Вместо вступления

Коль в стихах грохочут грозы
И дымятся паром грезы --
Это скверные стишки,
Их бы в мусорны мешки.

Заварись, необычайник,
Звонкой крышечкой бренчальник!

Само вступление

Из города в голод,
Из гомона в горы --
Бессмысленно в холод,
Где сны и просторы.

Я так провалюсь в тело дремы.

У дремы из тьмы окоемы.

I

-- Пойдем, не жалеющий крови пера!
Мы людные воли, пора, брат, пора! --
Ужасный и светлый дремучий юнец
Протянет мне ноги и чудо-венец.

Здесь всё, что написано мною за год:
Вот странный пыхчанин, вот злобный комод,
На крышечке писаной торбы ума
Танцует безумно идея-кума.

Река обнимает за талию брег,
Гремящий словами "грех", "грек" и "абрек",
И в громе волны шелестящий откат
Песок поднимает до сна потолка.

Мне солнце зияет дырой в небесах,
Приходит Ярило с пивком и в трусах
И хлопает в бубен, мол, ну-ка, давай,
Ты -- мой телевизор, так жги, развлекай!

А я развлекаяться больше люблю,
Используя в тканях абсурд-коноплю,
Ведь чем ты промаслишь мыслительный щуп,
Тем станет реальность посредствием губ.

Звучитка стихов, уморчание слов,
Стихамство токов, распечаянье мов,
Сопушкинаполе, где кочки чудес
Звучатятся, что ли. Похоже, что yes.

Нейрон-император и Синапс-пророк,
Скажите собрату, с чем этот пирог?
Какие капуста, сургуч и пюре
Во чреве таятся его в сей поре?

Возможно, беливер, а может, мясцо?
Ох, лучше бы с ними, не жалко резцов.
Лещ полный и вяленый дразнит ребят.
Меня разменяли, тебя растебят.

И тайно втекает в течение сна
Тишайшая дева -- мудра да красна.

Дева:

За истекшие пери-
                                    о-
                                        ды
Мы наделали оргвы-
                                    во-
                                        ды:
Ты уволентопротяжный икс,
Ты бозон, чей автор некто Хиггс.

Есть ли у нас план, мистер Фикс?

Мистер Фикс:

Мессакуди и Иблан
Подогнали чудо-план!..

И я победительным взмахом руки
Велю им тотчас же заткнуться.
Они потрепаться-то не дураки,
Но... -- тучи бесчисленных унций!

Сгущается темень, суровится рок,
Грозя подмочить мой красавец-пирог.
Руками перуны ловлю за рога:
Прочь, подлые нонсенсы, от пирога!

Стихия ярится, скрежещет коррида,
Не в силах Майн кампф отличить от Майн Рида,
И всякий входящий, кто Дант (не Дантес),
Наставил одежды, чихнул и исчез.

II

Уж слишком квадратны круги на воде,
И слишком отвратны мы -- люди -- в беде.
Так не потому ли спешишь ты помочь,
Чтоб не потонули плывущие в ночь?

Уродство беды отменяя, не стой:
Ты мир заполняешь опять красотой.
Но сон всё же сон и поэтому я
Вдруг раз -- и Ясон. Ах, Колхида моя!..

Мы плыли не шагом -- на всех парусах,
Отнюдь не бумагу держали в трусах,
И песенку эту доныне хранит
(Все сорок куплетов) наш архимандрит.

Откуда у хлопца ахейская грусть?
Не "ланца", не "гопца" -- Гомер наизусть.
Не только для вида, а чувствую я:
Колхида, Колхида, Колхида -- моя!

Возможно, кому-то кажусь я вруном,
Но я, извините, вернулся с руном.
Звучит, да, убийственно: вроде как срун,
Что всё ж загрязнит звон витийственных струн.

Пирог прогрызая, покинули срез,
Куда я без спроса с ногами залез.
Всё сон, просто сон, где я то ли Ясон,
А то ль Анатолий, а может, бозон.

А может, и осень танцует "Бостон",
А может, весна отожгла чарльстон,
А может быть, лето не пляшет -- жара
С утра и до вечера, и до утра.

Зиманит снегород, метелится мгла,
Мычаствуют горы, морозгой игла.
Закутавшись в шубу, бомжиха-лиса
Бежит, стиснув губы, куда-то в леса.

III

Волна соответствий, скрещений волна,
Где берег турецкий для говоруна?
В пустом промежсонье стихии звучат,
А глупость бозонья твердит: "Это чат".

И муза не спросит, точа коготки:
"Стиху ли ты лепишь пристройку строки?"
Ей ясно давно, с чем печется пирог
И что за рецептов ей выпал пророк.

Концепция жизни -- пирог без границ.
Концепция смерти -- едок без глазниц.
Отставив косу, засучив рукава,
Пирог чьей-то жизни сожрет синева.

Я в тесте событий -- податливый фарш.
В духовку открытий шаго́м, сука, марш.
Ты маслом помажь, и платком помаши,
Славянка прощаний, шарманка души...

Где выход из дрёмы? Где яви гранит,
Слегка холодящий румянец ланит?
Пусти меня, сон! Мне бы из пирога,
Меня окружившего недоврага.

Но я -- это он. Выйти, что ль, из себя,
Горячую корку башкою долбя?
Но корку пробив, попадаешь в другой
Такой же пирог навсегда дорогой.

Он всюду всегда, и так будет потом,
Его не пожрать ни сознаньем, ни ртом,
В нем ливер материи, времени лук,
В тебе и вовне он единственный друг.

И даже проснуться -- всего лишь опять
В физический слой пирога прихилять.
Кому-то он мир, а кому-то мирок,
Но он бесконечен, мой чудо-пирог.

Конец