Липин Игорь Николаевич. Бронепоезд

От автора.

Действие происходит в странном мире постядерной цивилизации. Возникают новые социальные формации, являющиеся отголосками прошлой жизни. Вместе с главным героем по имени Прозаиг, обладающим телепатическими возможностями, мы путешествуем по этому призрачному миру, неожиданно ставшему реальным...

БРОНЕПОЕЗД

Книга вторая

Часть 1. ПРОЗАИГ

Время действия: зима 245 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: где-то в Сибирской тайге.

...Неожиданный коварный удар в пах прервал дыхание и заставил согнуться. В глазах поплыли золотистые звёздочки. Что-то обрушилось на затылок и я начал погружаться во тьму. С трудом собравшись, заставил себя выпрямиться. Правая рука привычно крутнулась в обманном движении, а кулак левой с хрустом ударил в лицо Евы. По-кошачьи кувыркнувшись, она смогла устоять на ногах, и тусклое лезвие ножа сверкнуло в крошечном кулачке. Без всякой паузы женщина прыжком бросилась на меня. Я машинально выставил локоть вперёд защищаясь, и тут же ощутил резкую боль в предплечье. Мышцы словно онемели. Липкая и горячая кровь потекла внутри рукава. В ярости я ударил Еву другой рукой, но кулак провалилась в пустоту, а крошечный клинок обжог запястье. Теряя самообладание, попытался достать ногой эту маленькую, неожиданно ловкую и вертлявую тварь. Увернувшись от удара, она молниеносно присела и вновь блеснула лезвием. Из длинной резаной раны под коленом толчками стал бить фонтан крови. Стремительно скользнув где-то внизу, женщина воткнула нож в другую мою ногу...

Накатившийся приступ тошнотворной слабости, заставил медленно опуститься на алый, забрызганный кровью снег. Конечности отказывались служить. Непослушными пальцами я бесполезно пытался достать тяжёлый боевой нож, ругая себя за легкомыслие и с ужасом чувствуя, что теряю сознание. Голова кружилась. Обездвиженный и беспомощный я умирал от потери крови. Последнее что увидел, перед тем как потерять сознание - ядовитая усмешка на лице Евы и миниатюрное лезвие складного ножа, нацеленное мне в горло...

* * *

Скат палатки, густо покрытый инеем, нависал над лицом. Изредка порывы ветра лениво трепали ткань и тогда хлопья изморози падали на лицо, приятно охлаждая горячую кожу. В тесноте спального мешка было жарко. Я попытался шевельнуться, но резкая боль в туго стянутых руках и ногах не позволила мне сделать это. Сидящая рядом Елена внимательно посмотрела на меня:

- Очухался? Ну, вот и прекрасно! Теперь на поправку пойдёшь. Вот, на-ка, выпей...

С трудом приподняв голову, с удовольствием отпил из кружки горьковатый напиток, пряно пахнущий травами и без сил откинулся назад. Вспомнились события годовалой давности, приведшие меня к такому жалкому состоянию...

Глава первая

После стычки с полицией нравов амазонок мы уже полгода шли на север. Мир вокруг, с каждым днём пути, всё разительнее менялся. Вместо степных перелесков, тайги и болот перед нами простиралась во все стороны безжизненная, белая пустыня, слепящая глаза миллиардами снежных кристалликов. Ни малейшего кустика или деревца, за которые мог зацепиться взгляд, не было и в помине. Изредка встречались следы каких-то карликовых оленей и полярных крыс.

Сердце сжималось от осознания того, что нам придется жить в этом странном снежном мире без тёмного времени суток. Тогда я ещё не знал что солнце здесь не заходит за горизонт в течении полугода. Другие полгода его не бывает совсем. Наступает жуткая тьма с восьмидесятью градусными морозами и свирепыми пургами, сметающими всё живое. Любое живое существо не откочевавшее на юг погибало в полярную ночь. Но человек, как оказалось, выживал. Правда, чего это стоило людям, вскоре пришлось испытать на собственной шкуре...

* * *

Прошло несколько недель пути по бескрайней тундре, прежде чем, как-то утром, на горизонте появилась чёрная крошечная точка.

К полудню, две наши собачьи упряжки, въехали в заснеженную громаду заполярного города, где как мы полагали, должна была находиться загадочная Коммуна.

Невообразимое количество снега поразило нас. Остовы высоченных многоэтажных домов едва высовывались из гигантских сугробов, испещренных чёрными глазницами глубокие нор. Затоптанный грязью наст вокруг них был густо окрашен мочой в жёлтый цвет. Местами из-под снега торчали дымящие жестяные трубы.

Неожиданно, странный автомобиль на шести огромных колёсах, тарахтя движком и выплёвывая в морозный воздух голубые облачка бензиновой гари, выскочил из-за угла здания и, лихо сделав разворот, остановился рядом с нашими упряжками. Запах выхлопных газов поразил меня. Машина работала на чистом бензине! Такую роскошь, как езда со старинным двигателем внутреннего сгорания мало кто мог позволить себе в наше время.

Из открытого кузова выпрыгнуло несколько молодых людей с автоматическими винтовками в руках. С любопытством я вглядывался в них. Их нельзя было отнести ни к одной из известных рас. Широкоплечие, с большими и длинными как у быдлов руками, они были высокими и широколобыми как муты. Однако, голубые глаза и смуглая кожа напоминали расу бомжей. Удивительным было и то, что лица этих людей были абсолютно разные, непохожие друг на друга. Эти различия невозможно было списать на возрастные изменения или ошибки в клонировании. При взгляде на них становилось ясно - они рождены женщинами! Причем, рождены самым противоестественным способом - через влагалище!

Конечно, мои амазонки тоже так рожали моих сыновей, но это было безвыходное положение и я до сих пор с дрожью вспоминаю те муки, через которые они прошли. Скорее всего, слухи о том, что коммунисты полностью отказались от клонирования были правдой, хотя это не укладывалось в голове. Полагаться в вопросах человеческого воспроизводства только на волю случая и генные мутации было не только кощунственно, но и антигуманно!

Мои размышления прервал жёсткий удар прикладом в грудь, сбивший с ног. Крепкие руки обыскали карманы, содрали вместе с поясом нож и патронташ, бесцеремонно сдёрнули с плеча винтовку. Две мои спутницы послушно подняли руки вверх.

Чужаки в любом государстве не могут рассчитывать на тёплый приём. Беспрекословное повиновение - самая лучшая манера поведения при появлении в любом социуме - таковы были общепринятые законы в наше суровое время. Амазонок, не знающих таких дипломатических тонкостей, я заранее предупредил об этом.

Приказав девушкам оставаться на месте, коммунисты из подъехавшей машины защёлкнули на моих руках наручники и бесцеремонно закинули в кузов лицом вниз. Чья-то нога больно наступила на шею. Взревел мотор и допотопная повозка, подскакивая на снежных застругах, помчала меня в неизвестность. Позади слышался предсмертный вой и лай собак. Гостеприимством Коммуна не отличалась. Самые мрачные предчувствия стали одолевать меня....

* * *

Приехали быстро. Молодые люди, бесцеремонно выбросив меня из кузова, пинками поставили на ноги, затащили в одну из нор, выкопанных в гигантском сугробе, долго вели по сырым, дышащим холодом и сыростью снежным переходам. Когда я уже совсем потерял счет бесчисленным поворотам, распахнулась последняя дверь, и мы вошли в просторную, ярко освещённую электрическим светом комнату. За столом сидел человек, отдалённо похожий на представителя расы мутов и это придало мне уверенность. Стража, сняв с меня наручники, молча удалилась.

Мужчина устало потёр виски, провёл рукой по огромной блестящей лысине, не спеша налил в кружку дымящейся жидкости из большого чайника, стоящего на столе и только после этого посмотрел на меня:

- Кто такой? Зачем ты здесь?

- Меня зовут Прозаиг. С жёнами и детьми пришёл в коммуну, чтобы жить у вас.

- Неужели тот самый Прозаиг? Лидер сексуальной революции? Наслышаны..., поговаривали, что тебя расстреляли пидорасы.... Впрочем, нам всё равно.... Про жён и детей можешь сразу забыть - у нас в Коммуне нет таких понятий. Все дети и женщины общие!

В нескольких словах этот усталый человек, рассказал мне о законах Коммуны:

- 12-часовой рабочий день обязателен для каждого, начиная с пятилетнего возраста.

- всё имущество общее. Женщины, живущие в отдельном общежитии тоже общие, встреча с ними возможна лишь по специальному графику.

- кормятся коммунисты в специальных помещениях, называемых столовыми. Индивидуальное питание простым коммунистам не полагается.

- в личном пользовании может быть только одежда, которую власти в любой момент могут перераспределить по своему усмотрению.

- за нарушение любого из этих правил наказание одно - смерть

Пришельцев, не согласных с коммунистическими законами, ждёт немедленная утилизация.

Всё было предельно ясно. Не такой я представлял себе новую жизнь, но выбора не было: попал, что называется, из огня да в полымя...

* * *

Здесь надо сказать несколько слов об истории Коммуны.

Последствия Большого Взрыва почти не коснулись северных районов континента. Оказавшись отрезанными огромными пространствами от всего внешнего мира, северяне сначала не почувствовали никаких изменений в своей жизни. Запасов пищи и топлива хватало. Рядом было несколько газовых скважин, из которых газ закачивался в огромные ёмкости. Охлаждаясь при низких температурах, он сам по себе превращался в газоконденсат - вполне приемлемое топливо, похожее на низкосортный бензин.

Прошёл не один десяток лет, прежде чем наступил первый кризис. Из-за резкого похолодания климата многочисленные стада северных оленей откочевали на юг. Зимой глубокие водоёмы начали промерзать до дна, и вся рыба в них вымерла.

Когда люди стали умирать от голода, произошёл переворот. Толпы обезумевших от голода и холода северян грабили и убивали тех, у кого были хоть какие-нибудь продовольственные запасы и топливо. Вся добыча национализировалась, объявлялась общественным достоянием и распределялась специальным комитетом. Чуть позже его стали называть Национальным Комитетом Всеобщего Довольствия (НКВД). Так возникла государство, названное впоследствии Великой Северной Коммуной.

Охраняли и одновременно наблюдали за работой специальные отряды боевых ратников (СОБР), отличавшиеся жестокостью и крайней нетерпимостью к малейшим нарушениям трудовой дисциплины. За любую провинность рабочие жестоко избивались или казнились прямо на месте. Однажды, на моих глазах, насмерть забили бедолагу, только за то, что он задремал в укромном уголке мастерской. Все действия СОБРовцев считались законными и обсуждению не подлежали. Дисциплина в Коммуне поддерживалась только за счёт жесточайшей диктатуры.

В ратники набирались из членов коммунистического Союза молодёжи - элитной молодежной организации. Те, кто в раннем детстве прошёл специальный отбор и стал членом Союза, воспитывались в особом училище и были на привилегированном положении. Всегда тепло одетые, они питались в отдельной столовой, не надрывались на тяжёлом труде и проводили всё своё время в спортивных играх и тренировках. С 12 лет им разрешалось в любое время ходить в женские общежития для воспроизведения потомства.

* * *

Жизнь в Коммуне была несладкой. Простые коммунисты голодали и отбывали трудовую повинность. Сильно угнетал постоянный холод. Работать меня поставили на участок ремонта самодвижущихся механизмов. С горечью я увидел в этом злую иронию судьбы: мут из Клана разрушителей машин, вместо борьбы с ними должен был ремонтировать и восстанавливать старинную технику и механизмы, в изобилии сохранившиеся на севере со времён Большого взрыва.

Огромный ангар, в котором мы работали, совершенно не отапливался. Мою тёплую и добротную одежду заставили сдать на склад, а взамен выдали какое-то жалкое тряпьё, полагающееся работникам моей категории. Мне пришлось тайком, для тепла, пришить изнутри одежды ветошь, бывшую на строгом учёте.

Быстро пролетели летние месяцы. Огромные сугробы, в которых утонул бывший северный город, за лето не растаяли. Странно и дико выглядел этот огромный заполярный город-сугроб. В верхних этажах безжизненных девятиэтажек, торчащих их снега, никого не было. Вся жизнь Коммуны протекала в глубине вечных снегов на первых этажах зданий. Между тесно стоящими домами были прокопаны замысловатые лабиринты ходов сообщения. Жилая территория делилась на несколько районов, состоящих из компактно расположенных кварталов. Промышленная зона находилась достаточно далеко и поэтому, волей-неволей, приходилось выходить на поверхность.

Солнце даже летом появлялось крайне редко. Постоянно дул сильный порывистый ветер, гнавший сплошную пелену туч изливающихся каплями дождя, но чаще с неба летела снежная крупа или крупный град. По улицам текли зловонные канализационные ручьи, промывшие себе русла в вечной корке льда. В сторону от протоптанных дорог отходить не рекомендовалось - можно было провалиться и погибнуть в подточенных талой водой ледовых трещинах. Такие случаи нередко происходили с неосторожными пешеходами. Кроме того, в комендантский час, можно было легко нарваться на пули патрулей СОБРа. Поэтому без нужды мы не покидали свои жилища.

Два раза в месяц вместо работы нас водили в дальние женские кварталы для случки и воспроизводства. Многие, измотанные тяжёлой работой, использовали эти часы просто для того чтобы выспаться. Усталые, некрасивые женщины отдыхали рядом. Ратники, прохаживающиеся вдоль рядов кроватей снисходительно не обращали внимание на то, что мы не занимаемся сексом, хотя такая пассивность не приветствовалась.

Несмотря на все эти меры рождаемость в коммуне почему-то падала, а специалистов по клонированию истребили много лет назад. Новорожденные, в специальных питомниках выращивались до пятилетнего возраста, после чего наступал ритуал выбраковки. Особо одарённые дети шли в Коммунистический Союз молодёжи, другие распределялись на учёбу по рабочим местам, а слабые и недоразвитые отравлялись в пищевую переработку. В условиях Крайнего севера это было нормальным явлением. Любой белковый материал использовалось для еды.

Когда наступила полярная ночь и температура опустилась до 60-80 градусов по старой температурной шкале, жизнь в Коммуне затихла и объявлялась "актировка". На коммунистическом сленге это означало отмену всех работ на период зимних холодов.

Чтобы сохранить тепло коммунисты лежали под специальными меховыми или брезентовыми пологами, тесно прижавшись друг к другу. Прямо здесь же грызли мерзлые тушки крыс, раздаваемые дежурными, и вылезали только для того, чтобы оправить естественные потребности. Поскольку в темноте и холоде никто не хотел далеко отходить, в помещении накапливались огромные кучи замёрзшего кала и мочи. Весной, когда начинали пригревать редкие лучи заполярного солнца, первым рабочим днём объявился так называемый "субботник". Несколько дней мы долбили кучи мерзлых экскрементов и относили их на корм крысам, находившихся в специально оборудованных фермах на первых этажах здания. Конструкция ферм предполагала испражнение людей с верхних этажей прямо в вольеры, но зимой, на холоде и в темноте, этого правила ни кто не соблюдал. Излишне говорить о том, что мерзкий запах в общежитии, с наступлением относительного тепла, преследовал нас на протяжении всего летнего времени.

Отдельно стоит немного рассказать об уникальном изобретении коммунизма - крысиных фермах. В замкнутых, армированных прочной стальной сеткой бетонных коробках, содержалось огромное количество крыс. Эти небольшие серые создания отличались сумасшедшей репродуктивностью и ели практически всё: дерево, ветки карликовой берёзы и ивы, кости, шерсть, человеческие экскременты и даже пластмассу. В нашей мастерской, например, несколько рабочих занимались только тем, что срезали изоляцию с проводов и обшивку старых автомобилей на корм крысам.

Работа на крысиных фермах считалась престижной, но опасной. Часто случалось, что агрессивные животные кусали или насмерть загрызали людей. Зато, работники фермы имели одну очень существенную привилегию - при отлове могли в неограниченном количестве пить полезную и питательную свежую крысиную кровь. Они никогда не болели цингой (самой распространённой в Коммуне болезнью, считавшейся чем-то вроде насморка), отличались здоровым цветом кожи и наличием не выпавших зубов...

Без преувеличения можно сказать, что выживала Коммуна только за счет крысиных ферм. Похлёбка из крысятины и крысиное мясо с гарниром изо мха было дежурным блюдом в нашей столовке.

* * *

Между тем в коммуне назревал очередной энергетический и социальный кризис. Даже простого древесного топлива не хватало. Людей очень утомляли длинные переходы к промзоне в любую погоду: будь то дождь, мороз или пурга. На машинах ездили только ратники и члены НКВД. С завистью мы смотрели как они, сытые, в тёплой меховой одежде, проносились мимо в клубах бензиновой гари.

Среди нас, на работе, в столовой, в общежитии постоянно ходили специально обученные глашатаи-агитаторы на все лады расхваливающие НКВД и обещающие что скоро всё наладится. Однако даже самый тупой коммунист видел, что жизнь становится хуже день ото дня. Топлива, света и еды становилось меньше и меньше. Недовольство росло...

Прошёл год с момента моего появления в Коммуне, и такая жизнь совершенно перестала меня устраивать. Надо было что-то менять. Не для этого мы преодолели тысячи километров, рискуя попасть в зону Светящегося Облака, чтобы надрываться на непосильной работе на благо какой-то Коммуны! Ещё, к своему удивлению, я сильно скучал без амазонок и двух сыновей. Их судьба беспокоила меня. Часто с тоской вглядываясь в лица обитательниц женских общежитий я пытался расспрашивать про Ольгу и Наташу, но все было тщетно... Мои жёны-амазонки и дети затеряли среди других коммунистов и как сложилась их коммунистическая жизнь было неизвестно...

Глава вторая

Ближе к осени у меня созрел план, как выбраться из этого страшного коммунистического болота.

На найденном в мастерской случайно уцелевшем клочке бумаги, с трудом вспоминая забытые буквы, я написал записку о том, что знаю, как можно выйти из кризиса, и через охранников передал её в Верховный совет.

Я рисковал. Для многих любые попытки общения с властью заканчивались плачевно. Если мой план не понравится руководству Коммуны, то меня ждёт смерть. Всё зависело от того, как я смогу преподнести себя и свои идеи. Я возлагал большие надежды на моё природное красноречие и те нехитрые приёмы телепатии, которыми когда-то владел.

Через несколько дней меня вызвали к председателю Верховного Совета, где состоялась первая беседа.

Весь мой план сводился к одному тезису: для возрождения и процветания Коммуны нужна война и захват новых территорий. Только раскрыв перед народом заманчивые перспективы военных действий, можно избежать назревающего социального взрыва.

Для этого надо прежде всего поставить перед коммунистами цель: подготовка к войне и переселению на "материк" - на плодородные, полные живности и съедобных растений южные земли. Необходимо внушить народу ненависть ко всем другим расам появившимся на клон-заводах, гордость за своё рождение из женской утробы и веру в свою исключительность.

Следующей задачей была постройка мощного бронепоезда и неожиданный, сокрушительный удар по противнику, не ожидающему нашествия с севера. Железнодорожные пародвигатели, подходящие для переделки в бронепоезд, можно найти в городе, находившемся под Большим Светящимся облаком. Необходимо срочно отравить туда экспедицию, для оценки ресурсов, находящихся под Облаком и разведки вражеских территорий.

Я одержал свою первую маленькую победу в Коммуне. Президиум НКВД одобрил план и приняли решение немедленно отправить меня в разведку. Мой триумф омрачился только одним обстоятельством - в виду нехватки рабочей силы экспедиция будет состоять только из двух человек. Тут же мне представили человека, с которым я должен был идти в разведку. С трудом я скрыл своё возмущение - вместо нормального здорового коммуниста мне выделяли в помощники крошечное женское существо, весом не более пятидесяти килограммов, по имени Ева Браун. Толку от такой попутчицы не было никакого. Решив при удобном случае избавиться от неё, я смирился с неизбежностью...

Ещё коварные коммунисты оставляли в заложниках мою новую семью: двух жен-амазонок и малолетних детей. Если через год я не вернусь - их будет ждать казнь. В случае успеха экспедиции мне разрешат жить с ними в отдельной комнате общежития.

На этом же заседании Президиума я предложил текст воззвания, который был одобрен и озвучен на следующий день всеми агитаторами:

"Молодой и старый - мужчина за мужчиной - вперёд на материк! Взмахнём мечом и молотом. За Коммуну, за свободу, за работу и мясо! Конец нужде! Народ к оружию!

Коммунист, проснись, и встань в ряды. Мы шагаем навстречу победе! Труд должен быть свободным, мы хотим быть свободными, мужественными, упрямыми и отважными. Мы сжимаем кулаки и больше не будем робеть. Больше никто не свернёт назад. Мы решимся на это! Народ к оружию!"

Не скрою, эти слова были не мои. Что-то подобное я слышал в молодости, когда мой учитель-генетик, с красным от возбуждения лицом, взахлёб рассказывал мне о фашизме и культе личности. Его пьяную болтовню я тогда плохо понимал, но усвоил основные правила о том, как надо готовиться к войне и работать с массами. В очередной раз, благодаря своему Учителю я чётко знал, как мне взять власть в Коммуне в свои руки.

* * *

Ранним осенним утром, подгоняемые ледяным северным ветром мы вышли в путь.

Из снаряжения у нас с собой была только палатка из лёгкой синтетической ткани, два спальных мешка и мой верный старый карабин с оптическим прицелом. В качестве еды несли лишь небольшой запас прессованной крысятины.

Выпуск этого уникального продукта, по моему предложению, недавно освоили в Коммуне. Свежие тушки крыс, выращенных на фермах, сжимались в мощных прессах под огромным давлением. Выдавленные кровь и мясной сок шли на приготовление питательных противоцинготных напитков, а практически обезвоженные компактные мясные брикеты в условиях вечного холода могли храниться неограниченно долго и служили универсальной пищей. Из них можно было варить похлёбки, каши или просто есть сырыми. Мелкие косточки при таком способе приготовления перемалывались в муку и становились съедобными, что в условиях полуголодного существования в Коммуне было весьма существенно.

Миновав безжизненные развалины городских окраин и последние заградительные кордоны, мы оказались на краю огромной снежной пустыни, уходящей снежными барханами за горизонт. Ветер с заунывным шелестом нёс мимо ног змеящиеся струи позёмки. Звук снежных крупинок, трущихся о снежную корку наста, напоминал зловещее змеиное шипение. Всё это создавало мрачное и тягостное впечатление. Мы на несколько минут остановились, чтобы определиться с направлением движения.

Это был важный и ответственный момент. Любой неопытный человек, оказавшийся в зимней тундре, сбитый с толку белой мглой, постоянно меняющимися очертаниями застругов и ударами ветра теряется, ходит по кругу и как правило погибает. Я не боялся заблудиться потому что знал тайну о том как не сбиться с пути. Это был простой и мистический способ, которому нас научили в школе выживания на Великих Болотах.

Кусок особого металла, называемый магнитом, несложно было добыть из большинства старых механизмов. Главное - знать где. Его подвешивали на тонкой длинной нити или волосе и после недолгого вращения один из концов этого обломка всегда показывал только одно, но всегда неизменное, направление! Идя под любым углом к нему, несложно было держать правильный курс.

Недовольно покосившись на спутницу, я произвёл манипуляции со своим магическим приспособлением и, не оглядываясь, решительно зашагал туда, куда показывала часть пластины, на которой я традиционно выцарапал букву "Ю". Нам предстоял долгий и самый трудный участок пути по безжизненной тундре. Не раньше чем через неделю безостановочного пути мы должны подойти к лесной зоне, где растут деревья и куда на зиму откочёвывает всё живое, чтобы пережить полярную ночь.

По лесу, или как его ещё называют старинным красивым словом - "тайга", я надеялся через несколько зимних месяцев подойти к Большому Светящемуся облаку - главной цели нашего путешествия. До весны нам предстояло перейти по льду несколько больших рек, через которые переплыть летом было проблематично. В лесной зоне ориентироваться было легче лёгкого - солнце, ветви деревьев, мох - всё это даже младенцу позволяло не потерять направление, хотя мне приходилось слышать рассказы о том, как некоторые умудрялись заблудиться даже здесь.

Я не пытался скрыть своего недовольства навязанной мне спутницей. Меня в ней раздражало всё. Меховой комбинезон, туго перетянутый в талии широким ремнем, делал её похожей на странное насекомое, ползущее по снежной пустыне следом за мной. Крошечные ботиночки, закованные в массивные крепления коротеньких лыж, вызывали усмешку, а мелкокалиберная винтовка за плечами и складной нож на поясе могли напугать разве только полярных зайцев или крыс.

Я не стал делать скидку на её пол и субтильное телосложение и весь наш груз разделил поровну. Сейчас, изредка оглядываясь, с удовольствием наблюдал как она, придавленная тяжеленным рюкзаком, старалась не отстать от меня.

Размеренным шагом мы шли по снежной пустыне. Однообразное движение завораживало. Временами я, прикрывшись от ветра полой куртки, сверял курс по магниту и продолжал путь дальше. Когда подкрадывалась усталость, мы жевали мёрзлые брикеты крысятины, запивали из фляжек, сохраняемых за пазухой чтобы вода не замёрзла, и шли дальше. Иногда дремали лёжа прямо не снегу, пока холод не будил нас. Во время одной из таких остановок Ева, виновато посмотрев на меня, неожиданно молча пошла в сторону.

- Ты куда? - ничего не поняв, крикнул я ей вслед.

- Мне надо...по нужде...

- Совсем одурела сучка! - вся злоба и раздражение выплеснулись в моём крике:

- Заблудиться хочешь? Делай свои дела прямо здесь. Очень нужно смотреть на тебя!

Такие странности поведения взбесили меня. Принципиально не отворачиваясь, я пристально смотрел как она, смущаясь, присела, и, вся красная от стыда, исполнила естественные потребности своего организма.

Смутные подозрения одолевали меня. Не подавая вида, молча одел рюкзак, подтянул лямки, сверил курс и мы пошли дальше, разрезая лыжнёй снежную равнину напополам.

Во время очередного привала я, стараясь быть как можно непринуждённей, подошёл к Еве. Сделав обманное движение, вывернул ей руку и рывком расстегнул молнию комбинезона до пояса. Разорвав сорочку, оголил левое плечо и увидел там то, что ожидал: татуировку из трёх букв "ТЖП" - Тайная Женская Полиция. Не сдержавшись, ударом в челюсть сбил её с ног. Некоторое время смотрел на барахтающуюся на снегу жалкую фигуру, запутавшуюся в лыжных креплениях, и затем, не оглядываясь, пошел дальше. На душе было сумрачно и гадко. Моя спутница оказалась не коммунисткой, а бывшей амазонкой! Причем не простой амазонкой - сотрудницей Тайной полиции, той самой полиции, которая занималась преследованием мужчин.

Спустя какое-то время я взял себя в руки и успокоился. Остановившись, подождал торопливо догонявшую меня женщину. Вид её был жалок. Левая щека и губы распухли, что придавало её лицу немного трогательный, комичный вид. Под расстегнутым комбинезоном мелькали крошечные груди, неприкрытые разорванной рубашкой. Прерывистое дыхание вырывалось из окровавленного рта. Не обращая ни на что внимания, придавленная тяжёлым рюкзаком, Ева старалась из последних сил не отстать от меня.

В душе шевельнулось что-то вроде жалости к этому никчемному и слабому существу.

"Всё равно, как только попадём в лесную зону, придётся съесть её" - подумал я...

Когда, наконец-то, мы достигли густой тайги, меня ожидал неприятный сюрприз. В осеннем лесу ещё не было наста и я, нагруженный тяжёлой поклажей, по колено начал проваливаться в снег. Широкие лыжи не помогали. Неожиданно Ева легко обошла меня и, оставляя неглубокую лыжню, не оглядываясь, пошла вперёд. Снежный покров совершенно не проваливался под её лёгкими шагами. Мне оставалось только медленно ползти по её следу и чертыхаться.

В сумерках, я, весь в поту, дошел до небольшой уютной лесной полянки, где уже горел костёр. Женщина стояла ко мне спиной возле огня и, наклонившись, что-то помешивала в котелке. Снег на крошечном бивуаке был заботливо утоптан и не проваливался под ногами. Это почему-то взбесило меня больше всего и я неожиданно для себя принял решение тут же убить её и пустить на мясо. Понимая, что это нерационально при имеющихся в достаточном количестве запасах продовольствия, я ничего не мог поделать с собой. Злоба и ненависть к этой бывшей амазонке переполняли меня.

Чтобы не терять крови, которую можно использовать в пищу, я решил просто задушить её. Резко развернув к себе, схватил за горло, уверенный в том, что мне ничего не стоит одной рукой лишить жизни это никчёмное существо. Ну а дальше случилось то, что привело меня к такому плачевному состоянию, в котором я сейчас находился...

Глава третья

Звонкий щелчок далёкого выстрела эхом прокатился по лесу и прервал мои воспоминания. Я прислушался: похоже, Ева ушла на охоту и мне надо, воспользовавшись её отсутствием, позаботится о себе. Превознемогая боль с трудом расстегнул молнию спального мешка и потянулся к вороху своей верхней одежды, сваленной в углу палатки. Непослушными пальцами ощупал карманы. Как и следовало ожидать, никакого оружия не было. Усмехнувшись про себя, я потянулся за брюками и, вывернув их наизнанку, зубами вцепился во внутренний шов, куда заблаговременно был запрятан крошечный нож с миниатюрной рукояткой и тонким гибким лезвием.

К путешествию я подготовился тщательно и, зная, что в пути могут быть любые неожиданности, сделал несколько тайников на одежде. В вороте нательной рубахи был зашит пакетик смертельного яда. Задолго до нашего похода я выпаривал сухой остаток из настойки, приготовленной из живых глистов, набранных в туалете и вшей, в изобилии водившихся на нашей одежде. Крошечной щепотки этого порошка, добавленного в пищу, было достаточно, чтобы человек через несколько дней скончался от кишечных спазмов.

Кроме этого, в поясе был запрятан кусок тончайшего металлического троса, который в сочетании с любым тяжелым предметом был достаточно грозным оружием.

Убедившись в том, что всё на месте я спрятал нож под повязку на запястье и стал ждать Еву.

Когда она вернётся, отомщу за своё позорное поражение. То, что я недооценил своего противника, послужит мне горьким уроком. Сколько раз мне приходилось убеждаться в коварстве женщин и вот, в очередной раз, опять, попался на эту удочку. От досады и боли в забинтованных конечностях я заскрежетал зубами и выругался...

Скрип снега под лёгкими шагами заставил насторожиться. Полог приподнялся и в палатку вползла Ева. Сев в противоположном углу, откинула с головы капюшон, стала расшнуровывать ботинки. Притворившись спящим, я, сквозь полуприкрытые веки, наблюдал за ней. Момент, для того чтобы перерезать ей горло был идеальным, но воспользоваться им было невозможно - руки ещё плохо слушались меня, а движения сковывали тугие повязки. Между тем, Ева сняла верхнюю одежду и с видимым удовольствием беспечно растянулась поверх своего спального мешка радом со мной. Я напрягся.

- Ну как маленький ребёнок, право слово! Удивляюсь я тебе, Прозаиг. Неужели ты думаешь, что я не знаю про заточки и пакетики с каким-то порошком, зашитые в твоей одежде?

Меня бросило в пот. Проклятье! Эта маленькая ведьма видела меня насквозь. Неужели она владеет гипнозом и видит всё, что творится у меня в голове?

Странно, но никакого воздействия на свой мозг я не чувствовал. Поняв, что больше не нужно притворяться спящим, открыл глаза и с удивлением посмотрел на лежащую рядом женщину.

- Нет, я не умею читать чужие мысли, - между тем продолжала говорить она: - Но, все действия мужчин настолько предсказуемы, что становится даже скучно. Не мудрено, что вы проиграли женщинам сексуальную Революцию. Я знаю что ты ненавидишь меня за то, что я работала в Тайной полиции. Скажу даже больше - мы рука об руку сотрудничали с твоей бывшей женой Раисой, вместе пытали и расстреливали мужчин. Кстати, ты можешь не прятать свой ножичек. Положи его рядом, пусть лежит себе спокойно, а то порежешься. Ещё мне любопытно, что за коричневый порошок у тебя? Для чего он?

- Яд. Так, на всякий случай...- буркнул я и напрямую задал мучивший меня вопрос:

- Почему ты не убила меня?

- Не знаю.... С самого начала ты мне не нравился. Но выполнить задание без тебя невозможно. Поэтому я оставила тебе жизнь. Не то чтобы я сильно переживаю за судьбу Коммуны. Просто на этой земле у меня нет ни одного близкого человека и мне некуда податься. А коммунистическая жизнь меня устраивает, тем более что в Коммуне я не последний человек...

По лицу женщину словно пробежала тень и глаза повлажнели. Я поймал себя на мысли что мне, непонятно почему, вдруг опять стало жалко это странное существо.

С некоторых пор женщины стали для меня людьми второго сорта. Моё отношение к ним было не лучше чем к быдлам. Во всех несчастьях, свалившихся на меня, виноваты были только они. Правда, совсем иные чувства испытывал я к своим двум женам-амазонкам, считая их честность и простодушие исключением из правил. Воспоминания о том счастливом, но коротком отрезке моей жизни, проведённом с ними, были болезненны для меня. Чтобы отвлечься я сказал:

- Ева! Делать нам всё равно нечего. Лучший способ скоротать время - беседа. Может, тогда расскажешь мне о себе? Что ты за птица такая, если смогло даже меня завалить?

Глава четвёртая

Рассказ Евы.

С самого рождения моя жизнь сложилась не как у всех. В результате ошибок в клонировании, а может из-за некачественного генного материала, родилась я очень маленькой. Даже после периода ускоренного вскармливания, оставалась почти в половину меньше своих подруг, рождённых в таких же пробирках. Так назывались большие сосуды из толстого стекла, где мы спали, плавая в питательном растворе. После перевода из пробирок в ясельную группу мой вес почти не увеличился. По рассказам других девочек я знала, что меня ждёт - скоро уведут туда, откуда никто не возвращается. Это обязательно, рано или поздно, происходило со всеми, кто чем-нибудь отличался от других клонов.

Хорошо помню, как меня привели в огромную белую комнату с высокими блестящими столами, где лежали груды мяса и, забрав единственную рубашку, оставили одну. Было страшно. В помещении неприятно пахло кровью и тухлятиной. Я старалась успокоить себя надеждой о том, что в миг смерти мне будет не очень больно. Боль всегда страшила меня. Ясельные надзиратели постоянно вымещали на мне злобу за все неудачи в клонировании и взращивании. Следы от воспитательного процесса никогда не заживали на моём теле. Ещё, в глубине души я надеялась на чудо. Всё моё маленькое существо отказывалось верить в то, что сейчас я умру.

В комнату вошёл огромный человек. Привыкшая к субтильному виду персонала клон-завода, я, забыв про страх, с удивлением рассматривала его.

Потом я узнала, что эта раса называется быдлами, а тогда меня поразили короткие и очень толстые босые ноги с кривыми когтистыми пальцами. Единственной его одеждой был грязный кожаный фартук, едва прикрывающий торс, бугристый от узловатых мышц. В оттопыренных накладных карманах звякнули какие-то непонятные металлические предметы. Бесшумно ступая огромными ступнями, он подошёл ко мне и, сильно сдавив рёбра могучими лапами, приподнял на уровень своего лица. Маленькими, налитыми кровью глазками пристально пытался что-то разглядеть между моих крепко сжатых ног. Я ощутила тяжелое, с запахом фекалий дыхание, прерывисто вырывающееся из огромной ямы полуоткрытого рта, наполненного пожелтевшими кривыми зубами. Совсем близко увидела морщинистые щёки и подбородок, покрытые густыми рыжими волосами, лысый блестящий череп. Казалось, растительный покров с макушки переполз на лицо и разбежался по всему телу.

Представив ползающие живые волоски, я непроизвольно, робко улыбнулась.

Заметив мою улыбку, страшный человек издал хриплый рёв и, перехватив меня за бёдра огромными железными ладонями, раздвинул их. Неожиданно он плотно прижался мокрыми губами к моей щелке. Я, с трудом сдерживая крик ужаса, замерла, стараясь не дрожать и не сжиматься: если мой палач решил начать убивать меня именного с этого места, я должна облегчить ему задачу, чтобы смерть была более лёгкой.

Томительно тянулись секунды. Огромные вывернутые губы слюняво ворочались и чавкали между моих широко раздвинутых ножек. Боль я не чувствовала. Как ни странно, мне от этого стало щекотно и даже слегка приятно. В голове мелькнула мысль о том, что он пытается таким образом высосать из меня все внутренности и порадовалась безболезненности этой странной процедуры.

Но самое страшное было впереди. Оторвавшись от моей промежности, он рывком швырнул меня на стол, прорычав при этом что-то вроде:

"Тебе нравится это, маленькая сучка?"

Покорно кивнув головой, я закрыла глаза, приготовившись к самому худшему.

От холодного металлы стола моё тело сотрясала крупная дрожь. Широко раздвинутые бёдра почти выворачивались в суставах. Неожиданно что-то большое и горячее, резко и глубоко вошло в меня. Боль пронзила все тело и, не сдержавшись, я застонала. Какой-то огромный предмет, как поршень начал ходить во мне, раздирая все внутренности. Перестав контролировать себя, я дико закричала и потеряла сознание....

Очнулась в каком-то тёмном ящике, накрытая гнилым, дурно пахнущим тряпьём. Не помню сколько времени я пролежала там окровавленная, в забытье.... Вдруг крышка ящика приподнялась и надо мной склонилось страшное бородатое лицо:

- Привет, маленькая сучка! Ты единственная из всех, кому понравилось это. Я решил не убивать тебя. Будешь жить здесь и исполнять все мои желания. Запомни: если издашь хоть звук, я намотаю на кулак все твои маленькие кишочки и заставлю съесть их, начиная снизу... Бу-га-га-га....

Так я стала тайной пленницей у мясника-быдла. Основной его обязанностью было убивать, разделывать и отправлять в переработку некондиционный материал. Мне приходилось днем прятаться в ящике с грязной ветошью, а по ночам удовлетворять все прихоти этого странного существа более похожего на большого и дикого зверя. По-своему это был не злой человек. Временами мне даже казалось, что он любит меня. Вместо игрушек часто приносил мне чистые беленькие косточки, из которых я выкладывала на кафельном полу замысловатые узоры. Иногда угощал свежей сырой печенью, которую приносил в бездонных карманах своего фартука. От этой своеобразной пищи я стала понемногу подрастать, а на щеках даже появился румянец.

Самым страшным было наступление вечера. Извиваясь под мощными толчками, я вынуждена была кричать то, что он хотел услышать: "Ещё, ещё!... Сильнее, сильнее!...". На самом деле единственным моим желанием было, чтобы это всё поскорее кончилось. Иногда он требовал облизывать его налитый кровью отросток, дурно пахнущий мочой и ещё какой-то гадостью. При этом тщательно следил за тем, чтобы все капли мерзкой жидкости, обильно выстреливаемые его организмом, были обязательно проглочены.

С трудом подавляя тошноту, я заставляла себя улыбаться, хорошо понимая, что если не смогу угодить ему, то меня ждёт смерть. На смену мне всегда придут другие, те, чьи жуткие крики и стоны ежедневно раздавались в разделочной комнате.

Ночами, лёжа в своём закутке и со страхом прислушиваясь к храпу этого животного, я беззвучно плакала от боли и унижения. Тогда мне казалось, что никакого выхода из этого кошмара нет. Всё чаше стали появляться мысли о том, что мне лучше как-нибудь самой убить себя. Однако перед этим я решила попробовать убежать из плена. Куда бежать, я не представляла, но желание хоть как-то изменить свою жизнь было непреодолимо.

Все мои познания о среде обитания живых существ ограничивались цехами клон-завода, яслями и разделочной комнатой, где работал быдл. По рассказам я знала о существовании совсем другого мира, где вместо ламп горит светило - настолько яркое, что на него нельзя даже смотреть. Температура там никем не регулируется и меняется до такой степени, что можно умереть от холода. Ещё там живут странные существа и предметы: зелёная трава похожая на безвкусный салат, которым нас кормили, ни на что не похожие деревья, злобные пушистые звери и расы, которые не похожи друг на друга. Последнее обстоятельство казалось мне очень заманчивым - если существуют разные люди, то я, может быть, не сильно буду выделяться среди них и они не убьют меня за это.

Терять мне было нечего, и я начала готовиться к побегу. Из старой ветоши смастерила себе повязку на бёдра и на грудь. На ноги приспособила куски ткани и научилась закреплять их с помощью ремешков, нарезанных из кусочков кожи, тайком взятых из корзин с разделанным материалом. Вместо оружия остро отточила о бетонную стену несколько обломков костей, придав им форму инструментов, которыми работал мой хозяин.

План побега был прост: незаметно для работающего быдла, я залезаю в корзину с кусками мяса, стоящую на ленте транспортера, и, спрятавшись там, еду в неизвестность...

Долго лежать под окровавленными кусками мяса мне не пришлось. Взревел мотор, транспортерная лента дёрнулась и поплыла в новый мир. В щелочку я увидела кафельные стены незнакомого помещения. Вонь гниющего мяса сменился на незнакомые запахи. Мелькнули ноги в засаленных штанах и чьи-то руки подхватили корзину. Через несколько секунд моё убежище основательно тряхнуло, раздался металлический лязг и всё стихло.... Выждав несколько минут, я осторожно приподняла кусок мяса и выглянула. Тусклый желтый свет дежурной лампочки еле освещал покрытые инеем штабеля. Морозный озноб сотряс тело. Я оказалась в холодильнике!

Мясо в моей корзине парило. В отчаянии борясь с холодом, я стала обкладываться тёплыми кровоточащими кусками стараясь согреться. Свежая, с тошнотворным запахом крови плоть немного сохраняла тепло. Странное забытьё, похожее на сон, накатилось на меня.

Пробуждение было ужасным. Куски мяса перестали греть и местами примёрзли к телу. Тщетно пытаясь разогнуть сведённые от холода руки и ноги, я выползла из корзины и попыталась встать на обледенелом полу. В этот момент дверь в холодильник с лязгом открылась и луч яркого света упал на меня. Стоящий в дверях человек некоторое время смотрел на меня, а потом с истошным криком побежал прочь.

С трудом переставляя ноги, я вышла из холодильника и блаженное тепло охватило меня.

В дальнем конце огромного, ярко освещённого помещения несколько человек возбуждённо о чем-то переговаривались показывая рукой в мою сторону. После пары шагов в их сторону они с криками ужаса убежали прочь. До меня дошло, что я внушаю им страх. Действительно, мой вид был ужасен: вся окровавленная, с прилипшими кусками мяса, я была похожа на ожившего маленького монстра. Это был мой шанс. Стараясь как можно страшнее визжать, я проковыляла по цеху и беспрепятственно вышла из ворот клонзавода.

При моём виде огромные свирепые охранники-быдлы, падали на землю и, закрыв лицо руками, жалобно верещали что-то невнятное. Не удержавшись, я не отказала себе в удовольствии несколько раз ткнуть их своим костяным ножом, любуясь как содрогаются мощные тела от страха.

Никогда не забуду своего впечатления, когда я впервые шагнула в настоящий мир. Вместо потолка надо мной нависало огромное высоченное небо с бесформенными клубящимися тучами. Из этих туч, как из неисправного душа, текли ласковые струйки воды. Самое удивительное было в том, что эта вода была сладкой на вкус и совершенно не пахла дезодорирующими веществами. Под ногами вместо кафельной плитки было что-то чёрное и мягкое, внешне похожее на человеческий кал, но совершенно с другим восхитительным запахом. Далеко впереди зеленели деревья. Я сразу догадалась что это именно те самые сказочные деревья, снившиеся мне и, в полном восторге, пустилась бежать туда...

* * *

- Ладно, хватит болтать, пора спать уже, - неожиданно прервала свой рассказ Ева и отвернулась к стенке палатки. Лучшего момента чтобы убить её не могло быть. Рука моя невольно потянулась к ножу но, что-то остановило меня. Мысленно ругая себя за непонятную слабость, я решил отложить это дело до следующего удобного случая.

Глава пятая

Мои раны быстро затягивались. С недавних пор я заметил за собой странную особенность: после того как несколько лет назад мне пришлось побывать под Светящимся Облаком, с моим организмом стали происходить непонятные вещи. Все царапины и ссадины подживали в несколько раз быстрее, чем раньше. Суставы перестали болеть, мышцы, как и в молодости, стали наливаться силой, а морщины разглаживаться. Одним словом я стал молодеть, и объяснить это можно было только воздействием Облака. Вместе с этим мои телепатические способности начали угасать, а характер изменился не в лучшую сторону. У меня появились самые худшие черты - чувство жалости, ненужные терзания совести и связанные со всем этим нелогичные поступки. Я уже не мог как прежде легко, не задумываясь убить человека и это меня пугало.

Терзаясь, в порыве непонятной откровенности я признался в этом Еве.

- Я много слышала о Светящихся Облаках, - задумчиво ответила она:

- Их свойства давно известны людям. С теми, кто побывал там, происходят самые разные вещи. Многие погибают, но те, кто выживет, возвращают себе молодость. Только за это каждый платит по-разному.... Одни не могут больше быть счастливы в этой жизни, другие теряют память и впадают в детство, а третьи начинают болеть странными болезнями. Каждый по-своему расплачивается за своё бессмертие...

Она замолчала. Я смотрел на её тонкие руки, закинутые за голову, точёный профиль миловидного личика и миниатюрные плечики, выставляющиеся из спального мешка. Не в силах справиться с нахлынувшим чувством, я, неожиданно для себя, протянул руку и погладил её по белокурым волосам, успевшим за время нашего пути отрасти в короткий ёжик. Ева доверчиво повернулась ко мне:

- Странный ты какой-то Прозаиг. Расслабься и не борись сам с собой. Делай что хочешь.

Не дав договорить, я притянул её к себе и осторожно прикрыл рот своими губами...

* * *

Чередой тянулись утомительные и однообразные дни пути. Каждое утро мы задолго до рассвета наспех завтракали, быстро собирали рюкзаки и снимали обледеневшую за ночь палатку. Затем, утопая в глубоком снегу, шли среди высоких елей, берёз, сосен до самого вечера. Уже затемно ставили палатку и, поужинав возле костра, смертельно усталые залезали в спальные мешки. И так каждый день.

Изредка останавливались на дневки и занимались охотой, чтобы пополнить припасы.

С моей прекрасной снайперской винтовкой не составляло труда добыть даже в зимнем лесу лося или оленя. Из мелкокалиберки Евы мы стреляли зайцев и куропаток, за которыми иногда приходилось достаточно долго побегать на лыжах.

Близость между нами мы оба восприняли как нечто естественное, словно давным-давно знали друг друга. Перестав копаться в своих чувствах, я постоянно восхищался и любовался Евой. Меня удивлял её острый ум и рассудительность, нечеловеческая ловкость и сила, неожиданные для такого маленького тела. Не скрою - она заставила меня совсем другими глазами взглянуть на женщин. Если раньше я считал их способными только удовлетворять похоть мужчин, то сейчас готов был поставить Еву на одну ступень с собой. Скрипя сердцем, пришлось признать, что кое в чём она даже превосходила меня. Например, в искусстве рукопашной схватки...

* * *

К концу зимы, перевалив через горный хребет и успев переправиться но нерастаявшему льду через большую реку, текущую на север, мы подошли почти вплотную в Светящемуся Облаку. Тревожные багровые всполохи всю ночь ярко освещали палатку стоящую недалеко от прекрасно сохранившейся железнодорожной насыпи. Ржавые стальные рельсы вели на север. В военной школе мы учили наизусть схемы старинных железных дорог и сейчас я без труда определил, что ржавые стальные рельсы вели далеко на север. От места, где они заканчивались в тундре, до Коммуны было не более двух месяцев пути в сторону восхода солнца. По этой железке, если повезёт, мы должны будем вернуться в коммуну на бронепоезде.

* * *

С оружием наизготовку мы медленно, поочерёдно прикрывая друг друга, продвигались по улицам мёртвого города. Снега вокруг не было, словно стоял не конец зимы, а лето. Ничем не объяснимое чувство опасности жгло мозг. С момента моего последнего появления здесь, Облако сильно изменилось. Пурпурный свет, сочащийся сверху, сменился на кроваво-красный. Воздух был неподвижен. Маленькие смерчи, закручивающих столбики пыли во всех направлениях, исчезли. Мёртвые глазницы домов почему-то не казались безжизненными и вызвали в подсознании тревогу. Я не мог понять, в чем дело и списывал всё это на воздействие загадочных сил, живущих в подоблачном мире.

Мне представлялось, что здесь обитали все неведомые и неподвластные человеческому разуму силы, живущие по своим законам. Временами они вступали в жестокую битву между собой, отчего внешние сферы приходили в волнение. Во время редких перемирий всё вокруг стихало.

Возможно, силы добра и зла, ужаснувшись последствиям Большого Черного Взрыва, избрали здесь место для поединков, чтобы больше не навредить всей планете. Загадку Светящихся Облаков не знал никто из смертных...

Широкая, заваленная остовами искореженных боевых машин улица уходила вдаль. Я внимательно смотрел по сторонам, ища малоприметное здание с буквой "М". Именно там был заветный вход в глубокие подземные тоннели, где когда-то давно, люди в предчувствии Большого Чёрного Взрыва, складировали оружие и боеприпасы, загоняли туда старинные паровозы и более современные каталитические пародвижетели, Естественно ещё оборудовали подземные убежища для себя. Однако им это не помогло - когда Большой Взрыв всё же случился - последствия его оказались несколько иными. Неизвестная энергия разрушила не только тела, но и разум человека. Выжившие в подземельях почти сразу умертвили друг друга. Живых разумных существ под светящимися облаками быть не могло.

Всё это было известно из курса "Истории человечества", изученного когда-то в спецшколе на Великих болотах, однако мой мозг, хотя и частично утративший навыки телепатии, продолжал упорно сканировал опасность. От кого и откуда? Временами мне с трудом удавалось подавлять приступы тошнотворного и парализующего волю ужаса.

Я мельком оглянулся на Еву. При виде закушенной губы и капельки пота, бороздящей дорожку по виску, покрытому бурой пылью, стало понятно, что она чувствует себя точно также. Моя тревога передалась ей.

Автоматная очередь не стала неожиданностью. Опережая смертоносный веер пуль, я, как в молодости, с неизвестно откуда взявшейся ловкостью, в падении перекатился под распущенную гусеницу стоящего рядом ржавого танка с поникшим стволом.

Ева, с завидной скоростью передёргивая затвор своей мелкокалиберной винтовочки, прицельно била по оконным проёмам стоящего напротив здания. Молодец, отлично прикрывает! Привычно вскинув винтовку, я почти сразу поймал цель. Её вид заставил содрогнуться. В перекрестье оптического прицела крутилось и подпрыгивало странное существо похожее на человека без ног. В руке у него был большой длинноствольной пистолет неизвестной системы. Маленькие глазки, до придела приближенные мощными стёклами, впились мне в мозг. Палец, словно парализованный, замер на спусковом крючке. Существо, не торопясь, прицелилось в меня. Вспышка пламени из ствола и последовавший за ней удар в левое плечо мгновенно отстегнули руку. В глазах стало темнеть. Угасающим сознанием я понял, что все эти приступы ужаса были всего лишь элементарной гипнотической атакой на наше сознание. Позади, там, где вероятно воздействие гипнотических волн было более слабым, продолжала отстреливаться Ева.

"Нда, о тактике уличных боёв эти существа не имеют никакого понятия..." - мелькнула последняя мысль, и я потерял сознание.

Часть 2. АЛЕКС

Время действия: зима 245 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: четверть пути по воздушной трассе: Англия - Австралия.

Глава первая

Капсулу несколько раз сильно тряхнуло и перевернуло. На какое-то мгновение Алекс повис на ремнях подвески головой вниз. Однако гиросистема сработала и он плавно занял горизонтальное положение. Снежная пыль, поднявшаяся от удара, постепенно рассеивалась. Крошечные снежинки, объединяясь в подобие ручейков, плавно соскальзывали с прозрачного пластика спасательной капсулы, и жуткий пейзаж медленно проявлялся перед глазами, приобретая черно-белые очертания. Впереди простиралась безжизненная равнина, сплошь покрытая снежными застругами, удивительно похожими на морские волны застывшие по чьей-то злой воле. Местами из этой мёртвой белизны торчали непонятные искорёженные конструкции из ржавого металла. Вдалеке зловещими зубцами чернели остовы жилых строений. Багровое облако радиоактивной пыли подсвечивало пустые оконные проёмы, отчего жуткие развалины казались живыми тварями, злобно смотрящими на этот странный белый мир...

Пронзительный зуммер сигнального устройства заставил вздрогнуть и приятный женский голос сигнальной системы беспристрастно сообщил:

"Внимание! Запасов жизнеобеспечения осталось на девятнадцать минут. Повторяю..." Дублирующая надпись поползла по экрану дисплея. Алекс в бессильной злобе треснул по нему кулаком и слёзы сами собой навернулись на глазах.

Проклятая жизнь! Проклятая курьерская работа! Через девятнадцать минут замки капсулы распахнутся и он вдохнёт мертвый радиоактивный воздух снежной пустыни. Невидимые радиоактивные частицы, несущие смерть, вопьются в его тело сквозь слабую оболочку бесполезного защитного скафандра. Назавтра, если, конечно, он не замёрзнет в снегу, у него начнут выпадать волосы и зубы. Через неделю его ждёт смерть от анемии.

Издевательской насмешкой в этих условиях является аварийный запас продуктов, рассчитанный на семь дней, которым снабжали все спасательные капсулы. Уж лучше бы какой-нибудь яд положили вместо этих припасов, чтобы ни мучиться! Гуманисты хреновы!

Когда в учебке, вместе с такими же как он курьерами-новобранцами, смеясь, обсуждали содержимое аварийных комплектов, Алекс не верил в то, что это может коснуться его. Конечно работа не подарок, но хорошо оплачивалась и не особо вредная. Полёты проходили на большой высоте, а система радиационной защиты делала их вполне безопасными. По крайней мере, так они считали. Пассажирские-то перевозки были большой редкостью. Никто не хотел рисковать кроме них - курьеров-смертников. Как часто происходили аварии, никто не знал. Не вернувшихся из полётов никто не искал. Говорили, что некоторые остались в других точках Большого Треугольника, найдя там лучшую долю.

А жизнь везде была трудной и одинаковой. Везде грязь и искусственный свет убежищ. Везде скудная еда из выращенных под лампами овощей и безвкусного мясного грибка. Везде бесконечные очереди на пользование женщинами и долгожданный, но скучный и не приносящий удовлетворения секс с усталыми и равнодушными шлюхами.

От этой скуки он и подался в курьеры. Эта работа всегда считалась почетной и высокооплачиваемой. Шутка ли сказать - они были единственной связью между последними угасающими очагами земной цивилизации. Правда, как известно, курьеры долго не живут. Редко кто дотягивает до старости, но зато спецпитание и секс без очереди, в любое время, когда захочешь! А это многого стоит...

Как же Алексу не повезло! Не успел он вкусить всех радостей жизни, как его карьера так глупо закончилась...

Это был его первый самостоятельный рейс по Большому треугольнику, по трём точкам единственных оставшихся после Большого Взрыва мест проживания людей: Австралия - Англия - Аляска.

Полёт протекал в штатном режиме, Земля, почти сплошь покрытая рваной ватой облаков, медленно проворачивалась под фюзеляжем. Алекс включил погромче своих любимых "Дьяволов подземелья", и, вопреки инструкции, настежь распахнул солнцезащитные экраны. Это была ещё одна прелесть курьерской работы - понежиться под настоящим лучами живого Солнца!

Потом был неожиданный грохот, непонятные рывки, удары, темнота... Время, казалось, остановилось. Бешеные перегрузки рвали и выворачивали тело наизнанку, отдавая мучительной болью в паху. "Дьяволы" истошно орали в мембранах наушников:

Давай курьер, крути штурвал!

Вся наша жизнь - сплошной завал!

Но вот закончится полёт,

Тебя в порту красотка ждёт...

Секунды падения тянулись мучительно долго. Музыка оборвалась на самой высокой ноте, сменившись диким воем, сверлящим барабанные перепонки. От очередного приступа тяжести, навалившейся на всё тело от перегрузок, Алекс потерял сознание.

В себя он пришёл от удара спасательной капсулы о землю. Демпфер приземляющего устройства, как ни странно, сработал! И вот приговор - девятнадцать минут оставшегося жизнеобеспечения прогнусавленных механическим голосом.... Да, влип...

С трудом поборов отчаяние и взяв себя в руки, Алекс посмотрел в боковое стекло. Увиденное заставило оторопеть. Глубоко проваливаясь в снег, в его сторону бежало стадо непонятных живых существ. Ничего живого, кроме обитателей крайних точек Большого Треугольника на Земле не было, и быть не могло. Период распада радиоактивных веществ после ядерного взрыва должен длится более двух сотен лет, а прошло всего каких-то стопятьдесят. По всем расчётам первые признаки даже простейшей жизни появятся ещё очень нескоро. Конечно же, у него галлюцинации, вызванные лопнувшими от перегрузок кровеносными сосудами головного мозга. Эти мысли успокоили, и он, без страха, стал вглядываться в приближающихся чудищ.

Впереди, далеко опередив всех, бежало коренастое существо похожее на монстра из тех фильмов ужасов, которые в праздники крутили по ретранслятору в убежище. Длинные черные волосы развевались от бега. В руках чудовища было что-то вроде огромной палицы. Машинально Алекс включил наружные микрофоны и вздрогнул. В тесное пространство капсулы ворвался заунывный свист ветра, пронзительный скрип снега под тяжёлыми ступнями и надсадное дыхание живого существа.

До конца не веря в происходящее, он устало прикрыл глаза, и тут же вздрогнул от гулкого удара. Подбежавшее существо ещё раз с размаху садануло палицей по лобовому стеклу и хрипло выкрикнуло: "Ура! Урааа!!!"

От страшных ударов на прозрачном пластике оставались глубокие царапины. Весь лёгкий корпус из прочного алюминиевого сплава сотрясся как от перегрузок. Голос аварийной системы произнес:

"Внимание! Запаса жизнеобеспечения осталось на четыре минуты. Капсула подвергается агрессивному воздействию, превышающему расчётные нагрузки..."

Все это вернуло Алекса в действительную жизнь. Судорожно нашарив под сиденьем ранец аварийного запаса, он вытащил из него идиотский трёхствольный пистолет для выживания, и, взведя курки, машинально направил его на монстра.

"От, падла! Он ещё и стрелять может!" - членораздельно вскричало дикое существо и мгновенно скрылось из поля зрения. Ещё не веря до конца в происходящее, Алекс перевёл дух. Подбежавшая толпа остановилась на почтительном расстоянии. Вид странных созданий был совершенно дикий. Одетые в непонятные меховые лохмотья, скреплённые кусками металла и проволоки они представляли нереальное зрелище. У многих лица были закрыты чем-то вроде железных масок. Из причудливых прорезей ротовых отверстий вырывался пар от дыхания, оседая инеем на тусклом металле. Обнажённые, неимоверно мускулистые и длинные руки сжимали огромные ножи с черными широкими лезвиями, блистающими остроотточенной режущей кромкой. Некоторые были вооружены огромными палицами и странным оружием, напоминающим старинные арбалеты. По флангам стояли крошечные карлики, целящиеся из вполне реальных автоматов Калашникова. В другое время их детские личики и миниатюрные пальчики, лежащие на спусковых крючках могли бы вызвать смех, но сейчас Алексу было не до веселья. До него дошло, что он влип в какую-то жуткую, и нереальную, с точки зрения здравого смысла, историю.

Между тем чей-то грубый голос, усиленный приёмными микрофонами, протяжно скомандовал:

- За Родину! В атаку!!! Вперёд!!!

Толпа монстров мгновенно пришла в движение и побежала к капсуле. Раздались выстрелы. Пули не пробили крепкий пластик, но множество змеистых трещин мгновенно затуманили весь обзор. Тяжёлые удары посыпались на легкий сплав корпуса.

Аварийная система прохрипела и замолкла на полуслове: "Нештатная аварийная ситуация! Воздействие выше допустимого..."

Блокировка замков не выдержала и капсула, словно половинки ореха, развалилась на две части.

Морозный воздух, почему-то свежо пахнущий арбузным ароматизатором, ворвался в лёгкие. Алекс, не целясь, выстрелил несколько раз в грязно-серые тела и от страшного удара по голове поплыл в густую темноту, наполненную огненными искорками...

Глава вторая

Алекс с трудом открыл глаза, но ничего не увидел. Снова прикрыл веки. Ничего не изменилось. Кругом была темнота. Пахло плесенью и гнилыми тряпками. Где-то рядом звонко капала вода. Прислушавшись, он уловил отдалённый шум каких-то механизмов и неразборчивую человеческую речь. С трудом восстановил в памяти последние события и ему стало страшно. Похоже, что он ослеп! Неизвестность и темнота пугали больше всего. Руки нащупали влажный, покрытый какой-то слизью пол. Алекс прополз вперёд и уткнулся в стену. Опираясь на неровную кладку, с трудом встал. Всё тело болело и, что показалось в данной ситуации самым неприятным, - на нем не было никакой одежды. Голый и беззащитный как младенец!

Вдруг напротив появился тускло-желтый свет, разгорающийся всё ярче с приближением звука тяжёлых шагов. Мерцающий свет горящего факела осветил решётку из толстых прутьев арматуры и блестящую лысину, принадлежавшую неизвестному существу. Мускулистая рука протянула сквозь прутья решётки жестяную банку, наполненную белёсой жидкостью и поставила её на пол. Больше всего Алекса поразили три пальца, которыми оканчивалась ладонь, протянувшая ему банку.

- Жри! - лаконично сказал чей-то густой бас. Свет факела, выхватывающий из темноты влажно блестящие стены и чудовищно-уродливую фигуру, стал удаляться.

Машинально Алекс нащупал на полу жестянку и поднёс её к губам. Еда напоминала какую-то скользкую безвкусную слизь, но он заставил себя выпить всю её до дна. Интуиция подсказывала, что в роли пленника не стоит брезговать предлагаемой едой. Осторожно отставил посудину в сторону и задумался. Нелепость происходящего не укладывалась в гудящей и раскалывающейся от сильной боли голове. Устав от тревожных мыслей и переживаний, он забылся в тяжёлом полусне...

Яркий луч света, ударив по глазам, бесцеремонно разбудил Алекса и заставил судорожно зажмуриться. Кто-то бесцеремонно закрутил ему руки за спину, при этом больно надавив на позвоночник так, что он болезненно хрустнул. С клацаньем непонятные жесткие кольца сжали запястья. "Наручники надели!" догадался он, вспомнив стальные браслеты виденные в старинных фильмах.

Чьи-то жесткие руки рывком поставили на ноги и мощный удар ниже поясницы заставил побежать вперед.

Луч света, бьющий из-за спины, освещал неровный бетонный пол, по которому немилосердные пинки гнали в жуткий мрак какого-то подземелья. Гулкие тяжёлые шаги цокали сзади. Жуткий страх перед неизвестностью охватил Алекса и он, неожиданно для себя, побежал вперёд, желая только одного - скрыться от конвоиров. Поскользнувшись босыми ногами на чём-то мокром, с размаху упал лицом вниз, больно ударившись лбом о цементную поверхность. Не выдержав всех этих испытаний, он истерично разрыдался во весь голос, корчась голым в луже какой-то вонючей, омерзительной слизи и стараясь инстинктивно свернуться калачиком.

Страшное, сплошь поросшее густым седым ворсом лицо, склонилось над ним. Толстые вывернутые губы, обдав смрадным дыханием, растянулись в улыбке и пророкотали:

- Ты, чо, дурашка? Никак убежать хотел, чудило? Или обиделся на што? Пойдём скорее, нас сам Голова ждёт!

Жёсткая рука неловко вытерла ему слёзы и помогла подняться. Его настойчиво стали толкать вперед, но больше не пинали.

Вскоре фонарь осветил массивную металлическую дверь, ни чем не отличающуюся от стандартных дверей в его родном бомбоубежище... Человек-чудовище нажал какую-то кнопку и тяжёлая плита почти бесшумно откатилась, открывая вход в просторную, ярко освещённую комнату. Толчок в спину помог всхлипывающему Алексу перешагнуть порог....

Часть 3. ГОЛОВАН

Время действия: весна 245 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: подземное метро одного из бывших мегаполисов.

Глава первая

Голован приказал разжечь побольше коптилок. Он любил яркий свет и мог себе позволить это. Удобно устроившись в кресле, позвонил в колокольчик. Массивная металлическая дверь почти бесшумно откатилась, и в комнату вошел охранник. Чумазое, в потёках сажи лицо выражало слепое повиновение и желание выслужиться:

- Слушаю, вашеблагородие! - отрапортовал он, замерев в стойке: руки за спиной, подбородок высоко задран вверх. Мускулистое, обнажённое до пояса тело, лоснись от пота и дурно пахло чем-то гнилым. Форменные кожаные штаны были засалены и покрыты пятнами.

"Вот ведь быдло, - подумал Голован: - Воды больше чем надо в последнее время сочится, а им лень лишний раз помыться! Привыкли в грязи жить... Скоты!".

Сам же он, в последнее время, очень любил нежиться в тазу с горячей водой и постоянно мазался дорогими благовониями, что считалось недоступной роскошью. Неожиданно вспомнилось детство...

* * *

Думал ли он, сын простой молочницы, что сможет стать первым среди всех подземных жителей? Голован, как и большинство детей, родился на молочной ферме. Мать его, крупная простодушная женщина с огромной грудью, тяжесть которой не выдерживали никакие лифчики, увидев новорожденного, удивлённо сказала:

- Тю, надо же какой голован уродился!

Имя это так и приклеилось к маленькому уродцу с непомерно большой яйцеобразной головой. Ног у младенца не было вообще, однако внизу туловища болтались мужские причиндалы.

- Придушила бы ты его, что ли, Оксана, - советовали сердобольные повитухи, помогавшие при родах: - Всё равно ведь не жилец! Без ножек-то...

- Ни, - ответила мать: - нехай живет, молока у меня на всех хватит!

Скорбно покачав головами, женщины отошли прочь. Маленький Голован, цепко ухватившись за материнскую титьку, жадно впился в большой коричневый сосок. Оксана рассмеялась:

- Ах ты Голованчик, мой Голованчик, может и вправду выживешь...

Последнее время уроды рождались всё чаще и чаще. Обычно, чтобы не тратить на них молоко, их душили сразу же при рождении. Растить детей не запрещалось - главное ежедневно сдавать полную банку грудного молока. Однако и здоровые дети не часто выживали - если женщина не выполняла норму по сдаче молока, её, после трёхкратного предупреждения, пускали в расход. А чужого ребёнка, естественно, никто не кормил.

Мать Голована норму всегда выполняла. В её необъятной груди молока было достаточно для всех, вот только с детьми ей не везло - после каждого зачатия рождались мёртвые уроды, а иметь своего ребёночка ей очень хотелось.

Сколько лет пролежал Голован в неприметной нише одного из закутков молочной фермы, никто не знал. При свете тусклой коптилки, отбрасывающей черные колеблющиеся тени на бетонные стены убежища дни и ночи отделялись друг от друга только приходом сборщиков молока. Два раза в сутки, рослые парни с пистолетами на поясах по списку вызывали женщин при ярком, слепящем свете электрических фонарей. Молочницы подходили и сливали своё молоко в большие бидоны. Сборщики внимательно следили за тем, чтобы специальные мерные банки были полны. Выборочно, у некоторых, пробовали молоко на вкус. Если сборщикам казалось что молоко разбавлено водой - провинившихся тут же казнили на месте. Окровавленный труп утаскивали в кухонные блоки и тогда на ужин, как правило, было жареное мясо. Обычное же питание женщин состояло из жидкого бульона с мясом крыс, сдобренного грибами и питательной плесенью.

Маленький Голован внимательно наблюдал за всеми происходящим из своего угла и слушал все разговоры вокруг. Вскоре он выучился ловко ходить на руках и вместе с другими детьми беззаботно играл посреди главного зала молочной фермы - единственного освещённого места. Здесь было что-то вроде центральной площади, куда женщины собирались посплетничать и пообщаться, а дети поиграть.

Стоя на руках, с огромным лысым черепом и крошечным туловищем, меленький уродец представлял забавное зрелище. На насмешки окружающих он, со временем, научился отвечать злобной руганью и коварными укусами. Высоко подпрыгнув на своих мощных и длинных руках, вцеплялся зубами в лицо обидчика и наносил страшные, долго незаживающие раны.

Позже Голован научился висеть под потолком, уцепившись за ржавые балки, и в темноте подземных переходов терпеливо подкарауливать свои жертвы. Свалившись на голову несчастной женщины, вырывал зубами из тела кусок мяса и, со злобным хохотом, подпрыгивая на руконогах, стремительно скрывался во мраке катакомб. Со временем маленькое чудовище стало наводить ужас на всех обитателей молочной фермы, живших в одном из самых отдалённых тоннелей.

Бедная мать не знала куда бежать от него, когда Голован, невзирая ни на какие уговоры, требовал себе молока, жестоко кусая и щипая свою кормилицу. В конце концов, надои у неё уменьшились настолько, что она окончила свою жизнь, как и все те, у кого не хватало молока - в пищевом баке.

Слух о необычайном безногом существе дошёл до Верховного Шейха, и он приказал фермерам изловить его. Здоровенные мужики, чертыхаясь, пытались поймать вёрткого уродца. Он убегал в темноту от своих преследователей, прятался под потолком, и отсиживался в тайниках, известных только одному ему. После нескольких дней неудачной охоты, Шейх, рассердившись, лично расстрелял незадачливых ловцов и послал за Голованом собственную охрану. С огромным трудом, расставив по переходам специально сплетённые для такого дела сети, наконец-то удалось связать и засунуть в мешок визжащее и бешено сопротивляющееся существо.

Головану навсегда запомнился тот день, когда его впервые показали Верховному Шейху. С того момента жизнь круто изменилась.

Вытряхнутый из мешка маленький уродец на какое-то время растерялся. Он лежал посреди огромного зала, ярко освещенного сотнями невиданных светильников. За столами, стоящими вдоль стен, сидело множество чистых, весёлых и здоровых людей. Воздух был наполнен упоительным запахом жареного мяса и ещё чего-то очень вкусного и ароматного. Незнакомые звуки, отдалённо напоминающие песни фермерских женщин, с волнующим и непонятным ритмом наполняли пространство.

Привстав на связанные руки, Голован с изумлением оглядывался по сторонам. Его внимание привлекли несколько удивительных женщин, плавно двигающихся в такт ритмам мелодии.

Эти женщины разительно отличались от грязных, с обвисшими синими грудями обитательниц молочной фермы. В прозрачных одеждах, стройные, с маленькой аккуратной грудью они казались совсем другими созданиями из фантастического мира грёз. Кожаный мешок, прикрывающий пах Голована, вздыбился, и он ощутил жгучее желание терзать этих женщин и обладать ими...

* * *

Робкий кашель прервал его воспоминания. Охранник смущённо стоял у порога.

- Чо-нибудь прикажете вашеблагородь?

- Зондеркомандера на доклад позови, - распорядился Голован.

Через порог неуклюже вкатилась тележка его Первого помощника носящего высокое звание зондеркомандера. Совсем недавно он подвергся ритуальному обрезанию ног, поэтому его руки, тонкие и неразвитые, с трудом передвигали массивное, привыкшее к сытой жизни тело. Плохо поджившие раны на месте бывших конечностей мерзко воняли гноем и сочились сукровицей через кожаный мешок, туго завязанный шнуром под мышками. Лишение ног автоматически переводило его в ранг Высших, хотя он всё равно оставались существом второго сорта, в отличии от истинных безногов, рождавшихся от Голована.

Доклад не содержал ничего нового. Постоянное падение надоев грудного молока не могли остановить показательные казни фермерш. Это напрямую сказывалось на торговых делах. Сыры, творог и, самое главное, хмельной кумыс, были основой товарного обмена с соседними кланами. Вполуха слушая его, Голован встрепенулся, когда Первый перешёл к рассказу о новостях:

- Вчера вечером наши соседи ходили наверх в вылазку и захватили парнишку. Молоденького! Он упал в каком-то алюминиевом яйце прямо с неба. Его отдали нам в обмен на бутыль кумыса настоянного на грибной плесени. Я лично рассматривал его член - он вполне подойдёт для оплодотворения на ферме. Для удовольствия его пока никто не успел использовать - я подумал, что, может, вы лично захотите его попробовать.

Ещё вчерашний день был богат на улов. Ваши детишки-голованчики, во время наземного дежурства, захватила мужика и бабу. Правда, оба староватые. Баба мелкая и сиськи маленькие: на ферму не годится - молока с неё не будет. Поэтому они всем хором её отодрали, может и не живая уже, а мужик раненый валяется. Живучий и быстро в себя пришёл. Что с ними прикажете делать?

Голован оживился:

- Это хорошо! Давай их ко мне. Сам буду разбираться!

В ожидании пленников он снова погрузился в воспоминания...

* * *

Первое время Голована держали в металлической клетке, стоящей возле перехода в Главной зал. От сытной пищи и яркого света он подобрел, с равнодушием воспринимая смех и удивлённые возгласы окружающих. Мимо него в свете факелов проходило много всякого народа: тащили на казнь преступников, степенной поступью проходили гладиаторы, желающие испытать себя в боях без правил, в сопровождении многочисленной свиты дожидались приёма послы с других станций метро. Частенько возле клетки останавливались наложницы из гарема, хихикая и дразня его. В такие минуты нестерпимое желание иметь этих сучек охватывало Голована. Хотелось мять, терзать и обладать ими. Схватившись двумя руками за пах, он, рыча, катался по полу. По ночам в его воспалённом мозгу рождались самые безумные фантазии. Именно тогда ему в голову впервые пришла мысль о том, чтобы неплохо было бы сделать всех безногими. Если все будут без ног, то тогда в мире должна наступить красота и гармония...

Эта мысль всецело овладела им. Долгими бессонными ночами вынашивался план совершенства...

* * *

Улыбаясь своим мыслям, Голован взял со стола увесистую книгу, переплетённую в человеческую кожу на которой был вытатуировал священный символ: катящееся колесо, состоящее из изображений четырёх стилизованных ног. Заголовок, прихотливо украшенный писарскими вензелями и завитушками гласил:

"Священные заповеди Безногов"

Открыв первую страницу он стал читать давно знакомые, выстраданные им слова, написанные огромными буквами:

"Только раса Безногов достойна жить и править всем миром.

Только Безногов любит Божественное проведение и заботится о них!

Ноги - есть скверна порожденная тьмой. Тайное желание любого живого существа - есть стремление жить без ног.

Только избранные достойны счастья безногой жизни.

Только они могут и имеют право познать настоящие радости и любовь гаремных женщин призванных плодить истинных Безногов.

Только избранные должны царствовать на всём пространстве подземного мира."

На глазах Голована выступили слёзы. Сколько ему пришлось вытерпеть,

прежде чем перекроить мир на свой лад. И он сделал это!

* * *

... тогда в клетке он понял, что на самом деле миром правят женщины. Вслушиваясь в случайно услышанные разговоры и обрывки фраз, жадно впитывал информацию. Своё отношение к окружающим пришлось переменить. Чтобы добиться чего-либо, надо быть послушным и ласковым. Лишь при этом условии появится возможность в решающий момент нанести смертельный укус и сделать всё по-своему!

Он стал улыбаться девушкам и, откликаясь на их просьбы, доставал из кожаного мешка на всеобщее обозрение свой длинный член. Научился ловко плясать на руках и петь скабрезные частушки, вызывая восторг людей, толпившихся возле решётки. Вскоре Голован добился своего!

Как-то вечером две девушки из гарема открыли замок решётки и, со смехом, утянули в одну из своих жилых комнат. Такой роскоши он не видел никогда. Пушистые ковры на полу и на стенах, яркий свет, множество каких-то незнакомых вещей поразили его.

Большие куски жареного мяса и перебродившее грудное молоко стояли на низком столике. Сглотнув слюну, голодный Голован уставился на еду.

"Потом, потом будем кушать..." - щебетали девицы и, хохоча, повалили его на пол. Он мог бы одним движением пальцев передавить их тонкие шейки, однако что-то подсказывало, что надо подчиниться и принять эту игру.

Между тем пронырливые пальчики развязали ремешок вокруг пояса и стянули с безногого туловища кожаный мешок. Не стесняясь, девушки разделись сами. Открывшиеся стоячие холмики грудей и аккуратные треугольники волос между ног привели в состояние похожее на безумство...

Конечно, он знал, отчего рождаются дети и почему появляется грудное молоко у женщин, но никогда не думал, что этот процесс может быть таким! На ферме он видел, как возвращались после случки недовольные женщины, проклиная фермеров-оплодотворителей, и был уверен в том, что ничего приятного в этом действе нет. Однако он чувствовал непонятное томление, когда видел огромные, в синих прожилках груди фермерских женщин и их мохнатый, заросший клочковатым мехом пах. Позднее он стал специально караулить женщин в укромных уголках, подсматривая как они испражняются. В эти минуты его огромный член наливался кровью и вырастал до таких размеров, что мешал двигаться. Голован, прячась в темноте, скидывал свой мешок, прижимался к гладкой поверхности кабелей, в изобилии подвешенных под потолком и яростно начинал тереться о холодный, покрытый влажной плесенью пластик. Через насколько минут наступало чувство блаженства и, расслабившись, он умиротворённо висел на руках, удивляясь обилию вытекшей из него странной тягучей белой жидкости, похожей на смачные плевки.

В тот самый раз все было совсем иначе. У него закружилась голова от восторга, когда его член, направляемый умелой рукой, проник во влажную и горячую щель между ног девушки.

Сжав огромными ладонями широко раздвинутые бёдра, он выпрямился на напряжённых руках и с силой начал движения всем туловищем, стараясь проникнуть как можно глубже. Странные гортанные стоны возбуждали всё больше и он с яростью начал двигаться ещё сильнее.

Это безумство, казалось, никогда не кончится. Девушка, кричала и, выгибаясь дугой, билась на ковре. Голован, открыв рот истекающий слюной, с выкатившимися глазами, продолжал неистово двигать навстречу её конвульсиям. Чувствуя приближение сладкого мига, он дико зарычал и в тот же миг обильно разрядился своими соками. По инерции он ещё продолжал задвигаться в чавкающее мокрое лоно, но амплитуда его движений становилась всё слабее. Член постепенно уменьшался в размерах и стал терять твёрдость.

Вспомнив про пищу, Голован привстал на руках и посмотрел на столик с яствами...

"Э, нет, нет!" - проговорила вторая девушка:

"Сначала отработай ещё и со мной, а потом жрать будешь!"

Её рука потянулась к низу головановского живота...

Это безумство продолжалось снова и снова, пока усталые наложницы сами не попросили прекратить оргию.

* * *

С тех пор жизнь Голована круто изменилась. Вскоре он переселился в женские покои гарема. На правах шута и невинной игрушки стал накоротко общаться с Верховным Шейхом. В это же время подметил он в себе одну особенность - стоило ему что-либо сильно захотеть и подумать о чём-то, как окружающие, словно по приказу, начинали выполнять это. Сначала Голован просто забавлялся, заставляя женщин выполнять нелепые прихоти, пока не понял какие выгоды можно извлечь из своих способностей. Возможность стать самым главным в подземном мире стала реальностью!

План созрел быстро и был необычайно прост.

В одну из ночей две наложницы, повинуясь воле Голована, крепко связали ничего не понимающего Шейха и тайком позвали его. Вдоволь поиздевавшись, он задушил поверженного властителя, забив в глотку его же отрезанные гениталии и крепко зажав нос. Глядя в выпученные от ужаса глаза, ощущая бьющееся под ним в судорогах тело, он ощутил ни с чем не сравнимое удовольствие от убийства и власти над беспомощным человеком. Это оказалось намного приятнее секса!

Наутро Голован уже сидел в кресле Верховного правителя и принимал доклады от подчинённых его воле помощников. Каждый входящий плевал в отрезанную голову Шейха, стоящую на большом блюде.

Однако радоваться было рано. Читая мысли своей свиты, он видел, как стоило ему только расслабиться и уменьшить мысленные усилия, то сразу же возникало недовольство тем, что безногий урод правит ими. Приходилось постоянно быть в напряжении. Вечерами голова раскалывалась от боли. Успокоится можно было только если медленно убивать кого-нибудь и наслаждаться сладкими волнами страха, исходящими от жертвы. Лишь это помогало снять боль и усталость. Глядя на растерзанные тела, он размышлял о том, как удержать зыбкую власть, и понять чего людям не хватает? Одним только страхом беспрекословного подчинения не добиться. Им нужна была вера во всесильное божество. И этим богом-диктатором должен стать он!

Это оказалось нетрудно сделать. Несколько трюков во время публичных казней, когда он убивал преступников одним только взглядом и тщательно разработанный ритуал чинопочитания сделали своё дело. Ещё в Головане открылся новый талант - он мог часами выступать перед толпой и все слушали его затаив дыхание, слепо доверяя каждому слову. Темный и забитый подземный люд уверовал в исключительности своего великого диктатора. Началась Великая эра царствования расы безногов.

Вера в исключительность безногой расы постоянно внушалась с помощью специально подобранных глашатаев и на публичных выступлениях. Тогда же были написаны "Заповеди Безногов" ставшие программой жизни безногого общества. Прошло некоторое время и для женщин стало считаться счастьем родить безногого младенца от Голована. В очередь на оплодотворение к нему записывались за несколько месяцев вперёд. Некоторые приближённые, с высочайшего позволения, добровольно подвергали себя ритуальному обрезанию ног.

Многочисленные дети Голована стали его личной гвардией и помогали поддерживать культ безногости. Многие из них тоже обладали способностью мысленно управлять людьми. Стремительно носясь по переходам на тележках, они наводили ужас на всё население своей жестокостью и вседозволенностью. Им завидовали, их боялись, их почитали...

Вскоре выяснилась ещё одна особенность безногой расы - они могли достаточно долго находиться на поверхности без всякого вреда для здоровья. От этого только начинали лучше видеть в темноте.

Глава вторая

Дюжие охранники завели в приемную странную парочку людей. Один был совершенно голый молодой парень, а второй - высокий седой старик в рваной, залитой кровью необычной меховой одежде. Оба разительно отличались от бледных подземных жителей красноватой загорелой кожей и отсутствием густого волосяного покрова на теле.

Голован молчал и пристально рассматривал пленников. От молодого исходили приятные импульсы страха. Совсем неожиданно для себя он почувствовал, как сильно болит простреленное плечо у старика. Удивляясь себе, Голован соскочил со стула, подъехал к нему и ласково погладил распухшую недвижимую руку. Вместе с этим он вдруг со страхом осознал, что воля этого человека проникла ему в мозг, подчинила себе и заставляет делать совершенно нелогичные поступки. Его собственное "я" неожиданно оказалось как бы парализованным, а бессловесные приказы, отдаваемые страшным и властным стариком, стали безоговорочным руководством к действию.

- Пошли вон! - скомандовал он недоумевающим охранникам. Те, ничего не понимая, покорно вышли из комнаты.

- Где женщина, которая была со мной? - спросил старик.

- Не знаю, - удивлённо пожал плечами Голован:

- Если хочешь, то можем её поискать. Наверное, валяется где-то на параше возле казарм.

- Пошли!

Слепо подчиняясь приказам, Голован взял электрический фонарь, покорно открыл дверь и покатился по подземной галерее, освещаемой редко расставленными горящими факелами. Загадочный старик и голый паренёк следовали за ним. Охранники, стоящие в специально вырубленных нишах при приближении тележки правителя падали на колени и, прикрыв затылок руками, замирали в таких позах с зажмуренными глазами. Высоко поднятые зады, обтянутые грязными штанами из некрашеной человеческой кожи, странными кочками белели в полумраке.

Вскоре узкая галерея вывела в просторное гулкое помещение с рядами колонн, уходящих в непроглядную темноту. Непонятные тени шустро разбегались при приближении луча света. Голован подкатил к краю платформы и ловко перепрыгнул на ручную дрезину с хаотично прикрученными к ней броневыми листами и пиками из кусков арматуры. Юноша, подчиняясь беззвучным приказам, молча взялся за ручки привода и начал раскручивать их. Скрипя и постукивая на стыках ржавых рельсов, дрезина покатила в кромешную тьму подземелья. Голован, устроившись в подобии кресла, грубо слепленного из разнокалиберных кусков металла, безучастно смотрел вперёд, положив руки на рычаг тормоза.

Через несколько минут поездки, колёса с пронзительным скрипом начали тормозить и повозка остановилась напротив, ничем не примечательного бокового прохода. Рядом на стене белой краской были написаны корявые буквы: "КАЗАРМЫ ГВАРДИИ. НЕВХОДИТЬ! СМЕРТЬ!"

Старик неожиданно схватил рукой Голована за горло и прошипел ему в лицо:

- Даже не мечтай, что тебе помогут твои ублюдки! Я чувствую их. Немедленно скомандуй, чтобы закрылись в своих норах и не высовывались! Ты понял?!!

Безногий урод покорно закивал головой, и пристально вглядываясь в темноту, зашлёпал губами, морща лоб и сдвигая брови.

- Не халтурь! - старик с размаху отвесил звонкую затрещину по лысому черепу.

Юноша, тщетно пытающийся прикрыть пах клочком грязной тряпицы с изумлением уставился на них. Не обращая на него внимания, старик отпустил Голована, схватил фонарь и скрылся в проходе.

- Не оставляйте меня здесь! Я боюсь! - истерично заорал молодой человек.

- Сиди на месте! Я скоро вернусь, - глухо донеслось из темноты.

Наступила гнетущая тишина, нарушаемая только кряхтеньем Голована и звоном капель воды, стекающих с потолка и разбивающихся о металл дрезины.

Медленно тянулось время. Во влажном воздухе подземелья ощутимо висел запах страха.

В кромешной темноте на дрезине ощущалось какое-то движение и легкий шорох хорошо смазанных колёсиков тележки безногого. Вдруг зловещий хохот раздался прямо над юношей. Не выдержав напряжения, он шарахнулся в сторону и, наткнувшись на металлическое ограждение, истерично разрыдался, сжимаясь в комочек на залитой скользкой грязью платформе. Мощные руки уродца схватили его за уши, два сильных пальца разжали зубы и мазнули по губам чем-то отвратительно-мягким и дурно пахнущим.

- Соси, падла! И не вздумай кусаться! - сиплым шепотом прохрипело над ним. Парализованный ужасом парнишка даже не пытался сопротивляться.

Неожиданно луч фонарика осветил эту неприглядную сцену и тут же Голован, отпустив несчастного, схватился обеими руками за голову. Болезненно сморщившись, он забормотал:

- Всё, всё, всё... Больше не буду, не буду, не буду...

Подошедший старик с размаху опрокинул ударом ноги безногого урода вместе с тележкой:

- Вот, скотина! Стоило только ослабить гипноз, так он опять за свои штучки взялся. Я просканировал его мозг - в голове одна только мерзость: секс и садизм. Больше ничего нет! В жизни ничего подобного не видел...

Он говорил, склонившись к лицу миниатюрной женщины, которую нёс, прижимая к себе одной рукой. Через плечо старика болталась пара короткоствольных автоматов со складными прикладами.

Подсвечивая фонариком, осторожно положил свою ношу на скамейку, прикреплённую вдоль борта дрезины. Вид женщины был ужасен. Обнажённое тело полностью покрывали синяки и запекшаяся кровь. Сломанные, неестественно вывернутые в суставах руки и ноги безжизненно свисали. Обе щеки были разорваны почти до ушей, отчего губы вывернулись, обнажив несколько уцелевших зубов. От этого казалось, что она улыбается зловещей нечеловеческой улыбкой. Однако, острые буравчики глаз, внимательно смотрящие из-под распухших век, говорили о том, что сознание и жизнь пока не покинули её.

Сорвав с неподвижно лежащего на боку Голована куртку, старик осторожно укрыл ею свою подругу:

- Потерпи, потерпи милая. Сейчас поедем на дальние ветки подземки, там должны стоять законсервированные бронепоезда. Там же должны быть выходы на поверхность. Скоро уедем отсюда. Держись, мы ещё поборемся.

* * *

Ехали уже очень долго. Счет времени в густой темноте совершенно потерялся. Голый юноша без остановки, как заведённый, крутил рукоятки движителя, отчего дрезина, набрав ход, с приличной скоростью катила по подземным рельсам. Изредка старик колотил стволом автомата по лысому черепу Голована и отдавал ему какие-то едва слышные команды. Иногда они останавливались, старик слезал с платформы, копался со стрелками, переводя рельсы, и их путь во тьме продолжался дальше. После одной такой остановки, когда уже набрали скорость, старик неожиданно резко нажал на тормоз.

- Крути назад! - крикнул он молодому человеку. Затем, не спеша, достал из-за спины нож и, ухватив урода за ухо, хладнокровно полоснул по нему лезвием. Голован пронзительно завизжал, схватившись обеими руками за то место, где только что был его орган слуха. Поднеся капающее кровью ухо к самому носу уродца, старик спокойно проговорил:

- Быстро прекратил орать! Ты что, со мной играть удумал? Решил нас в другое место завезти? Я же тебя предупреждал, что все твои мысли контролирую! Ну-ка возьми своё ухо в зубы, и чтобы больше даже не думал об уловках. Смелей, смелее кусай!

Прервав вопли и дико вращая глазами, Голован осторожно прикусил непомерно длинными передними зубами кусок своей плоти. Из его глаз сплошными струйками катились слёзы, смешиваясь с кровью из раны на месте бывшего уха. Вид великого диктатора был жалок.

Неожиданно, юноша, безучастно наблюдавший эту сцену, прыжком подскочил к уроду и неловко ткнул его кулаком в лицо. Несмотря на серьёзность обстановки, старик криво улыбнулся:

- О, да вы подаетё успехи, молодой человек! Я, может быть, дам тебе возможность поиграть с этим ублюдком потом. Вижу, он успел тебе уже изрядно насолить. Кстати, пора бы уже и познакомиться. Как тебя зовут?

- А...Алекс. Я пилот-курьер младшего ранга.

- Пилот-курьер? Ладно, расскажешь попозже, что ты там пилотируешь. Меня зовут Прозаиг. А это израненная женщина - Ева, моя напарница. Разведчики из Северной Коммуны, мы. Ладно, поехали дальше. Думаю, это чудовище больше не будет хитрить...

* * *

Наконец-то поездка подошла к концу. Рельсы закончились и колёса дрезины упёрлись в насыпь.

Поручив Алексу нести женщину, Прозаиг бесцеремонно тянул за руку Голована. Тележка, крест-накрест привязанная широкими кожаными ремнями к его плечам, боком волочилась по щебёнке. Вскоре они уперлись в громадную железную стену. Бывший великий диктатор что-то замычал, не выпуская замусоленного уха изо рта. Старик наклонился к нему:

- Что-то сказать хочешь? Можешь выплюнуть ухо. Говори.

- Я не виноват! Не убивайте меня! Я же предупреждал что тут тупик! - испуганно закричал Голован.

- Заткнись! - не обращая больше на него внимания, Прозаиг тщательно, с помощью фонаря, исследовал стены возле ржавой стены. Это продолжалось довольно долго.

Не жалея полированного лезвия, он начал широким лезвием боевого ножа ковырять стену, пока не добрался до жгута разноцветных проводов, неизвестно откуда взявшихся в толще бетона. Его спутники, как зачарованные, наблюдали за странными манипуляциями. Раненая рука не позволяла ему работать дальше, и он подозвал Алекса:

- Перережь желтый и коричневые проводки. Скрути их вместе. Чёрный тоже перережь. А сейчас соедини вот эти: красный и жёлтый.

Между контактами сверкнули искорки и железная стена, дрогнув, со скрипом начала отодвигаться. Протиснувшись в образовавшуюся щель, Прозаиг пошарил по стене и щёлкнул выключателем. Неожиданно яркий электрический свет залил гигантское помещение. В центре, блестя густым слоем смазки, сплошь покрывающей броню, стояла громада бронепоезда! Из боковых башен хищно смотрели зачехлённые стволы орудий. Многочисленные заклепки, бугрящиеся по бокам, придавали сходство с живым существом, покрытым пупырчатой кожей.

Старик, неловко держась одной рукой за поручень, поднялся по ступеням и, недолго поковырявшись в замке люка, открыл его. Не скрывая радости, удовлетворённо рассмеялся, проскользнув в бронированное чрево.

Часть 4. БРОНЕПОЕЗД

Время действия: весна 246 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: Бывшая Северная железная дорога.

Глава первая

Я, нащупал на внутренней стене рубильник внутреннего аварийного освещения и включил его. Тусклые дежурные лампочки красным светом проявили внутренности стандартного бронепоезда довольно древней модели БП-600. Судя по всему, он был выпущен незадолго до Большого Взрыва и не разу не был в деле, отстаиваясь на запасных путях подземного метро.

Первым делом прошёл в санитарный отсек и, вскрыв дежурную аптечку-укладку, вколол себе обезболивающий стимулятор. Буквально через пару минут почувствовал себя гораздо лучше. Как смог забинтовал рану на плече и направился в машинное отделение. Дверцы топок были приоткрыты, а запальные зажигалки чьей-то заботливой рукой положены рядом. В тендере виднелись полные штабеля брикетов топлива. Надо было отдать должное неизвестным интендантам - такая тщательная консервация была очень нетипичной для смутных времён, предшествующих Большому Взрыву. Обычно мы находили бронепоезда полностью разграбленные и едва пригодные к использованию. Иногда было легче построить новый, чем восстанавливать старый. Здесь же был совершенно другой случай. Признаться, на такую удачу я почти не надеялся, хотя и знал, что под Светящимся облаком всё может сохраниться в первозданном состоянии.

Распалив топки и включив обменные катализаторы, я, в ожидании пока прогреются котлы, выглянул в смотровую щель. Алекс с Евой на руках и Голован, как зачарованные, рассматривали лоснящиеся от смазки корпус бронепоезда. Приказав им лезть в соседний караульный кубрик, я по внутренним переходам прошёл туда же. Войдя в помещение, в очередной раз поразился идеальной комплектации. Пищевые рундуки были аккуратно закрыты на висячие замки со вставленными в них ключами, а трёхярусные кровати покрыты плотной защитной плёнкой. Даже старинная осветительная лампа висела на крюке под потолком, полностью заправленная керосином.

Дверь, скользя на хорошо смазанных блоках, откатилась, и Алекс осторожно занёс Еву.

Затем он вместе с тележкой втащил совершенно подавленного безногого урода. Тот, преданно глядя мне в глаза, боком откатился в угол и замер там, по-прежнему держа в зубах своё отрезанное ухо, несмотря на то, что я разрешил выплюнуть его. Надо сказать, телепатические способности этого доморощенного диктатора были ниже среднего и я легко, почти не напрягаясь, смог нейтрализовать и подавить все его посылы-импульсы. С досадой подумалось о том, как же смогли безногие "гвардейцы" застать меня врасплох на поверхности. В результате этой оплошности я получил ранение в плечо, а Ева оказалась в таком плачевном состоянии. Непростительная ошибка для такого опытного воина, каким я считал себя.

Пора было заняться Евой. Осмотрев обезображенное тело, растерялся. Ран и повреждений было так много, что я не знал с чего начать. Все кости рук и ног были старательно перебиты в нескольких местах. Груди наполовину отрезаны. Вдобавок, при ближайшем рассмотрении, обнаружилось большая круглая рана на животе.

Первым делом вколол ей двойную дозу обезболивающего препарата и стал готовить хирургические инструменты.

- Оставь, меня в покое, Прозаиг, - неожиданно просипела она страшным, незнакомым голосом:

- Мне уже ничего не поможет. Всё равно умирать. Выгони всех прочь, надо поговорить с тобой.

. Подчиняясь моему мысленному приказу, Алекс и уродец заторопились убраться в соседний вагон. Пройдя следом, я приковал их по разным углам кубрика наручниками, найденными в оружейке бронепоезда.

Не было смысла переносить Еву в лазаретный отсек. Похоже, медицинская помощь ей была уже не нужна. Единственное, чем я мог помочь, это попытаться уменьшить боль. Наспех стянув разорванные щёки широким пластырем, развел в мензурке спирт найденный в медицинских припасах. Осторожно залил ей в рот несколько глотков и дал запить водой. Затем вколол двойную дозу обезболивающего средства.

Она благодарно взглянула на меня. Её лицо, покрытое слоем грязи и засохшей крови, слегка порозовело.

- Спасибо, милый... - каждое слово давалось Еве с трудом:

- Слушай внимательно. Ты видел татуировку на моём бедре? Это не просто орнамент и узоры. Там нарисована схема местности, где находятся плавучие бронепоезда с ракетами. Это недалеко от устья Большой реки, на берегу Северного океана. Той самой реки, которую раньше называли Енисеем. Боеголовки ракет, находящихся на борту броненосцев, могут запросто устроить ещё один Большой Взрыв. Завладев ими, ты получишь власть над всем миром. Пусковые устройства примитивны. Но, самое главное в том, что плавают эти бронепоезда на совсем другом, ядерном топливе. Ни надо не катализаторов, ни запасов горючего. На небольшом куске урана можно плавать годами. Уран, или другую подходящую радиоактивку сам отыщешь. Думаю, ты сможешь освоить управление подлодками - так называются эти машины...

Ева закашлялась и сплюнула чёрный сгусток крови. Отдышавшись, продолжила:

- Там ещё много других удивительных вещей. Разберёшься с ними... Слушай дальше. Надо приложить к татуировке щелочной компресс и ложные линии, сделанные другим составом, обесцветятся.... В этом весь секрет. Ты поступишь проще. После моей смерти срежешь кожу со схемой и не менее суток выдержишь в моче или другом подходящем дубильном растворе... Рисунок и описание должны проявиться...

Удачи! Я была носительница этой тайны и не знала, как распорядиться ей. Власть над миром не нужна мне... Теперь всё в твоих руках..., ты сможешь изменить мир... А сейчас переверни меня и выстрели в голову. Прощай!

Ева замолчала и прикрыла глаза. Крошечная слезинка, оставляя светлую дорожку на грязной коже, плавно скатилась по щеке.

По опыту я знал, что в подобных случаях малейшие колебания и раздумья ни к чему хорошему не приводят. Рывком перевернул почти невесомое тело и, не целясь, выстрелил в такой знакомый мне затылок, успевший, за время нашего длинного путешествия, обрасти трогательным пушком светлых волос. Кровавые ошмётки разлетелись по всему кубрику. Искалеченное тело Евы насколько раз слабо дёрнулось в агонии и затихло. Всё было кончено.

Отшвырнув автомат, без сил опустился на пол. Смерть Евы выбила меня из колеи. Не узнавая себя и не в силах больше сдерживать свои эмоции, я неожиданно расплакался.

Глава вторая

Весенняя лесотундра радовала глаз обилием красок. Сквозь пятна серого снега, покрытого слоем пепла принесённого зимними ветрами, пробивались зеленеющие ветви карликовой берёзки. Южные склоны холмов и оврагов были сплошь усеяны ярко-оранжевыми головками тундровых цветов - жарков и скромными желтыми венчиками полярных маков. На многочисленных озёрах, покрытых ещё льдом, в узких заберегах открытой воды уже плескалась перелетная водоплавающая дичь.

Чем дальше мы пробирались на север, тем мрачнее и безрадостнее становился пейзаж. Количество не растаявшего снега становилось всё больше. Наш бронепоезд не был оборудовал снегоотвалом и нам часто приходилось лопатами расчищать себе путь. Старинная железная дорога была в ужасном состоянии. Похоже было на то, что последние лет сто по ней никто не ездил. Местами, вместо рельсов, оставалась только одна насыпь с глубокими промоинами и ямами. Автоматическим рельсоукладчиком наш бронепоезд не был оборудован. Приходилось вручную наскоро прокладывать легкосъемные рельсы, запас которых в бронепоезде был ограничен и черепашьим шагом пробираться вперёд. Поехав незначительный отрезок пути, мы снимали рельсы, перетаскивая их вперед. И так до бесконечности.... Более современные бронепоезда оснащались одной огромной рельсо-гусеницей, проходящей по специальным каткам над вагонами, но нам досталась допотопная модель, приспособленная в основном только для езды по готовым двухрельсовым железным дорогам. Впрочем, такие старинные машины оснащалась толстой титановой бронёй и обладали солидной огневой мощью. Поздние модели были облегченными и соответственно более уязвимыми - в них ставка делалась на быстроходность.

На ночь мы останавливались на отдых. Возле насыпи разжигали костёр и покорный Голован, как заправская кухарка, начинал готовить ужин. Запасы продуктов в бронепоезде большей своей частью были безнадёжно испорчены. поэтому мы с Алексом шли на охоту. При удивительном обилии перелётной птицы не составляло почти никакого труда добыть на ужин несколько уток или даже гусей. Ловили их просто. К тонкой капроновой нити привязывали крючок с наживкой и вместе с самодельным поплавком забрасывали плавать в озеро. Через час проверяли ловушки и скручивали головы попавшимся пернатым.

Я приглядывался к своим спутникам, раздумывая, что же мне с ними делать дальше. Сканируя мозг бывшего тирана-деспота не переставал удивляться набору пакостей и извращений, царивших у него в голове. Поражало то, что ему совершенно была неведома другая жизнь и другие чувства. Голован искренне удивлялся тому, что кто-то мог добровольно проявить снисхождение к нему или просто подумать о чем-то похожем на сострадание. Обладая слабыми телепатическими способностями, он мгновенно воспринимал это как слабость, и его начинало "заносить", за что бедолаге постоянно перепадало тумаков от меня и Алекса. Вместе с тем, силы, таившиеся в Светящемся Облаке, начали оказывать на бывшего диктатора своё непонятное воздействие. Иногда в его голове появлялись мысли о божественном промысле и святых заповедях. Какие-то непонятные процессы осуществляли метаморфозы в его сознании.

Алекс же первое время смертельно боялся радиации и постоянно ныл о том, что его ждёт скорая смерть от страшной болезни, которую он почему-то называл "лучевой". Он страшно удивился, узнав о том, что уже не одно поколение людей живёт, имея иммунитет, делающий сравнительно небольшие дозы радиации практически безвредными и даже полезными. Изредка встречались люди без этого иммунитета. В таких случаях применяли радикальные методы лечения. Достаточно при помощи простейших приспособлений полностью перелить кровь от имуннозащищённого человека, а это, как правило, были здоровенные быдлы, то все симптомы тут же пропадали. Когда я пообещал в ближайшее время, как только попадётся подходящий материал, сделать ему эту операцию, он побледнел:

- А что потом произойдёт с донором?

- Естественно умрёт. Без крови человек жить не может.

- Как же так? Я останусь живым ценой другой жизни? Мне так не подходит! Неужели ничего другого придумать нельзя?

Я пожал плечами:

- Как хочешь. Можешь сдыхать. Произойдёт это максимум через пару лет. Взгляни, у тебя уже шатаются зубы и начали выпадать волосы. Моли Бога о том, чтобы нам встретился кто-нибудь. Впрочем, когда приедем в Коммуну, какого-нибудь коммуниста с подходящей группой крови мы используем.

После этого разговора Алекс приуныл. Однако, через несколько дней, когда очередная прядь его белокурых волос осталась в руках, он дрожащим голосом торжественно сообщил о том, что согласен на операцию, если это будет не очень больно для другого человека... Я расхохотался.

Этот молоденький пилот-курьер непонятного летательного аппарата был удивительно инфантилен. Всю свою жизнь он провёл в подземелье на неизвестном мне материке и отличался крайней неприспособленностью к жизни. Было поразительно, как он умудрился выжить среди себе подобных. В нашем обществе он не протянул бы и месяца, не умея добыть себе пищу и дать отпор любому, кто посягнёт на неё.

От него я знал много новых удивительных подробностей о нашем мире. За десятки тысяч километров отсюда, за непроходимыми горами и огромным водным пространством находится ещё три земные суши - Австралия, Африка и Америка. Самым крупным центром, где сохранились остатки человечества, он считал Австралию. Там люди укрылись от радиоактивного облака и губительных осадков в глубоких подземных убежищах. Их несовершенные организмы практически не могли переносить даже самые слабые дозы радиации. Размножались они примитивно, так же как и коммунисты - с помощью женщин, а не посредством клонирования.

С его слов ещё сохранилось два мелких очага цивилизации в Англии и на Аляске, куда Алекс совершал рейсы на своём самолёте (так он называл летательные аппараты, способные подниматься на невообразимую высоту над землёй). Кроме этого, совершенно дикие племена жили где-то в Африке. Любопытно, что, по мнению австралийцев, ничего живого не могло существовать на огромной территории, называемой Сибирской Евразией, то есть там, где мы сейчас находимся.

Совсем по-иному в австралийской цивилизации трактовалась и новейшая история. По мнению их историков, в двадцать первом веке, по старому летоисчислению, стали происходить социальные метаморфозы в мировом сообществе. Нефть и другое сырьё, добываемое из-под земли, иссякли. Страны, традиционно жившие за счёт экспорта полезных ископаемых, начали стремительно нищать и деградировать. Государства, расположенные в Америке и Европе научились использовать в качестве источников энергии практически неиссякаемое ядерное топливо. (Скорее всего, это было то самое чудо-горючее, о котором мне рассказала перед смертью Ева). Научный прогресс позволил им жить богато и счастливо. На большей же части суши воцарило беззаконие и хаос. Вымирающее от голода и болезней население в слепой ненависти рвалось к захвату земель и имущества своих богатых соседей. Всё это, в итоге, привело к страшным Большим Взрывам, после которых осталось жить только те, кто смогли укрыться в подземельях и метро.

Не было оснований не верить Алексу. Новая информация заставила совсем по-другому взглянуть на жизнь. У меня возник совершенно новый план боевых действий. Вместо тяжелой войны с амазонками на юге и полчищами пидорасов на северо-востоке целесообразнее было бы захватить Австралию. На большом плавучем бронепоезде вместе с коммунистами напасть на этот удивительный континент. Если судить по рассказам Алекса, население там было изнеженным и совершенно не воинственным. Они сдадутся без боя после первого ракетного удара. Победа, скорее всего, достанется малой кровью, а вот добраться по воде до Австралии будет проблемой.

Всё моё мореходное умение сводилось к тому, что я мог построить простейшую вёсельную лодку и сделать примитивный опреснитель для воды. Напрягая память, я вспомнил краткий курс водоплавания, который когда-то изучал в школе выживания. Преподаватель, пожилой мут со странными татуировками, состоящими из множества параллельных полос во всё тело, которые он именовал "тельняшкой", рассказывал удивительные вещи. Где-то на краю северных земель существовали громадные водные пространства, называемые морями. Вода в них была ещё до Большого Взрыва горькой и непригодной для питья. Люди плавали по этим водоёмам на тяжёлых металлических лодках, величиной больше чем несколько десятков бронепоездов. Правда, подробностей об устройстве этой водный техники он не знал и рассказывал о ней только в самых общих чертах.

В одном я не сомневался - если что-то и когда-то было создано человеческим разумом, то это можно постичь. Если не хватает собственных знаний - нужно копаться в развалах книг старинных библиотек или попытаться реанимировать какой-нибудь древний компьютер. Так нас учили, готовя к длительной войне в любых условиях и с любым противником.

Часто, уединившись в командирском отсеке и, передав управление бронепоездом Алексу, я подолгу рассматривал выдубленный до восковой прозрачности кусок кожи с бедра Евы. План нахождения базы подлодок времён, предшествующих Большому Взрыву, был составлен на удивление подробно и внятно. Найти эту точку на местности, похоже, не оставляло особого труда. Самое удивительное заключалось в том, что находилась она не так уж далеко от Коммуны. Мне было даже жалко отдавать эту удивительную находку в жадные руки коммунистов. Коварством и жестокостью они ничем не отличались от амазонок... Старинная мудрость говорила, что нельзя наступать на ритуальную палку с горизонтальными зубьями два раза подряд. При этих мыслях я непроизвольно расхохотался. Мне вспомнилось весёлая шутка из далёкой молодости: мы подкладывали этот забавный предмет, служащий для проверки интеллекта, под ноги быдлам, наблюдая как они, раз за разом, получали древком по лбу...

Мои мечты простирались дальше. После победоносной войны я смогу легко завоевать весь мир. Загадочные летательные аппараты австралийцев помогут быстро преодолевать немыслимые пространства. Железнодорожная эра бронепоездов уйдёт в прошлое. Империя амазонок рухнет под угрозой нового Большого Взрыва. Возможно, я просто уничтожу их всех. Главным козырем будет ракетное оружие с носителями Больших Взрывов, о местонахождении которого мне рассказала Ева перед смертью. Кусок гладкой женской кожи, величиной с две ладони, таил в себе бесценную информацию. Сложенный в несколько раз и свёрнутый в тугую трубочку, он, на толстом шнуре, всегда висел на шее.

С возрастом я стал сантиментален. Мне было приятно осознавать то, что частичка Евы постоянно находится у меня на груди. Я часто с грустью вспоминал её, хотя, честно говоря, не совсем представлял себе, как бы вернулся к своим амазонкам вместе с ней. Недолгое общение с этой удивительной женщиной много дало мне. Я стал совсем другими глазами смотрел на женщин, а это, по моему личному опыту, ни к чему хорошему не приводило. Пожалуй, даже лучше что она погибла. Частенько, закрывшись в кубрике и хлебнув спирта из аптечных запасов, я с тревогой думал о судьбе моих детей и амазонок, оставшихся в Коммуне.

Глава третья

Тяжёлый, гулкий удар сотряс бронепоезд. Инерция движения больно впечатала меня в металлическую переборку. Пол из рифлёного железа поплыл под ногами и стал занимать место стены. Я мгновенно сообразил, что мы полетели под откос, и пополз в орудийный отсек, так неожиданно превратившийся горизонтальный лаз. Металлические скобы цеплялись за одежду, мешая движению.

В тесном пространстве положенного набок стакана башни было трудно развернуться. Рычаги и колёса управления орудием, висящие над головой не давали пробраться к смотровой щели. С трудом изогнувшись, я заглянул в узкое отверстие, но ничего не увидел, кроме хмурого предрассветного неба, сплошь затянутого серым покрывалом облаков. С трудом отодвинув люк, выглянул наружу.

Вдруг что-то гулко и очень больно хлопнуло у меня в голове и красная пелена, стремительно чернея, появилась перед глазами. Я медленно поплыл по волнам тягучей боли, уносящей меня в небытие...

* * *

- Командир, командир.... Очнитесь.... Очнитесь, командир... Я чувствую, что вы ещё живы... - чей-то плачущий голос доносился из темноты. Страшная усталость наполняла всё моё сознание. Мне не хотелось ничего кроме покоя и забвения. Но голос упорно продолжал проникать сквозь плотную оболочку темноты, окутавшей меня и я, с неимоверным трудом, приоткрыл глаза. Надо мной склонились мокрые глаза Голована и его окровавленная лысина.

- Что... со.... мной....., - язык не повиновался и слова хрипло выдавливались из горла.

- О, вы очнулись мой командир! Ничего страшного, у вас череп расколот до самых мозгов и кишки немного выпали из живота...

- Что... произошло...

- Какие-то люди взорвали почти весь наш бронепоезд. Они разбили вам голову и разрезали живот. Смеялись, когда вытянули ваши кишки и обмотали их вокруг вашей шеи. Потом их отвлёк наш славный Алекс. Они догнали его и очень долго использовали как женщину. А я притворился мёртвым и они совсем не заинтересовались мною. Только выстрелили два раза, но попали в титановую пластину, которую я всегда привязываю себе на грудь. На всякий случай.

- Где... они... сейчас....

- Уехали на своём бронепоезде и увезли с собой Алекса. Он сильно кричал и плакал...

Неожиданно, усталость и нежелание жить стали отходить на задний план. Я почувствовал, что светлые образы неосязаемых существ, которые сами себя называли белыми ангелами, упорно вытягивают меня из тьмы и подталкивают к жизни. Эти существа жили рядом со мной и сопровождали меня с тех пор, как я впервые побывал под Светящимся облаком. В самые трудные минуты своей жизни ангелы появлялись откуда-то сверху и помогали мне.

С их помощью я, с трудом концентрируя мысли и выдавливая из себя слова, приказал Головану:

- Иди в мой командирский отсек. В углу под койкой есть тайник. Отвинти крайнюю левую ножку кровати, и он откроется. Там припасы и аптечка. Неси всё сюда...

Голован ловко перевернулся и быстро запрыгал на своих мускулистых руках в сторону опрокинутой дымящейся громаде бронепоезда.

Я осторожно ощупал свою голову. К счастью, удары пришлись на лобную часть, в то место где у меня когда-то были странные наросты. От них кости черепа значительно увеличились в толщине и вероятно приобрели необычайную прочность. Я с удивлением, сквозь рассеченную кожу, нащупал несколько глубоких сколов оставленных, вероятно, пулями достаточно малого калибра. На теменной части была не слишком глубокая вмятина, противно хрустящая краями костяных обломков при прикосновении. Похоже на то, что мозг не задет. Раны на голове тяжёлые, но не смертельные.

Внутренне содрогаясь от страха увидеть самое ужасное, я с трудом приподнялся на локтях и взглянул на свой живот. Мои худшие опасения подтвердись. Из огромного разреза, протянувшегося от пряжки ремня и до самой грудины, бесформенной кучей вывались петли кишок. Одна из них была наброшена мне на шею. Сквозь вытянутые прозрачные стенки просматривались комки каловых масс и куски полупереваренной пищи. От них в свежем весеннем воздухе поднимался лёгкий парок.... Я явственно ощутил тяжёлый, тошнотворный запах собственных внутренностей....

Все эти действия утомили меня. Устало откинув голову, стал смотреть в низкое серое небо чтобы больше не видеть собственные кишки, лежащие на груди - синеватые, в красных прожилках кровеносных сосудов. Подкатила тошнота и последнее, что запомнилось, это был мой собственный желудок, беспомощно сокращающийся от рвотных позывов.

Темнота вновь застлала глаза. Два ангела, озабоченно разговаривая о чем-то важном, парили неподалёку, чуть в стороне. Густая и обволакивающая тьма затягивала как болото. Где-то впереди начал мерцать ослепительно белый тоннель...

Глава четвёртая

Очнулся оттого, что струйка жгучей жидкости лилась мне в рот и пощипывала разбитые губы. С трудом приподняв веки, увидел над собой лысый череп Голована и могучую руку, зажавшую в ладони медицинскую флягу со спиртом. Машинально просканировал его мозг: там металась только одна паническая мысль: "Если Прозаиг умрёт, то и я не выживу...". Это хорошо. Значит, у меня есть надежда на его помощь. Может быть не всё потеряно, ещё стоит попробовать побороться за свою жизнь...

Стараясь придать своему голосу спокойствие, я заговорил:

- Возьми в аптечке шприц-тюбик с надписью "Антистолбняк". Да, вот этот. Вколи его мне в руку. Ещё поставь два обезболивающих укола. Молодец, всё хорошо. Сейчас туго забинтуй голову.... Теперь давай готовиться к операции. Найди хирургические иголки с нитками. Принеси какую-нибудь большую посудину и нагрей в ней воду...

Исполнительный Голован не заставил себя долго ждать. Вскоре рядом со мной горел небольшой костерок, и в походном чугунном котле булькала вода, набранная из соседнего болотца. Я приказал своему лекарю в первую очередь тщательно вымыть руки с мылом, что вызвало его неудовольствие - впервые познакомившись с этим моющим средством, он почему-то невзлюбил его. Тем не менее Голован подчинился и, недовольно бурча, начал мыть руки прямо в котелке, обжигаясь горячей водой. Грязные хлопья мыльной пены полетели во все стороны, а вода перестала быть пригодной для хирургических целей. Пришлось менять её и кипятить заново.

Вот, вроде всё готово для операции. Я приказал разбавить воду спиртом и поднести посудину поближе. С трудом перевернулся на бок, и внутренности вывалилась прямо в котёл. Голован снял с моей шеи ужасную удавку из кишок и стал всё это полоскать в тёплой воде смешанной со спиртом.

Пока операция была достаточно терпимой, так как в кишечнике мало нервных окончаний. Лишь иногда от неловких движений доморощенного хирурга всё тело, словно удар электрического тока, пронзала резкая боль. И это несмотря на двойную дозу обезболивающего лекарства! Сжав зубы, я старался не дёргаться. Больше всего боялся, что потеряю сознание, и тогда операция прервется в самый неподходящий момент. Бестолковый Голован навряд ли справится без моих подсказок.

После кишок настал черёд промывания брюшной полости. Я осторожно раздвинул края зияющей раны и с содроганием заглянул во внутрь. Зрелище было не для слабонервных. В глубине желтел полупустой мочевой пузырь, к счастью неповреждённый, а по бокам покоились две почки. Одна слегка кровоточила и была полуоторвана. Выше бесформенным куском висела печень. Это было уже хуже, но не так безнадёжно. Известно, что клетки печени способны восстанавливаться, поэтому надежда остаться в живых после такого ранения ещё теплилась в сознании.

Под моим руководством Голован промыл всё той же водой моё несчастное тело изнутри, тщательно протёр ватными тампонами и запихнул кишки обратно. К моему удивлению, они оказались нигде не повреждёнными, и это было добрым знаком. Напоследок, толстые неуклюжие пальцы уродца коряво стянули края раны нитками, оставив несколько дренажных отверстий с медицинскими трубками для отвода гнойной жидкости, которая неизбежно появится после такой полевой хирургии.

Всё, операция была закончена. Теперь оставалось только надеяться на чудо...

* * *

Сколько я пролежал без сознания, не знаю. Когда очнулся и вышел из зыбкого забытья, наполненного призрачными образами, надо мной был растянут тент из синтетической плёнки, а неподалёку горел костёр. Спиной ко мне сидел Голован без неизменного кожаного мешка и, звякая ложкой, с аппетитом уплетал какое-то варево прямо из котелка. Мне была видна только его мускулистая спина и острое ухо, забавно шевелящееся от жевательных движений.

По привычке я тут же просканировал его мозг и с изумлением обнаружил - всё то мерзкое и гадкое, что было у него в голове, осело вниз. Светлым пятном резко выделялся Образ Божий, неизвестно как попавший в тёмные закоулки сознания бывшего подземного диктатора. С ним, вероятно, произошли те же метаморфоза что и со мной во время моего первого пребывания в Городе под Светящимся Облаком. Силы добра одержали маленькую победу в душе уродца.

Ярко светило солнце, стоящее в зените и где-то в небесной синеве беспечно пели свою нескончаемую песню жаворонки. Картина была настолько умиротворяющая, что я невольно улыбнулся. Почувствовав мой взгляд, Голован повернулся ко мне всем корпусом и радостно оскалил гнилые зубы в подобии улыбки.

- Здравствуйте, мой командир! Наконец-то вы очнулись! Я постоянно молился за ваше здоровье! Бог не оставил нас без своей милости... - радостно запричитал Голован, ловко припрыгивая ко мне на одной руке и держа котелок в другой,

- Я вот вам свежего утиного бульончика приготовил, покушать вам надо, а то три дня без сознания лежали.

Он осторожно поднёс к моим губам ложку с ароматным, янтарного цвета варевом. Я проглотил несколько ложек и почти сразу почувствовал страшные рези в животе. Мои многострадальные кишки, по все вероятности запутались, перегнулись и стали непроходимыми. В подобных случаях спасение заключалось в том, что надо много ходить, чтобы внутренности улеглись, как им положено. По крайней мере, так нас учили на занятиях по полевой медицине. Легко сказать! Но как это сделать практически? Стиснув зубы, попытался сесть. Резкая боль пронзила всё тело и голова закружилась. Опираясь на плечо Голована приподнялся на колени. Потом, шатаясь и рискуя упасть, встал на дрожащих от напряжения ногах. Уродец со страхом и восхищёнием смотрел на меня снизу вверх. Из-за невыносимой боли я не мог разогнуться, поэтому в таком положении, держась обеими руками за живот, сделал несколько шагов. Чуть отпустило. Постояв, в изнеможении снова прилёг на своё ложе. Боль понемногу отступала. Вытерев испарину с лица, я позволил себе съесть ещё несколько ложек бульона и устало опустил голову на подобие подушки изготовленной Голованом из какого-то тряпья.

Мысли опять стали теряться и путаться. Незаметно вновь подкралось зыбкое забытье. Ангелы в белых одеждах склонились надо мной и вновь стали что-то обсуждать.

* * *

Побуждение было тревожным. Вдруг отчетливо вспомнилось то, что беспокоило меня всё это время.

- Голован! - закричал я изо всех сил,

- Немедленно найди трубочку из тонкой кожи, которая висела у меня на шее. Где она?

- Не...не знаю...

- Ищи, ищи, она нам очень нужна! Возможно, валяется где-то рядом.

Неловко передвигаясь на своей тележке, исполнительный Голован стал шарить ручищами в подросшей траве. Через какое-то время раздался радостный вопль:

"Вот она! Нашёл!" - и заветный кусок человеческой кожи, весь перепачканной засохшей грязью, оказался у меня! Осторожно сняв прозрачную плёнку, в которую был упакован мой заветный свиток, я развернул бесформенный лоскут и стал вглядываться в переплетение линий. По схеме выходило, что русло Большой Реки должно было проходить не очень далеко. Если нам повезло, то одна из многочисленных петель реки находится рядом. В этом было спасение!

Со слов Голована враги забрали из разбитого бронепоезда только оружие, патроны и часть амуниции. Это настораживало. Скорее всего, они должны будут рано или поздно вернуться за другими оставшимися ценными вещами и тогда нам не сдобровать.

Я мысленно выругал себя за беспечность. По всей вероятности, когда мы выехали из Города под Светящимся Облаком, за нами увязалась одна из банд мародёров, промышляющих грабежом на старых железных дорогах. Пользуясь скоростными преимуществами своего, очевидно, более современного и лёгкого бронепоезда, они следовали за нами пока не выбрали удачный момента для того, чтобы заложить взрывчатку. Да, такой промах был совершенно непростителен для меня - профессионального воина железных дорог. Из-за многих лет скитаний я совсем потерял квалификацию и допустил досаднейшую ошибку! Открыто придвигаться по старым путям без боевого охранения, без установки мин-ловушек за собой, мог только полный дилетант или безмозглый быдл.

Теперь, после того как мы лишились бронепоезда, для нас оставался только один выход: добраться до Большой Реки и постараться проплыть по ней до Таймырского полуострова, в центре которого находилась Коммуна. Возможно, ещё успеем спасти мою семью, остававшуюся там в заложниках.

Я велел Головану собираться в путь.

ЧАСТЬ 5. ПЕРЕХОД

Время действия: лето 246 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: где-то за Полярным кругом.

Глава первая

Это был безумный переход. Впереди, пружинисто приседая на мощных руках, продирался сквозь кустарник безногий уродец. К его тележке пришлось примотать минимум груза: кусок синтетического брезента, топор и большой моток крепчайшего нейлонового шнура. Вид бывшего диктатора был довольно забавен и, при других обстоятельствах, вызвал бы улыбку. На руки он натянул камуфлированные штаны с множеством карманов, так как рукава любой куртки были тесны для его необычайно развитых рук. Лысая голова выглядывала из расстегнутой ширинки, а широкий пояс с тяжелым ножом стягивал грудь на уровне подмышек. Для перехода Голован приспособил высокие армейские ботинки из светлой замшевой кожи, прорезав в них отверстия для больших пальцев. Завершал походный наряд неизменный кожаный мешок, одетый на нижнюю, безногую часть туловища с пристёгнутой к нему тележкой. Крошечные колёсики, на которых он мог стремительно носиться по своему подземелью, оказались совершенно бесполезны в болотистой лесотундре.

Мне же было очень плохо. Идти я мог только мелкими шажками, в согнутом положении и опираясь на палку. Ни о каком грузе не могло быть и речи. Я нёс только брезентовую сумку с аптечкой и котелок, но даже эта ноша казалась мне непосильной.

Если раны на голове сравнительно хорошо поджили, то с моим многострадальным животом дело было худо. Края разреза почти не срастались, а из дренажных трубок постоянно сочился дурно пахнущий зеленоватый гной. Питаться приходилось только жидким бульоном и инъекциями раствора глюкозы, которые вкалывал себе в вену. Меня часто лихорадило и, временами, я падал теряя сознание. Порою в голову закрадывалась предательская мысль о том, что, может быть, стоит разом прекратить эти страдания, покончив с собой. Приходилось гнать от себя малодушные настроения - кодекс чести мута-воина требовал сражаться до последней капли сил - и с врагами, и с болезнями, и с голодом...

На пятый день пути, когда мне стало совсем плохо, я понял, что повторной операции не избежать. Надо было заново промыть всю брюшную полость, иссечь гниющие края раны, более аккуратно зашить кривой и неровный разрез. Приходилось рассчитывать на себя, потому что я сомневался в том, что Голован сможет своими толстыми и неуклюжими пальцами сделать всё как надо.

Выбрав подходящую поляну на берегу крошечного озера, стали готовиться к операции. Первым делом я приказал своему спутнику выкопать небольшую яму и выстлать её брезентом. В этой своеобразной емкости мы в достаточном количестве запасли дезинфицирующую жидкость, приготовленную из отвара целебных трав. Потом из стволиков тонких берёз Голован устроил мне своеобразное ложе, на котором я мог лежать со слегка приподнятой головой так, чтобы видеть свой живот. Набрали большую кучу болотного мха-сфагнума. Удивительно, но этот мох мог соперничать с самым лучшим стерильным хирургическим материалом. Затем прокипятили в котелке отточенный до бритвенной остроты складной нож, иголки и хирургический зажим, который весьма кстати оказался в аптечке. Рядом развели небольшой костерок, где грелись две стальные ложки. Осталось тщательно вымыть руки и приступать к делу.

Всю операцию я собирался проделать сам, отведя Головану роль ассистента. Так как обезболивающие средства в аптечке закончились, вся надежда возлагалась на почти полную флягу медицинского спирта. Со вздохом лёг на импровизированный хирургический стол и сделал несколько глотков обжигающей жидкости. У меня было несколько минут до того, как спирт начнёт всасываться в кровь и немного притупит болевые ощущения.

Бездумно смотрел я в небо затянутое серыми тучами и настраивался на предстоящее мне тяжкое испытание. Уверенности в том, что рука моя не дрогнет и я смогу всё довести до конца, не было. В какой-то момент отчаяние, страх и смертельная тоска охватили меня. Неожиданно для самого себя я начал шептать давно забытые слова, слышанные мною во время первого пребывания под Светящимся облаком: " Отце наш, сущий на небеси, да святится имя твое... прости нам грехи наши, как мы прощаем долги должникам нашим..." Вместе с этими словами в душе появилось тихое и грустное спокойствие. Непонятным образом эти странные слова согрели и придали уверенность. Я неловко, словно кто-то двигал моей правой рукой нарисовал на себе в воздухе крест: от лба до живота и от правого плеча к левому.

Вдруг в небе, прямо над нашей поляной появился призрачный старец в белых одеждах со светящимся нимбом над головой, похожем на крохотную частичку Светящегося облака. Его голос прозвучал во мне: " Через муки свои ты должен принести спасение людям! Да пребудет с тобою святая сила!" Перекрестив меня, странное видение исчезло.

Словно очнувшись, я решительно взял нож и сделал глубокий надрез вдоль гноящегося и криво зашитого шва. От боли передернуло всё тело. Брызнувшую кровь Голован промокнул кусочками болотного мха-сфагнума. Я указал ему на крупные кровоточащие сосуды, которые надо было захватить хирургически зажимом и слегка прижечь черенком раскаленной ложки для остановки крови. От жуткой боли уже навалилась усталость, а ведь это было только начало... Подкрепившись порцией спирта, сделал разрез по другую сторону рубца и отшвырнул в сторону почерневшие гнойные куски ткани. Голован продолжал старательно прижигать крупные сосуды. Я осторожно раздвинул края брюшины и вставил между ними заранее приготовленные палочки-распорки, чтобы они не смыкались. Среди почерневших кишок с ужасом увидел копошившихся там мелких белых червей.

Силы мои стремительно иссякали. Голова закружилась и я начал проваливаться в забытье. Заранее проинструктированный Голован стал хлестать по меня щекам и взбодрил очередной порцией спирта.

Мутная пелена перед глазами слегка рассеялась. Я дал указание своему доморощенному ассистенту полоскать и промывать ужасно смердящую брюшную полость. Себе позволил расслабиться и полностью отдаться борьбе с непереносимой болью, которая горячими волнами корёжила тело. Ощущение времени потерялось и осталось только пламя, полыхающее во внутренностях. Зажмурив глаза, я исступлённо грыз зубами деревянную палку и это приносило некоторое облегчение.

Наконец, откуда-то издалека донёсся голос Голована:

- Всё промыто, мой командир! Червей больше нет. Я даже ваши кишки уложил рядочками. Прошлый раз вместе с ними попало немного травы и мусора. А сейчас всё чистенько. Можно зашивать!

Нащупав флягу, выплюнул деревяшку и в очередной раз подкрепился спиртом. Осталась только зашить рану. Голован осторожно сводил и удерживал края зияющего разреза, а я стягивал повреждённые мышцы растворимыми хирургическими нитками, которые, на моё счастье, оказались в аптечке. Боль от уколов иголкой была несоизмеримо меньшая, чем мне пришлось до этого испытать, и я уверенно накладывал стежки. Затем, уже слабеющими руками, сшил кожу, оставив две дренажные трубки. На удивление, шов получился ровный и аккуратный.

С облегчением вздохнув, я глотнул спирта и тут же провалился в глубокий, обморочный сон.

Глава вторая

После повторной операции я пролежал около недели. Приполярное лето было в полном разгаре. Солнце уже не заходило за горизонт, а каталось по кругу, словно огромное красное блюдце. Появились назойливые комары, сильно досаждавшие нам. Приходилось, чтобы защититься от их укусов, мазать тонким слоем болотной грязи все открытые участки тела. Этот слой, высохнув, отваливался, поэтому надо было постоянно его обновлять и смачивать водой.

Моё самочувствие постепенно улучшалось. Через пару дней гнойная жидкость перестала выделяться из дренажных трубок и я убрал их. Похоже было на то, что я выкарабкался из очередной передряги без особо тяжких последствий.

Голован необычайно быстро освоился в совершенно новых для него условиях. После подземного мира он не переставал восхищаться солнцем, голубым небом и зелёной растительностью. С азартом скакал по кустам, охотясь за кузнечиками и прочей мелкой живностью для того, чтобы разнообразить наш рацион. Когда научился плавать, то стал грозой местных водоемов. Его коротенькое тельце без ног, но с мощной бочкообразной грудной клеткой и непомерно развитыми длинными руками оказалось идеально приспособлено для водной стихии. Он мог нырять, надолго задерживать дыхание и стремительно носиться по озеру подобно странному водному снаряду. Ему не составляло особого труда руками поймать щуку или подкараулить из-под воды беспечную утку. Получая от купания настоящее наслаждение, он часами плескался в озере, хохоча и играя как ребёнок.

Когда я, изнеможенный двумя тяжёлыми операциям, не мог подняться с постели, Голован трогательно ухаживал за мной. Почти постоянно он сидел рядом, отгоняя веткой мошкару, поил бульоном и кормил мясной или рыбной кашицей, которую тщательно жевал для меня. Благодаря его уходу и необычайной живучести моего организма я вскоре мог уже вполне сносно передвигаться.

Настала пора отправляться дальше. Долго оставаться на одном месте было опасно, так как мы не слишком далеко отошли от железной дороги.

* * *

После недолгих сборов мы покинули гостеприимную поляну и отправились дальше на восток, к берегам Большой реки. Переход был очень тяжёлый. Сильно затрудняли путь многочисленные цепи озёр, болота и густой кустарник, сквозь который приходилось прорубаться топором. Как автоматы мы медленно брели по лесотундре, казавшейся бескрайней. Погода испортилась окончательно, дни и ночи смешались в единую серую мглу, моросящую мелким и холодным дождём.

Радовало умение моего спутника добывать пищу, благодаря чему мы совершенно не голодали. На привале он мигом скидывал одежду и нырял в ближайшее озеро. Через насколько минут Голован уже выходил на берег, держа в зубах крупную рыбину. Обычно мы съедали её сырой, чтобы не тратить время на разжигание костра, и спали несколько часов прямо на земле, завернувшись в брезент. Проснувшись, продолжали свой путь.

Каждый раз я ждал, что за горизонтом вот-вот откроется водная гладь Большой реки. Несколько раз мы жестоко ошибались, принимая огромные озёра за реку. Голован совершенно не роптал на тяготы на нашего путешествия, принимая их как за должное. Несколько раз я тщательно сканировал его мозг и удивлялся произошедшим переменам. Он искренне был благодарен мне за то, что я вывел его из тёмного метро и считал, что лучше быть моим слугой на поверхности, чем диктатором в подземном мире. Все воспоминания о мрачном подземелье он похоронил в глубинах своей памяти и старался не возвращаться к ним. Я тоже привык к своему своеобразному спутнику и уже не замечал его страшного уродства. Даже, напротив, находил его лукавую одноухую физиономию, торчащую из прорехи неизменных армейских штанов довольно-таки симпатичной.

В редкие свободные минуты я тщательно переносил схему расположения северной базы подводных лодок на лысый череп своего спутника с помощью татуировки. Не заморачиваясь с ложными линиями я только шифровал надписи и местами изменял рисунок так, чтобы сделать его непонятным непосвящённому человеку. Голован чрезвычайно гордился этой татуировкой и частенько любовался ею, смотрясь в отчищенный от сажи котелок или в своё отражение в спокойной воде.

И вот, наконец-то, размеренный ритм нашего тяжёлого перехода был нарушен внезапно открывшимся видом на Большую реку. Да, это была она! Её нельзя было перепутать ни с каким озером. Противоположный берег скрывался в туманной дымке, а прямо под нашими ногами катились в сторону далёкого Северного океана тяжёлые волны, слегка мутные от частичек размываемого берега.

С радостным воплем Голован скинул одежду и незамедлительно нырнул в воду. Я уже начал беспокоиться за него, когда он неожиданно вынырнул довольно далеко от берега и закричал, чтобы я кидал ему конец верёвки. Через несколько минут мы вытянули из воды огромную рыбу, заколотую ножом. Таких монстров я ещё никогда не видел. Всё тело этого подводного чудовища было покрыто толстыми костяными пластинами наподобие брони пехотинца. Острый нос и хищные обтекаемые формы напоминали боевой бронепоезд самой последней модели. Когда с трудом вспороли брюхо этой рыбины, оттуда вывалилось целая куча икры. В отличии от икры других рыб, она была не красноватого цвета, а черная, с лёгким зеленоватым отливом! Мясо тоже оказалось необычным: янтарно-жёлтое с толстыми прослойками жира. Голован был в полном восторге от своей добычи и даже застенчиво попросил меня вытатуировать характерный силуэт этой рыбы у него на груди.

В это день мы позволили себе расслабиться и посвятили весь вечер праздному безделью, наслаждаюсь изумительным вкусом невиданной чёрной икры, которую замариновали в котелке вместе с диким луком и черемшой. Допили остатки спирта под запечённое на костре мясо рыбы.

Погода немного улучшилась, дождик перестал накрапывать и сквозь сиреневые тучи пробились багровые лучи предзакатного солнца. Река, изредка всплёскивая небольшими водоворотами, молчаливо катила свои воды на север. От небывалого ощущения простора и водной мощи Большой реки, на душе, впервые за долгое время, появилось чувство умиротворения и покоя. Поверилось в то, что все наши приключения, рано или поздно, окончатся благополучно.

Неожиданно Голован запел мощным и красивым голосом:

Дивлюсь я на небо

Та й думку гадаю:

Чому я не сокiл,

Чому не лiтаю,

Чому менi, Боже,

Ти крилець не дав? -

Я б землю покинув

I в небо злiтав!

Далеко за хмари,

Подалi вiд свiту,

Шукать собi долi,

На горе - привiту,

I ласки у зiрок,

У сонця просить,

У свiтi §х яснiм

Все горе втопить.

Кохаюся лихом

I щастя не знаю.

I гiрко без долi

Свiй вiк коротаю;

Й у горi спiзнав я,

Що тiльки одна -

Далекеє небо -

Моя сторона...

Й у горi спiзнав я,

Що тiльки одна -

Далекеє небо -

Моя сторона...

Удивительные, странно-незнакомые, но понятные слова плавно лились над рекой. От грустной и неизъяснимо красивой мелодии перехватило горло. Когда Голован закончил петь, мы долго молчали, думая каждый о своём.

- Откуда ты знаешь эту песню? - спросил я уродца.

- Мама..., мама Оксана пела мне её в пещере и качала на руках..., потом, потом..., я выпивал у неё всё молоко и её казнили из-за меня...

Упав на землю, Голован неожиданно разрыдался, колотя кулачищами по земле. Жалко и трагично было видеть могучие плечи бывшего всесильного диктатора, сотрясающиеся от плача.

Глава третья

В лесотундре, среди чахлой растительности невозможно найти материал пригодный для строительства надёжного плавсредства вроде плота и поэтому я решил строить каркасную лодку. Занятие это было очень долгое и хлопотливое, а время нас поджимало - стремительно заканчивалось короткое полярное лето. Листья на карликовой берёзе стали желтеть, трава пожухла от первых заморозков. Сколько нам предстоит плыть по Большой реке до останков древнего речного порта со смешным названием Дудинка, я не представлял и очень опасался не успеть до начала ледостава.

Целыми днями мы нарезали тальник. Распаривали его на костре, сгибали в нужную форму и, при помощи капроновых нитей из распущенного шнура, вязали каркас будущей лодки. Работа продвигалась медленно. Ровных и длинных прутьев было мало, поэтому приходилось связывать несколько коротких отрезков в один. Сознавая, что от прочности этого сооружения зависит наша жизнь, мы делали всё очень тщательно и на совесть.

Через десять бессонных дней и ночей каркас длиной в двенадцать локтей, а высотой и шириной в три локтя, был готов. Мы с Голованом поневоле залюбовались изящными формами нашего ажурного сооружения напоминающего скелет огромной рыбы.

За день обтянули каркас синтетическим брезентом, прочно прикрепив его нитками к прутьям, и на берегу уже лежала настоящая байдарка - так называют этот тип плавательных средств. В очередной раз я мысленно поблагодарил своих Учителей из школы на Великих Болотах, которые вдалбливали в наши головы премудрости не только борьбы с врагами, но и даже лодкостроения.

Любуясь байдаркой, я предложил Головану придумать ей какое-нибудь название.

- Мы назовём ей Оксаной, мой командир! В честь мой мамы... - не задумываясь, выпалил он.

Мне же почему-то захотелось назвать лодку в честь моей погибшей спутницы - Евы. После недолгих раздумий, я куском угля написал на обоих бортах имя нашего судна - "ОксанЕва"

Когда наше судёнышко гордо покачивалось на волнах, я призадумался о вёслах. Вокруг не было никакого подходящего материала, чтобы изготовить эти совершенно необходимые атрибуты плавания. Пришлось, импровизируя на ходу, сплести из веток и подходящих рогулек какое-то подобие лопастей. Дополнительно укрепили их нитками и кусками брезента. Получилось не Бог весть что, но управлять байдаркой при помощи таких вёсел можно было вполне удовлетворительно.

Погрузив наши нехитрые пожитки, мы с волнением отчалили от берега. Впереди, на носу, пристроился Голован и с помощью двухлопастного весла мощно гнал "ОксанЕву" вперёд. Я сидел сзади и кормовым веслом направлял лодку в нужном направлении. Вскоре обнаружился мелкий дефект нашей байдарки: она слегка подтекали в местах, где брезент был истёрт или проколот иголкой. Проходилось время от времени вычёрпывать воду котелком. Самое неприятное заключалось в том, что мы постоянно сидели на дне лодки в лужах воды и постоянной сырости. Однако это было сущим пустяком по сравнению с тем, что мы стремительно продвигались к нашей цели.

Мимо проплывали мрачные болотистые берега, заросшие густым кустарником, песчаные пляжи, а иногда и крутые обрывы. Вода, тихо плескаясь о борта лодки, несла нас к далёкому Северному океану.

Головану ужасно нравилось наше водное путешествие. В придачу ко всем своим талантам, он оказался прирождённым гребцом. Любо-дорого было видеть, как при каждом гребке напрягалась его спина, а мышцы на руках рельефно проступали через ткань камуфляжных брюк. Он мог часами, без остановки махать веслом, напевая разные песни, неожиданно всплывающие из самых потаенных уголков его памяти. Иногда я с удовольствием подпевал ему, повторяя трогающие за душу слова про бродягу, переходящего Байкал или про неизвестного Стеньку Разина, без жалости бросающего женщин в набегающие волны.

Между тем лето уже прошло. Полярный день закончился. Темные осенние ночи мы коротали укрывшись от дождя и мокрого снега под перевёрнутой лодкой, или тщетно пытаясь согреться у дымного костра, сложенного из сырых веток. Теперь неунывающий Голован подолгу нырял в воде, пытаясь хоть что-нибудь добыть нам на ужин - с наступление холодов вся рыба ушла далеко от берега на глубину. Пернатая дичь, сбившись в стаи, давно уже улетела в сторону юга. В довершение ко всему он сильно простудился, и я лечил его отварами трав, собранными на скорую руку. Часто мы ложились спать голодными, поужинав только несколькими кореньями, которые нам удавалось выкопать до наступления темноты.

* * *

В тот роковой день все не заладилось с самого утра. Ночью мы не могли уснуть от холода. Когда небо слегка посветлело на востоке, я выполз из-под лодки и ахнул: снега за ночь навалило почти по колено. Вдоль береговой кромки тянулись забереги из толстого льда. Чахлый костёрок потух, а разжечь новый не было никакой возможности. Вчера вечером уже в сумерках мы остановились в неудачном месте, где невозможно было найти сухих дров. Да и не очень-то сподручно было их собирать в темноте. Поэтому мы ограничили ужин тёплой водичкой, нагретой на дымном костерке из сырых веток, и спрятались под "ОксанЕву", служившую нам импровизированной крышей.

Неожиданно послышался сдержанный плач. Перевернув лодку, я увидел сморщенное залитое слезами лицо Голована.

- Мне плохо, мой командир! Я не могу разогнуть спину и не могу встать на руки... - всхлипнул он в ответ на мой немой вопрос.

Похоже было на то, что он действительно сильно застудил спину. Я растерялся. Любому нормальному человеку достаточно было сделать точечный массаж ступней ног, чтобы снять болевой синдром. А как же быть с безногим калекой?

Я осторожно положил его на живот, сдвинул вниз кожаный мешок и стал разминать холодные, застывшие мышцы, стараясь добраться до позвонков. Через какое-то время Голован перестал жалобно охать и смог сесть на свою тележку. Я насобирал из-под снега сухой травы и насовал её в кожаный мешок, чтобы хоть как-то утеплить спину. Мой спутник благодарно смотрел на меня слезливыми глазами.

После недолгих раздумий я решил позавтракать нашим неприкосновенным запасом - сушёной черной икрой, которые берегли на самый крайний случай. Похоже было на то, что такой случай уже настал...

Пища придала силы и, проломив береговой лёд, мы поспешили отплыть. В движении заключалось наше спасение - согреться и не замёрзнуть в обледеневшей лёгкой одежде можно было только работая вёслами.

Вскоре от влажной ткани пошёл пар, гребки Голована приобрели былую мощь, и он бодро затянул незнакомую бодрую песню:

- Сегодня мы не на параде,

А к Коммунизму на пути,

В коммунистической бригаде,

Наш Прозаиг впереди...

* * *

Беда пришла неожиданно. Я опрометчиво вырулил на середину реки, туда, где течение было значительно сильнее, и скорость нашего движения соответственно возрастала. Неожиданно впереди показался ледяной затор, под который с шумом уходила вода. Я крикнул Головану, чтобы он грёб посильнее и направил нашу "ОксанЕву" к берегу. В этот момент весло в могучих руках моего спутника хрустнуло, переломилось посредине, и одна половинка полетела в сторону. Он попытался грести оставшейся частью весла, но вторая хрупкая лопасть тоже обломилась. Я мысленно выругал себя за то, что мы так и не удосужились сделать более крепкие вёсла или хотя бы обзавестись запасными. Даже то обстоятельство, что я впервые сплавлялся на лодке, не могло послужить мне оправданием. Ошибка была непростительная для профессионала.

Между тем, неуправляемая лодка стремительно приближалась к затору. Кормовым веслом я не мог ничего сделать. Неизбежная гибель надвигалась на нас. Голован обеими руками вцепился в борта, со страхом смотря на бурлящий поток. Я в последний миг обратился к Богу с просьбой простить мне мои прогрешения, вольные и невольные...

Лодку, с хрустом врезавшуюся в затор, мгновенно перевернуло, наполнило водой и утянуло под лёд. Какое-то время я пытался цепляться руками за крошащуюся ледяную кромку. Бешеное течение захлёстывало меня, а тяжёлая намокшая одежда тянула на дно. Не в силах больше держаться, я разжал руки. Вертясь, стремительно удалялось пятно дневного света. Зеленоватая подводная тьма обволакивала меня. Задыхаясь, я открыл рот, выдохнул остатки воздуха, и ледяная вода хлынула в лёгкие. Последнее, что увидело моё угасающее сознание, это была фигурка Евы, манящая к себе.

ЧАСТЬ 6. ЗИМОВКА

Время действия: осень 246 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: Северная Сибирь, далеко за Полярным кругом.

Глава первая

Маленьким босоногим мальчишкой летел я над родными Великими Болотами. Зеленела трава, а солнце светило так ярко и ласково, как это бывает только в детстве. Навстречу шел мой Учитель, недовольно хмуря брови. Издалека он закричал:

-Пошел прочь отсюда! Рано тебе ещё...

Испугавшись учительского гнева, я расплакался, а два ангела, неизвестно откуда взявшиеся, стремительно подхватили меня и понесли в холодную и неприветливую тьму...

* * *

Откуда-то издалека меня звал знакомый голос, но я никак не мог понять, кому он принадлежит и откуда слышится. С огромным трудом пришлось приподнять веки. Прямо над собой, в очередной раз, увидел блестящий лысый череп, покрытый густой сетью татуировки и сразу всё вспомнил. Неясно было только одно: как, вместо илистого дна, я очутился на заснеженном берегу.

- О, вы пришли в себя, мой командир! - затараторил Голован, увидев мои открытые глаза, - Великий Боже услышал мои молитвы и теперь я не умру один в этой снежной пустыне!

Неожиданно он потупился и, молитвенно сложив ладони, стал канючить:

- Не убивайте, меня мой господин! Простите мне, что я сломал весло и из-за этого мы чуть не утонули! Вы ведь не сильно меня накажите?

- Отстань, Голован! - прохрипел я,

- Ты ни в чем не виноват. Лучше расскажи, как всё было?

- О, мой командир! Я очень испугался за вас, когда лодка перевернулась. Вы зачем-то очень далеко заплыли под лёд и там нахлебались воды. Я еле догнал вас и еле вытащил против течения. Вы были очень бледный и совсем не дышали. Я тряс вас за ноги с обрыва, чтобы из вас вылилась вся вода. Потом я дышал вам в рот и стучал по сердцу. Бог вернул вас к жизни. Вот только нашу дорогую "Оксаневу" я не смог достать. Простите меня за это...

- Ладно, - буркнул я,

- Первым делом надо обсушиться и согреться, а потом будет видно, что делать дальше.

Не без труда мне удалось подняться на ноги. Слегка мутило, но в целом я чувствовал себя вполне нормально.

Оглядев местность, поразился тому, как нам необычайно повезло. Кругом, по склону высокого обрыва, стоял густой высокий кустарник с множеством сухих веток. Лишённые коры они своим светло-серым цветом выделялись на чёрном фоне всей остальной растительности. Чуть ниже, в лощине, даже росло несколько чахлых лиственниц. Это был чудный оазис среди мрачной тундровой пустыни.

Огниво изготовленное из кремниевого сплава всегда висело у меня на груди, поэтому не составило труда высечь обухом ножа сноп искр и запалить огонь. Вскоре мы сидели у роскошного костра, обдавающего жаром истосковавшееся по теплу тело. От мокрой одежды клубами повалил пар.

Греясь, я мучительно думал о том, как нам быть дальше. Из снаряжения осталось только два ножа и летняя одежда. В придачу Голован утопил свои ботинки, так как снимал их с рук во время гребли и сейчас оказался практически "босиком", если можно так выразиться, применительно к безногому человеку. Выжить зимой за Полярным кругом с таким минимальным набором снаряжения было проблематично... Но, выхода у нас не было - надо бороться за свою жизнь и в таких условиях. Приходилось бывать и в худших переделках...

Теперь, к сожалению, придётся оставить мечту до начала зимы добраться до Коммуны и спасти заложников. Впрочем, интуиция подсказывала, что коммунисты не будут уничтожать мою семью. В этом не было никого смысла. Не зная, что случилось со мной, они не смогут досадить мне убийством моих сыновей и двух амазонок. Да и не к чему им лишаться репродуктивных, работящих женщин и вполне здоровых детей. Это было бы слишком нерациональным и расточительным. Возможно, пока ещё не всё потеряно. Я надеялся, что мне простят опоздание и пощадят детей и жён, если взамен покажу коммунистам путь к базе подводных лодок. А сейчас перед нами стояла непростая задача выжить...

Я прошёл вдоль берега. Невдалеке, в крутом склоне на скальной породе залегал слой красной глины. Рядом нашлась небольшая площадка, расположенная достаточно высоко от уровня воды. Более подходящее место для зимовки не найти, даже если обшарить весь берег. Подозвав Голована, я объяснил ему задачу и дал несколько палок-копалок, наскоро выструганных из подходящих деревяшек. Сам же решил пройтись в сторону от реки в поисках чего-нибудь полезного.

Достаточно далеко от берега я увидел невысокий холм и взобрался на него, чтобы осмотреть окрестности. Картина была безрадостная: до самого горизонта простиралась безжизненная равнина, поросшая редкими пятнами кустарника и низкорослыми кривыми лиственницами. Что ж, это уже было кое-что. По крайней мере, если очень туго будет, мы с трудом, но сможем заготавливать себе топливо чтобы не замёрзнуть. К моему величайшему сожалению, я не обнаружил ни каких следов животных. Снежный покров везде был не тронут и девственно чист. Надежда разжиться какой-нибудь пищей, рухнула.

Набрав по пути большую вязанку хвороста, я вернулся к обрыву и поразился. За время моего отсутствия Голован успел вырыть в склоне достаточно просторную нору, длиной в полтора моих роста. Его перепачканная глиной физиономия светилась от счастья, и он был необычайно горд своим трудовым подвигом. Мы разожгли внутри норы большой костёр, а я отправился нарезать тальника. Затем, после того как огонь горел в течении нескольких часов, выгребли угли и застелили пол ковром из свежих веток. Стены и свод нашего убежища затвердели словно камень и источали жар. Я завесил вход свой курткой, и мы, впервые за много дней, растянулись в блаженном тепле, наполненном пряным ароматом оттаявших веток.

С лица Голована всё это время не сходила умиротворённая улыбка, а в глазах читалось нескрываемое восхищение мной. Несмотря на голод, мы уснули почти мгновенно, утомлённые волнениями и переживаниями последних дней.

Глава вторая

Следующие несколько дней посвятили благоустройству свого жилища: расширили нору вбок, так чтобы образовалось небольшое помещение с двумя лежанками вдоль стен. Высоту, для экономии тепла, сделали минимальной: лишь бы можно было сидеть выпрямив голову и не больше. Разводя внутри жаркое пламя, добились каменной твердости стен. Изготовление печи, дымохода и окна, я решил оставить "на потом". Первое время можно было отапливаться проверенным уже способом - костром внутри нашего убежища. Всё это время мы скудно питались личинками насекомых, которые я находил, когда ходил за дровами, и кореньями, с трудом выкопанными из-под снега. С голоду жевали даже веточки карликовой берёзы и ивы, хотя я отлично знал, что они не перевариваются человеческими желудками - пользы от такой пищи никакой и сил она совершено не придаёт.

Снегопад закончился и установилась ясная морозная погода. Пора было позаботиться о пище. К вечеру, я, несмотря на недовольное бурчание Голована, заставил снять его любимые штаны и одел их на себя. Под куртку для тепла напихал заранее приготовленную хорошо просушенную траву. Из одного ножа сделал копьё, привязав его к оструганному стволику лиственницы, а второй нож закрепил на груди. Наказав Головану хорошо протопить помещение, отправился на охоту.

Снег лежал пока не слишком глубокий, и по тундре можно было передвигаться без лыж.

Отсутствие следов живности огорчало, но я знал, что рано или поздно обязательно наткнусь на какое-нибудь животное. Возможно, из-за непогоды вся дичь просто попряталась. Думать о том, что в этих гиблых местах нет ничего живого, мне не хотелось.

Скоро начало темнеть и наступили сумерки - самое благоприятное время для охоты. На севере во всю полыхало огромное, в полнеба, северное сияние, заливая окрестности призрачным фантастическим светом.

Я продолжал бесцельно брести по заснеженной тундре, всё больше теряя надежду на удачную охоту.

Неожиданно, затылком явственно почувствовал чей-то злобный взгляд, и холодные мурашки пробежали по спине. Осторожно, стараясь не выдать волнения, оглянулся. По моему следу шли два волка!

План родился мгновенно. Картинно пошатнувшись, я упал лицом в снег, поджав руки под себя. Незаметно достав нож из ножен, полоснул себя по тыльной стороне кисти и откинул кровоточащую руку в сторону. Теперь, к исходящему от меня запаху голода и усталости, примешался ещё запах свежей крови, против которого не устоит ни один хищник.

Звери не заставили себя долго ждать. Матёрый полярный волчара с разбегу прыгнул на меня и тут же поплатился за это. Перекатившись на спину, я ухватил его за лапу и воткнул лезвие в грудь. На всякий случай ударил ещё раз и столкнул с себя слабеющую тушу. Второй волк попытался вцепиться мне в горло. Я успел прикрыться локтём и кольнул его ножом куда-то в шею. Однако толстый мех и мощные мышцы не позволили нанести смертельную рану. Взвизгнув, хищник отскочил и припал к земле, готовясь к повторному прыжку. Я попытался встать на ноги, но не успел - клыкастая пасть тут же вцепилась в руку с ножом и, потеряв равновесие, мы покатились по снегу. От сильной боли ладонь разжалась, нож выпал куда-то в снег. Свободной рукой я ухватил волка за нижнюю челюсть, с силой надавив пальцами под язык, в ту самую точку, которая заставляет волков и собак ослабить хватку. Резко мотая головой, мой мохнатый противник попытался освободиться, но не тут-то было! Не тратя время на поиски ножа, я освободившейся рукой упёрся в верхнюю челюсть и напряг мышцы. Раздался хруст, из порванной пасти хищника хлынула кровь. С жалобным воем он попытался вырваться, упираясь лапами в землю. Не выпуская сломанной челюсти, я подмял волка под себя, повалив на бок. Нащупав сквозь густой мех гортань, с хрустом сдавил её, с наслаждением вслушиваясь в предсмертный хрип. Из последних сил зверюга пытался разодрать меня лапами, но я лишь плотнее прижимался к нему не давая возможности сделать это. Через пару минут всё было кончено.

С трудом восстанавливая дыхание после схватки, подобрал втоптанный в снег нож и, первым делом, перерезал шейную артерию мёртвому хищнику. Припал губами к горячей струйки крови я с наслаждением пил её, чувствуя, как вместе с ней вливаются в меня свежие силы.

Немного отдохнув, осмотрел мёртвых волков. Это оказались самец и самка. Мне повезло, что они ещё не стали сбиваться в стаи и пока только бродили парами. Если бы хищников оказалось несколько штук, то мне бы несдобровать...

Было уже далеко за полночь, когда я волоком подтащил тяжеленные туши к нашему жилищу. Голован встретил меня восторженными воплями. Наскоро выпотрошив убитых животных, мы сидели в тёплом убежище, лакомясь сладковатой сырой печенью. После стольких испытаний жизнь стала казаться прекрасной. В принципе, человеку не так уж много надо чтобы почувствовать себя почти счастливым: тепло, сытная еда и верный спутник...

* * *

Постепенно мы благоустраивались, налаживая свой быт. Я прокопал дымоход прямо в слое глины и сложил из камней очаг. От огня, мерцающего в топке, сразу стало светлее и уютнее. Вдобавок я пробил в наружной стене крохотное оконце, затянув его полупрозрачной плёнкой, сделанной из высушенных мочевых пузырей волков.

Сложнее было обходиться без посуды. Чтобы просто напиться воды, приходись долго спускаться с крутого обрыва к береговой кромке. Для Голована пришлось вырубать в грунте ступени, а вместо обуви смастерить из дощечек и сыромятных ремней некое подобие перчаток-ботинок. Я пытался лепить глиняные горшки и тарелки, но получалось плохо - при обжигании на костре они неизменно трескались. Для качественной посуды нужна была совсем иная глина. Пришлось идти другим путём - сплёл из тонких веток каркас и обмазал его размятой глиной. Теперь при обжигании она перестала разваливаться, а мелкие трещины я замазал и обжёг вновь. Посуда получилась неказистой на вид, однако в ней можно было готовить пищу и хранить воду.

Вскоре началась долгожданная осенняя миграция диких оленей на юг. Я целые дни проводил в зимней тундре, выслеживая их. Добыть чутких и пугливых животных с помощью одного только копья было почти нереально, но надежда оставалась. Мне нужна была настоящая снежная пурга с ураганным ветром и почти нулевой видимостью. Непогода не заставила себя долго ждать.

В самое ненастье я вышел на охоту. Ползя и падая от порывов ветра, добрался да неглубокой лощины, где накануне паслось небольшое стадо оленей.

Метель завывала и вертела снежную крупу так, что в нескольких шагах ничего не было видно. Теряя в этой круговерти ориентацию и рискуя заблудиться, я брёл почти наугад. Мне повезло: совсем неожиданно, когда я уже потерял всяческую надежду выбраться из пурги, неожиданно споткнулся обо что-то живое и мягкое. Из-под ряда снежных холмиков торчали отростки рогов. Это лежали олени, спокойно пережидающие пургу. Вековой инстинкт подсказывал им, что ни одно живое существо не будет ходить по тундре в такую непогоду. С человеческим же коварством они пока не были знакомы, и в этом была моя удача!

Заколоть беспомощных животных нечего не стоило. Таким образом, мне удалось легко добыть пять крупных оленей, прежде чем всё стадо всполошилось и умчалось в непроглядную круговерть ветра и снега.

Стащив туши в одну кучу, я улегся прямо на них, укрывшись двумя снятыми шкурами. Так сладко и спокойно, несмотря на зловещий вой пурги, мне не спалось давно! Теперь запасов мяса должно хватить, при экономном использовании, на несколько месяцев. О том, что будет дальше, старался не думать - слишком суровые были условия нашего нынешнего существования.

* * *

Голован приспособился ловить налимов, которые в это время года, в отличии от других северных рыб, продолжали активно кормиться. Обычно он вырубал каменным топором во льду большую прорубь и опускал туда камень с кусочком оленьего мяса. Сам же раздевался догола и, замотавшись в оленьи шкуры, ложился рядом, пристально вглядываясь в черную воду. Дождавшись, когда подводный хищник подойдёт к приманке, он стремглав нырял в прорубь. Спустя какое-то время вышвыривал на лёд огромную, извивающуюся как змея, скользкую рыбину и следом появлялся сам, мокрый, дрожащий от холода, но счастливый и довольный. Продолжалось это недолго - от ледяных ванн Голован начал сильно кашлять, и я запретил ему заниматься рыбалкой. Мне почему-то очень не хотелось терять этого забавного и полностью изменившегося уродца, так преданного мне.

Надо сказать, несколько десятков здоровенных налимов стали большим подспорьем в нашем хозяйстве - из их кожи можно было сшить прекрасную непромокаемую одежду. Теперь, мы целыми днями при свете лучины мастерили себе наряды, комбинируя в самых смелых сочетаниях рыбью шкуру, волчий и олений мех. Вместо ниток использовали узкие кожаные ремешки и прочные сухожилия со спины оленя, а иголками нам служили рыбьи и оленьи кости, заточенные о камень. Одежда получалась не очень прочной и удобной, но от зимних стуж и принизывающих ветров она защищала не плохо.

Глава третья

Дрова в печи, к утру, прогорели, и в землянку стал просачиваться холод. Студёными струями он стелился по полу, поднимаясь всё выше к нашим лежанкам. Вылезать из-под пушистых шкур не хотелось, и я позволил себе ещё немного понежиться в тепле.

Мысленно планировал, что надо сделать за сегодняшний день - работы было предостаточно. Первым делом идти на заготовку дров. Вблизи жилища всё топливо было уже выбрано. На всякий случай я ободрал кору со стоящих неподалёку лиственниц, рассчитывая, что через несколько месяцев мороз и ветер высушат плотную древесину и они смогут сносно гореть в очаге. А пока, для того чтобы набрать вязанку хвороста, надо было уходить довольно далеко. Дело усложнялось тем, что с каждым днём кустарник в лощинах всё больше засыпало снегом и приходилось раскапывать его, чтобы добраться до относительно сухих веток.

Помимо дров, надо наносить воды. Это было довольно непростое занятие - спуститься с крутого склона к проруби, разбить образовавшуюся за ночь корку льда, а потом карабкаться с хрупкими горшками по обледеневшим ступеням.

На сегодня я ещё планировал сделать ревизию нашим продуктовым запасам. Стремительно надвигалась полярная ночь - самое глухое и безжизненное время года. Всё живое откочевало на юг в страхе перед свирепыми зимними пургами и морозами. Нам же предстояло переждать это время, довольствуясь только имеющимися скудными припасами, поэтому расходовать их следовало очень экономно.

Но, самым первым делом, необходимо подкрепиться завтраком. Я раздул тлеющие угли в очаге и подбросил остатки дров. Кинул заранее приготовленный кусок волчатины в горшок с водой, и сыпанул туда горсть золы - эта своеобразная приправа делала варево чуть более вкусным и позволяла обходиться без соли. Весело потрескивали ветки в печи, сладко похрапывал Голован, начинала булькать похлёбка, привычно завывал ветер за толстой глиняной стеной.

Неожиданно, в эти обыденные утренние звуки вплёлось какое-то отдалённое уханье и надрывный рёв. Я прислушался, и сердце у меня ёкнуло! Это было очень похоже на звук движущегося бронепоезда...

Выглянув наружу, увидел вдалеке, на излучине реки серебристую точку, ползущую по льду. За ней тянулся шлейф снежной пыли. Ошибки быть не могло - это двигался чей-то бронепоезд.

Не в силах сдержаться от досады, я несколько раз ударил себя по щекам. Как можно так легкомысленно вести себя? Наше жилище было видно со всех сторон! Натоптанные в сугробах тропинки, жёлтый от мочи снег вокруг, прорубь во льду, всё это выдавало нас с головой. Я совершенно не подумал о маскировке, надеясь на то, что в зимнюю стужу здесь никто не появится! Как мог не учесть того, что ледяная гладь замёрших рек идеально подходит для движения лёгких бронепоездов?

Я не сомневался, что нам не будет никакого добра от приближающихся людей. Не в такое время мы жили, когда люди помогают друг другу. В лучшем случае нас ожидало рабство, в худшем - мучительная смерть. Я был наслышан о последней моде обитателей сибирской тайги - убивать медленно, наслаждаясь криками и мучениями жертв. Бежать было уже поздно и не имело никакого смысла. Нам оставалось только хоть как-то подготовиться к надвигающимся неприятностям.

- Сюда едет чужой бронепоезд. Быстро одевай всю одежду и спрячь нож в свою тележку, - сказал я, в ответ на испуганный взгляд Голована.

- А сейчас давай быстро завтракать. Неизвестно что нас ждёт, поэтому надо хорошенько подкрепиться.

Бывший диктатор торопливо выполнил мои приказания и поспешно задвигал челюстями, вгрызаясь в кусок не успевшего провариться мяса. Я же снял с шеи заветный талисман - кусок кожи, со схемой расположения базы подлодок, и надёжно зарыл его в углу жилища. Эта тайна не должна попасть в чужие руки. Я мысленно похвалил себя за то, что продублировал схему на черепе Голована, зашифровав надписи и замаскировав ложными линиями, понятными только мне. Возможно, ещё не всё потеряно...

Рёв двигателя снаружи усилился. По звуку я определил что это был МПБ(А)-2000 - малый патрульный бронепоезд с автоматическим рельсоукладчиком - шикарная новейшая машина, о которой можно только мечтать. По скорости и проходимости ей не было равных. При необходимости, такой бронепоезд мог, почти не замедляя хода, оставить за собой легкосъемные рельсы до ста километров пути и так же легко собрать их при движении назад.

Вот уханье рельсоукладчика стихло. Пародвигатель, сбавив обороты до минимальных, слегка урчал снаружи.

Голован продолжал жадно есть, быстро глотая непрожёванные куски и свято веря в то, что я вытащу его из любой передряги.

Орудийный выстрел грохнул без предупреждения. Снаряд ударил совсем рядом и крупные куски глины посыпались с потолка.

- Эй вы! - раздался голос усиленный репродуктором,

- Выходите из своей норы с поднятыми руками! А не то разнесём всех к чёртовому папе!

Неохотно мы выползли из своего убежища. Подчиняясь приказу, я поднял руки, а Голован застыл на одной руке, вытянув вторую вверх.

Перед нами, на льду реки, пофыркивая тонкой струйкой пара, стояла великолепнейшая машина. Из внушительного ствола главного орудия, нацеленного на нас, курилась тонкая струйка порохового дыма. Полированный титановый корпус казалась рубиново-красным в тусклых лучах восходящего полярного солнца. Своими изящными обводами бронепоезд напоминал большую хищную рыбу.

Люк главной башни со звоном откинулся. На броню ловко выпрыгнула гибкая человеческая фигура, одетая в щегольской меховой комбинезон и шлем с большим металлическим козырьком. Приглядевшись, я содрогнулся. Ярко напомаженные губы и нарисованные чёрной краской брови не оставляли сомнения - раскрашенное существо принадлежало к расе пидорасов. С недавних пор это стал самый жестокий и бесчеловечный клан на земле! Красуясь, человек на бронепоезде широко расставил ноги, манерно уперся рукой в бок и поманил нас пальчиком в свою сторону. Мы подчинились.

Голован, скачущий по снегу на одной руке и наши странные одежды, очевидно, показались пидорасу забавными. Он звонко расхохотался, приседая и хлопая себя по ляжкам.

У меня затеплилась надежда на не очень жестокий приём.

ЧАСТЬ 7. СПЕЦЛАГЕРЬ

Время действия: зима 247 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: где-то в Сибирской тайге.

Глава первая

Я лежал в углу кубрика со скованными за спиной руками. Каждый вдох давался с трудом - в груди что-то булькало и хрипело. Похоже у меня сломаны рёбра, но это было пустяком. То, что меня не изнасиловали и не забили сразу, было хорошим знаком.

Между тем действо, развернувшее пред глазами, заставило забыть о боли.

Голован, бесстыдно скинув с себя всё одежду, ловко танцевал вприсядку на своих руконогах. Прищёлкивая в такт пальцами, он, под перестук колёс, во весь голос распевал частушки:

Милый че, да милый че,

Милый, как ты там, ничё?

Ну, а если ты ниче,

То тогда давай исчо!

В нашей шайке голубой

Васька самый заводной.

Мы имели тот завод

Трижды в зад и трижды в рот.

Через горы, через реки

Шли ребята-гомосеки...

Стоявшие вдоль стен пидорасы хлопали в ладоши и хохотали во всё горло. Стараясь не привлекать внимания, я перевернулся на другой бок, чтобы было легче дышать. Теперь, видя всех присутствующих, стало возможным мысленно заглянуть в их сознание.

Это было второе поколение молодых, неизвестных мне пидарасов, называющих себя почему-то геями. Слово "пидорас" вызывало у них агрессию и злобу. В целом, типы были примитивны, но весьма любопытны. Чувствовалось рука незаурядного специалиста, клонировавшего их с известной долей юмора. При весьма посредственных способностях головного мозга, который также как и у быдлов не поддавался телепатическому управлению, туда, при создании, вложилась мысль об их исключительности. Все они считали себя особой породой людей, созданной для любви, искусства и наслаждений. Во всём остальном геи представляли из себя туповатых ограниченных человеческих особей с типичными быдловскими мозгами. Вероятно, из-за недостатка хорошего генного материала, новое поколение даже не отличались мускульной силой.

Пришла в голову мысль о том, что если бы не их сексуальные наклонности, которые были мне отвратительны, я бы легко мог стать их лидером. Однако мне это претило - не много чести командовать толпой извращенцев.

Просканировав поглубже мозг одного из геев, который находился ближе всех, я поморщился: в голове была одна похоть и мысли о супружеских изменах - неизвестный шутник при клонировании заложил в них тягу к созданию семей. Да уж, однополые семьи с неизбежной ревностью и любовными треугольниками, это действительно было смешно! Вместе с тем, непоколебимая вера в превосходство расы пидорасов над всем остальным человечеством, пугала. С такими моральными убеждениями они были очень опасны и способны на всё.

Мимолётом я заглянул в голову Головану, продолжавшему лихо отплясывать. Там было только желание понравиться и таким образом спасти себя и меня. Вместе с этим я с удивлением обнаружил в подсознании несвязные мысли о том, как бы подчинить себе племя пидорасов. Ну и Голован! Да уж. В наличии имперских замашек бывшему подземному диктатору не откажешь.... В очередной раз я убедился в том, что мозг, созданный природой, гораздо интереснее и совершеннее чем стандартные, выращенные искусственно. Исключение, пожалуй, составляли только ошибки клонирования, к примеру такие, как я или Ева.

* * *

Ехали мы долго. Про меня все забыли увлечённые концертами Голована. Несчастного бывшего диктатора заставляли петь и танцевать почти ежечасно, стимулируя творческую деятельность пинками и палками. Я смирно лежал в углу, страдая от голода и жажды, но старался лишний раз не напоминать о себе. Притвориться подавленным и покорным - самая лучшая линия поведения в моём положении. Рано или поздно поездка закончится. А там видно будет. Я надеялся на то, что мне как-нибудь удастся обхитрить простоватых геев.

Наконец-то, в последний раз покачнувшись, бронепоезд скрипнул тормозами и остановился. Снаружи послышались невнятные крики, стуки и возня.

Наружная дверь кубрика отодвинулась, запустив клубы морозного воздуха в тесное и душное помещеньице. Два человека бесцеремонно схватили меня за ноги и выволокли наружу, больно ударив при этом головой о металлическую подножку. Поставив на ноги, погнали бегом по узкой тропинке в снегу, ведущей к длинным бревенчатым баракам, ровными рядами расположившихся неподалёку. Ускорение мне придавали резиновые дубинки, которыми провожатые нещадно молотили по спине. Через мгновение, я, удивляясь собственной прыти, очутился перед дверью в один из бараков и, с размаху открыв дверь лбом, ввалился в помещение.

Поднявшись на ноги, огляделся. За грубо оструганным столом сидело три человека в одинаковых кожаных безрукавках, с манерными движениями и томными взглядами из-под накрашенных ресниц. Охрана, стоящая сзади, сорвала с меня куртку и нательную рубаху, которые повисли за спиной на скованных руках. Сидящие за столом долго и бесцеремонно рассматривали меня.

- Ты случайно не гей? Или, может, хочешь добровольно сменить ориентацию?- обратился ко мне один из троицы. Говорил он мяукающим голосом, характерно растягивая слова, так, как общаются только одни пидорасы.

Ничего не ответив, я зло сплюнул на пол и уставился в потолок. Воцарило гнетущее молчание. Скорее всего, меня должны были прямо сейчас забить насмерть и я внутренне приготовился к этому. В любом случае, смерть - гораздо лучший выход, чем становиться пидорасом.

- Ну что скажете про этого человечка, мои милые друзья? - наконец-то нарушил тишину другой из сидящих.

- Нууу ... не знаююю... слишком неприятная рожа у него.... А посмотрите, какие страшные шрамы на теле! Фууу... Некрасив! Очень некрасив.... - отозвался третий.

- Ну что будем делать? В расход? Что-то мне кажется, что работник из него плохой получится...

- Зачем же в расход? Лучше в лагерь на перековку. Ему должно понравиться в нашей голубенькой зоне!

- Вот и чудненько! Так и порешим, милые друзья, - расхохотавшись, пидорасы вернулись к своему прежнему занятию, прерванному моим появлением: разлили по кружкам жидкость, похожую на грибную настойку, и продолжили сдавать карты.

Стоявшая сзади охрана повалила меня на грязный, покрытый бурыми пятнами, заплеванный пол. Снизу вверх мне было видно как, звякнув заслонкой печки-буржуйки, в гудящую пламенем топку засунули какой-то предмет вроде кочерги. Кто-то с силой схватил меня за уши и прижал голову к полу. Один из провожатых низко наклонился и кончиком тупого ножа стал что-то выцарапывать на моём лбу. Сжав зубы, я молча терпел экзекуцию. Затем плеснули из склянки черной жидкости и втёрли её в раны.

" Наверное, лагерный номер вытатуировали" - догадался я.

Вскоре достали из печи раскалённую докрасна железяку. Я содрогнулся, поняв, что мне будут выжигать клеймо и решил не показать пидорасам своей слабости. Мои мучители медленно поводили над моим лицом грубо сваренные из металлического прутка перевёрнутые корявые буквы "СЛ-2" в кружочке. Излучая жар, тавро светилось малиновым цветом и осыпалось окалиной. Из последних сил я заставил себя демонстративно рассмеяться. Не дождавшись от меня проявлений страха, они с силой прижали раскалённый металл к левой половине груди. Послышалось омерзительное шипение и запахло палёным. От страшной боли меня всего выгнуло дугой, но, стиснув зубы и зажмурив глаза, я не проронил не звука.

Наградив ещё несколькими пинками по рёбрам, меня, вроде бы, оставили в покое. Не поднимая век и стараясь не обращать внимания на боль, я прислушался к разговору:

- Оприходуйте зэка номер тысяча семьсот пятнадцать во второй спецлагерь.

- Давайте в первый барак его определим, на перековку... Пусть там Сашка Томный разберётся с ним....

- Ха-ха-ха! Уж Саша-то его оприходует, вместе со своими мордоворотами! Уж те-то очко ему разворотят...

- Да не..., похоже это крепкий орешек. В нашу веру его не обратишь. Он так и сдохнет вместе с другими натуралами...

- Посмотрим, посмотрим...

- Ладно, уведите...

Меня подхватили под руки и, поставив на ноги, бесцеремонно вытолкали на улицу. На морозном воздухе горячая боль от клейма, выжженного на груди, слегка утихла. Вскоре мы подошли к высокой изгороди из колючей проволоки и остановились возле подобия калитки, грубо сделанной из деревянной рамы, обтянутой всё той же колючкой. Конвоиры долго возились с замёрзшим на морозе огромным висячим замком, но, в конце концов, он поддался их усилиям. Калитка жутко заскрипела, открываясь, и меня втолкнули вовнутрь, предварительно сняв наручники и наградив неизменными ударами дубинок.

- Иди в первый барк и спроси там Сашу Томного! Номер свой покажешь! Он тебя оприходует! - с идиотским хохотом крикнули на прощание мои провожатые,

- Да не вздумай хитрить! Хуже будет...

Мне не оставалось ничего другого, как, поправив на себе одежду и растирая затёкшие от оков руки, нравиться к длинному приземистому зданию, срубленному из цельных стволов деревьев с намалеванной на дощатой двери цифрой "1".

Немного постояв у двери, я в последний раз вдохнул свежего морозного отдыха и, настроившись на самое худшее, рывком открыл дверь. Для того чтобы сразу после света сориентироваться в тёмном помещении, надо закрыть один глаз, перед тем как заходить в темноту. Когда зашел - открываем оба глаза и прекрасно видим в полумраке. Этот нехитрый приём неоднократно спасал мне жизнь в прошлом и помог сейчас. Я успел отклониться от летящего в меня тёмного предмета вроде табуретки и поддел кулаком чьё-то белеющее лицо. Одновременно наугад ударил ногой в сторону на уровне пояса, с удовлетворением услышав, как второй из нападающих шмякнулся на пол. Не дожидаясь от них повторной атаки, проскочил вперёд и огляделся.

Я находился в большом длинном помещении, тускло освещённом крохотными зарешеченными оконцами, находящимися высоко под потолком. Вдоль стен тянулись трехэтажные нары больше похожие на полки, чем на места для сна и отдыха. В центре стоял узкий и длинный стол, на котором в вольготной позе полулежал какой-то человек. Рядом на скамейках расположились два крупных быдлоподобных человечища - очевидно охрана. Как не трудно было догадаться, передо мной был Саша Томный - собственной персоной. Боковым зрением я проследил за поверженными мною противниками. Те, жалобно стеная и ругаясь, не спешили подняться и броситься на меня. Понять их можно было - свой долг перед хозяином они выполнили, а получать удары во второй раз им явно не хотелось.

Пауза затянулась. Я мысленно оценивал свои шансы в предстоящей рукопашной схватке и пожалел о том, что заходя в барак, не воспользовался никаким своим оружием - миниатюрный нож и тонкий металлический тросик по-прежнему были надёжно запрятаны в моей одежде.

Вдруг, Саша Томный, пристально вглядывающийся в меня, соскочил со стола и бросился навстречу с криком:

- Командир! Командир! Вы живы!

Узнав знакомый голос, я ахнул от неожиданности! Зловещий Саша Томный, которым меня сегодня неоднократно пугали, оказался Алексом! Да, да, тем самым Алексом, бывшим пилотом-курьером австралийского транспортного самолёта, исчезнувшего, вместе с напавшими на нас врагами, почти полгода назад. Мы обнялись, похлопывая друг друга по спине.

Саша-Алекс потянул меня за руку в дальний угол барака. На ходу он махнул рукой своим шестёркам и проорал зычным командирским басом:

- Опускание отменяется! Отставить! Все свободны! Пошли по местам! Я сам буду его пидорасить!

Тут же он шепнул мне на ухо:

- Простите, командир! Так надо! Я сейчас всё объясню...

Пока мы шли, я с удивлением разглядывал своего бывшего спутника. Он раздался в плечах и полностью облысел. На лице появился плохо сросшийся шрам, а все зубы стали металлическими, тускло отсвечивающие стальным блеском, когда он улыбался. Походка, движения и жесты стали уверенными и вальяжными. Удивительным образом инфантильный пилот Алекс превратился в грозного Сашу Томного. Изменения были настолько поразительные, что я даже несколько опешил от такого приёма, лихорадочно обдумывая дальнейшую линию поведения.

Зашли в крошечное помещение, где вся мебель состояла из стола и кровати. Крошечное оконце прикрывали светленькие занавесочки с рюшечками, а стены украшали бумажные снежинки. На столе стояло древнее переговорное устройство называемое телефоном.

Алекс достал из-под кровати сверток с подтаявшим салом, нарезанным крупными ломтями и налил в большую деревянную кружку травяной чай. Не дожидаясь приглашения, я уселся на кровать и вцепился зубами в еду. Алекс остался стоять рядом, с грустью наблюдая за мной. Неожиданно он встрепенулся и бесшумным кошачьим шагом подошёл к стене. Словно по волшебству у него в руке появилась стальная заточка. Прицелившись, он резко ткнул блеснувшим лезвием в неприметную щель в стене и с наслаждением вслушался в последовавший за этим движением душераздирающий вой.

- Подсматривать хотели, гады! Пришлось глаза лишить... - смущённо пожал плечами Алекс,

- Сейчас мы можем поговорить спокойно. Я ведь видел вас, командир, совершенно мёртвым, с распоротым животом и разбитой головой. А меня забрали в плен... Если бы вы знали, что мне довелось пережить...

Смахнув с глаз набежавшую слезу, он продолжал:

- Я был здесь ничтожеством и об меня вытирали ноги. Но, я старался выжить. Когда мы с вами ехали по железной дороге, я много разговаривал с Голованом и кое-чему научился у него.

Он мне сказал, что миром правят женщины.... Поэтому для здешнего начальства женщиной стал я.... Мне было очень тяжело. За мужеложство у нас в Австралии расстреливали обоих партнеров, а здесь это было нормой! Но я хотел выжить..., выжить любой ценой....

Совершенно неожиданно Алекс-Саша горько разрыдался у меня на плече. Проплакавшись, он аккуратно промокнул тряпицей глаза и продолжил:

- Я не могу рассказать вам, командир, всех тех гадостей и гнусностей, которые мне довелось пережить. Ещё я подличал, убивал и насиловал. Делал так, как когда-то поступал Голован, чтобы стать диктатором. Зато сейчас я стал Сашей Томным - старостой барака и грозой всех натуралов....

Он продолжал говорить и постепенно я стал понимать куда попал. Судьба занесла меня в самый отдалённый северный спецлагерь, где заключённые валили лес и заготавливали топливо для бронепоездов. Наша зона оказалась "голубой". Так назывались лагеря, где администрация практически не вмешивалась в жизнь заключенных. Дисциплина и вся внутренняя жизнь строилось на самоуправлении, состоящем из геев, вызвавшихся добровольно сотрудничать с охраной. Это было самое неприятное. Нет ничего более злобного и подлого, чем пленные, наделённые властью над другими, такими же как они, узниками!

В нескольких словах Алекс рассказал мне и о политических событиях.

Оказывается, совсем недавно пидорасы объединились в государство под названием Федеративный Союз Независимых Геев (ФСНГ). Существовали они в основном за счет разбоя на железных дорогах, охоты на рабов и содержания спецлагерей. Эти лагеря организовывались повсеместно и были основой государственного устройства: в них десятки тысяч заключённых выращивали овощи, шили одежду, ремонтировали бронепоезда и производили самую разнообразную продукцию, необходимую для жизни.

Последнее время главной государственной проблемой стала репродукция населения, обусловленная провалами в методике и технологии клонирования. Новые поколения получались, несмотря на ярко выраженную однополую ориентацию, хилыми, изнеженными, физически и умственно недоразвитыми. Похоже было на то, что даже при клонировании от пидорасов не могло получаться нормальное жизнеспособное потомство. Это была тупая ветвь человеческого воспроизводства.

Наряду с этим, спецлагеря постоянно требовали притока рабочих рук. Отлавливать качественных рабов становилось всё сложнее, поэтому, хитромудрые пидорасы обратились к внутренним резервам. Они стали сажать собственных сограждан, причем за самые ничтожные провинности. Поводом могло послужить необдуманное слово, сказанное в адрес правительства или просто ложный донос обиженного любовника. Некоторые попадали за недостаточную приверженность к однополым отношениям или нежелание иметь гомосексуальные связи с кем-либо. Таким сидеть было несладко. Они получали клеймо натуралов и становились отверженными: им нельзя было садиться за общий стол, пользоваться общей посудой, прикасаться к геям ...

- К сожалению, командир, я не смогу для вас ничего сделать. Вам придётся жить вместе с другими натуралами на полу или на нарах возле параши... - отведя взгляд в сторону, продолжал говорить Алекс,

- Если, конечно, вы не станете моим любовником. Тогда будете на общих основаниях, как и все... встанете на путь исправления..., лет через пятнадцать нас с вами освободят, и мы устроимся на какой-нибудь бронепоезд кочегарами...

Я молча, без замаха ткнул Алекса-Сашу кулаком в переносицу и, опрокинув шаткий столик, встал с кровати. Пнув напоследок упавшее на пол тело грозного Саши Томного, вышел вон из душной комнатёнки старосты.

Шестёрки сгрудились в проходе между нарами и, отвесив челюсти, наблюдали за мной. Я погрозил им кулаком и объявил:

- Не дождетесь, чтобы я стал пидорасам! А сейчас покажите где живут натуралы, мне надо отдохнуть...

Пройдя в указанный угол, я растянулся на чьём-то чужом тряпье и постарался забыться. Тактика выживания учила, что в плену надо использовать любую возможность для отдыха, сна и экономии сил.

Глава вторая

Серой чередой тянулись однообразные лагерные дни. Каждое утро нас выгоняли на построение. Отдельно в строю стояли натуралы - те люди, которые отказывались вступать в гомосексуальные отношения. Я был среди них, и наша жизнь была неимоверно тяжёлой. Практически мы были вне закона. Любому другому заключенному, исповедующему однополые отношения, не возбранялось бить и всячески притеснять натуралов.

С утренней поверки, проходившей на лагерном плацу, все шли к пищеблоку, где на морозе парили огромные чаны с баландой - варевом, состоящим из неочищенных земляных клубней, сосновой коры и какого-то очень вонючего животного жира. Баландеры шустро наливали в жестяные чашки этот "завтрак" и мы с жадностью поглощали горячую еду. На всё время приёма пищи отводилось десять минут. Любопытно, что у всех натуралов миски были помечены специально пробитыми дырочками - согласно неписаным лагерным законам, праведным геям запрещалось пользоваться "натуральной" посудой с такой меткой.

После завтрака мы нестройной колонной брели на лесные делянки, где целый день валили огромные сосны, обрубали сучки, разделывали брёвна на крупные поленья. Обеда не полагалось. Вместо него мы довольствовались лишь кипятком, нагретым на костре и заправленным для вкуса хвоёй. Иногда, пользуясь тем, что надзиратели отвлекались, удавалось содрать с молодых сосен верхнюю кору и полакомиться "заболонью" - тонкими прозрачными лентами подкоркового слоя, изумительно пахнувшими морозом и чуть сладковатыми на вкус. Это было строжайше запрещено - после нас специальная команда собирала самую сладкую заболонь для питания администрации, а более грубые волокна шли в лагерный котёл. Попавшихся на воровстве ждало жестокое наказание, но голод был сильнее.

Вечером, уже в полной темноте, мы ужинали при свете факелов всё той же баландой и без сил падали спать в бараке. Излишне говорить о том, что пидорасы, вставшие на так называемый путь исправления и открыто сожительствующие друг с другом, были задействованы на самых лёгких работах: подметали бараки, обдирали в тепле заболонь, перебирали корнеплоды в овощехранилище.

Силы мои стремительно таяли. При такой жизни, меня ждала медленная смерть от истощения. Надо было как-то бежать из лагеря. Я начал думать о побеге и приходил к выводу - без тщательной подготовки, в одиночку, это нереально. Следует отметить, что лагерь почти не охранялся, если не считать десятка вышек, стоящих по периметру ограды из колючей проволоки. Причём пулеметы на вышках были направлены во внутрь зоны и предназначались, скорее всего, для поддержания дисциплины и подавления бунтов. Это стало понятным, когда выяснилось что бежать некуда - на тысячи километров вокруг стояла дремучая безжизненная тайга с глубокими непроходимыми снегами.

Среди заключенных ходили слухи о страшных медведях-людоедах, бродящих в лесу и время от времени нападающих на зека. Я убедился в том, что это не сказки, когда один раз на делянке мы обнаружили огромные следы, принадлежавшие гигантскому животному. В тот день охранники, вопреки обыкновению, почти не наблюдали за нашей работой, сгрудившись возле костра и не выпуская оружия из рук. К счастью всё обошлось.

Скорее всего, это был обычный медведь-шатун, не залёгший в спячку. Обычно такие животные бывали сильно истощены и слабы, поэтому, имея огнестрельное оружие, с ними легко можно было справиться. В молодости мне случалось добывать медведей одним только копьём-рогатиной. Впрочем, тогда это была мелкая разновидность бурых медведей, водившаяся в западных лиственных лесах, а следы на снегу принадлежали гораздо более крупному виду.

Неожиданно пришла весточка от Голована в виде увесистого куска замороженной баланды, завернутого в грязную тряпицу. Передачку принёс шатающийся скелетообразный лагерный доходяга, жадно смотревший гноящимися глазами на то, как я разворачивал свёрток. Работал этот тип на кухне "лизальщиком" - так называли тех, чьей обязанностью было чистить посуду. Кормили, таких как он, через раз - считалось, что им должно хватать тех крох пищи, которые достаются в процессе работы. Рассказывали, что опытные лизальщики могут за секунды мастерски вылизать кастрюлю до блеска, получив при этом гораздо больше пищи, чем в обычной пайке. Однако гонец, принёсший мне подарок, явно не преуспевал в своей профессии. Несчастный весь трясся и мучительно сглатывал слюну, стараясь не смотреть на принесённый им подарок. Я, после некоторых колебаний, отколол ему небольшой кусок ледяной баланды.

С благодарностью приняв гостинец, доходяга рассказал мне, что у Голована всё прекрасно. Он пристроился на кухне и сделал головокружительную карьеру, став за короткое время старшим поваром. Сейчас он занимается только тем, что сидя в специальном высоком кресле, контролирует закладку продуктов в котлы и помешивает варево специальными длинными палками-мешалками. Ещё в обязанности Голована входят еженедельные концерты с пением и плясками для администрации лагеря. Поэтому для поддержания творческих сил ему разрешено питаться вволю и даже спать в дневное время, когда захочет. Он строгий, но справедливый руководитель. Часто наказывает кухонную обслугу за разные провинности, но иногда делает вид, что не замечает, как они берут немного продуктов для себя. Ещё все завидуют его уродству - никто не требует от господина Голована подтверждения верности гомосексуальным идеалам. Это огромное счастье для любого зека: удовлетворять свои гомосексуальные потребности не по принуждению, а лишь когда захочется. Или даже совсем не заниматься этим и не слыть поганым натуралом.

* * *

За всё время пребывания в лагере я не поддерживал с Алексом-Сашей никаких отношений, но определённые знаки внимания с его стороны незримо ощущались. Никто из его охраны не трогал меня и не бил как других натуралов. Мне выдали почти новую телогрейку, шапку и ватные штаны - неслыханная роскошь, которой не удостаивались даже геи вставшие на путь исправления. В мою обувь, поставленную в сушилку возле огромной барачной печи, никто никогда не мочился - хотя это была излюбленная шутка всех пидорасов и редко кому удавалось избежать такой мерзости. Я же мог позволить себе разуться на ночь, тогда как многие натуралы спали не снимая сапог. Впрочем, это не спасало их от множества других мелких пакостей, на которые пидорасы были удивительно изобретательны. Меня же все эти гнусности обходили стороной, за что я был благодарен Саше Томному.

Сейчас без его помощи не обойтись. Вечером я без стука зашёл в каптёрку старосты барака, что было неслыханной дерзостью. Алекс-Саша, изволивший нежиться в постели с молоденьким геем, испуганно подскочил и недоуменно выпучил глаза. Оторопевшая охрана, не успевшая остановить меня, испуганно топталась на пороге.

Саша жестом приказал всем выйти вон и аккуратно закрыл дверь на крючок. На меня он старался не смотреть и упорно отводил взгляд в сторону.

Я первым нарушил молчание:

- Мне нужна твоя помощь, Алекс! Не буду скрывать - я решил бежать из лагеря. Для этого устрой мне встречу с Голованом. Если хочешь, побежали вместе!

Алекс отрицательно покачал головой:

-Нет, командир. Мне бежать некуда. Даже если я вернусь на свою родину, в Австралию, меня там не ждёт ничего хорошего. Вы даже не можете себе представить тоску и серость существования австралийцев в мрачных бомбоубежищах. А здесь я не последний человек. Я добьюсь ещё больших высот в лагерной карьере. То, что мне пришлось стать пидорасом - не слишком большая плата за благополучие в этой жизни!

От Голована я многому научился.... Манипулировать и управлять людьми очень просто: надо обещать им всяческие, пусть и несбыточные, блага, карать и иногда миловать, изредка подбрасывать мелкие подачки. Вот и весь секрет! А занять место вышестоящего начальника ещё проще: все они падки на лесть и подарки. Это одурманивает не хуже грибной настойки и они совершенно теряют бдительность. В таком состоянии столкнуть их совсем не сложно...

Саша-Алекс хрипло рассмеялся и впервые посмотрел мне в глаза. Я, пользуясь случаем, просканировал его мозг. Личность инфантильного бывшего пилота Алекса сильно изменилась. В нем появился странный внутренний стержень, сломать который было уже не так просто. Поверх светлого сознания бывшего Алекса бурлили мрачные и темные силы грозного Саши Томного. Лояльным отношением ко мне я был обязан только благодаря наивности старого доброго Алекса, но этот лимит доверия стремительно заканчивался. Не желая больше искушать судьбу, я сказал:

- Хорошо, Саша! Мне от тебя нужна только встреча с Голованом и потом я навсегда уйду из твоей жизни.

Саша Томный продолжал смеяться:

- Я выполню твою просьбу, командир, но только с одним условием... Ты видишь, как я полысел и потерял все зубы? Иногда мне бывает сложно доказывать свои сексуальные пристрастия. Это, наверное, следствие лучевой болезни. Возможно, болезнь уже не так губительно действует на меня, но я бы хотел подстраховаться. Помнишь, ты обещал вылечить меня, перелив чужую кровь? Когда сделаешь это - сведу с Голованом и ещё накормлю досыта. Если нет, тогда до свиданья!

Я опешил от такого заявления, но выбора у меня не было. Тёмное начало в голове Саши Томного, чем-то напоминающее базальтовый стержень, не давало возможности манипулировать его сознанием.

- Хорошо, пусть будет по-твоему, - согласился я,

- Надо сейчас выбрать донора, а завтра приступим. Зови человек пять, из которых ты хотел бы забрать кровь.

- Зачем пять? Разве недостаточно одного или двух? За потерю пяти заключённых у меня могут быть неприятности...

Я устало улыбнулся:

- Достаточно одного человека, только для переливания не всякая кровь подходит. Надо чтобы она была совместимой с твоей...

Вскоре, перед нами, жеманничая и ломаясь, стояла пятёрка молоденьких геев. Не зная зачем их вызвали, они принимали обольстительные позы, крутили задом и строили глазки.

Не обращая внимания на их ужимки, к которым уже привык за время пребывания в спецлагере, я приступил к исследованию. Процедура была не сложная, но требовала скрупулезности и внимания.

Несколько капели крови из пальца Саши Томного накапал на донышко миски. Затем поочередно брал кровь у кандидатов в доноры и осторожно смешивал с каплями, принадлежавшими Саше. Если не было совместимости, то в мазках появлялись крошечные комочки, кровь делалась клейкой и, самое главное, на вкус она становилась слегка кисловатой.

Поочерёдно геи подходили к столу сдавать кровь и с любопытством наблюдали за моими манипуляциями. Наконец один из них не выдержал и, нарушая субординацию, осмелился спросить:

- Позвольте полюбопытствовать. А что вы такое делаете?

- Это новый любовный ритуал, - буркнул я,

- Тот, кто пройдет его, станет самым любимым наложником Саши Томного...

_ Ура! Ура! - радостно запрыгали и захлопали в ладоши эти наивные существа. В какой-то момент мне даже стало немного жалко их, но я тут же с досадой отогнал такие мысли. Чувство жалости везде и во все времена считалось признаком слабости, а в моём положении это было совсем излишним. Проблем и так хватало...

Наконец-то, в двух каплях крови после смешивания не произошло никаких изменений. Я несколько раз повторил тесты и, убедившись в том, что это так, ткнул пальцем в самого молоденького гея, совсем ещё юного мальчишку с лёгким пушком над верхней губой:

- Вот этот подойдёт вам, Саша! Запишите или запомните его личный номер.

Саша Томный, развалившись на кровати, процедил сквозь зубы:

- Ты Прозаиг, и ты номер тысяча триста пятый завтра на работу не идёте. Останетесь в бараке на целый день. А сейчас пошли все вон, мне отдыхать надо!

От такой бесцеремонности меня покоробило, но Сашу можно было понять - он не мог при посторонних обращаться иначе с таким жалким натуралом, каким мне приходилось быть в лагерной иерархии.

Идя к своим нарам, я слышал как молоденький гей взахлёб хвастался своим товарищам как ему повезло в этой жизни...

Глава третья

Наутро, мы, не мешкая, приступили к операции. Счастливого мальчика-гея, предвкушающего небывалые любовные наслаждения, уложили на верхние нары, а Саша Томный улёгся внизу. Неизвестно где, он раздобыл настоящую систему для переливания крови: с толстыми иглами, небольшим пластиковым резервуарчиком и крохотным ручным насосом.

Для начала следовало слить у Саши максимум его крови, чтобы она не смешалась со здоровой. Я вскрыл вену и тёмная кровь, тонкой струйкой, медленно потекла в заранее приготовленное ведро. Кожа грозного старосты постепенно стала бледнеть, дыхание слабело, а пульс становился всё реже и реже...

Глядя на его одутловатое, но совсем ещё юное лицо, я боролся с желанием убить бывшего пилота Алекса. Мне казалось, что он в чём-то предал меня, хотя разум осознавал: каждый в этом мире борется за своё существование как может. Любые способы хороши, чтобы выжить - таков был главный закон, и я не имел морального права осуждать кого-либо за это. Хотя, если честно признаться - я бы на Сашином месте предпочел смерть. Впрочем, такая нелогичность в мыслях и поступках уже давно отравляла мне существование. С моей головой что-то было явно не в порядке и это пугало ...

Размышляя подобным образом, именно тогда меня впервые посетила странная мысль о том, что можно было бы обустроить нашу жизнь так, чтобы все были счастливы. Неужели нельзя просто жить, позабыв про войны, насилие и жестокость? В сущности, человеку не много надо: крыша над головой, немного растительной и белковой пищи, которую раздобыть не так уж и сложно в достаточных количествах. Кто заложил в наши головы стремление к власти, жажду бессмысленной наживы, желание получить больше, чем надо для нормальной жизни? А не оправданная жесткость к себе подобным существам? Без всего это можно прекрасно жить! Но вот не живется же людям спокойно...

Очнувшись от этих размышлений, я чуть не прозевал момент, когда из Саши Томного вытекла почти вся его кровь. Спешно воткнул иглу в руку мальчишке, сладко жмурившемуся на нарах и, строго настрого наказал не открывать глаза, пока ему не разрешат это сделать. Жить несчастному оставалось считанные часы. Хорошо еще, что смерть придёт к нему совсем безболезненно и незаметно, когда он навсегда сладко уснёт...

Самотёком кровь текла в Сашу. Осталось только ждать, когда эта несложная процедура закончится. Вот он зашевелился и открыл глаза. Очевидно, не совсем понимая что творится вокруг, улыбнулся открытой деткой улыбкой и доверчиво взял меня за руку.

Чуть слышно прошептал:

- Простите меня, мой командир! Простите за всё! Простите, если сможете...

Охранники, толпящиеся в дальнем углу барака, во все глаза пялились на эту невиданную сцену: сам Саша Томный улыбается и держит за руку жалкого натурала! Это было неслыханно и могло окончиться для самого Саши очень печально...

* * *

Через пару часов Саша был бодр весел и энергичен. Труп несчастного донора он приказал отнести на кухню. Мы, пользуясь случаем, пошли следом за ним.

Охранники пищеблока из числа заключённых покосились на меня, но, заметив в моих провожатых самого Сашу Томного, молча пропустили во внутрь. В центре помещения стояла огромная печь-плита с парящими гигантскими кастрюлями. Мимо шныряли сгорбатившиеся юркие фигурки поварят, а вдоль стен лежали опрокинутые на бок огромные чаны, в которых нам раздавали баланду. Из них торчали ноги лизальщиков, то ли выполняющих свою работу, то ли просто отдыхающие там. Над всем этим, в клубах пара, возвышалось кресло своими размерами и формой больше напоминающее сторожевую вышку. В нем царственно восседал Голован. Заметив меня, он стремглав кувыркнулся вниз и пружинисто приземлился на руки. В два прыжка подскочив ко мне, повис на плечах:

- Командир.... Как я скучал без вас, командир! О, мой командир...

Оглянувшись по сторонам и убедившись в том, что никто не подслушивает, я зашептал ему на ухо:

- Скоро мы убежим отсюда. Приготовь тёплую одежду и продукты в дорогу. Обязательно возьми нож. А вот это бросишь сегодня вечером в кастрюлю, из которой питается администрация и охрана лагеря, - я незаметно сунул ему пакетик с ядом, который всё это время прятал в нательной рубашке.

- Всё понятно, командир! Будет сделано! - кивнул Голован и, откатившись прочь, хитро подмигнул мне.

- Эй! Давайте пошевеливайтесь! Подбросьте дров в топку и марш за водой! Лодыри, бездельники! Куда мясник делся? Пусть новую тушу разделывает, пока не остыла!- зычно закричал он на своих подчинённых.

Махнув рукой ему на прощание, я вышел из кухни. У меня не было сомнений в том, что Голован сделает всё как надо, но я сильно опасался - не ослабло ли смертельное действие порошка за всё это время. Ведь с момента как я его изготовил и зашил в ворот рубашки, прошло уже больше года.

В бараке, Саша Томный, прежде чем скрыться в своей каморке, подарил мне большой кусок сала и несколько сырых корнеплодов. Милостиво разрешил забрать полведра своей крови, слитой во время операции.

Остаток дня я посвятил подготовке к побегу. Корнеплоды тут же зажарил на углях и с большим аппетитом съел. Затем долго выпаривал на печи кровь до превращения её в твёрдые чёрные лепёшки и зашивал их в одежду так, чтобы они не мешали при ходьбе. Сало, предварительно разрезанное на широкие пласты, закрепил между слоями ткани на плечах и груди таким образом, чтобы они, в случае чего, смягчали удары и одновременно служили дополнительной утепляющей прослойкой. Карманы намеренно оставил пустыми - в них можно положить что-либо полезное, найденное в пути. Кроме того, будучи наполненными, они стеснят движения в бою. В том, что мне в скором времени предстоит сражаться, я не сомневался. Вывести из строя администрацию, это полдела. Сложнее будет справиться с добровольцами из самоуправления.

Распоров боковой шов штанов, достал гибкий крохотный нож и закрепил его в рукаве. К куску тонкого металлического троса примотал увесистый обломок камня, припасённый заранее. На противоположном конце завязал петлю, чтобы надевать на запястье. Получилось примитивное, но грозное оружие, называемое "кистень".

Вот, вроде, всё готово. Оставалось только хорошенько выспаться, набраться сил и надеяться на благоприятное развитие событий.

ЧАСТЬ 8. ПОБЕГ

Время действия: зима 247 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: спецлагерь N 2 ФСНГ, Северная Сибирь

Глава первая

К вечеру следующего дня на половине вышек не было часовых. Возле здания администрации не наблюдалось привычного оживления. Всё это было добрым знаком. Главное было нейтрализовать охрану, а уж с безоружными лагерными активистами как-нибудь справлюсь.

В ранний утренний час, когда все спали, я, согласно древнему ритуалу, присел перед дальней дорогой. Моя рука, словно сама собой, перекрестила меня. Шепотом прочитал слова молитвы, уже ставшие привычными.

Всё, пора!

Выйдя из барачной духоты, всей грудью вдохнул морозный воздух, от которого немного закружилась голова. Привычно отыскал взглядом на небе Полярную звезду, а немного ниже маленькую звёздочку, которую считал своей. Когда-то давно мне её показал мой Учитель, сказал при этом, что это счастливая звезда, под которой меня клонировали. Пока она светит на небосклоне, мне будет сопутствовать удача. Сейчас моя звездочка весело помаргивала, уютно устроившись на ультрамариновом бархате ночного неба. Всё будет хорошо!

Возле пищеблока, рядом с торчащим из снега потухшим факелом, прямо в сугробе сладко похрапывал часовой. Склонившись над ним, я осторожно приподнял меховой ворот тулупа и полоснул ножом по горлу. Задергавшись, он открыл глаза, жутко захрипел и начал судорожно махать руками. Короткое лезвие не могло нанести смертельной раны и для верности пришлось ещё несколько раз ткнуть в сонные артерии.

Едва я открыл дверь, как из темноты на меня обрушился тяжёлый удар. К счастью он не попал в голову, а лишь пришёлся на плечо. Левая рука сразу онемела, но правой я успел бросить в темноту, на уровне лица, камень, привязанной к тросу. Одновременно, с силой, пнул ногой вперёд. Мои выпады увенчались успехом и я разглядел падающее тело. Размахнувшись, хлестнул кистенём по голове нападавшего, с удовлетворением услышав хруст проломленного черепа и ощутив, как под ногами мелко задёргалось в агонии чье-то тело.

- Голован, ты здесь? - крикнул я в темноту и тут же увидел знакомую фигурку, выкатившуюся в пятно лунного света падающего из окна.

- Давай за мной. Только не отставай!

Я выскочил на улицу и побежал к ближайшему участку забора из колючей проволоки. Мельком взглянув на караульные вышки, убедился в том, что они были пусты. Злорадно отметил про себя, что мой яд, по всей вероятности, оказался совсем не плох!

Оглянулся назад и даже слегка замедлил бег от удивления. Голован, навьюченный по самую шею разнообразными мешочками, отталкиваясь длинными палками, лихо скользил следом за мной на широкой лыже, приспособленной к его знаменитой тележке. Все мои опасения, что он может быть обузой при побеге, рассеялись. Скорее могло статься наоборот.... Ловкость уродца не могла не восхитить!

Подбежав к изгороди, я начал пытаться переломить толстую колючую проволоку, безуспешно сгибая и разгибая её. Сталь плохо поддавалась, но здесь пришёл на помощь Голован. В его могучих ручищах колючка мгновенно лопалась как гнилая нитка. Сделав проход, мы выползли наружу. Я приказал Головану оставаться здесь, а сам побежал к ближайшей вышке. Вскарабкавшись по обледеневшей лестнице, обнаружил за невысокими перильцами труп лежащего там охранника. Зрелище было отвратительное: со спущенными штанами и вздутым животом он валялся в мерзкой луже собственных испражнений. Лицо было всё перепачкано крошками кровавой рвоты. Похоже, что смерть от моего яда была очень мучительная.

Брезгливо обойдя труп, я взялся за ручки пулемёта. Конструкция оказалась незнакомая, но разобраться с ней не составило большого труда. Направив ствол в сторону бараков, дал первую прицельную очередь. Она, как и следовало ожидать, прошла выше. Скорректировав стрельбу, стал бить длинными очередями, стараясь попасть по окнам бараков. Вскоре оттуда послышались крики и стали выбегать ничего не понимающие зека. Поднявшаяся суматоха была на руку.

С трудом развернув станину пулемёта в сторону здания администрации, я, с наслаждением, выпустил остаток патронов по чернеющим окнам. Ответом была тишина. Все вымерли. Что и требовалось доказать!

Я кубарем скатился с вышки, и мы, вместе с Голованом, бросились к единственной железнодорожной ветке, подходившей к лагерю, туда, где одиноко чернел силуэт старинного бронепоезда. Запасные пути оказались пусты - современного МПБ, на который я очень рассчитывал, не было на стоянке.

Вот наконец-то и застывшая, вся в морозном инее, бронированная громада. Модель оказалась совсем древней и её приспособили для перевозки лесоматериалов. Место для такой колымаги было только на свалке. Просто удивительно как пидорасы до сих пор могли поддерживать эту технику на ходу!

Впрочем, нам выбирать не приходилось. Я очень опасался, что экипаж бронепоезда мог не стоять на довольствии в лагере и остаться в живых. Это была самая уязвимая часть моего плана побега...

Прислушался. Внутри не было никаких признаков жизни. Осторожно надавил на входную дверь, пытаясь отодвинуть. Проклятье! Она оказалась закрытой изнутри. Вскарабкался на башню и стал дёргать люки. Бесполезно! Все попытки попасть вовнутрь бронепоезда были безуспешны.

Положение становилось критическим. Скоро паника в лагере прекратится и пидорасы-активисты обнаружат, мы сбежали. Навряд ли они свяжут смерть охранников с нашим отсутствием, но погоню за нами организуют в любом случае. Хотя бы для того, чтобы выслужиться перед теми, кто придёт на смену погибшей администрации.

Я не знал что предпринять. Уходить в тайгу по глубокому снегу бесполезно - по следам догонят в считанные часы. Уехать на транспорте невозможно - все машинисты умерли, закрывшись изнутри. Положение было безвыходным.

- У нас проблемы, мой командир? - нарушил молчание Голован.

- Да, - ответил я, - Мы не может попасть в бронепоезд!

- Командир, а может мне попробовать залезть через трубу? В молодости я очень хорошо умел ползать по разным подземным переходам...

Это была не плохая идея! Можно попробовать, тем более, что другого выхода не было. Не медля, мы стали карабкаться на тендер бронепоезда. Наверху Голован аккуратно сложил многочисленные мешочки, скинул верхнюю одежду, отстегнул тележку. Запрыгнув на край трубы, он вытянул одну руку вперёд, а другую плотно прижал к боку. В таком положении его тело неожиданно стало поразительно длинным и вёртким. Я осторожно помог ему опуститься головой вниз в чернеющее отверстие и стал напряжённо прислушиваться к невнятным шорохам, доносящимся из бронированного чрева.

Между тем, панические крики в лагере стихли. В предутренней тишине зазвучали невнятные команды, и заключённые стали строиться на плацу. Около двух десятков человеческих фигурок побежали, через главные ворота, в административное здание. С одной из вышек неожиданно ударила в сторону леса длинная пулемётная очередь.

Томительно тянулись минуты. Звуки из трубы почти стихли. Я попытался вспомнить затейливую конструкцию дымовода на этих моделях бронепоездов и содрогнулся - проползти человеческому существу по его прихотливым изгибам решительно невозможно! Сейчас, скорее всего, Голован безнадёжно застрял и его ждёт мучительная смерть от холода среди промороженного насквозь металла. Мне стало не по себе оттого, что послал своего преданного спутника почти на верную гибель. Я осторожно постучал по корпусу и позвал Голована. Ответом была тишина...

Когда надежды уже совсем не осталось, наружная дверь неожиданно лязгнула и стала медленно отодвигаться.

- Заходите, командир! - послышался знакомый слабый голос.

Я не заставил себя ждать и, прихватив с собой вещички Голована, спрыгнул вниз.

Закрыл за собой дверь, натыкаясь в кромешной тьме на острые металлические выступы, поспешил в машинное отделение. Нащупав пусковые кремни, несколько раз крутанул рукоять. В тусклом синеватом свете запальных свечей осмотрел тесную рубку. Как и следовало ожидать, всё находилось в страшно запущенном состоянии. Топливо в беспорядке громоздилось в бункерах, растопки не было совсем, а катализаторы, похоже, не чистились с самого момента их создания. На запуск пародвигателя понадобиться не менее получаса.

Мельком взглянув на Голована, оторопел. Вид его был страшен: весь перепачканный сажей, в рваном черном тряпье, с кровоточащими ссадинами, он еле стоял на своих руко-ногах. Пришлось отправить его в жилой кубрик, чтобы он, хоть немного, привел себя в порядок.

Я, между тем, спешно занялся машиной. Наскоро загрузив топливные ёмкости, поднялся в орудийную башню, чтобы посмотреть, что творится в лагере. Не тратя времени на поворот орудия вместе со смотровой щелью, откинул люк и высунулся наружу.

В сараях, стоящих на задворках административного здания, открывались ворота и из них резво выезжали большие сани, запряжённые пятёрками людей. В санях, на высоких треногах, стояли крупнокалиберные пулемёты. Возницы звонко щелкали бичами, придавая этим странным повозкам удивительное ускорение. Несколько человек выкатили небольшую короткоствольную пушку и устанавливали ее, направляя в нашу сторону.

Следы на снежной целине, тянущиеся от забора к бронепоезду, выдали нас с головой. Надо отдать должное нашим преследователям - они быстро сообразили, кто является причиной заварушки.

Придётся держать бой. Надо не подпустить врагов к бронепоезду пока разогреваются котлы, иначе они могут повредить древнюю узкоколейку или, что ещё проще, поставить тормозные колодки под колёса.

Захлопнув люк, я обшарил всю башню, но снарядов для орудия не нашёл. Чертыхаясь, полез к пулемёту и обнаружит только одну неполную ленту с патронами. Негусто. Тщательно прицелившись, дал короткую очередь по передней санной повозке. Люди, тянувшие её, упали в снег, полозья наехал на них и сани перевернулись. Возница и пулемётчик, вероятно задетые пулями, замерли без движения. Я мысленно похвалил себя за качество стрельбы - недаром, в своё время, брал призы за меткость на стрелковых соревнованиях. С других саней прямо на ходу начали стрелять по башне.

Опасность получить шальную пулю в смотровую цель была реальной и я задвинул броневую заслонку. Пока у меня выкроилось несколько минут, чтобы проверить запуск котлов. Спускаясь вниз, совсем неожиданно услышал, как с соседей башни дробно застучал другой пулёмет. Ай да, Голован! Молодчина! Вовремя сориентировался и хорошо помогает мне.

Катализаторы в топке, медленно курясь белёсыми дымками, начали разогреваться. Воспламеняющая смесь уже горела вокруг запальных свечей ровными потрескивающими огоньками. Чтобы ускорить процесс, я изо всех сил начал крутить рукоятку привода ручного вентилятора. Пародвигатель на глазах стал оживать, попыхивать парам и гудеть на малых оборотах.

Вражеские пули продолжали почти беспрерывно звонко цокать по броне. Пулемёт наверху стих, и я опять начал беспокоиться за Голована. Не хватало только того, чтобы его случайно подстрелили в относительно безопасной башне бронепоезда. Вдруг, над головой гулко ахнул выстрел главного орудия, заложив уши и сотрясая весь корпус бронепоезда могучей отдачей. Голован не только нашёл снаряды, но и даже смог произвести выстрел! По опыту я знал что неважно попал ли он куда-нибудь - эффект от грохота такого калибра всегда производил ошеломляющее действие.

Убедившись в том, что машина набирает мощность, я поспешил наверх.

Голован, с черным лицом, метался в облаке пороховых газов переполнявших орудийную башню.

- Командир! - закричал он.

- Вот я ещё один снаряд нашёл!

В этот момент жуткий удар сотряс корпус нашего бронепоезда, и он сразу перекосился набок. Снизу потянуло запахом гари. Это прямой наводкой выстрелила пушка, которую устанавливали у здания администрации. Через несколько секунд надо было ждать следующего выстрела. Я стремглав бросился в рулевой отсек и перевёл регулятор хода на указатель "полный назад". Заскрежетав колесами, тяжёлая машина, словно нехотя, тронулась с места. Момент был крайне опасный - непрогретый движок мог взорваться от перегрузки. К счастью всё обошлось. Завывающий холодными подшипниками пародвигатель, медленно но верно, начал толкать бронированную махину по рельсам. Нам повезло, что старинные бронепоезда клепали с солидным запасом прочности. Новые тонкостенные котлы такого бы не выдержали.

Запоздало грохнул второй выстрел и бронепоезд вновь тряхнуло. Из-под колёс раздался непонятный стук и скрежет. Похоже, удар пришёлся в ходовую часть. Движение замедлилось, но мы упорно удалялись от лагеря.

Я поднялся в боковую башню и начал прицельно быть по преследующим нас саням со строчащими на ходу пулеметами. Из соседней башни, наконец-то, грозно рявкнуло главное орудие. Голован умудрился попасть в стену одного из бараков, который тут же всплеснул ярко-жёлтым пламенем. Последний снаряд оказался зажигательным! Огненные языки потянулись к соседним зданиям. В лагере начался пожар.

Пушка противника ударила вновь, но артиллеристы противника, очевидно, не отличались большим мастерством и впопыхах сбили прицел - снаряд разорвался среди санных повозок, разметав их по снегу в разные стороны. От меня они получили ещё несколько коротких очередей, и погоня осталась за поворотом железной дороги.

В машинном отделении я добавил топлива в котлы и выставил безопасный "средний ход". Накренивший набок бронепоезд начал медленно набирать ход по стационарной узкоколейке. Содрогаясь как раненое животное, скрипя и гремя разбитыми колёсами, он увозил нас в неизвестном направлении ...

Глава вторая

Через пару часов езды, когда окончательно рассвело, мы были вынуждены остановиться. Бронепоезд уже не ехал, а полз по рельсам, волоча за собой искореженные колёсные пары. Я осмотрел повреждения и очень удивился тому, как мы ещё смогли отъехать от лагеря на приличное расстояние. Жилой отсек был полностью разбит и дымящийся искореженный металл лежал бесформенной грудой на погнутой платформе, цепляясь за насыпь. Было чудо, что нас там не оказалось в момент разрыва снаряда. Второй выстрел изуродовал добрую половину колёс под машинным отделением, а оставшиеся целыми пять поршней, из восемнадцати, едва двигали тяжёлый бронепоезд. В таком состоянии он смог бы проехать ещё не более десятка километров.

Голован стоял рядом, поочерёдно поджимая и грея подмышками голые руки, мёрзнущие от холода. По его лицу текли слёзы, оставляя на закопченных щеках светлые дорожки и крошечными сосульками намерзающие на подбородке.

- О, мой командир! - всхлипнул он,

- Теперь я точно погибну.... В бронепоезде сгорела вся моя одежда. Припасы и тележка тоже... без тележки мне не выжить....

Слёзы еще сильнее потекли из его глаз. Мне нестерпимо жалко стало этого несчастного уродца. Я снял с себя ватник и накинул на него:

- На вот, согрейся! Всё обойдётся Голованушка, прорвёмся, будем жить...

Нам ничего не оставалось, как уходить в лес. В отсеках бронепоезда я нашёл моток проволоки, лист тонкого железа и засаленное, испачканное машинным маслом, тряпьё. Из инструментального ящика облюбовал напильник, пару отвёрток и молоток на длинной ручке. В орудийной башне валялся брезентовый чехол для орудия, и это было поистине бесценной находкой.

Как следует раскачегарив топки, я включил полный ход и спрыгнул с бронепоезда. Неуправляемая искореженная машина, громыхая листами металла, медленно поползла вдаль.

Мы остались стоять на краю заснеженной насыпи. Стена леса в этом месте почти вплотную подходила к железной дороге. Из листа железа я по-быстрому соорудил волокушу и усадил на неё Голована, закутавшегося в брезент. В руки ему дал веник из еловых веток и наказал заметать следы. Впрягся в лямки, наспех сделанные из брезентовых полос и, по пояс утопая в снегу, побрёл вглубь леса. Сейчас главной задачей было уйти от возможной погони. Пройдя сотню метров, я оглянулся. Голован великолепно справлялся со своей задачей: на снежной целине оставалась лишь неглубокая ложбина, в которой несведущий человек навряд ли мог распознать наш след.

Весь день мы петляли по лесу, выбирая самый причудливый путь и старясь запутать следы. К вечеру, далеко позади, до слуха донёсся характерный шум идущего бронепоезда. Тревожно вслушиваясь, я молил Бога, чтобы он проехал мимо, не заметив нашей заметённой борозды от волокуши. Вскоре перестук колёс стих вдали. Похоже, пока всё обошлось.

На ночь остановились под огромной елью. Раскидистые нижние ветви, занесённые снегом, создали естественный шатёр. Внутри было сухо и уютно. Костёр, чтобы не выдать себя, разжигать не стали.

Совершенно неожиданно среди лохмотьев моего спутника обнаружился огромный нож со странным названием "Рембо-8", предназначенный специально для выживания. В лагере Голован выменял его у охранника за несколько банок консервов, а когда выбегал из кубрика бронепоезда, то успел повесить себе на шею. Мне встречались такие ножи: огромные и плохо отцентрованные, они были неудобны как в работе, так и в бою. Однако, в нашем случае, это пародия на настоящий нож оказалась бесценной находкой - в его полой рукояти находилось крошечное магниевое огниво для разжигания костра, иголки, нитки, рыболовные крючки, скальпель, рогатка. Там даже лежала небольшая пила в виде струны и кусок толстой фольги. Это был редчайший случай, когда такой бестолковый тесак оказался полезен.

Наутро пошёл снег. Мы позавтракали салом и кровяными лепешками, а вместо десерта закусили снегом. Голован сокрушался об утерянных продуктах и снаряжении, заготовленных в дорогу. Больше всего он расстраивался о том, что не удалось сделать мне сюрприз - ему удалось сохранить мой боевой нож, спрятанный в тележке ещё перед тем, как мы угодили в плен к пидорасам.

Когда Голован случайно приоткрыл брезент, прикрывающий его голову, я ахнул: лысый череп бывшего диктатора почти сплошь покрывали ссадины и глубокие царапины, полученные при ползании по трубам бронепоезда. Татуировка со схемой секретной базы подлодок и зашифрованными записями была почти утрачена! Правда, оставалась ещё крохотная надежда на то, что когда раны подживут, удастся по памяти восстановить хотя бы часть записей. Впрочем, сейчас было совершенно не до этого - надо сначала как-то выжить и не погибнуть в негостеприимной сибирской тайге.

Я решил несколько дней отлежаться в нашем убежище. Если всё же погоня начнёт прочесывать лес, то она не натолкнётся на наши неизбежные следы. Самая оптимальная тактика в таком положении - выждать время. Чем дольше, тем лучше, невзирая на грозящие голод и жажду.

Днём я свернул из фольги некое подобие импровизированного котелка и мы, на крошечном бездымном костерке, вскипятили себе немного чая, заваренного еловой хвоёй.

Это было совершенно необходимо, чтобы не умереть от обезвоживания - снег не мог дать необходимого количества влаги, хотя мы ели его почти постоянно. Не теряя времени даром, начали шить для Голована одежду из брезентового чехла, делая на ней специальные карманы, куда собирались натолкать утеплитель: сухой мох, траву, а если повезёт, то пух и перья птиц. На руки несчастному уродцу приспособили обычные рабочие рукавицы, в которых валили лес, удлинив их до локтя и усилив "подошву" несколькими слоями брезента. Я пообещал Головану в ближайшее время изготовить лыжную тележку ещё лучше прежней, что вызвало у него буйный восторг.

Следующие два дня посвятили изготовлению снегоступов из еловых ветвей. Процесс осложнялся тем, что из-за низкой температуры дерево было необычайно хрупким. Мы старательно отогревали на собственном теле промороженную древесину, осторожно сгибали её, пока не остыла, затем снова грели.... Иногда приходилось на короткое время разводить огонь, чтобы хоть немного согреть ветки и согнуть их в нужную форму. После изготовления деревянного каркаса и перемычек, распускали брезент на нити, скручивали из них веревочки, из которых плели мелкую сетку, натянутую между остовом. Это была нелёгкая задача, если учесть, что работали мы на морозе, в тесном и тёмном пространстве. Зато снегоступы получились на славу! Длинные и в меру узкие, они позволяли передвигаться по сугробам, почти не проваливаясь.

Меня мучили сомнения - как быть дальше, потому что весь план побега шёл наперекосяк. Уехать на бронепоезде не удалось, а в лесу, если мы даже ушли от погони, нас ждала смерть от голода - добыть пищу зимой, без огнестрельного оружия невозможно. Конечно, мы могли бы раскапывать снег в поисках грибов и ягод, ставить силки на мелких зверушек и пташек, но на такой диете долго не протянуть. Спасти человека в зимней тайге, с таким минимумом снаряжения как у нас, может только чудо.

После недолгих раздумий я всё же решил, что лучше погибнуть в тайге, чем в плену у пидарасов. Голован согласился со мной, и мы тронулись в путь.

Глава третья

Мой план был прост - двигаться на север в сторону Коммуны, сколько хватит сил. Если случайно повезёт наткнуться на какую-либо пищу, то мы выживем. Если нет - наши тощие трупы достанутся лесным хищникам, которыми пугали заключенных в лагере.

Признаться, я не очень верил в существование диких медведей в этих лесах. Точнее, мне не хотелось сейчас верить в это. Я надеялся на то, что все эти россказни не более чем фантазии трусливых пидорасов. Подобные сказки не вызывали доверия, так как известно, что медвежья порода должна в зимнее время впадать в спячку, а вокруг лагеря, скорее всего, бродил один единственный медведь-шатун.

Однако, что за последнюю сотню лет всё изменилось. В западной части нашего материка, после Большого Взрыва, среди животного мира произошли мутации, в результате которых появились новые необычные виды животных: единороги, гигантские крысы, пресноводные акулы и многие другие жутковатые твари. В юго-западных лиственных лесах относительно миролюбивые бурые медведи скрещивались с белыми, в результате чего появился новый вид мутантов, отличающейся необычайной агрессивностью и злобой. Пару лет назад мне приходилось сталкиваться с этими огромными животными, и я содрогнулся, вспомнив их гигантские размеры.

Уральские горы и участки Мертвой Земли перед ними, служили надёжным щитом для нераспространения мутирующих животных на восток. Поэтому животный мир Северной Сибирской тайги остался без изменений, так как Большой Взрыв не коснулись её бескрайних просторов. Однако всё это было теорией, которую нам преподавали в военной школе на Великих Болотах. Достоверных сведений о загадочной восточной тайге в моё время не было - тогда ни одному муту не доводилось забираться так далеко. Правда, с тех пор прошло достаточно времени и многое в жизни изменилось...

Я надеялся только на свою счастливую звезду. Несколько раз мне приходила в голову предательская мысль съесть Голована - это был бы самый рациональный выход, но сейчас мне, почему-то, было даже стыдно думать об этом. Определённо, с моей головой не всё в порядке!

Осторожно просканировав сознание Голована, я увидел там только лёгкое сожаление о сытых лагерных временах и святую веру в то, что я выведу его к лучшей жизни. Ещё им двигало стремление познать как можно больше нового в этом удивительном светлом мире, так разительно отличающимся от темноты подземелья.

* * *

С рассветом, позавтракав кипятком и кровяными лепешками, мы вышли в путь.

Снег слегка поскрипывал под нашими шагами, разгоняя настороженную утреннюю тишину. Первые лучи восходящего солнца окрасили верхушки сосен в багровый цвет.

Я постоянно вглядывался в просветы между деревьями, в надежде увидеть нечто такое, что помогло бы нам выжить в этом снежном безмолвии.

Когда хмурое зимнее солнце уже высоко стояло над головой, остановились отдохнуть. Подкрепившись несколькими горстями мёрзлого шиповника, собранного на ходу, мы бездумно лежали в мягком снегу, экономя силы и давая отдых натруженным мышцам. На душе было уныло. Хотелось заснуть в этом сугробе и больше никогда не присыпаться.

Поднимающийся ветер тоскливо посвистывал в вершинах деревьев в такт моим невеселым мыслям. Иногда он, с тихим шорохом ссыпал снег с ветвей, и эти звуки только подчёркивали печаль, навеваемую лесной глухоманью. Вероятно, из-за этого, я не сразу услышал какой-то новый звук, вкравшийся в мрачную тишину.

Голован уже сидел в сугробе, настороженно вертя головой. Вскочив и сняв шапку, я прислушался. В той стороне, откуда мы пришли, глухо скрипел снег под чьими-то тяжёлыми шагами. Поступь была осторожная и редкая. Кто-то скрытно крался по нашим следам!

Я мгновенно оценил обстановку. Рядом стояло большое дерево, которое надёжно защитит меня с тыла. Впереди небольшая полянка - неизвестный противник не сможет незаметно преодолеть открытое пространство и броситься внезапно. Как всегда перед предстоящей схваткой, мозг начал работать чётко и ясно. Шепотом приказал Головану быстрее лезть на дерево. Безногий уродец не заставил себя ждать, и, мгновенно взметнувшись вверх, затаился высоко в кроне. Напряжённо вглядываясь в лесную чащу, с ножом в руках, я сделал несколько шагов назад и прижался спиной к могучему стволу.

Слух обострился до предела. Вот, после долго прорыва, опять скрипнул снег. Вот ещё... и ещё... Что-то большое и тёмное мелькнуло между стволами. Снова скрип снега!

Из мелкого кустарника высунулась огромная медвежья морда. Маленькие подслеповатые глазки насторожённо оглядывали местность, а черные ноздри постоянно двигались, ловя незнакомые запахи. Ветер дул в нашу сторону, поэтому медведь не сразу учуял нас. Сделав ещё несколько шагов вперёд, он вдруг слегка присел на задние лапы, а шерсть на его загривке встала дыбом. Из пасти хищника вырвался злобный рык, и он резко прыгнул в нашу сторону. Минуты моей жизни были сочтены.

Я крепче сжал в руке нож, предназначенный якобы для выживания. Даже не смотря на внушительное лезвие в пол-локтя длиной, это было совершенно бесполезное оружие. Им можно было только проколоть толстую шкуру, но никак не причинить смертельных ранений, а из-за плотного густого меха невозможно нанести длинные резаные раны. Запоздало пожалел о том, что не удосужился сделать копьё-рогатину, хотя и таким оружием завалить гигантского медведя-мутанта было бы весьма проблематично. Спасти меня могло только чудо...

Неожиданно, откуда-то сбоку вынесся другой медведь. Тремя стремительными скачками он преодолел поляну и впился клыками в загривок первого медведя. С диким рёвом, ломая кусты, животные покатились по снегу. Из огромного живого кома полетели в разные стороны клочья шерсти, комья снега и кровавые ошмётки. Через несколько секунд всё было кончено. Один из медведей, со сломанной шеей, страшно хрипя прокушенных горлом, дёргался в агонии, а другой, ещё более огромный, пошатываясь, направился в мою сторону.

И здесь, я, впервые в жизни, смалодушничал. Отбросив в сторону бесполезный нож, закрыв глаза, в отчаянии, начал молиться Богу:

-Боже праведный! Спаси и сохрани! Даруй мне царствие небесное...

Томительно тянулись секунды ожидания смерти. Не решаясь открыть глаза, я продолжал истово молиться, но блаженное спасение в образе двух моих ангелов-хранителей не приходило. Они оставили меня, а тяжёлое дыхание зверя было всё ближе!. Вот он уже совсем рядом, я явственно ощущаю тяжёлый животный запах. Почему медведь не торопится убить меня? Животным не свойственно получать удовольствие от страха жертвы... Что-то тёплое, влажное и шершавое коснулось моего лица.

Неожиданно мне стало стыдно за свой страх. Не подобается настоящему воину покорно ждать смерти. Открыл глаза и прямо перед собой увидел косматую медвежью голову. Совсем не проявлял агрессивности, хищник ещё раз, длинным белёсым языком, лизнул меня в щёку. В растерянности я машинально протянул руку и коснулся жесткого меха на загривке. Всё это было совершенно нереально и больше походило на кошмарный сон, в котором происходили эти невероятные события.

Вдруг мне померещилось что-то знакомое в облике медведя. Вот эта странная залысина на лбу... лапы с громадными когтями и отсутствующим мизинцем на одной из них..., чем-то неуловимо знакомый звериный запах...

Это был он! Это же тот самый медведь, вместе с которым мы целое лето лечились на грязевом болоте от страшных болезней, полученных под Светящимся Облаком. Да, это он! Только он стал ещё огромнее, а его шерсть посветлела от обилия седых волос.

В растерянности я напрягался в попытке просканировать звериный мозг и, к моему величайшему удивлению, это получилось! Среди серых и невнятных животных образов обнаружился крохотный островок подобия человеческому сознанию. Оттуда шёл светлый порыв доброжелательности к непонятному двуногому существу, то есть ко мне. Ещё примешивалась тоска одиночества, странная застенчивость и воспоминания о далёкой медвежьей молодости, проведённой в южных лесах. Если бы не нападение другого медведя, он бы так никогда и не осмелился подойти к нам. Такая робость не очень вязалось с грозным видом огромного хищника, но, тем не менее, это было так.

О случаях установления телепатической связи с животными никому ничего не было известно. Более того, мой учитель говорил, что это в принципе невозможно! В очередной раз я поразился тому, какие странные метаморфозы происходят с живыми существами, побывшими под воздействием Большого Светящегося Облака.

Без страха я обнял обеими руками медведя, достигающего в холке моего роста, и зарылся лицом в длинный мех, пахнущий морозом и специфическим звериным запахом. У меня было странное чувство, будто я встретил старинного друга после долгой разлуки. Мне даже стало стыдно за то, что до сих пор не знаю его имени.

- Как тебя зовут? - прошептал я в огромное ухо и совсем не удивился, услышав ответ:

- Урм... - глухо пророкотал медведь.

- Урм, - рассмеялся я,

- Здравствуй Урм! Если б ты знал, как выручил нас!

Поспешно распоров подкладку телогрейки я достал последние куски сала и предложил их медведю. Он аккуратно слизнул угощение с ладони и грузно улёгся на снег, выражая всем своим видом миролюбие и покорность.

Наконец-то вспомнив о Головане, я взглянул вверх. Восторг, безграничное удивление, смешанное со страхом были написаны на его лице. Больших усилий стоило уговорить Голована слезть с дерева и подойти к нам. В какой-то момент прошлось даже применить телепатическое воздействие. Медведь воспринял его появление без радости, но и не враждебно.

До позднего вечера мы провозились, свежуя тушу убитого медведя. Работали, не покладая рук. Время от времени подкреплялись пьянящей свежей кровью и необычайно жирной сладкой печенью. Нелегким делом было снять шкуру и расчленить тушу на отдельные куски. Если не сделать это сразу, то, за несколько часов, мороз превратил бы мясо в ледяную глыбу.

Урм всё это время лежал поодаль, пристально наблюдая за нами. Когда я предложил ему кусок медвежатины, он демонстративно отвернулся. Зато несколько лепёшек из человеческой крови принял с благодарностью, при этом лизнув меня в щеку.

Зная, что все дикие звери не любят огонь, мы легли спать без костра, тесно прижавшись друг к другу и завернувшись в свежую шкуру. Наш медведь-союзник дремал в кустах неподалёку, опустив огромную голову на лапы. Сквозь сон я слышал, как он вставал, топтался на месте, с шумом втягивал в себя воздух и снова ложился.

ЧАСТЬ 9. ДОРОГА НА СЕВЕР

Время действия: зима-весна 247 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: Северная Сибирь

Глава первая

Проснулся я оттого, что кто-то с силой толкал меня в плечо. С ледяным треском откинув промёрзший край шкуры, ставшей больше похожий на кусок жести, выглянул наружу. Был ранний предрассветный час и небо только начало светлеть на востоке. Рядом стоял Урм, настойчиво толкая меня носом. Пришлось вылезать из-под теплой шкуры.

Медведь глухо рыкнул и направился в сторону леса. Пройдя с десяток шагов, остановился и оглянулся, словно приглашая следовать за ним. Мне ничего не оставалось, как принять это странное приглашение. Нацепив снегоступы, последовал за ним.

Шли долго. Урм, когда я начинал сильно отставать от него, терпеливо поджидал меня. Неожиданно мы вышли к цепочке свежих глубоких следов. Медведь, склонившись к ним, настороженно нюхал воздух. Крупное копытное животное, скорее всего лось, прошло совсем недавно. Всё стало понятным! Урм приглашал меня на совместную охоту! Я оценил обстановку. Мы подняли с лёжки лося, и сейчас он уходил вдоль по склону небольшого холма. Природной особенностью этих животных было то, что они, потревоженные, никогда не уходят в гору, а двигаются параллельно склону. Если его начать преследовать - он через некоторое время окажется на противоположной стороне возвышенности. Чтобы убедиться в том, что правильно понял план охоты, я прошёл по следу и оглянулся. Медведь быстрыми пружками удалялся вверх по склону, явно намереваясь перехватить добычу на другой стороне холма.

Стараясь не сбить дыхание, я бежал по подмороженному снежному насту. Изредка останавливаясь, прислушивался. Где-то впереди меня большое животное шумно шагало по глубокому снегу. Следы плавно, по дуге, огибали холм. Прошло ещё около часа погони. Сумерки рассеялись, и стало совсем светло.

Вдруг в лесной тишине послышался треск кустарника, звуки борьбы и страшный предсмертный хрип. Когда я подбежал, всё было кончено. Огромный лось без движения лежал на снегу, а Урм безжалостно рвал клыками его шею.

Желая ему помочь, я вспорол брюхо и достал теплую, парящую на морозе, печень. Среди всех плотоядных животных свежая печёнка считается излюбленным лакомством, и мы не были исключением. Действительно, если её есть ещё не остывшую, то она обладает непередаваемым изумительным вкусом и почти полностью усваивается организмом. Вместе с моим другом-медведем мы с удовольствием полакомились этим деликатесом. Затем, я ножом снял с лежащего на боку мёртвого лося верхний пласт шкуры, чтобы облегчить Урму доступ к мясу и отправился обратно.

* * *

Уже второй месяц мы безбедно жили в лесу. Наше существование напоминало отдых. Как только выдалось свободное время, первым делом я выковал топор из найденного в бронепоезде молотка. Это было нелегким делом. Прежде чем получился сносный инструмент, мы обожгли и поотбивали себе все пальцы. Ковали каменным молотом на каменной наковальне. Самым сложным было удержать раскаленный кусок металла деревянными клещами, усиленными осколками камней. В конце концов, наши усилия оказались вознаграждены - топорик получился хоть и небольшой, но острый и удобный в работе. С его помощью я сделал себе лёгкие лыжи из осины, а для Голована, как и обещал, сани-тележку. Теперь он, отталкиваясь лыжными палками, мог лихо скользить по лесу.

Новым инструментом я изготовил деревянную посуду для нашего хозяйства. С помощью камней, раскалённых в костре, мы умудрялись даже варить суп в большом корыте, выдолбленном из цельного ствола дерева. Правда, булыжников в таком вареве обычно было больше половины посудины. Надо сказать, Урм очень полюбил варёное и жареное мясо и частенько, с видимым удовольствием, лакомился им, предпочитая его сырому.

Мы вволю спали в добротном шалаше на тёплых шкурах и сытно питались медвежьим и лосиным мясом. По моим подсчётам наших запасов должно было с избытком хватить до весны. Голод нам не грозил. У моего друга-медведя потребности в пище были гораздо выше, поэтому мы с ним ещё два раза успешно охотились на лосей и один раз на оленя.

Урм, по обыкновению, устраивал лёжки возле убитой им добычи, достаточно далеко от тог места, где стояли мы. Не смотря на это, он почти ежедневно наведывался в лагерь. Обычно медведь приходил после полудня, и, устроившись неподалёку, с любопытством наблюдал за нами. Частенько я ложился рядом с его огромной тушей, растянувшейся на снегу в два человеческих роста, и гладил длинный шелковистый мех, вычёсывая запутавшиеся ветки и хвою.. Иногда медведь не прочь был и поиграть. Нередко, в шутливых схватках мы барахтались в снегу, приводя в ужас Голована, переживавшего за то, как бы Урм случайно не покалечил меня. Один раз я ухватил медведя за космы длинного меха на задних лапах и долго волочился по снегу следом за ним. После этого мне пришла в голову мысль закрепить на медвежьей шее брезентовую ленту, и вскоре он возил меня по всему лесу на монолыже, изготовленной специально для такого случая.

Быстро сообразив какую выгоду можно извлечь из этого способа передвижения, мы, вместе с медведем, стали уезжать на несколько дней далеко в тайгу, туда где водилась непуганая дичь. После удачной охоты, на импровизированных санях, легко привозили добычу в лагерь.

Теперь мяса было в избытке. Его вполне хватало чтобы, ни в чем себе не отказывая, прокормиться втроем, даже если один из нас обладал медвежьим аппетитом. Из сырых невыделанных шкур мы соорудили подобие небольшой палатки, где температура от тепла наших тел повышалось до такой степени, что можно было даже снять верхнюю одежду и расслабиться. Когда сильно холодало, я заносил во внутрь жилища нагретые камни, от которых в момент становилось жарко. За меховыми стенками, подобно орудийным выстрелам, трескались от морозов стволы деревьев, а мы, растянувшись на пушистых шкурах, наслаждались теплом и уютом.

* * *

Время текло. Близилась весна. Скоро тайга станет непроходимой из-за раскисшего снежного наста, разлившихся рек и их притоков. Пора было думать о том, что делать дальше.

На досуге я внимательно осмотрел татуировку на черепе Голована и убедится, что из-за многочисленных шрамов, оставшихся после лазанья по дымоходам бронепоезда, некоторые детали схемы и часть шифрованных записей безвозвратно утрачены. Если добраться до побережья Северного океана, туда, где находилась база подлодок, то, конечно, можно попробовать найти её среди многочисленных береговых заливов и фиордов, но уверенности в успехе поисков не было. Правда, был ещё вариант вернуться на берега Большой Реки, и забрать из нашей землянки запрятанный там кусок кожи с оригиналом схемы, но сейчас об этом даже не стоило думать - надо сначала как-то попасть в Коммуну. Я был уверен, что с помощью своих телепатических и ораторских возможностей смогу убедить коммунистов действовать так, как мне надо. А планы по захвату всего мира у меня были грандиозные. Я поделился своим соображениями с Голованом, но, к удивлению, не нашёл поддержки.

- Зачем нам нужен весь мир, мой командир? - резонно отвечал он,

- Власть очень опасная вещь - она дурманит голову и в любой момент может убить нас. Богатство относительно - очень часто малюсенький кусок мяса может стоить дороже всех сокровищ. А настоящей любви и дружбы не добьешься ни с помощью власти, ни с помощью богатства. Для счастья нужен только крошечный мирок, в котором мы могли бы любоваться на деревья, зелёную травку, купаться в чистой воде и греться на солнышке...

Его слова заставили меня задуматься. В них была определённая доля правды. Однако в любом случае надо было добраться до Коммуны и спасти из заложников мою семью. Это было главным, а планы по захвату мира - вторичны.

* * *

В один прекрасный день я погрузил весь наш скарб на сани-волокушу и, подозвав медведя, одел на него упряжь. Пройдя вперёд, поманил его за собой. Это был переломный момент - если он пойдёт за мной, то мы легко доберёмся до Коммуны. Если нет - то, надолго застрянем в этой тайге. Нам, нагруженным необходимыми припасами и снаряжением, без медвежьей помощи никак не преодолеть до наступления весны путь в полторы тысячи километров.

Всё получилось как нельзя лучше. Урм покорно потянул повозку и мы тронулись в сторону севера. Я налегке бежал впереди на лыжах, указывая путь. Следом за мной, взметая широкими лапами вихри снега, огромными скачками двигался медведь, запряжённый в сани, где на куче продовольствия и шкур восседал Голован.

За несколько первых дней мы легко преодолели больше трёхсот километров, после чего остановились на дневку, чтобы пополнить запасы мяса. Благодаря медвежьему аппетиту Урса, мясо, взятое в дорогу, заканчивалось необычайно быстро.

Охота, как обычно, прошла без сучка и задоринки. Лагерь разбили на берегу таёжной речушки среди высоких разлапистых елей рядом с добытой тушей гигантского лося, которая по размерам была даже больше самого Урма. Весело потрескивал искрами жаркий костер, взметая столб прозрачного синеватого дыма в вечернее небо. Голован суетился рядом, следя за поджаривающимися огромными кусками мяса, нанизанными на палки и скворчащие жиром. Непередаваемо вкусный аромат жареной лосятины заставлял беспокойно урчать желудок и вызывал обильное слюноотделение. Медведь, уже привыкший к огню и запаху дыма, не отходил от нас терпеливо дожидаясь своей порции мяса.

После ужина мы все вместе завалились спать прямо в снегу, укрывшись для тепла шкурами. Медведь и Голован мерно похрапывали в унисон, а я ещё долго не мог уснуть, глядя в звёздное небо и подсчитывая расстояние, которое ещё предстояло пройти. Тревожные думы о том, что будет, когда мы попадём в Коммуну, не оставляли меня.

Глава вторая

Из дня в день мы двигались на север. Деревья вокруг постепенно начали мельчать. Всё больше встречались обширные участки болотистых равнин, лишённые всякой растительности и простирающиеся до самого горизонта. Полярный день вступал в свои права, и по ночам уже почти не темнело. Всё это говорило о том, что конец нашего путешествия был близок.

Когда на горизонте появились голубые силуэты горных вершин, Урм неожиданно остановился и лёг на снег. Я сразу всё понял и стал снимать с него упряжь. Медведь неторопливо поднялся во весь свой гигантский рост и лизнул меня шершавым языком в лицо, как бы извиняясь за остановку. Последнее время я начал задумываться о том, что делать с нашим преданным медведем-другом. Как объяснить дикому зверю, что в Коммуну ему лучше не показываться даже вместе с нами? Оказалось, что Урм сам всё прекрасно понимал и сделал свой выбор.

-Ничего, друг! Всё хорошо! Понимаю тебя. Спасибо за всё ... - шептал я ему в ухо, обхватив за мощную шею и удивляясь собственной сентиментальности.

Сделав привал, мы подкрепились жареным мясом, устроив прощальный обед. Урм осторожно брал у меня с рук самые лакомые куски, трогательно моргая маленькими чёрными глазками и шумно вздыхая. Мне пришлось сильно напрячься чтобы заглянуть ему в голову. Среди звериного сумрака там тлела крошечная искорка бескорыстной любви к нам и горечь предстоящей разлуки. На моих глазах навернулись слёзы.

Стыдясь их, я резко встал и, надев на себя постромки, быстро зашагал вперед. Голован заскользил на своей лыжной тележке рядом. Через некоторое время, не выдержав, оглянулся. Медведь одиноко стоял среди снежной пустыни, неотрывно смотря нам в след. Прощай Урм!

* * *

По мере нашего приближения, горы на горизонте увеличивались в размерах, проявляя на своих склонах языки снежников и чёрные скалы. В широкой долине уже можно было различить тонкие черточки бездействующих заводских труб и серые кубики построек.

На душе у меня было пасмурно и беспокойно. Самые мрачные предчувствия, касающиеся судьбы моих самых любимых людей, глодали воспалённый мозг. Я гнал их прочь, непроизвольно ускоряя шаг и мечтая как можно быстрее попасть в город-призрак, туда, где среди вечного льда в сырых каменных коробках обосновалась Коммуна.

Вот уже и окраина города. Никто не остановил нас на входе. Огромные сугробы, почти до самых полуразрушенных крыш, занесли здания. На грязно-сером снегу улиц не видно человеческих следов. Осторожно, с трудом переваливая через многочисленные заструги, напоминающие гигантские застывшие волны, мы продвигались к центру.

Вокруг центрального здания Управления Коммуны тоже не было никаких следов пребывания людей. Дощатая входная дверь валялась рядом, а сам вход оказался наглухо занесённый плотным снежным настом. Подобрав валяющуюся рядом ржавую металлическую лопату без черенка, я прокопал небольшой лаз и проник вовнутрь. Зловещая темнота и тишина встретили меня. Впечатление было такое, словно я умер и попал в жуткий склеп. Вспышки искр от огнива на доли секунды осветили стены, покрытые длинными иглами инея. Пройдя несколько шагов вперёд, наткнулся ногами на какое-то препятствие. Пучок искр выхватил из темноты жутко оскаленное лицо с вырезанными щеками и губами. Нижняя челюсть с черными обломками гнилых зубов лежала на груди. В откинутой руке труп сжимал потухший факел. Содрогнувшись от увиденной картины, я с хрустом вытянул его из обледенелого кулака и попытался зажечь.

После нескольких неудачных попыток промасленные тряпки нехотя разгорелись чадящим, красным пламенем. Освещая путь этим призрачным светом, я обошел ближайшие комнаты. Везде были видны следы борьбы и валялись трупы. У многих отсутствовали мягкие ткани. Гадать, зачем это сделано, не приходилось: именно так наспех срезают мясо, пока мертвые тела ещё не успели застыть от мороза. Преодолевая отвращение, обыскал несколько покойников, в надежде найти какое-нибудь оружие и мне повезло: на поясе у одного из них оказался неплохой охотничий нож. Факел уже догорал и я поспешил выскочить на улицу.

Весь остаток дня мы методично обходили бывшие жилые общежития и бытовые помещения. Везде было одно и тоже - мрак, грязь, обезображенные тела. Постепенно становилась ясной общая картина. Доведённые до отчаяния непосильным трудом и голодом коммунары взбунтовались. В жестокой борьбе погибли почти все: НКВД, охрана, рабочие. Похоже, что руководство некоторое время отбивалось от нападавших, забаррикадировавшись в здании управы. Естественно, в ходе восстания, и без того шаткая экономика Коммуны, рухнула. Крысы на фермах сдохли без корма, столовые перестали работать. Победители, которых должно было остаться очень немного, ещё некоторое время питались мясом убитых врагов, а потом куда-то исчезли. Оставалась слабая надежда на то, что мои дети и амазонки окажутся в числе ушедших.

До вечера я успел осмотреть женские общежития. Там изнеможенные трупы лежали рядком на нарах, укрытые брезентом, из чего можно было предположить, что умерли они не от насильственной смерти, а от голода и холода.

Методично смахивая рукавицей, иней с мертвых женских лиц, страшился обнаружить в них знакомые черты. Всё было бесполезно. Среди этих покойниц моих амазонок не оказалось....

Глава третья

На ночлег остановились в мрачной девятиэтажке на окраине города. Первые три этажа были плотно забиты снегом, поэтому мы обосновались на четвёртом. Найдя среди замысловатых переходов крохотный закуток без окон и дверей, расположились в нем. Вход прикрыли куском ржавой жести. На стенах помещений чудом сохранилось клочки обоев, а возле одного из оконных проёмов валялись куски остова деревянной рамы. В углу лежала расплющенная детская кукла из дешёвого пластика. Из всего этого я развёл крошечный дымный костерок, на котором, в найденной тут же консервной банке, вскипятили воду.

В тягостном молчании поужинали копченой лосятиной, запивая её чаем, заваренным из припасенных заранее веточек и корней шиповника. Мрачные бетонные стены, завывание ветра и шелест позёмки, несущейся мимо нас по продуваемому коридору - всё это создавало тягостное впечатление и не располагало к задушевным беседам.

Я думал о людях некогда живших здесь. В те времена в этих домах работали лифты, было светло и тепло, а счастливые обитатели довольствовались простыми человеческим радостям: семье, детям, сытной пище.... Почему все эти уютные мирки рухнули в одночасье? Кому понадобилось устраивать Большой Взрыв, изменивший всю землю? Ответ был один - алчность, жажда власти и непомерные личные амбиции правителей привели всех нас к такому плачевному состоянию.

Ночью не спалось. Я наяву слышал невнятные шорохи и чувствовал, как бесплотные тени собираются вокруг. Одни были совсем прозрачные и только отдалённо напоминали человеческие фигуры, другие выглядели совсем как настоящие живые люди. Некоторые, самые смелые, с тревогой и непонятной надеждой заглядывали нам в лицо и тут же стремительно растворялись в полумраке. Крошечная девчушка, босая, в беленьком платьишке, доверчиво протягивала мне свою куклу. Детское темечко было проломлено ударом чего-то тяжелого, а кровь запеклась сосульками на спутанных белокурых волосиках. Сзади толпились какие-то женщины и старики, дожидаясь своей очереди взглянуть на нас.

Голован в страхе схватил меня за руку и прошептал:

- Командир! Это души умерших здесь людей. Призраки! В нашем подземелье тоже были такие, мы боялись их. Давайте скорее уйдём отсюда! Они могут принести нам несчастье.

Я нетвёрдой рукой перекрестился, потом осенил крестным знамением стоящих в дверном проёме призраков. Словно нехотя они расступились и мы, подхватив свои незамысловатые пожитки, побежали к выходу. Сзади слышался негромкий плач и звуки, напоминающие волчий вой. От всего этого мороз продирал по коже. Беспрестанно крестясь и читая молитвы, бегом выскочили на улицу.

Несмотря на поздний час, в это время года стояли так называемые "белые ночи" - тоскливые сумерки, когда солнце лишь ненадолго опускалось за горизонт. Охваченные мистическим страхом мы поспешили прочь из этого жуткого города мертвых. Больше здесь нечего было делать.

Когда зловещие развалины остались позади, на душе стало спокойнее. Я решил напоследок заглянуть в дальнюю промзону, чтобы разжиться каким-нибудь инструментом, необходимым в дороге, и мы пошли к чернеющим вдалеке заводским корпусам.

Поднимаясь в гору, чтобы сократить путь, неожиданно наткнулись на цепочку следов тянувшихся вдоль по склону. Надежда найти своих близких, вновь затеплилась в груди. Никого кроме коммунистов в этих местах быть не могло. Значит, кто-то всё же остался в живых! Вдруг, уцелели родные мне люди?

Следы вели в распадок, где в ущелье находились угольные шахты. Там, в летнее время, коммунисты-смертники, в обваливающихся штольнях, добывали дефицитное топливо. Зимой же, в семидесятиградусные морозы и свирепые ураганы, в этом месте не выживало ни одно живое существо.

Забыв про осторожность, мы побежали по следам. За перегибом склона показалось три вагончика на полозьях. Такое временное жильё в Коммуне называли странным словом - балок. Снег вокруг них был истоптан грязью, а из труб поднимался дым.

Я внимательно осмотрел местность - ни часовых, ни патрульных не наблюдалось. Скрытно мы подобрались к близлежащим скальным выступам, удобным для залегания снайперов, но и там тоже никого не обнаружили. Странно! Такое легкомысленное отношение к безопасности было совсем нетипично для осторожных и злобных жителей Коммуны.

Я наказал Головану спрятаться неподалёку и считать до тысячи. Если через это время не появлюсь, то ему следует уходить подальше и действовать по обстоятельствам. Впрочем, на помощь уродца в сложившихся обстоятельствах рассчитывать не приходилось, и эти распоряжения отдавались больше для порядка.

Возле балков огляделся. Повсюду валялись человеческие кости и замёрзшие столбики экскрементов. Через некоторое время припечет весеннее солнышко и вокруг поднимется невообразимый смрад. На коммунистов это похоже - гигиене и санитарии они традиционно не уделяли никакого внимания.

Из-за двери доносились заунывные звуки. Прислушавшись, я понял, что внутри высокие мужские голоса на странный мотив распевают необычные песни. Всё это было очень загадочно. Постучав и не дождавшись ответа, толкнул дверь и шагнул через порог.

В тесном душном помещении, на нарах, на скамейках и даже на полу - везде лежали бородатые мужики со скрещенными на груди руками и хором выводили малопонятные слова:

- ...Ну, поди, душа, на суд.

Ты бери дело в рассуд,

Как Бог верным помогал,

А тебя, душа моя,

Лютый мороз озноблял...

В замешательстве, я, осторожно переступая через поющие тела, прошёл к столу и присел на краешек скамьи.

Вот, наконец, прозвучали последние слова:

- ... Славься разумом, скопец!

Наступила тишина. Было слышно как отогревшаяся в тепле муха, жужжа, стучится в мутное стекло оконца.

- Мир вам! - поздоровался я. После долгой паузы, с верхних нар, кряхтя, сползло непонятное человеческое существо, заросшее до самых глаз неопрятной всклокоченной бородищей. Нездоровое, в красных пятнах, тело, просвечивало сквозь прорехи невообразимо засаленной грязно-серой рубахи ниже колен, из-под которой выглядывали босые волосатые ноги с чёрными кривыми когтями на пальцах.

- Тебе тоже мир, божий человече, - хрипло ответило существо, пристально сверля меня бешеными глазами. Я мельком просканировал мозг этого странного человека. Примитивное сознание было непонятным, мутным и размытым как осенний туман. Вместо интеллекта там присутствовал религиозный фанатизм. Такие типы не поддавались телепатическому управлению, а их действия и поступки, как правило, оказывались совершенно непредсказуемыми.

- Меня зовут Прозаигом! Вернулся после выполнения особого задания Коммуны, - представился я.

- Х-хех, а как же, помним мы тебя, помним. Только вот нет больше Коммуны. Погрязла она вся в грехах и погибла в муках. Только мы и остались пока в живых, чтобы господа Бога нашего восславить и принести ему в жертву естество наше непотребное! Скопцы мы! Слыхал о таких?

Я отрицательно покрутил головой.

- Тогда слухай! Грех весь идёт от органов наших детородных! Нет их - нет и греха. А безгрешный человек прямиком в рай попадает. Скоро все мы там будем! Смотри сюда! - с этими словами мужик задрал свою рубашку и извлёк из кобуры старинный револьвер, висящей на широком ремне, перетягивающим пухлое грязное пузо. Я напрягся. Похоже, дело могло принять дрянной оборот.

- Вот! Каждый день мы в рулетку играем. Русскую! Один патрон в барабан - и крутим его, пока кто-нибудь себе башку не разнесёт. Потом варим убиенного и с молитвой, во славу божию, в пищу употребляем. Тебе бы, человечек, тоже надо бы отдать свои причиндалы в жертву. Надо бы освободиться от скверны... - вкрадчиво закончил он свою речь.

Я попытался вскочить, но тяжелые руки людей, возникших за моей спиной, пригвоздили меня к скамейке.

- Клади его, ребята, на стол! Счас скопить будем! - прозвучал чей-то крик. Я не успел глазом моргнуть, как уже лежал на столе со спущенными штанами. Чужие руки бесцеремонно и больно защемили моё мужское достоинство. Предводитель скопцов нашарил на полке длинный кухонный нож и стал, не торопясь, править его на осколке точильного камня, явно наслаждаясь производимым впечатлением. В отчаянии я тщетно задергался, напрягаясь из последних сил. Всё было бесполезно! Мне стало до слёз обидно.

Выкарабкаться из стольких передряг и несчастий, чтобы так по-глупому попасться в лапы сумасшедших сектантов и быть кастрированным! "Боже истинный, спаси и сохрани! Дай силы вынести эту жуткую пытку!" - взмолился я.

Искажённые адскими ухмылками лица фанатиков склонялись надо мой. Каждый из них старался злорадно заглянуть мне в лицо, чтобы насладиться чужой болью. Спасения не было. Я зажмурил глаза и приготовился, по возможности, достойно встретить эту боль, чтобы криками и корчами не доставить удовольствия скопцам.

- Раскалите кочергу, чтобы рану прижечь и кровь остановить! - скомандовал голос предводителя. Вот вжиканье стального лезвия о брусок прекратились. Звякнула печная заслонка. Несколько тяжёлых шагов в мою сторону.

- Прими боже грехи наши, прими боже скверну раба тваего ... - гнусаво запел прямо в уши мерзкий хор скопцов.

Тело моё непроизвольно напряглось в ожидании боли, и я из всех сил стиснул зубы.

Глава четвёртая

Неожиданно хлопнула входная дверь и, почти сразу, раздался жуткий рёв. Я открыл глаза: на моём палаче висел Голован, впившись зубами в его шею и запустив большие пальцы рук глубоко в глазницы. Пошатнувшись, главный скопец рухнул вниз. Голован, мгновенно взвившись в воздух, тут же куснул рядом стоящего мужика за щеку, вырвав из его лица огромный кусок мяса и обнажив почерневшие коренные зубы. Попутно он успел хлестнуть своими огромными кулачищами стоящих рядом скопцов. Я впервые видел Голована в рукопашном бою и, не смотря на плачевность моего положения, машинально отметил его силу и мастерство. Казалось, что уродство не мешает, а только способствует прыжкам, уклонам и мощным ударам.

Хватка держащих меня рук ослабла и мне удалость сесть на столе. Спущенные штаны мешали полноценно участвовать в схватке, но я успел пару раз со всей силы приложиться кулаком по ближайшим бородатым рожам. С особым удовольствием ткнул двумя растопыренными пальцами в глаза мужику, продолжавшему в растерянности держаться за мои гениталии. Ощущая на ладони тёплую мерзкую слизь, согнул пальцы внутри черепа крючком и, подцепив за глазницы изнутри, дёрнул на себя, одновременно ударив кулаком другой руки в висок. Мой недавний мучитель, разжав пальцы и издав глухой всхлип, рухнул как подкошенный.

В тесном помещеньице стоял страшный вой. В панике, одни скопцы падали ниц, пытаясь спрятаться под столом и под нарами, другие бросились на улицу. Я был спасён. Подтянув штаны, ступая прямо по телам, подскочил к печи и схватил стоящий там котёл с кипящим варевом. Выплеснув горячий бульон на лежащих, отчего вой ещё больше усилился, я, обжигаясь, засунул несколько увесистых кусков мяса себе в карманы. Голован в это время продолжал беспощадно колотить скопцов, наводя на них мистический ужас одним только своим видом.

- Всё, уходим! - крикнул я ему, подхватив стоящую в углу винтовку. Попутно рванул висящий на гвозде ремень с двумя подсумками и выскочил прочь. Пальнув пару раз по выбежавшим из соседних балков скопцам, мы с Голованом помчались за перегиб склона, туда, откуда пришли. Вдогонку нам грохнуло несколько выстрелов, но пули просвистели далеко в стороне.

Постоянно оглядываясь, пробежали ещё несколько километров. Погоня остутствовала, и мы перешли на шаг. Голован довольно улыбался, переживая недавнюю схватку, а мне было не по себе оттого, что вляпался в эту дурацкую историю и чуть не стал кастратом по собственной глупости.

Усилием воли я постарался навсегда вычеркнуть из памяти этот нелепый случай со скопцами, коммунистическое прошлое и своих, без вести пропавших, сыновей и амазонок. Если их не расстреляли раньше, то навряд ли они смогли выжить среди всего того хаоса, который царил в Коммуне...

Нам ничего не оставалось, как продолжить свой путь к базе подводных лодок. Обозлённый последними событиями, я был решительно настроен, чтобы снести с лица земли скопцов-коммунистов, пидорасов и всю Империю амазонок.

* * *

От останков мертвого коммунистического города мы направились на запад к Большой Реке. Я рассчитывал до ледохода успеть выйти по ней к Северному океану, так как тундра день ото дня становилась всё более непроходимой. Почти непрерывно шли дожди и плотный наст таял, превращаясь в снежную кашу, насыщенную водой. Порой мы проваливались вместе с лыжами выше пояса и были вынуждены ползти по холодному и мокрому месиву.

Облегчено вздохнули, когда наконец-то вышли к реке. По льду идти сразу стало легче, несмотря на то, что местами он был залит огромными лужами. Я сверился с сохранившимися фрагментами схемы, вытатуированной на черепе Голована. Пока путь был ясен, и мы бодро зашагали на север.

К тележке Голована я приспособил полозья из найденных на берегу металлических прутков, и он умудрялся по ледяным полям развивать сумасшедшую скорость, уезжая далеко вперед. Когда к вечеру удавалось догнать его, он уже успевал наловить куропаток, водящихся в этой местности в большом изобилии и приготовить горячий ужин.

В конце мая дожди с мокрым снегом прекратились и установилась ясная солнечная погода. Пользуясь случаем, я решил устроить дневку чтобы просушить снаряжение и немного отдохнуть. Мы уже находились в устье Большой Реки, там, где она разливалась на несколько рукавов перед впадением в Северный океан.

Рассматривая татуированный череп Голована, я пытался привязаться к местности. Однако, как раз здесь, вместо линий и условных обозначений, была только тонкая розовая кожица от поджившей большой ссадины.

На противоположном берегу виднелся старый полуразрушенный маяк, но я никак не мог вспомнить, что он означал на картосхеме и куда идти дальше. Да и тот ли это был маяк, который нам нужен для ориентирования? С досады пришлось отвесить по татуированной лысине звонкую затрещину. Голован виновато молчал.

Оглядывая бескрайнюю тундру и огромные ледяные поля, я осознавал, что найти здесь базу подводных лодок является почти невыполнимой задачей. Без точных координат можно только случайно отыскать крошечную замаскированную бухточку со стоящими там подлодками.

Неожиданно, три тёмные точки на льду реки, в той стороне, откуда мы пришли, привлекли моё внимание. На всякий случай затушили костёр и залегли, прячась за невысоким кустарником. Через некоторое время точки приблизились, и я с изумлением разглядел трое саней, запряжённых людьми. На одной из повозок виднелась уже знакомая тренога с крупнокалиберным пулемётом.

Догадка ожгла мозг. Эти люди направляются туда же, куда идём и мы! Кто-то умудрился найти в нашей бывшей землянке наспех спрятанную картосхему на куске кожи. Все надписи на ней были проявлены, ложные линии уничтожены. Прочитать их не составляло труда даже для тугоумных пидорасов!

Немного поразмыслив, я понял, что эти люди, на свой страх и риск, тайно снарядили экспедицию на север... В противном случае сейчас по льду ехал бы бронепоезд и не один. Неуемная жажда власти этих жалких людишек сыграла нам на руку. Врагов, в чьи лапы попала моя секретная схема, было всего несколько человек. Запряжённые в сани зеки не в счет - они, скорее всего, сопротивления не окажут.

Надёжно замаскировавшись в снегу так, что наружу только немного высовывался ствол винтовки, стал ждать приближения повозок. Моя позиция была безупречной. Расстрелять пидорасов, беспечно катящихся по льду, не составляло особого труда. Когда санный караван приблизился на расстояние прицельного выстрела, я, как в тире, снял двух человек, сидящих в последней повозки. Передние сани продолжали ехать, а их ездоки удивленно закрутили головами, не понимая, откуда вдруг раздались выстрелы. Пользуясь замешательством, сразил пулемётчика и возницу на средних санях. С передней упряжки хлопнуло несколько пистолетных выстрелов в противоположную сторону. Гулкое эхо от моих выстрелов полностью дезориентировало пидорасов и они не могли определить, откуда идёт стрельба. Мне ничего не оставалось, как не спеша прицелиться и отправить к праотцам последнюю пару ездоков.

На всякий случай я, не торопясь, отстрелил ещё несколько человек из числа запряжённых в сани, пока они не задрали руки верх и не начали громко вопить о пощаде. Жалости к ним я не испытывал - только конченые пидорасы могли позволить ездить на себе.

Отдав Головану винтовку и приказав держать всех на прицеле, я подошёл к пленным. У всех на лбу были номера, такие же как у нас. Рванув ветхую пропотевшую телогрейку на одном из них, увидел на голой груди знакомое выжженное клеймо: "СЛ-2" - спецлагерь N 2. Моя догадка подтверждалась - заключенные были из того же лагеря, из которого мы сбежали, а застреленные сейчас пидорасы, очевидно, из команды бронепоезда, захватившего нас в плен. На счастье или несчастье, они находились в рейде и уцелели, когда нам удалось отравить всю администрацию лагеря. Поистине пути Господние неисповедимы, и всё что не делалось, было к лучшему...

Обыскав убитых, в нагрудном кармане одного них обнаружил заветную схему на куске кожи дорогого мне человека и, в придачу, настоящий стрелочный компас! В санях лежали шикарные спальные мешки из пуха, консервы, сало, сухари и даже предварительно сваренные и замороженные корнеплоды. Последняя повозка оказалась загружена знакомыми кусками замороженной лагерной баланды, видимо для питания тех, кого запрягали.

Такие трофеи были редкостной удачей. Теперь мы уже наверняка достигнем своей цели! Жадно разглядывая картосхему, я почти сразу сориентировался. До бухты, где находилась секретная база подлодок, оставалось совсем не много: не более двухсот километров - около недели пути.

Настала пора решить, что делать с пленными. Проще всего их расстрелять, но у меня было хорошее настроение и не хотелось понапрасну отнимать чужие жизни. Последние время такие странности случались со мной всё чаще, и я уже престал удивляться своим нелогичным поступкам. Отдав несчастным сани с баландой и даже кинув туда пару банок консервов, приказал им бежать обратно, туда, откуда пришли. Надо было видать с какой скоростью улепётывали испуганные геи! Для острастки я дал поверх голов очередь из пулемёта, что ещё больше добавило им прыти. Голован заливисто хохотал и хлопал в ладоши.

ЧАСТЬ 10 . БАЗА ПОДВОДНЫХ ЛОДОК

Время действия: лето 247 года от Чёрного Взрыва.

Место действия: Сибирское побережье Северного океана

Глава первая

Мы стояли на берегу небольшой бухты, окружённой отвесными скалами. Со стороны моря, за исключением узкого прохода, её почти полностью перегораживал широкий бетонный причал. Рядом находились две гигантские чёрные туши подводных лодок. Их размеры и формы поражали. Наполовину погружённые в воду эти странные суда больше всего напоминали толстых хищных рыб, готовых в любой момент броситься на жертву. Башни на покатых палубах, напоминающие спинной плавник, ещё больше усиливали сходство.

Лодка, по размерам почти в два раза превосходящая другую, стояла вплотную к причалу. Если верить описаниям, именно она несла восемь ядерных боеголовок - того самого жуткого оружия, которым однажды уже был разрушен мир.

Вот и достигнута столь желанная цель. Ключ к мировому господству совсем близко.

Осталось немного - спуститься в бухту и попасть на борт подводной лодки. Постоянно сличаясь со схемой, мы, по скалистой извилистой тропинке, обошли многочисленные мины-ловушки, расставленные достаточно коварно и даже с некоторым остроумием. Неизвестные саперы постарались, чтобы к лодкам не смогли подойти несведущие люди. Внизу, на внутренней береговой кромке, обнаружилось несколько достаточно больших надводных катеров. Если судить по высоким дымовыпускным трубам, они были оснащены обычными каталитическими двигателями. Вместо привычной поршневой системы, как на бронепоездах, по бокам лодок свисали огромные колёса с широкими гребным лопастями. У подножья скал темнел большой вход, ведущий, по всей вероятности, в подземный бункер. Нас же, в первую очередь, интересовала атомная подлодка.

Вблизи лодка оказалась ещё огромнее. Округлый корпус покрывали большие куски толстой потрескавшейся резины. Некоторые из них отходили от корпуса, и сквозь большие щели проглядывал ржавый металл. У основания башни, высотой не менее пятнадцати локтей, обнаружилась входная дверь с высоким порогом и скруглёнными углами.

Я наказал Головану не терять времени зря и обследовать бункер, а сам, по шаткому насквозь проржавевшему металлическому мостику-трапу, поднялся на палубу.

Входная дверь неожиданно легко подалась. Приоткрыв её совсем немного, заглянул в образовавшуюся узкую щелку. Как и следовало ожидать, она оказалась заминирована. Это была последняя ловушка. От внутренней ручки тянулась в темноту тонкая проволока. Стоило немного шире приоткрыть дверь, как прозвучал бы взрыв. Такие минные растяжки не представляли из себя ничего нового и были рассчитаны на дилетантов. Куском металлического прута, валявшегося рядом, я снял проволочную петлю и заглянул вовнутрь.

Из чернеющего чрева подлодки пахнуло затхлость и сыростью. Большая серая крыса с писком прошмыгнула мимо меня, заставив вздрогнуть. Запалив заранее приготовленный факел, сооружённый из тряпья и масла найденного на берегу, я, по вертикальной лестнице, спустился вниз. Вокруг были трубы и вентиля непонятного назначения, двери-люки с высокими порогами и надёжными засовами-замками наподобие тех, какие встречаются в бомбоубежищах. От щелчка выключателем, лампы, забранные плафонами с толстыми стёклами, вспыхнули на несколько секунд и тут же потухли. Скорее всего, аккумуляторы, предназначенные для аварийного освещения, уже давно пришли в негодность. Наугад пошел по странно узким переходам, где с трудом могли бы разминуться два человека, пока не наткнулся на дверь с табличкой: "Капитан подводной лодки "Гранит". Помещеньице оказалось тесное и не отличалось роскошью. На столе лежала большая раскрытая книга. На последней заполненной странице, при неровном свете факела, я прочитал:

"... Командование и правительство предали нас и весь свой народ. Поэтому, руководствуясь человеколюбием и долгом чести, я отказался наносить ядерные удары по мирным жителям. Оставляем корабль в полной боевой готовности, заглушив только атомный реактор. Вместе с командой будем по суше уходить к людям. Да здравствует Коммунизм! Честь имею. Капитан второго ранга Евген Староверов ".

Моё внимание привлекла схема, висящая на стене. Это оказался подробный план всей подводной лодки. Быстро разобравшись в толково составленных чертежах, я сообразил, где находится атомный реактор и поспешил туда.

Вот помещение, резко отличающееся своими немалыми размерами от всех остальных тесных каморок на этом странном судне. Повсюду предупреждающие знаки радиоактивности. В центре находится странного вида куб с округлыми гранями, окружённый со всех сторон стенами из очень толстого оргстекла. Рядом непонятные панели управления. Я сразу понял, что это и есть загадочный атомный реактор - движитель, превосходящий по своей эффективности все известные человечеству.

Открыв крошечный люк с замысловатыми засовами и замками, вкарабкался вовнутрь ограждения. Во рту сразу появился кисловатый привкус - верный признак радиоактивного излучения. Открыв тяжеленную свинцовую крышку, с любопытством заглянул в этот необычный ящик. Там не оказалось ничего особенного - висело четыре стержня, толщиной с мою руку и, вероятно, выполненные из урана. Ниже находились гнезда, куда эти самые стержни должны были вдвигаться. Всё остальное место занимали механизмы управления. По бокам располагались трубы водяных котлов, служащих для охлаждения реактора и отбора энергии, такие же, как и на бронепоездах. Всё оказалось гениально просто: при опускании стержней, очевидно, начинался ядерный распад, энергия которого грела воду для самых обычных паровых турбин.

Я поспешил к пульту управления, где обнаружил ручной привод управления. Контролируя процесс через крошечное оконце, немного, буквально на несколько миллиметров, опустил стержни. В центре реактора появилось голубоватое сияние, а вода в рубашке охлаждения забулькала. Вскоре начали загораться лампочки аварийного освещения, сначала тускло, а потом всё ярче. Внутренности подводной лодки приобрели жилой вид. Я потушил ненужный факел и стал вникать в суть надписей на пульте управления, весело замигавшем разноцветными светодиодами.

Через насколько часов мне удалось запустить электрогенератор и включить климат-контроль. Теперь во всех переходах горел яркий свет, постепенно становилось тепло и уютно. Пора было идти в боевую рубку и разбираться с пуском ядерных ракет. Мне не терпелось освоить новое оружие и применить его.

За двумя бронированными дверьми царил идеальный порядок. Мягким светом светились экраны мониторов, мерцали подсветка кнопок управления. Казалось, что экипаж совсем недавно покинул это помещение. В глаза бросились две красные кнопки, утопленные в панели и закрытые опломбированными задвижками из бронированного стекла. Ключи от задвижек висели в отдельном ящичке на самом видном месте.

Усевшись в кресло перед экранами, стал изучать новую аппаратуру. На центральном мониторе оказалась подробная карта, масштаб которой можно было уменьшать и увеличивать. Перекрестье, напоминающее те, что бывают в оптических прицелах, можно было наводить на любую точку. С любопытством я рассматривал изгибы русла Большой Реки, нашёл столицу ФСНГ город Новый Сибирск и территорию Империи Амазонок. Уменьшив увеличение, обнаружил очертания совершенно неизвестных материков. Вскоре нашёл на карте и загадочную Австралию. Забыв про время, рассматривал горы, очертания береговых линий, огромные просторы океанов.

С другим экраном долго не мог разобраться, пока не понял, что он показывает местность в режиме реального времени с высоты птичьего полёта. С изумлением увидел подводные лодки и крошечную фигурку Голована, прыгающего по причалу. Разобравшись с настройками, передвинул визир на знакомый лесоповал, а потом даже на поселения амазонок. Это было похоже на чудо, хотя в молодости я слышал от Учителя, что такое возможно.

В себя пришёл от чувства голода. Часов у меня не было, но, по ощущениям, прошло больше суток. В рубке нашелся сахар и непонятный коричневый порошок с названием "кофе". Инструкция на этикетке гласила, что его следует заваривать в горячей воде. В портативной электрической водогрейке я приготовил кипяток и, не мелочась, сыпанул в кружку половину банки. Напиток получился со своеобразным пахучим ароматом и очень бодрящий. С кружкой кофе в руках, я поднялся на палубу подышать свежим воздухом.

Голован разжёг прямо на причале костёр и спал возле огня на расстеленных шкурах. Радом стоял котелок с каким-то варевом заботливо прикрытый куском жести. Мирный храп далеко разносился над водной гладью. Словно почувствовав мой взгляд, он моментально проснулся.

Я помахал рукой своему верному спутнику и позвал его на борт. Он отрицательно помотал головой сказав, что ему очень не нравятся замкнутые пространства после жизни в подземном метро.

От горячего терпкого напитка есть совершенно расхотелось и я вернулся в лодку. Мне не терпелось заняться ядерными ракетами. Я уже всё рассчитал - двух зарядов будет достаточно, чтобы уничтожить Империю Амазонок, одной ракетой накрою пидорасов, ещё одну пошлю на мерзких скопцов, а четыре ракеты останется для захвата Австралии. В том, что мы сможем совершить морской переход до берегов этого континента, уже не оставалось сомнений - в управлении подводная лодка оказалась не сложнее современного бронепоезда, а кое в чем даже проще.

В боевой рубке я отставил чашку кофе и решительно сел за пусковой пульт. Ключами открыл замки на задвижках, закрывающих красные кнопки. Осталось выбрать цель на мониторе, нажать первую кнопку и подтвердить пуск ракет с ядерными боеголовками второй. Всё остальное сделает автоматика: откроет ракетные люки и выведет смертоносное оружие на нужную орбиту.

Для начала решил уничтожить город Новый Сибирск. За всем процессом уничтожения столицы государства пидорасов можно наблюдать на экране другого монитора и это очень радовало. Жалко только что увеличение слишком маленькое и нельзя разглядеть, как они будут корчиться, сжигаемые адским пламенем.

Глава вторая

Моя ладонь лежала на красной кнопке, но я почему-то медлил. Мне приходилось видеть развалины сожженных городов, где уровень радиации был опасен даже для нас, имеющих стойкий иммунитет к этому воздействию. Это было жуткое зрелище: расплавленные камни, потрескавшаяся земля и кучки пепла вместо людей. Сейчас я сотворю тоже самое. Возможно, на месте моих взрывов возникнут новые Светящиеся Облака со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, долой сантименты! Пора!

- Подожди немного, Прозаиг, не делай пока этого. Я хочу поговорить с тобой, - неожиданно раздался тихий, но неизъяснимо проникновенный голос. Убрав палец с кнопки, я оглянулся.

Непонятным видением в углу стоял призрачный старец в белых одеждах с сияющим нимбом над головой, похожем на крохотную частичку Светящегося Облака. Его речь странным образом прозвучал как бы внутри меня:

- В твоих руках сейчас страшная сила. А ты уверен, что делаешь правильно? Стоит ли уподобляться людям, устроившим третью Мировую Войну? Ты ведь совсем не такой...

Зло всегда порождает зло, а добро порождает добро. Чем меньше будет зла, тем скорее победит добро.

Вдумавшись в эти простые слова, я вдруг почувствовал себя маленьким, брошенным всеми ребёнком. В памяти всплыли давние детские воспоминания о том, как я бреду по какому-то темному и огромному тоннелю, полному зловещих теней, а сердце сжимается от страха и непонятной тоски. На душе горькое сожаление о том, что наш огромный мир так плохо устроен и в нём есть такие жуткие для маленьких мальчиков места. Я помню радость от лучика солнечного света, внезапно появившегося в этой тьме, и слёзы радости, когда меня подхватили сильные и добрые руки Учителя.

От нахлынувших чувств я неожиданно для себя расплакался. Вместе со слезами из моей души почти осязаемо начала выходить чернота, похожая на гниль.

Старец присел рядом и стал беседовать со мной. Этот разговор плохо сохранился в памяти. Помню только, что рассказывал он мне о Сыне Божьем, распятом на кресте во искупление всех грехов человеческих. Рассказывал о его учении и об учениках предавших своего Учителя, о чудесном воскрешении и о любви ко всем людям...

Потом старец исчез, а я остался сидеть, находясь в какой-то странной прострации. Вся прошлая жизнь представилась мне в самом непривлекательном виде. Ради ложных идеалов и тщеславия я бил и убивал, предавал и был предан. Всё это было неправильно, как неправильно и то, что я хотел сейчас сотворить. Никакие самые благие цели не могут оправдать напрасных человеческих мук и убийства. Только Бог вправе распоряжаться человеческими жизнями и судьбами. Только Он может судить и наказывать за грехи...

Теперь я знал что делать. Первым делом вскрыл пульт управления пуском ракет и осторожно вырезал куски проводов, ведущие к красным кнопкам и, на всякий случай, закинул их подальше. Этого было мало. В оружейке нашёл с десяток ручных гранат и связал их в один пучок. Из одной гранаты выдернул предохранительную чеку и закрепил спусковой рычаг с помощью кусочка сахара. Расчет был прост - когда вода попадёт сюда, то сахар, растаяв, освободит пружину взрывателя и вся боевая рубка будет уничтожена. А без сложной электроники пуск ракет невозможен. Больше никто и никогда не будет мечтать уничтожить или захватить мир.

Первым делом я заглушил атомный реактор. Потом отыскал на плане подводной лодки место, где находятся кингстоны - специальные люки для затопления судна, и направился вниз. Пришлось долго повозиться, прежде чем удалось открыть один из них. Оставив двери в водонепронимаемых переборках открытыми, я поспешил прочь.

Мы сидели с Головном на причале и подкреплялись супом из мясных консервов, найденных на базе. Я угостил своего верного спутника кружкой кофе и он с наслаждением смаковал диковинный напиток. Похвастался, что может притащить целый ящик такого вкусного порошка, найденного на одном из складов.

Подводная лодка медленно погружалась на дно, если судить по специальным меткам, неизвестно для чего нанесённым на корпусе. Через несколько часов грохнет взрыв в боевой рубке, превратив это удивительное сооружение в безжизненный кусок металла. Того, что могут сдетонировать ядерные боеголовки, я не опасался - судя по описаниям и инструкциям, прочитанным на командном пункте, это было невозможно. Конструкторы, придумавшие их, в первую очередь позаботились о том, чтобы не произошло случайного пуска или взрыва.

Незаходящее заполярное солнце наполовину спряталось за склоны сопок, растянув их длинные тени по водной глади. Иногда по воде пробегала лёгкая рябь, хотя воздух над бухтой был совершенно неподвижен. Стояла глубокая ночь, но было светло как в ясный полдень.

Неизвестно откуда взявшиеся чайки плавно спланировали на тонущую подлодку и рядком уселась на палубе. Мне вспомнилось поверье о том, что в них вселяются души погибших моряков. Встав на колени лицом на восток, мы с Голованом прочитали молитву об упокоении всех усопших. Удивительно, но скорбные слова сами возникали у нас в сознании, словно посылались откуда-то сверху.

На душе было светло и грустно, так, как всегда бывает накануне больших перемен. Грустно расставаться с прошлым и светло оттого, что впереди ждёт совсем иная, новая правильная жизнь.

ЭПИЛОГ

Вот я и дописываю последние строки. Голован сидит рядом, помогая мне вспоминать подробности наших с ним приключений, которые уже начали стираться в памяти.

Здесь больше ста страниц текста и целая зима кропотливого труда. Зачем я писал это? Не знаю... Тешу себя смутной надеждой о том, что, может быть, кому-то будет интересно прочитать эти записки. Не зря же мой Создатель и Учитель прозвал меня Прозаиком! Правда, позднее моё имя стали почему-то произносить через мягкий звук "Г". Получалось - ПрозаиГ. Впрочем, я никогда не вникал в фонетические особенности языков кланов, живущих на огромной территории с названием Украина...

Думаю, если читатели дочитали до этих строк то, возможно, им будет небезынтересно узнать, как сложилась наша жизнь после ухода с базы подводных лодок.

* * *

На лодке с гребными колёсами мы поднялись вверх по Большой Реке и обосновались недалеко от бывшего старинного селения с названием Игарка. Возле безымянного притока отстроили большой и просторный бревенчатый дом. Запрудив ручей, приспособили небольшой электродвигатель, снятый с лодки, в качестве генератора электроэнергии для наших бытовых нужд.

На заброшенных старых огородах нашли дикорастущие корнеплоды, и я научил Голована секретам земледелия: надо зимой, после южных ветров, собирать снег, перемешенный с нанесённым черным пеплом, и удобрять им грядки. Клубни от этого приобретают необычайную питательность и вырастают величиной с два головановских кулака.

В ягодах, грибах, рыбе и дичи недостатка никогда не было, а последнее время мы даже перестали охотиться - завели небольшую лосиную ферму, где держим с десяток лосей. Свежее молоко у нас почти всегда на столе. Огорчает только отсутствие кофе, к которому мы успели пристраститься, но я не теряю надежды научиться выращивать и его.

Да, чуть не забыл! Несколько раз заходил Урм! Медведь ещё сильнее поседел, а походка у него стала не такой лёгкой. Угостившись жареным мясом и рыбой, он степенно возвращался к опушке леса, где его терпеливо дожидалась медведица.

Вечерами, если позволяет погода, мы с Голованом обязательно выходим на берег Большой Реки полюбоваться закатом. Это фантастическое зрелище никогда не оставляет нас равнодушными и способствует спокойствию, воцарившему в наших душах.

На этом я свои записи заканчиваю.

Искренне ваш,

Прозаиг

Конец второй книги

Липин Игорь Николаевич : другие произведения.

Бронепоезд - 2

Оставить комментарий © Copyright Липин Игорь Николаевич (linden55@mail.ru) Размещен: 17/04/2013, изменен: 17/04/2013. 307k. Статистика. Роман: Фантастика Скачать FB2		Оценка: *7.003** Ваша оценка:
Аннотация: Странный мир постядерной цивилизации. Возникают и умирают новые социальные формации, являющиеся отголосками прошлой жизни. Мир населён необычными человеческим существами со своеобразными моральными принципами. Жестокость и насилие возведены в ранг добродетели. Вместе с главным героем, обладающим телепатическими возможностями, мы путешествуем по этому призрачному миру, неожиданно ставшему реальным...