Раньше, осенними вечерами, когда начинало рано темнеть, я любил иногда оторваться от компьютера, выползти из своей комнатушки на кухню, открыть окно и сесть возле него с чашкой горячего чая так, чтобы перед моим взглядом раскинулась панорама московского спального района, и осень дышала бы зябкими сырыми порывами ветра из темнеющей реальности, испещренной точками окон сотен домов.
Вот про один из таких вечеров я вам и расскажу.
То будет необычный вечер: когда совсем стемнеет, начнется нечто особенное. Что точно, я не хочу говорить, а хочу сидеть и попивать свой чаек ,специально налитый в очень большую кружку и очень горячий - из-за этого чаепитие затянется, что мне и нужно.
Итак, я сидел, а под окном пели пьяные революционеры - отцы и дети кислотной революции, докатившейся из далеких государств до моего подъезда. Все знали, что она начнется сегодня вечером, но молчали, скрывая это, друг от друга и от себя.
Поскольку милиция и ОБНОН в Москве свирепствовали, топливом для революции служила водка, что, правда, не умоляло энтузиазма участников событий.
Под шум гуляния вечер незаметно перешел в ночь. Во тьме перед подъездом, козырек которого расположен как раз под окном кухни, песня смешалась и затихла, зато все больше раздавались крики про дверь к перцепции и оковы, которые должны пасть.
Я выглянул в окно, оперевшись руками о подоконник. С улицы тянуло гарью - начали жечь костры. Около одного из костров я разглядел юношу субтильного вида с короткими кучерявыми волосами, в очках. Он громко и вдохновенно говорил что-то про торсионные поля, ему вторила из темноты пьяная разноголосица, он пытался всех перекричать, делал какие-то знаки руками кому-то. Вдруг раздался звук бьющегося стекла, и перед подъездом пропал свет - теперь стало видно только шевелящуюся массу в неровном свете костра, ближайшего ко мне. Пьяная разноголосица началась с новой силой.
Я прикрыл окно и, помешивая мельхиоровой ложкой чай, стал думать о российских революциях вообще. Какие же они, право, нелепые, громкие, пустые, разрушительные.
Эти мысли прервал яркий свет и шум моторов на улице.
Я повернул ручку окна и опять высунулся наружу.
-Менты !!! - хрипло заорали сразу несколько голосов.
В свете фар подъехавших "Жигулей" и "Фордов" с синими полосами и мигалками первыми я увидел два силуэта: юноши, который говорил о торсионных полях, и худенькой девушки с короткой, как у парня, стрижкой. Они держались за руки.
Вот в машинах открылись двери.
Сцена, последовавшая затем, заставила меня отвернуться и закрыть окно.
Я пошел в свою комнату и сел на кровать. Не думалось ни о чем. Перед моими закрытыми глазами стояли две худенькие фигурки, держащиеся за руки.
Чтобы отвлечь себя, я включил компьютер, надел наушники, открыл директорию с музыкой, и мир мой наполнился звуками "Лунной сонаты". Я сидел, а покой не приходил. Сменил лунную сонату на техно, старое и мелодичное, с бесконечным прямым ритмом.
Так прошел один час, а потом еще один.
Но вот в музыку стали проникать посторонние звуки, видимо, с улицы и очень громкие, раз стали слышны в наушниках при закрытом окне.
Ночное небо, обычно свинцово-черное в это время года ночью, местами приобрело оранжево-пыльный оттенок, изредка раздавался отдаленный гул, сопровождавшийся далекими вспышками, от которых на небе начинали плясать оранжевые тени.
Крики и шум на улице, по сравнению с вечером и началом ночи, возросли несравнимо. На дороге хаотично, то тут, то там начинали реветь моторы машин, слышался даже звук сирены.
Видимо, участников революции оказалось значительно больше, чем я мог предположить сначала.
По шуму за окном можно было судить, что действия их приобрели организованный, целенаправленный и, что важно, глобальный характер.
Теперь уж не оставалось никакого сомнения в том, что уже по всему городу разворачиваются бурные события. Гул явственно слышался, как бомбардировка.
Праздный интерес мой превращался постепенно в медленно пробирающиеся в душу тревогу, страх, готовность принять участие в этом водовороте событий и чувство неизбежности.
Я понял, что революция перешла в войну, немыслимую и неподдающуюся описанию.
Скорее всего, беспорядки в городе вызвали интерес со стороны могущественных держав, наших заокеанских соседей, и началась интервенция, давно продуманная и беспощадная. И тот гул - это гул войны.
Ну что же, я принял решение: я оденусь как можно более неприметно и практично, набью самыми необходимыми вещами рюкзак и уйду из квартиры, закрыв ее на всякий случай на все замки. Уеду на дачу.
Я последний раз глянул в окно и замер от изумления: на невероятной высоте, видимо, как раз над центром города, неподвижно висел огромный, размером с луну, шар. От него шел мертвенный неоновый свет, и слышалось потрескивание, такое, какое бывает рядом с высоковольтной линией.
Бежать! Бежать отсюда - настукивало сердце, - и, собравшись, я бежал, как и было задумано. Миновав людей у подъезда, выбрал нужное направление и двинулся прочь, окинув на прощание взглядом фасад дома, в мозаике которого не горела точка моего окна.
Вот самая окраина города - всего полтора часа быстрой ходьбы. Промзона, ангары, невдалеке мост МКАД, который я только что перешел, под ним еще дорога, плавно заворачивающая передо мной направо, по ней мчится по направлению из Москвы легковая машина, входя на повороте в занос.
Отсюда шар кажется значительно меньше, и потрескивание слышно совсем чуть-чуть.
Надо передохнуть. Светает.
Не успел я присесть на рюкзак, спиной к городу и непонятному, вызывающему смутную тревогу явлению на небе, как за мной раздался хлопок, как будто какой-то великан ударил в ладоши, большие как футбольный стадион, резко и громко. Я обернулся, вскочив: города видно не было, все заволокло густой непроницаемой тьмой. Мне стало вдруг душно, ноги дрогнули, глаза сами закрылись, и я упал.
Удара о землю не последовало. Я понял, что сижу на чем-то знакомом и неудобном, сквозь ресницы пробивается яркий дневной свет, под рукой у меня рюкзак. Медленно, с опаской, я открываю глаза - и... ,я в вагоне электрички, полном едущих с утра на работу людей.
За окном покачивался городской пейзаж без следа чудовищного ночного взрыва. Все было буднично и деловито, как и всегда.
Впоследствии я понял, что революция была, но властям удалось замять, как и всегда, дело ,используя невероятную технологию, свидетелем применения которой, не потерявшем память о произошедшем, является ваш покорный слуга.
С тех пор я уже не пью осенними вечерами чай на кухне при открытом окне, а пишу дурацкие рассказы, которые добровольно никто не хочет читать.