Я сейчас в том состоянии, когда либо накладывают на себя руки, либо пишут картины, которые и через десятки лет будут поражать воображение людей своей ненавистью. Ненависть - ключевое слово ко всему. Неприятие самого себя. Неприятие собственной лживости, собственного бессилия, человеческой импотенции. Страдания смерда, недееспособного в частностях, неспособного вообще.
Лирический герой собственных фантазий. Резь в глазах, слипшийся комок нервов, кончик сигареты, медленно растворившейся в пепельнице из зеленого камня. Поток сознания, который тщится высечь себя в граните. Гранит, который тщится стать птицей. Птица, которой не хватает воздуха. Воздух, почему-то разложившийся на два аш и одно о.
Когда я в последний раз видел солнце? Вчера. Оно медленно садилось за крыши домов, украшенных антеннами для принятия телевизионного сигнала. Голубые экраны Голубые мечты. Знак равенства между ними. Знак вопроса. Запятая.
Тактильные упражнения на клавиатуре. Все время мысленно возвращаюсь к собственным проблемам. Собственной лжи. Внимательно прислушиваюсь к внутреннему судье. Он смеется. Подленько так хихикает, как часы: хи-хи, хи-хи, хи-хи. До вашего сна осталось два часа тринадцать минут - время, которое как-то надо прожить. Срок, за который я должен почистить зубы и принять душ.
Нестерпимо болит желудок. Сосет под ложечкой. Это внутренний судья, демон, разбуженный частыми обедами в Макдональдсе, напоминает о том, что я еще жив. Несмотря на все старания, жив. Существуют ли другие люди, спрашивал я себя много лет назад. Закрывал глаза и знал, что их нет. Открывал и они снова рождались, возникали из пламени зажигался, сгорали вместе с пеплом, участвовали в моей судьбе и разговаривали со мной. Потом снова смыкал веки, затыкал уши, обматывался теплым одеялом, и они уходили, не прощаясь. По-английски.
Абзац. Неопределенный артикль в начале следующего предложения.
Э-э-э.
Каждое утро они возвращались. Они терлись о мои плечи в метро, находились рядом, за десятки километров в степи, незримо разговаривали со мной все время, пока были открыты глаза. Незримо разговаривать нельзя, -- сказал внутренний судья. Знаю, -- ответил я. - Ты хуже, чем Microsoft Word.
Я честнее, чем он.
Ты честнее, чем я.
Утром втягиваешь живот. Зачесываешь лысину. Покупаешь отбеливающую зубную пасту. Меняешь носки и пользуешься твердыми дезодорантами, чтобы скрыть запах разлагающейся души. Читаешь умные книжки, чтобы небрежно молчать, улавливая незримые связи там, где их нет по определению. Тоскуешь, слушая радио. Ешь в фаст-фуде потому, что не умеешь готовить. Смотришь канал Культура, под который засыпаешь и вздрагиваешь ночью, не в силах проснуться и опрокинуть кошмар. Отключаешь телефон. Страдаешь от того, что никто не звонит. Учишься быть шизофреником и видеть цвета в звуках, подражая Верлену, которого читал только в критике. Вспоминаешь, вспоминаешь, вспоминаешь...
Но не можешь вспомнить. Homo impotent. Человек важный. Человек неспособный. Человек? Или неопределенное гомо - нечто однородное, как глина, как пережеванная пища, исторгнутая на белый свет в однородных каловых массах.
Ах, фекальные мотивы...
Внутренний судья снова хитро захихикал: Ты начинаешь следить за своим потоком сознания. Заткнись. Пожалуйста-- выражение лица умоляющее, брови подняты домиком, зрачки расширены, телефон выключен. Вкл-выкл - тумблер, в котором при желании можно увидеть фаллические мотивы, которые позволят еще какое-то время убить. Стройная гряда фаллосов, торчащих, как морковка, из могилы собственного отца. Пойдемте собирать урожай. Вот вам прелестная корзинка, сплетенная из жесткого конского волоса - обычно из него делают смычки, но в этот раз специально по моему заказу из него сплели корзинку для сбора морковки. Пойдемте ее собирать. Это весело!
До сна еще два часа четыре минуты.
Сигарета. Зажигалка. Вкл-выкл. На небе уже ночь. О! Мой голубой друг! Вкл. Очень хорошая передача про то, как похудеть. Для этого надо носить специальный пояс, не заниматься спортом и ни в коем случае не сидеть на диетах, как это делают ваши подруги. Достаточно просто носить пояс. Мне бы такой, с его помощью бы я горы свернул. Я бы надел его на голову и усушил ее до размеров головки.
Снова фаллическая символика. Выкл, выкл, мой голубой друг, не надо этих гнусностей, этих мерзких пакостей.
Что же мне делать оставшиеся час с большим? Раздувать их до размеров одной двенадцатой одной книги одного летнего дня одного ирландского города? (внутренний судья: не злоупотребляй однокоренными словами, это просто неприлично в хорошем обществе).
И куда делась ненависть ака неистовство ака страсть ака жизнь? Укутавшись в безразличие, завернувшись в безмолвие, прикрывшись стыдливостью оно ушло по классической формуле революции: сначала фанатики, потом циники, потом... Знаем, знаем, -- хохотнул внутренний судья, -- хватит цитат. Подумай что-нибудь новое, оригинальное. Ты серьезно думаешь, что я смогу? Наивный, хоть и облеченный верховной властью! Разве ты не знаешь, что оригинальным может быть только пиво, а новым только вкус?! Разве ты не слышал, как об этом каждый день нам говорит мой голубой друг? И вообще, твое дело выносить приговор, а не заставлять думать.
А разве это не одно и тоже?- грустно сказал внутренний судья.
ВЫКЛ! ВЫКЛ!ВЫКЛ!
Еще полтора часа до сна.
Остается куча времени, чтобы умыться и почистить зубы.