Литвин Виталий Владимирович : другие произведения.

Ал. Блок - Фаина. Прочтение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попытка отследить сюжет книги Блока "Фаина"

   Ф А И Н А
  
   (1906 - 1908)
  
  
  
   Вот явилась. Заслонила...
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Вот явилась. Заслонила
   Всех нарядных, всех подруг,
   И душа моя вступила
   В предназначенный ей круг.
  
   И под знойным снежным стоном
   Расцвели черты твои.
   Только тройка мчит со звоном
   В снежно-белом забытьи.
  
   Ты взмахнула бубенцами,
   Увлекла меня в поля...
   Душишь черными шелками,
   Распахнула соболя...
  
   И о той ли вольной воле
   Ветер плачет вдоль реки,
   И звенят, и гаснут в поле
   Бубенцы, да огоньки?
  
   Золотой твой пояс стянут,
   Нагло скромен дикий взор!
   Пусть мгновенья все обманут,
   Канут в пламенный костер!
  
   Так пускай же ветер будет
   Петь обманы, петь шелка!
   Пусть навек не знают люди,
   Как узка твоя рука!
  
   Как за темною вуалью
   Мне на миг открылась даль...
   Как над белой снежной далью
   Пала темная вуаль...
   Декабрь 1906
  
  
  
  
   Биографически исток этого стихотворения можно найти в воспоминаниях В.П. Веригиной:
  
   "...С постановки "Сестры Беатрисы" театр [театр Комиссаржевской при главном режиссёре В.Э. Мейерхольде] приобрел поклонников.
   ...Из всех поэтов чаще всего приходил в наш театр Блок. Александр Александрович всем импонировал, все дорожили его словами, его мнением. Обычно он проводил в антракте некоторое время внизу, перехваченный Мейерхольдом или Ф. Ф. Комиссаржевским, иногда разговаривал с Верой Федоровной, а затем поднимался наверх, в уборную, где гримировались Волохова, Мунт и я. Мы встречали его с неизменной приветливостью, хотя и не так почтительно, как те внизу.
  
   ...На длинном узком столе -- три зеркала, перед каждым по две лампы, на белой клеенке грим, пуховки, лапки, растушовки. Если шла пьеса С. Юшкевича "В городе", за столом сидели: Дина Глан с лицом врубелевского ангела (Волохова), большеглазая Ева с голубоватым тоном лица (Мунт) и безумная Элька, вся в ленточках (Веригина). Если шла "Сестра Беатриса", тут были игуменья и три голубые монахини (третья -- В. В. Иванова). В вечер "Балаганчика" -- голубая средневековая дама, розовая маска и черная маска в зловещем красном уборе и черно-красном костюме. Мы подправляли грим, перебрасываясь словами. В дверь стучали, появлялась высокая фигура поэта.
   ...Больше всего, особенно первое время, Блок разговаривал со мной, и Н. Н. Волохова даже думала, что он приходит за кулисы главным образом ради меня, но однажды во время генеральной репетиции "Сестры Беатрисы" она с изумлением узнала настоящую причину его частых посещений.
   Блок зашел по обыкновению к нам в уборную. Когда кончился антракт, мы пошли проводить его до лестницы. Он спустился вниз, Волохова осталась стоять наверху и посмотрела ему вслед. Вдруг Александр Александрович обернулся, сделал несколько нерешительных шагов к ней, потом опять отпрянул и, наконец, поднявшись на первые ступени лестницы, сказал смущенно и торжественно, что теперь, сию минуту, он понял, что означало его предчувствие, его смятение последних месяцев. "Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр".
   "
   То есть героиня стихотворения - это Волохова, а "нарядные подруги", которых она "заслонила" - Веригина, Иванова, Мунт. "Нарядные" - потому что:
   "... Звездный купол сиял над нами даже тогда, когда мы сидели в квартире Блоков или перед камином у В. В. Ивановой. У нее мы стали собираться по субботам тесной компанией, причем у нас был уговор не приходить в будничных платьях, а непременно в своих лучших вечерних нарядах, чтобы чувствовать себя празднично."
   В.П. Веригина. Воспоминания.
  
   Но название данной книги - "Фаина" прямо отсылает к пьесе "Песня судьбы", являясь своеобразным эпиграфом к ней. А эпиграф у Блока - это ссылка на предшествующую произведению картину, сценку.
   Сюжет пьесы незамысловат: жили-были в белом домике муж (Герман) и жена, но смутила мужа история калики захожего о странной деве Фаине, которая своим пением о Судьбе на берегу реки лишила покоя всех окрестных мужиков. Он уходит из дома, встречается с Фаиной, которая уже стала столичной дивой. Они, одержимые страстью друг к другу, проводят вместе некоторое время, а после Фаина возвращается от него к своему старому богатому "Другу". Оставшийся один Герман сквозь метель с коробейником бредёт в город. Его жена, томимая тяжелыми предчувствиями, бросает свой белый домик и срывается искать любимого мужа. (А дом остается калике захожему.)
   И вот сцена объяснения героя с Фаиной:
  
   "
   Ф а и н а
   Приди ко мне! Я устала жить! Освободи меня! Не хочу уснуть! Князь! Друг! Жених!
  
   Весь мировой оркестр подхватывает страстные призывы Фаины. Со всех концов земли набегают волны утренних звонов. Разбивая все оковы, прорывая все плотины, торжествует победу страсти все море мировых скрипок. В то же мгновение, на горизонте, брызнув над лиловой полосою дальних туч, выкатывается узкий край красного солнечного диска, и вспыхивает все золото лесов, все серебро речных излучин, все окна дальних деревень и все кресты на храмах. Затопляя сиянием землю и небо, растет над обрывом солнечный лик, и на нем - восторженная фигура Германа с пылающим лицом.
   Фаина близится, шатаясь, как во хмелю, и в исступлении поднимает руки.
  
   Ф а и н а
   Здравствуй!
  
   Г е р м а н
   Ты хлестнула меня бичом. Ты отравила меня поцелуем. Ты снилась мне все ночи. Ты бросила мне алую ленту с обрыва.
  
   Ф а и н а
   Нет, ты - не тот. Он был черен, зол и жалок. Ты светел, у тебя - русые волосы, лицо твое горит Господним огнем!
  
   Г е р м а н
   Смотри, у меня на лице - красный шрам от твоего бича.
  
   Ф а и н а (хватая его за руку, смотрит ему в лицо)
   Это - солнце горит на твоем лице! Ты - тот, кого я ждала. Лебедь кричит, труба взывает! Час пробил! Приди!
  
   Г е р м а н (в страхе и восторге)
   На лице твоем - вся судьба! Ты - день беззакатный! Час пробил!
  
   Фаина торжественно распускает алый пояс и кланяется Герману в ноги. Лебедь умолк. Только море мировых скрипок торжествует страсть. И, задыхаясь и трепеща, как земля перед солнцем, лебяжьим трубным голосом кричит Фаина.
  
   Ф а и н а
   Старый, старый, прощай! Старый, я свободна! Старый, я невеста! - Тройку! Тройку!
   "
  
   В пьесе никак не расписаны все эти последующие "тройки", и как в "море мировых скрипок торжествует страсть". Здесь - читайте:
  
   ...И душа моя вступила
   В предназначенный ей круг.
  
   И под знойным снежным стоном
   Расцвели черты твои.
   Только тройка мчит со звоном
   В снежно-белом забытьи.
  
   Ты взмахнула бубенцами,
   Увлекла меня в поля...
  
  
   Я был смущенный и веселый
  
  
  
  
   * * *
  
   Я был смущенный и веселый.
   Меня дразнил твой темный шелк.
   Когда твой занавес тяжелый
   Раздвинулся - театр умолк.
  
   Живым огнем разъединило
   Нас рампы светлое кольцо,
   И музыка преобразила
   И обожгла твое лицо.
  
   И вот - опять сияют свечи,
   Душа одна, душа слепа...
   Твои блистательные плечи,
   Тобою пьяная толпа...
  
   Звезда, ушедшая от мира,
   Ты над равниной - вдалеке...
   Дрожит серебряная лира
   В твоей протянутой руке...
   Декабрь 1906
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сравните, стихотворение "В высь изверженные дымы..." из книги "Город":
  
   "...Гулкий город, полный дрожи,
   Вырастал у входа в зал.
   Звуки бешено ломились...
   Но, взлетая к двери ложи,
   Рокот смутно замирал,
   Где поклонники толпились...
  
   В темном зале свет заёмный
   Мог мерцать и отдохнуть.
   В ложе - вещая сибилла,
   Облачась в убор нескромный,
   Черный веер распустила,
   Черным шелком оттенила
   Бледно-матовую грудь.
  
   Лишь в глазах таился вызов,
   Но в глаза вливался мрак...
   И от лож до темной сцены,
   С позолоченных карнизов,
   Отраженный, переменный -
   Свет мерцал в глазах зевак...
  
   Я покину сон угрюмый,
   Буду первый пред толпой:
   Взору смерти - взор ответный!
   Ты пьяна вечерней думой,
   Ты на очереди смертной:
   Встану в очередь с тобой!
   25 сентября 1904"
  
   Но там героиня была в ложе, в исходном стихотворении - на сцене. Там - в реальности инфра-Петербурга, а здесь - новая творимая реальность, реальность воплотившейся Незнакомки, (которая отказывалась Незнакомкой быть).
   "...У нас бывали частые споры с Александром Александровичем. Он, как поэт, настойчиво отрывал меня от "земного плана", награждая меня чер­тами "падучей звезды", звал Марией [имя героини его пьесы "Незнакомка"]-- звездой, хотел видеть шлейф моего черного платья усыпанным звездами. Это сильно смущало и связы­вало меня, так как я хорошо сознавала, что вне сцены я отнюдь не обла­даю этой стихийной, разрушительной силой. Но он утверждал, что эти силы живут во мне подсознательно, что я всячески стараюсь победить их своей культурой и интеллектом. Отсюда раздвоенность моей психики, трагические черты в лице и в характере, постоянное ощущение одиночества и отчужден­ности среди людей." Н. Н. Волохова. "ЗЕМЛЯ В СНЕГУ".
   "...он и Н. Н. Волохову обрек на снежность, на отчуждение от всего жизненного. Он рвал всякую связь ее с людьми и землею, говорил, что она "явилась", а не просто родилась, как все, явилась как комета, как падучая звезда. "Вы звезда, ваше имя Мария", -- говорил он. Она с болью настаивала на своем праве жить жизнью живой женщины, не облеченной миссией оторванности от мира. И настаивала особенно горячо, может быть потому, что в ней самой был действительно разлад с миром, она чувствовала себя глубоко одинокой. Волохова, разумеется, сразу же ощутила, что стоит рядом с поэтом, которому "вселенная представлялась страшной и удивительной, действительной, как жизнь, действительной, как смерть..." В.А. Веригина. "ВОСПОМИНАНИЯ".
   Что ж, раз не Мария, будешь Фаиной.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Я в дольний мир вошла, как в ложу
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Н. Н. В.
  
   Я в дольний мир вошла, как в ложу.
   Театр взволнованный погас.
   И я одна лишь мрак тревожу
   Живым огнем крылатых глаз.
  
   Они поют из темной ложи:
   "Найди. Люби. Возьми. Умчи".
   И все, кто властен и ничтожен,
   Опустят предо мной мечи.
  
   И все придут, как волны в море,
   Как за грозой идет гроза.
   Пылайте, траурные зори,
   Мои крылатые глаза!
  
   Взор мой - факел, к высям кинут,
   Словно в небо опрокинут
   Кубок темного вина!
   Тонкий стан мой шелком схвачен.
   Темный жребий вам назначен,
   Люди! Я стройна!
  
   Я - звезда мечтаний нежных,
   И в венце метелей снежных
   Я плыву, скользя...
   В серебре метелей кроясь,
   Ты горишь, мой узкий пояс -
   Млечная стезя!
   1 января 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Об обстоятельствах написания стихотворения сообщает Н.Н. Волохава в воспоминаниях о Блоке: "Я напомнила ему его обещание написать мне стихотворение, которое он хотел бы слышать от меня с эстрады. На другой же день (l января 1907 г.) я получила в коробке с чудесными розами стихотворение "Я в дольний мир вошла, как в ложу ... ". Я была очень польщена, но, конечно, никогда и нигде не решилась читать эти стихи, несмотря на все настояния и доводы Александра Александровича" (Тр. По русск. и слав. филологии. IV. Тарту, 1961. С. 373 (УЗ ТГУ. Вып. 104).
   Более развернутый рассказ о том же - в воспоминаниях В.П. Веригиной: "Влюбленность Блока скоро стала очевидной для всех. Каждое стихотворение, посвященное Волоховой, вызывало острый интерес среди поэтов. Первые стихи ей он написал по ее же просьбе. Она просто попросила дать что-нибудь для чтения в концертах. 1 января 1907 года поэт прислал Волоховой красные розы с новыми стихами: "Я в дольний мир вошла, как в ложу (... )". (... ) Стихотворение обратило на себя исключительное внимание потому, что оно явилось разрешением смятенного состояния души, в котором находился Блок, естественно очень интересовавший своих собратьев. Этот интерес был перенесен теперь и на Волохову" (Воспоминания, 1. С.415).
   Ср. дневниковую запись Е.П. Иванова от 3 января 1907 г.: "В 7-ом часу пришел Ал. Блок.(...) Весь особенный. Весь в снегах. "Я влюблен, Женя! (...) Я тебе стихи прочту. Как тебе? Ты вот болен, а я - во вьюге". Прочел два стихотворения, посвященные Волоховой "Я в дольний мир вошла, как в ложу".
   ..."В этот день я много написал. Эта Волохова дивная"" (БС-1. С. 416).
   ... В.П. Веригина свидетельствует, что "вокруг выражения "крылатые глаза" между поэтами возник спор: хорошо ли это, возможно ли глаза называть крылатыми и т.д." (Воспоминания, 1. С. 415).
   "
  
   M. A. Бекетова. АЛЕКСАНДР БЛОК. Биографический очерк.
   "...Скажу одно: поэт не прикрасил свою "снежную деву". Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна. Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно "крылатые", черные, широко открытые "маки злых очей". И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Другие говорили: "раскольничья богородица"."
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   " - Взор мой - факел, к высям кинут ... - Ср. в стих. "Шлейф, забрызганный звездами ... " (сентябрь 1906 г.): "Кубок-факел брошу в купол синий - // Расплеснется млечный nуть"; отзвук этих же строк - в заключительном стихе: "Млечная стезя".
   " - Словно в небо опрокинут // Кубок темного вина! - "Кубок темного вина" - заключительная строка стих. "Крылья" (4 января 1907 г.); ср. слова "Ее" из "второй пары влюбленных" в "Балаганчике": "Кубок мой темный до дна испей" (СС-84 • С. 17).
   Один из источников образа - возможно, стих. В.Я. Брюсова "Кубок" (1905):
  
   Вновь тот же кубок с влагой черной,
   Вновь кубок с влагой огневой!
   Любовь, противник необорный,
   Я узнаю твой кубок черный (...)
   О, дай припасть устами к краю
   Бокала смертного вина!
   (Брюсов В. Собр. соч.: В 7 т.м.. 1973. т. l. с. 399).
  
   " - Тонкий стан мой шелком схвачен. - Реминисценция из стих. "Незнакомка" (24 апреля 1906 г.): "Девичий стан, шелками схваченный".
   " - Люди! Я стройна! - Ср. в стих. "На снежном костре" (13 января 1907 г.): "Милый рыцарь, я стройна" .
   " -Ты горишь, мой узкий пояс -// Млечная стезя! - Реминисценция заключительных строк стих. "Твое лицо бледней, чем было ... " (март 1906 г.): "Серебряный твой узкий пояс - // Сужденный магу млечный путь".
   "
  
   Добавлю:
   " - Словно в небо опрокинут // Кубок темного вина - термин "опрокинут" у Блока обозначает переход в другую реальность, где у героини стихотворение стихотворения пояском - узенький Млечный путь.
  
   И ещё раз напомню стихотворение "В высь изверженные дымы..." из книги "Город":
  
   ...Гулкий город, полный дрожи,
   Вырастал у входа в зал.
   Звуки бешено ломились...
   Но, взлетая к двери ложи,
   Рокот смутно замирал,
   Где поклонники толпились...
  
   В темном зале свет заёмный
   Мог мерцать и отдохнуть.
   В ложе - вещая сибилла,
   Облачась в убор нескромный,
   Черный веер распустила,
   Черным шелком оттенила
   Бледно-матовую грудь.
  
   Лишь в глазах таился вызов,
   Но в глаза вливался мрак...
   И от лож до темной сцены,
   С позолоченных карнизов,
   Отраженный, переменный -
   Свет мерцал в глазах зевак...
  
   Я покину сон угрюмый,
   Буду первый пред толпой:
   Взору смерти - взор ответный!
   Ты пьяна вечерней думой,
   Ты на очереди смертной:
   Встану в очередь с тобой!
   25 сентября 1904
  
   Он описал картинку из инфра-Петербурга, и она сбылась, воплотилась в Петербурге земном!
  
   Ушла. Но гиацинты ждали...
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Ушла. Но гиацинты ждали,
   И день не разбудил окна,
   И в легких складках женской шали
   Цвела ночная тишина.
  
   В косых лучах вечерней пыли,
   Я знаю, ты придешь опять
   Благоуханьем нильских лилий
   Меня пленять и опьянять.
  
   Мне слабость этих рук знакома,
   И эта шепчущая речь,
   И стройной талии истома,
   И матовость покатых плеч.
  
   Но в имени твоем - безмерность,
   И рыжий сумрак глаз твоих
   Таит змеиную неверность
   И ночь преданий грозовых.
  
   И, миру дольнему подвластна,
   Меж всех - не знаешь ты одна,
   Каким раденьям ты причастна,
   Какою верой крещена.
  
   Войди, своей не зная воли,
   И, добрая, в глаза взгляни,
   И темным взором острой боли
   Живое сердце полосни.
  
   Вползи ко мне змеей ползучей,
   В глухую полночь оглуши,
   Устами томными замучай,
   Косою черной задуши.
   31 марта 1907
  
  
  
  
  
  
   "Гиацинт - многолетнее травянистое луковичное растение, цветущее красивыми цветками с приятным, но резким ароматом...0x01 graphic
   ...Назван по имени персонажа древнегреческих мифов. Гиацинт -- юноша необычайной красоты, был возлюбленным Аполлона. Когда Аполлон обучал его метанию диска, также влюблённый в него бог ветра (в разных версиях мифа Зефир или Борей) из ревности направил брошенный Аполлоном диск в голову Гиацинта. Юноша умер, и тогда Аполлон из его крови и тела сотворил цветок необычайной красоты."
   Википедия.
  
   " - И день не разбудил окна, // И в легких складках женской шали // Цвела ночная тишина. - она ушла, а герой в прострации, все не могучи придти в себя, смотрит в окно, закрытое на ночь легкими, похожими на женские шали занавесками. И очень пахнет оставленными ею гиацинтами.
   ( Блоку не привыкать к цветам от женщин:
  
   "...Посыльный конверт подавал,
   Надушённый чужими духами.
   Розы поставьте на стол --
   Написано было в записке
   И приходилось их ставить на стол..."
  
   Да и вот воспоминания той, которая присылала розы:
   "...я купила алых цикламенов. Наняла лихача. Вторично стояла я у тех же дверей. Позвонила. Открыла все та же горничная. Ничего не сказав, помогла снять ботики, скинуть шубу, провела в кабинет.
   Высокая, просторная, теплая комната, полумрак, на письменном столе горит лампа, ваза, в ней благоухают цветы..." Нолле-Коган Н. А. Из воспоминаний)
  
   " - В косых лучах вечерней пыли, // Я знаю, ты придешь опять - вечером он ждёт её опять.
   " - Благоуханьем нильских лилий... - ну, настоящая Клеопатра!
   " - Мне слабость этих рук знакома, // И эта шепчущая речь... - не она первая. "Всё это было, было, было..."
   " - ...рыжий сумрак глаз твоих // Таит змеиную неверность - У Волоховой глаза обычно были почти черными (Бекетова М.А.: "...и глаза, именно "крылатые", черные, широко открытые "маки злых очей"") и увидеть, как они меняют цвет на светло-карий - должно было ошеломлять. По крайней мере меня, когда светло-карие глаза становились болотно-зелеными - ошеломляло.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   " - Меж всех - не знаешь ты одна, // Каким раденьям ты причастна ... - Ср. запись Блока о Волоховой (20 апреля 1907 г.): "Одна Наталья Николаевна (... ) не знающая, откуда она, гордая, красивая и свободная" (ЗК. С. 94).
   " - Вползи ко мне змеей ползучей // ...Устами томными замучай... - В народной магии образ змеи связан с чувственной страстью; распространены представления об особой эротической силе змеи. См.: Потебня А.А. О некоторых символах в славянской народной поэзии. 2-е изд. Харьков, 1914. С. 26. О "змеиности" героини см. также коммент. к стих. "Снежное вино"
   "
  
   Женская "змеиность" появляется и раньше - и в первом стихотворении цикла, упомянутом в Примечаниях, посвящённого Волоховой:
  
   "И вновь, сверкнув из чаши винной,
   Ты поселила в сердце страх
   Своей улыбкою невинной
   В тяжелозмейных волосах...
   29 декабря 1906 "
  
   И ещё раньше. "Разные стихотворения":
  
   "В серебре росы трава.
   Холодна ты, не жива.
   Слышишь нежные слова?
  
   Я склонился. Улыбнись.
   Я прошу тебя: очнись.
   Месяц залил светом высь.
  
   Вдалеке поют ручьи.
   Руки белые твои -
   Две холодные змеи.
  
   Шевельни смолистый злак.
   Ты открой твой мертвый зрак.
   Ты подай мне тихий знак.
   Декабрь 1906"
   "Город":
  
   "...И - внезапно - тенью гадательной -
   Вольная дева в огненном плаще!..
  
   В огненном! Выйди за поворот:
   На глазах твоих повязка лежит еще...
   И она тебя кольцом неразлучным сожмет
   В змеином ло'говище.
   9 марта 1905"
  
   Впрочем, в книге "Город" один из владетелей всего города, то есть всего того мира - тоже змей, ср. описание монумента тамошнего Петра:
  
   "...И предок царственно-чугунный
   Всё так же бредит на змее,
  
   ...И если лик свободы явлен,
   То прежде явлен лик змеи,
   И ни один сустав не сдавлен
   Сверкнувших колец чешуи.
   18 октября 1905"
  
   Змеиность - естественная альтернатива чистоте, простоте, свету:
   "Стихи о прекрасной даме":
  
   "Там, в полусумраке собора,
   В лампадном свете образа.
   Там, в полусумраке собора,
   В лампадном свете образа.
  
   ...Глубокий жар случайной встречи
   Дохнул с церковной высоты
  
   ...И смутно чуется познанье
   И дрожь голубки и змеи
   14 января 1902"
  
   "Распутья":
  
   "День был нежно-серый, серый, как тоска.
   Вечер стал матовый, как женская рука.
  
   В комнатах вечерних прятали сердца,
   Усталые от нежной тоски без конца.
  
   Пожимали руки, избегали встреч,
   Укрывали смехи белизною плеч.
  
   Длинный вырез платья, платье, как змея,
   В сумерках белее платья чешуя...
   Июнь 1903. Bad Nauheim"
  
   В исходном стихотворении он со змееподобной встретился опять:
  
   Мне слабость этих рук знакома,
   И эта шепчущая речь,
   И стройной талии истома,
   И матовость покатых плеч.
  
   А различные книги: "Стихи о прекрасной даме", "Распутья", "Разные стихотворения", "Город", "Снежная маска" у Блока - это метки различных миров. Но всюду - от мистического всемирного Города до мещанского вещественного мира "Разных стихотворений" - змеи преследуют его. И суть Фаины, этой певицы Судьбы, та же - змея она подколодная.
  
  
   За холмом отзвенели упругие латы...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   За холмом отзвенели упругие латы,
   И копье потерялось во мгле.
   Не сияет и шлем - золотой и пернатый -
   Всё, что было со мной на земле.
  
   Встанет утро, застанет раскинувшим руки,
   Где я в небо ночное смотрел.
   Солнцебоги, смеясь, напрягут свои луки,
   Обольют меня тучами стрел.
  
   Если близкое утро пророчит мне гибель,
   Неужели твой голос молчит?
   Чую, там, под холмами, на горном изгибе
   Лик твой молнийный гневом горит!
  
   Воротясь, ты направишь копье полуночи
   Солнцебогу веселому в грудь.
   Я увижу в змеиных кудрях твои очи,
   Я услышу твой голос: "Забудь".
  
   Надо мною ты в синем своем покрывале,
   С исцеляющим жалом - змея...
   Мы узнаем с тобою, что прежде знавали,
   Под неверным мерцаньем копья!
   2 апреля 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Стихотворение представляет собой вариацию на темы музыкальной драмы Р. Вагнера "Валькирия" (1852-1856): Зигмунд ожидает смертельного поединка с Хундингом, узнав от валькирии Брингильды, что он покинут верховным богом Вотаном и обречен на гибель (2-й акт). См.: Магомедова ДМ. Блок и Вагнер// Zbornik Radova instituta za strane jezike i knji~evnosti. Sv. б. Novi Sad, 1984. S. 200-201.
   "
  
   Нет, конечно же.
   "Стихотворение представляет собой вариацию на темы..." - наиболее отчетливо на подобные экзерсисы сказал Даниил Андреев:
   "...стихи автобиографичнейшего из поэтов рассматриваются не как документы, зачастую совершенно буквально отображающие события и процессы его личной жизни, а как некие художественные величины, смысл которых - только в высоте их чисто поэтического качества да в заключенных в них отзывах на внешнюю действительность эпохи..."
  
   Исходное стихотворение входит в главный сюжет блоковского трехкнижия - судьба воина, посланного изменить мир и не справившегося со своей миссией. Его провалу очень поспособствовали и действия противоположной стороны, противопоставивших подвигу свершения разнообразные женские искусы - от "небесной любви" до грязной похоти, а также "каменные дороги" его "двойников".
   Вот начало его пути:
   "В конце января и начале февраля (еще - синие снега около полковой церкви, - тоже к вечеру) явно является Она. Живая же оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей (стихи 11 февраля, особенно - 26 февраля, где указано ясно Ее стремление отсюда для встречи "с началом близким и чужим" (?) - и Она уже в дне, т, е. за ночью, из которой я на нее гляжу. То есть Она предана какому-то стремлению и "на отлете", мне же дано только смотреть и благословлять отлет).
   ...На следующее утро я опять увидал Ее издали...". Блок. Из дневника 18-ого года.
   Разбудить Её, ввести Её в наш мир - вот как воспринял он это явление.
   И таким он осознавал себя в период готовности:
  
   "Я -- меч, заостренный с обеих сторон.
   Я правлю, архангел, Ее Судьбой.
   В щите моем камень зеленый зажжен.
   Зажжен не мной, -- господней рукой...
   Июль 1903"
  
   Но не вышло, и он отказался от миссии. Последнее стихотворение "тома I", последнее стихотворение книги "Распутья" иллюстрация тому:
  
   "Вот он -- ряд гробовых ступеней.
   И меж нас -- никого. Мы вдвоем.
   Спи ты, нежная спутница дней,
   Залитых небывалым лучом.
  
   ...Спи -- твой отдых никто не прервет...
   18 июня 1904. С. Шахматово"
  
   "Том II" - он о том, как он пытался жить после этого.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Другие редакции и варианты
  
   " - Ты, Валкирия, Дева, Змея ..." - (Т5 [Пятая тетрадь беловых автографов стихотворений: "Стихи (96 стих.) Александра Блока. 16 ноября 1905 г. -- 7 мая 1907 г. (182 страницы)". Большая часть текстов записана рукой Л.Д. Блок (ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 1. Ед. хр. 5). ] ). - Строка прямо раскрывает вагнеронекий подтекст стихотворения. Валькирии (образ восходит к скандинавской мифологии) - воинственные девы, дочери Вотана, приносящие на крылатых конях в Валгаллу (небесное жилище) павших в битвах храбрых воинов; валькирия Брингильда - любимая дочь Вотана.
   "
  
   Я вижу здесь больше отсылку не к Вагнеру, а к "Стихам о прекрасной даме":
  
   "...Белая Ты, в глубинах несмутима,
   В жизни -- строга и гневна.
   Тайно тревожна и тайно любима,
   Дева, Заря, Купина.
  
   Блёкнут ланиты у дев златокудрых,
   Зори не вечны, как сны.
   Терны венчают смиренных и мудрых
   Белым огнем Купины.
   4 апреля 1902"
  
   Напомню:
   "Дева" - явление Девы, см. выше строки из дневника.
   "Заря" - "В 1900 - 1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы - теории символизма; переменялись гипотезы; факт - оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность..." Андрей Белый.
   "... где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)... Закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню..." Ал. Блок.
   "Купина" - явное повеление Господа.
   Вот какое было триединство: Дева, которая брезжит в видениях Зари и которая - призыв Господен к действию.
   А теперь Дева, прячущаяся под покровами Валькирии - Змея. Ещё один искус, ещё одна приманка, которая должна окончательно увести героя от дела его жизни:
  
   Я увижу в змеиных кудрях твои очи,
   Я услышу твой голос: "Забудь".
  
  
  
  
  
   Я насадил мой светлый рай...
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Моей матери
  
   Я насадил мой светлый рай
   И оградил высоким тыном,
   И в синий воздух, в дивный край
   Приходит мать за милым сыном.
  
   "Сын, милый, где ты?" - Тишина.
   Над частым тыном солнце зреет,
   И медленно и верно греет
   Долину райского вина.
  
   И бережно обходит мать
   Мои сады, мои заветы,
   И снова кличет: "Сын мой! Где ты?",
   Цветов стараясь не измять...
  
   Всё тихо. Знает ли она,
   Что сердце зреет за оградой?
   Что прежней радости не надо
   Вкусившим райского вина?
   Апрель 1907
  
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Я насадил мой светлый рай ..." - Библейская реминисценция: "И насадил Господь Бог рай (... )" (Быт. 11. 8).
   В рецензии на книгу К.Д. Бальмонта "Фейные сказки. Детские песенки" (февраль 1906) Блок говорит об ее адресате - детях, "знающих, как "насадить рай" в чистом поле и под столом, откуда комната представляется в новом и любопытном свете" (СС-8 5 • С. 619).
   Символика сада как рая имеет и автобиографические коннотации (работа Блока в lllахматове по благоустройству приусадебного сада) .
  
  
   В отзыве на "Землю в снегу" С.М. Соловьев назвал стихотворение (наряду со стих. "Сын и мать", составлявшим вместе с ним в ЗС цикл) "настоящей жемчужиной книги". Указав, что в стихах 1-й строфы - "гармония, солнце", Соловьев, однако, прибавляет: "И вдруг последняя строфа все убивает. Гаснет музыка, меркнет солнце. Неясное и неумное рассуждение в вопросительной форме" (Весы. 1908. .N'2 10. С. 91)
   "
  
   Странно, даже ближайшие к Блоку люди ( С.М. Соловьев - его троюродный брат, поэт был очень близок к поэту. Блок даже позволял ему записывать свои стихи в тетради его беловых автографов) не видели очевидного.
   "Гаснет музыка, меркнет солнце..." - потому что это никакой не рай, а ловушка, искус тёмных акторов. Блок именно так осознавал все эти "соловьиные сады" с самого начала. Он даже во время свиданий в 901-ом году с Любовью Дмитриевной мучился этим:
   Л. Д. Блок. "И быль и небылицы о Блоке и о себе":
   "
   ... Встречи наши на улице продолжались. Мы все еще делали вид, что они случайны. Но часто после Читау мы шли вместе далекий путь и много говорили. Все о том же. Много о его стихах. Уже ясно было, что связаны они со мной. Говорил Блок мне и о Соловьеве, и о душе мира, и о Софье Петровне Хитрово, и о "Трех свиданиях" и обо мне, ставя меня на непонятную мне высоту. Много -- о стихотворной сущности стиха, о двойственности ритма, в стихе живущего:
  
   ...И к Мидианке / на колени
   Склоняю/ праздную/ главу...
  
     
      И к Мидианке на колени
      Склоняю/ праздную главу...
  
   "
  
   Процитированы стихи Вл. Соловьева "Неопалимая купина" (1891), в которых герой - Моисей - вместо исполнения своего кармического долга нежится с рабыней.
  
   Писал об этом и в период "Распутий" - после объяснения с Л.Д.:
  
   "Я буду факел мой блюсти
   У входа в душный сад.
   Ты будешь цвет и лист плести
   Высоко вдоль оград.
  
   Цветок -- звезда в слезах росы
   Сбежит ко мне с высот.
   Я буду страж его красы --
   Безмолвный звездочет...
   4 декабря 1902"
  
   И практически о том же вздох его в 1916 году, помимо мистического "Соловьиного сада" - в почти прозаическом "Превратила всё в шутку сначала...":
  
   "...Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое...
29 февраля 1916"
   А в остальном Сергей Соловьев прав:
  
   ...то прежней радости не надо
   Вкусившим райского вина
  
   Наркотический эффект от этих вин - очевиден. Особенно, если читать книгу "Фаина" именно как книгу, а не как сборник стихотворений. В предыдущем - описана та, которая завлекла его в этот "рай" или для которой он этот "рай" насадил и вырастил:
  
   "...Я увижу в змеиных кудрях твои очи,
   Я услышу твой голос: "Забудь".
  
   Надо мною ты в синем своем покрывале,
   С исцеляющим жалом - змея...
   2 апреля 1907 "
  
  
  
  
  
   В этот серый летний вечер...
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В этот серый летний вечер,
   Возле бедного жилья,
   По тебе томится ветер,
   Черноокая моя!
  
   Ты в каких степях гуляла,
   Дожидалась до звезды,
   Не дождавшись, обнимала
   Прутья ивы у воды?
  
   Разлюбил тебя и бросил,
   Знаю - взял, чего хотел,
   Бросил, вскинул пару весел,
   Уплывая, не запел...
  
   Долго ль песни заунывной
   Ты над берегом ждала,
   И какой реке разливной
   Душу-бурю предала?
   25 июня 1907
  
  
  
  
  
  
  
  
   "Что вверху, то и внизу". Книга "Город" заканчивается стихотворением "Не пришел на свидание":
  
   "Поздним вечером ждала
   У кисейного окна
   Вплоть до раннего утра.
  
   Нету милого - ушла.
   Нету милого - одна.
   Даль мутна, светла, сыра...
   Февраль 1908. Ревель"
  
   Что там, в инфернальных отображениях, что здесь - одно и то же коловращение, воронка круговерть:
  
   Бросил, вскинул пару весел,
   Уплывая, не запел...
  
   Герой "Тома II" не оставляет своим женщинам счастья.
  
   - "Ты в каких степях гуляла..." - степи - символ безграничья, свободы для Блока. Впервые вольная степнячка привиделась поэту ещё в "Стихах о прекрасной даме":
  
   "Ты страстно ждешь. Тебя зовут, -
   Но голоса мне не знакомы,
   Очаг остыл, - тебе приют -
   Родная степь. Лишь в ней ты - дома.
  
   Там - вечереющая даль,
   Туманы, призраки, виденья...
   22 ноября 1901"
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - "... обнимала // Прутья ивы у воды?" - Мотив, восходящий к "Гамлету" Шекспира (Акт IV. Сцена 7): Офелия гибнет, упав в речной поток с ивы, склонявшейся над водой. Тема Офелии (гибели вследствие обманутой любви) преломляется во всем тексте стихотворения. Возможна и еще одна шекспировекая ассоциация - с песенкой Дездемоны об иве ("Отелло". Акт IV. Сцена 3); в 1919 г. Блок перевел ее на русский язык (СС-83 . С. 414). Тема Офелии и "ивы сестры Дездемоны" сочетаются в стих. А.А. Фета "Я болен, Офелия, милый мой друг ... " (1847).
   "
  
   Тема Офелии - сквозная для всего трехкнижия:
  
   "Том I":
   (стихи написаны от имени героини)
  
   "...Я закрою голову белым,
   Закричу и кинусь в поток.
   И всплывет, качнется над телом
   Благовонный, речной цветок.
   5 ноября 1902"
  
   "Том II":
  
   Не дождавшись, обнимала
   Прутья ивы у воды?
  
   Разлюбил тебя и бросил...
  
   "Том III":
  
   "...И в сердце -- первая любовь
Жива -- к единственной на свете.
  
   Тебя, Офелию мою,
Увёл далёко жизни холод...
   1914 г."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Осенняя любовь
  
  
  
  
  
  
  
   1.
  
   Когда в листве сырой и ржавой
   Рябины заалеет гроздь, -
   Когда палач рукой костлявой
   Вобьет в ладонь последний гвоздь, -
  
   Когда над рябью рек свинцовой,
   В сырой и серой высоте,
   Пред ликом родины суровой
   Я закачаюсь на кресте, -
  
   Тогда - просторно и далеко
   Смотрю сквозь кровь предсмертных слез,
   И вижу: по реке широкой
   Ко мне плывет в челне Христос.
  
   В глазах - такие же надежды,
   И то же рубище на нем.
   И жалко смотрит из одежды
   Ладонь, пробитая гвоздем.
  
   Христос! Родной простор печален!
   Изнемогаю на кресте!
   И челн твой - будет ли причален
   К моей распятой высоте?
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Когда в листве сырой и ржавой ..." - "Ржавый" цвет в сознании Блока соотносился с образом болота (ер. в стих. "Полюби эту вечность болот ... " (1905): "Эти ржавые кочки и пни") и с Представлениями о "лирических ядах" (СС-85 • С. 164). В письме к Андрею Белому от 1 октября 1907 г. Блок говорил о своем устремлении "из болота - в жизнь, из лирики - к трагедии": "Иначе - ржавчина болот и лирики переест стройные колонны и мрамор жизни и трагедии, зальет ржавой волной их огни".
   "
  
   Блок. Из письма Андрею Белому от 6 июня 1911 года:
   "...таков мой путь, что теперь, когда он пройден, я твердо уверен, что это должное и что все стихи вместе -- "трилогия вочеловечения" (от мгновения слишком яркого света -- через необходимый болотистый лес - к отчаянью, проклятиям, "возмездию"..."
   И напомню происхождение термина "вочеловечение" (из Символа веры):
   "Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася".
   Но истинным примером жизни для Блока "Тома I" был все-таки Моисей (Купиной - явственным призывом Господним к исполнению кармического долга - была для него Л.Д.), но и с Христом на своих "каменных дорогах" он пересекался:
  
   "Мы странствовали с Ним по городам.
   Из окон люди сонные смотрели.
   Я шел вперед; а позади -- Он Сам,
   Всепроникающий и близкий к цели.
  
   Боялся я моих невольных сил,
   Он направлял мой шаг завороженный.
   Порой прохожий близко проходил
   И тайно вздрагивал, смущенный...
  
   Нас видели по черным городам,
   И, сонные, доверчиво смотрели:
   Я шел вперед; но позади -- Он Сам,
   Подобный мне. Но -- близкий к цели.
   Февраль 1902"
  
   И вот - очередной этап на том пути...
   (А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   8 Я запрокинусь на кресте
   "
  
   "Опрокидывание" - термин Блока характеризующий переход меж реальностями. Сейчас его закинуло в реальность "Пузырей земли" и "Ночной Фиалки".
   )
   ...пути вочеловечивания - распятие. Но в отличии от "Тома I" - теперь поэт сомневается в себе:
  
   Христос! Родной простор печален!
   Изнемогаю на кресте!
   И челн твой - будет ли причален
   К моей распятой высоте?
  
  
   Мотив распятия во втором томе у Блока стал навязчивым кошмаром.
   "Разные стихотворения":
  
   "Я буду мертвый - с лицом подъятым.
   Придет, кто больше на свете любит:
   В мертвые губы меня поцелует,
   Закроет меня благовонным платом.
   18 марта 1907"
  
   "Она пришла с заката.
   Был плащ ее заколот
   Цветком нездешних стран.
  
   ...Сияли ярко очи.
   И черными змея'ми
   Распуталась коса.
  
   И змеи окрутили
   Мой ум и дух высокий
   Распяли на кресте.
   8 ноября 1907"
   "Маски":
  
   "И взвился костер высокий
   Над распятым на кресте.
   Равнодушны, снежнооки,
   Ходят ночи в высоте.
  
   ...В снежной маске, рыцарь милый,
   В снежной маске ты гори!
   Я ль не пела, не любила,
   Поцелуев не дарила
   От зари и до зари?
  
   ...Так гори, и яр и светел,
   Я же - легкою рукой
   Размету твой легкий пепел
   По равнине снеговой.
   13 января 1907"
  
   Меняются книги, меняются описанные в них реальности, а эта судьба - быть распятым, то есть преданным, повторить не судьбу Моисея, а Христа - остается. Но у Христа у креста его стояли верящие в него женщины, а здесь рядом та, из-за которой он на нем - искусительница, предательница. Да и сам крест - не в подобие, а в издевку, в кощунство...
  
   2.
  
  
   0x01 graphic
  
   И вот уже ветром разбиты, убиты
   Кусты облетелой ракиты.
  
   И прахом дорожным
   Угрюмая старость легла на ланитах.
   Но в темных орбитах
   Взглянули, сверкнули глаза невозможным...
  
   И радость, и слава -
   Всё в этом сияньи бездонном,
   И дальном.
  
   Но смятые травы
   Печальны,
   И листья крутя'тся в лесу обнаженном...
  
   И снится, и снится, и снится:
   Бывалое солнце!
   Тебя мне всё жальче и жальче...
  
   О, глупое сердце,
   Смеющийся мальчик,
   Когда перестанешь ты биться?
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Кусты облетелой ракиты..." - Ракитовый куст - общефольклорный символ скорби, утраты.
   - "... Смеющийся мальчик ..." - Образ возникает по ассоциации с Амуром. Ср. образ Амура ("голого мальчика") в стих. "Под масками" и "Бледные сказанья" (9 января 1907 г.).
   "
  
   - "И прахом дорожным // Угрюмая старость легла на ланитах" - стихотворение от 1907 года, Блоку - 27 лет, комсомольский возраст...
  
   В первом стихотворении цикла герой говорит о себе: "Смотрю сквозь кровь предсмертных слез", в этом - описывает, что увидел помимо морока челна с Христом:
  
   И вот уже ветром разбиты, убиты
   Кусты облетелой ракиты...
  
   И вздыхает:
  
   О, глупое сердце,
   Смеющийся мальчик,
   Когда перестанешь ты биться?
  
  
   3.
  
   Под ветром холодные плечи
   Твои обнимать так отрадно:
   Ты думаешь - нежная ласка,
   Я знаю - восторг мятежа!
  
   И теплятся очи, как свечи
   Ночные, и слушаю жадно -
   Шевелится страшная сказка,
   И звездная дышит межа...
  
   О, в этот сияющий вечер
   Ты будешь всё так же прекрасна,
   И, верная темному раю,
   Ты будешь мне светлой звездой!
  
   Я знаю, что холоден ветер,
   Я верю, что осень бесстрастна!
   Но в темном плаще не узнают,
   Что ты пировала со мной!..
  
   И мчимся в осенние дали,
   И слушаем дальние трубы,
   И мерим ночные дороги,
   Холодные выси мои...
  
   Часы торжества миновали -
   Мои опьяненные губы
   Целуют в предсмертной тревоге
   Холодные губы твои.
   3 октября 1907
  
  
  
  
   Ещё раз:
  
   Мои опьяненные губы
   Целуют в предсмертной тревоге
   Холодные губы твои.
  
   Все это стихотворение - "предсмертная тревога". Второе стихотворение оканчивалось вздохом: "...сердце, // Когда перестанешь ты биться?", а оно всё бьется и бьется. И змееволосая никак не оставляет его в покое, она и в его последние мгновения пытается обратить в животное. (В черновиках один из вариантов четвертой строки исходного стихотворения: "Я знаю - звериное сердце".)
   И это стихотворение стало своеобразным пророчеством, предвестием. Имеем цикл "Осенняя любовь", но придет зима, и загремят трубы и сорвутся они со змееволосой в совместный полет сквозь звезды метели звезд вселенной("Снежная маска"):
  
   "...Ветер взвихрил снега.
   Закатился серп луны.
   И пронзительным взором
   Ты измерила даль страны,
   Откуда звучали рога
   Снежным, метельным хором.
  
   И мгла заломила руки,
   Заломила руки в высь.
   Ты опустила очи,
   И мы понеслись.
   И навстречу вставали новые звуки:
   Летели снега,
   Звенели рога
   Налетающей ночи.
   3 января 1907"
  
  
   *
  
   В чем же сюжет этого цикла?
   Ключевое стихотворение - первое: "Я закачаюсь на кресте". Герой распят. Необязательно во имя людей. Напомню, что распятие в Риме было обычной позорной смертной казнью. Герой и сам сомневается: " Христос! ...// челн твой - будет ли причален // К моей распятой высоте?" Герой смотрит "сквозь кровь предсмертных слез" первого стихотворения, видит (второе стихотворение) "Кусты облетелой ракиты" и молит о смерти: "О, глупое сердце,//Смеющийся мальчик,//Когда перестанешь ты биться?". И одна из "предсмертных тревог" (третьего стихотворения) - снежная дева, явившаяся из "темного рая". Даже умереть спокойно не дадут!
  
   В те ночи светлые, пустые...
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В те ночи светлые, пустые,
   Когда в Неву глядят мосты,
   Они встречались как чужие,
   Забыв, что есть простое ты.
  
   И каждый был красив и молод,
   Но, окрыляясь пустотой,
   Она таила странный холод
   Под одичалой красотой.
  
   И, сердцем вечно строгим меря,
   Он не умел, не мог любить.
   Она любила только зверя
   В нем раздразнить - и укротить.
  
   И чуждый - чуждой жал он руки,
   И север сам, спеша помочь
   Красивой нежности и скуке,
   В день превращал живую ночь.
  
   Так в светлоте ночной пустыни,
   В объятья ночи не спеша,
   Гляделась в купол бледно-синий
   Их обреченная душа.
   10 октября 1907
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Помета "10.Х. После вечера после Пеллеаса" означает, что стихотворение написано непосредственно после спектакля в Театре В.Ф. Коммиссаржевской - премьеры драмы М. Метерлинка "Пеллеас и Мелисанда" 10 октября 1907 г. В стихотворении отразились переживания Блока от совместных прогулок с Н.Н. Волоховой по Петербургу.
   "
  
   - "Забыв, что есть простое ты" - на "ты" Блок и Волохова так и не перешли, до конца своих взаимоотношений обращаясь друг к другу по имени-отчеству.
  
   - "И каждый был красив и молод" - Волохова: "...Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна. Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно "крылатые", черные, широко открытые "маки злых очей". И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму..." Бекетова М.А. "Александр Блок. Биографический очерк". Блок: "...неотразимо, неправдоподобно красивый, в широкой артистической шляпе, загорелый и стройный Блок." Чуковский Корней. Александр Блок.
  
   - "Она любила только зверя // В нем раздразнить - и укротить" - Волоховой нравились и льстили ухаживания знаменитого поэта, но близко к себе она его не подпускала. Хотя, судя по этим строкам, позволить себе удовольствие дразнить мужчину, она не отказывала.
   Веригина В.П. Воспоминания.
   "... в серебре блоковских метелей. Тут ничего не было реального -- ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни страха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под темным звездным небом."
   Для Блока это "беззаботное кружение" кончилось полным отчаянием.
   А.А. Блок. "Ирония":
   "Кто знает то состояние, о котором говорит одинокий Гейне: "Я не могу понять, где оканчивается ирония и начинается небо!" Ведь это - крик о спасении.
   С теми, кто болен иронией, любят посмеяться. Но им не верят или перестают верить. Человек говорит, что он умирает, а ему не верят. И вот - смеющийся человек умирает один. Что ж, может быть, к лучшему? "Собаке - собачья смерть".
   Не слушайте нашего смеха, слушайте ту боль, которая за ним. Не верьте никому из нас, верьте тому, что за нами. [Выделено Блоком]
   Ноябрь 1908"
  
  
   Снежная дева
  
  
  
  
  
  
  
   Она пришла из дикой дали -
   Ночная дочь иных времен.
   Ее родные не встречали,
   Не просиял ей небосклон.
  
   Но сфинкса с выщербленным ликом
   Над исполинскою Невой
   Она встречала с легким вскриком
   Под бурей ночи снеговой.
  
   Бывало, вьюга ей осыпет
   Звездами плечи, грудь и стан, -
   Всё снится ей родной Египет
   Сквозь тусклый северный туман.
  
   И город мой железно-серый,
   Где ветер, дождь, и зыбь, и мгла,
   С какой-то непонятной верой
   Она, как царство, приняла.
  
   Ей стали нравиться громады,
   Уснувшие в ночной глуши,
   И в окнах тихие лампады
   Слились с мечтой ее души.
  
   Она узнала зыбь и дымы,
   Огни, и мраки, и дома -
   Весь город мой непостижимый -
   Непостижимая сама.
  
   Она дари'т мне перстень вьюги
   За то, что плащ мой полон звезд,
   За то, что я в стальной кольчуге,
   И на кольчуге - строгий крест.
  
   Она глядит мне прямо в очи,
   Хваля неробкого врага.
   С полей ее холодной ночи
   В мой дух врываются снега.
  
   Но сердце Снежной Девы немо
   И никогда не примет меч,
   Чтобы ремень стального шлема
   Рукою страстною рассечь.
  
   И я, как вождь враждебной рати,
   Всегда закованный в броню,
   Мечту торжественных объятий
   В священном трепете храню.
   17 октября 1907
  
  
  
  
  
  
  
   - "Она пришла... //Ее родные не встречали...// Но сфинкса с выщербленным ликом //Над исполинскою Невой // Она встречала с легким вскриком..." - то есть сюда она пришла чужая всем, но сфинксу обрадовалась, как родному.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   - "Но сфинкса с выщербленным ликом // Над исполинскою Невой ..." - Имеются в виду два египетских сфинкса, высеченные из гранита (памятники египетского искусства XV в. до н.э., изображающие фараона Аменофиса III); были найдены при археологических раскопках на месте древней столицы Египта Фив, приобретены русским правительством, доставлены в 1832 г. в Петербург и установлены на набережной Невы - на верхней террасе гранитного спуска перед Академией художеств.
   "
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   Она навеки позабыла
И белый лотос и кoня(?)
И ( ) Нила
( ) меня.
   "
   "Забыла... меня":
   Из Примечаний к стихотворению "Снежное вино" в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В ЗК21 [ЗК1-62 - записные книжки А. Блока (1901-1921).] стихотворение записано в апреле 1908 г. (спустя почти полтора года после его создания) как продолжение записей, касающихся отношений Блока к Н.Н. Волоховой ...вслед за текстом: "Зима возвращается. Впервые."... Под текстом пометы: "О, возвращается!", "То и другое"
   "
   "То и другое" расшифровке поддаётся легко: "то" - это то, что "возвращается", то есть то, что было, а "другое" - это сегодняшнее. Но вот что возвращается? Что вот это?
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   " - ...Все снится ей родной Египет" ... - вероятны также ассоциации с образом египетской царицы Клеопатры (в трактовке, предложенной Пушкиным в "Египетских ночах"). См.: Минц З.Г. Блок и Пушкин // Тр. по русск. и слав. филологии. XXI. Литературоведение. Тарту, 1973. С. 213 (УЗ ТГУ. Вып. 306). Развитие этой темы- в стих. "Клеопатра" (декабрь 1907), "Ушла. Но гиацинты ждали... ". ...Другой круг ассоциаций соотносит "Снежную Деву" с героиней поэмы Вл. Соловьева "Три свидания" (1898): третье свидание с "Подругой вечной" состоялось в египетской пустыне; переживания, с этим связанные, имели для Соловьева непосредственную автобиографическую основу (см.: Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974. С. 11, 128-131 (Б-ка поэта, большая серия))."
  
  
   Напомню, что "Три свидания" - это описание трех встреч Соловьева с Sophie - той , которую он считал воплощением Вечной Женственности. В поэме, лишенной какой бы то ни было экзальтации рассказано, как первый раз он, мальчиком, увидел Её в церкви, потом доцентом - в лондонской библиотеке - только её лицо и третий раз - всю в Египте.
  
   Мне девять лет...
  
   Алтарь открыт... Но где ж священник, дьякон?
И где толпа молящихся людей?
Страстей поток, - бесследно вдруг иссяк он.
Лазурь кругом, лазурь в душе моей.
   Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.
  
   ...Прошли года. Доцентом и магистром...
   ...Всё ж больше я один в читальном зале;
   И верьте иль не верьте - видит Бог,
   Что тайные мне силы выбирали
   Всё, что о ней читать я только мог.
  
   ...И вот однажды - к осени то было -
   Я ей сказал: "О Божества расцвет
   Ты здесь, я чую, - что же не явила
   Себя глазам моим ты с детских лет?"
  
   И только я помыслил это слово -
   Вдруг золотой лазурью все полно,
   И предо мной она сияет снова -
   Одно ее лицо оно одно.
  
   ... Я ей сказал: "Твоё лицо явилось,
   Но всю тебя хочу я увидать.
   Чем для ребенка ты не поскупилась,
   В том -- юноше нельзя же отказать!"
  
   "В Египте будь!" -- внутри раздался голос.
  
   ... Идти пешком (из Лондона в Сахару
   Не возят даром молодых людей...)
  
  
   Бог весть куда, без денег, без припасов,
   И я в один прекрасный день пошёл...
  
   ...Смеялась, верно, ты, как средь пустыни
   В цилиндре высочайшем и в пальто,
   За чёрта принятый, в здоровом бедуине
   Я дрожь испуга вызвал и за то
  
   Чуть не убит, - как шумно, по-арабски
   Совет держали шейхи двух родов,
   Что делать им со мной, как после рабски
   Скрутили руки и без лишних слов
  
   Подальше отвели, преблагородно
   Мне руки развязали - и ушли.
   Смеюсь с тобой: богам и людям сродно
   Смеяться бедам, раз они прошли.
  
   Тем временем немая ночь на землю
   Спустилась прямо, без обиняков.
   Кругом лишь тишину одну я внемлю
   Да вижу мрак средь звёздных огоньков.
  
   Прилегши наземь, я глядел и слушал...
   Довольно гнусно вдруг завыл шакал;
   В своих мечтах меня он, верно, кушал,
   А на него и палки я не взял.
  
   Шакал-то что! Вот холодно ужасно...
   Должно быть, нуль, - а жарко было днём...
   Сверкают звезды беспощадно ясно;
   И блеск, и холод - во вражде со сном.
  
   И долго я лежал в дремоте жуткой,
   И вот повеяло: "Усни, мой бедный друг!"
   И я уснул; когда ж проснулся чутко -
   Дышали розами земля и неба круг.
  
   И в пурпуре небесного блистанья
   Очами, полными лазурного огня,
   Глядела ты, как первое сиянье
   Всемирного и творческого дня.
  
   Что есть, что было, что грядет вовеки -
   Всё обнял тут один недвижный взор...
   Синеют подо мной моря и реки,
   И дальний лес, и выси снежных гор.
  
   Всё видел я, и всё одно лишь было -
   Один лишь образ женской красоты..."
  
   Но действие данного стихотворения в контраст, в дополнение, в путаницу (что внизу - то и наверху) с предыдущим "В те ночи светлые, пустые..." происходит не в земном Питере. В этом "в моем железно-сером городе" Нева - "исполинская", и сам город равен "царству". (Ранее, в книге "Город" Блок определял его как "всемирный"):
  
   Она, как царство, приняла.
  
   Ей стали нравиться громады,
   Уснувшие в ночной глуши,
   И в окнах тихие лампады
   Слились с мечтой ее души.
  
   Она узнала зыбь и дымы,
   Огни, и мраки, и дома -
   Весь город мой непостижимый -
   Непостижимая сама.
  
   Сравните описание того же Города Даниилом Андреевым. "Роза Мира". Книга X. Глава 5. "Падение вестника":    
   "...Сперва - двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, - но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это -- тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс "с выщербленным ликом" - уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного - цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды - жертвенник-дворец-капище - выступит из мутной лунной тьмы. Это - Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, - но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга."
   И в этом Городе он - не тот который даже "не умел... любить", а:
  
   ...плащ мой полон звезд,
   За то, что я в стальной кольчуге,
   И на кольчуге - строгий крест.
  
   И в этом стихотворении впервые осознано и сформулировано, что все эти снежные девы - они из "враждебной рати". Их цель - противостоять ему, отвлечь его, запутать его ложными ассоциациями, не позволить ему победить, не дать выполнить свою боевую задачу - задачу кармическую. Что они - посланцы чужих, неизвестных богов. Ср. в стихотворении, которое будет через одно: про такую же, если не про ту же:
  
   "...С буйным ветром в змеиных кудрях,
   С неразгаданным именем бога
   На холодных и сжатых губах...
   24 октября 1907"
  
  
   А "неразгаданное" это имя потому, что к перечню имен христианского Бога оно явно не относится. И "какому богу служишь ты?" - так до конца трёхкнижия он и не скажет.
   ЗАКЛЯТИЕ ОГНЕМ И МРАКОМ
  
   За всё, за всё тебя благодарю я:
   За тайные мучения страстей,
   За горечь слез, отраву поцелуя,
   За месть врагов и клевету друзей;
   За жар души, растраченный в пустыне.
   Лермонтов
  
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   Заглавие Заклятие огнем и мраком и пляской метелей.
   Одиннадцать стихотворений.
   Посвящение И вновь посвящаю я
   Эти стихи - Тебе.
  
   Заглавие Заклятие огнем и мраком и пляской метелей.
   Посвящение И вновь посвящаю эти стихи - (Т)тебе.
   "
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Высылая Брюсову 14 ноября 1907 г. рукопись "Заклятия огнем и мраком и пляской метелей", Блок указывал в сопроводительном письме: "Вот - новый цикл стихов, или поэма, непосредственно примыкающая к "Снежной Маске". Заглавия составляют вместе одну заклинательную фразу..."
  
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
  
   Метод конструирования связного поэтического текста ("заклинательной фразы", по авторскому определению) из заглавий одиннадцати стихотворений, составляющих цикл, восходит у Блока, видимо, к Ф. Ницше. В "Песни опьянения", входящей в философскую поэму "Так говорил Заратустра" (1883-1885), заключительные фразы составляющих ее фрагментов образуют в финале о д и н н а д ц а т и с т р о ч н у ю "песнь Заратустры"; в тексте "песни"- образные и смысловые параллели с блоковским циклом:
  
   О, друг, вникай!
   Что nолночь говорит? Внимай!
   "Был долог сон,-
   Глубокий сон, развеян он: -
   Мир - глубина,
   Глубь эта дню едва видна.
   Скорбь мира эта глубина,-
   Но радость глубже, чем она:
   Жизнь гонит скорби тень!
   А радость рвется в вечный день, -
   В желанный вековечный день!
   (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. Пер. Ю.М. Антоновского. СПб., 1911. С. 281-289)
  
   В другом месте поэмы эта "песнь" воспроизводится построчно: каждый из одиннадцати стихов сопровождается соответствующим ему количественным числительным ("Раз!", "Два!", "Три!", "Четыре!" и т.д. - Там же. С. 201-202). Ницше пишет, что "имя" песни - "Еще раз!", а смысл ее - "во веки веков!" (Там же. С. 289). Внутреннее задание блоковского цикла - "еще раз" претворить в поэтическую форму переживания, уже воплощенные в "Снежной Маске"; ср. посвящение цикла в автографах и первых публикациях ("И вновь посвящаю я эти стихи - Тебе"), соотносимое с посвящением "Снежной Маски" ("Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном", и т.д.).
   Подробнее см.: Лавров А.В. Маргиналии к блоковским текстам. 2. Мотивы "Заратустры" в цикле "Заклятие огнем и мраком" // Александр Блок. Исследования и материалы. Л., 1991. С. 172-177.
   Составившие цикл стихотворения написаны во второй половине октября - первой половине ноября 1907 г., в период возобновления частых встреч с Н.Н. Волоховой.
   Документальных свидетельств об этой поре их взаимоотношений почти не сохранилось, однако, известно, что Блок осенью 1907 г. переживает новый всплеск бурного увлечения героиней "Снежной Маски"...
   "
  
      -- О, весна без конца и без краю...
  
  
  
  
  
  
   О, весна без конца и без краю -
   Без конца и без краю мечта!
   Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
   И приветствую звоном щита!
  
   Принимаю тебя, неудача,
   И удача, тебе мой привет!
   В заколдованной области плача,
   В тайне смеха - позорного нет!
  
   Принимаю бессонные споры,
   Утро в завесах темных окна,
   Чтоб мои воспаленные взоры
   Раздражала, пьянила весна!
  
   Принимаю пустынные веси!
   И колодцы земных городов!
   Осветленный простор поднебесий
   И томления рабьих трудов!
  
   И встречаю тебя у порога -
   С буйным ветром в змеиных кудрях,
   С неразгаданным именем бога
   На холодных и сжатых губах...
  
   Перед этой враждующей встречей
   Никогда я не брошу щита...
   Никогда не откроешь ты плечи...
   Но над нами - хмельная мечта!
  
   И смотрю, и вражду измеряю,
   Ненавидя, кляня и любя:
   За мученья, за гибель - я знаю -
   Всё равно: принимаю тебя!
   24 октября 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "Принимаю".
  
   " - И приветствую звоном щита..." - "я" стихотворения - воин.
   "- И встречаю тебя у порога... " - можно прочитать, что это героиня пришла к нему, и он встречает ее у порога своего дома, можно - это он, воин, выходит - в поход? в дозор? - а на пороге она. Но из дальнейших стихотворений цикла следует другая расшифровка: 3-е: - "Я неверную встретил у входа..." - "вход" - будет расшифрован в 6-ом стихотворении - "В бесконечной дали корридоров...": "...темен мой храм"
   Герой ждал свою героиню у входа в тёмный храм, где коридоры бесконечны.
  
   Даниил Андреев. "Роза Мира". Книга X. Глава 5. "Падение вестника":
   "...Ещё немного - цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды - жертвенник-дворец-капище - выступит из мутной лунной тьмы. Это - Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, - но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга."
  
   " - ...змеиных кудрях" - "змееволосая" - известная героиня трехкнижия Блока. Например, в стихотворении "Ушла, но гиацинты ждали...":
  
   "...Я знаю, ты придешь опять
   Благоуханьем нильских лилий
   Меня пленять и опьянять.
  
   Мне слабость этих рук знакома,
   И эта шепчущая речь,
   И стройной талии истома,
   И матовость покатых плеч.
  
   Но в имени твоем - безмерность,
   И рыжий сумрак глаз твоих
   Таит змеиную неверность
   И ночь преданий грозовых.
  
   И, миру дольнему подвластна,
   Меж всех - не знаешь ты одна,
   Каким раденьям ты причастна,
   Какою верой крещена.
  
   ...Вползи ко мне змеей ползучей,
   В глухую полночь оглуши,
   Устами томными замучай,
   Косою черной задуши.
   31 марта 1907"
   "
   И вот, она пришла опять.
   - "С неразгаданным именем бога..." - то есть герой стихотворения, рыцарь, практически уверен, что и эта женщина посвящена не его богу. Сравните хотя бы с героиней из "Стихов о Прекрасной даме":
  
   "Какому богу служишь ты?
   Родны ль тебе в твоем пареньи
   Передрассветное волненье,
   Передзакатные мечты?
   Иль ты, сливаясь со звездой,
   Сама богиня -- и с богами
   Гордишься равной красотой, --
   И равнодушными очами
   Глядишь с нездешней высоты
   На пламенеющие тени
   Земных молитв и поклонений
   Тебе -- царица чистоты?
   20 июня 1901"
  
   В черновиках эта строка первоначально была чуть иной:
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   19 С нерассказанным (?) именем Бога
   "
   То есть, герой что это за имя - догадывался.
  
   " - И смотрю, и вражду измеряю..." - здесь, скорее всего тоже воспоминание о "Любочке" - о её "привычной суровости". Но это не слияние образа Лучезарной с Фаиной, а совпадение роли Фаины и Л.Д., суть которых только в одном - стоять на пороге, заслоняя путь.
   Только сравните эти бесконечные "Принимаю!", которые эхо бесконечных горьких лермонтовских "Благодарю!", с не менее бесконечными и горькими "люблю": -
  
   "Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле.
   Во мгле, что со мною всегда на земле.
  
   За то, что ты светлой невестой была,
   За то, что ты тайну мою отняла.
  
   За то, что связала нас тайна и ночь,
   Что ты мне сестра, и невеста, и дочь.
  
   За то, что нам долгая жизнь суждена,
   О, даже за то, что мы - муж и жена!
  
   За цепи мои и заклятья твои...
   17 августа 1906"
  
   Все они одинаковы...
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Об одном из публичных чтений стихотворения Блоком незадолго до смерти вспоминает Н.А. Павлович [его последняя возлюбленная]: "...однажды в Петрограде я упросила его прочесть "Заклятие огнем и мраком", но строчка: "Узнаю тебя, жизнь, принимаю"- прозвучала не радостно и открыто, а как-то горько и хрипло. Проходя мимо меня по эстраде, он мне сказал: "Это я прочел только для вас"."
  
   - "И приветствую звоном щита!" - За героическими мотивами стихотворения - ассоциации, связанные прежде всего с образами Р. Вагнера (тетралогия "Кольцо нибелунга" и ее герой Зигфрид). ...Вагнеровские ассоциации возникали и у Андрея Белого, когда он в "Воспоминаниях о Блоке" касался этих стихов: Блок "как бы говорил себе: Ее - нет! Не придет! Что же, будем - героями, Зигфридами! Будем же высекать жизнетворчество; настроение такое складывалось в А.А. Оно выразилось впоследствии в строках( ... )"- далее цитировалась первая строфа стихотворения (Белый, 2. С. 275).
   - "Принимаю пустынные веси..." - "Веси" (устар.) - селения .
   - "...И колодцы земных городов!" - "Колодцы" - распространенное в городском словоупотреблении название узких внутренних дворов в высокоэтажных домах.
   [Вот личные его впечатления об их "демократической квартире" - они тогда жили на последнем этаже:
  
   "Одна мне осталась надежда:
   Смотреться в колодезь двора.
   ...Я слышу - старинные речи
   Проснулись глубоко на дне.
   Октябрь 1906" ]
  
   - "Перед этой враждующей встречей ~ Но над нами - хмельная мечта!" - Приводя в воспоминаниях о Блоке эту строфу, Н.Н. Волохова заключает: "...эти стихи как нельзя лучше рисуют наши взаимоотношения с Александром Александровичем в ту снежную, вьюжную зиму, когда мы с ним встретились в прекрасном, сказочном городе ..." (Тр. по русск. и слав. филологии. IV. Тарту, 1961, с. 376 (УЗ ТГУ. Вып. 104)).
   "
  
  
  
  
  
  
   И я провел безумный год...
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   И я провел безумный год
   У шлейфа черного. За муки,
   За дни терзаний и невзгод
   Моих волос касались руки,
   Смотрели темные глаза,
   Дышала синяя гроза.
  
   И я смотрю. И синим кругом
   Мои глаза обведены.
   Она зовет печальным другом.
   Она рассказывает сны.
   И в темный вечер, в долгий вечер
   За окнами кружится ветер.
  
   Потом она кончает прясть
   И тихо складывает пряжу.
   И перешла за третью стражу
   Моя нерадостная страсть.
   Смотрю. Целую черный волос,
   И в сердце льется темный голос.
  
   Так провожу я ночи, дни
   У шлейфа девы, в тихой зале.
   В камине умерли огни,
   В окне быстрее заплясали
   Снежинки быстрые - и вот
   Она встает. Она уйдет.
  
   Она завязывает туго
   Свой черный шелковый платок,
   В последний раз ласкает друга,
   Бросая ласковый намек,
   Идет... Ее движенья быстры,
   В очах, тускнея, гаснут искры.
  
   И я прислушиваюсь к стуку
   Стеклянной двери вдалеке,
   И к замирающему звуку
   Углей в потухшем камельке...
   Потом - опять бросаюсь к двери,
   Бегу за ней... В морозном сквере
  
   Вздыхает по дорожкам ночь.
   Она тихонько огибает
   За клумбой клумбу; отступает;
   То подойдет, то прянет прочь...
   И дальний шум почти не слышен,
   И город спит, морозно пышен...
  
   Лишь в воздухе морозном - гулко
   Звенят шаги. Я узнаю
   В неверном свете переулка
   Мою прекрасную змею:
   Она ползет из света в светы,
   И вьется шлейф, как хвост кометы...
  
   И, настигая, с новым жаром
   Шепчу ей нежные слова,
   Опять кружи'тся голова...
   Далеким озарен пожаром,
   Я перед ней, как дикий зверь...
   Стучит зевающая дверь, -
  
   И, словно в бездну, в лоно ночи
   Вступаем мы... Подъем наш крут...
   И бред. И мрак. Сияют очи.
   На плечи волосы текут
   Волной свинца - чернее мрака...
   О, ночь мучительного брака!..
  
   Мятеж мгновений. Яркий сон.
   Напрасных бешенство объятий, -
   И звонкий утренний трезвон:
   Толпятся ангельские рати
   За плотной завесой окна,
   Но с нами ночь - буйна, хмельна...
  
   Да! с нами ночь! И новой властью
   Дневная ночь объемлет нас,
   Чтобы мучительною страстью
   День обессиленный погас, -
   И долгие часы над нами
   Она звенит и бьет крылами...
  
   И снова вечер...
   21 октября 1907
  
  
  
  
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   Варианты ЧА ЗК17[Черновые автографы Записная книжка N 17]:
   Заглавие: "Отрывок из поэмы".
   "
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Прототип героини стихотворения - Н.Н. Волохова. В.П. Веригина заключает, что Блок "скрыл" от Волоховой это стихотворение: "Очевидно, оно вылилось в момент мучительной досады на холодность Н.Н. Последующие стихи опять говорят о рыцарском поклонении и преданности. " У шлейфа черного ..." было напечатано позднее.
   Ссылаться на это стихотворение и утверждать, что год, проведенный у шлейфа черного, Блоку ничего не дал, как это сделал кто-то из критиков, никак нельзя. Среди многих других стихотворений того периода оно случайно." (Воспоминания, 1. С. 458-459).
   Версию Веригиной подкрепляет тот факт, что Блок длительное время не включал стихотворение в авторские сборники. "Критик", о котором упоминает Веригина,- видимо, Вл. Пяст, писавший в "Воспоминаниях о Блоке": ""Черный шлейф", у которого провел Блок целый год, не принес ему ни жизненного, ни творческого счастья" (Там же. С. 376).
  
   " -...У шлейфа черного" - Шлейф как атрибут лирической героини Блока появляется в его творчестве еще до знакомства с Волоховой; ср. стих. "Твое лицо бледней, чем было..." (март 1906), "Шлейф, забрызганный звездами ..." (сентябрь 1906).
   "
  
   "Версию Веригиной подкрепляет тот факт, что Блок длительное время не включал стихотворение в авторские сборники." - нет. Не включал именно потому, что образ героини к Волоховой имеет только косвенное отношение. А тогда она бы неизбежно проецировалась на "женщину с крылатыми глазами".
   Вторая ссылка "Примечаний" опровергает первую: "безумный год" у Блока был не в нашей реальности, а в инфернальности его Города, в котором проистекало действие и предыдущего стихотворения ("Снежная дева"). И упомянутое в "Примечаниях" стихотворение, написанное "до знакомства с Волоховой" - из периода его блужданий по "Всемирному граду". Приведу его:
  
   "Твое лицо бледней, чем было
   В тот день, когда я подал знак,
   Когда, замедлив, торопила
   Ты легкий, предвечерний шаг.
  
   Вот я стою, всему покорный,
   У немерцающей стены.
   Что' сердце? Свиток чудотворный,
   Где страсть и горе сочтены!
  
   Поверь, мы оба небо знали:
   Звездой кровавой ты текла,
   Я измерял твой путь в печали,
   Когда ты падать начала.
  
   Мы знали знаньем несказанным
   Одну и ту же высоту
   И вместе пали за туманом,
   Чертя уклонную черту.
  
   Но я нашел тебя и встретил
   В неосвещенных воротах,
   И этот взор - не меньше светел,
   Чем был в туманных высотах!
  
   Комета! Я прочел в светилах
   Всю повесть раннюю твою,
   И лживый блеск созвездий милых
   Под черным шелком узнаю!
  
   Ты путь свершаешь предо мною,
   Уходишь в тени, как тогда,
   И то же небо за тобою,
   И шлейф влачишь, как та звезда!
  
   Не медли, в темных тенях кроясь,
   Не бойся вспомнить и взглянуть.
   Серебряный твой узкий пояс -
   Сужденный магу млечный путь.
   Март 1906"
  
  
   С Волоховой Блок познакомится ещё только через полгода - осенью.
   - "Потом она кончает прясть // И тихо складывает пряжу" - а это из ещё более давнего прошлого, давней реальности, из болот "Ночной фиалки": -
  
   "...В длинной, низкой избе по стенам
   Неуклюжие лавки стояли.
   На одной - перед длинным столом -
   Молчаливо сидела за пряжей,
   Опустив над работой пробор,
   Некрасивая девушка
   С неприметным лицом.
   Я не знаю, была ли она
   Молода иль стара...
   И какого цвета волосы были,
   И какие черты и глаза.
   Знаю только, что тихую пряжу пряла,
   И потом, отрываясь от пряжи,
   Долго, долго сидела, не глядя,
   Без забот и без дум.
   И еще я, наверное, знаю,
   Что когда-то уж видел ее..."
  
   И её "пряжа" к изделиям из шерсти отношения не имеет:
  
   "Поднимались из тьмы погребов.
   Уходили их головы в плечи.
   Тихо выросли шумы шагов,
   Словеса незнакомых наречий.
  
   ...Встала улица, серым полна,
   Заткалась паутинною пряжей.
   Шелестя, прибывала волна,
   Затрудняя проток экипажей.
  
   Скоро день глубоко отступил,
   В небе дальнем расставивший зори.
   А незримый поток шелестил,
   Проливаясь в наш город, как в море.
   10 сентября 1904"
  
   В 905 году Блок своим творчеством пытался спровоцировать ещё одно, как в 901-ом явление Лучезарной, (Поэма "Ее прибытие""), но "Прекрасная дама не ездит на пароходах". Тем больше должно было его поразить появление Волоховой - женщины, воплотившей его видения Незнакомки.
  
   Веригина В.П. Воспоминания:
   "Блок... и Н. Н. Волохову обрек на снежность, на отчуждение от всего жизненного. Он рвал всякую связь ее с людьми и землею, говорил, что она "явилась", а не просто родилась, как все, явилась как комета, как падучая звезда. "Вы звезда, ваше имя Мария [Имя героини пьесы "Незнакоска"]", -- говорил он. Она с болью настаивала на своем праве жить жизнью живой женщины, не облеченной миссией оторванности от мира. И настаивала особенно горячо, может быть потому, что в ней самой был действительно разлад с миром, она чувствовала себя глубоко одинокой. Волохова, разумеется, сразу же ощутила, что стоит рядом с поэтом, которому "вселенная представлялась страшной и удивительной, действительной, как жизнь, действительной, как смерть..."
   ...Блок был неумолим. Он требовал, чтобы Волохова приняла и уважала свою миссию Снежной девы, как он - свою миссию поэта. Но Наталья Николаевна не захотела отказаться от "горестной земли", и случилось так, что поэт в конце концов отошел от нее."
  
   Но тем не менее исходное стихотворение - оно о тех видениях, а не о реальностях его взаимоотношений с одной из красивых актрис "горестной земли".
  
  
  
  
   2. Приявший мир, как звонкий дар...
  
  
  
  
  
  
   Приявший мир, как звонкий дар,
   Как злата горсть, я стал богат.
   Смотрю: растет, шумит пожар -
   Глаза твои горят.
  
   Как стало жутко и светло!
   Весь город - яркий сноп огня,
   Река - прозрачное стекло,
   И только - нет меня...
  
   Я здесь, в углу. Я там, распят.
   Я пригвожден к стене - смотри!
   Горят глаза твои, горят,
   Как черных две зари!
  
   Я буду здесь. Мы все сгорим:
   Весь город мой, река, и я...
   Крести крещеньем огневым,
   О, милая моя!
   26 октября 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данной поэме в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах"[первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "В огне".
  
   - "Приявший мир, как звонкий дар" - см. предыдущее стихотворение, озаглавленное "Принимаю".
   "...Смотрю: растет, шумит пожар // - Глаза твои горят. // Как стало жутко и светло! //Весь город - яркий сноп огня..." - (Ср. из более позднего "...пожаром зари // Сожжено и раздвинуто бледное небо...") - комната, окно, за котором пылающей в заре город ("Весь город - яркий сноп огня, // Река - прозрачное стекло..."), и любимая, чьи чёрные глаза пылают ярче пламени заходящего солнца.
   - "Крести крещеньем огневым..." - Катехизис: "Крещение (греч. ваптисис -- погружение) есть Таинство, в котором верующий, при троекратном погружении тела в воду, с призыванием Бога Отца и Сына и Святого Духа, умирает для жизни плотской, греховной, и возрождается от Духа Святого в жизнь духовную, святую. Так как Крещение есть духовное рождение, а родится человек однажды, то это Таинство не повторяется". Огненное крещение - это отказ от крещения водного, отказ от всего прежнего. Отказ от жизни вечной души.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Крести крещеньем. огневым // О, милая моя!" -... ср. слова Германа в драме "Песня Судьбы" (7-я картина): "Как будто я крещен вторым крещеньем" (СС-84 • С. 159). "Огневое крещенье"- метафора самосожжения.
   "
  
   "Песня Судьбы" (7-я картина):
  
   "
   Хмурый морозный день. Пустая равнина, занесенная снегом. Посредине - снежный холм. Ветер свистит и грозит метелью; сквозь ветер звенят как будто далекие, удалые бубенцы. Герман стоит на холме.
  
   Г е р м а н
  
   Все миновало. Прошлое - как сон.
   Холодный, бледный день. Душа, как степь,
   Не скованная ни единой цепью,
   Свободная от краю и до краю.
   Не вынесла бы жалкая душа,
   Привыкшая к домашнему уюту,
   К теплу и свету очагов семейных, -
   Такой свободы и такого счастья.
   В моей душе - какой-то новый холод,
   Бодрящий и здоровый, как зима,
   Пронзающий, как иглы снежных вьюг,
   Сжигающий, как темный взор Фаины.
   Как будто я крещен вторым крещеньем,
   В иной - холодной, снеговой купели.
   Не надо чахлой жизни - трех мне мало!
   Не надо очага и тишины -
   Мне нужен мир с поющим песни ветром!
   Не надо рабской смерти мне - да будет
   И жизнь, и смерть - единый снежный вихрь!
  
   Метель запевает, становится темнее.
  
   Г о л о с Ф а и н ы
  
   Эй, Герман! Где ты?
   "
   3. Я неверную встретил у входа...
  
  
  
  
  
  
   Я неверную встретил у входа:
   Уронила платок - и одна.
   Никого. Только ночь и свобода.
   Только жутко стоит тишина.
  
   Говорил ей несвязные речи,
   Открывал ей все тайны с людьми,
   Никому не поведал о встрече,
   Чтоб она прошептала: возьми...
  
   Но она ускользающей птицей
   Полетела в ненастье и мрак,
   Где взвился огневой багряницей
   Засыпающий праздничный флаг.
  
   И у светлого дома, тревожно,
   Я остался вдвоем с темнотой.
   Невозможное было возможно,
   Но возможное - было мечтой.
   23 октября 1907
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений к "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
  
   - "...Где взвился огневой багряницей // Засыпающий праздничный флаг." - Образ красного флага здесь осложнен евангельским мотивом: в багряницу (алую мантию, знак царского достоинства) был в насмешку облечен Христос перед казнью (Мф. XXVII, 28, 31; Мк. XV, 17, 20; Ин. XIX, 5). Ср. тему распятия в предыдущем стихотворении цикла ("Приявший мир, как звонкий дар ...").
  
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "И во мраке".
  
   - "Я неверную встретил..." - Блоку с верностью женщин отчаянно не повезло: чужая жена К.М.С., своя - с самого начала смотрящая во все стороны Л.Д., проститутки, сразу же объявившая, что она любит другого, Волохова... Его потом это поразит в Дельмас:
   "И то, что больше и странней:
   ... тайна верности... твоей.
   1 июля 1914"
   Здесь "верности" - выделено Блоком. (А многоточие перед "твоей" - стихотворение начиналось с обращения на "Вы": "Я помню нежность ваших плеч".) Возможно ещё и отмеченное для других, для читателей, для читательницы - колебание о том, с какой - заглавной или строчной - буквы написать это слово.
  
   - "...у входа" - "вход" - будет расшифрован в 6-ом стихотворении - "В бесконечной дали корридоров...": "...темен мой храм" Герой ждал свою героиню у входа в тёмный храм, в чьей пирамиде коридоры бесконечны.
   (Даниил Андреев. "Роза Мира". Книга X. Глава 5. "Падение вестника":
   "...Ещё немного - цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды - жертвенник-дворец-капище - выступит из мутной лунной тьмы. Это - Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, - но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга."
  
   - "Невозможное было возможно, /Но возможное - было мечтой" - ещё одно поразившее его несовпадение: ему было доступно "невозможное" - доступно его "явное колдовство", его "двойники", его "Город", где и происходила вся эта сцена, а самое простое - поцеловать любимую, которая явно показывала, что ей хорошо, ей радостно быть с ним - только в мечтах.
  
  
  
  
   4. Перехожу от казни к казни
  
  
  
  
  
  
  
   Перехожу от казни к казни
   Широкой полосой огня.
   Ты только невозможным дразнишь,
   Немыслимым томишь меня...
  
   И я, как темный раб, не смею
   В огне и мраке потонуть.
   Я только робкой тенью вею,
   Не смея в небо заглянуть...
  
   Как ветер, ты целуешь жадно.
   Как осень, шлейфом шелестя,
   Храня в темнице безотрадной
   Меня, как бедное дитя...
  
   Рабом безумным и покорным
   До времени таюсь и жду
   Под этим взором, слишком черным.
   В моем пылающем бреду...
  
   Лишь утром смею покидать я
   Твое высокое крыльцо,
   А ночью тонет в складках платья
   Мое безумное лицо...
  
   Лишь утром во'ронам бросаю
   Свой хмель, свой сон, свою мечту...
   А ночью снова - знаю, знаю
   Твою земную красоту!
  
   Что' быть бесстрастным? Что' - крылатым?
   Сто раз бичуй и укори,
   Чтоб только быть на миг проклятым
   С тобой - в огне ночной зари!
   Октябрь 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
  
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "Под пыткой".
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   Заглавие 4. Под пыткой.
   Эпиграф
   Да, к устам твоим приникнув,
   Посмотреть в лицо твое,
   Чтоб не дрогнув, чтоб не крикнув,
   Встретить смерти острие!
   Брюсов
   "
  
   Эпиграф из стихотворения Брюсова "Ахиллес у алтаря". В нем - сцена из мифа об Ахиллесе и Поликсене.
  
   "Ахилл, как рассказывает сравнительно позднее предание, случайно увидев её, воспылал к ней любовью, решил взять в жёны и перейти к троянцам, но был изменнически убит Парисом как раз тогда, когда пришёл, безоружный, в Фимбру для бракосочетания с Поликсеной" [Фимбра - город чуть севернее Трои.]
   Википедия
  
   Вот какая сцена стояла перед Блоком, когда он писал это стихотворение: что все эти "пытки" - это предательство, причем бесполезное предательство, которое предательством и будет вознаграждено.
   Троя в трехтомнике уже мелькала. Ещё осенью 901-ого года ему ее показали двойники:
  
   Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
   "К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников ("Зарево белое...", "Ты - другая, немая...") [выделения Блока]."
  
   "Зарево белое..." - написано от лица женщины, наблюдающей как подходят корабли, которые она знает, будут гореть:
  
   "...Смертью твоею натешу лишь взоры я,
   Жги же свои корабли!
   Вот они -- тихие, светлые, скорые --
   Мчатся ко мне издали.
   6 ноября 1901"
  
   Это может быть и провидица Кассандра, но корабли "мчат" именно "к ней", то есть они плывут за ней - то есть, за Еленой.
   Следующее стихотворение от двойников ему сразу же намекнуло, что на тех "каменных дорогах" не всё так изысканно-красиво:
  
   "Будет день -- и свершится великое,
   Чую в будущем подвиг души.
   Ты -- другая, немая, безликая,
   Притаилась, колдуешь в тиши.
  
   Но во что обратишься -- не ведаю,
   И не знаешь ты, буду ли твой,
  
   А уж Там веселятся победою
   Над единой и страшной душой.
   23 ноября 1901"
  
   И вот подвиг души провален, у безликой появилось лицо с крылатыми глазами, и "Там" - вовсю веселятся.
  
   - "С тобой - в огне ночной зари..." - это еще одно извращение. Потому что "заря" для младосимволистов была не просто фактом пересечения солнцем линии горизонта.
  
   Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
   "К весне началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)."
   ...АПРЕЛЬ 1901:
   ... Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими "слезы, огонь и песню", но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим -- "потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу" ( т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)."
   Андрей Белый "Воспоминания о Блоке":
   "В Видении Блока загадано Блоку: произвести на земле - катастрофический акт: совершить несовершимое"... Понять А. А. Блока - понять: все есть для него объяснение звука зари, совершенно реальной; конкретностью окрашено для него наше время; и выход поэзии Блока из философии Соловьева, есть выход в конкретности факта зари; в воплощения Вечного в жизнь".
  
   И теперь - в исходном стихотворении - как второе / третье / сорок восьмое крещение, как второе / третье / сорок восьмое распятие (из черновиков к этому стихотворению "И утром не хочу дышать я,// Распят у твоего крыльца") - вот таким же кощунственным извращением - ночная, бессолнечная заря.
  
   - "...Не смея в небо заглянуть... // Как ветер, ты целуешь жадно..." - герой стихотворения видит, как неверная жадно целует другого. И здесь тоже наложение прообразов: Волохова, которая "любит другого" и воспоминания об Л.Д.
  
   Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете-осени 901-ого:
   "Любовь Дмитриевна ходила на уроки к М. М. Читау, я же ждал ее выхода, следил за ней и иногда провожал ее до Забалканского с Гагаринской - Литейной (конец ноября, начало декабря). Чаще, чем со мной, она встречалась с кем-то, кого не видела и о котором я знал."
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Ты только невозможным дразнишь..." - Развитие соответствующего мотива в стих. "Я неверную встретил у входа ...": "Невозможное было возможно".
   "
  
   Точнее было бы процитировать следующую строчку: "Но возможное было мечтой" - только мечтой.
   Волохова с самого начала, очевидно, поставила условие, поставила границу - никакой телесной близости, никаких объятий-поцелуев: "я люблю другого", но в удовольствии "дразнить невозможным" поэта, себе, верно, не отказывала.
   5. Пойми же, я спутал, я спутал...
  
  
  
  
  
  
   Пойми же, я спутал, я спутал
   Страницы и строки стихов,
   Плащом твои плечи окутал,
   Остался с тобою без слов...
  
   Пойми, в этом сумраке - магом
   Стою над тобою и жду
   Под бьющимся праздничным флагом,
   На страже, под ветром, в бреду...
  
   И ветер поет и пророчит
   Мне в будущем - сон голубой...
   Он хочет смеяться, он хочет,
   Чтоб ты веселилась со мной!
  
   И розы, осенние розы
   Мне снятся на каждом шагу
   Сквозь мглу, и огни, и морозы,
   На белом, на легком снегу!
  
   О будущем ветер не скажет,
   Не скажет осенний цветок,
   Что милая тихо развяжет
   Свой шелковый, черный платок...
  
   Что только звенящая снится
   И душу палящая тень...
   Что сердце - летящая птица...
   Что в сердце - щемящая лень...
   21 октября 1907
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
  
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "В снегах".
  
  
   Имеем декорации 3-его стихотворения "Во мраке".
   Там:
   "...взвился огневой багряницей
   Засыпающий праздничный флаг"
   Здесь:
   ... жду
   Под бьющимся праздничным флагом
  
   Там:
   Говорил ей несвязные речи
   Здесь:
   ... я спутал, я спутал
   Страницы и строки стихов
  
   Там:
   "...Уронила платок"
   Здесь:
   ...милая тихо развяжет
   Свой шелковый, черный платок...
  
   Тогда она "ускользающей птицей // Полетела в ненастье и мрак" и вот он снова "Остался с тобою без слов".
  
   - "Пойми же, я спутал, я спутал // Страницы и строки стихов" - стихи для Блока - это не всплески вдохновений, они были и рабочим дневником, и инструментом его теургии - и, вот, всё запуталось: к какому заклинанию ("...в этом сумраке - магом // Стою над тобою") относятся эти строки? К какой книге, к какому тому - это стихотворение? Оно о тебе? О Тебе?!
   Сравните посвящение к этому циклу: "И вновь посвящаю эти стихи - (Т)тебе.) и посвящение к книге "Снежная маска": "Посвящаю ЭТИ СТИХИ Тебе, высокая женщина в черном с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города". В период Снежной маски сомнений, как писать "ты" или "Ты" - не было.
   Тут и еще одно... Александр Александрович (Блок) с Натальей Николаевной (Волоховой) на людях были на "вы", "Ты" - это почти титул, а вот "ты" - почти любовница.
  
   - "И ветер поет и пророчит //... он хочет, // Чтоб ты веселилась со мной! - здесь ударение - на последнем слове.
   - "И розы, осенние розы // Мне снятся на каждом шагу" - сравните из "тома I", когда он был в восторженном служении Лучезарной:
  
   "...Предо мной -- к бездорожью
   Золотая межа.
  
   Заповеданных лилий
   Прохожу я леса.
   Полны ангельских крылий
   Надо мной небеса.
  
   Непостижного света
   Задрожали струи.
   Верю в Солнце Завета,
   Вижу очи Твои.
   22 февраля 1902"
  
   - "О будущем ветер не скажет, // Не скажет осенний цветок" - "ветер" - это который "поет и пророчит", а "цветок", - "осенние розы... На белом, на легком снегу".
   И в этих песнях, пророчествах, рассказах нет простого, нет того, что "...милая тихо развяжет //Свой шелковый, черный платок."
  
   - "Он хочет смеяться, он хочет, // Чтоб ты веселилась со мной!" -
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "...в серебре блоковских метелей. Тут ничего не было реального -- ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни страха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под темным звездным небом."
   Так это воспринималось со стороны, так, очевидно, хотелось видеть Волоховой, а герою стихотворения мечталось о другом. И он понимал, что это невозможно, о таком "ветер не скажет". И "щемящая лень" - это эвфемизм слова "безнадежность".
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   Что в сердце - щемящая лень...
  
   Что в сердце - щемящая мгла...
  
   Что глупая эта страница
   Придет к тебе в завтрашний день.
   Что только звенящая снится
   И сердце палящая тень ...
   "
   Возможно, в окончательном варианте:
  
   Что сердце - летящая птица...
   Что в сердце - щемящая лень...
  
   Блока убедила ещё и изысканная инверсированная, словно ставящая окончательную точку звукопись: "ЛЕтяЩая" - "Щемящая ЛЕнь"
  
   И это стихотворение - своеобразное эхо происшествия из несколько другой реальности. "Заклятие..." происходит во "всемирном граде", у темного храма, а раньше - в серебре метелей "Снежной маски" было так:
  
   Смотри: я спутал все страницы,
   Пока глаза твои цвели.
   Большие крылья снежной птицы
   Мой ум метелью замели.
  
   ...Не будь и ты со мною строгой
   И маской не дразни меня,
   И в темной памяти не трогай
   Иного - страшного - огня.
   10 января 1907
  
   И вот, заглавное стихотворение, входит в цикл: "Заклятие огнем...".
  
   6. В бесконечной дали' корридоров...
  
  
  
  
  
   В бесконечной дали' корридоров
   Не она ли там пляшет вдали?
   Не меня ль этой музыкой споров
   От нее в этот час отвели?
  
   Ничего вы не скажете, люди,
   Не поймете, что темен мой храм.
   Трепетанья, вздыхания груди
   Воспаленным открыты глазам.
  
   Сердце - легкая птица забвений
   В золотой пролетающий час:
   То она, в опьяненьи кружений,
   Пляской тризну справляет о вас.
  
   Никого ей не надо из скромных,
   Ей не ум и не глупость нужны,
   И не любит, наверное, темных,
   Прислоненных, как я, у стены...
  
   Сердце, взвейся, как легкая птица,
   Полети ты, любовь разбуди,
   Истоми ты истомой ресницы,
   К бледно-смуглым плечам припади!
  
   Сердце бьется, как птица томится -
   То вдали закружилась она -
   В легком танце летящая птица,
   Никому, ничему не верна...
   23 октября 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
  
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "И в дальних залах".
   - "В бесконечной дали' корридоров... //...Ничего вы не скажете, люди,// Не поймете, что темен мой храм" - в предыдущих главках герой стоял "на пороге": 1-ое "Принимаю": "И встречаю тебя у порога... ": 3-е: - "Я неверную встретил у входа..." - и вот расшифровка этого "входа"- "В бесконечной дали корридоров...": "...темен мой храм".
   Герой ждал свою героиню у входа в тёмный храм, где коридоры бесконечны, в тот самый, в который его завела Любочка сразу после его встречи с Лучезарной, тот, который был описан в "запечатанном" стихотворении:
  
   "Пять изгибов сокровенных
   Добрых линий на земле.
   ...Пять стенаний сокровенных,
   Но ужасней -- средний храм --
   Меж десяткой и девяткой,
   С черной, выспренней загадкой,
   С воскуреньями богам.
   10 марта 1901"
  
   Блок. Из дневника 18-ого года:
   " 25 января - гулянье на Монетной к вечеру в совершенно особом состоянии. В конце января и начале февраля (еще - синие снега около полковой церкви, - тоже к вечеру) явно является Она. Живая же оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей...
   ...В таком состоянии я встретил Любовь Дмитриевну... Она вышла из саней на Андреевской площади и шла на курсы по 6-й линии, Среднему проспекту - до 10-й линии, я же, не замеченный Ею, следовал позади...
   ...Тогда же мне хотелось ЗАПЕЧАТАТЬ мою тайну, вследствие чего я написал зашифрованное стихотворение , где пять изгибов линий означали те улицы, по которым она проходила, когда я следил за ней, незамеченный ею (Васильевский остров, 7-я линия - Средний проспект - 8-9-я линии - Средний проспект - 10-я линия)."
  
   Даниил Андреев. "Роза Мира". Книга X. Глава 5. "Падение вестника":
   "...Ещё немного - цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды - жертвенник-дворец-капище - выступит из мутной лунной тьмы. Это - Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, - но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга."
  
   - "В легком танце летящая птица..." - в дополнение: Волохова в экзотических танцах не замечена - "трагическпя актриса" она, а не танцовщица. А "легкий танец"... В черновиках остался намек, что все не так легко:
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   Между 20 и 21:
  
   "Что ж ты медлишь, товарищ усталый,
   Что ломаешь ты руки свои?
   Неужели еще тебе мало
   Этих страшных движений змеи?"
   "
   Да и в основном тексте - ее танец "справляет тризну". "В современном русском языке слово тризна в основном используется как часть фразеологизма совершить тризну и понимается главным образом как пиршество в честь усопшего, поминки." (Википедия)
   Справлять тризну по еще живым? Для неё, для героини те, для кого она танцует - уже мертвецы. Впрочем, кто ещё может оказаться в бесконечных коридорах темного храма? Это она - его служительница, а они... прислоненные кем-то к стене...
  
   7. По улицам метель метет...
  
  
  
  
   По улицам метель метет,
   Свивается, шатается.
   Мне кто-то руку подает
   И кто-то улыбается.
  
   Ведет - и вижу: глубина,
   Гранитом темным сжатая.
   Течет она, поет она,
   Зовет она, проклятая.
  
   Я подхожу и отхожу,
   И замер в смутном трепете:
   Вот только перейду межу -
   И буду в струйном лепете.
  
   И шепчет он - не отогнать
   (И воля уничтожена):
   "Пойми: уменьем умирать
   Душа облагорожена.
  
   Пойми, пойми, ты одинок,
   Как сладки тайны холода...
   Взгляни, взгляни в холодный ток,
   Где всё навеки молодо..."
  
   Бегу! Пусти, проклятый, прочь!
   Не мучь ты, не испытывай!
   Уйду я в поле, в снег и в ночь,
   Забьюсь под куст ракитовый!
  
   Там воля всех вольнее воль
   Не приневолит вольного,
   И болей всех больнее боль
   Вернет с пути окольного!
   26 октября 1907
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "И у края бездны".
  
   - "Мне кто-то руку подает // ... Пусти, проклятый, прочь!" - это "безликий", один из акторов "Тома I". Но, пожалуй, именно в этом стихотворении впервые намекнуто, что родом он (безликий) именно из здешних краев: "...глубина,//...Зовет она, проклятая". "Пусти, проклятый".
   Вот его первое появление:
  
   "Ночью сумрачной и дикой --
   Сын бездонной глубины --
   Бродит призрак бледноликий
   На полях моей страны,
   И поля во мгле великой
   Чужды, хладны и темны.
                                     23 апреля 1901"
  
   Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне 901-ого:
   "АПРЕЛЬ 1901: 
   ...После большого (для того времени) промежутка накопления сил (1-23 апреля) "на полях моей страны" появился какой-то бледноликий призрак (двойники уже просятся на службу?), "сын бездонной глубины"...
  
   "...И шепчет он..." - а безликий он, потому что Блоку страшно вглядеться в его лицо, увидеть, узнать... Стихотворение из "тома III" "Двойник":
  
   "...И шепчет: "Устал я шататься,
 Промозглым туманом дышать,
В чужих зеркалах отражаться
И женщин чужих целовать ..."
И стало мне странным казаться,
Что я его встречу опять ...
   Вдруг - он улыбнулся нахально, -
И нет близ меня никого ...
Знаком этот образ печальный,
И где-то я видел его ...
Быть может себя самого
Я встретил на глади зеркальной?
   1909"
    
   Связь с безликим того двойника ещё более отчетлива в черновиках:
  
   "Вдруг вижу - из мглы рестор(анной)
Шатаясь, выходит на снег
Какой-то печальный и странный
С закр(ытым) лицом человек."
  
   - "...и вижу: глубина, // Гранитом темным сжатая. // Течет она, поет она, //Зовет она, проклятая..." - "кто-то" опять подвел его к адской расщелине "града всемирного". Подробней она расписана ранее в книге "Город":
  
   " ...шевели'тся мгла,
   И по долинам, по оврагам
   Вздыхают груди без числа.
  
   ...И там, в канавах придорожных,
   Я, содрогаясь, разглядел
   Черты мучений невозможных
   И корчи ослабевших тел.
  
   ...Но я запомнил эти лица
   И тишину пустых орбит,
   И обреченных вереница
   Передо мной всегда стоит.
   Сентябрь 1906"
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В РЭ III1 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.] заглавие зачеркнуто карандашом; справа от заглавия на полях приписка: ""Город"" (название раздела в II3, [Блок А. Стихотворения. Кн. 2 (1904-1907). 3-е изд., перераб. М.: Мусагет, 1916.] куда было перенесено стихотворение).
   "
   Реальности вечного "Города" и реальности 1906 года С.-Петербурга достаточно резко различались:
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   11 ноября 1907 г. М.А. Бекетова записала в дневнике после прочтения ей Блоком своих последних стихов: "Вида страдающего он не имеет, хотя в одном прекрасном стихотворении описано, как тянет холодная бездна воды( ... )" (ЛН.[ ЛН - Литературное наследство] Т. 92. Кн. 3. С. 626).
   ... Метнер добавлял: ""У Края Бездны" ("По улицам метель метет ... ") - нет! Вы не могли не пережить этого; Вы слишком нетехничны, нериторичны, слишком подлинны, чтобы дать нечто такое без "натуры"."
   ...В ноябре 1907 г. Блок читал стихотворение "в кабинете своем" Андрею Белому, который писал позднее в "Воспоминаниях о Блоке", приводя 5-ю строфу: "Запомнились мне эти рифмы: "молодо" и "холода": и Л.Д. (Блок), и А.А. были молоды; оба пылали расцветами красоты, сил, здоровья; но вместо тепла в жизни их я расслышал вихрь холода, подхватившего их и помчавшего путем "артистизма"( ... )" (Белый,3. [Белый, 1-4 - Белый Андрей. Воспоминания о Блоке.] с. 298-299).
   "
  
   Бекетова видела только живую жизнь, Белый - "расслышал" иное, а Метнер просто не поверил, что не было "натуры".
   [Э.К. Метнер (20 декабря 1872, Москва -- 11 июля 1936) -- российский публицист, переводчик, издатель, литературный и музыкальный критик. Старший брат композитора Николая Метнера.
   ...В 1898 окончил юридический факультет Императорского Московского университета, в 1900-х был заведующим музыкального отдела журнала "Золотое Руно".
   ...В 1909 г. основал одно из важнейших в истории Серебряного века русских издательств -- "Мусагет" ("водитель муз", один из эпитетов Аполлона).
   ...Метнер являлся центральной фигурой в движении русских символистов начала XX века... Википедия]

   8. О, что' мне закатный румянец...
  
  
  
  
  
  
   О, что' мне закатный румянец,
   Что' злые тревоги разлук?
   Всё в мире - кружащийся танец
   И встречи трепещущих рук!
  
   Я бледные вижу ланиты,
   Я поступь лебяжью ловлю,
   Я слушаю говор открытый,
   Я тонкое имя люблю!
  
   И новые сны, залетая,
   Тревожат в усталом пути...
   А всё пелена снеговая
   Не может меня занести...
  
   Неситесь, кружитесь, томите,
   Снежинки - холодная весть...
   Души моей тонкие нити,
   Порвитесь, развейтесь, сгорите...
  
   Ты, холод, мой холод, мой зимний,
   В душе моей - страстное есть...
   Стань, сердце, вздыхающий схимник,
   Умрите, умрите, вы, гимны...
  
   Вновь летит, летит, летит,
   Звенит, и снег крутит, крутит,
   Налетает вихрь
   Снежных искр...
   Ты виденьем, в пляске нежной
   Посреди подруг
   Обошла равниной снежной
   Быстротечный
   Бесконечный круг...
  
   Слышу говор твой открытый,
   Вижу бледные ланиты,
   В ясный взор гляжу...
  
   Всё, что не скажу,
   Передам одной улыбкой...
   Счастье, счастье! С нами ночь!
   Ты опять тропою зыбкой
   Улетаешь прочь...
   Заметая, запевая,
   Стан твой гибкий
   Вихрем туча снеговая
   Обдала,
   Отняла...
  
   И опять метель, метель
   Вьет, поет, кружи'т...
   Всё - виденья, всё - измены...
   В снежном кубке, полном пены,
   Хмель
   Звенит...
   Заверти, замчи,
   Сердце, замолчи,
   Замети девичий след -
   Смерти нет!
   В темном поле
   Бродит свет!
   Горькой доле -
   Много лет...
  
   И вот опять, опять в возвратный
   Пустилась пляс...
   Метель поет. Твой голос - внятный.
   Ты понеслась
   Опять по кругу,
   Земному другу
   Сверкнув на миг...
  
   Какой это танец? Каким это светом
   Ты дразнишь и ма'нишь?
   В кружении этом
   Когда ты устанешь?
   Чьи песни? И звуки?
   Чего я боюсь?
   Щемящие звуки
   И - вольная Русь?
  
   И словно мечтанье, и словно круженье,
   Земля убегает, вскрывается твердь,
   И словно безумье, и словно мученье,
   Забвенье и удаль, смятенье и смерть, -
   Ты мчишься! Ты мчишься!
   Ты бросила руки
   Вперед...
   И песня встает...
   И странным сияньем сияют черты...
   Уда'лая пляска!
   О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска...
   Гармоника - ты?
   1 ноября 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "Безумием заклинаю".
  
   "- О что' мне закатный румянец" - "закатный румянец" - вечерняя заря
   (
   Блок. Из дневника 18-ого года о весне 901-ого, о преддверии его Мистического лета:
   "К весне началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты). Все это было подкреплено стихами Вл. Соловьева..."
   О сути "Видения" можно предположить из другой записи того же дневника:
   "...Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими "слезы, огонь и песню", но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим -- "потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу" (т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)."
   Провидцем и обладателем тайны его и делали брезжащие видениями закаты.
   ).
   То есть в данной строчке - его отречение от Видения и тайны.
   "- Что' злые тревоги разлук?" - а здесь он ставит ни во что "разлуки", то есть тех, с кем разлучился, кого любил раньше.
   "- Всё в мире - кружащийся танец..." - это воспоминание о героине 6-ого стихотворения:
  
   В бесконечной дали' корридоров
   Не она ли там пляшет вдали?
  
   ...То она, в опьяненьи кружений,
   Пляской тризну справляет о вас.
  
   И сравните эти две строки с финальной сценой из его пьесы "Песня Судьбы":
  
   "
   Г е р м а н
   ...и ничего не помню... ничего...
  
   Ф а и н а
   Все -- слова! Красивые слова. А детство? Родные, семья, дом, жена? А город? А бич мой -- помнишь?
  
   Г е р м а н
   Вот только бич. И больше ничего. Удар твоего бича оглушил меня, убил все прошлое. Теперь на душе бело и снежно. И нечего терять -- нет ничего заветного... И не о чем больше говорить, потому что душа, как земля, -- в снегу.
   "
  
   - "Я тонкое имя люблю!" - подчеркивается, что данное имя он знает, то есть, что героиня - не Незнакомка.
  
   - "И новые сны, залетая, // Тревожат в усталом пути... // А всё пелена снеговая // Не может меня занести" -
  
   "Песня Судьбы":
  
   "
   Ф а и н а
   ...Прощай! Прощай!
  
   Последние слова Фаины разносит плачущая вьюга. Фаина убегает в метель и во мрак. Герман остается один под холмом.
  
   Г е р м а н
      Все бело. Одно осталось: то, о чем я просил тебя, господи: чистая совесть. И нет дороги. Что же делать мне, нищему? Куда идти?
  
   Мрак почти полный. Только снег и ветер звенит. И вдруг, рядом с Германом, вырастает прохожий Коробейник.
  
   К о р о б е й н и к
     Эй, кто там? Чего стоишь? Замерзнуть захотел?
   "
  
   - "Всё - виденья, всё - измены..." - все эти виденья, все эти фаины, снежные маски, незнакомки - это измена истинному служению.
  
   - "Замети девичий след - // Смерти нет!" -
   "Стихи о Прекрасной Даме" - заканчиваются самоубийством героини:
  
   "...Я закрою голову белым,
   Закричу и кинусь в поток.
   И всплывет, качнется над телом
   Благовонный, речной цветок.
   5 ноября 1902"
  
   "Распутья" - описанием Твоей усыпальницы:
  
   "Вот он -- ряд гробовых ступеней.
   И меж нас -- никого. Мы вдвоем.
  
   ...Ты покоишься в белом гробу.
   18 июня 1904. С. Шахматово"
  
   "Пузыри Земли" - тоже, как в исходном стихотворении, танцем, только не на зимнем, а на осеннем фоне умирающей/засыпающей природы:
  
   "...Тишина умирающих злаков -
   Это светлая в мире пора:
   Сон, заветных исполненный знаков,
   Что сегодня пройдет, как вчера,
  
   Что полеты времен и желаний -
   Только всплески девических рук...
   Октябрь 1907"
  
   "Разные стихотворения" - неопознанная - "неизвестная", на погосте:
  
   Твое лицо мне так знакомо,
   ...Полувоздушна и незрима,
   Подобна виденному сну?
   Я часто думаю, не ты ли
   Среди погоста, за гумном,
   Сидела, молча, на могиле
   В платочке ситцевом своем?
   1 августа 1908"
  
   "Город" - предпоследнее о мертвой Клеопатре, а последнее стихотворение - о немертвой упырихе:
  
   "...Выйди, выйди из ворот...
   Лейся, лейся ранний свет,
   Белый саван, распухай...
  
   Приподымешь белый край -
   И сомнений больше нет:
   Провалился мертвый рот.
   Февраль 1908. Ревель"
  
  
   "Снежная маска" - гибель героя:
  
   "И взвился костер высокий
   Над распятым на кресте.
   13 января 1907"
  
   В заглавном стихотворении - словно другая точка зрения того стихотворения: не вид сверху, от плясуньи, а от первого лица. Там:
  
   "Молодые ходят ночи,
   Сестры - пряхи снежных зим,
   И глядят, открывши очи,
   Завивают белый дым."
  
   Здесь:
   Налетает вихрь
   Снежных искр...
   Ты виденьем, в пляске нежной
   Посреди подруг
   Обошла равниной снежной
   Быстротечный
   Бесконечный круг...
  
   Там его убивают, здесь он пытается не верить очевидному: "смерти нет"...
   Далее он пытается понять:
  
   Какой это танец? Каким это светом
   Ты дразнишь и ма'нишь?
   В кружении этом
   Когда ты устанешь?
   Чьи песни? И звуки?
   Чего я боюсь?
  
   Вслушивается, вдумывается и отвечает:
  
   ...Щемящие звуки
   И - вольная Русь?
  
   Уда'лая пляска!
   О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска...
   Гармоника - ты?
   1 ноября 1907
  
   Опять же сравним с заключительной сценой из "Песни судьбы":
  
   "
   ...И внезапно, совсем вблизи, раздается победно-грустный напев, разносимый вьюгой:
   Только знает ночь глубокая,
Как поладили они...
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани...
  
   Ф а и н а
   ...Прощай! Прощай!
  
   Последние слова Фаины разносит плачущая вьюга. Фаина убегает в метель и во мрак. Герман остается один под холмом.
  
   Г е р м а н
      Все бело. Одно осталось: то, о чем я просил тебя, господи: чистая совесть. И нет дороги. Что же делать мне, нищему? Куда идти?
  
   Мрак почти полный. Только снег и ветер звенит. И вдруг, рядом с Германом, вырастает прохожий Коробейник.
  
   К о р о б е й н и к
      Эй, кто там? Чего стоишь? Замерзнуть захотел?
   "
  
   Вот только в последних строках исходного стихотворение ужас Блока:
  
   Чего я боюсь?
   Щемящие звуки
   И - вольная Русь?
  
   И расшифровка того, чего он боится в этой Руси:
  
   И словно мечтанье, и словно круженье,
   Земля убегает, вскрывается твердь,
   И словно безумье, и словно мученье,
   Забвенье и удаль, смятенье и смерть, -
   Ты мчишься! Ты мчишься!
   Ты бросила руки
   Вперед...
   И песня встает...
   И странным сияньем сияют черты...
   Уда'лая пляска!
   О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска...
  
   Безумие удали, мучений, гибели... "О, маска!" Ведь если её снять, то можешь увидеть:
  
   "Мильоны -- вас. Нас -- тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы -- мы! Да, азиаты -- мы,
С раскосыми и жадными очами!
  
   ... В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун...
 1918 г."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   9. Гармоника, гармоника!
  
  
   Гармоника, гармоника!
   Эй, пой, визжи и жги!
   Эй, желтенькие лютики,
   Весенние цветки!
  
   Там с посвистом да с присвистом
   Гуляют до зари,
   Кусточки тихим шелестом
   Кивают мне: смотри.
  
   Смотрю я - руки вскинула,
   В широкий пляс пошла,
   Цветами всех осыпала
   И в песне изошла...
  
   Неверная, лукавая,
   Коварная - пляши!
   И будь навек отравою
   Растраченной души!
  
   С ума сойду, сойду с ума,
   Безумствуя, люблю,
   Что вся ты - ночь, и вся ты - тьма,
   И вся ты - во хмелю...
  
   Что душу отняла мою,
   Отравой извела,
   Что о тебе, тебе пою,
   И песням нет числа!..
   9 ноября 1907
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "В дикой пляске".
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "Национальный колорит, которым окрашен в стихотворении образ лирической героини, отражает представления Блока о складе личности ее прототипа - Н.Н. Волоховой; ер. запись Блока от 20 апреля 1907 г.: "Одна Наталья Николаевна русская, со своей русской "случайностью", не знающая, откуда она, гордая, красивая и свободная. С мелкими рабскими привычками и огромной свободой" (ЗК. С. 94).
   Хороводная пляска - характерная форма самовыражения героини драматической поэмы "Песня Судьбы"; по рассказу Монаха (2-я картина), "вечером на селе захлестывало хмелем душу Фаины, и все деды на палатях знали, 'ITO пошла она в пляс... Все парни из соседних сел сбирались поглядеть, как пляшет, подбочась, Фаина ... Но тоска брала ее среди пляса, и, покидая хоровод, уходила Фаина( ...)" (СС-84 . С. 116)."
  
   Прообраз героини - синкретичен. Конечно, Волохова - главный компонент того сплава, но в строках:
  
   Неверная, лукавая,
   Коварная...
   И будь навек отравою
   Растраченной души.
  
   ...Что душу отняла мою,
   Отравой извела,
   Что о тебе, тебе пою,
   И песням нет числа!..
  
  
   Ощутимо проглядывает Л.Д. Проглядывает "мидианка" из стихотворения Вл. Соловьева "Я раб греха":
  
   "В трудах бесславных, в сонной лени
   Как сын пустыни я живу
   И к Мидианке на колени
   Склоняю праздную главу."
  
   Все они - искус, отвлекающий героя от Служения, задача всех их - быть "отравой", дабы на них "растратилась душа".
   И, повторюсь: Волохова подобными плясками не прославилась. Может, это отклик на представления Айседоры Дункан? Как раз в это время она была в России.
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "
   ...В начале ноября [1907 года] состоялось первое представление "Победы смерти"... "Победа смерти" имела большой успех и совершенно неожиданно оказалась последней постановкой Мейерхольда у Комиссаржевской.
   ...Собираться вместе мы могли только в поздние часы после спектаклей, так как играли почти ежедневно, а когда не играли, посещали другие театры, интересуясь главным образом приезжими знаменитостями. В тот сезон приезжали Дункан и Элеонора Дузе.
   ... в луче света появилась босая женщина в белой тунике без малейших признаков грима. В ее выходе не было ничего эффектного, и вначале она даже не танцевала. Казалось, она жила своей жизнью, поглощенная мыслями и чувствами, далекими от настоящего. Она принадлежала другой цивилизации, на которую мы смотрела как бы издалека. Лучшими мне показались танец скифов и танец ангела с арфой, в лиловой длинной одежде. В первом танце Дункан носилась как ураган, чувствовалось сильное тело, сильные ноги, прыжки были легкие. Простором и дикой волей степей веяло от всего ее существа. Этот танец вызывал в публике восторг. Дункан была вынуждена бисировать до изнеможения. Казалось, эта женщина, веселящаяся в своем собственном мире и нисколько не интересующаяся нами, в какой-то момент взяла нас за руки и втянула в свою пляску. Случается, что во время танцев, сопровождающихся зажигательной музыкой, ноги присутствующих невольно приплясывают в такт. А тут дух веселья охватил сердца и мысли. У меня было такое ощущение, словно я ношусь в пляске вместе с Айседорой.
   "
  
   ...и нечто подобное её танцам он увидел в своем Городе.
  
   А исходное стихотворение - непосредственное продолжение предыдущего. Окончание того:
  
   " И песня встает...
   И странным сияньем сияют черты...
   Уда'лая пляска!
   О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска...
   Гармоника - ты?
   1 ноября 1907
   "
  
   Начало этого:
  
   Гармоника, гармоника!
   Эй, пой, визжи и жги!
  
  
  
  
   10. Работай, работай, работай...
  
  
  
  
  
   Работай, работай, работай:
   Ты будешь с уродским горбом
   За долгой и честной работой,
   За долгим и честным трудом.
  
   Под праздник - другим будет сладко,
   Другой твои песни споет,
   С другими лихая солдатка
   Пойдет, подбочась, в хоровод.
  
   Ты знай про себя, что не хуже
   Другого плясал бы - вон как!
   Что мог бы стянуть и потуже
   Свой золотом шитый кушак!
  
   Что ростом и станом ты вышел
   Статнее и краше других,
   Что та молодица - повыше
   Других молодиц удалых!
  
   В ней сила играющей крови,
   Хоть смуглые щеки бледны,
   Тонки ее черные брови,
   И строгие речи хмельны...
  
   Ах, сладко, как сладко, так сладко
   Работать, пока рассветет,
   И знать, что лихая солдатка
   Ушла за село, в хоровод!
   26 октября 1907
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "И вновь покорный".
   Покорно работай! Ведь "работа" - от слова "рабство". Работай! - и "Ты будешь с уродским горбом". "Честным трудом"? В черновиках осталось - "За долгим и черным..."
   В томе первом у героя трехкнижия был подвиг, он чувствовал себя теургом, то есть тем, кто выше божественных сущностей: они работают над мирозданием (демиурги), он - над ними! Его задача была - призвать, ввести в мир одну из них. А теперь - уже даже не рыцарь, не вольный воин, теперь он только работник... Его по-прежнему смущают "солдатки", но теперь они занялись другими, и безумные пляски с ними - в прошлом: "лихая солдатка // Ушла..." А ему... Ему осталось - мещанское житье (первоначально стихотворение размещалось в разделе именно с таким названием).
  
   "...Что ж, пора приниматься за дело,
   За старинное дело свое.
   Неужели и жизнь отшумела,
   Отшумела...
   29 февраля 1916"
  
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "...Кончилась пленительная фантастическая игра юности. Блок всегда вспоминал о ней с нежностью и грустью: "Прошла наша юность, Валентина Петровна", -- повторял он впоследствии.
   С сезоном 1908 года как будто бы действительно кончилась юность Блока, хотя на самом деле он был еще очень молод."
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Работай, работай, работай ..." - Строка дословно повторяет рефрен "Песни о рубашке" английского поэта Томаса Гуда (1799-1845) в переводе М.Л. Михайлова (1860)...
  
   "Работай! работай! работай!
   Мой труд бесконечный жесток. ( ... )
   Работай! работай! работай!
   От боя до боя часов!
   Работай! работай! работай,
   Как каторжник в тьме рудников!"
  
   (Михайлов МЛ. Собрание стихотворений. Л., 1969. С. 172-174. (Б-ка поэта, большая серия))
   "
   11. И я опять затих у ног
  
  
  
  
   И я опять затих у ног -
   У ног давно и тайно милой,
   Заносит вьюга на порог
   Пожар метели белокрылой...
  
   Но имя тонкое твое
   Твердить мне дивно, больно, сладко...
   И целовать твой шлейф украдкой,
   Когда метель поет, поет...
  
   В хмельной и злой своей темнице
   Заночевало, сердце, ты,
   И тихие твои ресницы
   Смежили снежные цветы.
  
   Как будто, на средине бега,
   Я под метелью изнемог,
   И предо мной возник из снега
   Холодный, неживой цветок...
  
   И с тайной грустью, с грустью нежной,
   Как снег спадает с лепестка,
   Живое имя Девы Снежной
   Еще слетает с языка...
   8 ноября 1907
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному циклу стихотворений в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 - [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
   "(1) Принимаю - (2) В огне - (3) И во мраке - (4) Под пыткой - (5) В снегах - (6) И в дальних залах - (7) И у края бездны - (8) Безумием заклинаю - (9) В дикой пляске - (10) И вновь покорный - (11) Тебе предаюсь".
   "
   То есть первоначальное название исходного стихотворения - "Тебе предаюсь".
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   З.Н. Гиппиус приводит заключительную строфу стихотворения в подтверждение своей мысли о том, что и в новых стихах Блок невольно остается верен прежнему образу своей лирической героини: "Это неправда, она не отошла. Только новой алостью зарозовели ее когда-то "бледные, снежные одежды"; а поэт думает, что эта - не та, не Она. Еще не знает эту настоящую; в часы старой печали надрывно рвется к старому (...)"(Антон Крайний [Гиппиус З.Н.]. Милая девушка// Речь. 1908 . .N'2 251, 19 окт.)
   "
  
   Обратите внимание на дату написания: 8 ноября - "незабвенная дата", 8 ноября 1902 года, ровно пять лет назад, произошло решительное объяснение Блока с Л.Д. И в этом стихотворении, опять же так, как у Ахматовой:
  
   "А так как мне бумаги не хватило
   Я на твоем пишу черновике.
   И вот чужое слово проступает
   И, как снежинка на моей руке,
   Доверчиво и без упрека тает..."
  
   ...здесь сквозь обращение к Снежной деве проступают слова-моления к той, которой он однажды написал: "...меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать).".
   - "У ног давно и тайно милой"... - Со дня знакомства с Волоховой и года не прошло - где здесь "давно". И уж тем более ничего "тайного" не было в их публичных встречах.
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "
   Блок зашел по обыкновению к нам в уборную [театра Комиссаржевской]. Когда кончился антракт, мы пошли проводить его до лестницы. Он спустился вниз, Волохова осталась стоять наверху и посмотрела ему вслед. Вдруг Александр Александрович обернулся, сделал несколько нерешительных шагов к ней, потом опять отпрянул и, наконец, поднявшись на первые ступени лестницы, сказал смущенно и торжественно, что теперь, сию минуту, он понял, что означало его предчувствие, его смятение последних месяцев. "Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр".
   Влюбленность Блока скоро стала очевидной для всех. Каждое стихотворение, посвященное Волоховой, вызывало острый интерес среди поэтов. Первые стихи ей он написал по ее же просьбе. Она просто попросила дать что-нибудь для чтения в концертах. 1 января 1907 года поэт прислал Волоховой красные розы с новыми стихами:
  
   "Я в дольний мир вошла, как в ложу.
   Театр взволнованный погас,
   И я одна лишь мрак тревожу
   Живым огнем крылатых глаз".
  
   "
   Для сравнения...
   Л. Д. Блок. "И быль и небылицы о Блоке и о себе":
  
   "
   ... И вот пришло "мистическое лето". [лето 1901 года] Встречи наши с Блоком сложились так. Он бывал у нас раза два в неделю. Я всегда угадывала день, когда он приедет: это теперь - верхом на белом коне и в белом студенческом кителе. После обеда в два часа я садилась с книгой на нижней тенистой террасе, всегда с цветком красной вербены в руках, тонкий запах которой особенно любила в то лето... Блок отдавал своего "Мальчика" около ворот и быстро вбегал на террасу. Так как мы встречались "случайно", я не обязана была никуда уходить, и мы подолгу, часами разговаривали, пока кто-нибудь не придет.
   ...Мы все любили Церковный лес, а мы с Блоком особенно. Тут бывало подобие прогулки вдвоем. По узкой тропинке нельзя идти гурьбой, вся наша компания растягивалась. Мы "случайно" оказывались рядом в "сказочном лесу" несколько шагов... Это было самое красноречивое в наших встречах.
   ...В сумерки октябрьского дня (17 октября) я шла по Невскому к Собору и встретила Блока. Мы пошли рядом. Я рассказала, куда иду и как все это вышло. Позволила идти с собой. Мы сидели в стемневшем уже соборе на каменной скамье под окном, близ моей Казанской. То, что мы тут вместе, это было больше всякого объяснения. Мне казалось, что я явно отдаю свою душу, открываю доступ к себе.
   Так начались соборы, сначала Казанский, потом и Исакиевский. Блок много и напряженно писал в эти месяцы. Встречи наши на улице продолжались. Мы все еще делали вид, что они случайны...
   "
  
   Блок. Из дневника 18-ого года:
   "Любовь Дмитриевна ходила на уроки к М. М. Читау, я же ждал ее выхода, следил за ней и иногда провожал ее до Забалканского с Гагаринской -- Литейной (конец ноября, начало декабря). Чаще, чем со мной, она встречалась с кем-то, кого не видела и о котором я знал."
   Блок. Из неотосланного письма. 29 августа 1902:
   "...Помните Вы-то эти дни -- эти сумерки? Я ждал час, два, три. Иногда Вас совсем не было. Но, боже мой, если Вы были! Тогда вдруг звенела и стучала, захлопываясь, эта дрянная, мещанская, скаредная, дорогая мне дверь подъезда. Сбегал свет от тусклой желтой лампы. Показывалась Ваша фигура...
   ...Когда я догонял Вас, Вы оборачивались с необыкновенно знакомым движением в плечах и шее, смотрели всегда сначала недружелюбно, скрытно, умеренно. Рука еле дотрагивалась (и вообще-то Ваша рука всегда торопится вырваться).
   ...Прощались Вы всегда очень холодно, как здоровались (за исключением 7 февраля).
   ... Вот что хотел я забыть; о чем хотел перестать думать! А теперь-то что? Прежнее, или еще хуже?
   ... Когда же это кончится, господи?"
  
   ...И я опять затих у ног -
   У ног давно и тайно милой...
  
   Напомню первоначальное название исходного стихотворения - "Тебе предаюсь". В корне этого слова не только преданность, но и - предательство.
  
   Заклятие огнем и мраком - краткое содержание
   Конспект.
   1. Принимаю - герой, воин, смиренно ждёт змееволосую у входа в темный храм.
   2. В огне - черноокая пришла.
   3. И во мраке - неверная пришла и ушла.
   4. Под пыткой - герой в зеркале неба наблюдает за её жадными поцелуями.
   5. В снегах - герой стоит на часах под знаменем черноокой.
   6. И в дальних залах - герой наблюдает, как она, в опьяненье кружений, в бесконечной дали' корридоров темного храма пляской тризну справляет о вас.
   7. И у края бездны - воля героя уничтожена, и безликий подводит его к краю адской расщелины, но герой вырывается оттуда под ракитовый куст.
   8. Безумием заклинаю - герой в метели видит её безумный танец, в котором узнаются исконно русские мотивы.
   9. В дикой пляске - в дикой русской пляске растрачивается и отравляется душа героя.
   10. И вновь покорный - работа до уродского горба - вот, что осталось герою.
   11. Тебе предаюсь - герой замирает у ног снежной девы.
  
   Итак, краткое содержание цикла: заклятие огнем и мраком и пляской метелей творит жрица тёмного храма, а герой - бывший рыцарь Лучезарной, бывший провидец и обладатель тайны, бывший теург - присутствует при этих безумных диких плясках- и в огне, и во мраке, и под пыткой, и в снегах и в дальних залах, и у края бездны - и принимает их, и покорный ей предается.
   И это безумие в корне своем исходит из России, из коренной Руси, и на неё направлено. А он - так, мимо проходил, ещё один случайный прохожий.
   (Напомню, что цикл входит в книгу "Фаина". Фаина - русская деревенская девчонка, как разъясняется в пьесе "Песня Судьбы":
   "
   М о н а х
   Слушай, слушай дальше. -- Монастырь стоял на реке. И каждую ночь ждала она на том берегу. И каждую ночь ползали монахи к белой ограде, -- посмотреть, не махнет ли рукавом, не запоет ли, не сойдет ли к реке Фаина...
  
   Е л е н а (бросает работу)
   Фаина? Ты рассказываешь про Фаину! Не надо говорить, не надо...
  
   М о н а х
   Не перебивай меня, слушай. Вечером на селе захлестывало хмелем душу Фаины, и все деды на палатях знали, что пошла она в пляс... Все парни из соседних сел сбирались поглядеть, как пляшет, подбочась, Фаина... Но тоска брала ее среди пляса, и, покидая хоровод, уходила Фаина опять и опять к речному обрыву, долго стояла и ждала кого-то. И только глаза сияли из-под платка -- все ярче, все ярче...
   "
   )
  
   А Волохова... Волохова никакими танцами не отмечена. Впрочем, она не отмечена ничем кроме внешности.
   Бекетова М.А.: Александр Блок:
   Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна. Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно "крылатые", черные, широко открытые "маки злых очей". И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Другие говорили: "раскольничья богородица".
   Даже как актриса... Вот отзывы современников, переданные её подругой - В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "О ней писали в одной газете, что она походила на врубелевского ангела" -
   Опять - "как на картине". На картине гения, но...
   Она была лишь отсветом той, из всемирного Города. А как только свет, - который в данном случае, скорее тьма - пропал, так и Волохова стала обыкновенной.
   Бекетова М.А.: Александр Блок:
   "...Но странно: все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла. Таинственный блеск угас - осталась только хорошенькая брюнетка."
  
  
   Инок
  
  
  
  
  
  
   Никто не скажет: я безумен.
   Поклон мой низок, лик мой строг.
   Не позовет меня игумен
   В ночи на строгий свой порог.
  
   Я грустным братьям - брат примерный,
   И рясу черную несу,
   Когда с утра походкой верной
   Сметаю с бледных трав росу.
  
   И, подходя ко всем иконам,
   Как строгий и смиренный брат,
   Творю поклон я за поклоном
   И за обрядами обряд.
  
   И кто поймет, и кто узнает,
   Что ты сказала мне: молчи...
   Что воск души блаженной тает
   На яром пламени свечи...
  
   Что никаких молитв не надо,
   Когда ты ходишь по реке
   За монастырскою оградой
   В своем монашеском платке.
  
   Что вот - меня цветистым хмелем
   Безумно захлестнула ты,
   И потерял я счет неделям
   Моей преступной красоты.
   6 ноября 1907
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   6 Я подвиг инока несу...
   "
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Тема духовного служения и образ инока объединяют стихотворение с ранними произведениями Блока (ср. стих. "Инок шел и нес святые знаки ...", 1902); при этом литургические мотивы, характерные для лирики первого тома, осложняются и корректируются мотивами, специфическими для творчества Блока 1906-1907 гг. (безумие, "хмель", "преступная красота").
   "
  
   Упомянутое стихотворение - это "Стихотворения, не вошедшие в основное собрание", точнее - в свод "Стихов о прекрасной даме". Приведу его:
  
   "Инок шел и нес святые знаки.
   На пути, в желтеющих полях,
   Разгорелись огненные маки,
   Отразились в пасмурных очах.
  
   Он узнал, о чем душа сгорала,
   Заглянул в бледнеющую высь.
   Там приснилось, ветром нашептало:
   "Отрок, в небо поднимись.
  
   Милый, милый, вечные надежды
   Мы лелеем посреди небес..."
   Он покинул темные одежды,
   Загорелся, воспарил, исчез.
  
   А за ним - росли восстаний знаки,
   Красной вестью вечного огня
   Разгорались дерзостные маки,
   Побеждало солнце Дня.
   1 августа 1902"
  
   Иночество - один из привычных миров Блока, один из сквозных его сюжетов. Мир у "разлива рек" - принадлежит ему. Именно на иноков-аргонавтов в конце "тома I" перекладывал герой трехкнижия подвиг служения Лучезарной ("Распутья" - "Аргонавты"). Но и здесь, как и предыдущем произведении - "Заклятие огнем и мраком" - безумие и хмель, и здесь - предательство. Там - рыцарь, здесь - инок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Песня Фаины
  
  
  
  
  
  
   Когда гляжу в глаза твои
   Глазами узкими змеи
   И руку жму, любя,
  
   Эй, берегись! Я вся - змея!
   Смотри: я миг была твоя,
   И бросила тебя!
  
   Ты мне постыл! Иди же прочь!
   С другим я буду эту ночь!
   Ищи свою жену!
  
   Ступай, она разгонит грусть,
   Ласкает пусть, целует пусть,
   Ступай - бичом хлестну!
  
   Попробуй кто, приди в мой сад,
   Взгляни в мой черный, узкий взгляд,
   Сгоришь в моем саду!
  
   Я вся - весна! Я вся - в огне!
   Не подходи и ты ко мне,
   Кого люблю и жду!
  
   Кто стар и сед и в цвете лет,
   Кто больше звонких даст монет,
   Приди на звонкий клич!
  
   Над красотой, над сединой,
   Над вашей глупой головой -
   Свисти, мой тонкий бич!
   Декабрь 1907
  
  
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В III1 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.] стихотворение сопровождается авторским примечанием (С. 191): ""П е с н я Ф а и н ы" - на тему одной шансонетки. Фаина - действующее лицо в моей пьесе "Песня Судьбы"". Стихотворение в полном объеме (без деления на строфы) входит в драму Блока "Песня Судьбы" (3-я картина), где оно (озаглавленное: "Песня Судьбы") исполняется с эстрады Фаиной. Тексту предшествует ремарка: "Фаина поет Песню Судьбы - общедоступные куплеты - сузив глаза, голосом важным, высоким и зовущим. После каждого куплета она чуть заметно вздрагивает плечами, и от этого угрожающе вздрагивает бич" (СС-84 . С. 127).
   "
  
   Бич эта красотка постоянно таскала с собой и без малейших сомнений им пользовалась.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "Когда гляжу в глаза твои // Глазами узкими змеи ~ Я вся - змея! ~ Ступай, бичом хлестну!" - Аналогичное сочетание образов - в "Другой песни-пляске" в философской поэме Ф. Ницше "Так говорил Заратустра": песня, "змеиное" начало в женском образе, плеть (бич), которой грозит Заратустра, и др. Ср.: "В твои глаза заглянул я не давно, о, жизнь (...) К тебе прыгнул я: ты попятилась от прыжка моего; и навстречу мне засвистели змейки развивавшихся волос твоих! От тебя и от змей твоих отпрыгнул я: и вот ты стояла уже, полуобернувшись, с глазами, полными желаний. (...) О, эта проклятая змея, эта быстрая, проворная чародейка! Куда девалась ты? Но на своем лице чувствую я от твоей руки два красных пятна! (...) Под такт моей плетки должна ты плясать и кричать!" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра: Книга для всех и ни для кого. СПб., 1911. С. 198-200).
   "
  
   "Змеиная женщина" - сквозной персонаж всего трехкнижия. Различные книги Блока - "Стихи о прекрасной даме", "Распутья", "Разные стихотворения", "Город", "Снежная маска" - это метки различных миров. Но всюду - от мистического всемирного Города до мещанского вещественного мира "Разных стихотворений" - змеи преследуют поэта. И суть Фаины, этой певицы Судьбы, та же - змея она подколодная.
   И смысл их один и тот же - служить соблазном, служить секундной наградой за измену делу жизни. Их суть - быть той самой "мидианкой" из стихотворения Вл. Соловьева о Моисее:
  
   "...И, трепеща неправой брани,
   Бежал не ведая куда,
   И вот в пустынном Мидиане
   Коснею долгие года.
  
   В трудах бесславных, в сонной лени
   Как сын пустыни я живу
   И к Мидианке на колени
   Склоняю праздную главу".
  
   Их суть - быть ещё одним цветком - орхидеей или гиацинтом, розой или опиумным маком, в соловьином саду, лишь бы отвлечь от ежедневного труда, от его кармического подвига работника:
  
   ...приди в мой сад,
   Взгляни в мой черный, узкий взгляд,
   Сгоришь в моем саду!
  
   Сравните - через семь лет, в другой жизни, в другом томе - "Соловьиный сад" :
  
   ...Не стучал я -- сама отворила
   Неприступные двери она.
  
   Вдоль прохладной дороги, меж лилий,
   Однозвучно запели ручьи,
   Сладкой песнью меня оглушили,
   Взяли душу мою соловьи.
  
   Чуждый край незнакомого счастья
   Мне открыли объятия те,
   И звенели, спадая, запястья
   Громче, чем в моей нищей мечте.
  
   Опьяненный вином золотистым,
   Золотым опаленный огнем,
   Я забыл о пути каменистом...
   1914 - 1915
  
   Кстати, в слове иЗМЕна тоже прячется ЗМЕя.
  
  
  
   Всю жизнь ждала. Устала ждать.
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Всю жизнь ждала. Устала ждать.
   И улыбнулась. И склонилась.
   Волос распущенная прядь
   На плечи темные спустилась.
  
   Мир не велик и не богат -
   И не глядеть бы взором черным!
   Ведь только люди говорят,
   Что надо ждать и быть покорным...
  
   А здесь - какая-то свирель
   Поет надрывно, жалко, тонко:
   "Качай чужую колыбель,
   Ласкай немилого ребенка..."
  
   Я тоже - здесь. С моей судьбой,
   Над лирой, гневной, как секира,
   Такой приниженный и злой,
   Торгуюсь на базарах мира...
  
   Я верю мгле твоих волос
   И твоему великолепью.
   Мой сирый дух - твой верный пес,
   У ног твоих грохочет цепью...
  
   И вот опять, и вот опять,
   Встречаясь с этим темным взглядом,
   Хочу по имени назвать,
   Дышать и жить с тобою рядом...
  
   Мечта! Что' жизни сон глухой?
   Отрава - вслед иной отраве...
   Я изменю тебе, как той,
   Не изменяя, не лукавя...
  
   Забавно жить! Забавно знать,
   Что под луной ничто не ново!
   Что мертвому дано рождать
   Бушующее жизнью слово!
  
   И никому заботы нет,
   Что' людям дам, что' ты дала мне,
   А люди - на могильном камне
   Начертят прозвище: Поэт.
   13 января 1908
  
  
  
  
  
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   Заглавие
   а. Она и я
   б. Ты и я
  
   Посвящение
   NN
   "
  
  
  
  
  
   - "Всю жизнь ждала. Устала ждать..." - в черновиках осталось более конкретное: "Всю жизнь, всю молодость желать // Простой любви - простой и страстной".
   - "Волос распущенная прядь // На плечи темные спустилась" - темные плечи - плечи, укрытые темным платьем. Кажется, Наталья Николаевна не любила декольте, почти на всех ее сохранившихся фото - она закрыта вплоть до подбородка.
   - "Мир не велик и не богат... ~ А здесь..." - в черновиках остались намеки, где это - "здесь": "...Здесь ветер спит.//Здесь корабли остановили // Свой бег и океан молчит...". Это пейзаж "Снежной маски", именно там на побережье океана происходят, как ни странно, пляски метелей.
   "Последний путь":
  
   "В снежной пене - предзакатная -
   Ты встаешь за мной вдали,
   Там, где в дали невозвратные
   Повернули корабли..."
   "На страже":
  
   "...Он - простерт над бездной водной...
   "Крылья":
   "...Сны метели светлозмейной,
   Песни вьюги легковейной,
   Очи девы чародейной.
  
   И какие-то печали
   Издали',
   И туманные скрижали
   От земли.
   И покинутые в дали
   Корабли.
   И какие-то за мысом
   Паруса.
   И какие-то над морем
   Голоса.
  
   И расплеснут меж мирами..."
  
   "Не надо":
   "Не надо кораблей из дали,
   Над мысом почивает мрак...
  
   ...Твой голос слышен сквозь метели..."
  
   "Тревога":
  
   "...Над бескрайными снегами
   Возлетим!
   За туманными морями
   Догорим!"
  
   "И опять снега":
   "...И за тучей снеговой
   Задремали корабли -
   Опрокинутые в твердь
   Станы снежных мачт..."
   "В снегах":
   "...И корабль закатный
   Тонет
   В нежно-синей
   Глубине.
   9 января 1907"
  
   Но это только один вариант обрамления сцены "здесь". Второй в черновиках таков:
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   2а И приклонилась к этой двери,
   2б И прислонилась к этой двери.
  
   "Эта дверь..." - из другой книги, из ещё одного мира. Впрочем, тоже не нашего. Это - из "Заклятия огнем и мраком", где "она" или "ты" принадлежит тёмному храму, а он...
   "Я неверную встретил у входа..."
   или
   "...Лишь утром смею покидать я
   Твое высокое крыльцо..."
  
  
   - " "Качай чужую колыбель, // Ласкай немилого ребенка..." - то есть исполняй не свой долг. "Здесь" - над нею издеваются, "здесь" ей в лицо говорят - "поют"! - правду.
   - "Я тоже - здесь... ~ Торгуюсь на базарах мира..." - он понимает, наконец, что эти "миры" - обманки? У него - "гневная секира", а он - болтается по этим "каменным дорогам", торгуется по этим "мирам"...
  
   - "Дышать и жить с тобою рядом... ~ Отрава - вслед иной отраве..." - или змея -вслед за другими змеями, или ещё одна "мидианка" - вслед за разными другими "незнакомками".
   - "Забавно знать, // Что под луной ничто не ново..." - что внизу, то и наверху. Что в его Питере, то и на берегу всемирного океана, то и в его "всемирном граде". Наиболее ярко, наиболее яростно это проявится в его знаменитом "Ночь, улица..." - это он оглядывается, очнувшись в высоких эмпиреях, и с отвращением узнает знакомый фонарь и соседскую аптеку.
   - "Начертят прозвище: Поэт." - для Блока быть "поэтом" - это принижение его миссии, себя он поначалу не считал таковым, да и человеком-то он себя, по-видимому, не считал...
   (Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне 901-ого:
   "...Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими "слезы, огонь и песню", но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим -- "потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу" (т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)."
   Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма"
   "...символист уже изначала - теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою...")
   ... и в термине "трилогия вочеловечивания" - изрядная доля горечи и боли. Так и видишь процесс, растянутый на двадцать лет, выламывания из тела крыльев.
  
   Когда вы стоите на моем пути...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Когда вы стоите на моем пути,
   Такая живая, такая красивая,
   Но такая измученная,
   Говорите всё о печальном,
   Думаете о смерти,
   Никого не любите
   И презираете свою красоту -
   Что же? Разве я обижу вас?
  
   О, нет! Ведь я не насильник,
   Не обманщик и не гордец,
   Хотя много знаю,
   Слишком много думаю с детства
   И слишком занят собой.
   Ведь я - сочинитель,
   Человек, называющий всё по имени,
   Отнимающий аромат у живого цветка.
  
   Сколько ни говорите о печальном,
   Сколько ни размышляйте о концах и началах,
   Всё же, я смею думать,
   Что вам только пятнадцать лет.
   И потому я хотел бы,
   Чтобы вы влюбились в простого человека,
   Который любит землю и небо
   Больше, чем рифмованные и нерифмованные
   Речи о земле и о небе.
  
   Право, я буду рад за вас,
   Так как - только влюбленный
   Имеет право на звание человека.
   6 февраля 1908
  
  
  
  
  
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
  
   "
   Заглавие Письмо
  
   Эпиграф В чужой восторг переселяться
   Заране учится душа.
   Фет.
   "
  
   Приведу стихотворение Фета полностью:
  
   Бал
  
   Когда трепещут эти звуки
И дразнит ноющий смычок,
Слагая на коленях руки,
Сажусь в забытый уголок.
   И, как зари румянец дальный
Иль дней былых немая речь,
Меня пленяет вихорь бальный
И шевелит мерцанье свеч.
   О, как, ничем неукротимо,
Уносит к юности былой
Вблизи порхающее мимо
Круженье пары молодой!
   Чего хочу? Иль, может статься,
Бывалой жизнию дыша,
В чужой восторг переселяться
Заране учится душа?
   1857 г.
  
   Вот таким же, любующимся чужой юностью, почти стариком, ощущает себя 28-летний Александр Блок перед этой девушкой.
  
   Кузьмина-Караваева Е. Ю.: Встречи с Блоком:
  
   "...Летом 1906 года, в моей жизни произошло событие, после которого я стала взрослым человеком. За плечами было только четырнадцать лет... Умер мой отец.
   ...Была у меня двоюродная сестра, много старше меня.
   ...Однажды она повезла меня на литературный вечер какого-то захудалого реального училища, куда-то в Измайловские роты.
   ...Еще какие-то, не помню. И еще один. Очень прямой, немного надменный, голос медленный, усталый, металлический. Темно-медные волосы, лицо не современное, а будто со средневекового надгробного памятника, из камня высеченное, красивое и неподвижное. Читает стихи, очевидно новые, -- "По вечерам над ресторанами", "Незнакомка". И еще читает...
   В моей душе -- огромное внимание. Человек с таким далеким, безразличным, красивым лицом, это совсем не то, что другие. Передо мной что-то небывалое, головой выше всего, что я знаю, что-то отмеченное. В стихах много тоски, безнадежности, много голосов страшного Петербурга, рыжий туман, городское удушье. Они не вне меня, они поют во мне, они как бы мои стихи. Я уже знаю, что он владеет тайной, около которой я брожу, с которой почти уже сталкивалась столько раз во время своих скитаний по Островам.
   Спрашиваю двоюродную сестру: "Посмотри в программе: кто это?"
   Отвечает: "Александр Блок".
   ... Наконец все прочитано, многое запомнилось наизусть, навсегда. Знаю, что он мог бы мне сказать почти заклинание, чтобы справиться с моей тоской. Надо с ним поговорить. Узнаю адрес: Галерная, 41. Иду. Дома не застала. Иду второй раз. Нету.
   На третий день, заложив руки в карманы, распустив уши своей финской шапки, иду по Невскому. Не застану -- дождусь. Опять дома нет. Ну, что ж, решено, буду ждать. Некоторые подробности квартиры удивляют. В маленькой комнате почему-то огромный портрет Менделеева. Что он, химик, что ли? В кабинете вещей немного, но все большие вещи. Порядок образцовый. На письменном столе почти ничего не стоит.
   Жду долго. Наконец звонок. Разговор в передней. Входит Блок. Он в черной широкой блузе с отложным воротником, совсем такой, как на известном портрете. Очень тихий, очень застенчивый.
   Я не знаю, с чего начать. Он ждет, не спрашивает, зачем я пришла. Мне мучительно стыдно, кажется всего стыднее, что в конце концов я еще девчонка, и он может принять меня не всерьез. Мне скоро будет пятнадцать лет, а он уже взрослый, -- ему, наверное, лет двадцать пять.
   Наконец собираюсь с духом, говорю все сразу. Петербурга не люблю, рыжий туман ненавижу, не могу справиться с этой осенью, знаю, что в мире тоска, брожу по Островам часами и почти наверное знаю, что бога нет. Все одним махом выкладываю. Он спрашивает, отчего я именно к нему пришла. Говорю о его стихах, о том, как они просто в мою кровь вошли, о том, что мне кажется, что он у ключа тайны, прошу помочь.
   Он внимателен, почтителен и серьезен, он все понимает, совсем не поучает и, кажется, не замечает, что я не взрослая.
   Мы долго говорим. За окном уже темно. Вырисовываются окна других квартир. Он не зажигает света. Мне хорошо, я дома, хотя многого не могу понять. Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я, что ему еще тоскливее, что бессмыслица не убита, не уничтожена. Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность. Мне большого человека ужасно жалко. Я начинаю его осторожно утешать, утешая и себя.
   Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть души там. Это не полудетская влюбленность. На сердце скорее материнская встревоженность и забота. А наряду с этим сердцу легко и радостно. Хорошо, когда в мире есть такая большая тоска, большая жизнь, большое внимание, большая, обнаженная, зрячая душа.
   Через неделю я получаю письмо, конверт необычайный, ярко-синий. Почерк твердый, не очень крупный, но широкий, щедрый, широко расставлены строчки. В письме есть стихи: "Когда вы стоите передо мной... Все же я смею думать, что вам только пятнадцать лет". Письмо говорит о том, что они -- умирающие, что ему кажется, я еще не с ними, что я могу еще найти какой-то выход, в природе, в соприкосновении с народом. "Если не поздно, то бегите от нас, умирающих"... Письмо из Ревеля, -- уехал гостить к матери..."
  
   (Забавно, что на это стихотворение есть ещё одна "претендентка".
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Корреспондентка Блока Л.М. Сегаль полагала, что стихотворение с этим эпиграфом посвящено ей; 6 февраля 1913 г. она писала Блоку: "Помните ли Вы ту, которой Вы писали стихотворение с эпиграфом - "в чужой восторг переселяться заране учится душа". Теперь мне бы очень хотелось Вас поблагодарить за него, но совершенно не знаю, как это сделать". Блок записал на обороте письма: "Я никогда не посвящал этого стихотворения и никакого другого этой барышне" (РГАЛИ. Ф. 55. Оп. 1. Ед. хр. 396).
   "
   )
  
   А Елизавета Кузьмина-Караваева (в девичестве Пиленко) - одна из наших великих женщин Серебряного века.
  
   0x01 graphic
  
   В 15 лет - влюбленная в Блока, в 25 - мэр красной Анапы, приговорена белыми к расстрелу, а потом вышла замуж за председателя того самого суда. Эмигрировала, развелась, бедствовала, стала "монахиней в миру", спасала ещё более несчастных; при фашистах участвовала в Сопротивлении - помогала выезжать из оккупированной Франции евреям, была арестована, посажена в концлагерь. И 31 марта 1945 года, за неделю до освобождения заключенных солдатами Красной Армии, мать Мария погибла в газовой камере. Согласно воспоминаниям выживших, она обменялась одеждой с другой девушкой и пошла на смерть вместо нее.
   0x01 graphic
  
  
   Возвращаясь к Блоку. Самые главные для сюжета "тома II" слова в стихотворении - "Ведь я - сочинитель..."
   Сравните со словами из его статьи "О современном состоянии русского символизма": "Реальность, описанная мною, - единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений, а о смерти говорим теперь только потому, что устали..."
   Герой - в нашей реальности, не "провидец и обладатель тайны", к каковому за ответами приходила Лиза Пиленко, и даже не "поэт", а - "так себе, сочинитель".
   Да и девушка эта - она "стоит на его пути"... Все они, начиная от Любови Дмитриевной, если не от К.М.С. - загораживали ему путь, но только про неё он написал именно эти слова.
  
   Встреч между ними будет несколько, но они ни к чему не приведут. Она выйдет замуж, разведётся, родит девочку... Будет писать ему письма. Его ответы с каждым новым будут все лаконичнее, потом и вовсе прекратятся, а её письма будут идти, идти... почти до революции.
  
   ...вы стоите на моем пути...
   ...такая красивая...
  
  
  
  
   Она пришла с мороза...
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Она пришла с мороза,
   Раскрасневшаяся,
   Наполнила комнату
   Ароматом воздуха и духов,
   Звонким голосом
   И совсем неуважительной к занятиям
   Болтовней.
  
   Она немедленно уронила на' пол
   Толстый том художественного журнала,
   И сейчас же стало казаться,
   Что в моей большой комнате
   Очень мало места.
  
   Всё это было немножко досадно
   И довольно нелепо.
   Впрочем, она захотела,
   Чтобы я читал ей вслух "Макбе'та".
  
   Едва дойдя до пузырей земли,
   О которых я не могу говорить без волнения,
   Я заметил, что она тоже волнуется
   И внимательно смотрит в окно.
  
   Оказалось, что большой пестрый кот
   С трудом лепится по краю крыши,
   Подстерегая целующихся голубей.
  
   Я рассердился больше всего на то,
   Что целовались не мы, а голуби,
   И что прошли времена Па'оло и Франчески.
   6 февраля 1908
  
  
  
  
  
   Н. Н. Волохова. Земля в снегу:
   "
   ...Однажды мы поехали с Любовью Дмитриевной довольно далеко, и на обратном пути так окоченели, что слезы невольно катились у нас из глаз и замерзали на щеках. К Блокам было ближе, чем ко мне, и потому Любовь Дмитриевна завезла меня к себе. Она сейчас же захлопотала, как бы согреться чем-нибудь горячим, а меня проводила в кабинет к Александру Александровичу. Он сидел за столом и работал. Я почувствовала, что явилась несколько некстати. Но он очень мягко и вместе с тем решительно заявил, что прежде всего мне необходимо согреться, а потому он затопит сейчас камин, я же должна сесть с ногами на диван и укрыться пледом.
   Так я и сделала. Камин быстро запылал, и Александр Александрович стал читать мне вслух отрывки из "Макбета" (одной из его любимейших трагедий). Под влиянием приятного тепла и под звуки его мелодичного голоса я слегка задремала. Это случилось как раз в тот момент, когда Александр Александрович читал о "пузырях земли", о которых он "не может говорить без волнения" (его слова).
   Потом, когда мне пришлось прочесть стихи:
   Она пришла с мороза
   Раскрасневшаяся...--
   дочитав до конца стихотворение, я невольно вспомнила: "sub specie aeternitatis..." -- и улыбнулась.
   "
  
   То есть в действительности всё было ещё обиднее: любимая женщина устроилась "с ногами" у него на диване, ему с нею целоваться хочется (напомню Блоку - только 28), а она, демонстрируя свою полную уверенность в себе, в своей недоступности, "слегка задремала"....
   Из черновиков видно, что поэт не так спокоен, не настолько владеет собой, как вроде бы, следует из текста стихотворения или из воспоминаний героини...
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   Между 12 и 13: [Не зная, как занять ее]
   Чтобы занять ее
   15-16 Я стал читать новые стихи
   Впрочем, она захотела...
   "
   Ведь встреч, и даже - наедине было у них не счесть, и "как занять её", он, казалось бы, должен уже назубок выучить, но, вот, она - в его комнате, в такой вольной позе... А перед этим Наталья Николаевна должна же была у него на глазах снимать сапожки.... Сначала один, потом другой...
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   - "...времена Паоло и Франчески." - О любви Паоло Малатеста и Франчески да Римини (XIII в.): рассказывается в "Божественной комедии" Данте ("Ад". V): "любовной наукой", согласно поэме Данте, стало для влюбленных совместное чтение французского романа о рыцаре Круглого Стола Ланселоте и его любви к королеве Дженевре ("0 Ланчелоте сладостный рассказ"- ст. 128; перевод М.Л. Лозинского).
  
   Стихотворение объединяется с предыдущим в разделе ("Когда вы стоите на моем пути ... ") не только единовременностью написания и формальными признаками (верлибр), но и общей поэтической идеей превосходства жизненных переживаний над эстетическими. См.: Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А. Блока // Труды по знаковым системам. VI. Тарту, 1973 С. 413-414 (УЗ ТГУ. Вып. 308).
   "
  
   "...превосходства жизненных переживаний над эстетическими" - ну, как же без "реминисценций" и "знаковых систем"! - не без этого, конечно, но в рамках сюжета "тома II" - герой после всемирного града, после мира метелей и океанов, после мира болот и марева ночных фиалок обнаруживает себя в земном городе, к нему, вон, живые девицы караванами шастают. И он пытается научиться существовать - жить модным поэтом, "сочинителем", в вековечном "сумасшествии тихом".
   ""Розы поставьте на стол..."-
   ...И приходилось их ставить на стол.
   24 мая 1914"
  
  
   Я помню длительные муки...
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Я помню длительные муки:
   Ночь догорала за окном;
   Ее заломленные руки
   Чуть брезжили в луче дневном.
  
   Вся жизнь, ненужно изжитая,
   Пытала, унижала, жгла;
   А там, как призрак возрастая,
   День обозначил купола;
  
   И под окошком участились
   Прохожих быстрые шаги;
   И в серых лужах расходились
   Под каплями дождя круги;
  
   И утро длилось, длилось, длилось...
   И праздный тяготил вопрос;
   И ничего не разрешилось
   Весенним ливнем бурных слез.
   4 марта 1908
  
  
  
  
  
  
   Стихотворение продолжает предыдущее. Там героиня:
  
   " ...пришла с мороза,
   Раскрасневшаяся,
   Наполнила комнату
   Ароматом воздуха и духов..."
  
   В черновиках это - ещё более отчётливо:
  
   А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
   "
   Я помню - вся ты, вся поникнув,
   В углу дивана замерла...
  
   "
  
   Тот самый диван, про который упомянула Волохова: "Но он очень мягко и вместе с тем решительно заявил, что прежде всего мне необходимо согреться, а потому он затопит сейчас камин, я же должна сесть с ногами на диван и укрыться пледом."
  
   Здесь выясняется, что "чтение Шекспира" растянулось надолго - уже и:
  
   Ночь догорала за окном
  
   И ни к чему всё это не привело:
  
   И ничего не разрешилось
   Весенним ливнем бурных слез.
  
  
   В реальности было несколько не так:
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
  
   "
   Мейерхольд и второй режиссер Р. А. Унгерн предпринимали поездку по западным и южным городам.
   ...Н. Н. Волохова мне говорила, что Блок хотел ехать с нашей труппой, чтобы не расставаться с ней. Наталья Николаевна тогда запротестовала, находя, что это недостойно его -- ездить за актерами. Кроме того, она не хотела показываться Блоку в будничной обстановке, между репетициями и спектаклем, когда приходится возиться с тряпками и утюгом. Она хотела уберечь его от вульгарного. Наталья Николаевна говорила мне, что сказала это Блоку нарочно в очень резкой форме.
   ...На четвертой неделе великого поста некоторые из наших товарищей поехали в Москву, в числе их были и мы с Волоховой. Блок не выдержал и тоже явился в Москву. Наталья Николаевна получила от него письмо с посыльным. Поэт умолял ее прийти повидаться с ним. Они встретились и говорили долго и напрасно. Он о своей любви, она -- опять о невозможности отвечать на его чувства, и на этот раз также ничего не было разрешено. Об этой встрече говорится в стихотворении:
  
   Я помню длительные муки...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   И утро длилось, длилось, длилось,
   И праздный тяготил вопрос,
   И ничего не разрешилось
   Весенним ливнем бурных слез.
   "
  
  
   Своими горькими слезами...
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Своими горькими слезами
   Над нами плакала весна.
   Огонь мерцал за камышами,
   Дразня лихого скакуна...
  
   Опять звала бесчеловечным,
   Ты, отданная мне давно!..
   Но ветром буйным, ветром встречным
   Твое лицо опалено...
  
   Опять - бессильно и напрасно -
   Ты отстранялась от огня...
   Но даже небо было страстно,
   И небо было за меня!..
  
   И стало всё равно, какие
   Лобзать уста, ласкать плеча,
   В какие улицы глухие
   Гнать удалого лихача...
  
   И всё равно, чей вздох, чей шопот, -
   Быть может, здесь уже не ты...
   Лишь скакуна неровный топот,
   Как бы с далекой высоты...
  
   Так - сведены с ума мгновеньем -
   Мы отдавались вновь и вновь,
   Гордясь своим уничтоженьем,
   Твоим превратностям, любовь!
  
   Теперь, когда мне звезды ближе,
   Чем та неистовая ночь,
   Когда еще безмерно ниже
   Ты пала, униженья дочь,
  
   Когда один с самим собою
   Я проклинаю каждый день, -
   Теперь проходит предо мною
   Твоя развенчанная тень...
  
   С благоволеньем? Иль с укором?
   Иль ненавидя, мстя, скорбя?
   Иль хочешь быть мне приговором? -
   Не знаю: я забыл тебя.
   20 ноября 1908
  
  
  
  
  
  
  
   Суть стихотворения однозначна: резкое разочарование женщиной, после "неистовой ночи". Любовный флер ушел, и осталось осознания: она - такая же, как и прочие... И у неё - всё такое же. Напомню, что для Блока секс в те времена был тем, чем занимаются с проститутками - постыдной грязью.
   Есть ли в этом факт конкретной биографичности?
   Волохова даже воспоминания написала, чтобы уверить: не было ничего кроме литературы!
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
   "...Она гуляла и каталась с Блоком по улицам Петербурга, влюбленная в его мглу и огни. Между ними шел неустанный спор, от которого он мучился, она иногда уставала. Однажды я сказала Н. Н. полушутя, что впоследствии почитатели поэта будут порицать ее за холодность, как негодую, на
пример, я на Амалию, что из-за нее страдал Гейне. Н. Н. рассмеялась над моими словами и сказала мне, что иногда она не верит в подлинные страдания Блока, может быть, это только литература."
  
   Н. Н. Волохова. "Земля в снегу":
  
   "Все эти годы, хоть жила я в Москве и в Петербурге, мы ни разу не встретились с Александром Александровичем. Я почти нигде не бывала. И только в 1920 году, когда я играла в Москве, в театре Незлобина, я неожиданно увидала Александра Александровича.
   Это было в Художественном театре, на утреннем просмотре какой-то пьесы, в конце антракта. Я радостно пошла к нему навстречу. Он сразу узнал меня и молчаливо, тихо склонился к моей руке. Давали занавес, и я, быстро сказав ему, что в антракте увидимся, -- направилась к своему месту.
   Как только действие кончилось, я стала искать Александра Александровича, желая скорей с ним увидеться. Ведь столько лет прошло с нашей последней встречи! Прожита большая жизнь. Мы перестали быть "молодежью", вы росли, много перестрадали, каждый по-своему, и в своей жизни, и в своем искусстве.
   Но я напрасно искала глазами Александра Александровича. Его не было в зале. Н. А. Коган, которая была с ним в театре, сказала мне:
   -- Александр Александрович, ничего не сказав, неожиданно ушел до окончания акта.
   Мне было очень больно. Я не понимала, зачем он так поступил. Почему не захотел встретиться со мной?
   И только значительно позже, когда я прочла некоторые из неизвестных мне его стихотворений, которые как бы завершают цикл стихов, относящихся ко мне, я поняла, почему он не решился, не мог встретиться со мной. Я не вольно вспомнила: "Sub specie aeternitatis", -- но на этот раз не улыбнулась."
  
   В.П. Веригина. "Воспоминания":
  
   "...Александр Александрович ждал Волохову с нетерпением в Петербурге. Но когда, по окончании Мейерхольдовских гастролей, она явилась туда, он ясно увидел, что Н. Н. приехала не для него, и отошел от нее окончательно.
   Впоследствии Блок отзывался о Волоховой с раздражением и некоторое время почти ненавидел ее. Я уже говорила о том, что он написал стихотворение, в котором зло искажен ее образ. Между прочим, все стихотворения, посвященные Волоховой, Блок приносил всегда первой ей, и когда в них бывало что-нибудь не соответствующее действительности, например, хотя бы такие строки:
   Я ль не пела, не любила,
   Поцелуев не дарила
   От зари и до зари,
  
   ...он с опущенными глазами просил ее простить его, говоря, что поэт иногда позволяет себе отступить от правды и что Sub specie aeternitatis (под знаком вечности) это простительно.
   Единственное стихотворение, а именно: "У шлейфа черного...", написанное в тот же период, он скрыл от нее. Очевидно, оно вылилось в момент мучительной досады на холодность Н. Н. Последующие стихи опять говорят о рыцарском поклонении и преданности. "У шлейфа черного..." было напечатано позднее. Ссылаться на это стихотворение и утверждать, что год, проведенный у шлейфа черного, Блоку ничего не дал, как это сделал кто-то из критиков, никак нельзя. Среди многих других стихотворений того периода оно случайно."
  
  
  
  
  
  
  
   *
   Вольные мысли
  
   (1907)
  
   (Посв. Г. Чулкову)
  
  
   Здесь главное слово - "Вольные". У героя книги был долг, было служение, была любовь - которая тоже накладывает долг и служение. И было иномирье.
   Всё. Ни любви и никаких долгов. И никаких иных миров. Россия. Которая даже не Чехова, а коренная, посконная - Горького.
   Он никому ничего не должен! Он только живет, дышит, смотрит. И, как чужеземную экзотику, рассматривает окружающую его действительность. А сам он...
  
   ... Хочу,
   Всегда хочу смотреть в глаза людские,
   И пить вино, и женщин целовать...
  
   Цикл "Вольные мысли" следует за книгой "Фаина". Пьеса "Песня Судьбы", где вышеназванная - главная героиня, заканчивается тем, что герой сквозь пургу бредет в город.
   Что ж, зима прошла, он до города добрался. И никаких роковых Фаин ему более не надобно.
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Цикл имеет непосредственную автобиографическую основу - продолжительные прогулки Блока пешком по северным окраинам Петербурга и близлежащим пригородам (Лесной, Удельнинекий парк, Новая Деревня, Старая Деревня, Коломяги, Озерки, Шувалово, Левашово и др.), а также по северо-восточному побережью Финского залива (Сестрорецкий курорт, Дюны).
   ...Тетка поэта свидетельствует: "Лето выдалось жаркое. По вечерам после обеда поэт уходил из дома и направлялся в Озерки, в Сестрорецк, в окрестности Петербурга. В то время к нему часто присоединялся Чулков. Они проводили время в веселых беседах, за бутылкой вина. В это лето создались "Вольные мысли", как известно, посвященные Чулкову" (Бекетова I2. С. 109).
   ...Чулков Георгий Иванович (1879-1939) - писатель-символист, критик и литературовед, автор воспоминаний о Блоке. В период создания стихотворения был в числе близких друзей Блока. Ср. в воспоминаниях Чулкова, относящихся к лету 1905 г.: "Я помню наши скитальчества с Блоком в белые петербургские ночи и долгие беседы где-нибудь на скамейке Островов. В этих беседах преобладали не "экономика", "статистика", не то, что называется "реальной политикой", а совсем другие понятия и категории, выходящие за пределы так называемой "действительности". Чудились иные голоса, пела сама стихия, иные лица казались масками, а за маревом внешней жизни мерещилось иное, таинственное лицо." (Чулков Г.И. Александр Блок и его время.
  
       [В частных разговорах Чулков ставил себе в заслугу другое: благодаря ему у Блока было с кем поговорить не о "реальной политике", а о пиве и девках.]
  
   ...В "Вольных мыслях" нашли отражение демократические настроения Блока 1907-1908 гг., его попытки переоценки символистской эстетики, сочувственный интерес к реалистической литературе (статья "О реалистах", написанная в мае-июне 1907 г., непосредственно предшествовала созданию цикла).
   "
  
  
   О смерти
  
  
   Всё чаще я по городу брожу.
   Всё чаще вижу смерть - и улыбаюсь
   Улыбкой рассудительной. Ну, что же?
   Так я хочу. Так свойственно мне знать,
   Что и ко мне придет она в свой час.
  
   Я проходил вдоль скачек по шоссе.
   День золотой дремал на грудах щебня,
   А за глухим забором - ипподром
   Под солнцем зеленел. Там стебли злаков
   И одуванчики, раздутые весной,
   В ласкающих лучах дремали. А вдали
   Трибуна придавила плоской крышей
   Толпу зевак и модниц. Маленькие флаги
   Пестрели там и здесь. А на заборе
   Прохожие сидели и глазели.
  
   Я шел и слышал быстрый гон коней
   По грунту легкому. И быстрый топот
   Копыт. Потом - внезапный крик:
   "Упал! Упал!" - кричали на заборе,
   И я, вскочив на маленький пенёк,
   Увидел всё зараз: вдали летели
   Жокеи в пестром - к тонкому столбу.
   Чуть-чуть отстав от них, скакала лошадь
   Без седока, взметая стремена.
   А за листвой кудрявеньких березок,
   Так близко от меня - лежал жокей,
   Весь в желтом, в зеленя'х весенних злаков,
   Упавший навзничь, обратив лицо
   В глубокое ласкающее небо.
   Как будто век лежал, раскинув руки
   И ногу подогнув. Так хорошо лежал.
   К нему уже бежали люди. Издали',
   Поблескивая медленными спицами, ландо
   Катилось мягко. Люди подбежали
   И подняли его...
  
   И вот повисла
   Беспомощная желтая нога
   В обтянутой рейтузе. Завалилась
   Им на' плечи куда-то голова...
   Ландо подъехало. К его подушкам
   Так бережно и нежно приложили
   Цыплячью желтизну жокея. Человек
   Вскочил неловко на подножку, замер,
   Поддерживая голову и ногу,
   И важный кучер повернул назад.
   И так же медленно вертелись спицы,
   Поблескивали козла, оси, крылья...
  
   Так хорошо и вольно умереть.
   Всю жизнь скакал - с одной упорной мыслью,
   Чтоб первым доскакать. И на скаку
   Запнулась запыхавшаяся лошадь,
   Уж силой ног не удержать седла,
   И утлые взмахнулись стремена,
   И полетел, отброшенный толчком...
   Ударился затылком о родную,
   Весеннюю, приветливую землю,
   И в этот миг - в мозгу прошли все мысли,
   Единственные нужные. Прошли -
   И умерли. И умерли глаза.
   И труп мечтательно глядит наверх.
   Так хорошо и вольно.
  
   Однажды брел по набережной я.
   Рабочие возили с барок в тачках
   Дрова, кирпич и уголь. И река
   Была еще сине'й от белой пены.
   В отстегнутые вороты рубах
   Глядели загорелые тела,
   И светлые глаза привольной Руси
   Блестели строго с почерневших лиц.
   И тут же дети голыми ногами
   Месили груды желтого песку,
   Таскали - то кирпичик, то полено,
   То бревнышко. И прятались. А там
   Уже сверкали грязные их пятки,
   И матери - с отвислыми грудями
   Под грязным платьем - ждали их, ругались
   И, надавав затрещин, отбирали
   Дрова, кирпичики, бревёшки. И тащили,
   Согнувшись под тяжелой ношей, вдаль.
   И снова, воротясь гурьбой веселой,
   Ребятки начинали воровать:
   Тот бревнышко, другой - кирпичик...
  
   И вдруг раздался всплеск воды и крик:
   "Упал! Упал!" - опять кричали с барки.
   Рабочий, ручку тачки отпустив,
   Показывал рукой куда-то в воду,
   И пестрая толпа рубах неслась
   Туда, где на траве, в камнях булыжных,
   На самом берегу - лежала сотка.
   Один тащил багор.
  
   А между свай,
   Забитых возле набережной в воду,
   Легко покачивался человек
   В рубахе и в разорванных портках.
   Один схватил его. Другой помог,
   И длинное растянутое тело,
   С которого ручьем лилась вода,
   Втащили на' берег и положили.
   Городовой, гремя о камни шашкой,
   Зачем-то щеку приложил к груди
   Намокшей, и прилежно слушал,
   Должно быть, сердце. Собрался' народ,
   И каждый вновь пришедший задавал
   Одни и те же глупые вопросы:
   Когда упал, да сколько пролежал
   В воде, да сколько выпил?
   Потом все стали тихо отходить,
   И я пошел своим путем, и слушал,
   Как истовый, но выпивший рабочий
   Авторитетно говорил другим,
   Что губит каждый день людей вино.
  
   Пойду еще бродить. Покуда солнце,
   Покуда жар, покуда голова
   Тупа, и мысли вялы...
  
   Сердце!
   Ты будь вожатаем моим. И смерть
   С улыбкой наблюдай. Само устанешь,
   Не вынесешь такой веселой жизни,
   Какую я веду. Такой любви
   И ненависти люди не выносят,
   Какую я в себе ношу.
  
   Хочу,
   Всегда хочу смотреть в глаза людские,
   И пить вино, и женщин целовать,
   И яростью желаний полнить вечер,
   Когда жара мешает днем мечтать
   И песни петь! И слушать в мире ветер!
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   Тема стихотворения подсказана реальным случаем, свидетелем которого был Блок в мае 1907 г. 27 мая он писал жене: "А я был в Лесном на днях ( ... ) за забором скачек, когда я подошел, на всем скаку упал желтый жокей. Подбежали люди и подняли какие-то жалкие и совершенно [неподвижные] мертвые, болтающиеся руки и ноги - желтые. Он упал в зеленую траву - лицом в небо". Описание гибели жокея в стихотворении дается с сохранением всех подробностей, отмеченных в этом письме.
   - " Я проходил вдоль скачек по шоссе. ~ А за глухим забором - ипподром ..." - Описывается северная окраина Петербурга - Коломяжское (Коломякское) шоссе, которое соединяет Новую Деревню с деревней Коломяги (Коломякки, в 5 верстах от Новой Деревни), и расположенный близ него ипподром.
   В путеводителе по Петербургу того времени сообщается: "Скачки в Петербурге начинаются в июне и оканчиваются к 15-му августа. Скаковой ипподром находится за Новой Деревней, по Коломяжскому шоссе. Построен "Скаковым обществом" в 1893 г. Прекрасное здание из камня и дерева, с множеством конюшен и др. построек. Круг площади - около 3-х верст" (Раевский Ф. Петербург с окрестностями. СПб., [1902]. С. 123-124).
   - " ...ландо // Катилось .мягко..." - Ландо - четырехместная карета с раскрывающимся верхом
   - "... лежала сотка." - Сотка - водочная бутылка в одну сотую часть ведра (ведро - около 12,3л).
   "
  
   - "...Упавший навзничь, обратив лицо // В глубокое ласкающее небо. // Как будто век лежал, раскинув руки // И ногу подогнув. Так хорошо лежал... - сравните с эпизодом из "Войны и мира". Поле Аустерлицкого сражения, граф Болконский, его ранение:
   "
   ЧтС это? я падаю? у меня ноги подкашиваются", подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба -- высокого неба, не ясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. "Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, -- подумал князь Андрей, -- не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, -- совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..."
   "
   Для Блока ранее смерть не была чем-то... несовместимым с жизнью, что ли. Вот его стихотворение из "тома I" "На смерть деда" (на смерть деда по матери - А.Н. Бекетова):
  
   Мы вместе ждали смерти или сна.
   Томительные проходили миги.
   Вдруг ветерком пахнуло от окна,
   Зашевелился лист Священной Книги.
  
   Там старец шел -- уже, как лунь, седой --
   Походкой бодрою, с веселыми глазами,
   Смеялся нам, и всё манил рукой,
   И уходил знакомыми шагами.
  
   И вдруг мы все, кто был -- и стар и млад, --
   Узнали в нем того, кто перед нами,
   И, обернувшись с трепетом назад,
   Застали прах с закрытыми глазами...
  
   Но было сладко душу уследить
   И в отходящей увидать веселье.
   Пришел наш час -- запомнить и любить,
   И праздновать иное новоселье.
   1 июля 1902 г. С. Шахматово.
  
   Для самого Блока поначалу смерть была едва ли не инструментом: кажется, смерть была необходимым атрибутом для "свершения несовершаемого" для завершения его миссии: чтобы пробудить Лучезарную, кто-то должен был отдать свою жизнь.
   Потом смерть стала обрядом: вот, всего лишь полгода назад: " Крещеньем третьим будет - Смерть. 3 января 1907", то есть смерть - это переход в новую жизнь с новыми правилами, с новыми символами веры, с новыми принципами существования.
   Теперь смерть - это просто смерть - вне всякой философии, и всякой эстетики:
  
   ...в мозгу прошли все мысли,
   ...Прошли -
   И умерли. И умерли глаза,
   И труп...
   Или:
   А между свай,
   Забитых возле набережной в воду,
   Легко покачивался человек
   В рубахе и в разорванных портках.
  
   Фу, гадость!
  
   Над озером
  
  
  
  
  
  
  
   С вечерним озером я разговор веду
   Высоким ладом песни. В тонкой чаще
   Высоких сосен, с выступов песчаных,
   Из-за могил и склепов, где огни
   Лампад и сумрак дымно-сизый -
   Влюбленные ему я песни шлю.
  
   Оно меня не видит - и не надо.
   Как женщина усталая, оно
   Раскинулось внизу и смотрит в небо,
   Туманится, и даль поит туманом,
   И отняло у неба весь закат.
   Все исполняют прихоти его:
   Та лодка узкая, ласкающая гладь,
   И тонкоствольный строй сосновой рощи,
   И семафор на дальнем берегу,
   В нем отразивший свой огонь зеленый -
   Как раз на самой розовой воде.
   К нему ползет трехглазая змея
   Своим единственным стальным путем,
   И, прежде свиста, озеро доносит
   Ко мне - ее ползучий, хриплый шум.
   Я на уступе. Надо мной - могила
   Из темного гранита. Подо мной -
   Белеющая в сумерках дорожка.
   И кто посмотрит снизу на меня,
   Тот испугается: такой я неподвижный,
   В широкой шляпе, средь ночных могил,
   Скрестивший руки, стройный и влюбленный в мир.
  
   Но некому взглянуть. Внизу идут
   Влюбленные друг в друга: нет им дела
   До озера, которое внизу,
   И до меня, который наверху.
   Им нужны человеческие вздохи,
   Мне нужны вздохи сосен и воды.
   А озеру - красавице - ей нужно,
   Чтоб я, никем не видимый, запел
   Высокий гимн о том, как ясны зори,
   Как стройны сосны, как вольна душа.
  
   Прошли все пары. Сумерки синей,
   Белей туман. И девичьего платья
   Я вижу складки легкие внизу.
   Задумчиво прошла она дорожку
   И одиноко села на ступеньки
   Могилы, не заметивши меня...
   Я вижу легкий профиль. Пусть не знает,
   Что знаю я, о чем пришла мечтать
   Тоскующая девушка... Светлеют
   Все окна дальних дач: там - самовары,
   И синий дым сигар, и плоский смех...
   Она пришла без спутников сюда...
   Наверное, наверное прогонит
   Затянутого в китель офицера
   С вихляющимся задом и ногами,
   Завернутыми в трубочки штанов!
   Она глядит как будто за туманы,
   За озеро, за сосны, за холмы,
   Куда-то так далёко, так далёко,
   Куда и я не в силах заглянуть...
  
   О, нежная! О, тонкая! - И быстро
   Ей мысленно приискиваю имя:
   Будь Аделиной! Будь Марией! Теклой!
   Да, Теклой!.. - И задумчиво глядит
   В клубящийся туман... Ах, как прогонит!..
   А офицер уж близко: белый китель,
   Над ним усы и пуговица-нос,
   И плоский блин, приплюснутый фуражкой...
   Он подошел... он жмет ей руку!.. смотрят
   Его гляделки в ясные глаза!..
   Я даже выдвинулся из-за склепа...
   И вдруг... протяжно чмокает ее,
   Дает ей руку и ведет на дачу!
  
   Я хохочу! Взбегаю вверх. Бросаю
   В них шишками, песком, визжу, пляшу
   Среди могил - незримый и высокий...
   Кричу: "Эй, Фёкла! Фёкла!" - И они
   Испуганы, сконфужены, не знают,
   Откуда шишки, хохот и песок...
   Он ускоряет шаг, не забывая
   Вихлять проворно задом, и она,
   Прижавшись крепко к кителю, почти
   Бегом бежит за ним...
  
   Эй, доброй ночи!
   И, выбегая на крутой обрыв,
   Я отражаюсь в озере... Мы видим
   Друг друга: "Здравствуй!" - я кричу...
   И голосом красавицы - леса
   Прибрежные ответствуют мне: "Здравствуй!"
   Кричу: "Прощай!" - они кричат: "Прощай!"
   Лишь озеро молчит, влача туманы,
   Но явственно на нем отражены
   И я, и все союзники мои:
   Ночь белая, и бог, и твердь, и сосны...
  
   И белая задумчивая ночь
   Несет меня домой. И ветер свищет
   В горячее лицо. Вагон летит...
   И в комнате моей белеет утро.
   Оно на всем: на книгах и столах,
   И на постели, и на мягком кресле:
   И на письме трагической актрисы:
   "Я вся усталая. Я вся больная.
   Цветы меня не радуют. Пишите...
   Простите и сожгите этот бред..."
  
   И томные слова... И длинный почерк,
   Усталый, как ее усталый шлейф...
   И томностью пылающие буквы,
   Как яркий камень в черных волосах.
   Шувалово
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
  
   "
   Объект художественного изображения в стихотворении - Большое Суздальское озеро (самое северное из трех Суздальских озер, соединенных каналами), протянувшесся с севера на юг почти на 2 км. На берегу озера - дачная местность Шувалово (в 11 верстах от Петербурга), вблизи от станции Шувалово Финляндской железной дороги. Пейзаж, описываемый Блоком, открывается с высокого холма (Парголовской церковной горы) на южном берегу озера, на котором - две церкви и кладбище. "С церковной горы прелестный вид на Парголовекие деревни, на полотно Финляндской жел. дор. С идущими по нем поездами и на 3-е, Суздальское озеро, по которому ходит пароход, возящий дачников от ст. Шувалово до Шуваловекого парка и наоборот, заходя к двум пристаням в 1-м Парголове. По этому же озеру снуют лодки "Парусного ружка" и частных лиц. С этой горы дачники любуются закатом солнца, которое как бы утоnает в бездне отдаленного моря" (Раевский Ф. Петербург с окрестностями. СПб., [1902]. С. 241).
   "
   0x01 graphic
  
   Герой трехкнижия продолжает вглядываться в новый для него мир - в нашу реальность и непроизвольно сравнивает её со своими мирами - в данном случае, с его всемирным градом, описанном в книге "Город", с тем, где он встречался с Незнакомкой. Помните? -
  
   "Вдали, над пылью переулочной,
   Над скукой загородных дач...
   ...Над озером скрипят уключины,
   И раздается женский визг,
   А в небе, ко всему приученный,
   Бессмысленно кривится диск...
   24 апреля 1906".
  
   Правда, похоже? -
  
   ... оно
   Раскинулось внизу и смотрит в небо,
   Туманится, и даль поит туманом,
   И отняло у неба весь закат.
   Все исполняют прихоти его:
   Та лодка узкая, ласкающая гладь...
   ...Светлеют
   Все окна дальних дач: там - самовары,
   И синий дым сигар, и плоский смех...
  
   Но какой яростью было всё исполнено там, и какой снисходительностью наполнено здесь: провинция, сэр...
   И женщина... Там:
  
   "...И медленно, пройдя меж пьяными,
   Всегда без спутников, одна,
   Дыша духами и туманами..."
  
   Здесь:
  
   И девичьего платья
   Я вижу складки легкие внизу.
   Задумчиво прошла она дорожку
   И одиноко села на ступеньки
   Могилы...
   ...Она пришла без спутников сюда...
  
   Но там это была Незнакомка - "...вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового." (Ал. Блок. "О современном состоянии русского символизма"), а здесь - подружка офицерика - Фекла, одним словом.
   Да и дома его ждет не послание от Снежной девы, а "письмо трагической актрисы":
  
   "Я вся усталая. Я вся больная..."
  
   Боже мой, какой бред... "Вся больная" она! Еще болячки свои перечисли... С подробностями.
  
  
  
   В северном море
  
  
  
  
  
  
  
   Что' сделали из берега морского
   Гуляющие модницы и франты?
   Наставили столов, дымят, жуют,
   Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу,
   Угрюмо хохоча и заражая
   Соленый воздух сплетнями. Потом
   Погонщики вывозят их в кибитках,
   Кокетливо закрытых парусиной,
   На мелководье. Там, переменив
   Забавные тальеры и мундиры
   На легкие купальные костюмы,
   И дряблость мускулов и гру'дей обнажив,
   Они, визжа, влезают в воду. Шарят
   Неловкими ногами дно. Кричат,
   Стараясь показать, что веселятся.
  
   А там - закат из неба сотворил
   Глубокий многоцветный кубок. Руки
   Одна заря закинула к другой,
   И сестры двух небес прядут один -
   То розовый, то голубой туман.
   И в море утопающая туча
   В предсмертном гневе мечет из очей
   То красные, то синие огни.
  
   И с длинного, протянутого в море,
   Подгнившего, сереющего мола,
   Прочтя все надписи: "Навек с тобой",
   "Здесь были Коля с Катей", "Диодор
   Иеромонах и послушник Исидор
   Здесь были. Дивны божии дела", -
   Прочтя все надписи, выходим в море
   В пузатой и смешной моторной лодке.
  
   Бензин пыхтит и пахнет. Два крыла
   Бегут в воде за нами. Вьется быстрый след,
   И, обогнув скучающих на пляже,
   Рыбачьи лодки, узкий мыс, маяк,
   Мы выбегаем многоцветной рябью
   В просторную ласкающую соль.
  
   На горизонте, за спиной, далёко
   Безмолвным заревом стоит пожар.
   Рыбачий Вольный остров распростерт
   В воде, как плоская спина морского
   Животного. А впереди, вдали -
   Огни судов и сноп лучей бродячих
   Прожектора таможенного судна.
   И мы уходим в голубой туман.
   Косым углом торчат над морем вехи,
   Метелками фарватер оградив,
   И далеко' - от вехи и до вехи -
   Рыбачьих шхун маячат паруса...
  
   Над морем - штиль. Под всеми парусами
   Стоит красавица - морская яхта.
   На тонкой мачте - маленький фонарь,
   Что камень драгоценной фероньеры,
   Горит над матовым челом небес.
  
   На острогрудой, в полной тишине,
   В причудливых сплетениях снастей,
   Сидят, скрестивши руки, люди в светлых
   Панамах, сдвинутых на строгие черты.
   А посреди, у самой мачты, молча,
   Стоит матрос, весь темный, и глядит.
  
   Мы огибаем яхту, как прилично,
   И вежливо и тихо говорит
   Один из нас: "Хотите на буксир?"
   И с важной простотой нам отвечает
   Суровый голос: "Нет. Благодарю".
  
   И, снова обогнув их, мы глядим
   С молитвенной и полною душою
   На тихо уходящий силуэт
   Красавицы под всеми парусами...
   На драгоценный камень фероньеры,
   Горящий в смуглых сумерках чела.
   Сестрорецкий курорт
  
  
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   Реальная топографическая основа художественного мира стихотворения - Сестрорецкий курорт, излюбленное в первые десятилетия ХХ в. место отдыха близ Петербурга для имущих слоев населения (Сестрорецк - город на берегу Финского залива в 26 верстах от Петербурга).
   ... О поездке с Блоком на моторной лодке по Финскому заливу вспоминает в связи со стих. В северном море" К.И. Чуковский: "Читая его пятистопные белые ямбы о северном море, которые по своей классической образности единственные в нашей поэзии могут сравниться с пушкинскими, я вспоминаю тогдашний Сестрорецкий курорт с большим рестораном у самого берега и ту пузатую, допотопную моторную лодку, которую сдавал напрокат какой-то полуголый татуированный грек и в которую уселись, пройдя по дощатым мостикам, писатель Георгий Чулков (насколько помню), Зиновий Гржебин (художник, впоследствии издатель "Шиповника") и неотразимо, неправдоподобно красивый, в широкой артистической шляпе, загорелый и стройный Блок.
   В тот вечер он казался (на поверхностный взгляд) таким победоносно счастливым, в такой гармонии со всем окружающим, что меня и сейчас удивляют те гневные строки, которые написаны им под впечатлением этой поездки" (далее цитируются начальные строки стихотворения "В северном море") (Воспоминания, 2. С. 220).
   - "...Забавные тальеры ..." - Тальер-дамский костюм (от франц. tailleur).
   - "...Руки // Одна заря закинула к другой..." - Реминисценция из поэмы Пушкина
   "Медный всадник" (1833):
  
   Одна заря сменить другую
   Спешит, дав ночи полчаса .
  
   - "... камень драгоценной фероньеры..." - Фероньера (фероньерка)- женское украшение в виде золотого или серебряного обруча с драгоценным камнем посередине, надеваемое на голову так, что камень приходится на лоб (от франц. ferronniere).
  
   "
  
   Сюжет продолжается: герой продолжает осматривать новый для него мир - нашу реальность, непроизвольно сравнивая её с той, прежней... Опять и опять убеждаясь (убеждая себя) - никакой мистики. Всё реально и только.
   В этом северном море не ожидается "Её прибытие", на этом побережье не зазвучит охотничий рог, не заметут с неба звездные метели, здесь... -
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   К. И. Чуковский свидетельствует: "Я вспоминаю изображенный в тех же стихах ("В северном море". - Ред.) длинный, протянутый в море, изогнутый мол, на котором действительно были нацарапаны всевозможные надписи, в том числе и те, что воспроизводятся в блоковском "Северном море".
   "
   ...И с длинного, протянутого в море,
   Подгнившего, сереющего мола,
   Прочтя все надписи: "Навек с тобой",
   "Здесь были Коля с Катей", "Диодор
   Иеромонах и послушник Исидор
   Здесь были. Дивны божии дела"...
  
  
  
  
  
  
  
   В дюнах
  
  
  
  
  
  
   Я не люблю пустого словаря
   Любовных слов и жалких выражений:
   "Ты мой", "Твоя", "Люблю", "Навеки твой".
   Я рабства не люблю. Свободным взором
   Красивой женщине смотрю в глаза
   И говорю: "Сегодня ночь. Но завтра -
   Сияющий и новый день. Приди.
   Бери меня, торжественная страсть.
   А завтра я уйду - и запою".
  
   Моя душа проста. Соленый ветер
   Морей и смольный дух сосны
   Ее питал. И в ней - всё те же знаки,
   Что на моем обветренном лице.
   И я прекрасен - нищей красотою
   Зыбучих дюн и северных морей.
  
   Так думал я, блуждая по границе
   Финляндии, вникая в темный говор
   Небритых и зеленоглазых финнов.
   Стояла тишина. И у платформы
   Готовый поезд разводил пары.
   И русская таможенная стража
   Лениво отдыхала на песчаном
   Обрыве, где кончалось полотно.
   Там открывалась новая страна -
   И русский бесприютный храм глядел
   В чужую, незнакомую страну.
   Так думал я. И вот она пришла
   И встала на откосе. Были рыжи
   Ее глаза от солнца и песка.
   И волосы, смолистые как сосны,
   В отливах синих падали на плечи.
   Пришла. Скрестила свой звериный взгляд
   С моим звериным взглядом. Засмеялась
   Высоким смехом. Бросила в меня
   Пучок травы и золотую горсть
   Песку. Потом - вскочила
   И, прыгая, помчалась под откос...
  
   Я гнал ее далёко. Исцарапал
   Лицо о хвои, окровавил руки
   И платье изорвал. Кричал и гнал
   Ее, как зверя, вновь кричал и звал,
   И страстный голос был как звуки рога.
   Она же оставляла легкий след
   В зыбучих дюнах, и пропала в соснах,
   Когда их заплела ночная синь.
  
   И я лежу, от бега задыхаясь,
   Один, в песке. В пылающих глазах
   Еще бежит она - и вся хохочет:
   Хохочут волосы, хохочут ноги,
   Хохочет платье, вздутое от бега...
   Лежу и думаю: "Сегодня ночь
   И завтра ночь. Я не уйду отсюда,
   Пока не затравлю ее, как зверя,
   И голосом, зовущим, как рога,
   Не прегражу ей путь. И не скажу:
   "Моя! Моя!" - И пусть она мне крикнет:
   "Твоя! Твоя!"
   Дюны
   Июнь - июль 1907
  
  
  
   Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
   "
   В стихотворении описывается побережье Финского залива вблизи Сестрорецкого курорта, в устье реки Сестры, по которой проходила граница между Петербургской губернией и Великим княжеством Финляндским. Наличие таможенной службы на границах объяснялось тем, что Финляндия, являясь частью Российской империи, обладала частичной административной автономией.
   ... вызвали неприятие у Н.А. Клюева...
   [Никола?й Алексе?евич Клю?ев 1884 - 1937 -- русский поэт, представитель новокрестьянского направления в русской поэзии XX века. Расстрелян по постановлению тройки НКВД в 1937 году. Посмертно реабилитирован в 1960 году "за отсутствием события преступления". Место захоронения до сих пор неизвестно.]
   ...который писал Блоку в конце октября 1908 г., разбирая его книгу "Земля в снегу": "Отдел "Вольные мысли" - мысли барина-дачника, гуляющего, пьющего, стреляющего за девчонками "для разнообразия" и вообще "отдыхающего" на лоне природы. " (Л Н. Т. 92. Кн. 4. с. 477-478).
   "
   Именно так. Вот только "барином-дачником" герой книги стал только что... Он только-только вырвался из зимних метельных миров, и ему всё внове - что можно отдыхать на лоне природы, что за девчонками можно "стрелять", что перед лицом женщины можно оставаться свободным, что женщина может тебе радоваться, может кокетничать с тобой, может убегать, надеясь, что ты ее догонишь, что она может крикнуть: "Твоя! Твоя!"
   *
  
   Фаина - краткое содержание
  
   Конспект
   1. Вот явилась. Заслонила... - явление Фаины;
   2. Я был смущенный и веселый.... - герой видит Фаину на сцене;
   3. Я в дольний мир вошла, как в ложу... - взгляд Фаины со сцены;
   4. Ушла. Но гиацинты ждали... - герой, от которого утром ушла Фаина мечтает о новом вечернем свидании;
   5. За холмом отзвенели упругие латы... - вне города герой, растерявший свои доспехи, ждет змеевласую;
   6. Я насадил мой светлый рай... - мать героя обходит сады, в которых нынче обитает он;
   7. В этот серый летний вечер... - девушка брошена;
   8. Осенняя любовь - в предсмертной тревоге герою опять мнится снежная дева;
   9. В те ночи светлые, пустые... - совместные прогулки по граду героя и женщины, отмеченной "одичалой красотой";
   10. Снежная дева - явление в град снежной девы;
   11. Заклятие огнем и мраком - жрица темного храма града творит заклятие, в присутствии - почти необязательном - героя;
   12. Инок - инок, предающий свой долг служения и упивающийся своей "преступной красотой";
   13. Песнь Фаины - манифест продажности: "Кто больше звонких даст монет, // Приди...";
   14. Всю жизнь ждала. Устала ждать... - герой пытается утешить "уставшую ждать": мне в этих мирах так же плохо;
   15. Когда вы стоите на моем пути... - герой учит уму разуму простую 15-летнюю девушку;
   16. Она пришла с мороза... - герой жалеет, что ему не хватает смелости поцеловать зашедшую красавицу;
   17. Я помню длительные муки... - герою не удалось "уговорить" женщину;
   18. Своими горькими слезами... - на этот раз уговорить получилось, что привело к резкому в ней разочарованию;
   19. Вольные мысли - герой существует в нашей реальности и пытается затвердить, что смерть - это не обряд, а процесс превращения живого в трупы, что женщины - это не Незнакомки, вон у них даже животы болят, что море - это не откуда приходят корабли с Нею, а место, где
  
   ...выходим в море
   В пузатой и смешной моторной лодке.
   Бензин пыхтит и пахнет...
  
   А любовь - это когда ты загонишь "ее, как зверя", и она выкрикнет: "Твоя!".
  
   Краткое содержание
   1 - 3 - явление Фаины - просто актрисы с "крылатыми глазами";
   4 - но герой после ночного свидания с нею понимает, "каким раденьям ты причастна...";
   5-6 - и в реальности Служения герой бросает латы и копье и занимается насаждением сада с райским виноградом;
   7. Реальная женщина брошена, и она "...реке разливной //Душу-бурю предала";
   8. Герой распят на берегу реки, но девушка с холодными губами срывает его в холодные выси;
   9-12. В высях всемирного града героиня - уже не просто женщина с бичом, очередная искусительница, цель которой добиться, чтобы рыцарь бросил меч, инок забыл обеты, она тоже, как и герой, посланница, которая, в отличие от героя сумела "совершить несовершаемое" - своё заклятие огнем и мраком.
   13-19 -...после которого героя сбрасывают в реальную реальность, и он пытается обжиться там, где Фаина - это проститутка, где к нему в комнату выстроилась очередь разновозрастных дам, а море - это где плавают "пузатые моторки".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"