- М-мм... - лениво протянула я, зевнула и нехотя приоткрыла глаза. Сквозь плетеную крышу нашего дома пробивались косые солнечные лучи. Может, еще не пора? Может, приснилось?..
- Лейми, а ну вставай! - не унималась мама.
Значит, все-таки пора... Ой как не хочется! Но надо.
Я сбросила одеяло и изо всех сил потянулась. А-а-ах, вот еще немножечко полежу и...
- Лейми, я кому сказала? Хватит спать! - в голосе мамы уже слышалось раздражение.
- Ну сейчас... - попробовала я потянуть время. Глаза так и норовили закрыться снова, веки слипались, будто медом намазанные.
- Не "сейчас", а сейчас же! - грозно донеслось в ответ. - Сколько можно повторять?
Ух, как я боюсь этих звенящих ноток в мамином голосе! Если и теперь не послушаться - жди ушата ледяной воды прямо в лицо. Я мигом села на постели:
- Мам, не сердись... Уже встаю. Принеси мне молочка, а?
- Еще чего! - буркнула она. - Сама себе налей. Кто ты такая, чтобы мать тебе в постель еду носила?!
Я-то? Я самая обычная сборщица черепаховых яиц. Не слишком усердная, не лучше и не хуже других. Мама даже ворчит, что я лентяйка и что скоро меня перестанут посылать на берег, заставят вместе с другими доить бодучих буйволиц или таскать тяжелые снопы с поля. Мужчин у нас по пальцам можно перечесть, вот и приходится надрываться женщинам. Парни боятся лишний раз показать силу: самых здоровых да работящих сразу подмечает Темная госпожа. А кого она заметила, тому долго не жить! И пары дней не пройдет, как появится на двери его дома метка, и домашние сами же, своими руками убьют его, чтобы превратить его кровь в ши-ту, сушеную жертвенную еду. Так повелела Темная госпожа встарь, и никто не смеет ее ослушаться - иначе смерть. Да не быстрая и легкая, не от родной жалеющей руки... Провинившихся Госпожа убивает сама, уводит в храм своей безутешной богини Нэре, и одной Безутешной ведомо, что приходится испытать несчастным, прежде чем жестокая повелительница натешится! Нет уж, с утра пораньше лучше об этом не думать, а то вдруг день не заладится... Да и поздним утром такие мысли тоже ни к чему.
Я проплелась, зевая и спотыкаясь, мимо соседских сараев и вступила под сумрачную сень деревьев. В лесу пахло прелой листвой и грибами, на разные голоса пересвистывались птицы, было по-утреннему свежо. Знакомая тропинка петляла в зарослях, я с закрытыми глазами брела по ней, и на каждом повороте меня окатывал водопад росы. Бр-р! Поди-ка тут поспи на ходу!.. После пятого или шестого ледяного душа я окончательно проснулась, и последние крутые повороты перед пляжем прошмыгивала уже бегом, стараясь не задевать мокрые кусты.
Наконец заросли расступились, и я выскочила на берег. Ну вот, опять опоздала!.. Пляж так и пестрел согнутыми спинами в разноцветных накидках. Другие сборщицы поспели вперед меня, и все известные места кладки были уже заняты. Я сморщилась от досады и шлепнула себя по бедру. Но что поделаешь, некого ругать, сама виновата - долго просыпалась, плелась через лес нога за ногу... теперь полдня придется искать новое место. Раньше весь пляж был прямо напичкан кладками, где ни копнешь - обязательно найдешь яйцо, а теперь черепахи стали осторожнее. Да и поубавилось их наверняка - сколько уже лет мы добываем яйца! Интересно, что будет, если мы съедим все их потомство и они перестанут приплывать на наш остров? Может быть, тогда Госпоже придется разрешить нам выходить в море и ловить рыбу. Старухи рассказывают, что когда-то здесь, у самой воды, была целая деревня рыбаков. Но мало ли что они болтают, эти старухи! Страшно им, то и дело поглядывают, не поставит ли жертвенную метку на доме сама Госпожа или кто из ее слуг - вот и сочиняют байки про другую жизнь, чтобы не так бояться. Плетут свои небылицы, одна другой путанее, и сами трясутся. А станешь их слушать - держи ушки на макушке, так и смотри, чтобы не подкрались слуги Госпожи... Нигде не скрыться от страха, никто не в силах прогнать его.
Что же такое страх? Это липкий холод внутри, неизбывный, как боль застарелых ран. Это прожорливый неугомонный червяк, угнездившийся у самого сердца. К нему нельзя притерпеться, но можно привыкнуть. Он стал частью нашей жизни, впитался в кровь, вливается с молоком матери в беззащитный ротик каждого младенца. Только старые да дряхлые еще помнят, что когда-то наш остров жил по-другому. Но их с каждой ночью становится все меньше, и они все чаще страшатся рассказывать о далеких временах... Кто же хочет поплатиться жизнью за крепкую память! Уж точно не я. Да мне и помнить-то особо...
Ой! Я опомниться не успела, как почувствовала, что лечу, и зарылась носом в песок. Кто-то подставил мне ножку. Ну, если опять долговязая Эйне шутит - ей несдобровать! Отниму корзинку и все яйца высыплю - пусть собирает заново.
Но тщетно я озиралась - рядом не было ни Эйне, ни вообще никого из девчонок. В задумчивости я ушла так далеко от подружек, что их голоса едва доносились. А споткнулась, оказывается... о руку лежащего человека!
Я отскочила на всякий случай подальше и только тогда решилась как следует разглядеть незнакомца. Он был явно не из нашей деревни - у нас таких светловолосых нет. Должно быть, это море принесло его к нам. И крепко же ему досталось! Одежда вся изорвана в клочья, в волосах полно водорослей, лицо покраснело и шелушилось, пальцы рук глубоко ушли в песок, словно в попытке покрепче ухватиться, а ноги... Ноги как-то странно изгибались пониже колен, будто на них был лишний сустав. Я охнула. Перебиты! Такого калеку Темная госпожа точно не оставит жить. А вдруг он уже умер?..
Озноб пробрал меня до самых пяток. Пугаясь стука собственных зубов, я присела, бесшумно опустила корзинку на песок, осторожно приблизилась и дотронулась до руки мужчины. Теплая! Значит, он жив! Солнце взошло не так уж давно, и может, он успеет до заката прийти в себя и уплыть отсюда подальше... Так что же я медлю? Надо скорее помочь ему!
Я заметалась по пляжу. Куда спрятать чужестранца?? Лучше всего в пещеру, вон их тут сколько - поди все проверь!
Я в несколько прыжков оказалась у скал и принялась обшаривать гроты один за другим. Два оказались совсем неглубокими, мужчина даже не поместился бы в них целиком. Из третьего, едва я туда сунулась, сверкнули чьи-то злые желтые глаза и раздался такой рык, что у меня пропало всякое желание выяснять, кто там обосновался. Зато четвертая пещера оказалась довольно глубокой и с высоким сводом, в ней хватало места не только для незнакомца, но даже для небольшого костра. А главное, в самой глубине ее журчал крохотный родничок. Я опустилась на четвереньки и лизнула воду. Сначала обрадовалась - ура, пресная!! - но потом во рту все-таки сделалось солоно. У воды был неприятный привкус - сильную жажду утолить, конечно, можно и такой, но без нужды ее пить не станешь.
Все еще отплевываясь, я выскочила наружу, подбежала к чужестранцу, обхватила его под мышки и потянула. Он не слишком далеко сдвинулся, зато под его левой ладонью в песке оказалась черепашья кладка! Я быстро сложила яйца в корзину и снова потащила незнакомца. Он двигался еле-еле, оставляя глубокие борозды в песке.
Совсем скоро я выбилась из сил. Оглянулась на пещеру и упрямо закусила губу. Останавливаться нельзя! Я сама уже была не рада своей находке. Пот заливал глаза, тяжелое неуклюжее тело так и выскальзывало из рук, словно мужчина тоже потел. Но его обветренное лицо оставалось по-прежнему сухим и неподвижным. А мою физиономию стянула в узел зверская гримаса натуги. Колкий горячий воздух обжигал рот. Как же далеко спасительная пещера! "Ну, еще чуть-чуть... - беззвучно уговаривала я себя. - Ну немножечко!.."
Наконец мы оказались надежно укрыты от палящего солнца и любопытных глаз. Я умыла в роднике лицо, отдышалась, оторвала у незнакомца рукав и выползла наружу.
Кругом по-прежнему не было никого! Даже голоса товарок перестали доноситься. Наверное, они уже наполнили корзины и вернулись домой. Я огляделась, встряхнула рукав и замела им борозды в песке. Зарыла тряпку тут же у воды, перевела дух и со всех ног припустила к лесу.
Времени оставалось совсем мало. Пока меня не хватились в деревне, нужно набрать веток для костра, прутиков и коры для растопки, а главное, надергать побольше алинь-травы. Ее дым успокаивает боль, а отвар дарит крепкий сон и помогает быстрее выздороветь.
Как же все-таки сыро сегодня в лесу! Я опять вся вымокла, но уже не ежилась от росяных брызг. Убегалась так, что жарко стало. И алинь-травы нашла целые заросли, и дров натаскала. Ай да я! Но самое трудное оставалось еще впереди - добыть огонь... У меня не всегда с первого раза получалось разжечь костер. "Хоть бы сейчас повезло!" - загадала я и скорей вернулась на пляж.
Я сделала все, как мама учила. Выбрала гальку покрупнее, нашла несколько обломков розоватого гранита, отыскала в пещере место поровнее и посуше, сложила из коры и тонких веточек небольшой "колодец", уселась и принялась чиркать камешками друг о друга.
В голове сами собой возникли слова заговора: "Искра, искорка, где же ты? Появись, яркая, покажись, жаркая! Прыгни в колодезь мой, зажги суху кору, подари огонь - мое тело слабое согревать да чужеземца спасать!".
- Ну, искорка, ну пожалуйста!.. - шепнула я уже совсем не молитвенно.
Вот наконец показался легкий дымок... кора занялась! Я придвинула к ней ветки потолще и осторожно стала раздувать огонек, внутренне вся дрожа: только бы не погасить!
Ох, кажется, получилось... заговор помог! Костер весело пожирал дрова и гаснуть не собирался. Уже образовались первые угольки. Я осторожно, двумя тонкими прутиками выгребла поближе к краю парочку из них, скрутила из стеблей алинь-травы жгут и положила сверху. Потом склонилась над незнакомцем и капнула ему в рот водой из своей тыквы. У всех сборщиц есть с собой запас питья в тыквенной бутылочке.
Мужчина не пошевелился, крупные капли так и остались блестеть у него на губах. Тогда я положила тыкву рядом с его рукой и отползла к выходу. Придется подождать... а если облака закроют солнце - бросать раненого и бежать показывать Госпоже, что насобирала. И надеяться, что она не захочет посмотреть, где я нашла новую кладку.
Время шло, и я постепенно потеряла ему счет. Приторный дым алинь-травы щекотал ноздри, от него слегка кружилась голова, было так легко и приятно, словно тело ничего не весило... В потрескивании костра мне начали слышаться таинственные, убаюкивающие голоса... Я расслабилась, успокоилась, почти заснула... И когда наконец незнакомец пошевелился, еле слышно застонал и облизнул губы, я даже вздрогнула от неожиданности. Хотя разве не этого я так ждала?
Он снова застонал, уже громче, и сжал кулаки - так, что моя бутылочка чуть не треснула. Он почувствовал, что в руке что-то есть, и медленно поднес ее к лицу.
- Это вода. Пей, только не плесни мимо рта: ее мало, - подала голос я.
Он вздрогнул, приподнял голову и заморгал. Я пересела поближе, чтобы он мог меня видеть.
- Ды кдо?* - хрипло выговорил незнакомец.
Я озадачилась. Похоже, у бедняги еще и нос не в порядке... Что может спросить человек, едва придя в себя? Либо: "Где я?", либо: "Ты кто?". Наверное, он сказал все-таки второе - хотя мне и послышалось что-то похожее на "где".
Я на всякий случай ткнула себя в грудь и произнесла, стараясь выговаривать почетче:
- Я - Лейми. А кто ты? - тут я указала пальцем на собеседника.
- Гестер, моряк, - ответил он, и на этот раз я все расслышала четко. - Где я? - спросил он затем.
- Ты попал на Арвальские острова, во владения Темной госпожи! Если бы она тебя нашла, а не я, то давно бы выпила твою кровь!
Моряк приподнялся на локтях и попытался сесть, но вскрикнул от боли и рухнул обратно. Из горла его вырвался рык:
- А-а-ар-ва-а-альзкие-е!..
Я дернулась было прочь, но тут же устыдилась своего испуга, вернулась к раненому и подложила ему под затылок ладонь, чтобы он не ударился о каменный пол.
Моряка сотрясала мелкая дрожь, на лбу бисеринками выступил пот. Он снова взрыкнул, сморщился и обхватил голову руками. И забормотал, загудел, забрякал что-то на своем диковинном наречии... Я разобрала только непонятное слово "бАрузник"**, а еще "буря", "дри дня", "Норзкаб", "Гануд" и "Кренг".
Я пошарила сзади себя и наугад добавила в костер еще горсть алинь-травы. Получилось слишком много - под свод пещеры взлетел клуб такого густого дыма, что у нас обоих запершило в горле. Моряк перестал дрожать, но начал кашлять и с яростью замолотил себя кулаками по груди. Я поспешно сунула ему тыкву с водой. Он запрокинул голову и в три глотка осушил бутылочку.
Я смотрела на его заросший светлым кудрявым волосом подбородок, на прыгающий кадык, и странное чувство охватывало меня... Мне хотелось одновременно плакать и петь, хотелось прижать голову чужеземца к груди и качаться, как успокаивают маленьких детей... Гестер отбросил пустую тыкву, снова приподнялся на локтях, и я еле отняла от пола затекшую кисть.
- У тебя тяжелая голова! - виновато улыбнулась я и потрясла рукой.
Но моряк не ответил на мою улыбку. В глазах его плескалось отчаяние.
- Ждо мне деберь деладь? - уныло прогудел он. - Арвальзкие оздрова, дакая даль! Никдо не найдед!! Корабль разбилзя, ноги не идуд... Куда мне девадьзя?!
Я прикусила внезапно задрожавшую губу. Волна горячей жалости поднялась из глубины сердца, затопила меня с головой и брызнула слезами из глаз. Меня швырнуло на колени, прямо на острые камни, голова моряка сама собой легла мне на сгиб руки - и я принялась как безумная целовать и гладить его лоб, щеки, шею, колючие брови, шершавый облупленный нос... И меня уже мало заботило, понимает ли он, что я говорю - я не могла остановиться, все шептала и шептала сквозь поцелуи и рыдания:
- Успокойся, мой хороший, тише-тише, сейчас все пройдет... Ведь ты же не один, я же здесь! Я помогу тебе, я тебя не брошу, ты снова сможешь ходить, мы выстроим плот, и ты уплывешь отсюда куда захочешь, Темная госпожа ни за что тебя не догонит! Я грудью за тебя встану, я тебя ей не отдам-м...
Он крепко обхватил мою голову, притянул к себе и накрыл мои губы своими - будто выпил мои слова. Я зажмурилась, перехватило дыхание - а он все не отпускал, пока сам не задохнулся. Моя накидка куда-то делась, руки чужеземца скользили по моей спине, по груди, зарывались мне в волосы и с силой стискивали их - но было совсем не больно. Его прикосновения рождали во мне странный трепет, мое тело будто пело под его пальцами, как поет дженбал в умелых руках сказителя... Что-то пробудилось во мне и настойчиво искало выхода, заставляло и мои руки блуждать по телу мужчины, неистово рвать заскорузлые от соли и пота лохмотья одежды, приближаться шаг за шагом к широкому поясу с тусклой металлической пряжкой... Я коснулась ее и отпрянула, и тогда моряк поймал меня за запястье и сам запустил мою руку себе в штаны. Упругий горячий ствол лег в мою ладонь, голова закружилась еще сильнее, веселые разноцветные искорки вспыхнули перед глазами, и я уже не помнила, что было дальше...
Костерок давно погас, и от входа в пещеру уже тянуло вечерней прохладой, когда я наконец пришла в себя. Моряк спал, придавив меня своим телом. "Что же мы наделали?!" - вспыхнуло в голове. Но некогда было лежать и казниться: наверняка меня уже ищут, и я должна поскорее найтись сама, пока сюда не добрались слуги Госпожи!
Я с трудом, ободрав всю спину о неровный пол, выскользнула из-под спящего, сгребла алинь-траву в плотный комок и подложила ему под щеку. Нашарила свою юбку, накидку, кое-как оделась, в полутьме споткнулась о корзину и, кажется, раздавила несколько яиц. И уже совсем было ушла, как вдруг моряк проснулся и поймал меня за ногу.
- Куда ды? Не угоди! - хрипло взмолился он.
- Прости, но мне надо! - я присела на корточки, поцеловала его и разжала ему пальцы. - Если меня тут найдут, нам обоим будет плохо! Да и мама волнуется, я ведь ушла с утра и пропала... Но завтра я приду, обещаю! Прямо вместе с солнцем и приду. Принесу поесть и хорошей воды. Спи...
Он вздохнул и закрыл глаза. Я отпустила его руку, подхватила корзину и шмыгнула к выходу.
Снаружи оказалось не так темно, как я боялась, но день уже неотвратимо гас. Я потуже затянула юбку на талии и пустилась бежать по берегу. Я выжимала из себя все силы, будто за мной кто гнался. Я не просто старалась быстрее попасть домой - мне хотелось убежать от себя, от роя гудящих мыслей, от стыда и страха.
До сих пор я не принадлежала ни одному мужчине. И мама пока не собиралась никому меня отдавать. К нам даже сватов еще не засылали - ждали следующего года. Вот и дождались... Что теперь будет?!
Это все алинь-трава виновата! Не надо было жечь ее так много. Но я уже однажды ломала кость и знаю, как это больно. А у меня всего-то лишь мизинчик был сломан, у Гестера же - обе ноги!! И я даже повязку ему не сделала. Дурочка шкодливая, распустеха - со всех сторон виновата!..
С этими горькими мыслями я шмыгнула в лес. Он будто услышал меня - и тут же решил наказать. Я пребольно ушибла палец о какой-то корень, взвизгнула, подпрыгнула, и колючая ветка наотмашь хлестнула меня по губам. Рот моментально распух, даже язык защипало. Я рухнула на тропу и залилась слезами. Это же надо было, не заметить куст синкуции! Теперь дня два ходить с волдырями...
- Эй, кто тут ревет? - послышался над ухом раздраженный бас деревенского старосты, грубая ручища схватила меня за плечо и бесцеремонно дернула вверх. - Лейми, ты, что ли?
- Я-а-а...
- Нашлась пропащая! - пробасил староста и напустился на меня: - Где тебя носило весь день?! За это время десять корзин яиц набрать можно было!
- Про... простите, пожалуйста, я далеко зашла... не заметила... заблудилась потом... - всхлипнула я.
- Прощения у Госпожи просить будешь, если еще раз так поздно вернешься, - буркнул староста и потащил меня за собой.
Весь путь до деревни мы пробежали за считанные минуты. Я еле поспевала за широкими шагами старосты, с трудом уворачивалась от веток, в конце концов ушибла и вторую ногу и завыла в голос.
- Заткнись, - бросил мой провожатый, вытолкнул меня на тропу впереди себя и поддал под зад коленом.
Я влетела в деревню в буквальном смысле вихрем. Староста вышел из леса следом и поймал меня за корзинку:
- Показывай, что хоть насобирала...
Я развернулась, отпустила ручку своей ноши и застыла, не смея поднять глаза. Вот сейчас мне будет на орехи!.. Особенно нечем хвастаться: всего с одной кладки добыча, да еще и раздавлена почти половина. Староста нахмурился было, но потом сунул нос в корзинку и неожиданно подобрел:
- Ты глянь! Повезло тебе, девка - так и быть, прощаю! Красные яйца не каждый день удается найти.
Я вытянула шею и впервые за все это время разглядела собранные яйца как следует. По виду они почти не отличались от обычных, разве что совсем чуть-чуть крупнее да крапушек побольше - но из тех, которые треснули, вытек малиновый белок. Такие яйца откладывает особый вид черепах, они вкуснее обычных и очень сытные - одного-двух хватает, чтобы наесться на целый день. Жаль только, собрать такие и впрямь удается очень редко. Видимо, эти черепахи не плавают стаями, как остальные. Так что сегодня мне все-таки скорее повезло, чем наоборот!
- Чего уставилась? - проворчал староста. - Живо домой, мать там с ума сходит!
Я поплелась к дому. Спешить уже не было сил. Да и к чему? Все равно нагоняй ждет, хоть беги, хоть не беги.
- Кому сказал, живо! - донеслось в спину. - Скоро совсем стемнеет!
Мама стояла на пороге со свечкой в руке.
- Ма, привет, прости, пожалуйста... - выдохнула я и мышью прошмыгнула в дом.
Родительница вбежала следом, плотно задернула дверную занавесь, поставила свечку на стол и только тогда напустилась на меня:
- Ты что себе позволяешь? Где ты пропадала до темноты?! Совсем от рук отбилась! Я не знаю уже, что и думать, сердце заходится - вот дождешься, что помру раньше времени...
- Ну мамочка, прости, пожалуйста, я больше не буду... Мне очень жаль, я заблудилась, устала, расшибла все ноги... - заныла я и попыталась ускользнуть в спальню.
Не тут-то было! Мама поймала меня за плечо, развернула к себе и подтащила поближе к свету:
- Стой, что это у тебя с лицом?
- Веткой синкуции попало... - всхлипнула я.
- От кого это попало? Неужели староста руки распустил?! - охнула она.
- Нет, это не он, я сама... По лесу быстро бежала, другой тропинкой, не как всегда, вот и не заметила...
- Вот не будешь теперь по вечерам шляться... Горе ты мое! - смягчилась мама, достала из-под стола кувшин с молоком и налила мне кружку: - Утром просила, как знала - пей вот теперь...
Я взяла молоко, набрала в рот, и язык будто огнем обожгло. Я сморщилась, еле сумела проглотить и отставила кружку:
- Не могу, жжется...
- Нет уж, пей! - мама придвинула кружку обратно. - Выпьешь эту и еще одну, как миленькая, а то завтра подушка будет вместо лица.
Я вздохнула - что делать, мама права - и мелкими глотками, морщась, допила молоко. Чуть не подавилась последней порцией, с усилием сглотнула и покорно подставила кружку снова.
- Чем это от тебя пахнет? - подозрительно спросила мама, отставляя кувшин.
- Алинь-травой, - не стала отпираться я.
- Что?! Зачем ты ее жгла? Курить начать решила?.. - мамины глаза угрожающе сузились.
- Нет, мам, ну что ты... Я просто от росы вымокла вся, замерзла, а тут еще эта ветка - так больно... - бормотала я что приходило в голову, лишь бы она не расспрашивала дальше.
- Какая ветка? - нахмурилась мама. - Ты же сказала, что только вечером налетела на нее!
- Не говорила я этого... - слезы снова подступили к горлу, и я не стала их сдерживать. - Я утром бежала... утром промокла и наткнулась на ку-уст... а на пляже костер разожгла-а...
- Ладно, не реви, - махнула мама рукой и налила мне молока. - Допивай и быстро спать, завтра все расскажешь!
Я схватила вторую кружку и, давясь, добулькала до дна. Завтра! У меня еще целая ночь, чтобы придумать, что рассказывать.
______
* Жители Норскапа (архипелага к северу от Харанда) не выговаривают шипящих - заменяют Ш на Ж, Х на Г или К, С на Ц и т. п. Они не говорят, а цокают и брякают, Р у них звучит твердо, но не раскатисто. Они произносят не "Рипен", а "Рибен", "Аринд" (а не Арринд), не "Пину", а "Бину", не "Регалат", а "Регалад", и не "Ханут", а "Гануд".