Бег! По пустому осеннему лесу, по мягкой, заваленной опавшей листвой тропе, сквозь клочья ночного тумана, сквозь клочья старой паутины - бег!
Опять... и все чаще...
...сквозь чащу и бурелом, на опушку и в поле - под огромное небо, под огромные звезды, под неоглядную луну...
Почему мне снится осень? В самую глухую пору крещенских морозов? Впрочем, какие там морозы... Хорошо не оттепель.
Цех, неспешная отладка очередного блока ОЗУ для подводной лодки. Подходит Валера.
-Слав, выручай!
-Что?
-Мы вчера с Петрухой таких телок сняли!.. Сегодня наметился небольшой сабантуйчик!..
-Доброй охоты.
-Да их трое.
-Ну?
-А нас - двое.
-Позовите Леху.
-Да третья - кобыла за метр 80, Леха не дотягивает.
-Я тоже не двухметроворостый.
-Не-е, Леха комплексует, а тебе-то пофигу?!
-Ну.
-Ну?!
...сквозь чащу и бурелом, на опушку и в поле - под огромное небо, под неоглядные звезды...
-Не хочу. Найдите кого-нибудь еще.
-Да когда искать?! До восьми - три часа с небольшим осталось, они вот позвонили только что! Короче, ты мне должен?
Я должен Валерику. Это у него была командировка в Ленинград, и он отдал ее мне, чтобы я сходил на Пикассо.
-Должен.
-Сегодня полседьмого ты будешь готов. Будешь?
-И тогда будем квиты?
-Но ты возьмешь на себя Дарью!
-Тогда будем квиты.
-Будем.
Брест - это город у дороги. Старый белорусский, городок со своей знаменитой крепостью остался встороне, а здесь прямо за кладбищем, у шоссе Москва - Брест, Москва - Варшава, Москва - Берлин - Париж, то есть Москва - Европа, поставили заводы - электро-механичесий, ковровый, ламповый, чулочно-носочный; понастроили рабочих общаг, и возник новый город - советский, с молодежью, присланной по распределению со всего Союза, с десятилетними очередями на жилье, многоэтажками, но главное - дорога. Она была словно в аккорде с заводами, она была в аккорде с ожиданиями, тревогой и вечным туманом Белой Руси - ох, эта вечная дымка над асфальтом у горизонта... Дымка под заходящим солнцем, за городом, под загорающимися звездами, под неоглядным небом....
Все оказалось не так уж и плохо. Увидев меня Дарья не выказала разочарования, за столом Валерик на пару с Петром несли безостановочную ерунду, девчонки охотно смеялись, и это позволяло мне больше молчать, больше смотреть, а Дарья не уклоняла взгляда.
Она была хороша собой. 25 лет, блондинка с карими глазами, косами до пояса, а отличная фигура скрадывала рост. Давно я уже не встречал такого - таких кос, таких глаз, такого красноречивого молчания.
Она отказалась от муската, который мы купили для меня и девочек, и честно попросила водки, она не улыбнулась подначкам Валерика, почему-то вознамерившегося упоить водкой и меня, и она... она...
Второй раз она удивила меня, когда девочки затребовали танцев. Рост партнеров не очень важен в танцах, если - танцевать, а не просто прижиматься друг к другу, чуть покачиваясь под музыку. Она танцевала. А потом заиграл вальс из кинофильма "Мой ласковый, мой нежный зверь". Фильм прошел совсем недавно, мелодия была популярна, но вальс...
-Станцуем? - наклонив голову чуть вбок, спросила она.
-Это вальс.
-А ты не умеешь? - не поверила она.
Я вздохнул.
-Так... Тогда вот, чувствуешь мою руку?
Я обнял ее за талию. 25 лет, уже не девочка, и спина у нее - не кожа да позвоночник, а гибкая, рельефная...
-Еще бы, - хмыкнула Дарья.
-Откинься.
-Удержишь?
-Рискни.
Она рискнула. Больше - она доверилась. Я удержал, конечно. Комнатенка была маленькая, но все остальные сели, и нам хватило места.
Сто лет уже не танцевал вальса... Семь. Шесть с половиной лет. Шесть с половиной лет никто вот так не передоверял мне себя.
-Передохнем? - смахнула капельку пота со лба она, когда музыка смолкла, и села на этот раз рядом.
-Откуда ты взялась такая? Что я тебя раньше не видел?
-Мужчины редко смотрят выше своего носа.
Она положила ногу на ногу.
-Значит, меня ты видела?
-Брест - небольшой городок. Несколько раз. Последний - перед самым Новым годом на выставке Александровича.
Александрович - местный молодой художник. Его пейзажи... Он даже многоэтажки рисовал, будто они - атрибуты средневековой готики, а уж его чертополохи... Среди зимы - летние ночи на его картинах греют сердце. Не отталкивает даже недобрая магия, которой они насыщены, как... как вожделением - пьяная женщина.
-Понравилось?
-Да, - ответила она после небольшой паузы и, незнамо чему, улыбнулась.
Я не удержался. Дотронулся до ее округлого колена и повел пальцем вверх по ноге. Путь был восхитительно долгим.
-Да, - опять повторила Дарья. - Понравилось, - и положила руку на край своей коротенькой юбки. Ладонь свободно свесилась и перекрыла путь. Мой палец уткнулся в нее.
Дарья повернула голову.
-Понравилось?
Я молчал. А она опять не отводила взгляда. Я попытался продвинуть палец выше, она приподняла ладонь и накрыв мою, прижала ее. Своей прохладной ладонью к своей горячей ноге.
По углам Валерик и Петруха целовались со своими девчонками.
-Понравилась? - опять спросила она. Я не отвечал.
-Отпусти меня.
Интересно, кто из нас кого держит?
-Отпусти, я губы подведу.
-Не надо.
-Тебе не по вкусу моя губная помада?
-Не люблю лишнего вкуса.
-Хочешь кофе?
-Да!
-Идем на кухню.
И пришлось опустить ее... И опять... Как шесть с половиной лет назад... Она тоже сумела добиться своего - не мытьем, так катанием. Но раз так, если они проходили одни и те же университеты, то... как бы Аля повела себя сейчас на кухне? Да что толку гадать! Я и семь лет тому назад редко предугадывал ее поведение! Очень редко... Но вот кофе был бы качественным, хотя она предпочитала чай. А если кофе, то уж мой, мной приготовленный.
-Давай, я тебе приготовлю кофе - вот увидишь, тебе понравится! - а себе заварю чаю?
- Ты куришь?
-Я не люблю пахнуть табаком... А почему ты спросил?
Почему я спросил...
-Завари и мне.
-Почему?
Кофе слишком сильный напиток. Слишком правильный - делай все правильно, и будет кофе. Чай требует церемоний... Аля была достаточно бесцеремонной, но церемониалы не упускала. А Дарья?
-Ты опять не ответил.
-Извини. Хочу попробовать твой чай.
-Это экзамен?
Аля возмутилась бы, а Даша... Даша приняла.
-Ты не умеешь сдавать экзамены?
-Ты любишь экзаменовать?
И опять в вопросе не было вызова. Был только вопрос. Запрос на информацию.
-Нет, Дашенька.
-Повтори...
-Дашенька...
-Еще...
Она не дала себя поцеловать. Загородилась чайниками, чашками, блюдцами, тряпками, спичками, затолкала меня на стул и... сдала экзамен.
А потом ввались парни, девицы, и надо было уходить.
Она снимала комнату в районе старого города, я тоже. Она согласилась на получасовую прогулку, и мы не стали ждать автобуса.
Легкий ветерок гонял по асфальту снежинки, легкий морозец холодил лицо... Одну руку Дарья спрятала у меня в кармане, другой помахивала сумочкой, мы молчали, и молчание не было тягостным. Показалась ограда, кресты.
-Кладбища не боишься?
-Но я же не одна.
-Действительно. Говорят, недавно девушка какая-то в одиночку здесь оказалась, было страшно. Хорошо, парень подошел. Проводил. Когда уже расставались, она так благодарила, так благодарила! "Спасибо вам, а то я ужас как, мертвецов боюсь!" - "Ну что вы!- отнекивался провожатый, - Не надо нас бояться"...
Даша хмыкнула. А потом... потом спросила:
-А ты - живой?
-Есть сомнения?
-У меня почти не осталось.
-Почему?
-У тебя очень горячие руки.
-Нет, почему...
Она не дала мне времени закончить... Все-таки странно это - целоваться с девушкой, много выше тебя ростом...
Редкие машины светом фар выхватывали ограду кладбища, освещали, ослепляли нас, уносились дальше, и я опять видел наклонившееся надо мной лицо, ее закрытые глаза, а выше... Выше, за ее головой - темное небо и неоглядные звезды.
К ее дому мы подошли через час.
-Мне понравился твой чай. И все-таки, не угостишь кофе?
Она заколебалась. Я помог ей решиться - притянул ее голову к себе и накрыл губы губами... Минут через десять мы поднялись к ней. Она и в самом деле вознамерилась варить кофе, но на этот раз спрятаться за чашками и тряпками я ей не дал. Выключить газ не получилось - я только сбил турку на пол, вода разлилась, но хоть не расплавится...
Странно это - обнимать девушку, чьи бедра находятся на уровне твоего пояса... и удобно.
Она цеплялась за каждую тряпку на своем теле. А потом срывала что-то с меня. И отвечала, отвечала на поцелуи.
Она отзывалась на прикосновения. На каждое из них... Она отдергивалась, заслонялась, отворачивалась, и я только в три приема распустил ее косу. Исцеловал шею, плечи... Сквозь волосы... Волосы по губам, а под ними - ее кожа. Волосы по рукам, а под ними - ее груди... Она вырвалась, и отбиваясь от меня, перешла в комнату - в спальню. Она дважды гасила свет, но у меня получилось отдернуть занавеску...
Может, все из-за этого?... Может, если бы она не выключила свет, и я не отдернул занавеску, и комнату не заполнил туман лунного света, то... То не увидел бы я звезд... И полного круга луны.
-Что? - спросила она, и я поразился отчаянью в ее голосе. Но мне нечего было ей ответить. - Что я сделала не так? Что не так во мне? Я слишком высокая? Ты не любишь блондинок? Тебе противна крупная грудь? Тебе мешают мои волосы? Что?!
Что... Если бы я сам что-нибудь понимал... Я застегнул рубашку.
-Ты очень красивая. Очень. Особенно сейчас. Дело не в тебе.
-В тебе? Но мне показалось... Послушай, давай не будем спешить, и у нас все получится.
Я даже улыбнулся. Все-таки она похожа на Алю... Такая же... тоже предпочитает простые ответы.
-Нет... - меня подтолкнула ее отчаяние, ее отчаянная надежда - Не то... Ты... не так пахнешь. - Она молчала. Она ждала продолжения. Она поняла, что не в духах дело. - Ты пахнешь женщиной... - она молчала, - а мне нужна... - и я все-таки выговорил, - волчица.
Сейчас она скажет что-нибудь про псину, и я спокойно уйду. Она молчала.
Я накинул пиджак.
-Подожди, - тогда сказала она. - Ты мне должен?
И я вынужден был ответить:
-Да.
-Тогда останься. Выпей со мной кофе.
-И будем квиты?
-И не надейся.
Темная кухня, легкий гуд горящего газа, рассыпанные по столу зерна кофе, сбитая на пол турка, лужа, опрокинутый стул, скомканная юбка... "Милые улики"... Накатило раздражение... Такое знакомое, черт возьми! - такое забытое. Вот так Алина, время от времени, оставляла меня ни с чем - выгоняла или убегала сама - и я, разгоряченный, взбудораженный, злой, не знал, что с собой делать! А ведь это еще и больно! Я уже успел забыть эту боль тоже!
Пятнадцать минут. Я буду ждать не более 15 минут.
Вытереть пол, убрать на столе, намолоть кофе заняло 9 минут. В окно стучали мелкие зернышки снежной крупы. Что сегодня творится с погодой? Что сегодня творится со мной? Почему я пошел с ней?... почему я от нее ухожу?... Она сыпанула на меня свои космы, они укрыли мое лицо, "душно" - проворчал я и услышал ее горловой смех...- и у меня опять, здесь, на кухне, как там, в спальне, заломило во лбу...
На исходе 13 минуты вошла она.
Чего-то подобного я и ждал. Расчесанные волосы, обновленный макияж, новые духи и новое платье... Ладно духи - Польша рядом, и контрабанду можно купить на толкучке или достать в таможенном магазинчике, где продается изымаемое пограничниками... продается не все, точнее - не всем... Но платье...
Темно-зеленое, оттеняющее, подчеркивающие ее болотно-зеленые глаза... Они у нее - карие, чисто карие, тот бархатный оттенок, о котором писал Лермонтов, но это днем и когда она спокойна. А сейчас была ночь.
Платье... Оно же явно сумасшедше-дорогое, но не в этом дело! Как она его купила, куда она могла надеть его, такое: много ниже колен, глухое и спереди, и сзади, но по бокам - и слева, и справа, от низа до подмышек скрепленное только редкой шнуровкой. И надеваемое на голое тело.
-Мой кофе, - потребовала она.
Я снял турку и потянулся к намолотому кофе.
Она села на советскую табуретку, напряженная, как стрела на ложе взведенного арбалета, враждебная, как шпага в руке противника, доступная, как сонная, еще не раскрывшая глаза женщина, просыпающаяся в твоей постели. Я отвернулся.
-Почему? - опять спросила она. - Я теперь ничего не понимаю совсем. У тебя же голова от меня кружится, у тебя же от меня дыханье перехватывает, - она помолчала и добавила. - А я - вот.
Я продолжал заниматься кофе. Молчала и она. Но ее духи перебивали запах арабского напитка.
-Где у тебя посуда?
Она подняла руку и указала на дальний стенной шкафчик. Она подняла руку... И я опять отвернулся, чуть поспешнее, чем требовали обстоятельства, и опять услышал тот, горловой смешок.
Кофе получился. Впрочем, он у меня всегда получается. Уже 9 лет. Ароматный, горячий, густой и... необыкновенный.
-Необыкновенный, - проговорила она. - Сто лет такого не пила. Может, в Москве... есть там одна кафушка... - она подняла на меня глаза. Ресницы... она не красила ресницы, они у нее - светлые, под цвет волос, под цвет светлых золотистых бровей. Ресницы... Однажды Алина затащила меня в компашку, там девицы принялись соревноваться, кто сколько спичек удержит на ресницах, Алина в соревнования не вступила, не любила проигрывать, Дарья бы их выиграла.
И я заколебался... В бою нельзя колебаться - это проигрыш. И она поняла, что я проиграл. Она улыбнулась. И отпила еще глоток.
-Удивительный кофе, удивительный.
-Это невероятная история, - осторожно начал я.
-Догадываюсь, - промурлыкала она.
-Мне снится один и тот же сон. И все чаще. Что я бегу. Не убегаю - бегу. Как, говорят, некоторым снится, что они летят, как наяву - купание в море, как танец, как вальс - с тобой, в большой зале! - вот, танец, полет, купание, но не танец, а бег. Не утомляющий, а дающий наслаждение, упоение своим телом, упоение запахами, упоение миром, небом, высокими звездами. Вот такой бег. Вот такой сон.
-И что? - осторожно спросила она.
-А то, что это бег не на двух ногах, а на четырех лапах.
Она молчала. Она ничего не понимала. У нас не переводились западное фэнтези, и не перепечатывались старые легенды, а старые сказки она дано забыла.
-Я не понимаю, где здесь я.
-Сейчас, - как же ей рассказать-то?! чтоб и не врать... - Даже сейчас мне снится бег по осеннему лесу. По осеннему! Сейчас зима, а осенью, когда я тогда проснулся, на полу рядом была грязь - высохшая трава... .
-Ты думаешь, что ты - оборотень? - она улыбнулась почти с облегчением, - ну, так у каждого свои недостатки. Я не против. Ты же меня не съешь? Не до конца?
Она улыбалась. Она не верила.
-Была не только трава. Еще - репей. Когда я расчесывался, я наткнулся на репей в волосах. Репей в голове. И я не был загородом, давно не был. А в городе подцепить репей трудно, особенно на голову.
-Пусть... - она улыбалась, она опять была уверена в себе, она предвкушала... ну, что ж... - я буду осторожна в полнолуния. - и она запнулась... она бросила взгляд в окно, но в него порошило снегом.
-Да, сегодня почти полнолуние.
-Но ты же - вот, - опять улыбнулась она. Эта извечная женская улыбка над мальчишескими забавами! Да не буду я оправдываться! Я и так сказал больше, чем хотел. Я только закончу. Кофе - выпито.
-Я сейчас на грани. Я могу войти в оборотничество сознательно или сорваться в него, как в пропасть. Либо я буду управлять зверем, либо он мною. Неконтролируемый сон после неконтролируемого секса в полнолуние, куда уж больше... Я могу завтра утром проснуться в своей постели, а ты останешься здесь, с разорванным горлом, и для меня это будет навсегда. Впрочем, здесь в Белоруссии - в Полесье! - старики еще помнят, чтО надо делать в таких случаях. Я не проживу и полугода.
-Но у тебя же был "неконтролируемый секс"! Две недели назад!
-Нет.
-Что ты мне рассказываешь?! С Веркой!
-Я не том. Это не было "неконтролируемым". И две недели назад было новолуние. И мне не грозит с ней безотчетный сон. И я никогда не оставался у нее. Она мне никто. И я ей... тоже.
-...И ты ей - тоже. И Маринка говорила о том же, а Галя вышла замуж за Сергея и ни о чем не жалеет. Даже о том, что ты не был на свадьбе... Правда, у всех другое мнение о "контролируемости"... - она мечтательно улыбнулась, - а со мной...
Я отставил всторону пустую чашечку.
-Не уходи, а? Приготовь мне еще... такой кофе...- она посмотрела на свою и пододвинула ее ко мне, - Давай, я не буду к тебе приставать, а ты не уйдешь... пока тебе не станет скучно со мной.
Я выдержал паузу. Я, не поднимая глаз, не отрывая взгляда от чашки, сумел вытянуть паузу.
-Откуда ты про них знаешь? Про Веру, про Маринку? Даже про Галю? Это же было 2 года назад... Откуда ты знаешь про них? Про меня?
Все-таки она испугалась, она поверила, что я колебался - оставаться ли, и она ответила.
-У нас тебя зовут Лобо...
-Что?!
-А ты и вправду не знаешь...
-Не знаю - что?
-Ладно... - не торопилась она. Она погладила себе подбородок и повернувшись поглядела в окно. Разлапистые снежинки клеились к стеклу, но я их не видел, я пытался не смотреть сквозь редкую шнуровку платья.
-Ты же обещала!
-Ну, обещала. - она засмеялась мне в лицо, но резко оборвала смех. - Всё-всё, уже рассказываю, Лобо. - И опять замолчала. Но я не торопил ее. Было видно, что теперь она с трудом подыскивает слова. - В женских общежитиях тебя знают, как Лобо.
-Почему меня?! Я... И почему - Лобо? У меня нет стаи... Я - не хищник. И нет Бланки.
- Вот именно, Бланка. Давно уже, года четыре назад ты дрался... - четыре года назад... Неужели ту драку до сих пор помнят?.. - Говорят, их было четверо, четверо парней, зашедших отпраздновать свои победы в первенстве Белоруссии по боксу, и один из них увидел, как за соседним столиком хорошенькая девочка ругалась со своим пареньком... Девочка и впрямь была хорошенькой, паренек - вроде щуплым, водки на столе спортсменов - хватало, а девочки боксеру - нет. И он предложил ей перейти к ним. Девчонка была на взводе да и водочки выпить успела. Ответила она резко... - матом она ответила, матом -У них за столом девицы захохотали, и боксер ответил аналогично. А так как считал себя начитанным, а девчонка - светленькой, то приплел еще и Бланку... - "Я думал, передо мною экзотичная Бланка, а оказалась - обыкновенная блядь" - сказал он. И если уж совсем честно, то он был прав. - и началась драка. Ты положил их всех четверых, всех пробившихся на первенство республики...
Ну, во-первых не всех, в первенстве тогда участвовало шестеро брестчан, и двоих не было, во-вторых, я их знал, они меня - нет, они для меня были боксерами, а я для них - "щуплым пареньком", в-третьих они уже были хорошо навеселе, я - трезв... а в-пятых и в-двадцатых, я понимал, что в кулачном бою у меня против них шансов было... тогда было мало... Ну, если б один на один... или, если бой был бы сейчас, а так... а тогда, я отбил у стула ножки, и они со своими кулаками перестали быть мне соперниками... Они просто не знали, как против этого бороться. И я положил их всех в пару минут.
-...Девочек особенно поразило, что ты ни секунды не колебался. И как ты двигался. Они говорили - как зверь, как волк: ни лишнего жеста, ни лишней паузы. В минуту уложил всех, вернулся к Нинке, дал ей пощечину и вышел. Вот с той драки и прилипло к тебе - Лобо. И ты с тех пор - одна из наших постоянных тем. Как погода. Можно поболтать о том, что надеть в такую жару, а потом посудачить - с кем нынче Лобо. - она опять замолчала и все-таки закончила. - Я к тебе давно хотела подойти, решиться никак не могла... из-за роста. Но тут Верка... Она же только чуть-чуть ниже меня.
Пьянка, свободная девица, свободная комната... новолонуние... Далась ей эта Верка! Нет, пора домой.
-Опять? Не надо... Тебе же не скучно со мною - сейчас, еще? И кофе...
Мы проговорили до рассвета.
В обед у меня был поезд в Ленинград. На Пикассо. И я съездил. И сходил в Эрмитаж. И видел выставку. Вот только не один. Со мною экспозицию осматривала однокурсница... С которой я случайно - случайно! - столкнулся в гостинице. Нет, не Алина - Тамара, ее подруга. Лучшая подруга, ближайшая. И она рассказала мне, что сумасшедшая Алька, та самая Алька, которая 5 лет в институте издевалась над ее, Томиным, долгим ожидание Саши, Алька, при мне не ставившая меня ни во что, Алька, изменявшая мне чуть ли ни у меня на глазах, вот эта Алька "ушла в схиму". Она уже почти 7 лет ждет меня!
И я не знал, верить ли ей... Верить?! 5 лет назад, я поздравлял по телефону однокурсницу с днем рождения, и она, среди пустого трепа сообщила, что Алька залетела, теперь уж точно не отвертится и через пару месяцев выйдет замуж. А спустя еще полгода другая однокурсница сообщила, что "беременность Алички рассосалась". А потом еще! И еще! И еще! Схима!
Но... верил я - Томе! Тома же не Алька! И не Алькины подружки! Вся эта чокнутая компания при старых ведьмах ко лжи относилась с брезгливостью и нетерпимо! Я ни разу! ни разу за шесть лет в институте не ловил ее ни на малейшей лжи! Обманывала? Да! Но делала так, что это я обманывался! Прямая ложь от нее немыслима! - Но... Но интуиция, но всё во мне кричало, вопияло: "Западня!"
"Случайно!" В чужом Ленинграде "случайно" встретить однокурсницу из Москвы!
Да, она тоже поехала на выставку, да, она договорилась об этом со своими друзьями, искусствоведами за месяц до того, да, у нас командировки в Ленинград регулярны, да, я сам попросил Валерика поделиться, но... Но именно на проторенных волчьих тропах и ставят капканы.
И Алина... Не забыл я ее, не забыл! Она - это и первая моя женщина, и первая девственница. Она - это 5 лет жизни, 5 лет моей, нашей юности... И еще один год, который не здесь и не сейчас... И она умела быть... незабываемой... Вон - руку поломала...
Но я уже 7 лет, 7 лет обходился, обхожусь без нее! И без особого труда. И без особой тоски... Вот только... только не осталось в жизни праздника... Я не тосковал по ней - скучал. И соскучился. Как долгой зимой по зелени. Как за эти четыре дня в Ленинграде по Даше.
Дашенька встретила меня. Командировка была на пять дней, я никому не сообщал, когда вернусь, но если встречать все поезда из Ленинграда - это неважно.
Она не кинулась мне на шею, очевидно, давно привыкла соизмерять свои желания со своим ростом, но увидев меня, но увидев мое радостное удивление... Я на какое-то мгновение изготовился ко встрече с тайфуном... Черт побери, я бы устоял!..
При мне был стандартный командировочный набор - то есть ничего лишнего, все в дипломате. Она предложила зайти в кафе.
После хмари Ленинграда пройтись по залитым зимним солнцем улицам старого Бреста было в кайф. Но путь был недолгим - минут 15. За это время я не встретил ни одного знакомого, она - троих. Двое из встреченных девчонок, кивнув, поздоровались с нею, а одна, окинув меня взглядом, вознамерилась поболтать... Безуспешно, впрочем... Мне было не до этих мелочей... "У тебя же голова от меня кружится, у тебя же от меня дыхание перехватывает"... И кружилась голова, и сбивалось дыхание... От постоянных прикосновений ее бедра, от ее беспокойной ладошки, опять спрятавшейся в моем кармане, от случайного касания плечом ее груди... Ох, какое там плечо, грудь! Моя куртка, ее дубленка, кофточка, блузка, комбинация, лифчик... На ней же столько всего надето сейчас! "А я - вот...".
В кафе ее тоже знали: когда мы заказали водку и вино, официант, нисколько не сомневаясь, водку поставил перед ней. Она чуть прикусила губу. Я чуть улыбнулся.
Она и теперь не уклоняла взгляда. И обещала все, и соглашалась на все, и предвкушала все. Ох, как она открыто предвкушала! Как безоглядно соглашалась! В таком взгляде можно было плескаться, словно в черноморском прибое. Но от моря не туманится в голове.
Она нашла коленями под столиком мои колени и прижалась к ним... Мои джинсы, ее толстая юбка, комбинация, теплые гамаши, колготки, трусики... Какие там колени!... При чем там колени... Слои и слои ткани - хлопка, синтетики, шерсти, может быть шелка...
-Дашенька...
-Повтори.
-Дашенька...
-Еще... И больше ничего не хочу слышать, Лобо.
Я вслушался в себя. Странно, ко мне не приставали никакие клички, но при этом слове не возникало внутреннего протеста, неудобства.
-Хорошо, Дашенька...
-Мне тоже... хорошо.
Мы просидели около часа. Она настояла, чтобы я выпил все заказанное вино. Когда расплачивался, официант показал ей глазами на непочатую рюмку водки:
-Иногда мне хочется налить тебе простой воды. Чего каждый раз добру пропадать?
-Пусть она не пропадет, - улыбнулась ему Даша.
-За твою удачу?
-За мою удачу.
-Не пропадет. А ты не пропадешь?
-Уже, - засмеялась она.
-Ничего, сориентируешься, - с непонятным подтекстом утешил он ее.
Я не успел вмешаться. Не блюдя этикета, Даша первой поднялась со стула и, полуобняв, прижавшись к моей спине, перехватила меня. И прочее стала неважным.
А на улице объяснила:
-Я немного занимаюсь спортивным ориентированием. Мы с девочками, бывает, бываем здесь, вот он меня и знает.
Я не стал, объясняться, предлагать, спрашивать - я повел ее к себе. Крошечная прихожая, небольшая спаленка, миниатюрная кухня, зато ванная, горячая вода - цивилизация. Квартиру я снимал уже не первый год, платил чуть дороже, чем за такую принято, и хозяин не цеплялся к мелочам: с кем я, когда я... Тем более, что он давно убедился, хлопот от меня не бывает. Не было.
Поворот ключа, поворот выключателя. В несколько движений снять куртку, сапоги, пододвинуть ей тапочки - она не двигалась, осматривалась...
-И вправду, средневековье какое-то...
Да чего уж там средневекового в ацетатном-то шелке....
Три с половиной года назад у меня появились деньги, и я ушел, наконец, из общаги. В те времена я еще... не то, чтобы ждал, но... если бы... вдруг... каким-то чудом... Словом - Алина всегда мечтала о таких вот комнатах, не обклеенных обоями, а оббитых тканью. Мне оставалось только подобрать расцветку поэкзотичнее. Ну, и по мелочи - нестандартный плафон на лампочку, регулируемый накал сделал сам, резьбу по дереву стенного шкафа, плинтусов и табуреточек сработали ребятишки из дома пионеров: а я с тех пор обеспечиваю их кружок инструментом и заготовками - "в порядке шефской помощи" - отходами ближайшего деревообрабатывающего комбината.... А вот эту картину "Чертополох на болоте" Леша Александрович подарил мне сам. Вторую - "Филин" - я в дар не взял, уговорил принять деньги.
- Где она?
- В спальне.
- Покажи.
- Может, снимешь дубленку? Или так и пойдешь в сапогах?
Я все еще сидел на низкой скамеечке, она чуть поколебавшись пододвинула свою ногу ко мне. Сапоги были высокими, юбка длинной - она наполовину прикрывала голенища... Мне надо было поднять подол. Я и приподнял, медленно и очень аккуратно - до высоты молнии. И так же аккуратно снял другой сапог. А потом начал расстегивать дубленку. Пуговицу за пуговицей. Их было много - четыре.
Она отзывчиво повернулась спиной, помогая снять. И кивнула на дверь:
-Там?
-Да.
-Идем?
-Да.
Она вошла. Картину Даша увидела сразу. Впрочем, не увидеть ее трудно - великовата она для моей комнатушки.
Сумерки, чуть проглядывающая сквозь тучу луна, чащоба, волчья тропа и беззвучно летящий над ней филин. Преизбыток фиолетового, темно-зеленого, темно-багряного. Изломанные края тучи, изломанные сучья, изломанные тени. Я просил Лешку нарисовать меня. Он согласился. А нарисовал это.