Печально я смотрю на рожи графоманов,
Которые нудят, мол, ритма с рифмой нет,
Мол, в стройности краса и в прелести туманов,
И в солнышке весны, и в поспеванье лет
Да в осени златой (не золотой, заметьте),
И это "тра-та-та" должно бессбойным быть...
Но все эти стихи -- скучнейшие до смерти --
Давно пора забыть, давно пора забыть...

...Давно пора забыть тебя, моя принцесса,
Я воровал цветы и лучших песен строй
И под балконом пел, но ты без интереса
Смотрела на меня, мол, я не твой герой.
Любовь не знает сна, она сама -- успенье,
И если бы я мог, очнуться бы не смел,
Но ты была хладна, и лопнуло терпенье --
Прозрел твой глупый раб, проснулся, протрезвел.
Хотел бы я прожить свой век с тобою рядом,
Счастливый, как торчок, тупой, как гамадрил,
Но что те до меня, ведь ты была за МКАДом,
И сам народ с тобой о чём-то говорил.

...О чём-то говорил мне местный участковый,
Но я не слышал слов, на кровь смотрел и нож,
На синее лицо и плащ почти что новый,
На милые черты, скрывающие ложь -
Ты даже и сейчас сумела правду спрятать,
Мол, любишь ты меня, а не того кента,
Что рядом здесь сидит, трясётся, рожа в пятнах,
И смотрит то в окно, то в пол, то на мента.
Всего лишь час назад, в моих руках слабея,
И заглянув в глаза (о, взоры -- два сверла!),
Не чувствуя ножа, нисколько не робея,
Шепнула мне "Прости" и тихо умерла.

...И тихо умерла поэзия романса,
Теперь он городской, помилуй бог, шансон!
И сей шансон смердит из каждого из станса,
Как тянет чёрт-те чем из старческих кальсон.
Унылая пора угрюмых графоманов,
Которым обо всём подайте постройней,
Постыла мне твоя безвариантность срама,
Но будет ренессанс. Скорей бы он, скорей...