Батура подрядился строить дом. Дело эт'конечно, прибыльное и приятное вместе. Особенно, когда ты плотник, умелец и всякое такое, сопутствующее. А это, в частности, означало, что был Батура пьяницей. И как назло -- пьющим сильно, но спазматически, временами. Так сказать, пьяница второго разряда. А случилось, что именно в это время лишь он один из второразрядников был в завязке.
Это я к тому, что бригаду Батуре никак подобрать не удавалось. Перворазрядники денек проработают и сломаются, а чистая публика, из третьего разряда, и так по пальцам считана. И размениваться на жалкие полтора батурины лимона, тем паче имея в начальничках второразрядника?.. Мезальянс, моветон и западло.
(Про разряды я для простоты сказал. А то если строгую классификацию разворачивать -- боюсь, затянет это занятие. И тема по нынешним временам -- в принципе не актуальная. Разве сейчас пьют? Так, хлебают без чувства...)
Взялся Батура за топор, как и полагается, в понедельник. А аккурат в среду из леса вышли поэты. Числом -- два.
Увидал их Батура, возрадовался, распознав в поэтах братьев-второразрядников. И не желая ронять авторитет бугра, умельца и прочая -- послал к поэтам Мулю.
Муля, он, конечно, отдельного повествования заслуживает. История его уникальна, характерна и поучительна. Типичная история островитянина. Позже расскажу.
Муля нашел поэтов там, где и должно было им быть найденными -- у рыбкоповского магазина, что на ямах.
- Здорова, Морда, нальешь? - спросил Муля крупного поэта. Морда порылся в памяти и не нашел. По природной забывчивости и склонности вообще не числить себя чьим-нибудь должником.
- Здорова, Доктор, - продолжал тем временем Муля, - самолета вчера не было, а "Юшар" назавтра обещали, принес чего?
Доктор был поэтом роста среднего, но доброты и благодушия неизмеримого.
- Сядь, Муля, выпей с нами, - сказал Доктор и пихнул Морду в мясистый бок, - налей человеку.
Тот, успев припомнить все случаи совместного с Мулей пития, осознал, что давно должен Муле, и не один стакан, а дюжину, по меньшей мере.
- Ладно, глотни, Муля, колотит тебя, поправься.
Муля чинно выпил, пожевал предложенную корочку, вытер усы и с достоинством поднялся.
- Спасибо, мужики. Морда, Батуру видел? Он Горелому дом подписался поставить, так взял себе Черного и Лунохода в бригаду. Хе-хех... Черный запил, а Луноход упал и бревно на себя уронил. Ну, бывайте, мужики.
И Муля ушел.
Поэты допили бутылку, взяли еще одну, и Морда сказал:
- Батура мне стакан должен и полпачки сигарет с прошлого года. А ты его зятя до Долгой доволок. Так что пошли, Доктор.
Доктор был умный и все понял. А поняв - заявил:
- Смотри, Морда, сейчас уже октябрь, я больше трех недель работать не стану, не хочу. Надоест. Учти. Пошли.
И они пошли, и пришли к Батуре, и выпили, и поговорили, и назавтра пришли со своим инструментом. Но было сказано Батуре:
- Знай, Батура, что мы поэты, а потому - люди подлые, взбалмошные, ненадежные и ваще. Так что, не обессудь, ежели что.
- А-а-а!.. - сказал Батура, - херня, не ходовая часть. Я вам, мужики, верю.
И тут же решил, что наебет поэтов по максимуму. То есть - как получится. А поэты ничего не решали. Они и так жили как получится.
День, да другой, да третий, и вроде как складно все получается. Доктор мужичонка крепенький оказался, хотя по виду, вроде, и не скажешь, - а вот семиметровое бревно вполне бодро волок и в венец сам укладывал. Да и Морда - ждал от него Батура лени, безделья и саботажа, ан нет, работает, пашет, аж пар через телогрейку валит. Сам-то хитрован Батура тоже честно себя вел: за мастеровитостью не прятался. Надо - черный пол колотить примется, надо - и на болото за мхом сходит.
А только как-то пришел к мужикам Туча и попросил закурить. Закурил и под навесом сел. Потом остался пообедать с тружениками, даже пару селедин к столу выложил. Потом еще сигаретку стрельнул и ушел в поселок. А к вечеру вернулся, со своим уже табаком, и опять сел под навесом. А когда пошли с работы по домам, и Батура свернул к себе на Заозерную, а Туча вслед за ним свернул, то Морда вслед сказал:
- Ты, Батура, человек взрослый. Так что учить и лечить тебя поздно. А только мы тоже, знаешь, сами себе хозяева. Так что дело твое.
- Да ну, - сказал Батура, - вот еще.
А Туча прогудел неразборчиво:
- Чего там, мужики, я ж понимаю, надо - значит надо, что ж я, не понимаю, я ведь так, за карбас поговорить.
- Ладно, - сказал Доктор, - счастливо, Батура, тебе жить - тебе решать.
Назавтра, понятное дело, Батура не пришел. Поэты, кстати, тоже не пришли. Вернее, Доктор и мог бы, а -- плюнул. Послал Фигуриного племянника проверить, дома ли Батура. Тот даже в квартиру не стал заходить. К дому только подошел и все понял.
Вечером к поэтам Фигура с Мулей пришли.
- Что, мужики, - сказал Муля, - бугор-то запил, я слышал, они с Тучей у Горелова были, авансу взяли, теперь долго ждать, а вы сами, может, достроите?
- Посмотрим, - сказали поэты и пошли к Фигуре в гости. Песни петь.
На четвертый день Доктор похмеляться не стал. Мужество проявил. Пока не стемнело -- на койке валялся, размышлял и маялся, а потом пошел к Бармалею, насчет машины договорился. И в ночь весь рубероид и сотню листов шифера, что на гореловский дом Батура заготовил, на машину погрузил и на Фильтон отвез. Там Поляк себе баньку и сарай строил. Утром с Бармалеем рассчитался и ушел в Кемь, на "Беспробудном". А Морде с Батурой велел передать: я предупреждал, мол, вам жить -- вам решать. Ноябрь уже.
А Батура Морде так ни копейки и не заплатил. Как и собирался. А дом Горелому только к весне достроили. Так получилось.