Аннотация: Небольшой рассказ о том, что собственное равнодушие порой стоит слишком дорого.
Ну и райончик!
Тьфу ты, черт! Опять на работе задержали. Ехать домой по темноте, а зрение-то уже далеко не орлиное. Снова придется плестись вдоль тротуара. И места во дворе наверняка нет. Еще не известно, где удастся поставить машину. А потом ножками топать до дома. И так уже вторую неделю. Аврал. Жена злиться, в измене подозревает. Уже и не знаю, что делать.
Одно хорошо: пробок нет, дорога спокойная. Правда, лихачей в это время встретить проще простого. Нужно быть осторожнее. Вот, несется, проскочил перекресток на красный, хорошо я вовремя его заметил, притормозить успел. Да и как такого не заметить, летит, рычит. За три квартала слышно.
А вот и мой поворот. Ну, так и есть, машину поставить негде. Придется кружить по дворам, искать место. И когда получится купить нормальный гараж? А, никогда уже, наверное. Они сейчас стоят столько же, сколько квартира. А нам еще Кате с жильем помогать. Взрослая она уже. Невеста почти, красавица. Вот институт закончит...
Ну вот, пришлось ставить машину аж в трех домах от своего. Идти
теперь по темным переулкам. А дома жена. Эх, так хочется прийти домой, чтоб ужин был, чтобы жена встретила, пожалела. Ага, сейчас, пожалеет она. Опять допрос устроит: 'Где был? Поему так поздно? Как ее зовут?'. А потом причитать полночи будет...
Ну и райончик у нас, вот, опять какая-то бомжиха уснула посреди дороги. И не обойти, по бокам лужи, перешагивать придется.
― Помоги... ― еле слышно бормочет пьянчужка.
Ага, щас, разбежался. Делать мне больше нечего, как со всяким отребьем возиться.
Все, осталось немного. Вот мой дом, два подъезда, три этажа и я прибыл. Где же ключ-то? Ох и райончик! Вон на подъезд дальше два парня девчонку зажали. И чего эти дуры по ночам шляются? Ладно, покуражатся и отстанут. А будут наглеть, закричит, кто-нибудь да поможет.
А вот и ключ. Осталось шестьдесят ступенек.
***
Вопреки ожиданиям Николая, жена не стала его ругать, а только обеспокоенно спросила:
― Ты Катюху не видел? Двадцать минут назад позвонила, сказала, что из магазина за углом выходит. Тут идти три минуты, а ее все нет. Наверное, что-то случилось.
― Да погоди ты накручивать себя. Встретила, поди, кого-нибудь, да стоит, болтает. Скоро придет. Ты лучше меня накорми.
И Николай устремился на кухню. Пока они разогрели ужин, пока поели, прошло еще сорок минут, а Кати все не было. Тут уже и отец забеспокоился. Набрал ее номер, но мобильник не отвечал.
Он хотел идти ее искать, район-то и правда у них беспокойны.Но тут в замке повернулся ключ и дверь открылась. На пороге стояла Катя. Куртки на ней не было, кофта и юбка разорваны, руки в синяках, а лицо в слезах:
― Папа, папочка...
Дочь шагнула через порог и упала отцу на руки.
Всю ночь Татьяна просидела над плачущей дочерью. А Николай сидел на балконе. Сидел и курил. И думал: 'До чего же мы стали равнодушные... Да чего уж там, бездушные стали. Я же прошел мимо собственной дочери и тех двух подонков, которые ее... Господи, какая же я сволочь. А ведь мог помочь. Равнодушие... И она ведь наверняка кричала, просила помочь... Но никто... Никто... Равнодушие'.
А утром, пока жена с дочкой собирались в травмпункт и полицию, Николай увидел в новостях сюжет о том, что в их районе прямо на улице от сердечного приступа умерла женщина.