Воровство было здесь не в чести, но не наказывалось. Убийство поощралось, но не до одури: когда, смеясь, кто-нибудь рассказывал о своих жертвах или иных играх, благословленных Богами, обычно находился Герой, который, устав от бесчестий, убивал игрока. Мальчики в этом случае хлопали в ладоши, бегали вокруг и веселились, а девочки с уставшим видом разделывали тушу, чтобы потом отправить ее в реку Ефрат. Ели тихо, нежно, как будто боясь съесть не то. Когда кто-то шутил, все из вежливости смеялись, но только из вежливости. Шутили, надо сказать, тоже из вежливости: к юмору у здешнего народца была неприязнь, но изменять традициям было страшнее. За измену людей любили по-разному, но не всегда: когда мужчина мужчине изменял, женщины становились в круг и пели псалмы, призывая гнев или милость(что точно, никто не помнил). Вечером люди собирались вокруг Храма и жгли свои волосы. Запах горевших волос должен был пробудить Его, верили они. Идолов давно не вырезали из дерева - больше из кости своей левой ноги. Было больно, но почетно. Жили хорошо и мирно, век бы еще так.