Кажется, я опять задолжаю время. Одна из самых верных забав. Чёрная дыра на кармане, всего малость, и ты расскажешь любезной публике пару историй. Ещё немного Trance? Или нащупаешь, наконец, гранату?
Один из тех, у кого не хватило мужества уйти весной 98-ого. Запах таящего снега, когда огнём занялся верхний слой. Восемь лет старинной игры, ещё вызывающей улыбку. Ломаную улыбку нищего, будто трещину в глиняной корке на пустыре. Ты запомнил это по-другому?
Чёрные окна и уголок неба наверху. Между серых стен плавятся тени неправильного выбора. Они все уже тут. Железная дорога, ведущая в никуда, забытые инструменты и запах мазута. Дым из трубы завода на горизонте. Очертания пустых домов и монументов из гранита. Улицы, на которых ждут.
Сухие, ломкие пальцы пришельца из прошлого, равнодушно перебирают изысканную стеклянную карамель в картонной коробке, на потёртых боках которой развиваются обрывки бархата. Матово-серые глаза запечатлели запоздалое понимание. Он тут, близко, росток из трещины на асфальте, асфальте сквозь который он не пробился. Он в немых глазах, в длинных тонких пальцах и в россыпи мелких колючих искорок на гранях конфет, похожих на стразы.
Вожди и вдохновители всех революций подобрали ключ, потерянный нами в снах о стране теней, полной немых путников. Они нашли его код в скрипящей записи на старой магнитофонной ленте, пущенной наоборот. Они прокрались, пересекли океан, и вышли на берег, миновав тысячи лет, и лабиринт из зеркальных городов. Это Бойцы Идеального Джема. Они делали революцию всегда, даже когда дремали, или когда жевали кубинский табак, изредка сплёвывая себе под ноги. Мастера махинаций с чувством долга. Они запросто могли разговаривать с вами о курсе евро, а вы, после их ухода, сами не зная почему, шли и разжигали костёр под трубами газопровода. Они рассказывали вам о прогнозе погоды на конец месяца, а вы потом, будто сонамбула, отправлялись куда-то, шепча название незнакомой станции, до которой нужно добраться, чтобы услышать там Сигнал, и сразу, безотчетно, начать ломать в неистовой схватке против всех, руки, ноги и головы, среди моря таких же, приехавших на станцию Последняя.
Этого можно было ожидать со дня на день. Дождавшиеся Первыми видели, как Пришельцы, стоя на бетонном пирсе, и сложив руки на поясах из буйвола, крепко обхватив узловатыми, почти коричневыми пальцами толстые полосы ремённой кожи, усмехались между собой, как только могут усмехаться Воины Идеального Джема. Неутомимые исследователи и реализаторы, они только вчера сошли с транс-океанического лайнера, неслышно ступая своими мокасинами, купленными "под шумок", по качающейся от веса их тел доске, проложенной между бортом корабля и щербатым краем пирса.
В первом же кабаке на портовом базаре, они рассказывали, окружившим их простакам, невероятную сказку о морском пирате, который вот уже много веков плывёт по реке воспоминаний, заключённый в ржавом и полузатопленном трюме своего парохода, прикованный там за пояс к пустому железному сундуку, в который он складывал золотые монеты побед, пока не был казнён. Уже вечность скиталец не видел человеческого лица и ни с кем не говорил, сопровождаемый одним лишь своим верным другом, единственным существом, которое любил в своих земных странствиях. Это редкий тропический попугай, который, никогда не смыкая глаз, ни днём, ни ночью, размахивается, запрокидывая голову, и ударяет что есть силы, огромным костяным клювом по пустому сундуку, на крышке которого сидит сам, никогда не разжимая когтистых лап. После каждого удара верной птицы подолгу звучит протяжный металлический грохот, вновь и вновь напоминая его хозяину обо всех делах своей жизни.
Зевак, которые находились к рассказчикам ближе всех, они на месте вербовали в Дружину Невесомости и приказывали записывать личный номер на внутренней стороне черепной коробки с помощью продававшегося тут же копеечного устройства. "Это недорого, мсье!" "Нет, вы уже приняты в наши ряды, обратный путь потребует от вас согласиться на небольшое хирургическое вмешательство" "Студия военизированного кино, сама распахнёт двери перед теми, кто решиться принять участие в штурме, они не продержатся и часа, это ясно всем!"
Продавшиеся Прожорливой мышке, нервно топчутся за углом и, как обычно, ждут. Они чувствуют, как приближается Встреча. Они рассчитали, что как только начнётся потасовка, воспользовавшись беспорядком, они ворвутся, размахивая Декларацией Опального Врача, в больницы общего профиля. "Это медицинская необходимость, нам положена хрустальная карамель, это медицинская а а а а я.....а..а, ддд-а-ю-ю-ю-ютттт!", - сгустятся в один дружный рёв крики и, словно на улице кончился воздух, многоголовая, многорукая и многоногая масса втянется в распахнутые двустворчатые двери. По мёрзлому асфальту будут скользить ботинки на толстой подошве.
Вот первые, Получившие Помощь, с неподвижными, нечего не излучающими лицами, протягивают руки Дружинникам Невесомости и те ведут их к чёрному выходу, на котором Прожорливая Мышка подаёт всем Трость и Цилиндр, и помогает надеть Одноразовый Фрак.
Серые потрёпанные голуби - символ всех городов - покидают центр. Главная площадь заполнена митингующими приверженцами организаций, как известных, так и вымышленных, зеваками, работниками индустрии Здоровых и Удачливых людей, и прочими, прочим, прочим... мыслимым и немыслимым сбродом.
В это время Мировой учёный и Гениальный врач, появляется из дверей чёрного "Кадиллака", вырулившего на середину площади. На месте водителя, и на заднем сидении машины красуются горрилы в красных кепках с жёлтыми кисточками. На Учёном же надеты его походная парусиновая куртка, шнурованные военные ботинки на толстый гольф, шорты из камуфляжной ткани и походный ранец. В ранце постоянно находятся три предмета, исключительно признаваемые и применяемые им в своей врачебной практике. Первый - это стеклянный пузырь, заткнутый резиновой пробкой, в котором болтается прозрачная жидкость, второй - это порошок в пол-литровом флаконе образца формакологической индустрии восемнадцатого века, с фигурной крышечкой и полу- стёртой этикеткой, ну а третий предмет - клизма. Как говорит её владелец: "она единственный предмет из этого набора, который я использовал только один раз, и это был вопиющий случай, который потребовал от меня продемонстрировать всё моё мастерство. В течение всей моей практики, пациенты, только что лежавшие без дыхания в приёмной, всего через пять минут, после посещения моего кабинета уходили восвояси на своих двоих, не уставая при этом благодарить меня, и умолять о возможности повторного сеанса." "Я предъявляю клизму при пересечении границ, как атрибут моей профессии: к сожалению всё ещё бывают случаи, когда в силу невежества персонала, таможня принимает меня за кого-то другого, особенно часто это происходит после осмотра ранца и находящихся в нём лекарств, что оскорбляет моё профессиональное честолюбие" "Нет, вы подумайте! Их, видите - ли смущает, что мои подопечные спокойно бегают со сломанными руками а ногами, и вообще, ведут себя как хищные африканские рыбы, способные сражаться даже тогда, когда от них остаётся один скелет. Раз всё, что я делаю - это накачиваю несчастных наркотиками, то пусть они занимаются полевой хирургией сами, а я посмотрю на этих умников. Но хватит, я не собираюсь повторять их слова, здесь, перед публикой, у которой хватило времени и стремления к знаниям, для того, чтобы собраться вместе. Я должен, наконец, выступить перед обществом, которое способно понять идеи моего масштаба"
Одна из обезьян выхватила из автосалона рупор внушительных размеров и передала хозяину. Доктор, накинув на плечи тесьму, удерживающую устройство, кашлянул для проверки, и произнёс:
-Я знаю, что незадолго до меня, в страну уже прибыли мои питомцы, Воины Идеального Джема - самоотверженные исследователи, посвятившие себя искусству социальной трансформации, и, надеюсь, эти ребята уже призвали на нашу сторону достаточное количество добровольцев...Да, всем на будущее: надпись на внутренней стороне черепной коробки теперь не понадобиться, достаточно будет иметь при себе рекомендацию Прожорливой Мышки, заверенную её личной печатью, которую невозможно подделать. Да и не имеет смысла, как вы скоро убедитесь...и это не всё, - доктор продолжил, но шум и гвалт смешали все звуки.
Толпа пришла к грани, лежащей между ликованием и аннигиляцией. Малейшая провокация тут же порождала вспышку, в которой исчезали провокаторы вместе с их целями. И только серые потрёпанные голуби - символ всех городов - рассевшись по козырькам крыш, деревьям, стрелам башенных кранов, рекламным щитам, попрятавшись в чердачные вентиляционные отверстия и прекратив всякую деятельность, принялись ждать, когда толпа разойдётся, и опять появятся те самые, которые крошат весь день хлеб, с ногами в войлочных калошах.
К Доктору, между тем, присоединилась Прожорливая Мышка, пробившаяся сквозь толпу посредством живого щита, участники коего, одетые в одинаковые фраки и цилиндры, механически сливаясь в пронзительно-совершенном отсутствии эмоций, сделали всё за пять минут. А за ней подоспели и Воины Идеального Джема.
-А теперь, - вновь задрожал сверхмощный мегафон в руках Гениального Врача, - во избежание беспорядков я заявляю: мы, то есть я и мои коллеги, с которыми вы уже, думаю, знакомы, вынуждены взять управление государством в свои руки, так как ваше бывшее правительство, поражённое могуществом сил, вставших на нашу сторону, само сложило полномочия. Сейчас мы направляемся в здание для заседаний, чтобы принять участие в торжественной инаугурации.
После эти слов доктор элегантно помог сесть в автомобиль Серой Мышке, поддержав её за локоть, затем дал знак Революционерам Идеального Джема, шеренгой стоящим около машины, дождался, облокотившись на открытую дверцу, пока те займут места на заднем сидении, окинул площадь взглядом, и сам сел вперёд, рядом с водителем - горрилой.
-Подождите, подождите!!! - закричал я, доставая из кармана гранату. Дыхание моё, при этом, сбилось от чувства, незнакомого доселе и зревшего, может быть, всю жизнь.
-Вы арестовали то, что и так принадлежит всем по праву! - от усилия грудь онемела, и голос, оторвавшись от источника, почти физически полетел камнем, и ударил по тонированным стёклами и чёрными, лакированными дверям, собирающегося тронуться лимузина. Сидящие в нём тут же повернулись в сторону звука, и тут же, разом, открыли двери, чтобы получше разглядеть наглеца, и тогда я, безотчетно, резко и молча, сорвал чеку, запечатлел прохладный гофрированный металл корпуса гранаты в ладони, и метнул её, что было силы. Рывок растянул плечо; она полетела прямо в одну из открытых дверей. Преодолев, кадр за кадром, несколько метров, разделяющие нас, она глухо ударилась об обивку салонного кресла, между Питомцами Доктора, и, едва успев отскочить от пружинной спинки, тут же взорвалась в полёте.
Перед вспышкой я отчётливо разглядел удивление и испуг в расширившихся глазах, смотрящих мне в лицо из-под съехавшего набок козырька пробкового шлема, и одновременно - сгорбленную тень Прожорливой Мышки, дёрнувшуюся было к противоположной двери.