- С какой целью вы убили гражданку Прибабахину? - в сотый раз спросил оперуполномоченный.
Его крайне раздражало то, что преступник не хочет помочь следствию. И выглядит-то этот преступник как последний пентюх, а вот те на - упрямо стоит на своем. Не "колется" и все тут! Говорит, убил по неосторожности.
Опер устал: рабочий день подходил к концу, а дело об удушении Анжелики Петровны Прибабахиной не сдвигалось с мертвой точки. Утром в драматическом театре случилось ЧП: во время генеральной репетиции заслуженный артист Авдеев, исполнитель роли Отелло, на глазах у всей труппы насмерть задушил народную артистку Прибабахину, игравшую Дездемону.
- Поймите, я не хотел ее убивать! - задержанный, сидящий напротив опера по другую сторону стола, тихонько заныл. Размазывая по черному от гуталина лицу грязные слезы, Отелло вызывал к себе жалость и отвращение одновременно.
- Я любил Прибабахину всем сердцем, - дрожащим голосом продолжал артист. - Нежно, трепетно, творчески. Она была моей музой, моей хр... хр... хризантемой! - Отелло разрыдался, роняя черные сопли на следственные материалы. - Душить Прибабахину, то есть Дездемону, мне требовалось по роли. Я просто не рассчитал силы.
- Те же яйца, только в профиль! - взорвался опер. - Да о каких силах вы говорите? Вы метр с кепкой, убитая женщина на голову выше вас. Сто килограммов боевого мяса ваша Прибабахина. Вы не могли убить ее случайно!
Задержанного, тщедушного молодого человека, сложно было представить в роли убийцы. Его длинные, музыкальные пальцы с гламурно-французским маникюром нервно подрагивали, в глазах застыл ужас. Опер уставился на Отелло долгим проницательным взглядом.
- Хватит ломать комедию, Авдеев. Расскажите честно о своих мотивах, и следствие учтет добровольное признание. Что вами двигало? Ревность, злоба, корысть? Возможно, Прибабахина вас шантажировала? Или у вас был сообщник? Признайтесь, кто вас надоумил? Кто подстрекал вас к убийству?
- Никто, я просто перестарался! - закричал Авдеев.
- Не верю! - возразил оперуполномоченный.
- Вот так же и режиссер говорил, - артист всхлипнул.
- Что и когда он говорил? - насторожился опер.
- Когда я душил Прибабахину, он кричал: "Не верю! Не верю! Не верю!"