Литвин Виталий Владимирович : другие произведения.

Ал. Блок - Снежная маска. Прочтение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попытка отследить сюжет книги Блока "Снежная маска"

   СНЕЖНАЯ МАСКА
  
   (1907)
  
  
   Посвящается Н.Н.В.
  
  
   0x01 graphic
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   ПОСВЯЩЕНИЕ К ЦИКЛУ "СНЕЖНАЯ МАСКА"
   Посвящаю ЭТИ СТИХИ
(только) Тебе1
   высокая женщина в черном
с глазами крылатыми
и влюбленными в огни
и мглу моего снежного
города.
  
   1 - только Тебе,
   слово "только" заключено в круглые скобки, затем зачеркнуто синим карандашом.
  
  
  
  
   М.А. Бекетова. "Александр Блок":
  
   "
   Скажу одно: поэт не прикрасил свою "снежную деву". Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна.
   Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно "крылатые", черные, широко открытые "маки злых очей". И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Другие говорили: "раскольничья богородица". Н о странно: все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла. Таинственный блеск угас -- осталась только хорошенькая брюнетка. Тогда уж нельзя было сказать про нее:
   "Вот явилась, заслонила всех нарядных, всех подруг".
   "
  
   Валентина Петровна Веригина "Воспоминания":
  
   "
   ...Дину Глан [театр Комиссаржевской пьеса Юшкевич "В городе"] играла Волохова, так как постарше никого не нашлось. О ней писали в одной газете, что она походила на врубелевского ангела.
   ...Из-за того, что перед открытием театр ремонтировался, репетировали в доме Комиссаржевской, в новом, неотделанном помещении. Там же пришлось принимать гостей. Н. Н. Сапунова попросили как-нибудь украсить нескладную длинную комнату с узкой эстрадой. Он удивил всех своей изобретательностью. Голубое ажурное полотно, напоминающее сети или, скорее, паутину, окутало стены. Это была часть декорации для "Гедды Габлер". На покрытом сукном столе стояли свечи. Комната преобразилась.
   Труппа собралась заранее. У актеров было приподнятое настроение, но вели себя все очень сдержанно. Вера Федоровна, трепещущая и торжественная, как перед первым представлением, ждала гостей. Она была одета парадно: в белом платье, с собольей пелериной на плечах. Наряд казался чужим на ней, да и никакой туалет не прибавил бы ничего к сиянию ее изумительных глаз.
   В первый вечер Сологуб читал свою пьесу "Дар мудрых пчел". Я не заметила, когда вошел Блок, только после чтения я увидела его, стоявшего у стены рядом с женой, Любовью Дмитриевной, одетой в черное платье с белым воротничком. Она была высокого роста с нежным розовым лицом. Золотые волосы на прямой пробор закрывали уши. В ней узнавалась подлинно русская женщина и еще в большей степени -- героиня северных саг.
   ...Блок приковал к себе всеобщее внимание, хотя героем вечера должен был быть Ф. Сологуб. Сергей Городецкий делил успех с первым. Оригинальный и обаятельный, он стал нам близок как-то сразу. Из всех стихов, прочитанных Блоком, "Девочка в розовом капоре" [ это про то, что Прекрасная Дама "не ездит на пароходе" ]пленила меня больше всего; мне так захотелось прослушать еще раз это стихотворение, что я обратилась к Блоку с довольно странной просьбой -- прочитать мне его. Александр Александрович охотно и просто согласился на это. Мы встали оба за полуоткрытой дверью, и поэт прочел мне со всей проникновенностью "Девочку в розовом капоре".
   Те минуты, когда Блок стоял против меня за дверью, отделяющей нас от всего собрания, как завеса его "метелей", я помню так ясно, как будто это было вчера. Серпантин его поэзии обвился вокруг меня. Скоро он должен был опутать остальных участников снежных плясок, предводителем которых стал веселый двойник Блока...
   ...На втором собрании Блок читал свою пьесу "Король на площади".
   ...После небольшого перерыва, во время которого обсуждалась прочитанная пьеса, ее автора и других поэтов попросили опять читать стихи. На этот раз Блок прочитал "Незнакомку".
   ...Этот вечер можно считать началом тесной дружбы Александра Блока с небольшой группой актеров, которая впоследствии принимала участие в его "снежных хороводах". Эта группа -- Н. Н. Волохова, Е. М. Мунт, В. В. Иванова, В. П. Веригина, В. Э. Мейерхольд, Б. К. Пронин, позднее А. А. Голубев.
   ... В театре Комиссаржевской создалась особая атмосфера, близкая поэту Блоку. Актеры и актрисы этого театра не походили на обычных актеров.
   ...Поэтов и художников приглашали не только в гости, но и на генеральные репетиции. После первого представления "Гедды Габлер" все собрались в фойе театра. Потом мы уже небольшой компанией начали собираться по субботам у Веры Викторовны Ивановой.
   ...Из всех поэтов чаще всего приходил в наш театр Блок. Александр Александрович всем импонировал, все дорожили его словами, его мнением. Обычно он проводил в антракте некоторое время внизу, перехваченный Мейерхольдом или Ф. Ф. Комиссаржевским, иногда разговаривал с Верой Федоровной, а затем поднимался наверх, в уборную, где гримировались Волохова, Мунт и я.
   ...На длинном узком столе -- три зеркала, перед каждым по две лампы, на белой клеенке грим, пуховки, лапки, растушовки. Если шла пьеса С. Юшкевича "В городе", за столом сидели: Дина Глан с лицом врубелевского ангела (Волохова), большеглазая Ева с голубоватым тоном лица (Мунт) и безумная Элька, вся в ленточках (Веригина). Если шла "Сестра Беатриса", тут были игуменья и три голубые монахини (третья -- В. В. Иванова).
   ...Больше всего, особенно первое время, Блок разговаривал со мной, и Н. Н. Волохова даже думала, что он приходит за кулисы главным образом ради меня, но однажды во время генеральной репетиции "Сестры Беатрисы" она с изумлением узнала настоящую причину его частых посещений.
   Блок зашел по обыкновению к нам в уборную. Когда кончился антракт, мы пошли проводить его до лестницы. Он спустился вниз, Волохова осталась стоять наверху и посмотрела ему вслед. Вдруг Александр Александрович обернулся, сделал несколько нерешительных шагов к ней, потом опять отпрянул и, наконец, поднявшись на первые ступени лестницы, сказал смущенно и торжественно, что теперь, сию минуту, он понял, что означало его предчувствие, его смятение последних месяцев. "Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр".
   Влюбленность Блока скоро стала очевидной для всех. Каждое стихотворение, посвященное Волоховой, вызывало острый интерес среди поэтов. Первые стихи ей он написал по ее же просьбе. Она просто попросила дать что-нибудь для чтения в концертах. 1 января 1907 года поэт прислал Волоховой красные розы с новыми стихами: "Я в дольний мир вошла, как в ложу. Театр взволнованный погас, и я одна лишь мрак тревожу живым огнем крылатых глаз".
   Волохова была восхищена и вместе с тем смущена этими строками и, разумеется, не решилась читать их с эстрады. Вокруг выражения "крылатые глаза" между поэтами возник спор: хорошо ли это, можно ли глаза называть крылатыми? Стихотворение обратило на себя исключительное внимание потому, что оно явилось разрешением смятенного состояния души, в котором находился Блок, естественно, очень интересовавший своих собратьев. Этот интерес был перенесен теперь и на Волохову.
   ...За два или за три дня до представления "Балаганчика" нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок. Вера Викторовна Иванова предложила свою квартиру, в которую потом были перенесены и субботники.
   Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
   Вечер состоялся, кажется, после первого представления "Балаганчика".
   Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона. На Н. Н. Волоховой было длинное со шлейфом светло-лиловое бумажное платье. Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал в стихах "трехвенечной тиарой". Волохова в этот вечер была как-то призрачно красива. Впрочем, теперь и все остальные кажутся мне чудесными призраками -- и Мунт в желтом наряде, как диковинный цветок, и Вера Иванова, вся розовая, тонкая, с нервными и усталыми движениями. Я сама, одетая в красное, показалась себе незнакомой в большом зеркале. У меня тогда мелькнула мысль: не взмахи ли большого веера Веры вызвали нас к жизни? Она сложит веер -- и мы пропадем. Я тогда улыбнулась этой мысли, но теперь она мне ничуть не кажется вздорной, потому что, действительно, "вдруг" исчезла наша юность и сама жизнь Блока оборвалась неожиданно и страшно.
   ...В полумраке, среди других масок, в хороводе бумажных дам, Блок казался нереальным, как некий символ. Однако и здесь за плечом строгого поэта был его веселый двойник. Казалось бы, Блоку было не до шуток: как раз на вечере бумажных дам лиловая маска -- Н. Н. Волохова окончательно покорила его. Поэт был трепетным и серьезным... Помню момент в столовой: живописная группа женщин в разноцветных костюмах и мужчин в черном. Поэты читали стихи, сидя за столом. Строгая на вид лиловая маска, рядом с ней поэт Блок. В глазах Волоховой блестел огонь. Наталья Николаевна, по-видимому, прониклась ролью таинственной Бумажной дамы.
   ...Так после постановки "Балаганчика", с вечера бумажных дам, мы вступили в волшебный круг игры, в котором закружилась наша юность.
   ...Центром нашего круга игры была блоковская Снежная дева. Она жила не только в Н. Н. Волоховой, но в такой же мере и во всех нас. Не один Блок был "серебром ее веселий оглушен, на воздушной карусели закружен, легкой брагой снежных хмелей напоен", но также и Городецкий, Мейерхольд, Ауслендер и другие. Той же Снежной девой была Вера Иванова с сияющими голубыми глазами. Именно у нее был "синий, синий взор", и у ее шлейфа, тоже "забрызганного звездами", склонялся поэт Городецкий. Правда, он не был ею смирен -- он оставался таким же буйным и радостным в ее присутствии, но снежный хмель бродил и в его голове.
   Мейерхольд, также завороженный и окруженный масками, был созвучен блоковскому хороводу и, как все мы, жил в серебре блоковских метелей. Тут ничего не было реального -- ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни страха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под темным звездным небом.
   Звездный купол сиял над нами даже тогда, когда мы сидели в квартире Блоков или перед камином у В. В. Ивановой. У нее мы стали собираться по субботам тесной компанией, причем у нас был уговор не приходить в будничных платьях, а непременно в своих лучших вечерних нарядах, чтобы чувствовать себя празднично.
   ...Все театральные события, казавшиеся важными в свое время, потускнели в моей памяти. Игра в театре, которую я так любила, кажется мне теперь далеко не такой волнующей и яркой, как та игра масок в блоковском кругу. Правда, я уже в ту пору не смотрела на наши встречи, собрания и прогулки как на простые развлечения. Несомненно, и другие чувствовали значительность и ценность всего этого. Однако мы не догадывались, что чары поэзии Блока почти лишили всех нас своей реальной сущности, превратив в северных Баутт [Баута -- венецианская, традиционно белая атласная маска c резким треугольным профилем и глубокими впадинами для глаз. Баута служила эффективным прикрытием для представителей любого сословия и пола и считалась идеальной маской и для высокопоставленных особ, которые любили анонимно ходить: "...и для того надевают мущины и женщины машкары и платья странное, чтоб друг друга не познавали. Так и все время каранавала ходят все в машкарах: мущины, и жены, и девицы; и гуляют все невозбранно, кто где хочет; и никто никого не знает.-- стольник П. А. Толстой, 1697 - Википедия]. "Я какие хочешь сказки расскажу и какие хочешь маски приведу".
   ...Мария Андреевна Бекетова в своих воспоминаниях о Блоке говорит про Волохову: "Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, какое это было дивное обаяние. Высокая, тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза именно крылатые, черные, широко открытые "маки злых очей". И еще поразительна была улыбка, сверкающая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка... Но странно, все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла."
   ...Неразрешающаяся романтика мучила. Блок преобразился, но теперь он и Н. Н. Волохову обрек на снежность, на отчуждение от всего жизненного. Он рвал всякую связь ее с людьми и землею, говорил, что она "явилась", а не просто родилась, как все, явилась как комета, как падучая звезда.
   ...Мне кажется, все, так или иначе соприкасавшиеся с Блоком, должны были видеть в нем "вестника, посланного с вестями из глубины неведомой бесконечности". Даже Любовь Дмитриевна, знавшая его в повседневных буднях, никогда не забывала об этом.
   ...Однажды Любовь Дмитриевна приехала к Волоховой и прямо спросила: может ли, хочет ли Наталья Николаевна принять Блока на всю жизнь, принять поэта с его высокой миссией, как это сделала она, его Прекрасная дама. Наталья Николаевна говорила мне, что Любовь Дмитриевна была в эту минуту проста и трагична, строга и покорна судьбе. В ее мудрых глазах читалось знание того, кем был ее муж, и ей было непонятно отношение другой женщины, недостаточно его оценившей. Волохова ответила: "Нет". Так же просто и откровенно она сказала, что ей мешает любить его любовью настоящей еще живое чувство к другому [они не так давно расстались], но совсем отказаться от Блока она сейчас не может. Слишком упоительно и радостно было духовное общение с поэтом.
   ...С Таврической от Вячеслава Иванова и с Васильевского острова от Сологуба мы шли обычно большую часть дороги пешком. Блок, Ауслендер, Мейерхольд и Городецкий провожали четырех дам -- Волохову, Иванову, Мунт и меня (мы жили в районе Офицерской). Мне вспоминается одно из таких возвращений. Было тихо и снежно. Мы шли по призрачному городу, через каналы, по фантастическим мостам Северной Венеции и, верно, сами казались призраками, походили на венецианских Баутт прошлого. Высокая фигура Сергея Городецкого, крутящаяся в снежной мгле. Силуэт Блока, этот врезанный в снежную мглу профиль поэта, снежный иней на меховой шапке над "строгой бровью". Звуки "струнных женских голосов". Звездные очи Волоховой. Голубые сияющие глаза Веры Ивановой.
   Сезон 1907/08 года начался гастролями в Москве... В Петербург мы вернулись бодрые и радостно вступили опять в круг друзей.
   ...Журфиксы у В. В. Ивановой не возобновились: у нее развивался туберкулез, и в эту осень она окончательно расхворалась. Доктора советовали ей ехать в Давос.
   ... <весной> Н. Н. Волохова мне говорила, что Блок хотел ехать с нашей труппой, чтобы не расставаться с ней. Наталья Николаевна тогда запротестовала, находя, что это недостойно его -- ездить за актерами. Кроме того, она не хотела показываться Блоку в будничной обстановке, между репетициями и спектаклем, когда приходится возиться с тряпками и утюгом. Она хотела уберечь его от вульгарного. Наталья Николаевна говорила мне, что сказала это Блоку нарочно в очень резкой форме. Однако он не понял ее и обиделся...
   ...На четвертой неделе великого поста некоторые из наших товарищей поехали в Москву, в числе их были и мы с Волоховой. Блок не выдержал и тоже явился в Москву. Наталья Николаевна получила от него письмо с посыльным. Поэт умолял ее прийти повидаться с ним. Они встретились и говорили долго и напрасно. Он о своей любви, она -- опять о невозможности отвечать на его чувства, и на этот раз также ничего не было разрешено.
   ...Александр Александрович ждал Волохову с нетерпением в Петербурге. Но когда, по окончании мейерхольдовских гастролей, она явилась туда, он ясно увидел, что Наталья Николаевна приехала не для него, и отошел от нее окончательно. Впоследствии Блок отзывался о Волоховой с раздражением и некоторое время почти ненавидел ее.
   ...Единственное стихотворение, а именно: "У шлейфа черного...", написанное в тот же период, он скрыл от нее. Очевидно, оно вылилось в момент мучительной досады на холодность Натальи Николаевны. Последующие стихи опять говорят о рыцарском поклонении и преданности. "У шлейфа черного..." было напечатано позднее. Ссылаться на это стихотворение и утверждать, что год, проведенный "у шлейфа черного", Блоку ничего не дал, как это сделал кто-то из критиков, никак нельзя. Среди многих других стихотворений того периода оно случайно.
   Впоследствии Наталья Николаевна встречалась с Блоком раза два и всегда замечала волнение и смущение, которых он не мог скрыть. В последний раз она увиделась с ним в Художественном театре в 1921 году, незадолго до его смерти. Волохова заметила в нем какой-то порыв навстречу ей. Они условились встретиться в следующий антракт, но когда окончилось действие и Наталья Николаевна стала искать глазами Блока, его не оказалось в зрительном зале. Дама, с которой он был в театре, сказала Наталье Николаевне, что он заметно нервничал во время этого действия, плохо слушал и потом вдруг попрощался с ней и ушел.
   ...Кончился зимний сезон, мы уехали в последний раз, затем чтобы после поездки разлететься в разные стороны. Кончилась пленительная фантастическая игра юности. Блок всегда вспоминал о ней с нежностью и грустью: "Прошла наша юность, Валентина Петровна", -- повторял он впоследствии. [908 год. Блоку - 28 лет]"
  
  
  
   СНЕГА
   0x01 graphic
  
   Снежное вино
  
  
  
  
  
   И вновь, сверкнув из чаши винной,
   Ты поселила в сердце страх
   Своей улыбкою невинной
   В тяжелозмейных волосах.
  
   Я опрокинут в темных струях
   И вновь вдыхаю, не любя,
   Забытый сон о поцелуях,
   О снежных вьюгах :вкруг тебя.
  
   И ты смеешься дивным смехом,
   Змеишься в чаше золотой,
   И над твоим собольим мехом
   Гуляет ветер голубой.
  
   И как, глядясь в живые струи,
   Не увидать себя в венце?
   Твои не вспомнить поцелуи
   На запрокинутом лице?
   29 декабря 1906
  
  
  
  
  
   - " Забытый сон..."
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В ЗК21 [ЗК1-62 - записные книжки А. Блока (1901-1921).] стихотворение записано в апреле 1908 г. (спустя почти полтора года после его создания) как продолжение записей, касающихся отношений Блока к Н.Н. Волоховой... вслед за текстом: "Зима возвращается. Впервые."... Под текстом пометы: "О, возвращается!", "То и другое"
   "
  
   То есть нечто подобное уже было? "То и другое" расшифровке поддаётся легко: "то" - это то, что "возвращается", то есть то, что было, а "другое" - это сегодняшнее. Но вот что возвращается?
   ...Может это? -
  
   "Я вижу блеск, забытый мной,
   Я различаю на мгновенье
   За скрипками - иное пенье,
   Тот голос низкий и грудной,
  
  
  
   Каким ответила подруга
   На первую любовь мою.
   Его доныне узнаю
   В те дни, когда бушует вьюга,
  
   Когда былое без следа
   Прошло, и лишь чужие страсти
   Напоминают иногда,
   Напоминают мне - о счастьи.
   12.12.1913"
  
   Низкий и грудной голос был у К.М. Садовской. Да и в следующем стихотворении, тесно связанном с этим ("Ты говоришь, что я дремлю..." )звучит:
  
   "...Твой южный блеск, забытый мной,
   Напоминающий напрасно
   День улетевший, день прекрасный,
   Убитый ночью снеговой.
   12.12.1913"
  
   И сравните, "Через двенадцать лет" с прямым посвящением "К.М.С":
  
   "Синеокая, Бог тебя создал такой.
   Гений первой любви надо мной,
   ...О чем-то шепчущие струи,
   Кружащаяся голова ...
   Твои, хохлушка, поцелуи,
   Твои гортанные слова...
   Bad Nauheim 1897-1909"
  
   Украина для питерских поэтов - это юг. Помните Лермонтов? -
  
   "На светские цепи,
На блеск утомительный бала
 Цветущие степи
Украйны она променяла,
 Но юга родного
На ней сохранилась примета
 Среди ледяного,
Среди беспощадного света..."
  
   Но тогда летнее приключение Блока так и осталось - эпизодом, а "первая любовь" к ней разразилась потом - среди вьюг зимы.
  
   Возвращаясь к исходному стихотворению. Пожалуй, впервые "шелка и веер" появились в 904-ом году, в цикле "Город":
  
   "...Но, взлетая к двери ложи,
   Рокот смутно замирал,
   Где поклонники толпились...
  
   В темном зале свет заёмный
   Мог мерцать и отдохнуть.
   В ложе - вещая сибилла,
   Облачась в убор нескромный,
   Черный веер распустила,
   Черным шелком оттенила
   Бледно-матовую грудь.
  
   Лишь в глазах таился вызов,
   Но в глаза вливался мрак...
   25 сентября 1904"
  
  
   - "И вновь, сверкнув из чаши винной... - это цитатные мотивы из Незнакомки: "И всей души моей излучины // Пронзило терпкое вино...//...Я знаю: истина в вине". 24 апреля 1906
   Эти строки и далее:
   - "...ты... // Змеишься в чаше золотой"
   И:
   - "...в темных струях ...живые струи..." -
   всё о том же: "струи" - струи доливающегося в чашу вина, и отражение лица героини при этом в чаше - колеблется, "змеится".
  
   - "И как, глядясь в живые струи, // Не увидать тебя в венце... // Твои не вспомнить поцелуи... - "О возвращается!.." - вот, что Блоку вспомнилось. И зря Волохова возмущалась: какие такие поцелуи?! - к ней этот пассаж не имел отношения. Это из той "зимы", которая "возвращается".
  
   - "Я опрокинут... На запрокинутом лице..."
   Термин "опрокидывание" у Блока - он о переходе в другую реальность (подробнее об этом у меня в примечаниях к стихотворению "С каждой весною пути мои круче..."). И первоначальном варианте было ещё явственней:
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   ...На опрокинутом лице...
   "
  
   Для меня это стихотворение перекликается с одним из первых примеров опрокидывания, - одним из первых явлений двойников:
  
   Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
   "
   ...К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников [выделение Блока]("Зарево белое...", "Ты - другая, немая...").
   "
  
   "Будет день - и свершится великое,
   Чую в будущем подвиг души.
   Ты - другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
  
   Но во что обратишься - не ведаю,
   И не знаешь ты, буду ли твой,
  
   А уж Там веселятся победою
   Над единой и страшной душой.
   23 ноября 1901"
  
   То есть сюжет стихотворения: герой сидел над чашей, но его опрокинуло, и из "тиши" явилось вот это, "обратившееся": та, другая - безликая паучиха обрела женский лик, немая обрела дивный голос.
   А в нашей реальности поэту пришлось оправдываться:
  
   Н. Н. ВОЛОХОВА. ЗЕМЛЯ В СНЕГУ:
"
   Когда Александр Александрович принес мне первые листки из цикла "Снежная маска" и просил позволения прочесть мне написанные за эти дни стихотворения, - я была очарована их исключительной музыкальностью, несколько смущена звучанием трагической ноты, проходящей через все стихи, и очень удивлена отдельными оборотами речи и выражениями, которые не соответствовали реальному плану. Когда Александр Александрович, прочтя строки:
  
   И как, глядясь в живые струи,
   Не увидать себя в венце?
   Твои не вспомнить поцелуи
   На запрокинутом лице?
  
   взглянул и увидел крайнее изумление на моем лице, он, несколько смутившись, с сконфуженной улыбкой, стал объяснять, что в плане поэзии дозволено некоторое преувеличение.
   - Как говорят поэты: "sub specie aeternitatis", что буквально означает, - сказал он с улыбкой, - "под соусом вечности".
   Он словно просил прощения за некоторые поэтические вольности.
   Пришлось простить."
  
   Волохова напрасно считала, что Блок нафантазировал о поцелуях с нею. "Соус вечности" имел другие ингредиенты:
   "И вновь, сверкнув..."
   "И вновь вдыхаю...[казалось бы ] забытый сон о поцелуях..."
   То есть "всё это было, было, было... и вот, намеревается повториться опять:
  
   И как, глядясь в живые струи,
   Не увидать себя в венце?
   Твои не вспомнить поцелуи
   На запрокинутом лице...
  
   ...."живые струи" - это "тяжелозмейные власа"... и два образа - этой живой, и той, из зимы, где она была в венце... уже путаются: поцелуи называются "твоими".
   Может, "поцелуи с венценосной" - это воспоминание о неописанном в "Распутьях" приключении с одной из царевен Северных королевств? Что наверху, то и внизу, а тогда Любочка совратила-таки поэта... ("...Молодость все же бросала иногда друг к другу живших рядом. В один из таких вечеров, неожиданно для Саши и со "злым умыслом" моим произошло то, что должно было произойти - это уже осенью 1904 года." Л. Д. Блок. "И быль и небылицы о Блоке и о себе") И это домашнее происшествие должно было отразиться и там... Но в книге ничего нет.
  
  
  
  
  
   Снежная вязь
  
  
  
  
  
  
  
   Снежная мгла взвила'сь.
   Легли сугробы кругом.
  
   Да. Я с тобой незнаком.
   Ты - стихов моих пленная вязь.
  
   И, тайно сплетая вязь,
   Нити снежные тку и плету.
  
   Ты не первая мне предалась
   На темном мосту.
  
   Здесь - электрический свет.
   Там - пустота морей,
   И скована льдами злая вода.
  
   Я не открою тебе дверей.
   Нет.
   Никогда.
  
   И снежные брызги влача за собой,
   Мы летим в миллионы бездн...
   Ты смотришь всё той же пленной душой
   В купол всё тот же - звездный...
  
   И смотришь в печали,
   И снег синей...
   Темные дали,
   И блистательный бег саней...
  
   И когда со мной встречаются
   Неизбежные глаза, -
  
   Глуби снежные вскрываются,
   Приближаются уста...
  
   Вышина. Глубина. Снеговая тишь.
   И ты молчишь.
   И в душе твоей безнадежной
   Та же легкая, пленная грусть.
  
   О, стихи зимы среброснежной!
   Я читаю вас наизусть.
   3 января 1907
  
  
  
  
  
   - "Да. Я с тобой незнаком... - перед ним один из образов Незнакомки.
   - "Ты смотришь всё той же пленной душой...// В купол всё тот же... И в душе твоей...// Та же... грусть - это опять: "О, возвращается!", "То и другое" - герой никак не может разделить давний образ той - "в венце" и другой - "тяжелозмейной".
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - " Ты ( ... )мне предалась // На темном мосту. - Ср. встречу героев на мосту во "2-м видении" драмы Блока "Незнакомка" (дата окончания - 11 ноября 1906), а также в позднейшем, 12 апреля 1907, стих. "Зачатый в ночь, я в ночь рожден". В мифологии и фольклоре мост часто трактуется как граница по тем или иным признакам противопоставленных миров. В статье Блока "Творчество Вячеслава Иванова" (апрель 1905) символика моста раскрывается как место, где происходит "борьба стихий с духом и духа со стихиями". Возможно, что мотив встреч на мосту имеет и автобиографическое происхождение. Ср. описание прогулок по Троицкому мосту, по мостам Петербургской стороны и т.д. в воспоминаниях В.П. Веригиной о Блоке "Земля в снегу"...
   "
  
   "Незнакомка":
   "
   ВТОРОЕ ВИДЕНИЕ
  
   Тот же вечер. Конец улицы на краю города. Последние дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с сигнальными огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег.
  
   Звездочет (на мосту)
   Ночь полнозвездная светла.
   У взора - только два крыла.
   Но счет звездам вести нельзя -
   Туманна млечная стезя,
   И бедный взор туманится...
  
   ...Восходит новая звезда.
   Всех ослепительней она.
   Недвижна темная вода,
   И в ней звезда отражена.
   Ах! падает, летит звезда...
   Лети сюда! сюда! сюда!
   По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным - темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет...
   "
  
   "Зачатый в ночь, я в ночь рожден...":
  
   "...В ту ночь был белый ледоход,
   Разлив осенних вод.
   Я думал: "Вот, река идет".
   И я пошел вперед.
  
   В ту ночь река во мгле была,
   И в ночь, и в темноту
   Та - незнакомая - пришла
   И встала на мосту.
  
   Она была - живой костер
   Из снега и вина.
   Кто раз взглянул в желанный взор,
   Тот знает, кто она.
  
   И тихо за руку взяла
   И глянула в лицо.
   И маску белую дала
   И светлое кольцо.
  
   "Довольно жить, оставь слова,
   Я, как метель, звонка,
   Иною жизнию жива,
   Иным огнем ярка".
  
   Она зовет. Она мани'т.
   В снегах земля и твердь.
   Что' мне поет? Что' мне звенит?
   Иная жизнь? Глухая смерть?
   12 апреля 1907"
  
   Веригина. "Земля в снегу":
   "
   Мы часто бывали в гостях. С Таврической от Вячеслава Иванова и с Васильевского острова от Сологуба мы шли обычно большую часть дороги пешком. Блок, Ауслендер, Мейерхольд и Городецкий провожали четырех дам -- Волохову, Иванову, Мунт и меня (мы жили в районе Офицерской). Мне вспоминается одно из таких возвращений. Было тихо и снежно. Мы шли по призрачному городу, через каналы, по фантастическим мостам Северной Венеции и, верно, сами казались призраками, походили на венецианских Баутт [классическая венецианская маска] прошлого. Высокая фигура Сергея Городецкого, крутящаяся в снежной мгле. Силуэт Блока, этот врезанный в снежную мглу профиль поэта, снежный иней на меховой шапке над "строгой бровью". Звуки "струнных женских голосов". Звездные очи Волоховой. Голубые сияющие глаза Веры Ивановой.
   Так часто блуждали мы по улицам снежного города, новые северные Баутты, а северный поэт из этих снежных кружений тайно сплетал вязь своих стихов. Всюду мы были вместе, и где бы ни появлялись -- на литературных журфиксах, на концертах, в театре, -- наше оживление передавалось другим.
   "
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Ты - стихов моих пленная вязь( ... ) // Нити снежные тку и плету. - Ср. в стих. Блока "Угар" (октябрь 1906):"Заплетаем, расплетаем //Нити дьявольской судьбы". "Плетение вязи" - образ колдовства. Вместе с тем ср. в "Поэзии заговоров и заклинаний" о единстве заклинателя и художника: заклятие является "гениальным прозрением, в котором стерлись грани между музыкой, словом ( ... ) и поэзией", а также заклинателя и влюбленного: "влюбленный сам становится кудесником".
  
   - "Я не открою тебе дверей( ... ) //И снежные брызги влача за собой, // Мы летим ... - Ср. первоначальное решение Кая из сказки Х.К. Андерсена "Снежная королева" не открывать дверей Снежной королеве и последующий "полет" с ней на санях (Андерсен, 1. С. 231). О значении сказок Андерсена для Блока в дни написания СнМ см. выше .
   - "... в миллионы бездн ... - В фольклорных Представлениях образы "бездн" ("пропастей"), "зимы" и "ада" взаимосвязаны. Образ "бездн" соотнесен и с когда-то важным для Блока представлением Д.С. Мережковского о "верхней" и "нижней" бездне: в сферическом мире СнМ "верх" и "низ" неразличимы.
   - "...И снег синей ... - Символика "синего" как связанного со "снежным" миром противопоставлена значению этого образа в ранней лирике .
   - "... И блистательный бег саней... - См. выше о санях, увлекших Кая в царство Снежной королевы. Образ имеет и автобиографический подтекст; 29.XII.l906 г. Блок записывает: "Может быть, год закончится катаньем с актрисами" (ЗК. С. 86); ср. также воспоминания В.П. Веригиной об одной из (видимо, многочисленных) поездок на санях за город (Воспоминания, 1. С. 439).
   "
  
   Веригина. "Земля в снегу":
   "
   ...Сестрорецкий вокзал, избранный нами для прогулок по милости Блока: он любил туда ездить по вечерам весной совершенно один, в одиночестве пить терпкое красное вино. Там ему чудилась Незнакомка.
  
   И каждый вечер друг единственный
   В моем стакане отражен,
   И влагой терпкой и таинственной,
   Как я, смирен и оглушен...
  
   Однажды Блок и нам предложил туда поехать. Мы взяли финских лошадок, запряженных в крошечные сани. Нам захотелось ехать без кучеров, чтобы мужчины правили сами. Мы отправились туда, где блуждала блоковская незнакомка, в туман, мимо тихой замерзшей реки, мимо миражных мачт.
   Эта зимняя поездка с Волоховой отразилась в стихах Блока: "Но для меня неразделимы с тобою ночь и мгла реки и застывающие дымы и рифм веселых огоньки".
   И теперь, когда читаю эти строки, встают в моей памяти ночные поездки на Сестрорецкий вокзал в "снеговой тиши". Впереди в маленьких санках две стройные фигуры -- поэта и Н. Н. Волоховой. Она грустна. Мы приезжаем на скромно освещенный вокзал. Купол звездный отходит, печаль покидает Волохову -- ею овладевает Снежная дева.
   Здесь мы все Баутты. Мы смеемся, пьем рислинг, делаемся легкими. Тут не поэт перед нами, а его двойник, предводитель снежных масок. Мы говорим опять вдохновенный вздор. Обворожительный юмор Блока, юмор, таящийся за словами, в полуулыбке, в металле голоса. Воплотившаяся в Волоховой Незнакомка сидит тут рядом, только у нее очи не "синие, бездонные", а "черные, неизбежные"...
   "
  
   Последний путь
  
  
  
  
  
   В снежной пене - предзакатная -
   Ты встаешь за мной вдали,
   Там, где в дали невозвратные
   Повернули корабли.
  
   Не видать ни мачт, ни паруса,
   Что манил от снежных мест,
   И на дальнем храме безрадостно
   Догорел последний крест.
  
   И на этот путь оснеженный
   Если встанешь - не сойдешь.
   И душою безнадежной
   Безотзывное поймешь.
  
   Ты услышишь с белой пристани
   Отдаленные рога.
   Ты поймешь растущий издали
   Зов закованной в снега.
   3 января 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   - " ... в дали невозвратные // Повернули корабли. - Корабли - один из важнейших образов творчества Блока 1904-1906 гг. Реальные планы его вырастают из темы Петербурга - приморского города на Неве, однако, сразу же связываются с символикой сбывшихся или "несбывшихся надежд" (А. Блок. (Примечания к II2 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912.] ). Во вступлении ("Вместо предисловия", август 1906) к II1 [Блок А. Нечаянная Радость. Второй сборник стихов. М.: Скорпион, 1907] раскрывается общественное значение образа: "Слышно, как вскипают моря и воют корабельные сирены. Все мы потечем на мол, где зажглись сигнальные огни. Новой Радостью загорятся сердца народов, когда за узким мысом появятся большие корабли" (СС-82 .С. 370). Однако в многоплановой символике "кораблей" выделяются и другие смыслы: интимные или же (что особенно важно для СнМ) подчеркивающие отношение лирики "второго тома" к идеалам и "надеждам" раннего творчества Блока. В творчестве Блока 1904-1906 гг. "корабли" то приносят всеобщее счастье ("Ее прибытие", 1904), то гибнут ("Девушка пела в церковном хоре ... ", 1905) или приходят слишком поздно (драма "Король на площади", 1906) и не приносят исполнения надежд ("Поэт", "У моря"- июль 1905 г.). В СнМ корабли "невозвратно" исчезают.
  
   - "... И на дальнем храме безрадостно // Догорел последний крест. - Ср. в "Стихах о Прекрасной Даме": "Оно (солнце. - Ред.) зайдет и, замирая, // ( ... ) погаснет крест" ("Сны безотчетны, ярки краски ... ", 1902). Но символика заката в "Стихах о Прекрасной Даме" связывалась с временем мистической Встречи - в СиМ - с приближением ночи и тьмы .
   - "... Зов закованной в снегах" - В "Божественной комедии" Данте ("Ад". XXIV. 29-33) сатана изображен как наполовину закованный в лед. Ср. образ демонической Царицы у Вяч. Иванова: "Спит царица на престоле в покрывале ледяном" (Кормчие звезды. 793 СПб., 1903. С. 164), привлекший внимание Блока. Блок процитировал приведенные строки, объединив символику "Царицы" и важнейшего для младших символистов образа "спящей царевны": "В очарованном сне ( ... ) спит царица на престоле в покрывале ледяном". Однако если пробуждение "спящей красавицы" связано с весной или летом, то "Закованная в снега" царствует в мире холода, мрака и смерти (ср. Снежную королеву и Деву льдов Х.К. Андерсена)
   "
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Автор анонимной рецензии на СМ, направленной против Блока-символиста, обращает внимание на неточные рифмы стихотворения ("паруса: безрадостно"; "пристани: издали"), считая их неудачными, "крайне бедными" (Беседа. 1907. N7. С. 63).
   "
   Тоже обращу внимание на эти рифмы, особенно на первую пару, но как на образец мастерства. Период плохих примеров для начинающих стихотворцев давно кончился, и здесь надо не смотреть на окончания последних в строках слов, а слушать виртуозную звукопись строфы полностью.
   - "В снежной пене - предзакатная - // Ты встаешь за мной вдали... - "за мной... - он встает на белой пристани, и она - следом (в предзакатную пору) встает вдали, и они через "дали невозвратные" - это к нему обращается та которая "не ездит на пароходах", служение которой он бросил,и они - смотрят друг на друга? думают друг о друге? друг о друге мечтают?
   И ему сквозь эти пространства "не видать ни мачт, ни паруса", и уже в лучах заката "догорел последний крест...", а они всё стоят и молчат.
   И далее поэт оглядывается на эти "заснеженные места" и обращается уже к себе:
  
   И на этот путь оснеженный
   Если встанешь - не сойдешь...
  
   А он - см. предшествующие стихи о снежном вине - на этот путь встал. Тем более что: "...душою безнадежной // Безотзывное поймешь". Не отзовутся тебе из "дали" ведь помимо того, что "Прекрасная Дама не ездит на пароходе"! - "никто не придёт назад".
   А здесь:
  
   Ты услышишь с белой пристани
   Отдаленные рога...
  
   Охота, брат! Идёт охота, а ты здесь стоишь и только время теряешь! -
  
   Ты поймешь растущий издали
   Зов закованной в снега.
  
  
   На страже
  
  
  
  
   Я - непокорный и свободный.
   Я правлю вольною судьбой.
   А Он - простерт над бездной водной
   С подъятой к небесам трубой.
  
   Он видит все мои измены,
   Он исчисляет все дела.
   И за грядой туманной пены
   Его труба всегда светла.
  
   И, опустивший меч на струи,
   Он не смежит упорный взор.
   Он стережет все поцелуи,
   Паденья, клятвы и позор.
  
   И Он потребует ответа,
   Подъемля засветлевший меч.
   И канет темная комета
   В пучины новых темных встреч.
   3 января 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   Построено как автополемика со стих. "Я - меч, заостренный с обеих сторон ... " (июль 1903), написанным перед свадьбой с Л.Д. Блок и прославляющим вечную "небесную" любовь. Тема любви как земной, стихийной и "вольной" страсти широко развивалась как "старшими символистами" (особенно В. Брюсовым, К. Бальмонтом), так и в "дионисийской" лирике Вяч. Иванова.
   - "На страже. - Ср. в "Я меч, заостренный с обеих сторон ... "... - "Поставлю на страже звенящий стих".
   - "Я правлю вольною судьбой.- Ср. там же: "Я правлю, архангел, Ее Судьбой" .
   - "Он видит все мои измены. - Тема измены "земного" героя своей мистической "Царице" идет от Вл. Соловьева ("У царицы моей есть высокий дворец ... ", 1876; "Клятве ты изменил, но изменой своей // Мог ли сердце мое изменить?"). Блок в 1901-1904 гг. "переворачивает" ситуацию, утверждая возможность "изменений" и"измен" и для мистической героини ("Изменишь облик Ты", "Зимний ветер играет терновником ... " и др. - т. 1 наст. изд.), но абсолютную невозможность их для лирического "я". Образ "измен" в "На страже" определяет полемическое отношение СнМ к лирике "первого тома" .
   "
   "Автополемики" здесь я не вижу. Времена "т.1" для героя давно прошли. Данное стихотворения из предпоследней книги "т. 2" - разгара антитезы, после марева болот "Пузырей Земли", после метаний в "Разных стихотворениях", после блужданий по тёмным улицам инфра-Петербурга "Города", здесь и сейчас он получает последний искус - женщина-комета. Земное воплощение Незнакомки.
   "...абсолютную невозможность их [измен] для лирического "я". " - да уж... Даже в "стихах о прекрасной даме" - были измены: с Русской Венерой, с гадалкой, про которых он внутренне знал, что они - не "облик" Лучезарной. А упоительные приключения с двойниками, ради которых он в конце концов бросит Служение?! Да вся вторая книга т. 1 - "Распутья" - именно об этом - о глобальной измене Служению.
  
   И если уж искать предшественников данному стихотворению, то оно в широко известных строках Лермонтова:
  
   "...Но есть и божий суд, наперсники разврата!
   Есть грозный суд: он ждет...!
  
   Во времена воинственного материализма учительница нам объясняла: "божий суд - это суд совести".
   Вот и здесь всё заранее знающий двойник горестно числит дела, измены, поцелуи, клятвы - и прочий позор.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - "И канет темная комета и след. - Образ женщины - "беззаконной кометы" восходит к Пушкину ("Портрет", 1828). Для СнМ особенно важна трактовка этого образа (широко отразившегося в русской поэзии XIX в.) в стих. Ап. Григорьева "Комета" (1843), которое Блок несколько позже взял вторым эпиграфом для вступления ("Вместо предисловия") к сб. "Земля в снегу" (март 1908). Образ Н.Н. Волоховой как "кометы" был подхвачен Л.Д. Блок в ее неопубликованном стих. "Venus ad Cometam" ("Венера - Комете", 15 августа 1907 г.) и, видимо, всем окружением Блока тех дней. В упоминавшемся выше вступлении к сб. "Земля в снегу" Блок в качестве первого эпиграфа ввел начальную строку этого стихотворения ("Зачем в наш стройный круг ты ворвалась, комета? Л.Б.), подчеркивавшую контраст гармонического и дисгармонично-стихийного чувства, двух начал бытия и двух женских образов.
   "
  
   Л.Д. Блок
   VENUS AD COMETAM
  
   Зачем в наш светлый строй
   ты ворвалась, комета?
   Зачем случайный путь
   мой верный круг пресек?
   Я - Солнца спутница,
   я - отраженье света.
   Бросает тень зачем
   мне твой неверный бег?
   В тени, в смятеньи я;
   где Феб мой златокудрый?
   Где свет его очей -
   палящие лучи?
   Его скрываешь ты,
   и хвост твой изумрудный
   Смел, затенил меня
   и потерял в ночи
   На миг всевластная, ты,
   знаю я, случайна,
   И в бездны новые
   твой путь тебя стремит.
   Наш светлый строй хранит
   законов древних тайна.
   Сияй, предвечный круг,
   страданием омыт.
  
   По мне разница меж "Венерой" и "кометой" несущественна, на фоне контраста меж Венерой и Лучезарной. И уж ничего "гармонического" в Любочке изначала не было. Она была искусом, Незнакомка стала наградой. (Одной из. Всемирный Град, описанный в предыдущей книге - ещё одна.)
  

  
   Второе крещение
  
  
  
  
  
   Открыли дверь мою метели,
   Застыла горница моя,
   И в новой снеговой купели
   Крещен вторым крещеньем я.
  
   И, в новый мир вступая, знаю,
   Что люди есть, и есть дела,
   Что путь открыт наверно к раю
   Всем, кто идет путями зла.
  
   Я так устал от ласк подруги
   На застывающей земле.
   И драгоценный камень вьюги
   Сверкает льдиной на челе.
  
   И гордость нового крещенья
   Мне сердце обратила в лед.
   Ты мне сулишь еще мгновенья?
   Пророчишь, что весна придет?
  
   Но посмотри, как сердце радо!
   Заграждена снегами твердь.
   Весны не будет, и не надо:
   Крещеньем третьим будет - Смерть.
   3 января 1907
  
  
  
  
  
  
   - "Открыли дверь мою метели, // Застыла горница моя -"застыла" - выстудилась, замерзла.
   - "Что путь открыт наверно к раю // Всем, кто идет путями зла - здесь развивается противопоставление первой строфы: второе крещение ведёт к раю - но путями зла.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Второе крещенье - Антитеза дьявольского "второго крещенья" и православноґ обрядового "первого" имеет не только богоборческий и автобиографически-интимный смысл (противопоставление "Первой" и "новой" любви), но и устанавливает символическое отношение СнМ к лирике Блока "первого тома" .
  
   - " ... путь открыт ( ... ) к раю, // Всем, кто идет путями зла( ... ) // Крещеньем третьим будет смерть. - Ср. в сказке Х.К. Андерсена "Райский сад": "Мы идем в Райский сад дорогой смерти" (Андерсен. /. С. 137). Герой сказки меняет блаженство в Райском саду на поцелуй феи: "Теперь только я понял райское блаженство; оно течет огнем в моей крови( ... ) Пусть же настанет потом для меня вечная ночь,- одна такая минута дороже всего в мире" (Там же. С. 142)
   "
  
   - "Я так устал от ласк подруги..." - в те времена секс для Блока был синонимом грязи. (Л. Д. Блок. "И быль и небылицы о Блоке и о себе": "Только ослепительная, солнечная жизнерадостность Кармен [1914 год]победила все травмы и только с ней узнал Блок желанный синтез и той и другой любви".), а "подруга" здесь скорее всего сама Л.Д..
   - "И драгоценный камень вьюги // Сверкает льдиной на челе - ... а Волохова - снежная дева - с самого начала была с ним подчёркнуто стерильна.
   - "Ты мне сулишь еще мгновенья? // Пророчишь, что весна придет? - "ты" - прежняя подруга.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - " ...Весны не будет, и не надо. - Ср. символику Весны как времени мистической Встречи с Вечной Женственностью в лирике "первого тома" Блока.
   "
  
   Да нет в "первом томе" этого! Характерно, что не указано ни одного конкретного стихотворения. Встреча с Лучезарной грезилась Летом! Мистическим летом. А вёсны были только предвестием, подготовкой и даже - изменой, как весна 902 года. Вот слова самого Блока о первой весне:
   "МАЙ 1901
   Очевидно, под влиянием ее непрекращающейся (или растущей, или случайной) суровости - май начался теми же мрачными предчувствиями: я удалюсь в страны холодные, немые, без любви и без весны, где нет страстей, любви матери, где царит равнодушие и где угасает мое скитанье - без исхода (без конца), и... оказываюсь непричастным к совершающемуся (мысль о возможности моего участия явилась не сразу, но здесь она уже является, по-видимому, готовой): она одиноко, в отдаленьи (от меня) сомкнет последние круги.
   Следствием этого разрыва и очевидной усталости от напряжения является психологическое: какие-то "неверные красы" ее, ее "изменчивая" душа (!?) - упадок стремления. В эти дни начала мая единственным напряженным напоминанием является тот голос, который говорит, что я ухожу, но закат вещает мне таинственный возврат к оставленной земле.
   Следуют какие-то помехи (сумасшедший - кто это? Во мне же?). К середине мая звук с другого берега темнеющей реки кажется мне ее ответом. Я убеждаю ее, что, несмотря на все мои падения, душа моя жива и не лживо зовет ее, тоскуя по ней и обьемля тень лучшей жизни. Следует род заклинания. Прежнее отсутствие ответа заставляет надеть броню, что выражается в ощущении себя как микрокосма, в котором вся вселенная, все прошедшее и грядущее и с избытком все огни, какими горит она; потому - нет ни слабости, ни силы, ее участие или безучастие не трогает, провидцу не нужно сочувствия. Я уже перешел граничную черту и только жду условленного виденья, чтобы отлететь в иную пустоту (которая также не страшна).
   Сквозь эту броню пробиваются, однако, жаркие струи, в которых есть как бы оттенки соблазна (женственная нежность образа, легкое пение, призрачный красный месяц, отражающийся в Неве, образ отроковицы - мидианки (Вл. Соловьев), пред которым я медлю, вместо того чтобы нести свою духовную лепту в далекие святыни).
  
   Так, неготовым, раздвоенным я кончаю первый период своей мировой жизни - петербургский. [Здесь нет еще ни одного большого Т.]."
  
   Где здесь "время мистической Встречи с Вечной Женственностью"?! За всю весну - "ни одного большого Т"!
  
   Настигнутый метелью
  
  
  
  
  
   Вьюга пела.
   И кололи снежные иглы.
   И душа леденела.
   Ты меня настигла.
  
   Ты запрокинула голову в высь.
   Ты сказала: "Глядись, глядись,
   Пока не забудешь
   Того, что любишь".
  
   И указала на дальние города линии,
   На поля снеговые и синие,
   На бесцельный холод.
  
   И снежных вихрей подъятый молот
   Бросил нас в бездну, где искры неслись,
   Где снежинки пугливо вились...
  
   Какие-то искры,
   Каких-то снежинок неверный полет...
   Как быстро - так быстро
   Ты надо мной
   Опрокинула свод
   Голубой...
  
   Метель взвила'сь,
   Звезда сорвалась,
   За ней другая...
   И звезда за звездой
   Понеслась,
   Открывая
   Вихрям звездным
   Новые бездны.
  
   В небе вспыхнули темные очи
   Так ясно!
   И я позабыл приметы
   Страны прекрасной -
   В блеске твоем, комета!
   В блеске твоем, среброснежная ночь!
  
   И неслись опустошающие
   Непомерные года,
   Словно сердце застывающее
   Закатилось навсегда.
  
   Но бредет за дальним полюсом
   Солнце сердца моего,
   Льдяным скованное поясом
   Безначалья твоего.
  
   Так взойди ж в морозном инее,
   Непомерный свет - заря!
   Подними над далью синей
   Жезл померкшего царя!
   3 января 1907
  
  
  
  
  
  
   - "Ты запрокинула голову в высь... Опрокинула свод // Голубой.... - термин опрокидывание у Блока неизменно связан с переходом в другой пласт реальности.
   - "Ты сказала: "Глядись, глядись, // Пока не забудешь // Того, что любишь... - и следует перечисление того, что он любит: города линии, поля снеговые и бесцельный холод. То есть, там и забывать-то особенно нечего. А в новой...
   - "Метель взвила'сь, // Звезда сорвалась, // За ней другая - как в земной реальности увидеть при метели - небо? А в этой звездочки метели - это и есть звезды неба.
   - "Звезда сорвалась, // За ней другая... // Открывая... // Новые бездны - прежние звезды уступают место новому чуду:
  
   В небе вспыхнули темные очи
   Так ясно!
   И я позабыл приметы
   Страны прекрасной -
   В блеске твоем, комета!
   В блеске твоем, среброснежная ночь.
  
   - "И неслись опустошающие // Непомерные года... - сравните позднейшее: "Летели дни, крутясь проклятым роем..."
  
   - "...Непомерный свет - заря //... Жезл померкшего царя - "Царь" на фоне зари у Блока появлялся в исходном тексте маленькой поэмы - "Её прибытие", в которой (в поэме) в город прибывают корабли - прибывает Она, и при утренней заре навстречу кораблям (из первоначального варианта):
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "...Сильные юноши сели у весел,
   Скромные девушки взяли рули.
  
   ...Мы оглянулись. Вдали за кормой
   В порте пылали все крыши, все окна
   Пред молодой, золотою зарей!
  
   Миг - и сверкая безмерною славой,
   Жертвенной кровью вскипели моря.
   И, возлетая на гребень кровавый,
   Мы увидали над морем - Царя.
   16 декабря 1904"
  
   Последнее свершение - итоговое свершившееся - царство... Даже не так - Царствие. Вот что стояло за Его ликом. Но здесь...
  
   - "Словно сердце застывающее // Закатилось... - В "Стихах о прекрасной даме" - солнце было ликом любимой, которой было отдано сердце.
   И:
   - "...бредет за дальним полюсом // Солнце сердца моего... - бредёт оно где-то за окоемом Земли посреди полярной ночи Питера.
  
   Так взойди ж!..
   Подними!..
  
   Прорывается сквозь ледяные мороки воспоминание о ней.
  
   На зов метелей
  
  
  
  
  
  
  
   Белоснежней не было зим
   И перистей тучек.
   Ты дала мне в руки
   Серебряный ключик,
   И владел я сердцем твоим.
   Тихо всходил над городом дым,
   Умирали звуки.
  
   Белые встали сугробы,
   И мраки открылись.
   Выплыл серебряный серп.
   И мы уносились,
   Обреченные оба
   На ущерб.
  
   Ветер взвихрил снега.
   Закатился серп луны.
   И пронзительным взором
   Ты измерила даль страны,
   Откуда звучали рога
   Снежным, метельным хором.
  
   И мгла заломила руки,
   Заломила руки в высь.
   Ты опустила очи,
   И мы понеслись.
   И навстречу вставали новые звуки:
   Летели снега,
   Звенели рога
   Налетающей ночи.
   3 января 1907
  
  
  
  
  
   В прошлом стихотворении, которое было написано вот только что - дата та же, "3 января" - в безумном совместном полете, где в бездне словно искры неслись созвездия, ему вспомнилось "солнце сердца моего" и тут же леди метелей совершила ответный ход:
  
   Ты дала мне в руки
   Серебряный ключик,
   И владел я сердцем твоим.
  
   И их полёт продолжился:
  
   И мраки открылись.
   Выплыл серебряный серп.
   И мы уносились...
  
   Уносились туда...
  
   ...Откуда звучали рога
   Снежным, метельным хором.
  
   Википедия:
   "Рог -- духовой мундштучный музыкальный инструмент. Один из древнейших сигнальных инструментов. Изготовлялся из бивней или рогов животных. Первоначально выполнял ритуальные функции, применялся охотниками (рог охотничий), пастухами, сторожами, воинами."
  
   Это те же самые рога, которые он услышал на пристани, от которой "...в дали невозвратные // Повернули корабли" ( Третье стихотворение цикла - "Последний путь"), которое, впрочем, было тоже написано вот только что:
  
   "...Ты услышишь с белой пристани
   Отдаленные рога.
   Ты поймешь растущий издали
   Зов закованной в снега.
   3 января"
  
   Рог охотничий... Охота! Идет охота!
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - "...Пока не забудешь // Того, что любишь. - Конспектируя в конце декабря 1906 г. (перед началом работы над СнМ) "Рождение трагедии" Ф. Ницше (по русск. изданию: М., 1900), Блок выписывает слова о связи "дионисийского восторга" и забвения "будничного" мира: "То восторженное состояние, в которое приводит Дионис, заключает в себе усыпляющее начало. Этой пропастью забвения разделяются миры - будничный и дионисовой действительности" (ЗК[Блок, записные книжки]. С. 81).
   Ср. в "Снежной королеве": "Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних" (Андерсен, 1. С. 231).
   Пафос "забвения" связан с мотивами "измены" и свободного выбора "пути".
  
   ... Опрокинула свод // Голубой ... - О символике "опрокидывания" см. с. 600 наст. тома .
   "
  
   С моей точки зрения "опрокидывание" - это метка смешения реальностей, указание на их смещение.
  
   Ее песни
  
  
  
   Не в земной темнице душной
   Я гублю.
   Душу вверь ладье воздушной -
   Кораблю.
   Ты пойми душой послушной,
   Что люблю.
  
   Взор твой ясный к выси звездной
   Обрати.
   И в руке твой меч железный
   Опусти.
   Сердце с дрожью бесполезной
   Укроти.
   Вихри снежные над бездной
   Закрути.
  
   Рукавом моих метелей
   Задушу.
   Серебром моих веселий
   Оглушу.
   На воздушной карусели
   Закружу.
   Пряжей спутанной кудели
   Обовью.
   Легкой брагой снежных хмелей
   Напою.
   4 января 1907
  
  
  
  
  
  
  
   Стихотворение написано от лица героини книги. И это - ещё одна грань измены поэта. Ранее стихи от женского лица казались прямыми диктовками Лучезарной, когда она просто водила его рукой по листу бумаги, как у Вл. Соловьева в его "сомнамбулическом письме". Подобные стихи в СПД я называл "вставками чужим почерком" (в рукописях Владимира Соловьева встречаются врезки другим почерком, подписанные Sophie, обращенные к нему). Теперь он принял в душу диктовку от вот этой, которая "душит своими рукавами".
  
   " - Душу вверь ладье воздушной - // Кораблю. - и это ещё одна, такая же грань измены, подмены. Ранее он ждал Её прибытия на кораблях из-за морей, но "прекрасная дама не ездит на пароходах", зато у этой - воздушная ладья.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   "- Взор твой ясный к выси звездной // Обрати.- Ср.: перед полетом в царство Снежной Королевы Кай "устремил взор в бесконечное, воздушное пространство" (Андерсен, 1. С. 232) .
   " ... меч железный // Опусти. - Мотив утраты (порчи) меча типичен для творчества Блока 1904-1906 rr. (ер. в поэме "Ночная Фиалка": "Вот рассыпался меч, дребезжа"); близок к этому сюжет превращения меча в деревянный (см. драму "Балаганчик", 1906). Позже Блок, по воспоминаниям В.В. Гиппиуса, так определил смысл этого мотива: "По поводу выражения "Где ж твой меч? (см. стих. ''Голоса"; точный текст: "Где меч мой?" - ред.) кто-то заметил, что образ меча здесь вносит неуместный аллегоризм. Блок сказал: "Да, надо было сказать просто: где ж твоя воля?''" (Воспоминания, 2. С. 78). Символическому движению меча лирического героя вниз противостоит поднятие меча ангелом (см. стих. "На страже").
   " - На воздушной карусели // Закружу.- Ср. сцены головокружений в горах у Руди - предмета роковой и губительной страсти Девы льдов в одноименной сказке Х.К. Андерсена (Андерсен, 2. С. 187).
   "- Пряжей спутанной кудели // Обовью - См. коммент. к стих. "Снежная вязь", где, однако, прядет "нити" (колдует) лирический герой цикла. Стихотворение закрепляет мотив господства "Ее" в "снежном" мире СнМ.
   "
  
   В Примечаниях постоянно подчеркивается влияние сказок Андерсона на поэзию второго тома Блока. Несомненно, Блок чувствовал себя своим в мире Андерсона, но так же - и в мире северных королевств Андрея Белого, и в кругу молодых актрис театра Комиссаржевской, и в страстных мороках инфра-Петербурга. Всё это было его окружением, его строительным материалом, из которого он творил свои миры.
   Так над подобным у себя улыбнулась Анна Ахматова:
  
   "...Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
  
   Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен..."
  
   "...Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины..."
  
   "...И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь."
  
  
  
  
  
   Крылья
  
  
  
  
  
   Крылья легкие раскину,
   Стены воздуха раздвину,
   Страны дольние покину.
  
   Вейтесь, искристые нити,
   Льдинки звездные, плывите,
   Вьюги дольние, вздохните!
  
   В сердце - легкие тревоги,
   В небе - звездные дороги,
   Среброснежные чертоги.
  
   Сны метели светлозмейной,
   Песни вьюги легковейной,
   Очи девы чародейной.
  
   И какие-то печали
   Издали',
   И туманные скрижали
   От земли.
   И покинутые в дали
   Корабли.
   И какие-то за мысом
   Паруса.
   И какие-то над морем
   Голоса.
  
   И расплеснут меж мирами,
   Над забытыми пирами -
   Кубок долгой страстной ночи,
   Кубок темного вина.
   4 января 1907
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "Дольный" (из словарей):
   устар. - относящийся к долу, долине; долинный ;
   устар., перен. - земной, человеческий; низменный ? Два солнца по утрам светило с неба, // С свирепостью на дольный мир смотря. // И вопль протяжный: "Хлеба! Хлеба! Хлеба!" // Из тьмы лесов стремился до царя. К. Д. Бальмонт, "В глухие дни"
  
   В прошлом стихотворении снежная дева звала поэта:
  
   "Душу вверь ладье воздушной -
   Кораблю..."
  
   В этом ему и ладья не нужна - у него собственные крылья.
   Там она сулила ему:
  
   "Легкой брагой снежных хмелей
   Напою..."
  
   В этом - исполняет свои обещания:
  
   И расплеснут меж мирами,
   Над забытыми пирами -
   Кубок долгой страстной ночи,
   Кубок темного вина.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Стихотворение, как и предыдущее, написано от лица героини цикла.
   "
  
   Мне так не кажется. Я читаю его, как ответ на её зов, как равный ответ: она звала, и он - теперь тоже крылатый, он взлетел и видит:
  
   Сны метели светлозмейной,
   Песни вьюги легковейной,
   Очи девы чародейной.
  
   Он видит внизу метельную землю, а напротив - её, он рядом с нею.
   Но вопрос, кто из нас прав - бессмыслен. Блок считал любое толкование своих стихов правильным: увидели, значит в них это есть. Напомню сценку меж ним и Веригиной:
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "Разговор зашел о стихотворении "В голубой далекой спаленке твой ребенок опочил ... " Я спросила: "Ребенок умер?" - и получила ответ: "Мать его задушила". Помню, что у меня вырвалось: "Не может быть! Тут нет убийства!" Александр Александрович улыбнулся и сказал: "Ну, просто умер, можно и так".
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "И расплеснут меж мирами, // Над забытыми пирами - ( ... )//Кубок темного вина. -Метрико-лексическая реминисценция из стих. Тютчева "Кончен пир, умолкли хоры ... " (1850), ср.: "Не допиты в кубках вины", образ звездной ночи и др.
  
   [
   "Кончен пир, умолкли хоры,
   Опорожнены амфоры,
   Опрокинуты корзины,
   Не допиты в кубках вины,
   На главах венки измяты, --
   Лишь курятся ароматы
   В опустевшей светлой зале...
   Кончив пир, мы поздно встали --
   Звезды на небе сияли,
   Ночь достигла половины...
   Как над беспокойным градом,
   Над дворцами, над домами,
   Шумным уличным движеньем
   С тускло-рдяным освещеньем
   И бессонными толпами, --
   Как над этим дольным чадом,
   В горнем выспреннем пределе
   Звезды чистые горели,
   Отвечая смертным взглядам
   Непорочными лучами...
   1849 г."
   ]
  
   Последняя строка ["Кубок темного вина"] - одновременно [ещё и ] развитие и образности "Балаганчика" - слов "Ее" из "второй пары влюбленных": "Кубок мой темный до дна испей" (СС-8 4 . С. 17). Ср. также в посвященном Н.Н. Волоховой стих. "Я в дольний мир вошла, как в ложу ... " (1 января 1907): "Взор мой ( ... )//В выси кинут, // Словно в небо опрокинут// Кубок темного вина".
   "
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Влюбленность
  
  
  
  
  
  
   И опять твой сладкий сумрак, влюбленность.
   И опять: "Навеки. Опусти глаза твои".
   И дней туманность, и ночная бессонность,
   И вдали, в волнах, вдали - пролетевшие ладьи.
  
   И чему-то над равнинами снежными
   Улыбнувшаяся задумчиво заря.
   И ты, осенившая крылами белоснежными
   На вечный покой отходящего царя.
  
   Ангел, гневно брови изламывающий,
   Два луча - два меча скрестил в вышине.
   Но в гневах стали звенящей и падающей
   Твоя улыбка струится во мне.
   4 января 1907
  
  
  
  
  
   "...опять твой сладкий сумрак, влюбленность" - странно читать это у Блока. "Опять" - у него уже было? Было не только тяжелое безнадежное чувство к Л.Д. с её "привычной суровостью", но и вот этот сладкий хмель? До нее? Или самые первые - еще в 1898 году встречи с нею? Но слова "Навеки. Опусти глаза твои", - это слова не мальчика... А, может - к мальчику, от его "первой любовницы" от балующейся с мальчиком К.М.С.?
   Но все равно, подобные воспоминания или подобные приключения должны были восприниматься поэтом, как предательство. И, наконец, он свободен от прошлой любви, равной прошлому Служению: "и вечно раб!",- и можно просто радоваться. Ведь поначалу то, что влюбленность может приносить радость - это так необычно...
   Но воспоминания о том всё равно покоя не дают: "царь" на фоне "зари" уже был в этом цикле:
  
   "...Но бредет за дальним полюсом
   Солнце сердца моего,
   Льдяным скованное поясом
   Безначалья твоего.
  
   Так взойди ж в морозном инее,
   Непомерный свет - заря!
   Подними над далью синей
   Жезл померкшего царя!
   3 января 1907"
  
   А что означало "царствование" в мире Блока расшифровано было в другой его поэме - "Ее прибытие" ", в которой (в поэме) в город прибывают корабли - прибывает Она, и при утренней заре навстречу кораблям (из первоначального варианта):
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "...Сильные юноши сели у весел,
   Скромные девушки взяли рули.
  
   ...Мы оглянулись. Вдали за кормой
   В порте пылали все крыши, все окна
   Пред молодой, золотою зарей!
  
   Миг - и сверкая безмерною славой,
   Жертвенной кровью вскипели моря.
   И, возлетая на гребень кровавый,
   Мы увидали над морем - Царя.
   16 декабря 1904"
  
   Последнее свершение - итоговое свершившееся - царство... Даже не так - Царствие. Вот что стояло за Его ликом...
  
   В исходном стихотворении "царя" отправляют спать.
   Разумеется, всё это очень не нравится грозному ангелу, но от его недовольства заслоняет и всё возмещает "твоя улыбка".
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "... - На вечный покой отходящего царя. - См. коммент. к стих. "Настигнутый метелью".
   (
   Коммент. к стих. "Настигнутый метелью":
   "... - Жезл померкшего царя. - О мотиве "померкшего" (гибнущего) царя см. коммент. к стих. "Жду я смерти близ денницы ... ".
  
   Коммент. к стих. "Жду я смерти близ денницы ... ":
   " - Здесь исполни долг царицы ... - Образ царицы, совершающей над умершим царем погребальный обряд,- в стих. Л. Семенова "Видения" (1904) (Семенов Л. Собрание стихотворений. С. 23-26) .
   " -...Царски-каменной улыбки ... - Объединение признаков "царственного" и "каменного" (неживого) получит дальнейшее развитие в творчестве Блока 1904-1906 гг. (ср. центральный образ-символ в драме "Король на площади", 1906).
  
   То есть о "жезле померкшего царя" читайте в драме "Король на площади" и отстаньте от нас, неучи.
   Впрочем, ещё о нем есть в дальнейшем его творчестве, то есть в стихотворении "Влюблённость". Круг замкнут. Всё:)
  
   Не надо
  
  
  
  
  
  
  
   Не надо кораблей из дали,
   Над мысом почивает мрак.
   На снежносинем покрывале
   Читаю твой условный знак.
  
   Твой голос слышен сквозь метели,
   И звезды сыплют снежный прах.
   Ладьи ночные пролетели,
   Ныряя в ледяных струях.
  
   И нет моей завидней доли -
   В снегах забвенья догореть,
   И на прибрежном снежном поле
   Под звонкой вьюгой умереть.
  
   Не разгадать живого мрака,
   Которым стан твой окружен.
   И не понять земного знака,
   Чтоб не нарушить снежный сон.
   4 января 1907
  
  
  
  
  
   Четвёртое стихотворение за день! Причём, опять (как "Влюбленность", как "Ее песни") - без единой помарки, без единого в дальнейшем уточнения, исправления!
  
   Совместный полет окончен, она - унеслась ( Ладьи ночные пролетели ), он остался внизу.
  
   - "Не надо кораблей из дали" - это из позапрошлого, 9-ого стихотворение цикла - "Крылья": "И покинутые в дали // Корабли" - всё те же корабли, чье прибытие ожидалось как "Ее прибытие", описанное в убранном финале поэмы 1904-ого года:
  
   "...Океан дремал зеркальный,
   Злые бури отошли.
   В час закатный, в час хрустальный
   Показались корабли.
  
   Шли, как сказочные феи,
   Вымпелами даль пестря.
   Тяжело согнулись реи,
   Наготове якоря.
  
   Пели гимн багряным зорям,
   Вся горя, смеялась даль...
  
   ...с кораблей, испытавших ненастье,
   Весть о рассвете достигла земли:
   Буйные толпы, в предчувствии счастья,
   Вышли на берег встречать корабли.
  
   Кто-то гирлянду цветочную бросил,
   Лодки помчались от пестрой земли.
   Сильные юноши сели у весел,
   Скромные девушки взяли рули.
  
   ...Мы оглянулись. Вдали за кормой
   В порте пылали все крыши, все окна
   Пред молодой, золотою зарей!
  
   Миг - и сверкая безмерною славой,
   Жертвенной кровью вскипели моря.
   И, возлетая на гребень кровавый,
   Мы увидали над морем - Царя.
   16 декабря 1904"
  
  
   Теперь этого "не надо". "Над мысом почивает мрак", а не плещется молодая золотая заря, и не требуется ни от кого "садиться за весла" - а забыть всё и застыть на заснеженном поле, в поле снежного апокалипсиса: "...сквозь метели,//И звезды сыплют снежный прах". В метель - звезд не видно, но это сами звёзды прахом ссыпаются на земли, и в небе не Ее заревые корабли, а лишь "твои" "ладьи ночные"...
  
   Не разгадать живого мрака,
   Которым стан твой окружен.
   И не понять земного знака,
   Чтоб не нарушить снежный сон.
  
   Не разгадать, не понять, не разобрать, не отрефлектировать... Больше он - не действующее лицо, не демиург, не теург - не создающий миры, не творящий богов и богинь, не конструирующий ситуацию, а принимающий ее.
   И не надо.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Авторизованные тексты: АС- Т5 Л. 70 об.- 71, "4 янв(аря), рукой Л.Д. Блок, заглавие (красными чернилами) - рукой Блока.
   "
  
  
  
   Тревога
  
  
  
  
  
   Сердце, слышишь
   Легкий шаг
   За собой?
  
   Сердце, видишь:
   Кто-то подал знак,
   Тайный знак рукой?
  
   Ты ли? Ты ли?
   Вьюги плыли,
   Лунный серп застыл...
  
   Ты ль нисходишь?
   Ты ль уводишь, -
   Ты, кого я полюбил?
  
   Над бескрайными снегами
   Возлетим!
   За туманными морями
   Догорим!
  
   Птица вьюги
   Темнокрылой,
   Дай мне два крыла!
  
   Чтоб с тобою, сердцу милой,
   В серебристом лунном круге
   Вся душа изнемогла!
   Чтоб огонь зимы палящей
   Сжег грозящий
   Дальний крест!
  
   Чтоб лететь стрелой звенящей
   В пропасть черных звезд!
   4 января 1907
  
  
  
  
   - "Вьюги плыли, // Лунный серп застыл...- ещё раз обращу внимание, что во время обыкновенной вьюги ни звезд, ни месяца не видно. Здесь продолжается метель предыдущих стихотворений, во время которой срываются с неба - звезды:
  
   Чтоб лететь стрелой звенящей
   В пропасть черных звезд!
  
   (Блок. Незнакомка. ВТОРОЕ ВИДЕНИЕ:
  
   "
   ...В воздухе порхает и звездится снег...
  
   Звездочет
  
   Восходит новая звезда.
   Всех ослепительней она.
   Недвижна темная вода,
   И в ней звезда отражена.
   Ах! падает, летит звезда...
   Лети сюда! сюда! сюда!
  
   По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным - темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет.)
   "
  
   - "Лунный серп застыл..." - в период "Стихов о прекрасной даме" луна была оком Лучезарной, теперь - воплощением тревоги, беспощадным серпом.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - "...огонь зимы палящей... - "Психологическое" обоснование оксюморона "огонь зимы палящей" см. в сказке Х.К. Андерсена "Дева льдов": Дева поцеловала Руди, "и по телу его пробежал смертельный холод, электрический ток ... Огонь и лед!.. При мимолетном прикосновении к ним их, ведь, не различишь!" (Андерсен, 2. с. 227)
   "
  
   Суть стихотворения в последних двух строках:
  
   Дай мне два крыла!
  
   ...Чтоб лететь стрелой звенящей
   В пропасть черных звезд!
  
   Моление о новом полете.
  
   Прочь
  
  
  
  
  
  
   И опять открыли солнца
   Эту дверь.
   И опять влекут от сердца
   Эту тень.
  
   И опять, остерегая,
   Знак дают,
   Чтобы медленный растаял
   В келье лед.
  
   "Кто ты? Кто ты?
   Скован дрёмой,
   Пробудись!
  
   От дремоты
   Незнакомой
   Исцелись!
  
   Мы - целители истомы,
   Нашей медленной заботе
   Покорись!
  
   В златоверхие хоромы,
   К созидающей работе
   Воротись!"
   - Кто вы? Кто вы?
   Рая дщери!
   Прочь! Летите прочь!
  
   Кто взломал мои засовы?
   Ты кому открыла двери,
   Задремав, служанка-ночь?
  
   Стерегут мне келью совы, -
   Вам забвенью и потере
   Не помочь!
  
   На груди - снегов оковы,
   В ледяной моей пещере -
   Вихрей северная дочь!
  
   Из очей ее крылатых
   Светит мгла.
   Трехвенечная тиара
   Вкруг чела.
   Золотистый уголь в сердце
   Мне вожгла!
  
   Трижды северное солнце
   Обошло подвластный мир!
   Трижды северные фьорды
   Знали тихий лёт ночей!
  
   Трижды красные герольды
   На кровавый звали пир!
   Мне - мое открыло сердце
   Снежный мрак ее очей!
  
   Прочь лети, святая стая,
   К старой двери
   Умирающего рая!
   Стерегите, злые звери,
   Чтобы ангелам самим
   Не поднять меня крылами,
   Не вскружить меня хвалами,
   Не пронзить меня Дарами
   И Причастием своим!
   У меня в померкшей келье -
   Два меча.
  
   У меня над ложем - знаки
   Черных дней.
  
   И струит мое веселье
   Два луча.
  
   То горят и дремлют маки
   Злых очей.
   8 января 1907
  
  
  
  
  
   Повторю, что весь этот цикл читается мной с самого начала как воплощение, можно сказать, старого кошмара Блока. Но для Блока это не было кошмаром - тем, что приходит без спроса и что давит ужасом, а...
  
   Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
   "
   ...К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников [выделение Блока]("Зарево белое...", "Ты - другая, немая...").
   "
   Он сам по своей воле вызывал их, и будучи одним из них...
   Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма":
   "...и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности - все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой - вздох моря, третий - аметист, четвертый - священного скарабея, крылатый глаз."
   Первый раз двойники показали ему, принесли ему зрелище прекраснейшей женщины земли - Елены Троянской ("Зарево белое..."), а уже во второй:
  
   "Будет день - и свершится великое,
   Чую в будущем подвиг души.
   Ты - другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
  
   Но во что обратишься - не ведаю,
   И не знаешь ты, буду ли твой,
  
   А уж Там веселятся победою
   Над единой и страшной душой.
   23 ноября 1901"
  
   И вот теперь та, безликая, облик себе нашла - с крылатыми глазами и копной змееподобных волос...
  
   В стихотворении герой заточен в ледяной пещере, охраняемой совами, и скован дремотой, но служанка-ночь не уследила и к нему пробились "солнца", призывая его вернуться "В златоверхие хоромы,//К созидающей работе". То есть вот сюда:
  
   "Терем высок, и заря замерла.
   Красная тайна у входа легла.
  
   ...Каждый конек на узорной резьбе
   Красное пламя бросает к тебе.
  
   Купол стремится в лазурную высь.
   Синие окна румянцем зажглись.
  
   Все колокольные звоны гудят.
   Залит весной беззакатный наряд.
   28 декабря 1903"
  
   Но усилия их бесполезны: рядом с ним - последняя стражница:
  
   В ледяной моей пещере -
   Вихрей северная дочь.
  
   Которая уже три зимы держит его в своем дурмане... Официально, так сказать, от Служения он отказался в последнем стихотворении книги "Распутья":
  
   "Вот он -- ряд гробовых ступеней.
   И меж нас -- никого. Мы вдвоем.
   Спи ты, нежная спутница дней,
   Залитых небывалым лучом.
  
   ...Спи -- твой отдых никто не прервет.
   Мы -- окрай неизвестных дорог.
   Всю ненастную ночь напролет
   Здесь горит осиянный чертог.
   18 июня 1904. С. Шахматово
  
   С того времени и прошло три зимы.
   Но сейчас опять "небывалые лучи" пробились к нему, но он их гонит: "Прочь!" У него:
  
   У меня в померкшей келье -
   Два меча.
  
   У меня над ложем - знаки
   Черных дней.
  
   И струит мое веселье
   Два луча.
  
   То горят и дремлют маки
   Злых очей.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Трехвенечная тиара ... - атрибут Изиды; ср. также трехъярусную корону римского папы; образ связан с маскарадом, устроенным актрисами театра В.Ф. Коммиссаржевской после премьеры "Балаганчика". Ср. у В. Веригиной о маскарадном костюме Н. Волоховой: "Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал( ... ) "трехвенечной тиарой"" (Воспоминания, 1. С. 427).
   "
  
   В. П. Веригина, "Воспоминания":
   "
   За два или за три дня до представления "Балаганчика" [премьера - 30 декабря 1906 г.] нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок. Вера Викторовна Иванова предложила свою квартиру, в которую потом были перенесены и субботники.
   Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
   ...Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона. На Н. Н. Волоховой было длинное со шлейфом светло-лиловое бумажное платье. Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал в стихах "трехвенечной тиарой". Волохова в этот вечер была как-то призрачно красива. Впрочем, теперь и все остальные кажутся мне чудесными призраками -- и Мунт в желтом наряде, как диковинный цветок, и Вера Иванова, вся розовая, тонкая, с нервными и усталыми движениями. Я сама, одетая в красное, показалась себе незнакомой в большом зеркале. У меня тогда мелькнула мысль: не взмахи ли большого веера Веры вызвали нас к жизни? Она сложит веер -- и мы пропадем. Я тогда улыбнулась этой мысли, но теперь она мне ничуть не кажется вздорной, потому что, действительно, "вдруг" исчезла наша юность и сама жизнь Блока оборвалась неожиданно и страшно.
   "

  
  
  
   И опять снега
  
  
  
  
  
  
   И опять, опять снега
   Замели следы...
  
   Над пустыней снежных мест
   Дремлют две звезды.
  
   И поют, поют рога.
   Над парами злой воды
   Вьюга строит белый крест,
   Рассыпает снежный крест,
   Одинокий смерч.
  
   И вдали, вдали, вдали,
   Между небом и землей
   Веселится смерть.
  
   И за тучей снеговой
   Задремали корабли -
   Опрокинутые в твердь
   Станы снежных мачт.
  
   И в полях гуляет смерть -
   Снеговой трубач...
  
   И вздымает вьюга смерч,
   Строит белый, снежный крест,
   Заметает твердь...
   Разрушает снежный крест
   И бежит от снежных мест...
   И опять глядится смерть
   С беззакатных звезд...
   8 января 1907
  
  
  
  
   Технически очень интересно, наблюдать как рифму "смерть-смерч" Блок виртуозно усиливает аллитерированием в соседних строках звука "ч".
  
   - "Над пустыней снежных мест // Дремлют две звезды" - очи это конечно же, все те же крылатые очи героини цикла.
   - "И поют, поют рога" - охотничьи рога в неизбежно-снежном аккомпанементе звучат на протяжении всего цикла.
   в третьем:
  
   "Ты услышишь с белой пристани
   Отдаленные рога.
   Ты поймешь растущий издали
   Зов закованной в снега."
  
   В седьмом:
  
   "И пронзительным взором
   Ты измерила даль страны,
   Откуда звучали рога
   Снежным, метельным хором."
  
   И вот в четырнадцатом:
  
   И поют, поют рога.
   Над парами злой воды
   Вьюга строит белый крест,
   Рассыпает снежный крест.
  
  
   - "И поют, поют рога // Над парами злой воды" - место действия - то же что и в третьем стихотворении цикла - "белая пристань".
   - "...за тучей снеговой // Задремали корабли..." - ср. с третьим стихотворением:
  
   "Не видать ни мачт, ни паруса,
   Что манил от снежных мест..."
  
   Теперь корабли разглядеть можно, но их мачты - "опрокинуты". Термин "опрокидывание" Блок употребляет для обозначения перехода в иную реальность.
  
   - "Вьюга строит белый крест,//Рассыпает снежный крест,// Одинокий смерч." - то есть вьюга бессмысленно создает и тут же рушит одинокий в виде креста смерч. Ср. последнюю строфу:
  
   ...И вздымает вьюга смерч,
   Строит белый, снежный крест,
   Заметает твердь...
   Разрушает снежный крест...
  
   Бессмысленность вьюги, бессмысленность смерти... И лишь давним напоминанием о прошлом служении вмороженные, "опрокинутые в твердь" корабли...
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "... Задремали корабли ..." - Ср. символическую сцену с "дремлющими голубыми кораблями" в драме "Незнакомка", 1906 (СС-84 . С. 84).
   "
  
   Ал. Блок. "Незнакомка". Второе видение:
   "Конец улицы на краю города. Последние дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с сигнальными огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег. "
  
  
   Голоса
   (Двое проносятся в сфере метелей)
  
  
  
  
  
  
   Он
  
   Нет исхода вьюгам певучим!
   Нет заката очам твоим звездным!
   Рукою, подъятой к тучам,
   Ты влечешь меня к безднам!
  
   Она
  
   О, настигай! О, догони!
   Померкли дни.
   Столетья ми'нут.
   Земля остынет.
   Луна опрокинет
   Свой лик к земле!
  
   Он
  
   Кто жребий мой вынет,
   Тот опрокинут
   В бездонной мгле!
  
   Она
  
   Оставь тревоги,
   Метель в дороге
   Тебя застигла.
   Ласкают вьюги,
   Ты - в лунном круге,
   Тебя пронзили снежные иглы!
  
   Он
  
   Сердце - громада
   Горной лавины -
   Катится в бездны...
   Ты гибели рада,
   Дева пучины
   Звездной!
  
   Она
  
   Я укачала
   Царей и героев...
   Слушай снега!
   Из снежного зала,
   Из надзвездных покоев
   Поют боевые рога!
  
   Он
  
   Меч мой железный
   Утонул в серебряной вьюге...
   Где меч мой? Где меч мой!
  
   Она
  
   Внимай! Внимай! Я - ветер встречный!
   Мы - в лунном круге!
   Мы - в бездне звездной!
  
   Он
  
   Прости, отчизна!
   Здравствуй, холод!
   Отвори мне застывшие руки!
  
   Она
  
   Слушай, слушай трубные звуки!
   Кто молод, --
   Расстанься с дольней жизнью!
  
   Он
  
   Прости! Прости!
   Остыло сердце!
   Где ты, солнце?
  
   (Вьюга вздымает белый крест)
   8 января 1907
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Двое проносятся в сфере метелей." - Во втором круге ада (Данте, "Ад". V) "адский ветер" мчит во мраке по кругам души жертв греховной страсти; среди них - души мчащихся вместе Франчески и Паоло (ср. упоминание их в позже написанном стих. "Она пришла с мороза").
   - "Рукою подъятой к тучам // Ты влечешь меня к безднам!" - В творчестве Блока 1904-06 гг. появляется соотнесенный с Прекрасной Дамой, но отличный от нее символ Мироправительницы (СС-84 . С. 78) - мифологический образ женщины (возможно, олицетворенной природы) с поднятыми вверх руками (рукой): "Ты, Держащая море и сушу // Неподвижно тонкой Рукой" ("Вступление"), " ... Ты, поднявшая руки, // Устремившая руки в зенит" ("Пляски осенние").
   -...Метель в дороге // Тебя застигла. - Ср.: "Ты меня настигла" ("Настигнутый метелью");
   "
  
   В исходном стихотворении находимся в декорациях предыдущего ("И опять снега..." ): мистическая вьюга, когда не понять это летят звезды снега или звезды несутся, как снег; воют рога ( в этом уточнение: не охотничьи - боевые), и всё это подсвечено сумасшедшей луной. В исходном стихотворении нет упоминания, но наверняка где-то неподалеку и здесь присутствуют вмороженные в лед корабли. Но и там, и там - это не наш мир, не наша реальность, а опрокинутая.
   Там:
  
   "И за тучей снеговой
   Задремали корабли -
   Опрокинутые в твердь
   Станы снежных мачт."
  
   Здесь:
   Кто жребий мой вынет,
   Тот опрокинут
   В бездонной мгле!
  
   В прошлом - нам показали, как вьюга строит и тут же рушит смерч, похожий на крест, срифмованный со словом смерть. В этом - камера кадр придвинула, и мы видим, что в том "белом кресте" мчащиеся друг за другом мужчина и женщина.
   Что в любовной страсти нет ничего постыдного, зато много нежности, что секс - не "овладевание", а "занятие любовью", объяснить Блоку сумеет только в 1914 году Дельмас, до которого (и до которой) ещё семь лет, а пока эти "гонки" выглядят примерно так ("Вольные мысли"):
  
   " ...И вот она пришла
   И встала на откосе. Были рыжи
   Ее глаза от солнца и песка.
   И волосы, смолистые как сосны,
   В отливах синих падали на плечи.
   Пришла. Скрестила свой звериный взгляд
   С моим звериным взглядом. Засмеялась
   Высоким смехом. Бросила в меня
   Пучок травы и золотую горсть
   Песку. Потом - вскочила
   И, прыгая, помчалась под откос...
  
   Я гнал ее далёко. Исцарапал
   Лицо о хвои, окровавил руки
   И платье изорвал. Кричал и гнал
   Ее, как зверя, вновь кричал и звал,
   И страстный голос был как звуки рога.
   Она же оставляла легкий след
   В зыбучих дюнах, и пропала в соснах,
   Когда их заплела ночная синь.
  
   И я лежу, от бега задыхаясь,
   Один, в песке. В пылающих глазах
   Еще бежит она - и вся хохочет:
   Хохочут волосы, хохочут ноги,
   Хохочет платье, вздутое от бега...
   Лежу и думаю: "Сегодня ночь
   И завтра ночь. Я не уйду отсюда,
   Пока не затравлю ее, как зверя,
   И голосом, зовущим, как рога,
   Не прегражу ей путь. И не скажу:
   "Моя! Моя!" - И пусть она мне крикнет:
   "Твоя! Твоя!"
   Июнь - июль 1907"
  
   Ну и что в процессе погони героем исходного стихотворения потерян меч, забыто солнце, то есть герой бросил воинский долг, он во тьме и заморожен, так это подразумевалось с самого начала. Не он первый:
  
   Я укачала
   Царей и героев...
   Слушай снега!
  
  
   В снегах
  
   И я затянут
   Лентой млечной!
   Тобой обманут,
   О, Вечность!
  
   Подо мной растянут
   В дали бесконечной
   Твой узор, Бесконечность,
   Темница мира!
  
   Узкая лира,
   Звезда богини,
   Снежно стонет
   Мне.
  
   И корабль закатный
   Тонет
   В нежно-синей
   Глубине.
   9 января 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   (
   - "...тобой обманут, // О, Вечность." - Тема Вечности как миража раскрывается сценой в "Снежной королеве" Х.К. Андерсена: Кай, под чарами Королевы, считает целью своей жизни сложить из осколков льда слово "Вечность".
   - "Узкая лира, // Звезда богини ..." - "Лира" соотносит женский образ СнМ с космическим звездным миром (созвездие Лиры). Ср. также в стих. "Я был смущенный и веселый ... " (1906) связь лиры с темой искусства: "Звезда, ушедшая от мира ( ... ) // Дрожит серебряная лира// В твоей протянутой руке".
   - "И корабль закатный // Тонет ..." - Для лирики Блока 1904-06 гг. характерно объединение символики гибнущих кораблей и заката. "Закат" теперь - не время мистической встречи с Прекрасной Дамой, а момент перехода от света к тьме: "Все закатное небо - в дреме ( ... ) // И на розовой гаснет корме //Уплывающий кормщик ( ... ) // ... мы с ним уплываем во тьму, //И корабль исчезает летучий ... " ("Старость мертвая бродит вокруг ... ", 1905
   ).
  
   В Примечаниях постоянно подчеркивается связь со сказками Андерсона. Но Зима могла быть для Блока атрибутом Северных королевств, подробно описанных в "Первой симфонии. Героической." Андрея Белого. По которому он вдоволь походил в период "Распутий". Сравните настроение исходного стихотворения, например вот с этим:
  
   Дали слепы, дни безгневны,
   Сомкнуты уста.
   В непробудном сне царевны,
   Синева пуста.
  
   ...Будут вёсны в вечной смене
   И падений гнёт.
   Вихрь, исполненный видений, --
   Голубиный лет...
  
   Что мгновенные бессилья?
   Время -- легкий дым...
   Мы опять расплещем крылья,
   Снова отлетим?
  
   И опять, в безумной смене
   Рассекая твердь,
   Встретим новый вихрь видений,
   Встретим жизнь и смерть!
   Апрель-май 1904. С. Шахматово
  
   И ещё один источник просто напрашивается - северные рассказы Дж. Лондона. В те времена они были широко известны.
  
   (Маяковский:
   "...Помните?
   Вы говорили:
   "Джек Лондон,
   деньги,
   любовь,
   страсть",--
   а я одно видел:
   вы -- Джоконда,
   которую надо украсть!
   И украли.")
  
   Вот из его - американского писателя - рассказа "Белое безмолвие":
  
   "День клонился к вечеру, и подавленные величием Белого Безмолвия путники молча прокладывали себе путь. У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее - Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнется, небо ярко, как отполированная медь, малейший шепот кажется святотатством, и человек пугается собственного голоса. Единственная частица живого, передвигающаяся по призрачной пустыне мертвого мира, он страшится своей дерзости, остро сознавая, что он всего лишь червь. Сами собой возникают странные мысли, тайна вселенной ищет своего выражения. И на человека находит страх перед смертью, перед богом, перед всем миром, а вместе со страхом - надежда на воскресение и жизнь и тоска по бессмертию - тщетное стремление плененной материи; вот тогда-то человек остается наедине с богом."
  
  
  
  
  
  
  
   МАСКИ
  
   В.П. Веригина "Воспоминания":
   ...Из всех поэтов чаще всего приходил в наш театр [театр Комиссаржевской] Блок. Александр Александрович всем импонировал, все дорожили его словами, его мнением. Обычно он проводил в антракте некоторое время внизу, перехваченный Мейерхольдом или Ф. Ф. Комиссаржевским, иногда разговаривал с Верой Федоровной, а затем поднимался наверх, в уборную, где гримировались Волохова, Мунт и я.
   ...На длинном узком столе - три зеркала, перед каждым по две лампы, на белой клеенке грим, пуховки, лапки, растушовки. Если шла пьеса С. Юшкевича "В городе", за столом сидели: Дина Глан с лицом врубелевского ангела (Волохова), большеглазая Ева с голубоватым тоном лица (Мунт) и безумная Элька, вся в ленточках (Веригина). Если шла "Сестра Беатриса", тут были игуменья и три голубые монахини (третья -- В. В. Иванова). В вечер "Балаганчика" -- голубая средневековая дама, розовая маска и черная маска в зловещем красном уборе и черно-красном костюме.
   ... Вторая картина [спектакль "Балаганчик" в постановке Мейерхольда] начиналась музыкой масок. Маски в подчеркнуто маскарадных костюмах прогуливались по сцене. Они не танцевали, не сплетались в эффектные узоры, а просто шествовали, показывая себя, как это делают обычно ряженые в начале вечера, как бы говоря: узнавайте, кто мы? На скамье, на авансцене сидел Пьеро. Он говорил светлым тоном о том, как опутал сетями Арлекин его подругу, как она оказалась картонной и как оба они плясали вокруг упавшей куклы. Все грустнее звучал монолог, в гладком звуке голоса просвечивали страдальческие ноты.
   Маски вереницей обходили скамью, и когда она открывалась, зрители видели вместо Пьеро первую пару влюбленных. Розовая дама и Голубой кавалер смотрели ввысь.
   ...Художник Н. Н. Сапунов и М. А. Кузмин, написавший музыку, в значительной мере помогли очарованию "Балаганчика".
   "Балаганчик" шел с десяти репетиций и зазвучал сразу. Невозможно передать то волнение, которое охватило нас, актеров, во время генеральной репетиции и особенно на первом представлении. Когда мы надели полумаски, когда зазвучала музыка, обаятельная, вводящая в "очарованный круг", что-то случилось такое, что заставило каждого отрешиться от своей сущности. Маски сделали все необычным и чудесным. Даже за кулисами перед выходом мы разговаривали по-иному.
   ...За два или за три дня до представления "Балаганчика" нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок. Вера Викторовна Иванова предложила свою квартиру, в которую потом были перенесены и субботники.
   Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
   ...Вечер состоялся, кажется, после первого представления "Балаганчика". На нем присутствовали Любовь Дмитриевна и Александр Александрович Блок, В. Э. Мейерхольд, В. В. Иванова, Н. Н. Волохова, Е. М. Мунт, Веригина, М. А. Кузмин, Н. Н. Сапунов, С. М. Городецкий, Б. К. Пронин, Г. И. Чулков, С. А. Ауслендер и другие.
   Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона. На Н. Н. Волоховой было длинное со шлейфом светло-лиловое бумажное платье. Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал в стихах "трехвенечной тиарой". Волохова в этот вечер была как-то призрачно красива. Впрочем, теперь и все остальные кажутся мне чудесными призраками - и Мунт в желтом наряде, как диковинный цветок, и Вера Иванова, вся розовая, тонкая, с нервными и усталыми движениями. Я сама, одетая в красное, показалась себе незнакомой в большом зеркале. У меня тогда мелькнула мысль: не взмахи ли большого веера Веры вызвали нас к жизни? Она сложит веер - и мы пропадем. Я тогда улыбнулась этой мысли, но теперь она мне ничуть не кажется вздорной, потому что, действительно, "вдруг" исчезла наша юность и сама жизнь Блока оборвалась неожиданно и страшно.
   ...Условились говорить со всеми на "ты". В нашей литературно-артистической среде царила непринужденность, но все же мы были сдержанны и учтивы. Поэтому так жутко было говорить "ты", несмотря на маску. В самом начале вечера, когда все еще немного стеснялись и как-то не решались обращаться друг к другу на "ты", а если делали это, то по обязанности, через силу, меня рассмешил короткий диалог Веры Викторовны Ивановой с К. А. Сюннербергом. Она по виду - настоящая дама, он - господин в визитке, чрезвычайно сдержанный и учтивый. Они разговаривали на "ты" о чем-то серьезном, не относящемся к вечеру, без тени улыбки, и возникало такое впечатление, что оба сошли с ума..."
  
   Театр и жизнь смешались, и что в жизни осталось от театра, а что в театре пришло от жизни, стало непонятным, и стало ощутимо казаться, что кто-то здесь сошёл с ума.
  
  
   Под масками
  
  
  
  
  
   А под маской было звездно.
   Улыбалась чья-то повесть,
   Короталась тихо ночь.
  
   И задумчивая совесть,
   Тихо плавая над бездной,
   Уводила время прочь.
  
   И в руках, когда-то строгих,
   Был бокал стеклянных влаг.
   Ночь сходила на чертоги,
   Замедляя шаг.
  
   И позвякивали миги,
   И звенела влага в сердце,
   И дразнил зеленый зайчик
   В догоревшем хрустале.
  
   А в шкапу дремали книги.
   Там - к резной старинной дверце
   Прилепился голый мальчик
   На одном крыле.
   9 января 1907
  
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "... к резной старинной дверце // Прилепился голый мальчик // На одном крыле..." ­ -
"Голый мальчик" - Амур (римск. мифол.). Имеются в виду резные изображения амуров на дверцах книжного шкафа. В.Н. Орлов пишет, что такой книжный шкаф стоял в кабинете Блока (СС-82 . С. 428).
   "
  
   В.Н. Орлов (1908--1985) - советский литературовед, редактор, журналист. Лауреат Сталинской премии третьей степени (1951) и главный советский блоковед. Первое роскошное собрание сочинений Блока в 8-ми томах вышло под его редакцией ("Под общей редакцией В. Н. ОРЛОВА, А. А. СУРКОВА, К. И. ЧУКОВСКОГО"). Был лично знаком с Л.Д. Блок.
  
   "И опять твой сладкий сумрак, влюбленность" - было написано 4 января 1907, - и 9-ого января опять её звенящие сумерки. Но для Блока едва ли не до конца жизни все эти головокружения - осознанное отступление от "дела", так было даже с солнечной Л.А. Дельмас:
  
   "...И, должно быть, навеки ушла...
  
   Что ж, пора приниматься за дело,
   За старинное дело свое..."
  
   Отсюда и "задумчивая совесть", и грустная улыбка над бывшими когда-то "строгими" своими руками, которые нынче балуются с зайчиками, бликующими во влаге хрусталя бокала.
  
  
  
   Бледные сказанья
  
  
  
  
  
  
   - Посмотри, подруга, эльф твой
   Улетел!
   - Посмотри, как быстролетны
   Времена!
  
   Так смеется маска маске,
   Злая маска, к маске скромной
   Обратясь:
   - Посмотри, как темный рыцарь
   Скажет сказки третьей маске...
  
   Темный рыцарь вкруг девицы
   Заплетает вязь.
  
   Тихо шепчет маска маске,
   Злая маска - маске скромной...
   Третья - смущена...
  
   И еще темней - на темной
   Завесе окна
   Темный рыцарь - только мнится...
  
   И стрельчатые ресницы
   Опускает маска вниз.
   Снится маске, снится рыцарь...
   - Темный рыцарь, улыбнись...
  
   Он рассказывает сказки,
   Опершись на меч.
   И она внимает в маске.
   И за ними - тихий танец
   Отдаленных встреч...
  
   Как горит ее румянец!
   Странен профиль темных плеч!
   А за ними - тихий танец
   Отдаленных встреч.
  
   И на завесе оконной
   Золотится
   Луч, протянутый от сердца -
   Тонкий цепкий шнур.
  
   И потерянный, влюбленный
   Не умеет прицепиться
   Улетевший с книжной дверцы
   Амур.
   9 января 1907
  
  
  
  
   "...За два или за три дня до представления "Балаганчика" театр [театр Комиссаржевской, постановка Мейерхольда] нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок.
   ...Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
   ...Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона.
   ...Условились говорить со всеми на "ты". В нашей литературно-артистической среде царила непринужденность, но все же мы были сдержанны и учтивы. Поэтому так жутко было говорить "ты", несмотря на маску. В самом начале вечера, когда все еще немного стеснялись и как-то не решались обращаться друг к другу на "ты", а если делали это, то по обязанности, через силу, меня рассмешил короткий диалог Веры Викторовны Ивановой с К. А. Сюннербергом. Она по виду - настоящая дама, он - господин в визитке, чрезвычайно сдержанный и учтивый. Они разговаривали на "ты" о чем-то серьезном, не относящемся к вечеру, без тени улыбки, и возникало такое впечатление, что оба сошли с ума..."
   В.П. Веригина "Воспоминания"
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Образы и ситуации стихотворения связаны с драмой "Балаганчик", 1906 (ср. сцену с "третьей парой влюбленных"; время действия этой сцены - "Средневековье", герои - рыцарь с мечом и дама в маске - СС-84 . С. 18). Оба текста, в свою очередь, - отсылки к "художественному миру" "Стихов о Прекрасной Даме" с его "средневековым колоритом", изображаемым теперь отстраненно, с романтической иронией, как "масочный", "маскарадный" .
  
   - "... на темной // Завесе окна // Темный рыцарь ... - Ср. в воспоминаниях Вл. Пяста о более ранней (конец 1905) жизни Блоков на квартире в Гренадерских казармах: "С обитателями квартиры так гармонировали сцены из рыцарской жизни, на прозрачной цветной бумаге, которыми были оклеены нижние стекла высоких окон" (Воспоминания, 1. С. 371).
   "
  
   Блок. "Балаганчик":
  
   "
   В среде танцующих обнаружилась третья пара влюбленных. Они сидят посреди сцены. Средневековье. Задумчиво склонившись, она следит за его движениями. - Он, весь в строгих линиях, большой и задумчивый, в картонном шлеме,- чертит перед ней на полу круг огромным деревянным мечом.
  
   Он
   Вы понимаете пьесу, в которой мы играем не последнюю роль?
   Она
   (как тихое и внятное эхо)
   Роль.
   Он
   Вы знаете, что маски сделали нашу сегодняшнюю встречу чудесной?
   Она
   Чудесной.
   Он
   Так вы верите мне? О, сегодня вы прекрасней, чем всегда.
   Она
   Всегда.
   Он
   Вы знаете все, что было и что будет. Вы поняли значение начертанного здесь круга.
   Она
   Круга.
   Он
   О, как пленительны ваши речи! Разгадчица души моей! Как много ваши слова говорят моему сердцу!
   Она
   Сердцу.
   Он
   О, Вечное Счастье! Вечное Счастье!
   Она
   Счастье.
   Он
   (со вздохом облегчения и торжества)
   Близок день. На исходе - эта зловещая ночь.
   Она
   Ночь.
   "
  
   Сначала Блок написал пьесу, которая очень похожа на бред сумасшедшего, а потом увидел, как это сумасшествие становится явью. И, очевидно, наблюдал за всём этим с некоторой сумасшедшинкой в глазах, и с той же сумасшедшинкой в сердце начал выводить новый круг - писать о том же стихи. Причём, по несколько стихотворений в день. А иногда и без помарок.
  
  
  
   Сквозь винный хрусталь
  
  
  
  
  
   В длинной сказке
   Тайно кроясь,
   Бьет условный час.
  
   В темной маске
   Прорезь
   Ярких глаз.
  
   Нет печальней покрывала,
   Тоньше стана нет...
  
   - Вы любезней, чем я знала,
   Господин поэт!
  
   - Вы не знаете по-русски,
   Госпожа моя...
  
   На плече за тканью тусклой,
   На конце ботинки узкой
   Дремлет тихая змея.
   9 января 1907
  
  
   В.П. Веригина. Воспоминания:
   "
   Нет печальней покрывала,
   Тоньше стана нет...
  
   - Вы любезней, чем я знала,
   Господин поэт!
  
   - Вы не знаете по-русски,
   Госпожа моя...
  
   Слова последних шести строк были сказаны Блоком и Волоховой в действительности. И еще на вечере бумажных дам Наталья Николаевна подвела поэту брови, а он написал об этом..."
  
   Собрание сочинений в восьми томах под редакцией Орлова В.Н., примечания:
   "В стихах, составивших этот цикл, отразились впечатления костюмированного вечера, устроенного актрисами театра В . Ф . Коммиссаржевской - так называемого "бумажного бала", на котором дамы были в маскарадных костюмах, сделанных из бумаги (отсюда в стихах Блока -- "трехвенечная тиара" и т. п ., вплоть до таки х деталей, как пряжки в виде змеек на женской обуви: "На конце ботинки узкой // Дремлет тихая змея")."
  
   Источник у Орлова не указан, но он был лично знаком с Л.Д. Блок - участницей этого бала - розовая маска.
  
   Стихотворение продолжает фантасмагорию предыдущих.
  
   "- Вы любезней, чем я знала, // Господин поэт!" - во фразе есть некая неправильность в согласовании времен, и господин поэт пеняет о том фиолетовой маске: "Вы не знаете по-русски", при этом и сам, впадая в тот же грех.
   А если вспомнить про "змеящиеся ее волосы, то появление змеек - на "ботинке узкой" - ещё одна языковая неправильность! - и даже на плече, под тканью платья, только добавляет безумия в картину веселящихся масок.
  
  
   В углу дивана
  
  
  
  
  
   Но в камине дозвенели
   Угольки.
  
   За окошком догорели
   Огоньки.
  
   И на вьюжном море тонут
   Корабли.
  
   И над южным морем стонут
   Журавли.
  
   Верь мне, в этом мире солнца
   Больше нет.
  
   Верь лишь мне, ночное сердце,
   Я - поэт!
  
   Я какие хочешь сказки
   Расскажу,
  
   И какие хочешь маски
   Приведу.
  
   И пройдут любые тени
   При огне,
  
   Странных очерки видений
   На стене.
  
   И любой колени склонит
   Пред тобой...
  
   И любой цветок уронит
   Голубой...
   9 января 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   Реалии стихотворения, по воспоминаниям В.П. Веригиной, навеяны обстановкой встреч актрис и актеров театра В.Ф. Коммиссаржевской с символистами в начале 1907 г.; после "вечера бумажных дам" Н.Н. Волохова и ее подруги начали часто собираться "в квартире Блоков или перед камином у В.В. Ивановой". "Я, - пишет Веригина - вновь и вновь вижу всех нас на розовом диване и шкуру белого медведя перед камином" (Воспоминания, 1. С.430, 432).
   " - И любой цветок уронит // Голубой ... - Голубой цветок - символ высокого идеала, получивший исключительно широкое распространение в литературе XIX - нач. ХХ вв., восходит к роману Новалиса "Генрих фон Офтердинген" (1802).
   "
  
   В реальной реальности это воспоминания о вечерах после бала, а в реальности поэмы это все то же безумие масок, когда поэту больше нет дела до тонущих кораблей - раз на них не ездит прекрасная дама, пусть их... все равно "никто не придёт назад"! - ...до падающих голубых цветов. Огненные тени от камина, сладостные очертания колен загнанной уже на самый угол дивана красавицы и ощущение своего всесилия - четвертое стихотворение за день! (будет - пять!) А ведь в эти дни он ещё и Байрона переводил...
   "...в январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907". Ал. Блок. Записка о "Двенадцати".
   Тени на стене
  
  
  
  
  
  
  
  
   Вот прошел король с зубчатым
   Пляшущим венцом.
  
   Шут прошел в плаще крылатом
   С круглым бубенцом.
  
   Дамы с шлейфами, пажами,
   В розовых тенях.
  
   Рыцарь с темными цепями
   На стальных руках.
  
   Ах, к походке вашей, рыцарь,
   Шел бы длинный меч!
  
   Под забралом вашим, рыцарь,
   Нежный взор желанных встреч!
  
   Ах, петуший гребень, рыцарь,
   Ваш украсил шлем!
  
   Ах, скажите, милый рыцарь,
   Вы пришли зачем?
  
   К нашим сказкам, милый рыцарь,
   Приклоните слух...
  
   Эти розы, милый рыцарь,
   Подарил мне друг.
  
   Эти розаны - мне, рыцарь,
   Милый друг принес...
  
   Ах, вы сами в сказке, рыцарь!
   Вам не надо роз...
   9 января 1907
  
  
  
  
  
  
   Н.Н.Волохова: "Земля в снегу":
  
   Стихотворение же "Тени на стене" как нельзя лучше воспроизводит этот вечер: его внешнюю сторону и насыщенность нежной, строгой романтикой."
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   ...Развертываются намеченные в предшествующем стихотворении "святочные" мотивы теневого театра, отождествленного с миром "масок" и с "рыцарским" миром "старины" ("король", "рыцарь", "дамы", "меч", "забрало", "сказка" и т.д.).
   "- Рыцарь с темными цепями // На стальных руках. - В.П. Веригина отождествляет этот образ с "латником в черном" из стих. "Еще прекрасно серое небо ... " "Стали говорить о "Снежной маске" - о рыцаре с темными цепями на стальных руках. "Я вам покажу его, он на Зимнем дворце. Я смотрел на него, когда ходил в университет", - сказал Александр Александрович" (Воспоминания. 1. С. 438). Полное отождествление источников этих образов, - скорее всего ошибка памяти мемуаристки (см.: Там же. с. 545) .
   "-... петуший гребень ( ... ) // Ваш украсил шлем! - Объединение образа петушиных перьев как плюмажа на рыцарском шлеме и многоплановой культурной символики петуха (см. о ней ниже, в коммент. к стих. "Насмешница").
   [
   Из Примечаний к стих. "Насмешница" в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   ...Евангельская символика петуха, связанная с памятью, совестью, раскаянием (Мф. XXVI. 69-75; Мк. XIV. 66-72 и др.), наслаивается на фольклорную и на значение этого символа в стихотворении Д.С. Мережковского "Дети ночи" (1896), где петух - вестник грядущего "утра".
   Андрей Белый в мемуарах (Между двух революций. Л., 1934. С. 76) говорит о связях стихотворения с "Детьми ночи", описывая визит свой и Блока к Мережковским: "Это его ответ на разговорную тему, поднятую Мережковским: "Петуха ночное пенье, Холод утра; это - мы". З.Н. (Гиппиус.- Ред.) - на ту же тему: ( ... ) Петухи поют, поют, //Но лицо небес еще темное".
   ]
   " - Эти розы... - "Розы" в творчестве Блока от ранней лирики и "Стихов о Прекрасной Даме" до драмы "Роза и Крест" (1912) - также примета европейского "рыцарского" мира (ср.: стих. "Влюбленность", статью "Девушка розовой калитки и муравьиный царь", 1906 и др.).
   Вместе с тем это - и реалия, относящаяся ко времени постановки "Балаганчика": в день премьеры драмы, пишет В. Веригина, "к нам в уборную пришел Блок и поднес цветы - Мунт розовые, Волоховой белые и мне красные" (Воспоминания, 1. С. 426).
   "
  
   В прошлом стихотворении было:
  
   "...Странных очерки видений
   На стене."
  
   В этом - сцена продолжается, название только подчеркивает данный факт: "Тени на стене", но "тени" налились плотью да и видим мы сцену с несколько с другой точки зрения: здесь та, которой поэт там обещал привести "какие хочешь маски", капризно оценивает вошедших и особо - спрятавшегося за тёмными доспехами автора спектакля, отрицает попытку его ревности:
  
   Эти розаны - мне, рыцарь,
   Милый друг принес...
  
   ...мол, почему это я должна перед Вами оправдываться? Да - розы, да - от милого друга! И отбивается от попытки их отобрать:
  
   Ах, вы сами в сказке, рыцарь!
   Вам не надо роз...
  
   Насмешница
  
  
  
  
  
  
   Подвела мне брови красным,
   Поглядела и сказала:
   "Я не знала:
   Тоже можешь быть прекрасным,
   Темный рыцарь, ты!"
  
   И, смеясь, ушла с другими.
   А под сводами ночными
   Плыли тени пустоты,
   Догорали хрустали.
  
   Тени плыли, колдовали,
   Струйки винные дремали,
   И вдали
   Заливалось утро криком
   Петуха...
   И летели тройки с гиком...
  
   И она пришла опять
   И сказала: "Рыцарь, что' ты?
   Это - сны твоей дремоты...
   Что' ты хочешь услыхать?
   Ночь глуха.
   Ночь не может понимать
   Петуха".
   10 января 1907
  
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "...на вечере бумажных дам Наталья Николаевна подвела поэту брови, а он написал об этом: "Подвела мне брови красным, посмотрела и сказала: -- Я не знала: тоже можешь быть прекрасным, темный рыцарь, ты". Почти во всех стихах "Снежной маски" живут настоящие разговоры и факты тех дней."
  
   Н.Н.Волохова: "Земля в снегу":
   "Помню, Александр Александрович пришел в комнату, где мы, дамы наводили красоту (пудра, кармин, тушь), и попросил, чтобы и его немного подцветили. Я взяла темный бакан и подвела ему брови и около глаз. Все нашли, что этот легкий грим ему очень к лицу. Александр Александрович по-детски, радостно улыбался. Он очень любил все специфически театральное: кулисы, грим, бутафорию, костюмы. В результате появились стихи "Насмешница".
  
   Подвела мне брови красным,
   Поглядела и сказала:
   - Я не знала:
   Тоже можешь быть прекрасным,
   Темный рыцарь, ты!
  
   Стихотворение же "Тени на стене" как нельзя лучше воспроизводит этот вечер: его внешнюю сторону и насыщенность нежной, строгой романтикой."
   [Дорогая краска "бакан" -- лаковая краска, искусственно получаемая смесь красящих органических веществ с минеральными бесцветными (гипс, мел) или окрашенными (оксиды железа) веществами. Органические красящие вещества производили либо из растительных пигментов (сока сандалового дерева, барбариса, корней растений, называемых крапом или мареной, и др.), либо из яиц насекомых вида кошениль (русское название "червец", а украинское -- "канцелярское семя"). Цвет краски "бакан" был различным, но чаще красным разных оттенков.
   Из словарей.]
  
   Стихотворение продолжает предыдущую сцену. Героиня продолжает кокетничать с влюбленным в нее поэтом: выбравшись из угла дивана, она теперь почти вплотную придвинувшись к нему, касается его лица - пусть кисточкой... Впрочем, не обязательно только ею: аккуратно пальчиком, например, чуть повернуть его лицо, "чтоб под свет..." - такое лёгкое ласкающее прикосновение, а ведь и не придерешься...
   Впрочем, поэт, то есть "темный рыцарь", потерявший свой меч ("Ах, к походке вашей, рыцарь, // Шел бы длинный меч" - то есть, меча нет.), придираться не думает, он никак не может избавится от пытающихся его разбудить истошных петушиных криков: тебе на заставу пора, рыцарь! Но:
  
   ...она пришла опять
   И сказала: "Рыцарь, что' ты?
   Это - сны твоей дремоты...
   Что' ты хочешь услыхать?
   Ночь глуха.
   Ночь не может понимать
   Петуха".
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   " - Заливалось утро криком // Петуха( ... )// Ночь не может понимать // Петуха. - Евангельская символика петуха, связанная с памятью, совестью, раскаянием (Мф. XXVI. 69-75; Мк. XIV. 66-72 и др.), наслаивается на фольклорную и на значение этого символа в стихотворении Д.С. Мережковского "Дети ночи" (1896), где петух- вестник грядущего "утра".
   Андрей Белый в мемуарах (Между двух революций. Л., 1934. С. 76) говорит о связях стихотворения с "Детьми ночи", описывая визит свой и Блока к Мережковским: "Это его ответ на разговорную тему, поднятую Мережковским: "Петуха ночное пенье, Холод утра; это - мы". З.Н. (Гиппиус.- Ред.) - на ту же тему: "( ... ) Петухи поют, поют, //Но лицо небес еще темное"".
   "
  
   В "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока, в разделе "ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ", данное стихотворение отсутствует, то есть в нем нет ни одного разночтения, оно было написано без единой помарки.
  
   Они читают стихи
  
  
  
  
  
  
  
   Смотри: я спутал все страницы,
   Пока глаза твои цвели.
   Большие крылья снежной птицы
   Мой ум метелью замели.
  
   Как странны были речи маски!
   Понятны ли тебе? - Бог весть!
   Ты твердо знаешь: в книгах - сказки,
   А в жизни - только проза есть.
  
   Но для меня неразделимы
   С тобою - ночь, и мгла реки,
   И застывающие дымы,
   И рифм веселых огоньки.
  
   Не будь и ты со мною строгой
   И маской не дразни меня,
   И в темной памяти не трогай
   Иного - страшного - огня.
   10 января 1907
  
  
  
  
  
   - "Они читают стихи" - автор, как извне, смотрит на пару - поэт и женщина - читающую его стихи.
  
   - "Смотри: я спутал все страницы" - стихи в этой реальности были написанные на отдельных листах, эти страницы поэт от волнения и перепутал. В реальности вместе они могли читать книгу "Снежная маска":
  
   Из Примечаний к стихотворению "Тревога" в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В экземпляре СМ, принадлежавшем Блоку (см.: ББО-1. С. 83), в данном стихотворении отчеркнуты черными чернилами ст. 1-3 и ст. 5-6 (пометы могли быть сделаны Н.Н. Волоховой; ее запись (см. с. 779 наст. тома) в этой книге, обращенная к Блоку, выполнена также черными чернилами.
   "
  
   Он позволял ей даже чиркать в своей книге...
  
   - "Пока глаза твои цвели.//Большие крылья снежной птицы // Мой ум метелью замели" - "твои крылатые глаза" - привычная метафора в отношении очей Волоховой.
   - "Как странны были речи маски! // Понятны ли тебе?" - тот, глядящий словно на сцену в спектакле поэт обращается к такой же, словно рядом сидящей, женщине.
  
   Из Примечаний к стихотворению "Тревога" в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "... И рифм веселых огоньки." - Образ навеян, возможно, шуточными стихотворными импровизациями, сопровождавшими прогулки Блока и Н.Н. Волоховой по ночному Петербургу.
   - "Они читают стихи." - Чтение, вовлекающее в греховную страсть, - реминисценция из "Ада" Данте (V. 127-138).
   "
  
   У Данте это сцена с Паоло и Франческо. Вот Данте обращается к пролетающей в вечном мучительном круженьи паре:
  
   " ..."Франческа, жалобе твоей
   Я со слезами внемлю, сострадая.
  
   Но расскажи: меж вздохов нежных дней,
   Что было вам любовною наукой,
   Раскрывшей слуху тайный зов страстей?"
  
   И мне она: "Тот страждет высшей мукой,
   Кто радостные помнит времена
   В несчастии; твой вождь тому порукой.
  
   Но если знать до первого зерна
   Злосчастную любовь ты полон жажды,
   Слова и слезы расточу сполна.
  
   В досужий час читали мы однажды
   О Ланчелоте сладостный рассказ;
   Одни мы были, был беспечен каждый.
  
   Над книгой взоры встретились не раз,
   И мы бледнели с тайным содроганьем;
   Но дальше повесть победила нас.
  
   Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем
   Прильнул к улыбке дорогого рта,
   Тот, с кем навек я скована терзаньем,
  
   Поцеловал, дрожа, мои уста.
   И книга стала нашим Галеотом!
   Никто из нас не дочитал листа".
  
   Дух говорил, томимый страшным гнетом,
   Другой рыдал, и мука их сердец
   Мое чело покрыла смертным потом;
  
   И я упал, как падает мертвец."
  
   Блок, как минимум, ещё один раз вспомнит об этой средневековой паре - в стихотворении "Она пришла с мороза раскрасневшаяся...":
  
   "Она пришла с мороза,
   Раскрасневшаяся,
   Наполнила комнату
   Ароматом воздуха и духов,
   Звонким голосом
   И совсем неуважительной к занятиям
   Болтовней.
  
   Она немедленно уронила на пол
   Толстый том художественного журнала,
   И сейчас же стало казаться,
   Что в моей большой комнате
   Очень мало места.
  
   Всё это было немножко досадно
   И довольно нелепо.
   Впрочем, она захотела,
   Чтобы я читал ей вслух "Макбета".
  
   Едва дойдя до пузырей земли,
   О которых я не могу говорить без волнения,
   Я заметил, что она тоже волнуется
   И внимательно смотрит в окно.
  
   Оказалось, что большой пестрый кот
   С трудом лепится по краю крыши,
   Подстерегая целующихся голубей.
  
   Я рассердился больше всего на то,
   Что целовались не мы, а голуби,
   И что прошли времена Паоло и Франчески.
   6 февраля 1908"
  
   В реальности всё было ещё обиднее: "Под влиянием приятного тепла и под звуки его мелодичного голоса я слегка задремала. Это случилось как раз в тот момент, когда Александр
Александрович читал о "пузырях земли"...". Волохова. "Земля в снегу".
  
  
  
   Неизбежное
  
  
  
  
  
  
   Тихо вывела из комнат,
   Затворила дверь.
  
   Тихо. Сладко. Он не вспомнит,
   Не запомнит, что' теперь.
  
   Вьюга память похоронит,
   Навсегда затворит дверь.
  
   Сладко в очи поглядела
   Взором как стрела.
  
   Слушай, ветер звезды гонит,
   Слушай, пасмурные кони
   Топчут звездные пределы
   И кусают удила...
  
   И под маской - так спокойно
   Расцвели глаза.
  
   Неизбежно и спокойно
   Взор упал в ее глаза.
   13 января 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   - "Тихо вывела из комнат" и след. - Стихотворением открывается третья, последняя часть сюжета СМ как поэмы: герой, увлеченный (в подцикле "Снега") из домашнего мира в царство "вихрей", а затем ("Маски") вновь оказавшийся в закрытых пространствах дома, маскарада, теперь опять уводится "из комнат" в снега и ветры.
   "
  
   "Домашний мир" - это, судя по всему, имеется в виду первое стихотворение СМ ("И вновь, сверкнув из чаши винной"):
  
   "И вновь, сверкнув из чаши винной,
   Ты поселила в сердце страх...
  
   И ты смеешься дивным смехом,
   Змеишься в чаше золотой,
   И над твоим собольим мехом
   Гуляет ветер голубой.
   29 декабря 1906"
  
   Да, золотые чаши по площадям не расставляют, и струи винные по улицам не льются, но и в собольих мехах по квартире наперегонки с ветром голубым не разгуливают. Нет, это не в комнатном мире происходило, а в мире Незнакомки - "в кабаках, в переулках, в извивах, // В электрическом сне наяву", где он искал "бесконечно красивых" - во всемирном Городе. То есть строгой цикличности в поэме нет, точнее есть другая: не из комнат на улицу, и снова - из комнат на улицу, а из кабаков улиц - эпизодик в комнатах, и снова - "ветер звезды гонит". А дверь назад - в красивые уюты - заперта.
  
   Здесь и там
  
  
  
  
  
   Ветер звал и гнал погоню,
   Черных масок не догнал...
   Были верны наши кони,
   Кто-то белый помогал...
  
   Заметал снегами сани,
   Ко'ней иглами дразнил,
   Строил башни из тумана,
   И кружил, и пел в тумане,
   И из снежного бурана
   Оком темным сторожил.
  
   И метался ветер быстрый
   По бурьянам,
   И снопами мчались искры
   По туманам, -
   Ветер масок не догнал,
   И с высот сереброзвездных
   Тучу белую сорвал...
  
   И в открытых синих безднах
   Обозначились две тени,
   Улетающие в дали
   Незнакомой стороны...
  
   Странных очерки видений
   В черных масках танцевали -
   Были влюблены.
   13 января 1907
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Здесь и там" - противопоставляются миры "ветров", "бездн" ("здесь") и маскарада, "масок" ("там").
   "
  
   При моём прочтении, я вижу погоню ветра с некими безымянными, которых "Ветер звал и гнал" за "масками", которым "кто-то белый помогал".
   И соответственно: "здесь" - башни из тумана и бурьяны снегов:
  
   (А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   Варианты Т5
   И (из) снежного бурьяна
   "
  
   И метался ветер быстрый
   По бурьянам...
  
   ...а "там", у них:
  
   И в открытых синих безднах
   Обозначились две тени,
   Улетающие в дали
   Незнакомой стороны...
  
   Странных очерки видений
   В черных масках танцевали -
   Были влюблены.
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Ветер звал и гнал погоню ... - Г. Чулков (Снежная Дева// Чулков. С. 84) сопоставляет образы полета в этой и след. строках со сценой увлечения Кая Снежной королевой.
   "
  
   Редакция "Полного собрания сочинений" настойчиво пытается приземлить Блока, мол, это не он отдался стихии (Ал. Блок. Записка о Двенадцати: "...в январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 или в марте 1914.". ) - 13 января он напишет 6 (шесть!) стихотворений - шесть главок поэмы "Маски" , а реминисцирует сказки Андерсона.
   Я предпочитаю верить стихиям.
  
  
  
  
   Смятение
  
  
  
   Мы ли - пляшущие тени?
   Или мы бросаем тень?
   Снов, обманов и видений
   Догоревший полон день.
  
   Не пойму я, что нас манит,
   Не поймешь ты, что со мной,
   Чей под маской взор туманит
   Сумрак вьюги снеговой?
  
   И твои мне светят очи
   Наяву или во сне?
   Даже в полдне, даже в дне
   Разметались космы ночи...
  
   И твоя ли неизбежность
   Совлекла меня с пути?
   И моя ли страсть и нежность
   Хочет вьюгой изойти?
  
   Маска, дай мне чутко слушать
   Сердце темное твое,
   Возврати мне, маска, душу,
   Горе светлое мое!
   13 января 1907
  
  
  
  
   - "Мы ли - пляшущие тени? // Или мы бросаем тень?" - Приблизительно год назад (16 апреля 1906 года) Блок написал стихотворение "Незнакомка". К пьесе с тем же названием, преподнесен эпиграф:
   "- А как вы узнали, что это я? Где вы меня видели прежде? Что это, в самом деле, я как будто его где-то видела?
   - Я вас тоже будто видел где-то?
   - Где? - Где?
   - Я ваши глаза точно где-то видел... да этого быть не может! Это я так... Я здесь никогда и не был. Может быть, во сне...
   Достоевский"
  
   А у Блока про героиню и того, и другого имеется пояснение: "Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона...".
   Сначала он написал, а потом встретил женщину с крылатыми глазами.
   Волохова. Земля в снегу:
   "...У нас бывали частые споры с Александром Александровичем. Он, как поэт, настойчиво отрывал меня от "земного плана", награждая меня чертами "падучей звезды", звал Марией [имя героини его пьесы]-- звездой, хотел видеть шлейф моего черного платья усыпанным звездами. Это сильно смущало и связывало меня, так как я хорошо сознавала, что вне сцены я отнюдь не обладаю этой стихийной, разрушительной силой. Но он утверждал, что эти силы живут во мне подсознательно, что я всячески стараюсь победить их своей культурой и интеллектом. Отсюда раздвоенность моей психики, трагические черты в лице и в характере, постоянное ощущение одиночества и отчужденности среди людей:
  
   И, миру дольнему подвластна,
   Меж всех -- не знаешь ты одна,
   Каким раденьям ты причастна,
   Какою верой крещена.
  
   Годы, о которых я рассказываю, были годами сильнейшего увлечения символизмом. Мы не ограничивались любовью к стихам и к чтению их, мы, так сказать, жили ими и в них. Часто говорили полунамеками, полусловами и понимали друг друга. Стихи были почти наш разговорный язык. Естественно, что я порой поддавалась убедительности Блоковского стиха и чувствовала себя и Фаиной, и Незнакомкой."
   И напомню строки, которыми она приняла его посвящение на книге "СНЕЖНАЯ МАСКА".
   Он:
  
   Посвящаю ЭТИ СТИХИ
Тебе
   высокая женщина в черном
с глазами крылатыми
и влюбленными в огни
и мглу моего снежного
города.
  
   Она:
   Радостно принимаю эту необычайную книгу, радостно и со страхом - так много в ней красоты, пророчества, смерти.
   Жду подвига.
  
   Для него в этих строках прозвучало, что она приняла его книгу, приняла его миссию - она приняла свою миссию. Он никак не мог добиться от Л.Д., чтобы она осознала, что она не просто Любочка, но сосуд , хранящий высокую сущность, а Волохова с самого начала намекнула, что она - готова к этому... Хоть сущность это - теперь из другого плана бытия.
  
   И в исходном стихотворении:
  
   Мы ли - пляшущие тени?
   Или мы бросаем тень?
   Снов, обманов и видений
   Догоревший полон день...
  
   "Тени" - это тени на стене в предыдущих стихотворениях, которые отбрасывал огонь камина и коленопреклоненный рыцарь, потерявший свой меч, склонившийся перед женщиной в маске, на которых - рыцаря и даму на весь этот маскарад, на всё это кружение масок извне - извне комнаты с камином, извне этого мира - смотрит другая пара... Или даже не смотрит, а они пытаются разобраться в перепутанных, страницах с которых слетает видение того или иного эпизода:
   "Смотри: я спутал все страницы,
   Пока глаза твои цвели.
  
   ...Как странны были речи маски!...
   10 января 1907"
  
   И господин поэт уже и сам запутался, где здесь источник света, а где только отброшенные им тени:
  
   Не пойму я, что нас манит,
   Не поймешь ты, что со мной,
   Чей под маской взор туманит
   Сумрак вьюги снеговой?
  
   И твои мне светят очи
   Наяву или во сне?
   Даже в полдне, даже в дне
   Разметались космы ночи...
  
   *
  
   Впрочем, всё это можно причитать из позиций сугубого критического реализма.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Критик общедемократического лагеря Б. Бразоленко увидел в стихотворении квинтэссенцию господствующих в цикле настроений растерянности, сомнения, субъективизма: "Блок( ...) чего-то не знает, в чем-то сомневается, чего-то ищет, чегоґто ждет, вздыхает о чем-то. Декарт в основу своей философии положил сомнение, и все же он исходил из одного бесспорного положения (...): я сознаю - значит, я существую. Мы же не только не верим себе,- мы даже боимся поверить в себя, т(о) е(сть) в то, что мы действительно существуем, что мы реальны. Тот же Блок спрашивает:
  
   Мы ли - пляшущие тени?
   Или мы бросаем тень?(...)
  
   Это не просто сомнение, - это отчаяние, это болезнь, это ужас (... ) Когда самое отчаяние ставится под сомнение, то сомнение несомненно граничит с отчаянием" (Бразоленко Б. У Кастальекого ключа// Вестник знания. 1908. N2 7-8. С. 1024-1025).
   Автор статьи считает, что "эта болезненная нервность( ...) характерна не для одного Блока" и составляет типическую особенность русского символизма (Вяч. Иванова, Брюсова и др.) (Там же. С. 1025).
  
   "
  
   Одним из первых прочитавшим данный цикл стихов, как сюжетную поэму был Валерий Брюсов. И он...
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
  
   "
   - "...Возврати мне, маска, дyшy..." - В. Брюсов считает это место одним из "последних мучительных восклицаний", завершающих лирический сюжет цикла (Брюсов В. Новые сборники стихов// Весы. 1907. N2 5. С. 67).
   "
  
  
  
   Обреченный
  
  
  
  
  
   Тайно сердце просит гибели.
   Сердце легкое, скользи...
   Вот меня из жизни вывели
   Снежным се'ребром стези...
  
   Как над тою дальней прорубью
   Тихий пар струит вода,
   Так своею тихой поступью
   Ты свела меня сюда.
  
   Завела, сковала взорами
   И рукою обняла,
   И холодными призорами
   Белой смерти предала...
  
   И в какой иной обители
   Мне влачиться суждено,
   Если сердце хочет гибели,
   Тайно просится на дно?
   12 января 1907
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Тайно сердце просит гибели" - и след. -- В. Брюсов рассматривал первое четверостишие "Обреченного" "как определяющее для всего цикла" (см.: Брюсов В. Новые сборники стихов// Весы. 1907. .N'2 5. С. 66)
   - "И холодными призорами..." и след. - Призоры - "сглаз", порча от дурного глаза. О "притчах и призорах" "злого человека" и об ""отговорах от порчи и "призора"" Блок писал в статье "Поэзия заговоров и заклинаний", 1906 (СС-85 . С. 56-57).
   - "Как над тою дальней прорубью" и след. - Мотив гибели в проруби идет от эпохи кризиса настроений "Стихов о Прекрасной Даме" ("За темной далью городской" (1902), т. 1 наст. изд.). Ср. также финал "Девы льдов" Х.К. Андерсена, где Дева, "сидящая на ясном, прозрачном дне" горного озера, заманивает героя, и он исчезает "в ясной синеватой глубине" (Андерсен, 2. С. 226-227).
   "
  
   "За темной далью городской" - описание одного из череды кошмаров лета 902-ого года:
  
   "За темной далью городской
   Терялся белый лед.
   Я подружился с темнотой,
   Замедлил быстрый ход.
  
   Ревело с черной высоты
   И приносило снег.
   Навстречу мне из темноты
   Поднялся человек.
  
   Лицо скрывая от меня,
   Он быстро шел вперед
   Туда, где не было огня
   И где кончался лед.
  
   Он обернулся -- встретил я
   Один горящий глаз.
   Потом сомкнулась полынья --
   Его огонь погас.
  
   Слилось морозное кольцо
   В спокойный струйный бег.
   Зарделось нежное лицо,
   Вздохнул холодный снег.
  
   И я не знал, когда и где
   Явился и исчез --
   Как опрокинулся в воде
   Лазурный сон небес.
   4 августа 1902"
  
   Дата написания его - 4 августа 1902. В примосковье, в Шахматово - это самое лето. Палящая жара уже уходит, а остаётся пронеживающее тепло. А от мальчишки никак не отстанут - у него и холод вечеров, и белый лёд замёрзшей воды... (Речки? океана? - Реки, конечно же. Той самой, что видна из окон его питерской квартиры. Конечно же, реки-границы. Грани миров.)
  
   Лицо скрывая от меня
  
   Еще один безликий... Словно из той толпы, что месяц назад:
  
   "...И, всходя на холмик за садом,
   Все смотрели в синюю даль.
   И каждый притворным взглядом
   Показать старался печаль...
   15 июля 1902"
  
   И это стихотворение, данная картина противостоит стихотворению из другого - мистического - лета:
  
   "Молитву тайную твори --
   Уже приблизились лучи
   Последней для тебя зари, --
   Готовься, мысли и молчи.
   Готовый, мыслящий, немой,
   Взгляни наверх в последний раз,
   Не хочет бог, чтоб ты угас,
   Не встретив здесь Любви былой.
   Как в первый, так в последний раз
   Проникнешь ты в Ее чертог,
   Постигнешь ты -- так хочет бог --
   Ее необычайный глаз.
   10 июня 1901"
  
   Напомню, что с моей точки зрения, здесь "бог хочет", чтобы поэт, "взглянув наверх" "постиг", что Луна - это "Ее необычайный глаз".
   И вот опять...
   Но там, тогда надо было "взглянуть вверх", а здесь низ и верх спутаны: "Ревело с черной высоты" - это верх. "И приносило снег" - это сверху вниз. "Навстречу мне из темноты/Поднялся человек" - это снизу вверх. "Он быстро шел вперед... где кончался лед" - чтобы увидеть лед, надо опустить взгляд.
  
   "...Он обернулся -- встретил я
   Один горящий глаз.
   Потом сомкнулась полынья --
   Его огонь погас."
  
   Одноглазый обернулся - взгляд во взгляд. Он провалился - вниз! - и полынья - внизу! - сомкнулась. А путник все не может отвести взгляда от воды:
  
   "...Слилось морозное кольцо
   В спокойный струйный бег."
  
   И спустя непонятное количество времени осознает:
  
   "...Вздохнул холодный снег.
  
   И я не знал, когда и где
   Явился и исчез..."
  
   "Я" уже "не знает", когда кончился снегопад, не знает, где он кончился - в небесах из туч сверху вниз, или только в его видении, как в отражении - в полынье снизу вверх? Ведь вроде бы только что прямо из нее "горел один глаз" - луна, конечно же, а сейчас отражается чистое небо... Только что "высота" была черной, а уже в полынье "опрокидывается" "лазурный сон небес", и он не знает даже, что он видит сейчас: низ - полынью или верх - "небеса"?
   Опять - отсутствие времени в четырех-координатном континууме. Которое здесь обернулось перепутанностью и первых трёх, больше - отсутствием и причинности: он не понимает - не только когда, где, но и как:
  
   "И я не знал...
   ...Как опрокинулся в воде
   Лазурный сон небес..."
  
   А термин "опрокидывается" - намекает, что всё это происходит не в нашем мире, не в нашем измерении.
  
   И в исходном стихотворении змеевласая ("тяжелозмейная") героиня цикла опять привела его сюда, к, казалось бы, давно забытой проруби. И он не сопротивляется, потому что у него самого:
  
   ...сердце хочет гибели,
   Тайно просится на дно...
  
  
   Нет исхода
  
   Нет исхода из вьюг,
   И погибнуть мне весело.
   Завела в очарованный круг,
   Серебром своих вьюг занавесила...
  
   Тихо смотрит в меня,
   Темноокая.
  
   И, колеблемый вьюгами Рока,
   Я взвиваюсь, звеня,
   Пропадаю в метелях...
  
   И на снежных постелях
   Спят цари и герои
   Минувшего дня
   В среброснежном покое -
   О, Твои, Незнакомая, снежные жертвы!
  
   И приветно глядит на меня:
   "Восстань из мертвых!"
   13 января 1907
  
  
  
  
  
   При чтении надо учитывать, что у Блока рифма не "Темноокая - Рока", а "Темноокая - Рока Я"... И "мертвых" произносить не через "ё", а именно через "е" в рифму к "жертвы". Как в любимой русской рифме XIX века: "нежно - безнадежно".
  
   Волохова. Земля в снегу:
   "...У нас бывали частые споры с Александром Александровичем. Он, как поэт, настойчиво отрывал меня от "земного плана", награждая меня чертами "падучей звезды", звал Марией [имя героини его пьесы "Незнакомка" ]-- звездой, хотел видеть шлейф моего черного платья усыпанным звездами. Это сильно смущало и связывало меня, так как я хорошо сознавала, что вне сцены я отнюдь не обладаю этой стихийной, разрушительной силой. Но он утверждал, что эти силы живут во мне подсознательно, что я всячески стараюсь победить их своей культурой и интеллектом. Отсюда раздвоенность моей психики, трагические черты в лице и в характере, постоянное ощущение одиночества и отчужденности среди людей..."
  
   В этом стихотворении в этой 28-ой главе поэмы "Земля в снегу" героиня отчетливо сопоставляется с Незнакомкой.
  
   Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма":
   "
   Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено.
   Созданное таким способом - заклинательной волей художника и помощью многих мелких демонов, которые у всякого художника находятся в услужении, - не имеет ни начала, ни конца; оно не живое, не мертвое.
  
   Шлейф, забрызганный звездами,
   Синий, синий, синий взор.
   Меж землей и небесами
   Вихрем поднятый костер.
   ("Земля в снегу")
   "
  
  
   [На всякий случай: у Волоховой глаза не были синими.
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "Центром нашего круга игры была блоковская Снежная дева. Она жила не только в Н. Н. Волоховой, но в такой же мере и во всех нас. Не один Блок был "серебром ее веселий оглушен, на воздушной карусели закружен, легкой брагой снежных хмелей напоен", но также и Городецкий, Мейерхольд, Ауслендер и другие. Той же Снежной девой была Вера Иванова с сияющими голубыми глазами. Именно у нее был "синий, синий взор", и у ее шлейфа, тоже "забрызганного звездами", склонялся поэт Городецкий. Правда, он не был ею смирен -- он оставался таким же буйным и радостным в ее присутствии, но снежный хмель бродил и в его голове.
   Мейерхольд, также завороженный и окруженный масками, был созвучен блоковскому хороводу и, как все мы, жил в серебре блоковских метелей. Тут ничего не было реального -- ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни страха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под темным звездным небом.
   Звездный купол сиял над нами даже тогда, когда мы сидели в квартире Блоков или перед камином у В. В. Ивановой. У нее мы стали собираться по субботам тесной компанией, причем у нас был уговор не приходить в будничных платьях, а непременно в своих лучших вечерних нарядах, чтобы чувствовать себя празднично."]
  
   В исходном стихотворении:
  
   И на снежных постелях
   Спят цари и герои
   Минувшего дня.
  
   Спящие цари и герои - они, главным образом, оказались здесь выброшенными из таверны "Ночной фиалки":
  
   "...И увидел сквозь сетку дождя
   Небольшую избушку.
   Сам не зная, куда я забрел,
   Приоткрыл я тяжелую дверь
   И смущенно встал на пороге.
  
   ... Был я нищий бродяга,
   Посетитель ночных ресторанов,
   А в избе собрались короли;
   Но запомнилось ясно,
   Что когда-то я был в их кругу
   И устами касался их чаши
   Где-то в скалах, на фьордах,
   Где уж нет ни морей, ни земли,
   Только в сумерках снежных
   Чуть блестят золотые венцы
   Скандинавских владык."
  
   Впрочем, "..герои // Минувшего дня..." - необязательно почти сказочны:
  
   "...На балконе, где алеют
   Мхи старинных баллюстрад,
   Деды дремлют и лелеют
   Сны французских баррикад.
  
   Мы внимаем ветхим дедам,
   Будто статуям из ниш:
   Сладко вспомнить за обедом
   Старый пламенный Париж.
  
   Протянув больную руку,
   Сладко юным погрозить,
   Сладко гладить кудри внуку,
   О минувшем говорить..."
   25 февраля 1904"
  
  
   Достаточно, что все эти "золотые венцы" и "баррикады" у них в прошлом, что и герою стихотворения, герою поэмы "не живой и не мертвый" "очарованный круг" пророчит ту же участь...
  
  
   Сердце предано метели
  
  
  
  
   Сверкни, последняя игла,
   В снегах!
  
   Встань, огнедышащая мгла!
   Взмети твой снежный прах!
  
   Убей меня, как я убил
   Когда-то близких мне!
  
   Я всех забыл, кого любил,
   Я сердце вьюгой закрутил,
  
   Я бросил сердце с белых гор,
   Оно лежит на дне!
  
   Я сам иду на твой костер!
   Сжигай меня!
  
   Пронзай меня,
   Крылатый взор,
   Иглою снежного огня!
   13 января 1907
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В. Брюсов рассматривал стихотворение как "последние мучительные восклицания" героя цикла (Брюсов В. Новые сборники стихов// Весы. 1907. .N'2 5. С. 67).
   "
  
   Стихотворение наполнена оксюморонами. Начиная с названия. В странном русском языке слово "предан" имеет два противоположных значения: "предан" значит верен тому, которому предан, и "предан" означит предательством передан оному.
   Не Блок первый играется этими смыслами, например, у Лермонтова: "...И вы, мундиры голубые, // И ты, им преданный народ...". И гадать, какое из значений верно, не следует - оба. Потому что есть ещё и "огнедышащая мгла", и игла "снежного огня". Да и добровольность, осознанность убийства себя ("Я сам иду на твой костер") - из того же ряда. Ну а чей это костер в предусмотрительно от разночтений избавлен - той у которой "крылатый взор".
   Осознанное предательство, убийство себя и всего вокруг себя прежнего, когда он был "Недоступный, гордый, чистый, злой" - вот о чем это стихотворение.
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "Центром нашего круга игры была блоковская Снежная дева. Она жила не только в Н. Н. Волоховой, но в такой же мере и во всех нас... Той же Снежной девой была Вера Иванова с сияющими голубыми глазами. Именно у нее был "синий, синий взор", и у ее шлейфа, тоже "забрызганного звездами", склонялся поэт Городецкий.
   ...Тут ничего не было реального -- ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни страха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под темным звездным небом."
   Так это воспринималось... Правда, сама Волохова...
   "...Когда Александр Александрович принес мне первые листки из цикла "Снежная маска" и просил позволения прочесть мне написанные за эти дни стихотворения, -- я была очарована их исключительной музыкальностью, несколько смущена звучанием трагической ноты, проходящей через все стихи..." Волохова "Земля в снегу".
   ...Волохова что-то чувствовала.
   Но особо не вдумывалась: ей с этим поэтом проще было забывать другого мужчину:
   "Однажды она [Л.Д.] приехала к Волоховой и прямо спросила может ли, хочет ли Н. Н. принять Блока... Волохова ответила: "Нет". Так же просто и откровенно она сказала, что ей мешает любить его любовью настоящей еще живое чувство к другому, но отказаться сейчас от Блока совсем она не может... Слишком было упоительно и радостно духовное общение с поэтом."
   В.П. Веригина. "Воспоминания".
  
   На снежном костре
  
  
  
  
  
  
   И взвился костер высокий
   Над распятым на кресте.
   Равнодушны, снежнооки,
   Ходят ночи в высоте.
  
   Молодые ходят ночи,
   Сестры - пряхи снежных зим,
   И глядят, открывши очи,
   Завивают белый дым.
  
   И крылатыми очами
   Нежно смотрит высота.
   Вейся, легкий, вейся, пламень,
   Увивайся вкруг креста!
  
   В снежной маске, рыцарь милый,
   В снежной маске ты гори!
   Я ль не пела, не любила,
   Поцелуев не дарила
   От зари и до зари?
  
   Будь и ты моей любовью,
   Милый рыцарь, я стройна,
   Милый рыцарь, снежной кровью
   Я была тебе верна.
  
   Я была верна три ночи,
   Завивалась и звала,
   Я дала глядеть мне в очи,
   Крылья легкие дала...
  
   Так гори, и яр и светел,
   Я же - легкою рукой
   Размету твой легкий пепел
   По равнине снеговой.
   13 января 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
  
   В. Брюсов видит в стихотворении сюжетную развязку поэмы: "Роман в книге кончается гибелью героя. Он "сам идет на ее костер", и она поет "над распятым на кресте"" (Брюсов В. Новые сборники стихов// Весы. 1907. N2 5. С. 67).
   - "И взвился костер высокий // Над распятым на кресте." - Соединение добровольного самосожжения и распятия - постоянная черта "мифа о сгорающем царе". Ср.: "Помазуемый в цари! // Уподобься мне в распятъе, // Распростри свое объятъе- //И гори, гори, гори!" (Иванов Вяч. Cor ardeпs. М., 1911. С. 15).
   - "...ночи, // Сестры-пряхи снежных зим ..." - Сестры-пряхи - Мойры (греч. мифол.) или Парки (римск. мифол.), богини судьбы, прядущие и обрезающие нить человеческой жизни.
   - "Я ль не пела, не любила( ...)// Так гори и яр и светел ..." - "Сгорание" включается в ситуацию "смерть - плата за любовь", имеющую широкий генезис, в частности - восходящую к Пушкину ("Египетские ночи" и др.). Ситуация эта привлекала и В. Брюсова("Предчувствие", 1894; "Ламия", 1900; "Помпеянка", 1901, и др.) и других старших символистов .
   Стихотворение (как и "Ее песни" и "Крылья") написано от лица героини СнМ.
  
   "
  
   (Всё-таки я считаю, что стихотворение "Крылья" - написано от лица героя.)
  
   В исходном стихотворении:
   - "И крылатыми очами // Нежно смотрит высота" - Ср. М.А. Бекетова "АЛЕКСАНДР БЛОК. БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК": "Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна. Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно "крыла­тые", черные, широко открытые "маки злых очей". И еще поразительна была улыбка, свер­кавшая белизной зубов, какая-то торжествую­щая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Другие говорили: "раскольничья богородица". Но странно: все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла. Таинственный блеск угас -- осталась только хорошенькая брю­нетка. Тогда уж нельзя было сказать про нее: "Вот явилась, заслонила всех нарядных, всех подруг".
   - "Я была тебе верна. // Я была верна три ночи" - верность на три ночи очень схожа с голодовкой на восемь часов. Через шесть лет Блока ещё и этим поразит Дельмас: "И то, что больше и странней: // ...тайна верности твоей".
   Впрочем, героиня ничего такого и не обещала: явилась, заслонила, опалила снегами, вручила крылья, подарила совместный полет. И вот - взяла плату. (За аж трехсуточную верность в том числе).
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"