Вернемся к Поршневу и Прибраму, к вообще базовым понятиям о сообществах. Простое утверждение, что "... [цивилизации] есть сплав двух принципиально враждебных сообществ" некорректно. В максимальной степени некорректно, особенно если учесть сколько откровенной ереси, глупости, чуши собачьей за последние столетия сказано о социумах и прочих сообществах.
Во-первых, не двух, а нескольких. Минимум трех.
Во-вторых, не "принципиально враждебных сообществ", а разных видов.
Первое утверждение относится скорее к области простой логики: в любой системе есть ядро, периферия и контактная зона между этими двумя. И все они обладают разными характеристиками, разной структурой и т.п.
Второе - это уже ближе к так называемой социологии. Мы до сих пор, приблизительно со времен просветителей, полагаем, что есть такая хрень, которая называется Особь. Индивид. В частном случае - Человек. А иногда отдельные герои-исследователи даже особь муравья обнаруживали. Во как бывает, черт бы взял все ваши тупые головы!...
Еще раз. Не существует особей. Не существует индивидов. Есть единый организм стада, муравейника, города, завода, дома, семьи,... геобиоценоз, бля. Не один, бля, а в ансамбле. Биомасса есть, ясно?! А индивидов нет, не было и не будет.
Да, действительно, нет стада или сообщества леопардов, это справедливое возражение. Справедливое, но глупое. Кретинское. Тупое и недоразвитое, как ваши мозги!!!! Леопард есть деталь нескольких конкретных стад копытных, которые регулярно пересекают данную территорию. Леопард есть деталь этой территории. Он - кисточка на рогах антилопьего бога, он - яшма, светящая этому лесу. Не понимать это нельзя. Потому что это не имеет никакого отношения к леопардам. Это норма сознания, стандартный шаг смещения логики жеста, логики ветра.
& Боцман говорит: Доктор тут слегка развопился, но простим ему. Он-то все с человеками, а мы, грешные, с ним и сами с собой. Нам, по счастью, немного комфортнее. Объясняю про смещение логики ветра. Вот, предположим, обнаружили мы некую закономерность, которая описывает взаимосвязь ряда согласных и некоторых состояний сознания в первом и во втором четверостишии данного стихотворения. А в третьем четверостишии эта закономерность уже не работает. Это не значит, что она не работает. Просто на место конкретного ряда согласных встали, скажем, знаки препинания, т.е. типы пауз и интонационных акцентов. А может - гласные, черт его знает. Это не важно. Главное, что вещное наполнение структуры закономерности изменилось. Сама она осталась, но при помощи имеющегося инструментария мы ее уже не видим. Другой пример. Первое поколение тараканов можно ликвидировать при помощи дихлофоса. Второе поколение подвержено воздействию дихлофоса только на 40%, а третье и вовсе не обращает на него внимания. Это не значит, будто их нельзя уничтожить. Просто дихлофос следует поменять на другое средство. А милионное поколение тараканов, которое не только не подвержено никакому химическому воздействию, но и еще мутировало до состояния термитов и населяет все перекрытия и стены дома - что с ним делать? Каким способом их прижучить? Очень просто. Надо собрать вещи, встать и уйти. Предварительно подпалив домишко. Это не имеет никакого отношения ни к стихам, ни к тараканам, потому что их нет. Есть человеческое сознание, есть принципы его функционирования. Еще раз повторю слова Ту Шуня: "... сознание мыслит, а дхармы, обрастая телесностью, теряют свое истинное значение". Уточним - данное значение, предыдущее значение. В таком виде соображение Ту Шуня оперативно гораздо полезнее. Мы, как бы не старались, а наделяем те конструкции, которые думаем, телесностью. Как подорванные подыскиваем им денотаты. Наше мышление вещественно и от этого очень трудно абстрагироваться. А любая вещественность конечна. Тогда как движение сущностей, движение тех самых конструкций, которые мы думаем, оно в достаточной степени неограничено. Пластично. А вещные наполнения - увы, конкретны и стремятся к окаменению. Ничего плохого, впрочем, в этом нет. Это просто есть и все. И надо об этом все время помнить.
& продолжаем разговор. В отаре овец есть несколько - порядка трех-четырех - разных групп. Они отличаются друг от друга поведением, вкусом мяса, качеством шерсти, продолжительностью жизни, расположением внутренних органов и т.д. Это разные нации, разные этносы, разные классы, разные виды. Это принципиально не одинаковые образования. То же и в муравейнике. Рабочие, солдаты, фуражиры и матка. Функциональная разница предполагает физиологическую разницу. Вполне решительную. Мужчины и женщины у австралийских папуасов (по наблюдениям этнографов всего лишь начала XX века!), относились к разным сословиям, классам и порой даже к разным племенам. В архаике, кстати сказать, в неолите, это было повсеместной нормой - мужчины и женщины были совершенно разными народностями. С разным языком, разными орудиями и разной - хи-хи! - физиологией. Так вот, если мы, в качестве эксперимента, удалим из муравейника матку и всех юных "принцесс", то что произойдет? А очень даже просто. Маткой сделается один из фуражиров. Или - один из рабочих. Возьмет и мутирует. Это все равно как если бы в группе, состоящей из негра, китайца, эскимоса, русского, латиноса и, скажем, еврея, вдруг - ай-яй-яй-яй! убили негра. Беда-то какая. А без негра никуда. Что делать? А очень просто. В негра немедленно превращается лишний эскимос. Или запасной еврей. Или кто другой, не суть. Кажется, будто это невозможная шутка. Анекдот. Ан нет. После войны - второй мировой - в распоряжении наших ученых было довольно много раненых в голову. Т.е. людей с поражениями головного мозга. И тогда экспериментальная нейрофизиология обнаружила, что функции выбитых участков мозга берут на себя другие участки. Хотя довольно долго нейропсихологам и нейрофизиологам казалось, что в мозге существует устойчивое функциональное распределение. И одна зона отвечает за слух, другая за различение запахов и т.п. Однако - хренушки. Нет, конечно же, это распределение есть, но при необходимости может быть кардинально пересмотрено.
Поэтому мы должны одновременно помнить и то, что любое "сообщество" состоит из нескольких различных видов, и то, что эти виды взаимозаменимы. Готовы к взаимным, обратимым и/или необратимым мутациям.
Поздний неолит, энеолит, зарождение первичных цивилизаций - пусть самой первичной, месопотамской - достаточно далеко отстоит от времени НР. Минимум тысяч на пять годочков. А на самом деле, так и на все восемь. "Приключения Думузи", тем не менее, сумели дотянуться и сквозь эти годы, и ухватить в прошлом те мотивы и конструкции, которые нас сейчас интересуют.
Вообще, это удивительный факт. Некоторые идеи и конструкции сохраняются в человеческом сознании так прочно и так долго - практически, от его возникновения, в смысле, сознания - что даже самому унылому исследователю должно бы быть понятно: это не просто идеи какие-то там. Это элементы формирования сознания. На этих конструкциях человеческое сознание выросло. Из них оно выработало свой инструментарий, свои принципы мысли, и от них никогда не откажется, как бы не старалось их замаскировать, переназвать и вовсе сделать вид, будто оно само их придумало.
Впрочем, по порядку. Что же успел рассказать нам Думузи, пока его не сожрали демоны галла. Или галь-ла.
Мотив расчленения. Разъятия жертвы на куски или части. Эта конструкция присутствует в явном или не явном виде едва ли не во всех мифах, сказках, былинах, легендах, художественной литературе, фильмах ужасов, сводках происшествий и даже в естественных науках. Собственно, термин "анализ" и означает "расчленение".
Но особенно любопытны для нас привязки расчленения к плодородию, к размножению. У индейцев Южной и в меньшей степени Центральной Америки культурного героя частенько разрывают на части и разбрасывают там и сям. Это, разбросанное, потом прорастает растениями и плодами. В отдельных случаях его просто как следуют мутузят (чуть ли не бейсбольными битами) и изо рта у него вылетают зерна-семена. Гайявата, которого Лонгфелло составил из суммы северо-американских (и слегка центрально-американских) сказаний, после длительного поста (жратва кончилась, вот он и постился) борется с "прекрасным юношей", Мондамином. Убивает его, разумеется, закапывает, а из трупа образуется маис. У всяческих индоевропейцев связь между расчленением и плодородием несколько более косвенная. Разве что арийские варвары напрямую связывают разрубание Вритры (Валы) с появлением вод, коров и солнца.
Мотив разницы в диетах. Что в редуцированном виде сводится к мотиву угощения. Или к попыткам построить приемлемую всеми участниками застолья еду. Это, опять-таки, абсолютно всюду и всегда. Даже в самом голодающем Поволжье и Сомали.
Наконец, мотив женско-мужского статусного конфликта. Кто в доме хозяин и кому кого иметь. Тут может возникнуть некоторое сомнение - дескать, такая постановка вопроса была актуальна разве что для фазы перехода от материнского доминирования к патриархату. Ну, и в последующие некоторые столетия, когда сей переход надо было как следует отрефлексировать. Иначе говоря, такой прямой формулировки не очень-то много и найдешь в позднейших литературах и других формах сохранения впечатлений. Тем не менее, тщательно приглядевшись, ее можно найти в довольно видоизмененных обличиях. Все модели, в которых присутствуют любого рода ведьмы, колдуньи и т.п. Все модели, в которых присутствует любого рода скандал. Все модели, в которых присутствует любого рода соблазнение, эротика. Причем не важно, в какую сторону она направлена. Все это есть те формы, в которые мимикрировал простой статусный, я бы даже сказал, классовый (хоть даже расовый, если уж быть утрировано корректным) конфликт.
Таперича, дражайший публикум, глянем на всю эту херь и попробуем построить схему, где бы названные позиции были бы естественны, логичны и совместимы.
Существует центр данного "сообщества". Которое, безусловно, матрилокально. В этом центре живут женщины, старики и дети. Там горит очаг, там пещера, там находится стационар. Вокруг него, на приличном отдалении ходят мужики. Отдельными группами, которых несколько. Мужики ходят не просто так, они еще и шляются за стадами копытных. Вместе с ними гуляют гиено-шакалы. Будущие лайки, гончие и сеттеры. Вся эта конструкция - из одного центра и нескольких плавающих периферий, каждая из которых обладает своим вариативным центром - она и называется сообществом мезолита.
Приблизительно так и обстоит дело накануне неолитической революции. Самое любопытное в этой структуре то, что земледелие возникает внутри женского центра, на базе собирательства. Но - при помощи мужской периферии. Как это происходит, зачем и почему?
Сидят себе бабы. С дитями. А также с небольшим количеством шакалов, стариков и копытных, которые успели сбежать от бродячих мужиков. Заметим, кстати, что это, помимо прочего, и есть первичный момент доместикации копытных - те животинки, которые вышли из внешнего круга во внутренний, уже становятся табуированы для мужиков-мигрантов. Причем эта табуированность еще далеко не ритуальная - она просто территориальная. Потому что мужики и бабы являют собой два разных образования, две нации, две стаи. Да, они живут в некотором симбиозе, но он совершенно функционален, а значит, ограничен определенными рамками. Они говорят на разных языках, владеют разными орудиями, разными навыками, у них различная иерархичность внутри сообществ. Еще раз повторю, мужских групп несколько. Они тоже совсем не идентичны по своим характеристикам.
Так вот, взаимодействие с копытными и взаимодействие со злаками является инструментом взаимодействия между сообществами.
Строго говоря, решение всех задач, связанных с человеком, сводится к двум операциям - к подстановке и, затем, подмене. В частности, первый серп, сделанный из челюсти копытного, был такой подстановкой. Потом - увы - на место выпадающих зубов подставлялись микролиты. А потом этот уже СЕРП подменял собой первичную челюсть. Но одновременно происходила подстановка и подмена и в процессе его (их) употребления, и среди субъектов обладающих правом подменять собой копытного, храбро помахивая его продолговатой челюстью. Здесь самое любопытное, что пацанва, периодически сбегающая и от суггестивно более сильных баб, и от более нервически (и территориально) агрессивных мужиков, утаскивала с собой финальные (для локальной ситуации) образцы орудий, не сохраняя целиком траекторию их генезиса, но вытесняя структурный след этой траектории в образ ИНОГО (чтоб не говорить дурацкое слово - сакрального) их употребления и - главное - ИНОЙ принадлежности.
как-то так. Потом допишу.
Вот пару лет поработаю для денег, уеду в деревню, сяду спокойно и допишу. Ей-же-ей.