Аннотация: Жить строго воспрещается. Заповедник для мертвых находится на следующем уровне. Примечание: а фэнтези все-таки городское.
Домой мы возвращались с оглядкой, едва не огородами, почему-то норовя пригнуться на каждом шагу. Со мной обращались как с тухлым яйцом, постоянно придерживая за локоток и указывая на каждую ямку по дороге. Я же постоянно хватался за грудь, пытаясь выцепить хоть один-разъединственный стук. Стука не было, и от накатывавшего волнами страха я то и дело спотыкался, еще больше пугая сопровождающих. Замкнутый круг взаимного испуга жирел и ширился.
- Только осторожнее. Осторожнее! - поминутно приговаривала Валериана. - Вот сейчас к остановке выйдем, а там... а там...
- А там что-нибудь обязательно придумаем! - подхватила Инга.
- Допустим, один плюс все же есть, - натянуто улыбаясь, разглагольствовал Санчес. - Многие люди, встречавшие медведя, теряют не только смелость, но и содержимое кишечника. А у тебя с этим вроде нормально, - он повел носом.
- Какой кишечник?! - заорал я, но тут же поперхнулся и замолчал. Уже мерещилось, как из-за куста появляется бдительная милиция, хватает меня за локти и с криком "Покойникам не положено!" волочет в места предварительного заключения. - Какое содержимое? - продолжил я надсадным шепотом. - У меня пульса нет, а ты интересуешься, не обгадился ли я?
- Тише, тише, не надо так нервничать! - в голосе Лерки уже явственно слышались слезы. - Ну пожалуйста, успокойтесь оба, давайте тихо-мирно доедем до дома!
Вняв гласу разума, мы замолчали и остаток пути провели в гробовом молчании. В троллейбусе я забился в самый угол, зыркая по сторонам, а по дороге от остановки до дверей подъезда постоянно вздрагивал, откликаясь на каждый громкий звук.
Даже в пределах квартиры мы боялись нарушить тишину, безмолвно пройдя на кухню и торжественно рассевшись вокруг стола, увенчанного мертвой птичьей тушкой. Я вцепился во вчерашнюю вареную курицу с энтузиазмом человека за бортом, который вдруг завидел перед собой спасательное плавсредство.
- Я предлагаю отправиться к врачу, - тут же бросилась в бой Инга.
- К какому? - я разглядывал куриную кость, словно главного врага. - К патологоанатому? В качестве уникального пособия?
На последнем слове голос неприлично поднялся до фальцетных высот.
- Прекрати орать, - тихо сказала Лерка. - Если ты думаешь, что нам смешно, то глубоко ошибаешься.
- Нет, ну а кто мне поможет? Какие я анализы сдавать буду? На яйцеглист? Кровь и мочу?
Кость с сухим треском сломалась у меня в пальцах.
- Он прав, - Санчес побарабанил пальцами по оконному стеклу. - Там его живо на исследования заберут. Как лабораторного кролика.
- Ну тогда... к знахарке? - выдвинула еще одно предложение Инга.
Я скривился, вообразив двинутую на божеском промысле старушенцию, и взмахом руки отмел сомнительную перспективу.
Остаток дня прошел в скомканных метаниях, а от вариантов решения проблемы, выдаваемых соквартирниками, можно было ослабнуть умом. Были среди них и поиски некромантов по Интернету, и пленение Вороньего Царя, и обращение к сайентологам, и много всякого другого.
Так и не придя к окончательному решению, мы отложили решение важного вопроса на завтра и, вооружась чипсами, двинулись на вечернюю лежку перед телевизором. Вернее, двинулись все, а я задержался для изучения своей побледневшей физиономии в зеркале. Отведя взгляд от гладкой поверхности, я сделал ровно два шага, и окружающий мир погрузился во мрак.
Страх выпрыгнул откуда-то из-за угла, вцепившись в меня всеми ста семьюдесятью когтями. Я замер на полушаге. Бесполезное сердце с гулким стуком шлепнулось в район печени.
- Опять пробки вылетели! - заорали из зала.
- Разберусь, - откликнулся я, приходя в себя.
Всё просто и объяснимо, у меня не лопнули глаза, и не испарилась душа из бренного тела. Армагеддон не наступил. Просто вылетели пробки.
С грохотом пооткрывав двери (квартирных - две, тамбурная - одна; да здравствует бдительность), я вывалился на лестничную площадку.
Открыл щиток и задумчиво уставился на змеиные кольца проводов, пытаясь вычислить, где произошла засада. В наличии имелись совсем даже не вылетевшие пробки, а какая-то странная пакость, с которой мне еще не приходилось сталкиваться. Что-то в этой пакости не давало мне покоя, зудя на грани восприятия, словно хиленький и оттого совершенно неуловимый комар невдалеке от уха. Я прищурился, напряженно глядя в переплетение проводов.
Сквозь безумный клубок просвечивало слабенькое сияние, наводившее на мысли об ужасах внутристеновых пожаров, когда тлеет проводка, и плюются огнем розетки. Я наклонился еще ближе к щитку и с изумлением услышал едва различимое тоненькое хихиканье. Больше не раздумывая ни секунды я воткнул руку в мешанину проводов. По локоть уйдя в высоковольтную лапшу я не почувствовал ничего, кроме слабого сопротивления, как будто сунулся в воду. В голове мелькнуло возмущение в адрес тех, кто снабжает честных (относительно) налогоплательщиков фальшивой проводкой. Преступное хихиканье оборвалось испуганным взвизгом. Пошарив в глубине щитка, я наткнулся пальцами на что-то елозящее и колющееся вроде клопа на языке. Сграбастав это нечто, я выдернул руку вместе с добычей.
Визг резанул по ушам, я заскрежетал зубами от мгновенной головной боли и стиснул источник ора сильнее, задавив его до умеренного писка. По всей руке пробегали неприятные подергивания, отдаваясь уколами боли в локте. Я сцепил зубы, ощущая боль даже в них. Теперь пойманный объект не вызывал ничего кроме ненависти и желания давить, давить до финального хлюпа.
- Ой не гневайся, заупокойничек! - внезапно прорвалось из кулака.
- Это я-то и заупокойничек? - зашипел я, тряся мелочью, словно погремушкой. - Ах ты тварь! Ты еще будешь указывать, кем я являюсь!
Осязаемые и слышимые галлюцинации уже почти не удивляли, и вовсе не хотелось брать их в охапку и бежать к психиатру, чтобы там эти глюки препарировали. Избавляться от них я решил сам, по наилучшей методике, вычитанной в каком-то психологическом пособии: убей глюк, и он больше не явится капать тебе на мозги.
- Заработало! - возвестили из дома.
- Отпустиии... - надрывались в кулаке.
Осторожно разжав кулак, я тут же перехватил добычу двумя пальцами и начал пристально рассматривать невиданное существо. Постоянно вихляющееся, вертящееся и сыплющее искрами - оно смахивало на паука, объятого бенгальским огнем, однако током уже не шпарило. Испугалось скорого и праведного суда? Тонкие лапки, болтавшиеся на свободе, беспрестанно сучили и елозили друг об друга. Я с трудом подавил острое желание оторвать их напрочь, да и с убиением решил повременить.
- Заткнись, - раздельно проговорил я, сверля взглядом создание. - Заткнись и отчитайся: что ты такое, что делаешь в моем доме и... ну и все, пожалуй. - И тут же заорал в сторону зала: - Очень замечательно! Мое место не занимать!
От собственного крика еще сильнее заболела голова, и зажатую в пальцах первопричину я окончательно возненавидел. Глаза слезились, с освещением вновь начали происходить какие-то странные вещи. Заливающаяся безумной синевой лестничная клетка дрожала перед глазами.
- Ой не тащиии! - заверещал паук, - Отпустии! Смилостивьсяя!
Верещание заставило меня передернуться, и мерзкий оттенок исчез.
- Ну? - повторил я, не в состоянии извлекать из горла более внятные звукосочетания.
- Молниевик я, - зачастило паукообразное, - сын грома и света...
- А электричество жрешь муниципальное, - дополнил я.
- Это сила света и грома! - праведно возмутилось насекомое. - Вы подчинили себе эту силу, но это не значит, что она стала ваша до последней искры!
- Сейчас я тебя раздавлю, и мы увидим, кто кого себе подчинил...
Поддаваясь маниакальному желанию, я начал зажимать молниевика в ладонь.
- Что ж ты меня все время пугаешь, убить грозишься? - с отчетливыми плаксивыми нотками пискнули из сомкнутых пальцев.
- Потому что ты гадишь на моей территории!
- Эй, Хвостатое, ты чего там застрял? - вклинился в нашу занимательную беседу изквартирный вопль.
- Огнем-светом клянусь, больше не буду! - тянулось из кулака паучье соло.
- Щас! - рявкнул я в квартиру. - Еще... такие же как ты есть? - поинтересовался у заложника.
- Есть! - радостно сдал пособников тот. - В холодильнике пельмени морозят, в Интернете циферкам дороги перекрывают. Ты их увидишь. Ты как помер... ай! - я тряхнул кулаком, - ты как изменился, так теперь видеть их сможешь!
Вытряхнув из неизвестного фольклору персонажа сведения обо всех не прописанных в квартире жителях, я разжал пальцы. Порядком измятое насекомое зависло в воздухе, цинично попирая законы физики, и начало как-то подозрительно расплываться.
- А ну вон отсюда, - зашипел я.
- Опа! А с кем это ты беседуешь? - раздалось из-за спины.
Я аж присел, застигнутый в момент разговора с личными галлюцинациями. Если бы уже не помер, то сейчас начал бы театрально хвататься за сердце, а так пришлось ограничиться невнятным мычанием. Я наполовину повернулся к так некстати нарисовавшемуся товарищу, одновременно пытаясь смотреть на зависший в воздухе расплывчатый силуэт.
- Это что за... что за мелкий извращенец?
Изумление в голосе Санчеса было настолько полным и неподдельным, что я живо перестал косить глазами и перенес все внимание на молниевика. Нахальное насекомое успело благополучно трансформироваться в мелкого, с ладонь размером мужика с крыльями. Летучий объект помахал ладошкой, отлетел к стене и ненавязчиво в нее просочился.
- А почему извращенец? - слабым голосом поинтересовался я.
- Не, ну это ж охренеть можно! Почему он голый?!
Очевидно, именно последнее потрясло Санчеса гораздо больше, чем сам факт наличия мелкого крылатого мужика на территории суверенной лестничной площадки.
- Думаю, лучше об этом никому не говорить, - пробормотал я. - В больницу сдадут. На опыты.
Санчес неопределенно хмыкнул, оглянулся и буквально силком затащил меня в квартиру, лично захлопнув после этого дверь.
- Никуда не выходи, - наставительно произнес он. - Только Инквизиции по твою душу нам тут не хватало. А то уже и всякие... уроды летать начали.
Сделав это невнятное заявление, он благополучно вернулся к телевизору. Я же присоединяться к коллективу не спешил. В моих планах значилось кое-что другое.
Оно крылось в путанице пыльных компьютерных проводов под столом, куда я забрался на четвереньках, даже ни разу не чихнув. И этот ужас творится в нашей спальне? Надо будет сообщить, что пора произвести генеральную уборку.
Ушибив все вступающие части тела, я достиг искомого.
- Так, - каменным голосом сказал я. - Кто тут у нас?
В ответ телефонный провод воссиял знакомым синим светом на определенном отрезке, и взбух неприятным утолщением. Последнее рванулось вдаль по проводу, но я успел перекрыть ему путь, зверски сдавив серебристую жилу, и начал медленно выжимать обратно. Я поймал себя на желании замогильно расхохотаться. Наконец результат моих усилий появился наружу в виде искрящего и извивающегося хвоста. Поймав его ногтями, я потащил добычу наружу.
Сетевик мотылялся, бил током и всячески разжигал во мне расовую ненависть. С виду паразит напоминал пиявку: плоское тело, незаметно переходящее из головы в задницу, огромный рот в виде присоски. Но благодаря его паукообразному сотоварищу я уже знал, что пиявка эта натуральным образом задерживает "циферки" - вроде излишне мелкоячеистого фильтра.
Шипя от злости и постоянных дергающих ударов, я раскопал на столе стеклянную банку из-под кофе и стряхнул туда пиявку-саботажницу, плотно закрутив герметичную крышку.
- Давай-давай, фильтруй теперь натуральный кофе крупного помола, - злорадно прошептал я себе под нос и упихнул банку вглубь вещевого завала под столом.
Призвав независимого эксперта в лице Инги, я потребовал подключения к Интернету и проверки скоростей этого подключения. Пожав плечами, она выполнила мою просьбу, звучно кашлянула, после чего медленно развернулась вместе с офисным креслом.
- Я что-то пропустила? Когда у нас провели выделенную линию?
Инга требовательно уставилась на меня, и оставалось только промямлить что-то насчет договоренности с телефонной подстанцией и местным провайдером.
- Модем на скорости десять метров в секунду. Ну да... - Инга приложила палец к носу.
Избегая дальнейших уточнений, я смылся в ванную, где и проторчал до тех пор, пока в дверь не заколотили, требуя ответить, есть ли кто живой. Засев в укрытии, я нахально посмеивался и требовал различных материальных благ в обмен на освобождение помещения. Торг продолжался долго, и по его окончании я стал счастливым обладателем кучи полезных вещей и выданных оптом обещаний. Но сначала неторопливо принял душ собственной персоной.
- Вообще-то, критических изменений я не заметил, - вещал я во втором часу ночи, - разве что холодно больше обычного. Но, возможно, это оттого, что кое-кто перетянул большую часть одеяла на себя!
В подтверждение слов, я дернул край одеяла, Лерка засмеялась, толкая меня теплыми пятками.
- Давай я попробую тебя погреть.
Она шаловливо улыбнулась и полезла под одеяло с головой.
А через некоторое время стало ясно, что усилия ее приводят к нулевым результатам. Я ощутил себя полноценным бревном, эдаким зародышем Буратино, в котором не шевелятся даже сапрофиты или какие-нибудь иные зубастые микроорганизмы.
- Ну и что?
Откинув проклятущее одеяло, Валериана уселась по-турецки, обвиняюще глядя на меня.
- Представляешь, Лерк... я не могу.
- Все гораздо серьезнее, чем мы думали - выдала она избитую фразу и тяжко вздохнула.
- Кому ты это говоришь. Тьфу. Короче, давай просто спать.
- Не, слушай, я с тобой спать не могу! Ты холоднющий! Уж извини.
- Чего там, - я махнул рукой и поднялся. - В гостевой переночую, а завтра посмотрим...
В гостевой было темно, что логично, и совершенно неуютно. Такое ощущение, что меня выставили из собственного дома. Сон не то что не шел, а буквально сбегал, подобно неверной жене от гнева мужа. Измочалив подушку в поисках удобной ее формы и перекрутив одеяло напрочь, я плюнул, выполз из логова и пошлепал в зал - травить мозг ночным телевидением.
Но там уже было занято.
- Почему не спим? - сурово поинтересовался я, обкусывая взглядом тело, расположившееся на диване.
Тело быстро перешло в сидячее положение и вооружилось пультом от телевизора.
- А чего это ты тут шляешься? - осведомился Санчес. - Вы ж вроде как того...
- Не твое дело, - огрызнулся я, плюхаясь на диван. - Сам-то что?
- А мне вот так хочется.
- Ну и мне тоже... захотелось.
- Да ну? Может тебе и горячей крови хочется? - хищно предположил Санчес.
Я кашлянул и счел за лучшее промолчать. Не то чтобы во мне зрели порывы к покусанию и питию гемоглобиновых жидкостей, но от живой грелки я бы не отказался. Хочешь большого и светлого чувства - купи слона и вымой в душе.
- Ну? Что молчим, кого ждем? - настырно интересовался товарищ.
- Не хочу, - вежливо отказался я. - Прекрати травить писателя.
Товарищ гмыкнул, выразив в этом звуке всю солидарность и поддержку, на которые был способен.
- Ладно, не дрейфь. Утро вечера мудренее, завтра чего-нибудь придумаем.
Санчес хлопнул меня по спине и, не убирая руки, зевнул с подвывом.
- Что-то меня сморило... - последовал очередной душераздирающий зевок. - Прямо здесь сейча... - завершив речь невразумительным хрюком, Санчес обмяк и стукнулся лбом в мое плечо.
Удивил он меня знатно - на моей памяти еще не было такого, чтобы люди засыпали в середине разговора. Но против фактов возразить было нечего, и я постарался аккуратно спихнуть засвиставшего в две дырки Санчеса на диван. Вот гад. Придется идти обратно, устраиваться в неуютной постели и накрываться обкоцанным одеялом. Но сначала...
Среди множества моих странных привычек особо выделялась одна. Каждый раз, когда я просыпаюсь среди ночи или просто не могу заснуть, то с непонятным мне самому упорством встаю с постели и начинаю бродить. Слоняюсь по затихшему дому, где царит пугающее безмолвие и не журчит даже санузел, снабженный новейшей системой водосбережения. В могильной тишине я проникаю в комнаты, подкрадываюсь к спящим и занимаюсь странными делишками. Я прислушиваюсь - дышат они или нет.
Откуда растут ноги у сомнительной привычки, мог бы объяснить доктор Фрейд, но почтенный ученый вот уже много лет как дал дуба, и за подробной консультацией я к нему обратиться не смог бы. Оставалось только тихо нести свою благородную ношу, каждый раз до истерики пугая не вовремя проснувшихся исследуемых.
Именно поэтому я спокойно отношусь к храпу, ибо храп есть дыхание, то есть здоровый и крепкий сон. Какая досада, что нормальные здоровые люди спят почти без звуков, поскольку из-за этого мне приходится наклоняться непосредственно к чужому лицу.
На фоне этого однажды случился казус. Было это давным-давно, когда в гостях у меня столовался один товарищ, отличающийся богатырским, по его уверениям, сном. В глухой полночный час я, ведомый опасением, потащился обходить владения. Шаг за шагом, продвигаясь вглубь гостевой спальни и приближаясь к квартиранту, я все больше убеждался в страшной истине - товарищ не дышит. Даже на расстоянии трех сантиметров от его носа я не мог уловить ни одного признака дыхания. Кажется, именно тогда у меня начали выпадать первые волосы. Осознав трагичность происходящего я собрался поднять хай, как вдруг молчаливое и бездыханное тело резко ожило и схватило меня за руку.
Псевдотруп переждал, пока я перестану хватать воздух, и вопросил, дескать, чего это вы тут делаете, а? Объяснение вышло скомканным и, в конце концов, пожелав товарищу "чтоб ты сдох", я облегченно удалился.
Но привычка никуда не делась. И до сих пор брожу я в ночи, топорща уши и прислушиваясь к дыханию чужой жизни...
- Опять фигней страдаешь?
Пронзительный шепот ввинтился прямо в ухо, которым я завис над чужим носом. Я подскочил и едва не свалился на пол.
- С-сволочь! - опомнился я. - Что, специально выжидал?
- Уж больно ты увлекся, - осклабился Санчес. - Я даже всхрапнул пару раз, а ты прям как младший брат тормоза... Кстати, а что это было?
Мысль взвизгнула и попалась. Он уснул, как только дотронулся до меня. Недолго думая, я придвинулся ближе и ненавязчиво уперся коленом в бок товарища. Глаза у последнего моментально закрылись - так закрывались глаза у кукол, с которыми таскались мои племянницы: положишь на спину, и тут же веки схлопываются. Санчес даже рот не до конца закрыл.
Соберясь с чувствами и сплюнув через плечо, я возложил ладонь на лоб спящего. Захотелось помахать кадилом и грянуть что-то вроде "Воскресни, сын мой!", однако я сдержался, позволив себе лишь прорвавшийся смешок. А затем желание смеяться и вовсе пропало. Санчес дышал спокойно ровно полминуты после чего внезапно и жутко засипел. Я замер на месте, тратя драгоценные секунды на собирание внезапно расклеившихся мыслей в кучку, а между тем сипение перешло в хрип с пробулькиванием, и я, наконец, резко отдернул ладонь. Навалился холодный ужас, я вскочил на ноги, дернулся сначала к выходу, потом к окну, где стояла походная аптечка, но тут хрип умолк, и я с грохотом бухнулся на колени рядом со скорбным ложем. Еще более усугубляло ситуацию совершенно наплевательское поведение организма. Обычно в критические моменты начинает колотиться в груди, к ушам приливают высокие температуры, а могут и ладони взмокнуть. Сейчас же, несмотря на чудовищность случившегося, все функции оставались в норме, то есть - отсутствовали напрочь. Я изо всех сил прилип ухом к чужой - и холодной! - груди, словно от силы давления уха зависела жизнь товарища.
Стук сердца я все-таки расслышал, и облегченно вздохнул, приложив для этого сознательное усилие. То-то было бы веселья, окажись в один день рядом два трупа: один ходячий, другой совсем мертвый, безо всяких оговорок.
Дышал несостоявшийся покойник ровно, но просыпаться и не думал. Я опять вздохнул, прикидывая, вспомнит ли он на утро о странных снах и затребует ли объяснений в трех экземплярах письменно. Мучимый остатками совести, я сполз на пол, прислонился к дивану и вознамерился нести дежурство до самого утра. Если через восемь стандартных часов соквартирник не проснется - я звоню в реанимацию.
Обгрызанная луна светила прямо на диван, и в ее свете я чувствовал себя упырем, рассевшимся на свежей могиле. Поморщившись от нелицеприятного сравнения, я на секундочку закрыл глаза, собираясь сосредоточиться на чужом дыхании...
- Откинулся-я!
Страшный крик подбросил меня с пола. Еще не соображая о чем кричат и даже не открыв глаз, я уже был готов куда-то мчаться и кого-то спасать. Но когда смысл дошел до еле-еле ворочающихся извилин, я почувствовал, как в колени пробирается предательская дрожь. Не уследил!
Резкий свет впился в глаза, вызвав у меня острый протест, сопровождаемый несолидным вскриком. Зажмурившись, я прикрыл лицо обеими руками, да вдобавок и отвернуться попытался.
- Мамочка...
Тихий голос Инги ударил меня кнутом, я наконец продрал глаза и бешено заозирался. Первым пришло облегчение - вот он, гад, сидит на диване и вовсю на меня таращится, как неграмотный крестьянин на срамное полотно. Вместе с ним пялятся и наши бравые женщины, одинаковым жестом держась за щеки.
- М... м... мы тебе собирались... - Лерка только с третьего раза справилась с собственным голосом. Остальные истово закивали.
- А что такое?
- Блин, оденься сначала! А потом на себя посмотри.
Санчес первым проявил практическую смекалку и кинул в меня подушкой.
Пока я бродил по дому в поисках одежды, шарахался от бьющего из окон света и плескался в душе, меня терпеливо караулили. Не выдержав, я потребовал свободы личной жизни и частной неприкосновенности, изгнав наблюдателей в кухонные пределы, и только после этого решился уточнить, что значат косые взгляды и невнятные реплики вроде "Лучше тебе явно не стало".
Потерев лицо ладонями, я опасливо заглянул в зеркало. Цыкнул зубом и глубоко вздохнул. Первым делом в глаза бросались невероятно расползшиеся зрачки, полностью закрывшие радужную оболочку - как будто в белках пробиты сквозные дыры. Ну или - я попытался оценить ситуацию с писательским пафосом - как будто из глаз смотрят оружейные дула. Но даже от такого хвастливого заявления легче не становилось. Теперь было понятно, почему так больно стоять на свету, ведь зрачок начал поглощать его раза в три больше. Я сморгнул невольно набежавшие слезы. Разве что придется покупать вторые черные очки. А в остальном - вполне нормально. Вот этот сероватый оттенок кожи мне даже идет, так сказать, новое слово в готических веяниях. Если еще галстук на манер стильной удавки повязать, то вообще роскошно будет...
- Ну и как я завтра на работу пойду? - свистящим шепотом поинтересовался я у отражения, и тут же продолжил, обращаясь к выплывшей из-за спины Валериане: - А кто меня побрил?
- Больше нам делать нечего, как тебя тайком брить, - сердито фыркнула она. - Глядя на труп... ой... то есть... глядя на тебя вообще. А ты не дышишь! Неужели кто-то еще и брить будет?
Внимая несколько сумбурным высказываниям, я сосредоточенно пялился в зеркало, подспудно опасаясь углядеть какие-нибудь признаки разложения.
Определить их наличие, равно как и отсутствие, я не успел. Зеркало дрогнуло всей поверхностью и начало вспучиваться, как брюхо после сытного обеда.
- Ёлки-палки, - культурным шепотом поддержала Лерка. - Что это с ним?
Зеркальная поверхность корежилась и расплывалась ртутными волнами.
- Свет мой зеркальце, заткнись! - наобум ляпнул я.
Зеркальце послушалось и треснуло, так и не успев принять какую-нибудь конкретную форму.
- Тудыть ее в качель...
От неожиданности я начал изъясняться высоким ругательным штилем, в отличие от Лерки, которая скатилась до приподъездных выражений.
- Я знаю, это галлюцинации от недосыпа, - подвел я итог. - И поэтому мне надо того... освежиться. За хлебом и мусором не посылать.
- Может, неудачная зона по фэнь-шуй? - вслух размышляла Валериана.
- Что там у вас? - высунулась их кухни Инга. - Все нормально?
- Ни хрена, - философски ответствовала Лерка.
- Короче, я ушел, - в подтверждение слов я уже влезал в ботинки. - Поищу свет истины в сумерках заката, епть.
- На улице день, - принципиально заметила Инга, присоединяясь к рассматриванию искривленного зеркала под разными углами. - А...
Буркнув нечто нелестное в адрес спорщиц и поперечниц, я хлопнул дверью. Страшно сказать, но даже родной дом перестал походить на крепость, более смахивая на саркофаг. Населенный странными тварями и своевольничающими зеркалами, он казался мне опасным.
Решительно форсируя дворовое пространство, я наткнулся на делегацию.
В дом уходила толстенная труба отопления, щедро обмотанная стекловатой и еще чем-то вроде синтетической ленты. В последние три года на этой трубе негласно образовалось кошачье королевство. Холодными зимами кошки рассаживались рядком, как воробьи на жердочке, и дремали, одинаково пряча носы под хвостами. Местные старушки не могли налюбоваться на дворовых питомцев, таская им дичайшее количество еды. И эти люди заявляют, что им не хватает пенсии на пропитание! Я лично видел, как раскормленный рыже-белый котяра брезгливо принюхивался то к вискасу, то к колбасе, не зная, какой из презренных продуктов почтить своим королевским вниманием. А еще я видел, как сразу три бабки орудуют пуходерками, тщательно расчесывая неподвижно сидящих кошек. В тот момент мне весьма завистливо помыслилось, что за мной почему-то никто так не ухаживает.
Сейчас поперек асфальтовой дорожки сидело рекордное количество кошек - девять штук. Все разноцветные, одинаково гордые и нахальные. Я прищурился, испытывая сильнейшее желание снять ботинок и запулить им в недвижный ряд статуэток. Не люблю я гармонию, всегда мечтаю немедленно опоганить все мало-мальски симметричное или чрезмерно гладкое.
- Кыш! - рявкнул я и замахнулся.
Делегаты хором разинули пасти.
Басовитое "Мяяа-ау" раскатилось в неподвижном воздухе, нарастая с каждой секундой, продолжаясь и продолжаясь, существуя уже отдельно от раззявленых розовых глоток. Зачем-то я торопливо оглянулся, будто меня могли обвинить в каких-то незаконных действиях. Чудовищные звуки гремели над всем двором, заполняя его чуть ли не инфразвуком, однако никто не спешил высунуться из окна с вопросом "Что происходит?!"
- Заткнитесь, твари, - беспомощно сказал я. - Прочь с дороги.
Вроде бы нерушимый строй распался, хвостатые мерзавки брызнули в разные стороны. Еле удерживаясь от зажимания ушей я торопливо покинул двор, содрогаясь от затихающего за спиной эха. Кажется, в египетской мифологии кошки служили проводниками умерших?
Только этого мне еще не хватало.
Отматывая по городу прогулочный километраж, я возводил карточные домики будущей жизни и обрушивал их мановением руки. Кому нужен труп? В какой отрасли промышленности? Чем больше людей вокруг - тем хуже, рано или поздно они обратят внимание, что я отличаюсь от них кое-чем интересным. Вон, уже косятся. Я не сдержался и, сатанея, оскалился на прицепившуюся ко мне попрошайку. Чумазое грызло взвизгнуло, подскочило на месте и бросилось прочь.
- Отстреливать их пора, не находите?
Обернувшись, я узрел благонравную бабульку, из той породы, что сидят на скамеечках в парке и кормят уток. Других физических лиц поблизости не наблюдалось, и в голову закралась страшная мысль о шизофрении.
- Простите? - на всякий случай переспросил я.
- Отстреливать их надо, выродков, - охотно пояснила добрая старушка. - Развелось, как саранчи проклятущей! Весь город изгадили, ублюдки.
Буркнув что-то невразумительно-одобрительное, я устремился подальше от кровожадной старушенции. А мне-то казалось, что я тут один, кто ненавидит расизм и негров!
Возвращаясь к вопросу о нужности трупов в современной России... Я прикинул, что самым лучшим вариантом для меня будет работа водолазом. Но такое благородное занятие всегда пересекается с интересами государственных служб, начиная от мелких вроде народной милиции и заканчивая крупными, типа отделов ФСБ, посвященных паранормальным явлениям. Как пить дать, сдадут на опыты в результате. Это мне категорически не подходило, и я перетек мыслями к бравому образу солдата-контрактника, который в гордом одиночестве идет на пули противника... А если мне попадут в глаз? От подобной перспективы передернуло до самой поджелудочной. Перспективы трупного (трупячьего?) существования открылись мне с новой, ужасающей стороны: неужели я буду продолжать свое существование даже разлагаясь?
От тягостных раздумий меня оторвало тихое, даже вкрадчивое, но все же отчетливое шуршанье шин. Следом всплыл ровный гул отлаженного двигателя. Я бы не стал обращать внимания на привычные звуки, однако в центре города передвижение на автомобилях было давным-давно запрещено, и четырехколесный наглухо затонированный монстр смотрелся на брусчатке как лимон на помидорном кусте.
Тут же захлестнутый нехорошими подозрениями, я на всякий случай ускорил шаг и моментально убедился, что чудовищный внедорожник, никогда не виденный мною ранее, откровенно следует параллельно моим передвижениям.
"А вот и на опыты забирать приехали!" - зазвонил панический колокольчик.
Сунув руки в карманы, я целеустремленно направился к повороту, ведущему в парк, куда любым машинам путь заказан, даже не в силу запрета, а потому что проехать там негде. Идеальное место для киношной погони - с лабиринтом тропинок, массой красиво бьющихся скульптур и прочим культурным наследием. К парку плотно примыкал частный сектор двухсотлетней давности постройки, где и вовсе легко потеряться не только в пространстве, но и во времени. В этот сектор мы с разными товарищами часто забредали, ища исторической славы - вдруг где попадется прикопанный горшок с золотом?
Колесный гроб даже не думал отставать. Обрывая мои наполеоновские планы, опустилось непроглядно-черное стекло, и из недр средства передвижения потянуло могильным холодом. Помимо холода и темноты мне померещилось многоголосое бормотание. Хотя это, как и прочие кладбищенские ассоциации, наверняка было вызвано остро волнующим меня вопросом о смертности всего живого.
- Эй, парень, - классическим голосом произнесли из застекольного пространства, - закурить не найдется?
- Не курю, - пробубнил я, огибая моторизованный катафалк по дуге.
Невидимые личности не успокоились, распахнули дверь полностью, и в темном чреве я узрел бледную, породистую физиономию. У нас такие называли лошадиными - за длину и общее строение черепа.
- Бережешь здоровьичко? - с непонятным злорадством поинтересовалось физическое лицо. - Типа, курение ведет к преждевременной смерти?
Я резко остановился, почти взбешенный непрекращающимися намеками на известное мне обстоятельство. Катафалк - не избавиться от дурацких ассоциаций - остановился, и его обитатель ухмыльнулся во всю белозубую пасть. Я с ненавистью прищурился.
- А может, ты уже мертв? - вкрадчиво поинтересовался бледномордый, сияя улыбкой.
Сигнал тревоги загремел в ушах, до жути напоминая басовитые раскаты кошачьего мява. Я шагнул к машине, еще не представляя, что буду делать, но четко осознавая, что будет это нечто противозаконное. Затаившийся в ней поганец приветливо выпростал длинные руки, живо напомнив мне осьминога, затаившегося под камнем. Уже не раздумывая, я качнулся назад, и прицельно ударил по тощему запястью ногой. Лицо обитателя машины расплылось, потекло в кривляющем черты крике, но другая рука совершенно независимо удлинилась, растянулась жевательной резинкой и ухватила меня за горло. Последовавший за этим рывок вознес меня на воздух и втянул в недра машины. Дверь моментально захлопнулась, примерно как жадная пасть, отсекающая нас от внешнего мира.
От моментального удушья я запаниковал, но спустя мгновение опомнился - я же не дышу вообще. А похититель, кажется, намекал на свое знание о кое-чьей мертвячности. Судя по голосам, наполнявшим темное и тесное пространство, похитителей было много. Какой же отсюда вывод? Кажется, я нашел виноватых!
Все мозговые извилины тут же закоротило, плеснулась ярость, и я закрутился на месте, без разбору всаживая кулаки, локти, колени и ботинки в чужие телеса, и при этом так ни разу и не наткнувшись на сиденья, потолок и прочие скромные мелочи. Уханье и стоны наполнили негостеприимное нутро автомобиля. В пылу борьбы за свою честь я то ли не замечал ответных ударов, то ли их просто не было, но остановили меня сугубо мирным путем. Просто скрутили, вцепились таким количеством рук, что хотя бы дернуться не было совершенно никакой возможности. Чьи-то пальцы даже пробежались по лицу, однозначно ассоциируясь с насекомьими лапами, и я звучно щелкнул зубами. Съесть не съем, но хоть понадкусываю!
- Мясо! - дурным голосом заорали над самым ухом. - Твою мать!
- Оо, больно как, гад! - совсем высоко всхлипнул чей-то голос. - Он меня кастрировал!
- А меня укусил, - поддержал его еще кто-то. - Я что, теперь сдохну?
- Надо было держать крепче! Не сдохнешь, только загниешь...
В темноте, дурея от злости, я совершенно перестал различать голоса и никак не мог определить, сколько же противников затаилось вокруг. Судорожные попытки подсчитать удерживающие меня конечности не увенчались успехом, поэтому я сделал последнее, что оставалось - смачно харкнул наугад.
- Он в меня плюнул! - заверещал очередной неизвестный. - Я... я его сейчас укушу!
Несмотря на серьезность ситуации, я почувствовал неуместный приступ веселья. Что за визгливых истеричек стали брать с собой на серьезные дела вроде похищений?
- Тока попробуй, - сказал я в темноту и добавил парочку непечатных выражений, увенчав их страшной угрозой: - Кусалку отхвачу.
Похитители неуверенно захихикали, а один из них выругался - очевидно, тот, который собирался кусать. Воспользовавшись моментом, я дернул ногой, на которой чуть-чуть ослаб захват, и тоже в кого-то попал, что было совсем несложно, учитывая кучность похитителей. Жертва удара зашипела совершенно нечленораздельно, исходя ядовитой даже на расстоянии злобой.
Причинив как можно больше вреда окружающим, я стоически приготовился к тому, что сейчас меня будут ответно бить. Я совершенно не представлял, какие последствия могут быть лично для меня от внутренних кровотечений, открытых переломов и прочих неприятных моментов, быть может, в самом деле начну прогнивать и разживаться зловредной микрофлорой...
Вместо призыва к битью я услышал эдакий начальственный барский голос, который для начала скомандовал всем молчать, а потом уже обратился непосредственно ко мне:
- Тише, покойничек! Тише! - и добавил совсем уж нелепое: - Теперь все будет хорошо.