Наша квартира номер восемьдесят. По коридору друг за другом следуют кухня, зал, потом коридор упирается в кладовку, туалет, ванную и разветвляется на две комнаты - мою и бабушкину.
Такая планировка.
По-моему я тогда училась в третьем классе. А бабушка была уже старенькая и больная. Мои родители давно перевезли её к нам домой. У бабушки диабет. Она совсем ничего не видит. Слепая. На инвалидности. Принимает инсулин. Она, по словам врачей, как цветок, живёт в своём мире. Она не узнаёт никого. Моего папу, своего сына называет мамой...
Алёша поднимается поздно. Солнце давно накаляет комнату сквозь зелёные в петушках и кубиках шторы. Когда-то Алёшу раздражали эти шторы, он досадовал на родителей: как можно покупать какие-то случайные вещи и потом жить среди них - видеть их каждый день, натыкаться на них...
Алёша выходит покурить на балкон, разглядывает раскалённую площадь внизу. Июнь в этом году жаркий, всё плывёт в зное, в шипении и грохоте отбойных молотков...
Утром в понедельник на остановке "Дуброво" только четверо мужчин. Первый автобус в Москву - в 5.10. Время 4.45. Лена зевала и терла слезящиеся глаза.
Мы встали в четыре. Я как всегда проснулась за пять минут до будильника, полежала, приходя в себя, потом потрогала Ленин локоть. Она резко открыла заспанные припухшие глаза, смотрела испуганно: решила, что проспали. Я протянула ей часы и скинула ноги с дивана, тут же наткнулась на пустые банки и обертки от шоколада, чуть не раздавила телефон. Пол на кухне был холодный, на термометре за окном - 14 градусов...
Когда в 1935 году была отстроена первая линия московского метрополитена, Каганович оказался в кабинете вождя.
-Как? - спросил вождь.
-Победа метрополитена - победа социализма... Там в каждом куске мрамора, в каждом куске металла и бетона сквозит новая душа человека, наш социалистический труд, там наша кровь, наша любовь, наша борьба за нового человека, за социалистическое общество, - выдохнул Каганович.
Вождь кивнул и подтянул трубку к губам, хитро прищурился.
-Недостатки?
Каганович переступает с ноги на ногу, опускает глаза, считает квадратики на линолеуме.
-Когда выходишь из последней двери вагона - поддувает...
-Поддувает? - переспрашивает вождь.
Каганович кивает.
-Вот что, товарищ Каганович, - вытягивает согнутую в локте руку вождь, - метрополитен - это как вы сказали победа социализма. Нельзя, чтобы социализм поддувало, - цокает. - Граждане СССР должны чувствовать себя комфортно и гордо в условиях формирования светлого будущего, тогда будущее это скорее наступит, потому что наш народ будет видеть, за что борется. А вы - поддувает.
Каганович туго соображает, что ответить, потеет ладонями.
-Исправить можно? - спрашивает вождь.
-Так ведь потоки воздуха из... - мямлет Каганович.
-Э-э, - заставляет замолчать Кагановича вождь, - не надо мне нюансов. Раз нельзя исправить, надо предупредить. Предупредить советского человека, что поддувает.
-Будет сделано, - обещает Каганович.
-Только не напрямую, - нежно вздыхает вождь, - завуалируйте как-нибудь это "поддувает", пусть, например, после оглашения следующей станции голос заботливо так, трепетно, волнуясь, говорит: "Уважаемые пассажиры, будьте осторожны при выходе из последней двери последнего вагона". Понял?