Когда становится грустно, я открываю окно,
Но не для выхода (хрен вам!), а с итальянскими целями.
Говорят, итальянцы выбрасывают хлам под новый год,
Чтобы в новый войти без груза всяческой хрени.

Вот так и я -- бросаю унылый комод,
Диван лени, будильник сиюминутности,
Шкаф со скелетами, обиды заплесневелый бутерброд,
Тряпки старых ролей, маски желчи и "творческой" долбанутости.

В квартире духа воздух намного свежей,
Простор дизайну, место пожить в радости.
Но -- все барахольщики, и я натащу вещей
Различной доли ненужности, одинаковой степени гадостности.

Сотни раз давал себе клятву не коробчить,
Бросить к лешему бессмысленное собирательство,
Начать новую жизнь, обои в цветочек поклеить и жить,
Хорошему радоваться, с плохим не водить приятельства.

И день, два, неделю топаю мимо замороки,
Мимо склок да кликуш, да приятельской невнимательности,
Перешагивая кучки обид и лужи упреков,
Чуть гордясь собой, но одергивая обязательно.

Да только вдруг раз -- и в кармане бутыль.
В нее я полезу, уж я-то себя знаю.
На ботинках -- сомнений и мнений пыль,
Как ты ни три, а до конца не стираются.

А там и глядишь -- комод, диван, шкаф и прочее.
Недельный кефир, недоеденный тост, для хлама кладовки -- дверная подпорка.
Натура обязательно свое возьмет, хоть разуму как-то не хочется.
Остаются строгий пост и генеральная уборка.