Решение выйти на большую дорогу и грабить пришло в голову как-то неожиданно, как это всегда бывает с дельными мыслями. Во время обычной посиделки, где оплакивались все материальные трудности обычного человека, вдруг послышалось слово - грабить. Все замерло, воздух застыл. А дальше слово за слово, покатилась шальная мысль по неизвестным извилинам затуманенного алкоголем мозга. Ничего плохого, по крайней мере, в этом не увиделось. Мысль убеждала своей простотой и незатейливостью. Было даже непонятно, как не догадались до этого раньше. И смешно. По крайней мере, под воздействием спирта в крови. Животы надрывались от смеха и за догадливость было выпито еще несколько чарок, дабы не запамятовать о нем поутру. И в первое же утро новоявленные разбойники попали на страшно богатого франта.
- Ты гляди, Куцык, кака коняка под ем. Эге-ге-гей. Пляшет, как енто...как ее - булярина. Говорил тебе, подвалит к нам везуха сегодня, казал ведь. Как знал, что удачу встретим. А золота-то, золота на нем скоко, прям ходячий сундук из княжеской казны. Ты, Куцык, кода-тыть видел княжий сундук? Так гляди, токмо не ослепни от блестений. Все на ем аж горит, како солнышко ясное, никак зумруды с брилянтами. А ты мне, мол башка трещит опосля самогону... мол, рано ешшо. Говорят же, кто рано встает тому бог дает. Большая шишка попалась, аль нет?
Низенький, около пяти футов, и с круглым брюшком рыжий грабитель, приблизился к наезднику на пару коротких шагов. В руках, привыкших к работе, а не к оружию арбалет оказался больше для виду, и, видно, пользовались им не шибко часто. Он едва не спустил стрелу в своего напарника, споткнувшись о корень, торчащий из под земли, но это не испортило настроения и не мешало ему оставаться отчаянным разбойником, коим он себя, без сомнения, считал. Гнилые черные зубы наводили на мысль, что здешним разбойникам, похоже, в погоне за добычей некогда следить за гигиеной, что было весьма прискорбно в подобной ситуации. Второй, тоже невысокий, но сбитый плотно, с огромным синяком под глазом, хмуро смотрел на верхового из под кустистых бровей. Зеленый берет с перышком смотрелся на нем, как кирка в руках художника. Синяк отливал жутко неприятными цветами, напоминая о том, что пьянка, как всегда, не прошла без легких дружеских перепалок.
Когда он заговорил, стало ясно, что ума у него в голове лежит побольше товарища. Кроме того, он оказался не полным деревенщиной.
- Не спеши, Бурнук. Могет это не про нас птица. Не нравится мне чой-то. Ты погляди чего у него на шее болтается. А вдруг он колдун какой..? А, чо я тебя, коротышка засраный, вооще спрашиваю - ты комара на носу не заприметишь, пока тот нажравшись не начнет по нем топтаться. - Он повернул берет к наезднику. - Вы колдун, господин хороший?
Вооруженный арбалетом прищурился, близоруко вглядываясь в металлические пластины, висящие на груди верхового. Неожиданная удача виляла хвостом и, сдавалось, оборачивалась завсегдашними шишками. Голубоглазый наездник, для облегчения идентификации и улучшения соображения, побренчал маленькими пластинами, поиграл ими в утреннем свете, на что тот только головой покачал, не внимая гласу рассудка. Было ясно, что он не отступит - глаза блестели слишком жадно для крестьянина разумного, коего в данной ситуации можно смело причислять к существам исконно мифическим. Как драконы, например.
- Ха! Колдун! Такие побрякушки я и сам могу сделать. Эка невидаль - две жестянки на шею повесить. А колдун ты, иль нет, мне все одно. Да и стреле однаково в кого влетать, что в колдуна, что в черта с рожками. Слазь с коняки, фраер. Енто, ежели ты доселе не понял, ограбление, мать твою по степи. Слазь с коняки и тряпки с себе сымай, они деньгу стоють. Немалую. Имеются ли какие-нибудь озраженья? Ежели имеются, можешь поболтать пока обгаляешься. Ха-ха.
Рыжий дернул арбалетом и сделал еще шаг к коню. Руки у него от чего-то заметно тряслись и губы тоже. В глазах стоял такой же туман, как полчаса назад над землей, когда рассвет только зарождался, но тот, правда, через полчаса пропал. Вороной под наездником на эту выходку дернулся, брезгливо фыркнул. Сам наездник, сухощавый высокий мужчина в дорогой кожаной куртке, спокойненько улыбаясь, будто и не грабили его вовсе, а рассказывали шутку, которую он уже слышал, спрыгнул с жеребца. Задумчиво почесал затылок и скрестил руки на груди. Где-то сверху прозвучал крик и на плечо ему сел, размахивая широкими крыльями, сокол. Птица не особо диковинная, но не в этих краях. Воздух тут же застыл от напряжения. Мужчина продолжал спокойно улыбаться, от чего становилось жутковато. Было в его спокойствии что-то, что бросалось в глаза. Нечто нечеловеческое.
- Говорил я тебе, Бурнук, что это колдун. Чернокнижник, мать его. Опусти арбалет, пока он нас в мышей не превратил. Накликаешь беду на наши задницы. Вляпались, зараза.
Рыжий опускать арбалет и не думал. Что он сейчас думал, осталось также неизвестно, как место пропажи кошелька в темную ночь. Ясно только, что ничего хорошего. Сморщенный складками лоб указывал на какую-то не слабую мыслительную деятельность, но это только ухудшило и без того неважнецкое положение. Острие железного болта заряженного арбалета ходило ходуном. Он явно намеревался сегодня кого-нибудь ограбить, а по первому разу боялся больше, чем предполагаемая жертва. Жертва смотрела на это голубыми холодными глазами. Напряжение росло. Второй - с синяком - медленно стал заходить за широкий ствол старой сосны.
Синеглазый начал говорить. Скрипучий, как старое колесо в телеге, голос отчаянно резал слух. Слова ничего пока не резали, но на страх и желание закончить миром не походили.
- Опусти оружие, Бурнук. Я понимаю, это тяжело сделать при виде такого богатства, но сегодня не твой день. Я делиться ни с кем не желаю, потому как умом пока что не тронулся. Ежели не хочешь чтобы тебя кошка сожрала, опусти оружие. А лучше отбрось подальше. И если хорошо попросишь, может брошу какой-нибудь мелочи, как милостыню нищему.
Напрасно он это сказал. Напрасно вспомнил о милостыне. Рыжий от такой наглости даже покраснел и кое-где пошел багровыми пятнами. Руки тряслись еще больше, чем раньше, здорово резонируя со всем остальным телом.
Неожиданно бурно отреагировал черный сокол. Расправив крылья, вытянув шею, он топтался на плече и чего-то яростно кричал. Голубоглазый успокаивающе погладил сокола, не отрывая взгляда от рыжего, который начал слегка притоптывать на месте, подражая птице.
- Не шевелись, мать твою! Замри! Токмо сделай чего, враз стрелу в пузо схватишь! Милостыню бросишь, холера колдовская! Щас копыта бросишь, ежели еще раз пасть раззявишь! Кровью харкаться будешь, умник. Мертвого обдирать несподручно, зато куда потише будет. А ну бросай свои бряцки на землю, не то...
На последнем слове голос сорвался в дикий фальцет. Стало ясно, что кто-то тут непременно пострадает. Голубоглазый боялся только того, что грабителя сейчас хватит удар и тот от судороги спустит курок. Пытаясь разрядить ситуацию, он медленно поднял руки.
- Ладно. Уговорил. Браслеты снимать? - И стал возиться с замочком браслета.
- Сымай! То ж золото, дурень. - Видя повиновение, грабитель медленно успокаивался, и это было хорошим знаком. - Завтра крендельков на рынке купим. Ха-ха. Вот дочки порадуются.
Человек медленно, нехотя, отпирал замочки, не обращая внимания на злого, как сто чертей, сокола. В утренних лучах золото блестело и обжигало взгляд. Завораживало взгляд. Рыжий чуть-чуть расслабился. Его напарник полностью спрятался за сосной, и оттуда торчала только маленькая голова, готовая исчезнуть в любой момент.
- У тебя есть дети? - Не переставая улыбаться спросил голубоглазый.
Грабитель нахмурился и смутился. Сдавшийся на милость разбойников, убитый горем, удрученный расставанием со своим добром, не должен задавать такие вопросы. По крайней мере, так ему рассказывали ограбленные, неделю назад заглянувшие в деревню. Он должен трястись от страха и просить о помиловании.
- А тебе какое дело, ведьм? Тебе скажи, а потом мучайся от недуга аль сглаза.
Голубоглазый поднял бровь и ухмыльнулся. Гаденько так и неприятно, словно услышал что к соседу заглянули за налогами королевские приставы.
- Да так, просто. Жалко, что дети сиротами останутся.
Рыжий в изумлении раскрыл и без того большие глаза. Он ничего не понял и только смотрел на летящий к нему браслет. Тот кувыркался и пылал, вычерчивая огненную дугу в воздухе. Арбалет стал подниматься, но палец, ставший не послушным, не спел выжать спусковой крючок. Было очень для этого поздно.
Заклинание было простым. Одним из наиболее простых среди обучаемых в академии. Оно даже не могло называться полновесным заклинанием, как и все боевые, впрочем. Только жест и слово. Короткое слово сконцентрировало воздух в небольшой сгусток, и выкрученный пальцами символ направил удар. Единственным недостатком такого оружия являлся шум, при ударе производимый. Сухой треск, как от ломающейся сухой ветки, согнал со своего места закричавшего сокола с плеча, а заодно ворон прятавшихся до сих пор на ветках неподалеку.
Рыжего, отвлеченного на летящую добычу, ударом сжатого воздуха в грудь отбросило на старую сосну, как использованную тряпочку, от чего он успел только крякнуть. После чего он уже не производил никаких звуков. Вскрикнул побитый напарник, прятавшийся за стволом. Арбалет от неожиданности выстрелил, но болт ушел высоко вверх и застрял в ветке. Неудачливый грабитель тихонько без звука сполз на землю, где застыл без движения. Он дышал, но других признаков жизни не выказывал, и, собственно говоря, и не должен был. Удар был сильный. Такова была мораль сегодняшнего происшествия.
- Вы убили его, господин чародей? Убили, да? Насовсем? Что ж я теперь детишкам расскажу, что жене наплету? Меня ж его жена удавит, мать ее. Она ж стерва меня со свету сживет. Что теперь делать-то? Говорил я ему... Предупреждал... Что же делать? Холера подзаборная.
Маленький человечек стенал за сосной, так и не показавшись оттуда. Причитал он весьма откровенно и жалобно, что даже конь начал чего-то подфыркивать в такт. Голубоглазый застегнул браслет на руке и вскочил на коня. Прерывая поскуливания грабителя, успокоил.
- Да жив он. Жив. Через часа два оклемается. Пусть пару дней поваляется в постели, не вставая. В следующий раз будет умней.
Через секунду послышался стук копыт, и низкий человек с синяком под глазом осторожно, ожидая подвоха, выполз из-за сосны к своему малоподвижному товарищу. Чародея, слава богам, след простыл. Маленький крестьянин понял, что работать в поле с мотыгой и лопатой куда безопасней, чем шастать с дураками по лесу. Он решил, что его разбойничья карьера окончена.
Домик стоял недалеко от линии прибоя, на небольшом возвышении - посередке между морем и лесом. Вообще-то, домом его назвать можно только, если сравнивать с деревянным ящиком для перевозки фруктов или увидевший его спал всегда только на какой-нибудь скамейке. Чертовски ненадежная халупа, неизвестно каким манером защищающая от дождя и ветра, а уж строительным материалом вогнала бы в тяжелую депрессию любого уважающего себя строителя. Старые доски были явно отобраны из всякого выбрасываемого на берег хлама. Окон в стенах не было вовсе, и хлипкая дверца скрипела себе под нос, нещадно теребимая ветром.
- Что-то долго ты добирался, Каштей. Я успел соскучиться тут сам, починить лодку, потопить ее...хм, случайно, и залатать снова. Выпил почти все, что у меня было. Пришлось приспособить под одно известное дело купальную бадейку, котелок и дыхательные трубки. Теперь хоть есть чем тебя встретить.
- И много ты нагнал?
- На двоих хватит, не беспокойся. Нам за многое надо выпить.
- А я и не беспокоюсь...только предвижу.
- Ха. Тоже мне ясновидец выискался. Будто бы и так не ясно что произойдет дальше.
Ларж поставил полную бутыль с чистой удивительно прозрачной самогонкой, в чьем качестве сомневаться было бы грешно. Низкий полноватый человек с ранней лысиной, с которой не справились даже чары, вольно и непринужденно расселся на табуретке, как лишь он умел делать это на табуретке. Казалось, он сидит в тронном зале не самого бедного государства и вкушает разные разности, подаваемые на приемах.
В воздухе витал запах водки и озона. Оба запаха были привычны, почти естественны, в обществе ученого, и от них чародей чувствовал себя спокойно и расслабленно, как, наверное, ощущают себя люди сидя дома. Ларж всегда возился с цветными металлическими проводками, притворяя в жизнь свои задумки, и здесь - на берегу теплого Тарейского моря, где не было ни одной живой души, сующей нос куда попало, он, наверняка, занимался тем же. В смысле, работал и гнал самогон.
- Я всегда говорил тебе, что ты должен работать при дворце или храме - там имеются богатые библиотеки и прекрасные лаборатории. И хватить корчить рожи, я же не о канализации говорю. Тебе помогали бы многие числом ассистенты и молодые адепты. Или молодые ассистентки, что гораздо лучше, можешь мне поверить. Я как-то три месяца работал в лаборатории по просьбе Совета и наслаждался обществом молоденьких девушек, считающих что они обучаются у меня чему-то путному. Ты мог бы многого добиться, Ларж. Очень многого. И работа шла бы куда быстрее, чем это происходит обычно.
Ларж с недовольством выслушал всю тираду и покачал головой. Как делал всегда, когда всплывала тема порядочной и нормальной работы, стал терпеливо отговариваться.
- Нет, Каштей. Ты же знаешь, что это невозможно. Даже если я получу какие-то результаты в этих самых лабораториях, о которых ты говоришь, толку от этого, ты и это знаешь, не будет. Всю сколько-то значимую работу быстро прикроют твои коллеги, ведь всякая стоящая техника идет в разрез с твоей любимой магией. Наука - опиум для народа. Так сказала мне одна магичка из Юнибурга. Есть, правда, короли, которые будут довольны, потому что хотят получить любую независимость от магии, до которой смогут дотянуться их короткие ручки, но для меня это тоже, как бы это помягче сказать... нежелательно. Свидетелей короли не любят, что делает их очень похожими на один разряд людей, которых они тоже не любят. Здесь, поверь мне, я чувствую себя гораздо уютней.
- Как хочешь...Тебе видней. Выпьем что ли?
- Угу.
Звякнули чарки, задвигались адамовы яблока, захрустели привезенные огурчики. Водка была также чиста на вкус, как и на вид. Удивительно, учитывая имеющееся в наличии кустарное оборудование.
- Неплохо. Как всегда, неплохо. Хотя крепковата, пожалуй. Как всегда. Слушай, мы здесь встретились для того, чтобы напиться?
- Сегодня да. Посидим, вспомним былые приключения, в конце завалимся спать прямо на полу, а утром проснемся со страшной головной болью и смоем ее в море. Где тебя носило последние полгода? Я слышал о тебе всякие небылицы, в которые образованный человек вроде меня не очень-то верит. Однако зная тебя, я думаю многие из них по большей части правдивы, исключая, конечно, совершенно немыслимые вещи. Их тоже водилось в достатке.
Солнце медленно спускалось к горизонту, и соленый воздух потихоньку остывал. Волны непрерывно накатывались на песчаный берег, не оставляя своих напрасных помыслов о завоевании суши. Шум прибоя расслаблял и успокаивал, а легкий ветер, влетающий в многочисленные щели хижины, щекотал кожу. Каштей устроился в стуле поудобней, готовясь к долгому разговору. А он обещал быть действительно долгим, если судить по количеству выпивки, бутылью стоящей на столе. Беззаботного сокола оставили летать по лесу в свое удовольствие, и пернатый не очень возражал - в пути он привык к должности охранника.
- Ты меня тоже знаешь неплохо. Я всегда в пути, всегда в дороге. Всегда стремлюсь к горизонту. И за последние полгода я много путешествовал, стараясь покрыть как можно большее расстояние. Ходил по пустыне Марабек с караванами; застрял на месяц в болотах северного Канборда и меня чуть не съели тамошние москиты; в лесах Азтасии охотился на мысохора, а в конце оказалось, что это одноглазый разбойник, удачно имитирующий свист монстра; помогал изобретателю навроде тебя строить летучий корабль, который не взлетел, но зато взорвался прекрасным фейерверком. В общем, проводил время интересно и с пользой, а когда вернулся в объятия цивилизации, оторвался на полную катушку. Вернее пробовал оторваться, но после получения твоего письма ринулся сюда. Я не знаю, что с тобой сделаю, если приехал из-за какого-нибудь пустяка...
Чародей умолк для очередной рюмки крепкого зелья, которое успешно переместилось из сосудов в желудок в сопровождении разнообразных солений.
- Договорились же о делах ни слова... Наговоримся еще. Я следил за твоими передвижениями. Всегда слежу, чтобы в нужную минуту найти быстро. И с годами это становится легче, ты ведь становишься знаменитым. И примерно так я себе твой маршрут и представлял. Мир слухами полнится, услышанными в харчевнях, рассказываемыми путешественниками за кружкой пива и за игрой в карты. Причем подробности становились все более ужасными и захватывающими прямо на глазах. Еще пару таких историй о могущественном волшебнике Каштее, и ты станешь живой легендой. Получишь бессмертие в сердцах людей. Людишки будут называть тебя - Каштей Бессмертный.
- Да, даром оно мне сдалось - твое бессмертие...
- Знаю, знаю. Но скажи, будь любезен, зачем тебе понадобилась воровать и сажать ту принцессу в башню? Да еще малолетку. Никогда раньше за тобой таких склонностей вроде не водилось, а тут...Даже не верится.
- Да оставь ты... Принцессу тоже мне нашел. Я в Золотом лоне знаю девушек покрасивей и повоспитанней той дурочки. И от башни осталось одно название, стыдно даже таким красивым словом ее называть. С ее высоты, а в ней всего, друг мой, футов двадцать и будет, можно увидеть границы всего засранного княжества. Я там порядком застрял и было ужасно скучно дожидаться попутного каравана, а у них там - на востоке - все на преданиях помешанные. Нашли в подвале остатки какого-то пергамента и носились с ним по дворцу, будто в задницу нашатыря налили. Тут я взял, да брякнул со скуки, мол знаю, что написано в пергаменте. В общем, наплел им в три короба про ихнюю принцессу и по ходу придумал башню с рыцарем. И чтоб ничего не испортили, поганцы, выкрал ее ночью и посадил в развалины, наложив пару-тройку заклятий. Да не сиди так просто... Разливай. Сказал им, что только достойный рыцарь сможет освободить девушку. Представляешь? Они как об этом узнали, устроили на рыцарей настоящую охоту, но бесполезно. Силу моих заклятий ты-то знаешь. Так бы до сих пор и бегали, но выручили лопухов местные мальчишки-пастухи. Поскольку рыцарями не являлись, спокойненько лазали по башне взад-вперед и в не отросшие еще усы не дули. Принесли принцессе веревку, и та спустила ее очередному неудачнику. Так что ежели еще раз услышишь про длинную косу, не верь - не могла коса вырасти так быстро... Выпьем за дураков, чтоб их не становилось меньше...
- Давай... Эх, крепка, зараза. Чтой-то я перестарался. Ну ладно, с этим разобрались, а трех василисков в одном бою тоже не убивал?
- Нет. Василисков я не убиваю, и ты об этом не мог забыть.
- А я и не забыл. Тогда кого же ты укотрупил?
- Ящериц. Здоровущих, правда, как коняки, но ящериц. Ползали по пескам Марабека, змейское отродье, у самого колодца, когда наш караван на привал остановился. Распугали, сволочи, всех верблюдов... Ты видал когда-нибудь верблюдов? Нет? Я так и думал... В общем, меня, как чародея, заставили их убивать. Оказалось, правда, я открыл новый доселе неизвестный науке вид, и один ученый путешественник, ставший было на защиту тварей, которого я в порыве ярости тоже едва не грохнул, предложил мне назвать его по своему. Догадайся как я его нарек?
- Зная тебя, даже пробовать не стану.
- Правильно. А назвал я его в честь одной дамочки из Сладкой грозди...
- Из того самого борделя в Дрейхугеле?
- Из того самого. Девушку Варанорой кличут. Стало быть, гадина вараном теперь зовется.
- Ну значит, за Варанору...
- За нее родимую...
Напились, как и намечалось, сильно. После пробуждения ощущение было, что голова не крепилась на плечах, а лежала где-то в мастерской, медленно сжимаемая тисками. Из-за неудобной позы, в которой оба уснули и из-за двусмысленности которой старались не смотреть друг на друга, оба несколько минут старались приобрести контроль над конечностями, нарочисто громко постанывая и жалуясь на годы. Но холодная соленая вода моря быстро смыла несвежесть похмелья, и прохладный ветер разбудил аппетит. Песок был холодным и мягким. Набегающие волны старательно вытирали следы.
Чародей и ученый стояли у напрочь разбитой перевернутой лодки. У той самой, что вроде бы должна была находиться в рабочем состоянии, но по неведомым божественным причинам не находилась. В руках держали надкушенные фрукты - нечто, по форме похожее на грушу, но со вкусом кислой неспелой клубники. Вкусным это дело не было, хоть тресни, хотя экзотика была куда уж больше. Опрочь экзотика не всегда приятна, какой представляется. Ларж справедливо подозревал, что фруктами чародей поделился только чтоб не пропали.
- Что-то мы перебрали вчера. Пили, будто в последний раз. Скажи, здесь всегда так солнечно? - Спросил Каштей.
Ученый глупо смотрел на раздолбанную лодку, пробуя вспомнить когда же он успел ее продырявить, но не очень в этом преуспевал. Можно сказать, что не преуспевал вовсе. Он стопроцентно помнил, как своими руками чинил ее. Но мозг никак не отзывался на звездовидной формы дырку. Нечто грушевидное в руках оставляло противный вкус во рту, однако неплохо прочищало голову, чему, вообще-то, можно было только обрадоваться. Впрочем, возращению памяти оно не способствовало.
- Нет. Зимой тут довольно холодно и чертовски сыро, но сейчас, ты прав, очень хорошо. У нас больше ничего не осталось опохмелиться?
- Откуда я знаю. Кто здесь хозяин - ты или я?
Изобретатель с отвращением посмотрел на клубничную грушу и выбросил фрукт в море, на что тут же лихо отреагировала чайка, с криком бросившись вниз. Но схваченный огрызок ей самой ни коим образом не понравился, и она с криком недовольства выплюнула его обратно в воду, полетев дальше по своим чайкиным делам.
- М-да. Жаль. Ладно, пойдем сушиться, и я покажу тебе что-то. Нечто, что ты точно в своих многочисленных путешествиях не видел. Тебе обязательно понравится. Идем.
Он развернулся и потопал увязая в песке к хижине, размахивая тонкими, как палки, руками. Льняная грязная ряса развевалась на ветру, как крылья, какого-нибудь новоявленного монстра или, в крайнем случае, монаха. Лысина весело пускала солнечные зайчики. Колдуну не осталось ничего, кроме как последовать за ученым, что он без особого удовольствия и сделал.
Он до сих пор ничего не узнал о цели своего приезда, чему не мог радоваться, потому что чем дольше Ларж будет молчать, тем значительней окажется просьба. Ученый ни словом не обмолвился о своих задумках, и, к огорчению колдуна, это не удивляло. А за полтора десятка лет к тому же порядком надоело, хотя с другой стороны было несомненным преимуществом. Ларж предпочитал, в отличие от остальных мужей, и нескольких барышень от науки, громко оповещающих свои гипотезы и теории, хвастаться исключительно результатами. Зато делал это стильно и с пафосом технологического мессии.
Войдя в хижину, Ларж вышел оттуда спустя минуту, осторожно неся что-то зачехленное на треножнике. Каштей блестяще и молниеносно сделал вывод, что это было его очередное спасающее человечество изобретение. Треножник вошел в песок всеми тремя ногами. Черный кожаный чехол был снят, обнажив длинный двухфутовый цилиндр, и ученый с таинственной улыбкой, больше походившей на ухмылку дебила, снял какие-то затычки с концов трубки. Сделав сии таинственные приготовления, он победоносно осклабился.
- Вуаля, мой друг. Ты видишь перед собой вершину физических изысканий и продукт человеческого гения. Пик технологии, если современники по достоинству оценят его ценность. Изобретение, что поможет всем, начиная от капитана дальнего плавания до лучшего астролога, который, кстати говоря, уже сделал у меня заказ. Причем, лучшим он называет себя сам, но пути порока неисповедимы, и кто мы такие чтобы оспаривать его мнение. Природа становится как никогда близка, а секреты звезд открываются перед нами в невиданном до сих пор аспекте. Ты видишь перед собой... - Он на секунду с недовольной рожей запнулся. - смотришь на... хм, лицезреешь, так сказать... черт бы побрал мою память.
Он умолк и, поморщившись, почесал затылок, после чего смущенно пробормотал:
- Видишь ли, Каштей. Я еще не назвал сие чудесное изобретение. Точнее назвал, но что-то запамятовал каким именем. Потому предлагаю тебе испытать его без названия. Может когда ты сам поймешь, то поможешь мне с ним. Смотри, - он указал пальцем на горизонт, - ты видишь парус?
- Угу.
На горизонте действительно что-то белело, но, скорее всего, то был не один парус, а целый их набор. Может быть, какие-нибудь купеческие суда, собирающиеся в кучу из-за пиратов, или приграничный патруль. А может и те и другие разом, потому как купцы справедливо полагали, что лучшей защиты от пиратов, чем быстроходные катера прибрежного патруля, не найти.
Ларж повозился с цилиндром и сказал:
- Вот. Смотри в трубу.
Чародей робко и медленно приблизился к штативу. Зная Ларжа, он был готов ко всему. Посмотрел одним глазом сквозь трубу, направленную на парус. И тот час отреагировал широко выпученными глазами.
- Хм. Ты знаешь, Ларж... Похоже тебе удалось превзойти самого себя. Черт, какая детализация. Какой реализм... И это без всякой магии! Без какого-то ни было намека на магию. Или ты в тайне овладел тайным могуществом чародейства? Признавайся. Нет? Тогда как тебе удалось создать столь безупречную иллюзию?
Ученый замахал руками и начал, пойдя пятнами на манер хамелеона, отталкивать чародея от своего детища.
- Какая иллюзия?! - Закричал он, заглядывая внутрь трубы. - Ты что, иллюзию от реальности отличить не можешь?! Ты свои глаза когда в последний раз проверял?! Тоже мне, волшебник выискался... Я таких волшебников, как ты, собственными руками за городскую стену Соловцов выставлял, и те молчали. Хрен тебе, а не иллюзия. Ты видишь натуру.
Каштей рассмеялся. Он достал из кармана огромный персик, который ну никак не мог там поместиться, и с удовольствием надкусил, разбрызгивая соком. А паруса, тем временем, спокойно удалялись вдаль от берега.
- Ты чего ржешь? Ты что, не понимаешь?! Это же правда... ты посмотри... Никакая это не иллюзия.
Ученый отошел в сторону, предоставляя чародею возможность еще раз убедиться в своей гениальности. Тот послушно подставил глаз к трубе. Несколько секунд молча стоял, быстро кушая персик. Когда от фрукта осталась одна косточка, поднялся и с видом дарителя жизни и воскрешателя мертвых сказал:
- Хм... И правда не иллюзия. Поздравляю! - Поздравил чародей ученого. - Работает, как построенная тобой канализация в твоих любимых Соловцах. Без вони, без самовозгорания и без заторов внутри.
Лысый изобретатель, надувшись откормленным индюком, безмерно высоко поднял курносый нос. Из глаз выливался праведный свет по крайней мере святого. Плечи расправились и осанка приобрела гордую линию. Было видно, что он долго с нетерпением ждал этих слов, тем более, что услышал их от близкого друга. Он начал важно прохаживаться взад-вперед, потирая ладонями и громко сопя простуженным носом - море оставалось все еще холодным.
А парус, тем временем, вовсе пропал, потому как ему не было дела до двух проходимцев, стоящих на берегу. Эти патрульные катера, с кормы до носа навороченные оружием, охотились на контрабандистов, кои любили заплывать на стоянку в частые маленькие бухты скалистого берега.
- Сравнил тоже - канализация. Где твоя канализация, а где моя трубка... Это наука, а то сбор, прости Господи, дерьма. Ладно бы сравнил с магической пространственной проекцией, я понял бы. А то канализация...
Ученый немного фальшиво насупился от подобного сравнения. Каштей и хотел успокоить друга, но, к собственному сожалению, не мог. И дело было не в качестве изобретения. Труба работала весьма прилично. Дело было совсем в другом.
- Да ладно, подожди обижаться. Ты еще не все слышал.
- А что я не слышал?
- В Тамеле, сидя все время в горах, месяцев пять назад, один звездочет построил трубку такую же, как у тебя. В добавок, у него изображение не перевернутое и приближает куда больше, чем твоя труба. Но тип попался страшно жадный, и я еле уговорил его показать махину. В общем, позорная твоя труба, ты уж извини.
Ученый вдруг подпрыгнул и закричал. Нет. Не от огорчения, как ожидал Каштей, а от радости, которой вроде бы не откуда взяться.
- Ты гений! Вспомнил! Я вспомнил, как назвал эту штуку! Я назвал ее подзорной трубой. Молодец, чародейская твоя морда. Не даром я показал ее тебе. Я всегда говорил, что с тебя будет толк.
Колдун оторопело стоял, отказываясь понять что-нибудь в происходящем. Своими словами он никак не мог вызвать столь бурной радости. Это уж точно. Не должен был. Но факт, который выскакивает из кустов и дает по заднице, фактом быть не перестает. Даже самый неожиданный и невероятный. Это Каштей усвоил после первого раза, когда его обобрали до последней нитки, а еще пытались изнасиловать, что стерпеть он уже не смог и превратил горемычных разбойников в стадо гусей. Это потом сплели байку про лебедей, а реальность была куда более прозаичной.
- Так ты не огорчен?
- Я?.. Нет, что ты. Чего мне огорчаться-то? Твой близорукий звездочет, наверняка, еще долго будет прятать свое изобретение у себя в горах, а я быстренько пойду в королевское бюро патентов и запатентую подзорную трубу. Когда мы тут закончим. И меня все будут вспоминать, как ученого мировой величины, а звездочету останется только прыгнуть со своей горы от зависти и обиды. Пошли, что-нибудь выпьем. Надо отпраздновать. Обмыть, так сказать.
- Ничего же вроде не осталось.
- Ты меня за идиота принимаешь? Чтоб я да ничего не оставил... Шутник.
- А может не надо с утра напиваться-то?
- Да ладно тебе ломаться, как девка не особо тяжелого поведения в брачную ночь. В первой что ли...
- Не впервой. От того и тяжело на сердце, что не впервой.
- Ты скажешь когда-нибудь, на кой ляд притащил меня в эту дыру?
Двое мужчин сидели на днище перевернутой, но уже залатанной и вполне дееспособной лодки. Темное, с белыми барашками пены, море штормило и порывистый ветер беспощадно залазил под рубашку, покрывая кожу неприятными пупырышками. От частых этих порывов тело передергивалось, словно от шокового разряда. Тяжелые плотные, сверкающие молниями, тучи стремительно приближались к берегу, несся с собой отчетливо видимую занавесу дождя.
Хорошо хоть просмолить успели. - Отмечая очевидное, подумал колдун.
Изобретатель на поставленный вопрос не ответил, а вместо этого осмотрелся по сторонам и от чего-то поежился.
- Да что ты торопишься, словно при поносе. Лучше скажи-ка мне, ты не чувствуешь магического сканирования? Никто не пытается нас прощупать? Чье-нибудь присутствие? Может быть кто-то присматривает за нами?
Волшебник усмехнулся, недобро сверкнув белоснежными зубами, не прекращая при этом бросать круглые камешки в беспокойную воду. Он занимался этим увлекательным занятием уже минут пять и, судя по кучке припасенных кругляшков, собирался предаваться ему по крайней мере еще столько же. Удивительный отдых для интеллектуала.
- Издеваешься? Если б это место кто-то сканировал, я давно бы уже почувствовал. Ты ведь мой класс знаешь. Да и невидимку я тоже быстро бы раскусил. А что тебя, собственно говоря, беспокоит?
Ученый, казалось, смутился. Нервно теребя свою рясу, он воровски осмотрелся вокруг. Было видно, что от полной открытости песчаного берега, он чувствует себя зайцем в степи, причем во время охоты. Пронзительно посмотрел на друга.
- Засунь нас в тихую оболочку пожалуйста. Я стопроцентно знаю что за мной по пятам кто-то идет. Правда, не знаю на каком расстоянии и как сильно он отстает. Пока что я ничего не чувствую, но надо бы перестраховаться. На всякий случай.
Колдун поменял маску беззаботности на каменное спокойствие, обозначившееся редким видом тонких бескровных губ и резких скул. Глаза сверкнули подозрением и настороженностью. Несколько морщин извилисто пересекли высокий лоб. Он бросил свое развлечение и сделал руками несколько странных не запоминающихся пассов.
- Все. Можешь говорить спокойно. Вот только если ты снова меня подставляешь, как тогда - в Готтеме, я тебе яйца оторву. По самые, так сказать, уши.
От холода произнесенных слов сделалось неуютно и возникло жуткое ощущение беззащитности перед произнесшим их человеком. Маг-воин и без фокусов человек опасный, наученный пользоваться всем, что у него было под рукой, действовал даже голосом, иногда совсем бессознательно.
- Перестань напоминать мне Готтем; я и без тебя все хорошо помню. - От нервозности лысый ученый, как это происходило всегда, глотал некоторые звуки. - Нет. Я не подставлю тебя... хотя, конечно, это зависит от точки зрения. Нет. Подожди. Не уходи. Я все объясню. Ты выслушаешь меня?
Чародей кивнул и чуть расслабился.
- Начинай, а там посмотрим.
И почему я такой добрый? - Обречено спросил себя колдун.
Книга называлась Деяния и похождения достойного мужа выдающегося Надвина, прозванного Вездесущим, и в ней говорилось, вопреки тому, что можно подумать по названию, о путешественнике. Об этом многие не подозревали и считали выдающегося Надвина еще одним удачливым героем-любовником, а вездесущесть присваивалась исключительно его детородному органу. Поэтому почти все читатели, бравшие книгу в руки, покидали библиотеку разочарованными.
Мальчик-библиотекарь осуждающе наблюдал за пожилым лысым мужчиной, следя за тем, чтобы тот, уходя, не унес срамную книгу с собой, что часто случалось с подобными пикантными произведениями. К тому же в храмовой библиотеке ранним утром почти никого не было, и мальчику, который откровенно скучал у себя в углу за столом, оставалось только сидеть, ничем серьезным не занимаясь. Уж лучше переписывать рукописи. Хотя бы время движется быстрее.
А лысый мужчина в рясе кропотливо изучал текст и иллюстрации, постоянно отвлекаясь на заметки, черкая пером по дешевому пергаменту. Иногда он поднимал голову над книгой и, загибая пальцы, что-то подсчитывал.
Мальчик от скуки пробовал угадать что именно считает одинокий читатель в этой неприличной, на его взгляд, книге, но от собственных мыслей покраснел, взволновался и быстро отдернул себя, дабы не страдать от неправедных помыслов. Воображение подростка упрямо рисовало разные любопытные картины, из-за которых мальчик не осмеливался встать и пойти отметиться в ежечасном журнале, опаздывая уже на пять минут. От отчаянья он стал молиться и пульс, слава Богине, медленно успокаивался, а ряса под поясом опустилась.
Он с огромным облегчением встал, надеясь, что никто не обратит внимания на румянец, и медленно вышел из читальной комнаты. Отметился он быстро - расписался в журнале, выпив после этого стакан холодной воды. Войдя обратно в читальню и сев за стол, он заметил, что лысый старик ушел. С облегчением заметил оставшуюся книгу о вездесущем Надвине и снова занялся скукой.
Через неделю ему придется вспомнить и книгу и старика, когда встретит чародейку. Высокая стройная женщина, одетая в облегающее бесстыдное платье с глубоким вырезом на спине, что еще можно стерпеть, и с не менее глубоким вырезом на груди, с золотыми вьющимися локонами, ниспадающими на плечи, войдет в читальню для разговора с ним. Но не платье запомнит молодой послушник. И не волосы. А улыбку. Он увидит такую улыбку после положительных ответов на вопросы о старике, что еще долгое время он не осмелится встать из-за стола. И долго будет видеть женщину во снах, удивляясь мокрой простыне.
Пергамент был стар. Очень стар. Было абсолютно бессмысленно угадывать возраст этого листа. Неровные края осыпались от неосторожных движений и запись, сделанная много столетий назад, казалось, сейчас расползется между пальцами. Но пока не распадалась и еще несколько минут не расползется точно. А больше и не нужно.
Старик скопировал последние буквы шифровки. Закрыл маленький, переплетенный кожей, блокнот. Поднял уставший рассеянный взгляд к звездам, блестевшими над чистым ровным полем. Два часа он сидел под стволом одинокой березы и срисовывал замысловатые знаки в свой маленький блокнот. Из-за полумрака слезились глаза. От долгого сидения затекли ноги. Руки мелко дрожали, но это скорее от обыкновенной старости.
Костерок простенько хрустел сырыми ветками и поднимал в воздух снопы желтых искр. Старик много бы отдал за сухую постель, не обязательно пуховую перину, и за бокал крепленного вина, но, к великому несчастью, ни того ни другого вокруг не наблюдалось. Приходилось сидеть на грязном одеяле и ежиться под порывами холодного ветра. Правда, цель, как всегда, оправдывала средства.
В последний раз посмотрев на пергамент, старик улыбнулся самому себе и бросил шифровку в огонь. Кратко, беззвучно шевеля губами, помолился, прося для великого путешественника покой. Желательно вечный. Как-то не хотелось просыпаться посреди ночи от звуков булькающей соленой водой гортани и видеть синего, обросшего водорослями, утопленника, вернувшегося за своими тайнами.
Огонь жадно лизнул листок и быстро стал расползаться по буквам. Спустя минуту уже ничего не осталось, и только черный пепел взлетал в небо.
Спустя неделю над этим местом возникнет несколько лиц, среди которых будет треугольное лицо, обрамленное ореолом золотых, ниспадающих на плечи, волос. Но тайну пергамента возродить уже невозможно. Огонь очищает все тайны. К счастью.
- Теперь ты понимаешь, что к чему? Здесь, в паре сотен футов от берега, рыбы грызут останки великого путешественника, а у него на кисть все еще надет браслет Шанхена. Я пять лет искал в тайне ото всех. Изучал записи, занимался расшифровкой, загибался над книгами и картами. И в конце я нашел его. Нашел место, где утонул Надвин, а вместе с ним и браслет. Но браслетом пользоваться я все равно не могу - я не чародей. Поэтому я решил отдать его одному человеку. Тому, кого посчитаю достойным этой силы, и единственный человек, кто сможет обладать артефактом, это ты, мой друг. Так что выбирай: мы ищем браслет Шанхена или забываем, что были здесь, и расходимся по своим делам?
Ученый тяжело поднялся со стула и пользуясь догорающей свечой разжег новую. В домике не стало светлее, но возникло движение, тень жизни в безлюдном месте. Густой сизый дым поднялся над новой свечой, разделив два угрюмых лица, возвышающихся над крохотным столом.
- Ты снова вплел меня в грязную историю, Ларж. - Чародей обречено вздохнул и покачал головой. - Совсем как в Готтеме. Снова подверг неизвестной опасности. Твоя история воняет. Воняет, как лагерь беженцев во время Дократской компании. За тобой могли следить, могли пасти, как старого гнома, чтобы тот привел к золоту. Меня, кстати, тоже - наша с тобой дружба не для никого не секрет. Вполне возможно, что тебя за последние пять лет посадили на крючок. Причем неоднократно. Причем совершенно разные люди. Как ты мог быть столь неосторожным, Ларж? Этот браслет - цель, которую оправдывают любые средства.
Он замолчал и задумался над чем-то своим. И тут старик впервые понял, что его друг - маг-воин - испугался. И полчища мурашек ровным строем побежали вниз по позвоночнику. Но он быстро взял себя в руки. Или сделал вид, что не боится и не сомневается. В рамках разумного.
- Ты готов использовать все свои средства для получения браслета? - Старик смотрел сквозь дым прямо в глаза колдуну.
Каштей думал недолго. Он не привык к долгим рассуждениям. К тому же, когда оперируешь такими категориями, как браслет Шанхена, на долгие мысли времени не остается. Тем более теперь, когда стало известно его местонахождение. Сейчас нужно побыстрее его найти.
- Да. Готов. Я должен получить его хотя бы для того, чтобы оно никому другому не досталось. Если я смогу... если найду путь, то уничтожу его при первой же оказии. А нет, постараюсь, чтобы о нем знали как можно меньше людей. - Увидев испуг в глазах друга, успокоил. - Тебя это не касается. Кроме того, для начала мы должны найти браслет, а уж там подумаем, что с ним делать.
- Именно поэтому я тебя выбрал, Каштей. Именно поэтому.
Ларж облегченно вздохнул.
Лодка даже не качалась. Море после шторма было настолько спокойное, что лодка лежала неподвижно, будто на твердой земле, что само по себе очень подозрительное обстоятельство, по словам чародея. Все что хорошо выглядит, на поверку оказывается лживой брехней, - сказал он скептически поглядывая на безоблачное небо. Что такое лживая брехня, он объяснять не стал. Ни ветра, ни волн - полное спокойствие. Чего совсем нельзя было сказать об ученом. Он, скрестив ноги, сидел посреди старой лодки, ухватив веревку, как спасательный круг. Конец веревки уходил под воду, где к ней привязанный лазил по дну в поисках двухсотлетнего утопленника чародей. На импровизированную мачту натянули еще более импровизированный зонт, сшитый из старой парусины, и посему, благодаря умелым рукам изобретателя, солнце не пекло затылок, за что он никак не мог себя нахвалить. Так он и сидел, нетерпеливо ожидая.
Два дня они змейкой передвигались вдоль берега в поисках браслета. Два дня плавали на отремонтированной лодчонке, ныряли, практически ничего не ели, снова ныряли, отдыхали прямо на лодке и опять ныряли. Погода, как по заказу, не препятствовала, а, наоборот, во всем помогала, как могла. Безоблачное небо безграничным куполом уходило ввысь, белое солнце плыло от теплых морских испарений, полный штиль - проклятье моряков - царил над водой.
Десять минут назад чародей ушел под воду, натягивая веревку и выпуская редкие пузыри. Ждать осталось еще пять. Потом последуют пять минут отдыха, и снова в воду на четверть часа. И так до вечера. Он обладал невероятной силой и выносливостью, этот странный человек.
Чародееву соколу, гордой и одновременно покорной птице, поручили охрану прибережья - тому ведь с высоты видно далеко, а в случае чего он должен спуститься к лодке и предупредить людей. Ларж не сильно доверял интеллекту птицы, но наемников, готовых выполнять должность охранника, по близости, как назло, не водилось. Да и людям ученый доверял не шибко. А птица, вместо того чтобы спать себе в углу, обогащая атмосферу перегаром, ровными кругами парила над хижиной, исправно выполняя роль охраны, криками оповещая о своем присутствии. Животные магов всегда отличались умом и сообразительностью, и в этом они зачастую превосходили многих людей.
В тайне ученый, конечно, надеялся, что ничего они не найдут, что в своих изысканиях он допустил ошибку, и браслет Шанхена валяется себе где-то в другом месте, а сам Шанхен посмеивается над неудачниками с того света. Но в ошибке признаться не мог, да и в случае удачи не хотелось чтобы артефакт попал в чужие руки. Лучше Каштей, чем, скажем, та же Рене, которую Ларж на нюх, несмотря на огромной стоимости духи, не выносил. И это после пяти минут случайного разговора. Что ж тут говорить о других магах... А о них и говорить нечего, потому что Ларж, как любой другой нормальный человек, старался магов избегать.
Веревка задергалась и Ларж, встрепенувшись, потянул веревку, поднимая ныряльщика со дна. Когда голова показалась на поверхности, он схватил обессилевшего колдуна за плечи и вытащил его на лодку. Аккуратно уложил тяжелое тело на плоское дно в тень зонтика, слушая хриплое жадное дыхание. Смотреть на колесом вздувающуюся грудь никак не хотелось - уж больно ненормально и жутко выглядел человек, превративший свои легкие в большой воздушный пузырь, и Ларж отвернулся. Легко двигая веслами передвинул лодку на пару десятков ярдов вдоль берега и замер, ожидая когда волшебник придет в себя.
Тот не спешил. Свистел, втягивая воздух в увеличенные легкие и выпуская обратно после полуминутной тишины.
- Надоело мне это, Ларж. Я два дня сижу под водой, общаюсь только с крабами да медузами. Скоро водорослями обрасту и выращу плавники с жабрами. Мне хочется хорошо пожрать, и, желательно, мяса. Выпить бочонок пива, можно даже Заремского северного - я нынче не привередлив. И девку тоже - для ансамблю. А то и две...
Хорошо хоть голосовые связки оставил нормальными. - Рассеянно подумал изобретатель.
Оставаясь спиной к магу, ответил:
- Не нуди, не уподобляйся моей бывшей теще. У меня после нее аллергия на нудизм...в смысле, на нудный лепет. Я ведь говорил тебе, что кто-то сидит у меня на пятках. И у нас чертовски мало времени. Когда все закончится, тогда и повеселимся от всей души - с лучшим пивом, горой мяса и целой группой девок, ежели хочешь.
- Ты был женат? - Тема, несмотря на долгое знакомство, ранее не затрагивалась.
Ларж хотел было промолчать, но не смог. Маг не увидел улыбки ученого, но, вероятно, почувствовал ее, потому что раскатисто рассмеялся. От смеха лодка закачалась, волнуя гладь морской поверхности.
- Да, Ларж, был. Но жена полностью пошла в мать... к сожалению. Откуда только такие стервы берутся?
- Пьяные аисты приносят.
- Может быть, но то что не рождаются обычным образом, это точно. Во время нашей с ней совместной жизни я практически не занимался наукой. Можешь себе представить? Это было худший год в моей жизни. Время тянулось, словно понос во время научного семинария. Хочу то, хочу это, и самый частый вопрос: где деньги?. А я ведь ученый, а не граф с тремя селами и с ткацкой мануфактурой. - О том что бедный ученый все таки обладает прибыльным имением, тактично не упоминалось. - При дворе Короля Бонзана и то лучше было, хоть тараканов там и объявили домашними животными - извращенцы. Но фрейлины, можешь мне поверить...
- Ну, это вряд ли... Видел я тамошних фрейлин. Красота дамарийской женщины определяется исключительно количеством пудов - стало быть, прямо пропорциональна ее весу. И начало этой моде положила вторая жена Бонзана - женщина, мягко сказать, весьма габаритная и большая любительница поесть.
- Нет. Я был там при королеве Савионе, за два года до того, как король подсыпал ей яду в бокал. Знаешь за что? Отравил ее за мужеложство. Ха-ха. То бишь с чужими мужьями спала. Тогда и фрейлины, стараясь быть похожими на свою королеву, были стройными и падкими на увеселенья.
- Ты, друг мой, путаешь понятия.
- Может быть, но это совсем неважно. Ладно, отдыхай. Собирайся силами.
Позади ученого послышалась возня. Волосы на затылке зашевелились, защипало кожу, и это было знакомым знамением. Подобное происходило каждые четверть часа. Магия втекала в тело волшебника, как вода в пустой сосуд, наполняя силой и жизнью.
- Я уже отдохнул. Кстати, знаешь какая странность меня удивляет? Я совсем не чувствую близости браслета. Артефакт такой силы, лежащий недалеко от мага, должен постоянно излучать энергию и щекотать нервы. Давить на психику. Но ничего не давит. Вот что странно.
Ученый засопел. Пожал плечами. Не поворачивая головы спросил:
- А вода, случаем, не экранирует энергию?
- Нет. Вода активна - она не сопротивляется магии. Идеальный проводник.
После полуминутного размышления и скрытого вздоха Ларж снова спросил:
- Не хочешь ли ты сказать, что я ошибся? Что неверно расшифровал дневник Надвина и мы ничего не найдем?
- Вряд ли. Скорее сам Надвин попросту был хитрее, чем мы думаем. Подумай над этим, пока я буду под водой. Бывай.
Всплеск воды означал, что чародей вернулся к поиску. Веревка задергалась в руках, и Ларж остался на лодке один, раздумывая над последними словами. Уж очень ему не хотелось терять свой авторитет интеллектуала.
- Держи.
Оставаясь за бортом, чародей подал ученому сундук. Сундучок оказался стар, как, в общем, ему и полагается, лежащему на дне моря. К тому же он был маленький, и мог хранить внутри разве что с десяток монет, не больше. Метал давно потускнел и покрылся водорослями, скрывающими тонкую искусную резьбу. На выпуклой крышке блестел вправленный янтарь хитроумной конфигурации. Хорошая штукенция, но зачем она Каштею понадобилась было непонятно.
- Я еще долго ждать буду? - С вызовом в голосе и с поднятой вверх рукой спросил Каштей.
Он с трудом держался за бортик, вероятно, выпустив весь воздух из своего мешка. Частое сипение разрывало тишину. Ларж спохватился и вытащил друга из воды, совсем позабыв о его неприятном виде.
- Ч-о это?
Ученый заволновался и, как всегда в такие моменты, немного глотал согласные. Он снова взял в руки сундучок и стал вертеть им перед глазами. Скорее шкатулка, чем сундук, оказалась целостной и неприступной на вид. Нигде не виднелось отверстия для ключа, а крышка никак себя не проявляла. Резной сундучок, казалось, выплавлен как одно целое. И как это дело открывается, Ларж сказать не мог.
- Сундук, - логично предположил Каштей и прокашлялся. - если мне не изменяет зрение. Можешь оставить его в покое - там магический замок; обычный человек не увидит ничего. Единственное что ты можешь сделать, это расплавить его. Правда, чем это тебе поможет, я понятия не имею. Вместе с сундуком ты уничтожишь содержимое.
- Ты думаешь внутри что-то есть?
Он потряс находку, подсунув к ней ухо. То что он услышал, или, наоборот, не услышал, ему не понравилось. Он поцокал языком и хмуро уставился на друга. Получил в ответ взгляд полный нескрываемого презрения.
- Нет. Он пустой, и запечатали его исключительно ради собственного удовольствия. Захотелось кому-то посмеяться над потомками идиотами. Конечно, внутри что-то есть! И я готов съесть кучу этих самых водорослей на моих ногах, если внутри не окажется того, что мы ищем.
Ларж недоверчиво уставился на странный предмет и после, не менее недоверчиво, на волшебника, срывающего с ног не самые аппетитные водоросли. Похоже, они нашли то, что искали, но ему в это не очень верилось. Да и кому бы поверилось?
- Ты можешь это открыть?
Вот уж что всегда ошарашивало, так это его моментальные перемены настроения. Волшебник нашел в себе достаточно сил, чтобы поднять голову и посмотреть на друга. Разочарованно закрыл глаза обратно.
- Я сейчас не открою собственную ширинку, если приспичит, а ты мне чертову шкатулку суешь. На нее знаешь сколько сил истрачено, чтобы никто не открыл? Тут работать и работать, до седьмого пота. А то и до восьмого. Через несколько дней может и откроем. Если нам повезет. А нет, так и через несколько недель или месяцев. Так что положи игрушку и правь к берегу. Я, черт побери, измотался в конец, а ты обещал мне явств, пива и девок. Первое и последнее обещания я тебе прощаю, а второе, будь добр, исполни.
После столь долгой для себя в нынешнем положении речи волшебник откинул голову на доски и обмяк. Ларж явно не горел желанием расставаться с находкой, но маг был прав - нужно сойти на твердую землю и как следует отдохнуть. Даже не ему, а утомившемуся магу. Чуть дрожащими руками он положил странную штуку рядом и взялся за весла. Лодка шла с трудом, рывками. Оказалось, он тоже здорово ослабел за последние дни. Теперь, когда нужно было работать, он ощутил это. Или же это сказывается обычная старость?
Лодка уперлась в песок, и к этому моменту маг вернулся к нормальному человеческому состоянию, если, однако, смертельную бледность и затянутые туманом глаза мертвеца можно считать нормальным человеческим состоянием. Уставший Ларж не имел на этот счет определенного мнения, потому что видел много в своей жизни - некоторые мертвецы выглядели весьма свежо после ухода на ту сторону, а многие живые имели вид такой вот, как этот. Он просто помог магу подняться и, увязая в горячем песке, отвел в свою хижину, оставляя после себя две полосы. Бросил тело на свою кровать - более мягкую и удобную. Лечь на эту кровать самому было бы нечестно. После, не найдя сил раздеться и даже выпить воды, завалился спать.
Через две минуты над хижиной можно было услышать только дружный храп двух сладко спящих людей. Если где и можно увидеть стопроцентное понимание между поколениями, тот это, пожалуй, в ветхой халупе, гордо называющейся своими обитателями домом.
Каштей чувствовал себя отвратно. Как побитая собака. Но очень-очень сильно побитая собака. Естественно, что его душевное состояние было под стать состоянию физическому. Перевоплощение всегда давалось через пень колоду, и самое обидное, что чем дольше он оставался в облике амфибии, тем больнее отзывалось возвращение. Порой возникало желании остаться в нынешнем несуразном виде. Правда, сделай он подобную глупость, единственное что осталось бы, это ездить по стране с бродячими комедиантами и за гроши показывать свое уродство. И пугать детей. Такая перспектива не прельщала никого, и тем более сильного чародея, коим он себя считал.
Ранним утром, когда солнце, не испугавшись подняться пораньше, уже светило над редким пролеском, уходящим вглубь побережья, Каштей сидел под домом на песке, подпирая то что называлось стеной, слушая редкие крики несущего охрану сокола. Птичьи переливы с пересвистами раздражали несусветно, и он поднял хищную птицу в небо. Нехай полетает там, пошурует местных пернатых, чтоб не пели с утра пораньше. Мысль, что кому-то хорошо, когда ему самому плохо, мешала жить. Ученый дрых, немелодично похрапывая. В старости, как он любил говорить, когда требовалось сделать тяжелую работу, радости мало. Несмотря на то, что практически ничего не делал, уморился он изрядно.
А Каштей сидел, обхватив поджатые к груди колени. Он терпеливо ждал. Вот только, не знал кого. Поэтому сознавая размеры содеянного, закопал сундучок прямо под своей задницей - в песок. Так оно будет надежней. Теперь он один знает, где находится браслет Шанхена, а уж он попробует как-нибудь не проговориться. На поясе переливались радугой боевые энергокамни. Два заряженных алмаза, величиной с ноготь, за которые можно было бы купить усадьбу с тремя селами в придачу, были неприкосновенным запасом чародея. Он никогда не разряжал их без реальной опасности для жизни. Другие бывало проигрывал в карты, но эти два камня были палочкой-выручалочкой в затруднительных для дальнейшего существования ситуациях.
Сразу после пробуждения он ощутил чье-то робкое, но напористое наблюдение, словно какая-то сволочь мозоль натирала. Так что, скорее всего, получается, что сканирующая магия как раз и разбудила его. Такое случалось не однажды, и в общих чертах он был спокоен. Встал с лежанки, закопал шкатулку в песок под стенкой хижины, умылся, перекусил чем бог послал, а бог послал кусочек сыра, и уселся прямо над местом захоронения артефакта. Стал дожидаться гостей, слушая редкие крики сокола с высоты и храп друга из хижины.
Прибывать в сладостной эйфории не дали. Время тишины завсегда недолгое, как минуты рассвета, и кончается почти сразу после осознания счастья. Отдохнуть никогда не дают.
В шагах пятнадцати от двери домика воздух заискрился. Маленькая шаровая молния родилась при ясном небе, замелькали световые пятна, запахло озоном. Яркая голубая точка разрослась до размеров луны в ясную погоду, а после увеличилась до правильного ровного овала в человеческий рост. Из овала изливался синий же свет и сизый дымок, стелющийся по песку.
Из портала, никого, собственно, не удивив, показалась женщина с гривой пышных золотых, вьющихся за спину в сложной конструкции, волос. Окинув взглядом и море, и песок, и хижину и, самое главное, колдуна, согбенного на земле, она вышла из портала. Стала в сторонке, будто пропуская кого-то. И через секунду действительно из синего сияния выпал еще один гость - чересчур молодцеватый сухой и высокий фрукт, ставший за плечом волшебницы.
Чародей с нарочисто громким кряхтением поднялся и отряхнул руки от песчинок. Встал перед гостями.
- Доброе утро, гости дорогие. Гости любезные. К нам редко кто заходит, и каждый новый человек в поле зрения, это уже событие. Сами понимаете, место не очень людное. Окромя чаек компанию составить некому.
Пока здоровался, он разглядывал женщину, не особо при этом стесняясь. Разглядывал с интересом, а посмотреть несомненно было на что. Густые волосы, цвета червонного золота, водопадом ниспадали за спину, на лбу перехваченные золотой цепочкой. Черные глаза смотрели холодно, но с неким любопытством. Походная кожаная куртка, которую обычно носят королевские гонцы, с трудом сходилась на груди, и было почти слышно как скрипят нитки в пуговицах. Штаны, тоже весьма тесные, прерывались высокими сапогами. Руки прятались в перчатках. Вообще она оделась явно не по погоде, но говорить об этом было бы совершенной бестактностью, которую Каштей не мог себе позволить, не зная с кем имеет дело.
Молодой юноша со всеми признаками переходного возраста на лице ничем, стоя за плечом женщины, себя не проявил кроме повышенного интереса к женскому полу. То бишь, глаз своих мутных от чародейки не отводил. К тому же не двигался, а замер, как столб, и лишь шевелящиеся волосы убеждали, что он живой человек. Весьма странный тип, если не сказать чего похуже, чего опять же волшебник говорить не стал.
- Прекрасное утро, дорогой Каштей. Да-да, я знаю твое имя - оно не секрет вселенной. И не смотри на меня, словно перед тобою призрак графа Зорбеля, усопшего после падения в Дьявольский каньон. Я же должна знать с кем встречаюсь. Или ты думаешь, что я сунусь в портал без понятия о том, что происходит на другом конце. Кстати, где твой друг?
Каштей несколько призадумался над словами о графе Зорбеле, и о том как выглядит его призрак после падения в Дьявольский каньон, а посему не совсем уловил вопроса. Услышал, но не воспринял - уж больно жуткую картину рисовало воображение. Но опомнился, и наконец посмотрел женщине в глаза.
- Спит.
- А-а. Ну и ладно его, пусть спит. Чего будить человека понапрасну, мы тут и сами разберемся что к чему. А разберемся мы обязательно, уж это я тебе могу гарантировать со всей ответственностью, Каштей. Я ведь знаю тебя, слышала о твоих похождениях и приключениях. Следила за твоими передвижениями, точно так же, как и за передвижениями твоего спящего друга. Что ты снова уставился на меня, как на моровую язву. Ты что же, думал о вашей дружбе никто не знает? Или может быть ты странствовал инкогнито? Ну если так, то, прости, я не знала об этом и потому следила почти открыто, не особо прячась. А твоего друга легко предвидеть, легко понять кого он позовет на помощь, в случае чего. С моей стороны было бы полнейшей глупостью не проявить к тебе интереса, и я его проявила. Я знаю что ты за фрукт.
Взятая пауза обязана была показать, как хорошо магичка знает его, и каким вкусом фрукт обладает. Эдакое наше вам обухом. Но Каштей не изменил лица - он слишком хорошо знал все эти высокостильные игры: я знаю, что вы знаете, что я знаю, что вы знаете и так далее и тому подобное. Рядом с обычными людьми он чувствовал себя гораздо уютней, а магистров тайных наук, как и ученый, избегал в большинстве случаев, хотя сам принадлежал к братии.
- Жаль. Жаль, что не могу сказать о тебе того же.
Волшебница улыбнулась. Как-то нехорошо улыбнулась, словно ее именем пугали детей, а те прятались под одеялом и вели себя, как шелковые. Посмотрела на своего попутчика, который не прекращал изображать из себя каменного идола племени Кысну, кое тем и отличается, что ихнии идолы изображают из себя только лишь камни, а не каких-нибудь богов, как у всех порядочных дикарей. Встряхнула головой, сверкнув цепочкой на лбу и собственными глазами заодно, пользуясь случаем.
- Ах, извини... Мое имя Рене.
В плавном жесте подняла правую руку. То ли для пожатия, то ли для поцелуя, но Каштей канителиться не собирался. Все это было старо, как мир. Едва пожал изящную ладонь, как бы: ничего не вижу в подобном имени. Тоже ухмыльнулся, и тоже не по доброму, как улыбался перед дракой. Ну не нравилась ему эта дама в мужском костюме с обморозком за плечом. Ясно зачем приперлась, ясно чего хочет. А выматериться, вроде, не за что.
- А с чем мы разбираться будем, Рене? Чего такого нужно разобрать, и в чем разобраться? Освети меня такого беспутного, сделай одолжение, а то я с утра немного не понимаю того, что для тебя не секрет.
И откуда у меня столько терпения? Обычно грюкнул бы шаровой по голове и пошел бы досыпать. И пусть бы этот пацан разбирался с останками. Никак выработал во время брожения по дну... Рыбы повлияли с крабами. Раньше подобных недостатков за мной не наблюдалось. Вроде.
- А то ты и не знаешь... Так я тебе скажу о чем мы будем беседовать. Если позволишь цитатой. Один мой знакомый сказал как-то недавно: У вас товар, у нас купец. Вот такие вот слова. Только не думай, пожалуйста, что я замуж за тебя собралась. О подобном я не подумаю даже, если мои мозги объявят о своей полной невменяемости. Понимай слова, как они звучат.
Каштей заметил, что при упоминании о купце чародейка скосила глаза в сторону, но быстро вернула взгляд. Он едва не рассмеялся от такого неожиданного поворота. А он все думал, зачем ей не бреющийся юнец с густым туманом в глазах. Вот ведь как фабула может закрутиться, и не поверишь. Никакой бард-певун такого не придумает. В сказках не встретишь.
- Ну что ж, слова действительно говорят обо всем, что ты вероятно хотела бы мне сказать. Нужно похвалить тебя за то, что знаешь как найти и купца и товар. Но позволь тоже ответить цитатой. Рыцарь Лаволит Заремский во время посещения Золотого лона говаривал работницам этого достойного учреждения: Есть вещи, дорогая моя, которые продать нельзя. Говорил он без сомнения о любви, но понимай слова, как они звучат. Не более того.
Волшебница улыбнулась на шутку. Но только не глазами.
Интересно, сколько ей лет? Хм... Интересно. Хотя... Чья бы корова мычала.
Она кивнула и приняла эстафету.
- Магия заключается не в том, что знаешь заклинания, но в том, что знаешь когда эти заклинания нужно применять. Это я о своих знаниях говорю. Однако я отвлекаюсь. Неизвестный монах изрек когда-то: Если нельзя, но очень хочется, то можно. Говорил он, естественно, не о любви, но беседы ради фраза сойдет.
Каштей решил не бить лицом в грязь. Тем более, если это свое собственное лицо. Его эта игра даже забавляла бы, если бы он не знал, что последует за словесной перепалкой.
- Кому неизвестный, а кому очень даже хорошо. Побольше общайся с монахами. В смысле, беседы. Все люди жадные сволочи. - слова разочарованного в жизни философа и этика...
- Шестира Касийского, когда во время королевского приема, у него стянули серебряную вилку. Я знаю. Мишаль Четвертый на том же приеме согласился с этим и добавил от себя: А из двух жадин больше имеет тот, у кого рука длиннее. После чего вернул философу вилку. Он, поверь мне, знал что говорил. После этого он за месяц завоевал Цимер.
Так бы им и перебрасываться цитатами до обеда, но к обоюдному счастью в этот момент из хижины показалась светлая лысина проспавшегося ученого. Он вышел под солнце, заняв под ним неоспоримое место. Некоторое время, сдвинув брови к переносице, молча рассматривал всех участников разговора, поигрывая пальцами ног. После обоих чародеев перебросил взгляд на печального юношу. Тот все еще дышал в затылок волшебнице, и своим поведением не мог не удивить нормального человека.
- А с ним что такое? - Спросил он Каштея одной рукой указывая на бледного парнишку, а другой почесывая ягодицу, таким макаром сводя на нет всю атмосферу великосветской беседы.
- Гормоны чудят.
Каштей пожал плечами и сложил руки на груди. Крепко задумался над сложившейся ситуацией и, чтоб не беспокоили, изобразил умственное напряжение, сморщив лоб. Минуту действительно царила тишина, но в конце-концов ученый, справедливо причисляющий себя к людям простым, не вытерпел.
- Здравствуй, Рене. Зря, кстати, перекрасилась и... пришла. - Добавил он уже тише и спросил тоном следователя тайной палаты. - А в чем собственно дело?
И зря спросил, между прочим. Все, включая сухого истукана, повернулись к Ларжу, посмотрев на него как на пастуха в пятом поколении. Немая сцена длилась недолго - всего минуту. Колдунья взяла глубокий вздох, Каштей последовал ее примеру. Чурбан вернулся к своему занятию, закончив тем самым еще один жизненный цикл.
Не очень богатая на события жизнь. - Подумал Каштей.
- Угадай-ка с трех раз...
Угадывать Ларж не стал, да и рот он открыть не очень-то успел. Волшебница не дала. Она решила перейти в атаку, предложив то, на что обычно люди клюют весьма успешно и без долгих угрызений совести.
- Ну что, Каштей, будем торговаться здесь, или пойдем куда-нибудь в более располагающее к деловым разговорам место? В банк Киотто, например. Промеж людьми почему-то ходит слух, что у меня в этом заведении счет открыт. Довольно солидный счет, между прочим. Конечно, никто слухам не верит, но мы можем ради дела проверить.
Чародей поймал взгляд друга. Тот выглядел немного виноватым и уставился в песок. Справедливо, между прочим. Броситься сломя голову на поиски одного из сильнейших магических артефактов и не знать кто дышит в спину, это собственно говоря преступление. Хотелось отправить его куда подальше. Когда дело дойдет до рукоприкладства, он будет только отвлекать, мешаться под ногами. Его нужно будет защитить, а это уже совсем другая песня.
- Нет, мы обсудим все здесь. Потому что деньги не понадобятся, прибереги их на потом. Да и обсуждать толком нечего, кроме последних новостей и погоды. О погоде говорить мы точно не будем, а вот если тебя интересуют принесенные мной из путешествия новости, то я удовольствием о них расскажу. Правда, я крепко сомневаюсь, что они тебя интересуют, поэтому тем для разговора у нас не осталось. Хотя кое что я тебе все-таки скажу. Я спрятал браслет, и на Ларжа можешь не смотреть, а на меня твои искры в глазах не действуют. В общем, браслет ты не получишь, тут уж сделать ничего нельзя. Вот и все мои слова.
- Ну, может и нельзя. Этим еще стоит заняться. Зато можно сделать так, чтобы он никому не достался. Совсем совсем никому. Зная тебя, скажу, что тебя эта перспектива вряд ли обрадует, однако если ты станешь вредничать, как ты можешь это делать, то скорее всего так и случиться. Ты помнишь Мойона? Ты помнишь что с ним случилось и почему?
Ларж встрепенулся. Вопросительно уставился на стоящего рядом Каштея, опустившего глаза в песок. Ничего, конечно, необычного в том что он хорошо знал историю не было, но все равно было очень не удобно под его удивленным взглядом. Не та обстановка была для обсуждения подобных историй. Совсем не та, но ученый удержаться не смог.
- Ты был там, Каштей? Ты участвовал в той драке? И ничего не сказал мне, ни разу не вспомнил об этом?
Да, быстро он соображает. Этого у него не отнимешь. Чародей покачал головой и опустил глаза. Закусил губу, пальцами протер глаза. Он подумал о том, что толком и не отдохнул после долгого путешествия, а только больше устал, блуждая по морскому дну с камнем на поясе. И вот теперь, в лучшем случае, его ждет банальная утомительная еще больше драка с чародейкой. Не самой слабой, судя по всему.
- Да, Ларж, участвовал, и гордиться тут очень даже нечем. Поэтому не рассказал. Не вспомнил, потому что стараюсь забыть. Послушай, Ларж, не о том сейчас речь. Нужно решать другие проблемы, о которых один из нас не подумал, предоставляя отдуваться другому. Так что, постарайся не встревать, а то телепортирую тебя куда-нибудь подальше. - Следующее он сказал уже женщине. - А тебе, Рене, лучше уйти. Браслет ты не получишь, угрозами себе не поможешь, а вот по шапке получить можешь запросто. Ты прекрасно знаешь, что я за фрукт.
Что-то я переигрываю, вроде как. Но с другой стороны, до угроз дошли, а это уже продвижение.
Волшебница улыбнулась. Она явно считала себя хозяйкой положения и близость артефакта действовала на нее пьяняще. Нужно было только руку протянуть. Быть настолько близкой к источнику столь сильной магии и не подраться за него... Ну уж нет! Такая могучая чародейка, как она, просто обязана обладать браслетом Шанхена. Или она не будет могучей. Тут все просто. С ним ей не понадобится весь Юнибургский совет. Не нужны будут союзы, альянсы, соглашения. Зато горизонты открываются весьма широкие.
- Знаю, очень хорошо знаю. И потому оцениваю тебя очень дорого. Можешь не сомневаться, я здорово подготовилась ко всем превратностям судьбы. И к торговле и к менее теплым отношениям.
- Торговли не будет.
Каштей отошел на несколько шагов назад, отталкивая ученого рукой. Он решил кончать спектакль. Тот не сопротивлялся, чем сильно удивил, и чародей едва не споткнулся от неожиданности. Он приготовился, не отводя глаз от Лилии. Проговорил про себя формулу и напрягся, стараясь не выдать боль, пронизывающую все мышцы и кости. Сердце замедлило свой ритм, давление моментально упало на миг, вызывая головокружение и закладывая уши, бесконечное количество тонких иголок заставили зубы сжаться в судороге. Внешне однако почти ничего не изменилось - у магов-воинов были свои секреты.
Он уже высчитал, что успеет сделать и что сделать явно не получится. Сможет пустить шаровую молнию или два фаербола, что поменьше. Может ударить молотом или вязким воздухом. Использовать стандартный набор воина. После этого она поставит щит, хотя может успеть поставить его и до этого. Но выпустив заклинания он потеряет инициативу, и тогда...
Приготовились все, исключая, конечно же, истукана. Даже ученый держал в руках высокий подсвечник. Как подсвечник оказался на пляже осталось загадкой, но он был прочный и увесистый. И то что его обладатель им воспользуется, если будет возможность, было видно без всяких сомнительных подзорных труб. Правда, на эффективность этого оружия никто толком не рассчитывал.
Каштей решил начать с молнии - скорость удара у нее не очень высокая, но сила высвобожденной энергии наносит повреждения куда более серьезные, чем фаерболы. К тому же, если молния проходит удачно, то не оставляет после себя почти никаких улик. Пепел тут же развевается по ветру. Он уже начал шептать формулу, уже чувствовал как сила переполняет тело, стремясь к кончикам пальца, и вдруг ему пришлось остановиться. Враз.
Моментально, без всякой текучести и плавного построения, вокруг чародейки возникла стена. Словно не она ее строила, а та стояла тут испокон веков. Магический щит сделался монолитным и полным. Творить шаровую молнию теперь совершенно не имело смысла.
Правда, огорчаться стало некогда. И вообще, бой пришлось отложить на более спокойные времена, свободные от неожиданных гостей. Есть обстоятельства, над которыми не властны даже самые могучие из магов.
Следующий миг можно уверенно назвать историческим для всех участников спора, да и для всего человечества в целом тоже. В одну секунду ожили забытые умными людьми легенды и мифы, огромным парадом с фанфарами и барабанами возвращаясь из небытия. Все из участников диспута давно привыкли к чудесам, по крайней мере часто их видели, и отвыкли удивляться, но спустя всего лишь одно мгновенье челюсти отвисли у всех, даже у тех, кто никогда не соглашался друг с другом и считает, что стоять с открытым, как туннель, ртом, есть непозволительное нарушение правил хорошего тона.
Огромная тень накрыла стоящий наготове к бою квартет, выплыв из-за подлеска и заставив задрать головы. То что они увидели, летело на огромных широких крыльях и, сделав демонстрационный круг, приземлилось, поднимая песок в воздушных вихрях.
Это был самый настоящий, что ни на есть, дракон. Такой, как их изображали на картинках. Покрытый бурой чешуей с крыльями нетопыря, погрузивший свои когти глубоко в песок, сидящий перед людьми, будто любил стоять здесь каждый день. Будто драконы также часты как и уличные псы. Змеиные глаза с холодом айсбергов северных морей переводили глаза с человека на человека. Острые клыки футовой длины почему-то имели белый цвет, а из черных ноздрей действительно шел дымок, совсем как в сказках. Ситуация зашла в тупик, так как никто не знал как отреагировать на сидящее перед ними седое предание, небывалой древности.
Положение спас сам дракон. Хотя когда один сюрприз сменяет другой, это вряд ли можно назвать спасением. Он заговорил человеческим языком отчаянно напрягая гортань непривыкшую к подобным звукам.