Дождь лил, как из ведра. Сизые тучи на ночном небе то и дело вспыхивали ломанными синеватыми молниями. Перепуганная лошадь, коренастая буланая кобылка, шарахнулась от раскатистого грома, из-за чего телега съехала с раскисшей, но какой-никакой дороги. Вымокший мужчина в плаще с накинутым на голову капюшоном выругался и огрел скотину хлыстом:
Лошадь только жалобно заржала. Тогда мужчина соскочил с телеги на землю и, постоянно оскальзываясь на грязи, взял кобылу под уздцы и попытался вывести её на дорогу. Тяжелая телега от этого дёрнулась, но так и осталась стоять на месте, увязнув колёсами по самые оси. Вторая попытка выбраться на дорогу тоже завершилась неудачей. В воздух взвились ругательства:
- Бездна и Вешние Сады, Брон! - второй мужчина, который всё это время сидел, вцепившись в свою котомку, поднялся, вылезая из телеги. - Можно сделать что-нибудь? У нас каждая минута на счету!
- Знаю! - рыкнул тот, перекрикивая раскат грома.
Замерев на секунду, он дёрнул плечом и начал выпутывать кобылу из упряжи. Бедная Булка нервно переступала с ноги на ногу, дрожа то ли от холода, то ли от страха, то ли от того, что ей передалось настроение хозяина.
Лекарь наблюдал за лихорадочными действиями мужчины, кутаясь в непромокаемый кожаный плащ. Котомку он закрепил за плечами так, чтобы руки оставались свободными. Полезная вещь, учитывая то, что она тоже была сделана из особой кожи и не промокала. Даррел, в отличие от Брона, охотника из соседней деревни, мог позволить себе и не такую роскошь, не говоря уже о том, что ездить привык в лёгкой повозке с рессорами, а не на тряской телеге, запряженной едва заезженной молодой лошадью. Но он знал ещё отца охотника и был с тем в своё время очень дружен, и именно поэтому, когда бледный как мел Брон возник на пороге лекарского дома с просьбой приехать и помочь его беременной жене разродиться, не смог ему отказать.
- Лекарь Даррел, залезайте на Булку! Пропади она пропадом, эта телега! Верхом быстрее доберёмся!
- Ладно, - вздохнул тот, и чуть тише добавил: - Эх, годы мои, годы...
По правде говоря, для своего возраста Даррел был достаточно крепким, но в последнее время заметно сдал. Суставы часто ныли на погоду, спину простреливало, вот и сейчас он обречённо отметил, что пальцы на руках опять начали опухать. Но ведь не скажешь же это Брону?
Кое-как забравшись на скользкую мокрую спину кобылы, Даррел с трудом выпрямился. Дождь утих, и теперь можно было скинуть капюшон, что он и сделал. Седые коротко стриженые волосы почти сразу пропитались влагой, а уши начали мёрзнуть, и лекарь подумал, что лучше бы он оставался, как был, а не так, с непокрытой головой. Без света молний всё погрузилось во мрак, и каким образом Брон смог вывести лошадь на дорогу, Даррел мог только догадываться. Охотник перекинул поводья через шею лошади и тоже запрыгнул на конский круп.
- Н-но, Булка! Давай, милая! Пошла, пошла!
Под двойным весом лошадь, тревожно всхрапывая и закладывая уши, зарысила в сторону дома.
***
- Лирра!
- Брон, иди отсюдова! Не дело это, когда мужик в бабьи дела нос свой суёт, насовался уже кой-чем другим! - только завидев гостей, выкрикнула бабка-повитуха, единственная, находившаяся подле рожающей женщины.
Она возмущенно скрестила рука на груди, пытаясь заступить мужчине дорогу к отгороженной занавесью кровати, но именно в этом момент раздался женский крик, наполненный болью. Мужчина, побелев, ринулся вперёд, поэтому разбираться с гневом отметённой в сторону повитухи пришлось вошедшему следом за ним лекарю.
- Лирра, хорошая моя, держись, я рядом, я с тобой, - мужчина упал на колени перед кроватью, схватив руку жены в свои.
Та вцепилась в него до побелевших костяшек. Она дышала тяжело, пот градом катился по её лицу и шее. Взмокшие русые волосы разметались по подушке и сбились в колтун. Огромный живот ходил ходуном и выглядел совершенно чужеродным на фоне хрупкой фигуры. Вдруг женщина раскрыла слезящиеся глаза, затуманенные болью. Искусанные губы дрогнули в попытке заговорить.
- Брон... Брон, я...
- Не надо, ничего не говори! Всё будет хорошо! Я привёл лекаря, сейчас... Лекарь Даррел!
- Да, я здесь, - мужчина, успевший раздеться и наполовину выпотрошить свою котомку, вытирал руки чистым отрезом ткани. - Брон, отойди, это зрелище не для твоих глаз. Как долго она не может разродиться? - обратился он к повитухе.
- Дык на закате началось, и до сих пор не могёт, - услышав, кто перед ней, бабка сразу сбавила обороты и заюлила. - Доля бабья такова, чтобы в муках дитяток рожать, в Книге ещё сие писано было...
- Плохо, - не став слушать до конца, пробормотал себе под нос Даррел. Подойдя ближе и лишь бросив взгляд на женщину, он произнёс: - Брон, я ничего не обещаю, но... Будь готов к худшему.
***
Свёрток на руках у мужчины смотрелся нелепо, но в то же время очень трогательно. Завёрнутая в покрывало девочка спала, смешно наморщив личико. В люльке малышка лежать не хотела: стоило её там оставить, как она сразу начинала истошно кричать.
- А ведь она только и успела дать тебе имя, - негромко произнёс Брон, а это был именно он, всматриваясь в черты лица дочери, повторяющие его собственные.
Ребёнок завозился и поморщился. Новоявленный отец издал тихий горький смешок. С момента смерти его любимой женщины прошло пять дней, а казалось, что это было только вчера. Свёрток на руках - это всё, что у него осталось. Весь его мир теперь находился в этом ребёнке.
Девочка снова заёрзала, а потом открыла глаза - прозрачные, серые, такие, какими были глаза её матери. Она смотрела изучающе и как-то не по-детски серьёзно, будто...
Будто и правда всё понимала.
- Если бы только лошадь тогда не завезла нас в овраг и телега не застряла! - едва слышно прошептал мужчина. - Но что говорить о прошлом. Ушла моя Лирра в страну Хелли, только ты со мной и осталась, маленькая Эльга.
Эльга, единственная дочь охотника Брона.