовикам, освоившим те же маршруты. Велосипедисты, как и обычные прохожие, делились принципиально на две группы: одиночки и семейные. Одиночки выглядели предпочтительнее. Они рассекали пространство с некоторой величавостью, страдая от желания услышать хоть одно ласковое слово в свой адрес. Но латыши проявляли невиданную выдержку и молчали. Семейные, наоборот, ни в ком не нуждались и без конца выписывали круги, пытаясь уровнять скорости папы, мамы и малыша.
Среди редких велосипедистов сновали прохожие. Самые разные. Одни шли в штормовках, джинсах и кроссовках и с теплыми шапками. Другие свободно шагали в купальниках, шляпах и темных очках. Толпы беременных и колясок довершали впечатление от пляжа. Не было только детей школьного возраста. Тяжелый курс природоведения в латвийских школах отбивал им не только тягу к знаниям, но и желание посмотреть на окружающую природу. С годами это проходило, особенно, после службы в армии.
Кто не застал двух Германий, тот вряд ли поймет сравнение, но пляж сильно напоминал Берлинскую стену, выстроив вдоль гуляющих стройные ряды баков для мусора и переносных туалетов. Их ровные ряды напоминали германских пограничников, призванных не допустить проникновения жителей ГДР в Западный Берлин. У каждого, правда, свои ассоциации.
Последний рубеж обороны держали разноцветные палатки торговцев водой и пивом. Некоторые из них чудесно были вписаны в ландшафт, и вызывали заслуженную зависть у конкурентов. Магический напиток Бризер дополнял общую идиллию, убеждая пьющего, что вовсе не так уж и холодно. Если сравнить с Портландом штата Орегон, то трудно что-либо возразить. Палатки, как правило, обслуживались детьми владельцев или арендаторов, что неумолимо сказывалось на уровне сервиса, но придавало общению с официантами или официантками несколько домашний характер.
Над всем этим разноцветным и разношерстным миром нависали творения социалистической архитектурной мысли, медленно преобразуемые капиталистической удалью. Особенно выделялась собственность ВМФ России, обугленная, обгаженная, но неприкасаемая. Бывший санаторий усилиями борцов за права русскоязычного населения должен был превратиться в элитный дом для самих борцов, но видимо дотации на борьбу задерживались на неопределенное время. А личных сбережений, как всегда, борцам было жаль. Российское телевидение день и ночь крутило юмор из Латвии по российским каналам, но денег все равно не хватало.
Группа скульпторов за кругленькую сумму возводила из песка пирамиду. В специальные короба пляжный песок засыпали через сито и обильно смачивали какой-то жидкостью, отчего он становился странного зеленого цвета. Затем самый активный из скульпторов забирался в форму и трамбовал ее ногами. Работа спорилась. Зеваки не докучали расспросами. В этой стране не стыдно зарабатывать деньги. Это понимали даже вороны и чайки, оставившие группу скульпторов без всякого внимания.
- Как интересно работают. Песок не рассыпается в их руках, а становится материалом. В прямом смысле делают деньги из песка.
Молодая блондинка с голубыми глазами в простенькой джинсовой курточке с не застегнутыми нагрудными карманами привлекла внимание своего собеседника к работе скульпторов. Ветер играл ее распущенными волосами, а правый клапан кармана все время похлопывал ее по груди. Она бы с радостью застегнула оба клапана, но тогда пуговицы оказались бы точно на месте сосков ее груди, а мама не рекомендовала этого делать. Приходилось терпеть.
Неудобств было больше, чем кажется вначале. Холодные деревянные стулья и столы были слегка заметены песком. Он скрипел под ладонями. Переносной туалет закрывал весь левый сектор обзора, а мусорный бак источал легкое зловоние и располагался прямо по центру. Через его крышку было видно море и чаек. Справа работали скульпторы, поближе к скамейке, на которой валялись их вещи. А дальше было море и пляж. Бесконечность воды и неба.
--
Сейчас многие делают деньги из песка.
Ее смазливый молодой спутник был невысок по местным меркам и кудряв. Слегка накаченные бицепсы делали его спортивную фигуру еще более привлекательной. Глаза. Только глаза выдавали в нем труса. Нет, по английскому военно-морскому уставу он бы стал героем любой наступательной операции. Десять к одному. А в современной Латвии еще действовали российские мерки: один к десяти. Это было явно не для него. Он вполне мог бы сломать скамейку или ударить ногой дерево на уровне пояса, но подойти к человеку, владеющему джентельменским набором приемов и растяжкой, он вряд ли бы осмелился.
--
Мы делаем из травы.
Вот уже несколько лет, сразу после окончания химико-технологического института, как она стала помощником руководителя торгового департамента на фабрике своего дедушки. Она твердо уяснила разницу между пальмовым и прочими маслами, хотя так и не поняла, почему масло вообще горит. Однако это не мешало ей все глубже вникать в бизнес, владеть котировками, посещать Соединенные Штаты и Россию, как заправскому коммивояжеру, продающему экологически чистое дизельное топливо из восстанавливаемых ресурсов. Не известно, была ли в том ее личная заслуга или нет, но идею использования биодизеля поддержали даже массоны и администраторы всего мира: от президента США до мэра Москвы.
У топлива действительно была одна положительная черта: при сгорании двигатель кряхтел, но ехал, а от водителя или тракториста пахло уже не соляркой, а жареной картошкой. Старая частушка на счет похождений Маньки и тракториста, столь любимая трактористами в России, резко теряла смысл. Но был и недостаток. Зима. Морозец. И чтобы пустить тракторный двигатель, надо было взять ведро обычной солярки со всеми вытекающими последствиями, в том числе - и для Маньки. Она это знала лучше других.
- Ксана, ты в этом уверена? - поинтересовался Гунар, так звали молодого человека.
- Как и в том, что ты мне изменяешь. - девушка, явно переходила в наступление. Порция Бризера уже давно подошла к концу. Кофе остыл. А скульпторы явно не спешили заканчивать свое творение. Солнце зашло за крышу торговой палатки, и внутри становилось немного холодно. Две девчушки, обслуживающие их, давно забыли свои обязанности и без зазрения совести играли в крестики-нолики, меньше всего, ожидая подвоха со стороны гостей. Куда тут убежишь, на пляже.
- Неправда, - занял оборону Гунар. В свои двадцать восемь лет он считал себя мастером женской души и исповедывал принцип отрицания вины при любых обстоятельствах. Немного выдавали глаза, но что он мог с ними поделать. Зеркало души. Главное не в том, видно-не видно, а в том, как собеседник оценивает твои слова. Если женщина хочет поверить в твою невиновность, она поверит.
- Вот и, правда. Тебя на днях видели с этой длинногой красавицей. У нее еще мама работает у нас в офисе. - Ксана решительно бросила на стол все козыри, отрезая пути отступления. Девчушки забыли о своей игре и навострили ушки. В их жизни бывало не так много событий вселенского масштаба, чтобы пропустить сцену ревности такого уровня. Отец изменял матери, как почти все латыши, оставшиеся дома, а не уехавшие на заработки. Мама страдала, но помалкивала. Девочки росли обеспеченными. Сцен почти не было, а тут - смотри и внемли.
- Что же ты ее не уволила? - Гунар начинал наседать, переходя от обороны к нападению. Если сильно напрячься, то гроза минует, и ее настроение улучшится. Они знакомы уже много лет, а вспышки ревности происходят периодически от бесперспективности их отношений. Продолжения-то нет.
- Все дела ведет отец. На меня он только деньги за границей записывает. На черный день. - Ксана не собиралась хитрить и лукавить. За время общения уже столько было известно Гунару, что один дополнительный штрих не влиял на общую картину. Да и страна была слишком маленькой, чтобы в ней затеряться. Все знали всех. Президент после избрания назначал своих родственников на все посты. И постов не хватало. Оставались даже обиженные дальние родственники, которых приходилось пристраивать путем ротации кадров. Бизнесмены ни в чем не отставали от своего президента. В результате колонии латышей в Англии и ряде других стран Европы и Америки постоянно пополнялись трудовыми резервами. По всей Латвии в магазине игрушек можно было купить только Барби. Ее парень Кент, видимо, тоже подался в эмиграцию.
- То есть, ты ими воспользоваться не можешь? - вопрос напоминал выстрел в тишине. Гунар явно погорячился. Не следовало запускать руку в чужой карман, даже если ты надеешься им завладеть. По лицу Ксаны пробежала легкая тень.
- Не могу. Зато в банке буду щеки надувать, что ими только я и распоряжаюсь. Весело. - Ксана обезоруживала собеседника искренностью своих ответов. Она просто не считала нужным прятаться. Все, кто был в бизнесе, итак знали, откуда, куда и сколько можно спрятать или украсть. Не было это тайной и для правительства.
- Не хочется покидать родные края. Эти чайки, море. Перебираться в глушь и тесноту городов. Быть лакеем. Вкалывать с утра до ночи. Может быть лучше заняться бизнесом. Вон у тебя же получается. Или у женщин всегда все получается лучше? - Гунар печально посмотрел на набегающие волны, мелкую поземку, тянувшуюся вдоль пляжа. Сентиментальность может разжалобить собеседницу. А если нет, то это можно выдать и за ответное проявление искренности. А может быть, он и был искренен с самим собою, впервые не обратив на нее никакого внимания. За столько лет знакомства с нею он просто устал. Да и себя было жалко. Терпи, да терпи. А когда конец?
- У тебя нет такого папы. А потом не ясно. Чего ты больше пугаешься: работы или городской духоты. Насколько я могу судить, тебе не грозит работа официантом или таксистом на солнцепеке. Да, и такси и кафе у них имеют кондиционеры. Ты же говорил, что у тебя все схвачено. Там твои родственники. Они тебя примут. Или ты намылился на папины миллионы? - Ксана напоминала бронепоезд. И как подтверждение ее напора раздался звук уходящего на запад поезда. Кафе располагалось между Дзинтари и Майори. Электрички было хорошо слышно. Была ли необходимость так давить парня. Ксане было виднее. Значит, он ее сильно обидел той длинноногой девицей. А может быть просто задел ее длиною чужих ног. У самой Ксаны все наряды были с завышенной талией, чтобы попытаться скрыть равенство туловища и ног по длине. А присутствие головы еще больше сокращало длину ног. Приходилось выкручиваться. В результате юбки и платьица всегда были длинными. Длиннее, чем у подруг. Где-то по колено. И предпочтение отдавалось контрастным цветам. Молодые люди, не очень искушенные в женском камуфляже, запоминали длину вещей, а не тела. От этого становилось только обиднее, когда на горизонте мелькало что-то действительно длинноногое. Но это была судьба. От нее не уйдешь.
- Не плохо бы. Только надо на тебе жениться. А я еще молод. В нашей стране мужчин очень мало. И женщины их холят и лелеют. Готовы из избы вынести, от огня спасти. А если мужчина заведет любовницу, то долго смотрят на это сквозь пальцы. Не замечают. Где же другого-то взять. Как считаешь? - Гунар на глазах нахальничал. Ксана это видела, но не могла не признать его правоту. Так уж повелось в этой бедной стране с незапамятных времен. Женщин было больше, чем состоятельных мужчин, способных прокормить себя и жену. Приходилось мириться. Женщины надрывались дома и со скотом. До сих пор на латышские женские ножки легче примерить резиновые сапоги, чем туфельки. Грязь. Навоз. Коровы. Все поменялось с приходом российского капитала в начале двадцатого века. Появился независимый рабочий класс. Простолюдины надели костюмы и сапоги. Женщины - ботинки и туфли. Но все быстро кончилось. Новая напасть - советская власть продиктовала свои моды на стоптанные внутрь каблуки и короткие ноги. Слава богу, все проходит. И за два поколения оккупации русских и латышей в Латвии не удалось поменять генофонд. Но на ее семье это сказалось. Ноги женщин укоротились, хотя и не стали клешеными ниже колен.
--
А не слишком много ты хочешь? И жена с миллионами, и любовница с ногами от ушей, и авто спортивного класса, чтобы в булочную за хлебом сгонять. Ты уж определись: либо спортивный мерс, но ты мой, либо любовница и пешком за хлебом. Как-никак перед тобой наследница миллионного бизнеса и недурна собою. Вот уеду и забуду, и высохнет слеза, - грустные мысли не покидали Ксану. Вообще-то она была Оксана. Но как-то странно повелось в Латвии чужие имена перекраивать на западный манер. Светланы стали ланами, оксаны - ксанами. Мужики и здесь подсуетились. Подписали букву "с" на конце имени и успокоились. Такие, анатолисы натановичсы, истинные латыши. Все-таки Латвия - женская страна. Она повернулась к нему лицом и внимательно, словно видит его в последний раз, поглядела на него. - Пошли.
--
Девочка, деньги под бутылкой, - бросила она школьницам. Те повскакали с мест и бросились считать деньги. За кассовые просчеты отец лишал их бесплатного мороженого, которое полагалось каждой два раза в день. На чай и кофе наказание не распространялось. Разница между доходом и себестоимостью была слишком огромна. Сдачи было не надо, а сумма, оставленная посетителем, была явно достаточна. Девчушки радостно порхнули к прилавку с мороженым. Они заработали по одной порции сверх папиной нормы.
Ксана и Гунар, выйдя из-за стола, замерли на подиуме кафе, наблюдая за скульпторами. Работа явно спорилась. Пирамида из песка достигла полутора метров в высоту. Но догадаться, что получится, не представлялось возможным.
Гунар как-то буднично обнял Ксану за талию.
- А ты надолго? - равнодушно поинтересовался он. Чайки устроили возню и отвлекли внимание от скульпторов.
- 17-го туда. Там два или три дня. И обратно. На смотрины везут. А кто такая Beneficial Owner? - съерничала Ксана. Ветер переменился и дул в сторону моря. Чайки, как флюгера, сориентировались на берег. И важно стояли по колено в воде, поглядывая с опаской на людей. Люди поменяли направление движения вслед за ветром и теперь двигались в основной своей массе слева направо, а не справа налево, как это было с утра. Волны стали повыше. Купающихся все равно не было.
- Звони, не забывай, - как-то формально проронил Гунар. Ксана поежилась. Стало холодно. Где-то глубоко внутри. Неужели у него все так серьезно? Ох, уж, эти длинные ноги. Они способны противостоять даже миллионам. Пусть не ее, а папиным, но способны.
- Боишься миллионы потерять. Или за границу ехать не хочешь? Тебе не повредит. Подучишься. - Ксана решила не сдерживаться. Да и зачем, что веревочку не вить, а конечку ее быть. Они явно проскочили точку возврата в своих отношениях и теперь отбывали повинность. Он тяготился ею, а она, как это ни странно для нее звучало, помыкала им. Взгляд же при встрече оставался погасшим и не оживлялся даже при поцелуе. Все вошло в привычку. - Меня ценить начнешь. За другими юбками меньше будешь бегать.
- Опять начинаешь. Просто тебя не было. Не сидеть же дома одному. Сходили в кафе. Не ревнуй, - отчаянная попытка примирения явно провалилась. Гунар это понимал. Он не мог понять только одного, почему она сегодня так агрессивна, почему рвется к разрыву отношений, почему спешит. Может быть, это была их судьба расстаться навсегда и забыть друг друга. Может быть, они потеряли или не сберегли тот яркий огонь, доводивший их до самосожжения всего несколько лет назад. Что-то случилось. И теперь им оставался только выбег. Как у корабля. Рули заложены. Машины отрабатывают разные режимы, а он еще движется прежним курсом. И чем корабль тяжелее, тем медленнее он отзывается на команды рулевого. Если, конечно, корабль не построен фирмой Стена где-нибудь в Сингапуре. Но и тот имеет свой выбег.
- Да и бедненькая она. Пришлось за нее в баре заплатить. Да и Мерс мой был. А слабо на трамвайчике? - Ксана отстранилась от его объятий. Ветер играл концами ее платья. Предательски заворачивались клапана на карманах. Волосы, ее шикарные светлые волосы, чудо из чудес фирмы л'Ореаль, краска для волос, купленная в Америке, в Европе не того качества, развевались на ветру. Она была божественно красива. И только она знала, сколько стоит ее красота. В прямом и переносном смысле этого слова.
- Ты же сама мне в любви клялась под сенью липы, а теперь все время деньгами попрекаешь. - Гунар медленно осознавал прописную истину "когда уходит женщина, она всегда права", но не мог согласиться с нею. Надежда умирает последней. А что потерял, понимаешь, только потеряв.
До мостков оставалось метров десять по песку. В былые времена он бы пронес ее на руках, а теперь сама мысль об этом казалась кощунственной. А то и по лицу можно схлопотать. Он медленно шагнул в песок в своих черных ботинках. И почему бы ему сегодня не надеть кроссовки, но что сделано, то сделано. Она шагнула вслед за ним. Ее босоножки набрали песку, но она стойко шла к мосткам, явно не рассчитывая на его помощь. Хорошо, что пляжи каждый день чистят с миноискателем. Не порежешься о случайный металлический предмет. Стекла то же убирают. На это есть русские со своими навыками обращения с мусорными корзинами. Для этой работы знание латышского, прошу прощения, латвийского языка не требуется.
А вот и мостки. Красиво и практично. Тропинка уходит в сосны. Мостки. Их тут много. Есть даже с лестницами. Если бы не велосипедисты, изредка ссыпающиеся с высоты откоса, то лучшего и желать не приходится. Тропинка ведет к дачам. Даже не дачам в российском понимании этого слова, а к домам со всеми удобствами, которые защищены от морских ветров песчаным валом. Там тишина и покой. Цивилизация. Если есть деньги, конечно. А деньги, слава богу, пока есть. Живи и радуйся. Но на душе как-то муторно. Кошки скребут. Не покидает чувство, что все носит какой-то необратимый характер. Каждое слово, каждый жест. Что все это навсегда, и ничего не поправить, ничего не изменить. Да и надо ли что-либо менять.
Как прекрасен шелест сосен. Как хорош воздух, пропитанный смолой и запахом ели. Как аккуратно раскрашены отремонтированные домики. Пусть это и не Германия, но все-таки, это Латвия. Независимая Латвия. От кого не зависимая? От чести и совести? Так она у всех разная. Одна женщина из числа борцов за права русских в Латвии как-то жаловалась на жизнь. На семь оставшихся в живых членов семьи у них приходится пять квартир. Из них - две трехкомнатные, а три - двухкомнатные. Ее сын мотается по всей Латвии в поисках покупателей для красок на джипе БМВ и зарабатывает по 500 латов в месяц. Россия доплачивает еще по сотне на человека. Внук поедет учиться в Англию. Москва поможет. Возможно, она что-то приврала для собственной значимости. Но цифры впечатляют. Можно и побороться с правящим режимом. Он, ведь, заставляет хоть чуть-чуть, но работать. И в то же время в гостинице в центре Риги с вами могут не говорить по-русски, пока вы не предложите на выбор пять европейских языков, и не укажите в карточке, что страна, из которой вы прибыли - не Россия, а, скажем, Швейцария. С вами тут же заговорят по-русски. Видимо, в сознании новых латвийцев в Швейцарии все говорят по-русски. Шестой официальный язык.
- Ты меня проводишь до аэропорта? - поинтересовалась Ксана. - Обратно вернешься на моем мерседесе. Только потом поставь его на стоянке в аэропорту к моему прилету, чтобы такси не искать.
Такси в Риге - страшная проблема. Но не по количеству автомашин и их классу, а из-за расстояния, на которое вы едете. Допустим, вы вышли из здания железнодорожного вокзала и хотите доехать до ближайшей гостиницы. От силы, пять латов с чаевыми. Но зато столько же водитель потратит на возвращение и на целый день встанет в конец очереди. Плюс эти непоседы из "Лаймы". Вскружили головы юнцам, те их заказывают по телефону. Поэтому просьба Ксаны была очевидной и понятной. Еще разок дернуть за веревочку.
- Нет проблем. Оставлю машину, как прошлый раз. Тикет положу под коврик, - согласился Гунар. Ему предоставлялся шанс помириться в пути. И как приложение - авто на три дня. Почему бы и нет?
- Прошу, мадам, - Гунар занял место водителя. Мест было всего два: для водителя и пассажира. На заднем сидении расположилась дорожная сумка Ксаны. Никто даже не попытался ее украсть. Чужие здесь не ходят.
- Откровенно, можно было и не намекать, - обиделась Ксана на "мадам". Молодежь в Латвии довольно рано начинает сожительствовать. Пары при этом не всегда устойчивы. Многие девочки теряют невинность прямо на пляже, укрываясь в кустах к востоку от Дзинтари. Там берег более безлюдный. Считать ли это проявлением западной культуры, тягой к западной цивилизации. Возможно. Хотя кто-то может предположить, что это результат лишенной смысла жизни. Так, от безделья.
Мерседес выкинул облако песка задними колесами, но не рванул, а, буксуя, поплыл по переулку. Это был шик. Спортивный мерс в соснах на песке. И не важно, что мерс был БУ. Его пригнали прошлой зимой как трехлетку из Европы, из числа "замокших" во время наводнения. По пути его подчистили, подкрасили где-то в Литве, и теперь он поражал воображение юнцов своими престарелыми формами. Но у них не было денег даже на него. Поэтому двое сидевших внутри выглядели круто.
Собака за соседним забором зашлась убористым лаем. Ее разозлил не мерседес и не облака песка из-под багажника. Просто наступало время обеда. И ей подвернулся хороший повод засвидетельствовать хозяйке свое усердие. Хозяйка была тут же, в грядках рядом с престижным коттеджем. Лишних денег ни у кого не водилось.
Покрытие становилось все тверже. Песок сменил гравий. Гравий сменил асфальт. Боковые проезды медленно перерастали в улицы. Улицы плели свой юрмальский лабиринт в обход пешеходной зоны. Появились первые светофоры.
- Что-то дергается много. Так лихо катались? Или она тебе отказала, и ты втопил до потери пульса? - Ксана явно жалела машину. Зачем буксовать на автоматической коробке. Ее ремонт денег стоит.
- Я промолчу. Сойду за умного. - Гунар понимал, что погорячился в присутствии хозяйки авто, но что он мог с собою поделать. У него шанс сесть за руль представлялся крайне редко.
- Куда уж там. Ласковый теленок двух маток сосет. Господи, какая я была дура. - Ксана не унималась. Чувство потери, чувство конца неотвратимо преследовало ее. На уровне подсознания включился обратный отсчет, до аэродрома, до самолета, до отрыва.
- Не говори так. Ты не сильно изменилась с тех пор. Все такая же ревнивица. - Гунар получал удовольствие от управления спортивным Мерседесом. Пусть и со слабеньким движком, рассчитанным на автоматическую коробку.
- Вот и светофор со мною согласен. Видишь, красный зажег. - Ксана показала на светофор в конце участка улицы. Им следовало принять влево. На стрелку. Поворот был разрешен из двух левых рядов. Сама бы она повернула из среднего ряда, чтобы потом занять место в правом ряду, но Гунар рвался в бой. Слева налево и по газам.
- Нет, так не можно. Здесь опять красный. Видимо, ты меня здорово кинул? - Ксана показала на светофор у железнодорожной станции. Там всегда бывало многолюдно после электрички. Но сейчас было пусто. Поезд давно ушел.
- Не говори глупости. Я же с тобою. Готов тебя на руках носить. - Гунар совсем забыл о сцене на пляже. Машина убаюкивала. Ему, скорее всего, было абсолютно безразлично, кто сидит рядом. Он погрузился в шикарную жизнь и не хотел оттуда возвращаться.
- Не меня, а папины дензнаки. Лучше наличными, чтобы я не узнала, куда ты их потратишь. - Ксана не отдавала себе отчета, что он ей не официальный муж, а только друг. Но в Латвии друг мужского пола у женщины может быть больше, чем просто друг. Иногда друзья живут в одной квартире много лет, а то и дом покупают. Завозят общую мебель и холодильник. И продолжают просто дружить в одной спальне.
- Отвлекись от денег хоть на мгновение. А то мне как-то неловко рядом сидеть. Может быть лучше сзади? - Гунару нравилось, что она пилит его как ревнивая супруга. Это могло означать даже то, что он прощен.
- Хоть какой-то прок от тебя. За дорогой лучше смотри. Опять красный. Ты их, что ли отрегулировал? - Ксана опять указала ему на светофор. Как раз у поворота к концертному залу, рядом с глобусом.
--
Скорее ты кому-то должна. - Возразил Гунар. Он и сам был немало удивлен странному поведению светофоров. Шоссе было пустынным в этот час. Исчезли даже маршрутки, постоянные обитатели этой трассы. Не было шатлов из ближайших гостиниц. Все будто вымерло. Светофоры ориентировались только на них. Не обращая внимания на сигнал светофора и Гунара в левом ряду, слева от них прошел Геленваген. Две сплошных осевых и красный свет были для него не помехой. Три семерки, фельдъегерский буквенный набор и знаменитый регион Москва должны были убедить бедных латышей в собственной неполноценности. Смотрите, мол, как новые русские рассекают. Восьмицилиндровый движок быстро утащил чудище с черными стеклами в направлении моста через железную дорогу. А осадок остался. Какой-то холуй из бывших плевал в лицо людям. Пусть и бедным по сравнению с ним, не получившим деньги под расписку, как он, а зарабатывающим на жизнь. Дружба двух народов не получалась даже на шоссе. Гунар чуть не надавил на гашетку, но его движок был откровенно слабее этого русского.
- Должна не в споре - отдам не вскоре. Мне теперь часто отпускают в кредит. - Ксана не хотела верить, что ей кто-то подает сигнал об отмене собственного вылета. Верить в то, что это знак свыше, предупреждение, призыв оставить все в своей жизни, как есть, ничего не менять.
- Ты как-то изменилась. Чаще говоришь про деньги, чем про чувства. - Так непохоже на Гунара прозвучали эти слова, словно он подслушал ее мысли. Может быть, она рассуждала вслух, вроде бы нет. Светофор подмигнул желтым и включил зеленый. Машина рванулась вслед за исчезнувшим Геленвагеном.
- Да и ты меня раньше ни на кого бы не променял. Разбогател. С девицами время решил проводить. - Ксана посмотрела с моста вдоль железнодорожных путей. На велосипедную дорожку. Если ехать по ней, то можно доехать до самой Риги. Такую же дорожку прокладывают и вдоль шоссе. Как красиво. Разлинованные полосы, фонари. Почему нельзя было так жить раньше? Не было кредита Евросоюза на строительство дорог. А нужен был этот кредит? Советский Союз отдавал Прибалтике все лучшее: фабрики, заводы, стадионы. В СССР было всего два шурупореза, купленных за валюту, производивших саморезы на всю страну. И те стояли в Прибалтике. Все новое оборудование для легкой промышленности - в Прибалтике. Но вот такие обитатели Геленвагена портили все, что только попадало им в руки. Да и сейчас финал будет тем же. Кредит растащут на ресторанчики. Или - на дачи. А латышам останется навоз и коровы. Ну, может быть, еще и шпроты. Но шпроты русские уже производят под Москвой, в латвийской упаковке, может быть.
- Все. Вырвались. Можно прибавить. - Гунар нарушил строй ее мыслей, глубоко не женских. И чего ее потянуло думать за все человечество? Видно, не хватало личной жизни. Хотелось покопаться в чужой. Да и о нем не думать.
- На тот свет всегда успеем. За рекой обычно полицейские стоят. - Ксана невольно посмотрела налево, на новый плавательный комплекс. Аквапарк. Сколько машин окружают его. А день-то рабочий, конец рабочей недели. Наверное, отдыхающие подвалили, чтобы не мерзнуть на холоде.
- Сегодня мне повезет. - Гунар вообще не смотрел на нее. Он весь ушел в шикарный образ жизни и спешил поглотить его, как минимум, на неделю вперед.
- Ни одного светофора не проехали на зеленый. Точно повезет. Права отберут за превышение скорости. - Он начинал ее раздражать. Ксана явно не замечала в нем прежней глубины натуры, которая так увлекла ее всего несколько лет назад. Он стал каким-то одноклеточным, не похожим на тех парней, с которыми ей приходилось по роду командировок общаться в Соединенных Штатах и России. Там были, конечно, и свои закидоны, но уровень был все-таки другим. Ей уже не хватало просто скорости или старта на плоскости, ей хотелось трехмерного пространства, глубины, высоты, недосказанности.
- Не отберут, - бравировал Гунар, выжимая из слабого движка последние слезы. Стрелка спидометра медленно подходила к 120 км в час при разрешенных 80. Волосы спутницы начали подниматься то ли от встречного ветра, то ли от страха за собственную жизнь. Его курчавый бобрик никак не реагировал на происходящее.
- Значит оштрафуют. - Ксана не хотела его разубеждать. Она больше не играла в эти игры. Она стала как-то неожиданно взрослой, оставив Гунара в юности, которой сама уже начинала тяготиться. Мимо мчались перила мостовых пролетов. Впереди уже вырисовывалось поле. Не то поле, не то болото, медленно осваиваемое новыми латвийцами. Справа строился элитный поселок эконом класса. Каждому новому латышу предлагалось приобрести свой кусок миргородской лужи и в нем похрюкать о собственных достижениях. Более состоятельные граждане предпочитали покупать землю вокруг поселений бывших партийцев по дороге на Литву. Там было сухо и комфортно. Это поселение было для бедных, возомнивших себя богатыми.
- Заплачу. - Это была бравада. Латвия была единственной страной в Европе, где дорожные полицейские выходили на демонстрации с требованием повышения заработной платы. Ну, может быть, не единственной, но одной из немногих. Штраф здесь платили только по закону. Взяток не брали и не предлагали, дабы не усугублять ситуации. Виноват - отвечай. Кто-то из известных российских актеров уехал, не заплатив штраф. Подумал, что все забудут. Но ровно через год его арестовали на дороге. Еле выпутался. Но заплатил.
- Проверим. Не долго осталось. - Ксана даже не улыбалась. Ее распирало от возможности возмездия. Внутри нее шел обратный отсчет. Если бы полицейского не оказалось на месте, то она, наверное, позвонила бы в участок от негодования. Три, два, один... Долгожданный свисток и жезл. Ксана улыбнулась. Первый раз с начала поездки.
- Здравствуйте. Нарушаете. Прошу предъявить документы. - Полицейский был средних лет, слегка тучноват, с первыми признаками облысения. Но он оставался самой любезностью. - Здравствуйте, госпожа Кронберга, каждый раз любуюсь, как Вы проезжаете мимо. Достойно подражания.
- Здравствуйте. А откуда вы меня знаете? Я вроде бы не нарушаю.
- Ваш папа просил присматривать. Машина-то дорогая. Чтобы чего не вышло.
- Спасибо папе. И машину купил, и безопасность обеспечивает. А этого лихача накажите сурово.
Гунар молча предъявил документы. Сегодня все шло как-то не так.
- Слушаюсь, госпожа Кронберга. Только если я его сурово накажу, то Вам придется сесть за руль?
Это не входило в планы Ксаны. Да и права лежали где-то в дорожной сумке, а трясти бельем перед полицейским - не самое приятное занятие на свете.
- Я еду в аэропорт. А он еще машину отгонит. Так что, где-то по серединке: строго, но не очень. - Очаровательная улыбка была адресована полицейскому, не Гунару, который сидел, чувствуя себя третьим лишним на этом празднике жизни.
- Молодой человек, поезжайте, но скорость больше не превышайте. Машину жалко. Дорогая. - Полицейский ограничился устным предупреждением. Это была заслуга Ксаны и ее папы, но никак не Гунара. От этого только мерзко становилось на душе. Но если ты ничто, то и будь ничем. Хотелось рвать и метать.
- Спасибо. Он больше не будет. А если увидите его с другой дамой, то отбирайте права, не церемоньтесь. - Наказ Ксаны без сомнения будет исполнен. А по ее возвращении ей еще и доложат, сколько раз и с кем он ездил на ее машине. Что поделаешь, маленькая страна, все видно.
- Ну, спасибо. - Проворчал он безадресно.
- Чтобы помнил, кто есть ты и кто есть я. Освежает. - Ксана подняла на лоб темные очки. Солнце исчезло в тучи. Огромные рекламные щиты закрывали собою горизонт. До поворота на аэропорт оставалось 12 километров. Такое маленькое расстояние, и такая большая жизнь. Уже были слышны звуки двигателей, разрывавших в клочья воздух. Уже появился мост дороги на аэропорт. Метроном сердца выстукивал обратный отсчет. Скорей бы...
Глава. Вторая.
Обратный отсчет. Как часто приходилось включать его в жизни. До отлета оставалось 18 часов. Эта песня "Stranges in the night" на мобильнике много раз поднимала его в разное время суток в разных уголках земли. И почему-то всегда рядом было море. Теплое. Холодное. Лимассол, Мурманск. Это не имело значения. Море и шум волн. Просто измучили его. На ресепшене очень удивились, когда он поменял заранее забронированный номер с видом на море на этот, имевший выход на лужайку с видом на город. Вид напомнил ему Абхазию, Гагры. Прилепившиеся к краю горы домики. Даже палитра была той же. Так же наползали тучи, затмевая солнце. Также в порту теснились пассажирские лайнеры. Те же темные лица местных жителей. Те же приставания таксистов. Даже трещины в асфальте были такие же. Но эти трещины обрызгивали специальным раствором, чтобы не росла трава. Не было и гадалок-цыганок. Табор не мог добраться сюда по морю. Он впервые был на непотопляемом авианосце США - острове с красивым названием Мадейра. В первый и, даст бог, последний раз в своей жизни. Сюда он прилетел с острова Кипр. А на Кипр судьба забросила его с куда большего острова, на котором величаво примостились лондонские доки. Прямо паломничество по островным государствам. И сегодня круг его путешествия замкнется. Он опять летит на остров, с которого начал круиз. Теперь уже через 17 часов 30 минут. Пора вставать. Местное время 9 часов утра.
Сергей резко сел на кровати. Когда-то он вычитал, что Кусто так научился вставать в любое время. Действительно помогало. Поднять подняли, а разбудить забыли. Так шутила его дочь. Господи, где они сейчас? Скорее всего, на западном побережье Франции. Как там можно отдохнуть, он не знал, но им очень хотелось пожить, как местным жителям. Почему нет, пусть поживут. И он тратил деньги на их путешествия по Европе и Африке, не считая копеек. Иногда судьба забрасывала их в места, где было всего одно такси, где супермаркет работал три раза в неделю, и то - по полдня. Сам он таких мест не встречал.
Сергей взглянул в зеркало. Голова натужно болела. Катя, юрист, уже должна была долететь до Москвы. Всего одна пересадка в Лиссабоне. Вчера распрощались в ресторане, который соорудили местные предприниматели на борту яхты, некогда принадлежавшей Битлз. Мясо было так себе, а вот виски вполне соответствовал. Хорошая умная девушка, эта Катя. А какая грудь. Четвертый номер. Или как там: А, Б, Ц, Д. Да, Д. Он выучил женские размеры бюстгальтеров еще в советское время, когда даже в Москве их было не достать. Приходилось везти из заграницы. Катя - это Катя. Сама зарабатывает на жизнь. Мотается по командировкам. Все у нее распланировано: когда дом купит, когда замуж выйдет. Даже два претендента есть. Каждый ждет своей очереди. А она, вот, с ним, здесь, на Мадейре, работает. Он бы убил свою жену за такие командировки. По крайней мере, в этом можно не сомневаться. Еще чуть-чуть потянуть, и опоздает на завтрак. Осталось 17 часов. Господи, как убить время? Наставь на путь истинный.
Сергей включил радио и решительно шагнул в ванную комнату. Вернулся бритым, оделся и пошел на завтрак. Помятое лицо свидетельствовало о головной боли. Ох, уж этот ветер. А немки уже купаются в бассейне. На улице. Там вода с подогревом. Вон одна в халатике на лифте уехала. Так и на завтрак опоздаешь. Смешно, живешь на первом этаже, а чтобы позавтракать, надо еще на два этажа вниз спуститься. Обрывистый берег. До моря около ста метров по вертикальной стене. Осталось 16 часов 30 минут. Опоздает. На завтрак точно опоздает.
Этот бесконечный коридор и радостные лица обслуги и постояльцев. Все хотят видеть море. Один Сергей выбирает место в глубине зала, но официанты уже знают эту привычку. Один стол в глубине зала сервирован на двоих. Второй не будет. Она улетела. Могли бы и выяснить. Два круасана, масло и конфитюр, кофе с молоком. Голове только хуже от кофе. Всем спасибо и до свидания. Больше не увидимся. Сергей медленно покидает отель. Осталось 16 часов.
Узкий тротуар ведет в парк. Такое впечатление, что все жители Мадейры ездят на автомобилях. Пешком идет он один. А как смотрят, словно ему денег жалко на автобус или такси. Но у них голова не болит от ветра. Да и лекарства под рукой. Господи, по такой узенькой дорожке надо переправиться на другой берег обрыва. Метров сто глубиной, не меньше. И дома, дома. Был бы в Абхазии, обязательно плюнул бы им на крышу. Такая простая русская развлекаловочка. А здесь не положено. Сергей преодолел двадцать метров по узкому проходу моста и оказался в современном парке у современного отеля. Надо зайти. Там есть интернет.
Зал с компьютерами нашелся довольно быстро. За умеренную плату в тридцать евро ему настроили компьютер, не мало удивившись, что ему нужны швейцарские сайты. Пришлось подписать несколько платежек, нашлепать е-мейл с отчетом о проделанной работе. Три оффшора сделали, три счета открыли. Можно один отдать Газпрому. Это в рекламе у них все получится, а в жизни они гребут, не отставая от других, хоть все и остепененные. Нравственно ли им помогать, хороший вопрос. А выбор есть? Ханжа скажет, что выбор всегда есть. Пусть верит в это. Бог ему в помощь. Может быть, к концу жизни доберется до Ясной поляны, или до Архангельского, но вряд ли - до Мадейры.
Сергей вышел из стеклянного закутка и направился в порт. Около километра по крутой дороге и узкому тротуару. Мелодично зазвонил телефон. Этот ретро-звук четко свидетельствовал, что звонок от жены.
- Доброе утро, это я. - Лена, его жена, никак не могла привыкнуть, что телефон заранее сообщает ему о звонящем. Да ей это было и не нужно. Она не ходила в присутствие последние лет пятнадцать, с начала перестройки. Ее сократили из ГТУ ГКЭС по его же собственной просьбе. Пришлось коньяк поставить. Потом Президент России без пальца, но с харизмой сказал, что не допустит существования класса рантье, и ушел на гособеспечение. Сергей не был Президентом, но имел смелость послать его открытым текстом при случае, и двери госучреждений как-то сразу для них закрылись. Отрабатывался наказ Президента: тех, кто снизу, поднять наверх, а тех, кто сверху, опустить. На жен аппаратчиков и цековских это не распространялось, а вот на жену Сергея это легло позорным пятном. Она была из семьи одного из начальников в ГКЭС и все детство, и юность провела заграницей. Обрушившиеся на нее гонения она стойко переносила по заграницам, твердо осознавая, что с этой властью не договориться. Эта власть была не подкупна для посторонних.
--
Сергей, как самочувствие? - поинтересовалась Елена.
--
Помираю, - бодро отрапортовал Сергей. Мимо проехал автобус, преодолевающий подъем. Слышимость прекратилась на некоторое время.
--
Что там у тебя? - Елена явно нервничала. - Откуда на Кипре такие звуки?
--
Обижаешь, начальник. Я с позавчера уже на Мадейре, - покрасовался перед нею Сергей. - Летел через Лиссабон - город твоей мечты. Такой убогий. А что вы мне так долго не звонили?
--
А куда ты нас послал, помнишь? - ответила Елена вопросом на вопрос.
--
Без проблем. На мыс Доброй Надежды. Чтобы вы Антарктиду увидели.
--
Вот мы и увидели. Две пересадки за двое суток. Полет с потушенными бортовыми огнями в зоне конфликта. Внутренний африканский авиа перелет. На четвертом часу полета твоя дочь поинтересовалась, а куда мы летим. Хорошо.
--
Узнаю своего ребенка. Но пересадка в Шарль де Голь ей понравилась?
--
Более чем. Зато в Иоханнесбурге был просто анекдот. Она ничего не могла понять в декларации, которые нам выдали, и пошла искать представителя Эйр Франс. А тот так обрадовался, что хоть кто-то говорит на чистом французском, что заполнил и декларацию и посадил нас на борт внутренних авиалиний.
--
Мир не без добрых людей. - Мимо промчалась легковушка. Связь опять пришлось восстанавливать. - Я рад за вас. А сейчас-то вы где?
--
В Сете.
--
Это где?
--
На южном побережье Франции. Тут одни яхтсмены. На пляж приходится ездить на такси.
--
Успехов вам. Вы же собирались послезавтра быть в Германии.
--
Но это послезавтра.
--
Знаешь, у меня изменения в маршруте. Через 15 часов ухожу на Гатвик. Это Великобритания. Там пробуду 4 часа и утренней лошадью в Амстердам. А чемодан пойдет напрямую в Вену. Из Амстердама - во Франкфурт-на-Майне. Из Франкфурта в Мюнхен, а оттуда в Вену через Цюрих. Если нет лошади, поскачу на прокатном авто. И все - за один день.
--
Твой шеф с дерева рухнул?
--
Он тут не причем. Я сам стыковал переговоры.
--
Ну-ну, тебе видней. Пока, я отключаюсь.
--
Пока, ребенку привет.
Ноги сами привели Сергея в порт, где его уже поджидала длинная вереница такси. Он невольно взглянул на горизонт. Там маячил один лайнер. К обеду подтянется.
- Не желаете прокатиться до рыбачьей деревни. Там Уинстон Черчилль любил ловить рыбу, - послышались призывные голоса таксистов. - Всего за десять евро.
- Нет, спасибо. Как-нибудь в следующий раз, - вежливость в общении с подчиненными не раз выручала Сергея. И сейчас все распрощались с улыбкой. Господи, только в порту может быть спасительный бар, который торгует с утра пораньше. В городе еще все спят. До отлета оставалось 14 часов 30 минут. Вот он.
На пирсе, в самом углу, в разлив продавали Мартель ХО. Это решало проблему головной боли. Хотя бы частично. Порции были маленькие, с большой палец толщиной. Никто их не брал. По пять евро штука.
--
Пожалуйста, три в один, - попросил Сергей, протягивая сто евро одной банкнотой.
--
Как это, - не поняла молоденькая девчушка, которой, видимо, вообще не приходилось продавать коньяк по утрам. А к вечеру ее сменяла мама.
--
Меряете три раза в один бокал, - пояснил Сергей.
--
А Вы после этого не умрете, - ее искренность подкупала.
--
Если умру, то куплю бутылку, - улыбнулся Сергей. Его всегда радовали беседы с молоденькими и очень наивными продавщицами, в голове которых просто не укладывались подобные траты.
--
А Вы откуда? - поинтересовалась девушка.
--
Из России, - ответил Сергей. Это, видимо, всем, и все сразу объясняло. Теперь можно было пить бочками. За твою жизнь никто не стал бы беспокоиться.
--
А Вы не хотите поплавать на катамаране? - спросила девушка. Ее можно было понять: денежный клиент явно не знал, чем бы ему заняться. А для нее это еще 20 евро. Катамаран стоял во внутреннем порту, готовый к отплытию. На борту был один шкипер. Видимо и коньяк был из его личного буфета. Надо же как-то зазывать клиентов.
--
А куда он плывет? - Сергей взял бокал и залпом его выпил.
--
Коньяк надо пить маленькими глотками, - вступилась за напиток девушка. - Вы пропускаете самое главное - аромат.
--
Вы полагаете? - улыбнулся Сергей. - Тогда повторите, пожалуйста.
--
Вы меня разыгрываете, - сделала вывод девушка.
--
Только чуть-чуть, - признался Сергей. Обеспокоенный шкипер покинул свой катамаран и на надувной лодке устремился к берегу. В его планы не входило торговать девушкой, только коньяком. Внутренний метроном выстукивал часы до вечерней лошади.
--
Вот, пожалуйста, - девушка протянула второй бокал.
--
А почему вы налили в новый бокал? - поинтересовался Сергей, - Посуду же мыть придется.
--
А как можно иначе, - удивилась девчушка, - Вы же сделали второй заказ.
--
Похвально, но можно было и в старый. Спасибо, очень голова болит, - Сергей снова выпил порцию залпом, - Как микстура. А где билеты продают?
--
Можно купить у шкипера, а можно и у меня, - пояснила девушка.
--
Лучше у Вас, - сделал свой выбор Сергей. - По крайней мере, Вы отдадите мне сдачу одной купюрой. А я вам оставлю мелочь. Мне она уже не пригодится. Сегодня.
--
Вы улетаете в Англию?
--
Не стану спрашивать, как Вы угадали. Скажу, что Вы очень смышленая.
--
Капитан, - закричала девушка и замахала рукой шкиперу, подходившему к пирсу на своей надувной лодке с двумя моторами, - У нас есть один пассажир. Он хочет посмотреть на дельфинов.
Тотчас на пирсе образовалась очередь из немецких туристов. Они тоже хотели посмотреть на дельфинов. Или не могли оставить Сергея одного на катамаране в обществе шкипера. В надувную лодку все в один хлоп не поместились, и шкиперу пришлось трижды возвращаться на берег. Сергей много раз в жизни задумывался, а стоит ли результат тех затрат на содержание всей этой банды праздношатающихся соглядатаев, которые ничем и помешать-то не в состоянии, если бы он захотел перейти на сторону врага. Но игра есть игра, у нее свои правила.
Катамаран взял курс в открытое море. Прошу прощения, океан. Моря здесь не было. Берег скалистым утесом обрывался в океан. За границей порта судно встречала океанская волна. Никто не шутил. Все было по-взрослому. Сергей занял место сразу за рубкой шкипера. Это был центр катамарана, и его меньше всего качало. Туристы, не служившие на флоте, разбрелись по палубе. Волны медленно их раскачивали. И первые результаты появились минут через десять плавания. С катамарана, кстати, очень удобно излагать меню рыбам. Совсем отсутствует страх, что выпадешь за борт. Просто свешиваешься на сетку и припадаешь губами к ячейке. И тебе комфортно, и других не отвлекаешь.
Сергей разговорился со шкипером. Оказалось, что катамаран взят в кредит. Его надо окупать каждый день, совершая по три вылазки на встречу с дельфинами. Основной поставщик туристов - дома отдыха, разбросанные по побережью. Те туристы, что приплывают на лайнерах, редко выходят в море. Им хочется суши. Шкипер удерживал катамаран под углом к волне, и их не очень сильно качало. Шли на двух дизелях. Чем-то это напоминало проход торпедного катера по Кольскому заливу и первый удар о трехбалльную волну Баренцева моря. Видно, скалы навеяли подобные воспоминания. Немецкие туристы метались по палубе. Никто не хотел пропустить встречу с дельфинами. Только Сергей равнодушно смотрел на волны. У него внутренний метроном вел неотвратимый обратный отсчет.
Капитан сбросил обороты и одной машиной стал подтравливать, чтобы удержать катамаран под углом к волне. Дельфинов не было. Шкипер вызвал соседнюю прогулочную яхту, болтавшуюся невдалеке. У того тоже не было дельфинов.
--
Кеп, дельфины вон там, - сказал Сергей, показывая на стаю чаек в открытом море, в кабельтовом от места их стоянки. Туристы посмотрели на Сергея. Откуда, мол, он знает, что дельфины там.
--
Откуда Вы знаете? - не отставал от них капитан.
--
Выбор у вас невелик: или пойти, куда показал я, или вернуться в порт, так и не увидев дельфинов. - Сергей добродушно улыбнулся. Лично его дельфины не волновали. У него была борьба с головной болью. Шкипер дал газ и потащил катамаран на одном двигателе. Прогулочная яхта тоже тронулась с места и обошла катамаран. Ее капитан по радио подтвердил, что видит дельфинов. Через минуту и катамаран плыл в окружении дельфинов. Они проходили всей семьей вдоль борта, где стоял Сергей, демонстрируя ему левый бок и белое брюшко. Дельфины были значительно меньше тех, что он привык видеть. Немецкие туристы тут же наваливались на него и на борт. Из чувства самосохранения он постоянно переходил к другому борту. Семейство дельфинов выныривало сразу же с другого борта. Шкипер обратил внимание на маятник нагрузки и посмотрел на Сергея.
--
Откуда Вы все-таки узнали, что дельфины были там? - этот вопрос не давал покоя шкиперу. От ответа зависело его финансовое благосостояние.
--
Дельфин, когда ест, забирает среднюю часть рыбешки. Головы и хвосты достаются чайкам. Они и прилетели в открытый океан подкормиться за счет дельфинов.
--
Вы в этом уверены. Из какой страны Вы к нам приехали?
--
Из России.
--
А там есть море?
--
Целых пять, и три океана. Морей даже больше, но я их все не назову по памяти.
--
Я читал, что в России одни медведи, - заметил шкипер.
--
Почему одни, много медведей, - переделал Сергей анекдот про мясо и лук в пирожках. Но шкипер его юмор не оценил.
--
И у вас есть дельфины?
--
Да. Даже в армии служат. На флоте.
--
О, у американцев тоже служат. Обнаруживают и уничтожают подводные лодки.
--
Свои или чужие, - оба засмеялись. Разговор сошел на нет. Мирный пейзаж вокруг не располагал к военной тематике. Катамаран взял курс на берег. Это было много интереснее, чем смотреть на дельфинов. Берег надвигался стремительно и подрастал ввысь. Создавалось ощущение, что катамаран разобьется о скалы. Сергей невольно прикинул, куда выплывать после крушения. Он вполне допускал подобный финал.
Но дизеля опять встали. Автоматически пополз парус. И катамаран по воле ветра и волн устремился вдоль берега. Зрелище было захватывающим. Опять вспомнился торпедный катер. Каждому свое. На внутренний рейд катамаран просто влетел, погасив скорость разворотом. И встал на якорь. Опять была надувная шлюпка. Пирс. Девушка. Но головная боль прошла. Внутренний метроном отсчитывал последние часы перед отъездом. И Сергей пошел в гору, поближе к отелю и к ресторану, чтобы убить двух зайцев: собраться и пообедать. Из парка открывался великолепный вид на гавань. Прогулочные многопалубные плоскодонки мирно дремали у своих причалов. В порт заходил переоборудованный крейсер под британским флагом. Его мощные винты подняли со дна всю глину, и по морю поплыла желтая жижа. Стало немного обидно за этот рай на земле, обгаженный иностранцем. Но одновременно распирала гордость за крейсер. Даже став лайнером, он не сдавался, сохраняя прежнюю стать.
Подъем, наконец, закончился. У входа в отель дремал таксист. До отъезда оставалось пять часов, тридцать пять минут. Номер был забронирован до завтра, спешить было некуда. Сергей заглянул на ресепшн.
- Пожалуйста, закажите такси на девятнадцать часов. За полчаса мы, надеюсь, успеем до аэропорта?
--
Без сомнения, сэр. - Ответил служащий.
--
И попросите принести обед мне в номер. На Ваше усмотрение первое, второе и кофе с лимоном.
--
Вы предпочитаете рыбу или мясо, сэр?
--
Самая лучшая рыба - это колбаса. Мясо. Слабой прожарки с картофелем фри и овощами.
--
Хорошо, сэр.
Сергей медленно побрел по коридорам к своему номеру. Одиночество. Вечное одиночество. Сколько он съел этих обедов в одиночку в номере, как затворник. И не потому, что боялся, что не умеет держать вилку или нож, или из-за языкового барьера. Даже в Германии понимали по-английски. А в Японии просто приносили фотографии блюд. Трудно в ресторане сидеть в одиночку. На тебя как-то косо начинают смотреть. Приезд Кати снял на время эту проблему, но сегодня он остался один. Уныло Сергей смотрел на лужайку перед окнами, решая трудный вопрос: есть в комнате или на лужайке, как это у них принято, пока не услышал стук в дверь.
- Ваш обед, сэр. - В номер въехал средних размеров стол, сервированный под обед. Вместо вина стоял кувшин с простой водой.
- Поставьте здесь. - Сказал Сергей и протянул чаевые. Официант поклонился и вышел. Сергей молча прокатил стол во вторую часть номера, где стоял обеденный стол, и уселся так, чтобы брать блюда со стола, привезенного официантом, а есть их на обеденном столе, стоящем в номере. Лужайка отменялась. До отъезда оставалось на два часа меньше. Голова прошла, и это радовало.
Сергей вылез из-за стола после чашечки кофе и направился к подставке под чемодан. Этот чемодан Делси он купил еще в Западной Германии двадцать лет назад. И тот, как верный пес, исправно нес свою службу. Уже сошли с дистанции багажные сумки, сначала маленькая, на ней вышли из строя молнии, затем большая - протерлись углы. А он все служил и служил, понеся только одну ощутимую потерю - кто-то оторвал надпись Делси. И теперь на ее месте красовалась стальная полоска. Вообще, с его сумками происходили разные истории. На одной сделали особый надрез на коже ручки, чтобы отличать его, а не сумку, от двойника. На другой сделали особую метку, по всей видимости, зажигалкой, опять в тех же целях. Третьим пострадал чемодан, но он, как тот британский крейсер, упрямо держал удар.
Прошли славные советские времена, когда за 32 франка в сутки надо было выжить в самом дорогом городе Европы - Париже, где только нормальный обед обходился в 25 франков. При этом бухгалтерия норовила вычесть стоимость завтрака из счета за номер в гостинице и еще ждала презентов из каждой поездки. Теперь можно было сдавать вещи в чистку. От этого чемодан значительно полегчал. Чистка возвращала вещи на третий день, следовательно, запас вещей был двухдневным. Но поднялся уровень визитов. Увеличилось количество галстуков и пиджаков, не считая брюк и обуви. Весь джентльменский набор приходилось тащить с собою. Не во всякой стране легко одеть человека ростом 185 сантиметров, обхватом 112 сантиметров.
Сергей подошел к шкафу. Аккуратно упакованные в пакеты рубашки и галстуки занимали свои места. Перед ним висел плащ. Тоже в пакете. Словно на Мадейру он прилетел зайти в химчистку. А может быть, так оно и было. Командировка длилась уже месяц. Страны и города перестали откладываться в памяти. Авиабилет был сшит из четырех блоков, не считая билетов на местные авиалинии. А сколько раз он перешивался. Из дома он вылетел на следующий день после жены и дочери. Они проехали Южную Африку, пересекли Францию, завтра выезжали в Германию. Он же потерялся в треугольнике Великобритания - Кипр - Мадейра. Без всяких шансов вырваться из него.
Руки сами укладывали вещи. В середину ушел портативный компьютер и весь его приклад. Считалось, что компьютеры бьются, но на практике эти пять килограммов живого веса регулярно совершали перелеты в грузовом отсеке самолета безо всякого ущерба для себя. Особенно актуально это стало после усиления мер безопасности, когда каждый компьютер надо было доставать на каждом контрольном пункте. Занятие не из приятных. Если же опаздываешь, то вдвойне.
Все уложено. Еще есть время до звонка телефона о готовности такси. Гнетущее одиночество. И обездвиженность. Читать не хочется, писать некому. Домашние где-то в Европе. Вот сиди и смотри на траву. Такую не скоро увидишь. Эта секретарша, тоже мне, купила билет на Гатвик. 150 км от Лондона в полночь. Если взять такси, то буду в Лондоне только в два часа ночи, в лучшем случае. А вылет уже в шесть утра. Как хочешь, так и спи. В семь утра прилет. До гостиницы не более 30 минут, а в девять утра уже переговоры. Душ бы успеть принять. Переговоры затянутся, опоздаю на самолет. В час по полудни я уже должен быть во Франкфурте. Встреча всего на полчаса и, думаю, без результатов. Так, проведать старого приятеля. Еще по советским временам. К ужину надо успеть в Мюнхен. Там пересечемся с шефом. И этим же вечером в Вену. Зачем из мюнхенского аэропорта ехать в гостиницу? Это так долго. Не успею. Придется лететь в Вену послезавтра напрямую. А билеты? И с шефом не согласовано. А чемодан мне нужен? Может, его отправить напрямую отсюда в Вену? Интересная мысль. А долетит?
Телефон в номере нарушил ход рассуждений. Сергей снял трубку.
- Да, Лихоборов-Нижний. Заказывал. Уже подошло, Спасибо. Иду.
"Присядем, друзья, перед дальней дорогой, пусть легким окажется путь..." Сергей посидел некоторое время, взял ручку своего чемодана и пошел к выходу. Колесики чемодана бесшумно скользили по ковролину. На ресепшене уже жужжал кассовый аппарат. Упаковывался конверт со счетами. Оплата не заняла много времени.
Белый Мерседес такси покинул двор отеля и стал карабкаться на гору. Там проходила скоростная автострада до аэропорта. Минут через десять он уже мчал Сергея из тоннеля в тоннель в нескольких километрах от океанского побережья. Суда становились все меньше, а океанская волна все незаметнее.
После очередного из тоннелей впереди замаячили мостовые опоры взлетно-посадочной полосы, воистину висевшей в воздухе. Вот он, непотопляемый авианосец США со своей верхней палубой.
Х Х
Х
Гатвик встречал самолет Сергея морем огней. Хвосты самолетов стройными рядами уходили за горизонт. Бетонные полосы не имели конца и края. Минут тридцать самолет только подруливал к стоянке. Наконец, успокоился. Теплый ветер ворвался через отдраенные люки. Пассажиры бизнес класса направились к выходу. Сонные пограничники, не задавая глупых вопросов, типа, откуда вам известно про Англию, молча проштамповали паспорт и впустили на территорию королевства. Осталось добраться до Лондона. Все такси уходили под строгим контролем проверяющих, как в Нью-Йорке. Только такси до Лондона должно было прийти из самого Лондона. Его следовало подождать. Ожидание вылилось почти в два часа. Еще час пути какими-то огородами и мелкими городками, потом задворками Лондона, пока Сергей не разглядел вымерший Кенсингтон. Слава богу, служащие отеля не спали, ждали его прибытия. На просьбу разбудить его через три часа отреагировали крайне спокойно. Будит машина, не человек. А вот вызвать такси отказались, сославшись на небольшой промежуток времени. С каждым мгновением пребывание становилось все интереснее.
"А если просплю, - подумал Сергей, - после стольких мытарств, это не мудрено. Свой будильник и то не услышу. Что-то надо придумать". Сергей принял ванну и зажег весь свет, который был в номере, после чего лег раздетым поверх одеяла под простыней при открытом окне, чтобы замерзнуть. И проснуться.
И сработало. Словно и не спал. Только влезть в ношеную рубашку не было сил. А чемодана тоже не было. Он летел напрямую в Вену. Придется. Одел. Облился одеколоном. Покинул свой ночлег в Хилтоне. Улицы были пустынны. Такси не было. Только какой-то индус вертелся у дома напротив. Сергей занял место на стоянке такси. Хорошо, что нет чемодана. Индус поспешил к нему.
Оказывается. Он - таксист, но у него нет лицензии на работу ночью. Если Сергей пожелает, то он его с удовольствием отвезет в Хитроу, но не может принять оплату картой. Только наличными. Сергей напряг память и пошел за угол. Там располагались банкоматы двух банков. Один из них был свой и не брал комиссию по карте. Набив кошелек дензнаками в достаточном количестве, Сергей вернулся к стоянке такси. Индус подкатил свой аппарат. Когда-то он тоже был автомобилем, но это было давно. С горем пополам разместившись внутри, их экзотический дуэт устремился в Хитроу.
Х Х
Х
Хитроу встретил их полной безжизненностью залов. Отдельные люди спали на всех возможных креслах, так что присесть было негде. Такси начинали выгружать пассажиров. Залы медленно заполнялись. Привыкший к скандальным отлетам Аэрофлота Сергей искал стойку, где оформляли вылет. Но Бритиш Эйрвейз так далеко шагнула в обслуживании авиапассажиров, что его российский менталитет за ней не успевал. Все шли в одну очередь на четыре автомата из шестидесяти, заполнявших зал. Может, их было и больше, но он не успел сосчитать. На место зарегистрировавшихся вставали другие. Их становилось все больше и больше. Очередь в мавзолей уже казалась ручейком на фоне такой могучей реки. Но у Сергея не было электронного билета. Ему откровенно было нечего сунуть в прорезь этой машины. А до вылета оставались считанные минуты. Делать нечего, он пошел на прорыв. Оказывается, его уже искали. Ему совсем не нужно было соваться к автомату. Его зарегистрировали еще на Мадейре и теперь держали под него самолет. Как хорошо, что чемодан был не с ним.
Забег по Хитроу чем-то сродни биатлону. Бежишь-бежишь, потом стоишь-стоишь. Итак, несколько раз. Хороший вопрос задал пограничник: "Зачем Вы приехали в Англию всего на несколько часов?" Не знаешь, что и ответить. Пришлось объяснить, что с Мадейры нет прямого рейса в Амстердам в нужное время. Поверил. Или сделал вид, что поверил. На борт самолета Сергей ступил последним, но с небольшим отрывом от впереди идущих пассажиров. Пассажира бизнес класса ждали, но на этом почти внутреннем рейсе бизнес-класс отсутствовал. Полетели на общих основаниях. Сергей очень боялся испачкать единственный костюм и от завтрака на борту отказался. Да и правильно поступил, самолет уже заходил на посадку в Амстердам.
Х Х
Х
Большей вольницы, чем в Амстердаме, Сергей нигде не встречал. Складывалось впечатление, что никто никого не интересует, а каждый пассажир - единственный. Прилетевшие спешили на работу, как на железнодорожном вокзале. Улетавшие шли к самой отправке самолета. Такси было столько, что казалось, они подтянулись сюда даже из Лондона, совершив ночной марш-бросок. Даже летное поле было окольцовано каналом. И кругом был туман. Много тумана.
Сергей взял такси прямо до банка, минуя гостиницу. Адрес был напечатан в визитке. Через тридцать минут машина доставила его на место. До начала переговоров оставалось полчаса. Сергей молча отошел к парапету набережной и стал ждать, когда проследуют сотрудники. За полчаса не прошел ни один человек. Ситуация становилась интересной. "Есть другой вход, но мне об этом ничего не сказали, очень интересно". Сергей подошел к двери и попробовал ее. Дверь была прочно заперта. Он достал телефон и позвонил.
--
Господин Ван Хортер, это Лихоборов-Нижний. Здравствуйте, мне назначено на девять, но дверь закрыта. Что посоветуете?
--
Господин Лихоборов-Нижний, как я рад вас слышать. Сейчас за вами спустятся.
Грохот засовов и удары по двери явно свидетельствовали о том, что этой дверью давно, если не никогда, не пользовались. Наконец, вместе с краской входная дверь отвалилась. Надо отдать должное охраннику. Он вынес дверь, лишь бы угодить гостю. Сергей по-настоящему оценил происшедшее. Повеяло чем-то родным и знакомым. Оказывается, господа банкиры забыли сообщить о наличии второго входа, но посчитали невозможным оскорбить посетителя. За это их можно было уважать.
Переговоры, как и ожидал Сергей, не дали практических результатов, но во время переговоров позвонил шеф. Полет в Мюнхен был отменен, потому что он улетал к жене в Париж. Интересно, успеет ли сам Сергей отменить свой полет в Мюнхен? С другой стороны, ему вполне хватит трех часов, чтобы посмотреть город и вылететь дальше. Можно ничего и не менять.