Аннотация: ...именно та Россия, которую увидел Райнер-Мария Рильке, дала миру величайшего немецкого лирика XX века, оправдав тем самым все его заблуждения.
В апреле 1899 года в мастерской Леонида Осиповича Пастернака неожиданно появился незнакомый молодой человек. Пока художник читал рекомендательные письма от своих немецких друзей, вручивший их незнакомец с любопытством осматривал помещение. С не меньшим любопытством Пастернак исподтишка поглядывал на гостя. Удлиненный овал лица, крупный нос, мягкая небольшая светло-русая бородка, широко распахнутые светлые глаза. Цепкий взгляд художника отметил и восторженный интерес гостя ко всему окружающему.
Звучное имя - Райнер Мария Рильке - ни о чем не сказало художнику, хотя гость из Германии был автором уже трех стихотворных сборников. Стихи, благодаря которым Рильке приобретет всемирную славу великого лирика, еще впереди. А пока что неизвестный немецкий поэт пленил российского художника искренностью восприятия окружающего и страстным желанием узнать как можно больше о России, о русском человеке и русском искусстве. Более конкретным было его желание познакомиться с Толстым, олицетворяющим в глазах приезжего иностранца все три ипостаси.
Пастернаку, часто встречавшемуся в то время с Толстым в связи с подготовкой иллюстраций к "Воскресению", не составило труда на следующий же день представить писателю Рильке и его спутников: немецкого востоковеда, ориенталиста Карла Андреаса и его жену Лу Андреас-Саломе. Именно она была духовным инициатором этой поездки, поэтому о ней следует рассказать подробнее.
Урожденная петербургская немка Луиза Саломе - дочь генерала русской армии Густава фон Саломе, ведущего свою родословную от изгнанных из Авиньона гугенотов, - была широко известна в немецкоязычных интеллектуальных кругах Европы. Писательница, эссеистка, литературный критик, она во всем демонстрировала свой живой ум, строптивый нрав и неукротимое свободолюбие.
Она слыла то ли "совершенным другом", то ли "абсолютным злом" Ницще. Ею восторгался Фрейд, чьей сподвижницей она стала в свои зрелые годы. Среди ее собеседников были Ибсен, Тургенев, Гамсун и Вагнер.
Рильке познакомился с Лу Андреас-Саломе в 1897 году в Мюнхене, когда ему было 22 года. Он инстинктивно почувствовал в этой женщине ту силу духа, которой так не хватало ему, особенно в пору становления поэтического творчества.
Отныне вся жизнь и искусство Рильке подчинены обожествляемой им женщине, которая на 14 лет его старше. По ее совету он изменяет свое подлинное имя Рене на более мужественное - Райнер, он копирует ее почерк, проникается ее философскими, религиозными, эстетическими идеями. Он нашел в ней союзницу в своем давнем увлечении Россией и русской культурой.
Рильке и Лу Андреас-Саломе с мужем поселяются в Шмаргендорфе, недалеко от Берлина, у самого леса. Дружба с Лу и новая жизнь целиком поглотили Рильке. Их совместные прогулки босиком по лесным тропинкам в сопровождении косуль, которые доверчиво искали лакомства в его карманах, колка дров, простая русская пища и свободная русская одежда - все это было захватывающе ново. В своих воспоминаниях о нем Лу Андреас-Саломе писала:
"Райнер нередко помогал готовить, особенно когда варилось его любимое блюдо - русская каша в горшке или борщ; <...> в синей русской рубахе с красным орнаментом он помогал колоть дрова и вытирать посуду..."
Все это можно было бы назвать барской блажью и игрой, если бы за этим не стояло совместное изучение истории русского народа, русского языка и русской культуры.
Увлеченные "святой Русью" берлинские отшельники предприняли весной 1899 года свое первое путешествие в Россию.
Россия потрясла Рильке.
"Мой голос потонул в звоне кремлевских колоколов, а от сияния золотых куполов слепнут глаза", - писал он своей петербургской знакомой.
Впрочем, впечатлила его не Россия, которую он не успел узнать за короткое время пребывания в Москве и в Петербурге, а определенная сторона российской жизни. Так, его привела в восхищение молчаливая толпа молящихся в Кремле в ночь на Святое воскресенье. И первый удар Ивана Великого расколовший благоговейную тишину, и праздничный перезвон пробудившихся следом московских колоколов.
Он увидел Россию именно такой, какой рисовал ее в своих мечтах: страной сохранившей духовность, благодаря религиозности народа, не испорченного развратом цивилизации. Поэтому в русской живописи его приводили в восторг религиозно-сказочные работы Васнецова, а в поэзии умиляли стихи Спиридона Дрожжина, подражательные и слабые, но исходящие из уст настоящего "народного" поэта.
Восторги Рильке и его спутников не встретили поддержки Толстого. Встреча с Толстым, глубоко запавшая в душу Рильке, не оставила никаких следов в дневниковых записях самого Толстого.
Обладавший своеобразным взглядом на христианство, идущим вразрез с церковным, Толстой не смог скрыть своего отношения к восторгам очередных иностранцев, идеализирующих Русь, ее мессианскую роль в истории культуры, и самого русского мужика. Тому, кто знал об истинном положении России и о бесправии этого самого мужика, трудно было разделить умиление иностранных гостей. Того, кто видел несомненное зло в приверженности безграмотного российского мужика религиозным суевериям, раздражало восхищение образованных людей обрядовой стороной религии.
Между Толстым и Лу Андреас-Саломе завязался спор, Андреас и Рильке были его безмолвными свидетелями.
Однако Толстому не удалось поколебать любовь путешественников к патриархальным устоям страны-сказки. В продолжение всей своей жизни Рильке называл Россию своей "духовной родиной": "Чем только я ни обязан России, она сделала меня таким, каков я ныне, из нее я вырос духовно, она - родина каждого моего побуждения... "
Получается, что именно та Россия, которую увидел Райнер-Мария Рильке, дала миру величайшего немецкого лирика XX века, оправдав тем самым все его заблуждения.
По возвращении в Берлин Рильке и Лу Андреас-Саломе продолжили изучение русского языка и истории русского искусства. Рильке прочитал в оригинале Толстого, Достоевского, переводил на немецкий Лермонтова и Чехова. Вместе с Лу Саломе они написали очерк о Лескове, и вместе строили планы следующего совместного путешествия в Россию.
Во время второго путешествия Рильке по России произошла краткая встреча, молниеносное пересечение судеб великого немецкого лирика и десятилетнего мальчика, лирический дар которого еще никому не ведом.
Мистическая неслучайность этой встречи в дальнейшем будет для Бориса Пастернака одним из знаков правомерности выбора им поэтической стези.