Петр шел по темным аллеям, вдыхая пряный ночной воздух. Какое это наслаждение просто идти вперед и ни о чем не думать, не уворачиваться от вечно спешащих людей и самому никуда не спешить. За это он и любил ночь. За тишину и покой. За прохладу и свежий ветерок. За одиночество.
А уж ночная прогулка в чужом городе, где ты ничего и никого не знаешь, где ты можешь немного поплутать, старательно игнорируя карты, а потом все же включить навигатор и выйти на людную улицу, ― это просто волшебное ощущение. А Будапешт ― это волшебный город.
Он ушел уже достаточно далеко от шумных улиц, и вокруг было действительно тихо: только шуршание листвы на ветру, только шорох собственных шагов. Мерцание звезд, которое, казалось, тоже можно было услышать: такой нежный, едва заметный звон, словно среди ветвей затерялись маленькие серебряные колокольчики. Или плачет кто-то совсем рядом.
Плачет?
Петр остановился так резко, словно споткнулся. Рядом действительно кто-то плакал. Точнее, даже скулил тоненько, на одной ноте. С минуту он оглядывался, пытаясь понять, откуда идет звук, а затем кинулся к цветущим зарослям незнакомого кустарника.
Только оббежав заросли пару раз он заметил за одним из кустов смутный силуэт: кто-то свернулся калачиком и плакал. Фигурка миниатюрная, руки и ноги тонкие... Неужели, ребенок? Да откуда бы ему тут взяться в такое время? Петр сел на корточки и присмотрелся. Нет, это не ребенок, просто очень миниатюрная девушка. Господи, что же с ней случилось? Крови или ран вроде не было, да как разберешь в темноте?
Девушка продолжала плакать, словно и не замечала приблизившегося мужчину. Он тронул ее за плечо, та вздрогнула, вскинула на него глаза, всхлипнула и разрыдалась теперь уже в голос. Ну и что с ней делать? Вызывать полицию? Или сначала разобраться, что с ней случилось? Он прижимал девушку к себе, гладил ее по спине и бестолково повторял:
― Тише-тише, все будет хорошо...
Так они просидели на траве несколько минут. А потом Петра вдруг осенило: хоть на дворе и лето, но уже глубокая ночь, и ветерок был ощутимо прохладным. Сам он был одет в легкую куртку, на девушке же было только легкое платье. Она явственно дрожала, хотя трудно было понять, от слез или от холода. Сняв с себя кутку, Петр торопливо накинул ее на плечи девушки. Она снова посмотрела на него. Глаза черные, словно космос, и поблескивают точно также, отраженными звездами. И не скажешь, что она только что плакала. Да и не место ей здесь: на траве под кустом посреди парка. Приодеть бы ее, обогреть как следует. Умыть.
Петр пришел в себя уже на полпути к дому, в котором снял квартиру. Девушку он нес на руках, нежно прижимая к себе, словно боясь уронить или поранить. От ее волос исходил приятный, терпкий, но совершенно незнакомый аромат. Черт, он же в полицию звонить собирался! Не надо было ее из парка уносить. Вдруг там что-то важное осталось, что поможет поймать тех кто... Черт-черт, он даже не знает, что с ней, бедной, случилось.
― Ты как? - спросил он на английском. Только бы она знала язык. - Надо в полицию позвонить.
Девушка энергично замотала головой.
― Ты кого-то боишься?
Она замерла, словно обдумывая его слова, затем снова мотнула головой: нет, не боится.
― Ну и что с тобой делать? - Петр озадаченно остановился. Вот куда теперь с ней? Домой или обратно в парк? Ладно, чего уж, ушли, так ушли. Сейчас домой, накормить, отогреть, а там разберемся. ― Ты говорить-то умеешь, или немая?
― Умею, ― осторожно проговорила девушка на английском. В отличие от Петра, ее английский был чистым, без акцента. Неужели, англичанка или американка? ― Мне холодно.
― Сейчас, уже недалеко. Что с тобой случилось? Тебя... ― как спросить-то о таком, чтобы не напугать, не напомнить? - Что ты делала в парке?
― Я... Я заблудилась.
― Это как?
― Ну, вот... Я впервые в Будапеште. Только приехала. Хотела квартиру снять, но сначала решила прогуляться. Здесь красиво очень, и город такой большой. А потом какие-то мальчишки вырвали у меня сумочку, а там и телефон, и карты. Я попыталась их догнать, какое-то время потеряла по улицам, но потом потеряла из виду. Осмотрелась, и не смогла понять, где я. Какие-то окраины, на улицах пусто, а если и попадаются люди, то какие-то неприветливые, угрюмые. Я не решилась к ним подходить. К парку вышла уже ночью...
― А как тебя зовут?
― Маришка.
― Петр. Вот мы и пришли, он кивнул головой в сторону небольшого дома, к которому они подходили. Возле подъезда он поставил девушку на ноги, вынул ключ и прижал его к замку. Тот пискнул, открывая дверь.
Пять невысоких ступенек, первый этаж, налево. Он открыл дверь и отошел, пропуская странную гостью.
― Прошу. Сейчас чай поставлю, ванну тебе наберем горячую. Согреешься, умоешься. А там подумаем, что с тобой делать. Может, денег дам на первое время, а там с родными свяжешься.
Спустя полчаса Петр таки упихал свою гостью в ванную, а сам колдовал на кухне. На столе постепенно появлялись кружки, чайник, пачка с чайными пакетиками и банка растворимого кофе, блюдце с вареньем, купленным утром, сахарница, хлеб... Что бы еще поставить? А, больше и нет ничего. Ел он в основном в кафе и ресторанах, не хотелось тратить отпуск на готовку.
Скрипнула дверь в ванной, и на кухне появилась Маришка в его растянутой футболке и спортивных штанах. И как они держатся на ее худых бедрах? Волосы замотаны большим банным полотенцем. Она смотрелась так нелепо уютно. Петр даже начал обдумывать, что утром ей надо будет купить халат.
― Отогрелась?
― Угу, ― кивнула девушка, подошла к столу и села на придвинутую к нему табуретку.
― Тебе чай или кофе?
― Чай.
Петр бросил в чашку пакетик заварки и залил его кипятком из чайника.
― Вот, ешь варенье. Извини, серьезнее ничего нет.
― Я только чай, ― улыбнувшись, ответила Маришка. Взяла чашку, вдохнула горячий пар, напоенный ярким ароматом. ― А что ты делал в парке так поздно?
― Искал, кого бы спасти от заблуждений.
Маришка удивленно уставилась на Петра, потом поняла, что он шутит. У нее был легкий, звенящий смех.
― А если серьезно? ― отсмеявшись, продолжила она.
― А если серьезно, то я просто гулял. Хорошо же: тишина, покой, одиночество...
На последнем слове девушка встрепенулась, отвернулась к окну. Какое-то время она молчала, а потом спросила:
― Что ты знаешь об одиночестве?
Кажется, ответа странная гостья не ждала, но настроение у нее явно испортилось. Петр так и не нашелся, что сказать. В ее глазах промелькнула такая тоска, такая боль...
― Ты спать, наверное, хочешь? Ты пей пока, я сейчас расстелюсь.
Маришке Петр постелил на своей кровати, а для себя вынул из шкафа матрас. Он еще в первый день осмотрел все в квартире и с удивлением нашел это чудо. Вот уж не думал, что он ему пригодится.
Допив чай, девушка молча зашла в комнату, осмотрелась и присела на кровать.
― Ложись, там все чистое: и простынь и наволочки. Специально для тебя достал. А что с тобой делать, утром разберемся.
― Фонарь в окно светит. Мешает, ― сказала Маришка, и Петр послушно задернул шторы поплотнее .
Она молча улеглась и зарылась с головой в одеяло.
― Спокойной ночи, ― буркнул Петр и тоже лег.
Петр проснулся перед самым рассветом. Спать хотелось невыносимо, но что-то его тревожило. В нос ударил терпкий запах волос Маришка, как тогда, когда он нес ее на руках домой. Он резко развернулся на спину. Девушка сидела рядом, склонившись к самому его уху. Теперь он слышал ее сбивчивое дыхание.
Как она прекрасна! Он видел это с первого взгляда, но совершенно не думал об этом, да и как можно было? Ведь она попала в беду, какая разница, хороша ли она собой? Но сейчас, когда ей уже ничего не угрожало, когда она была так близка и так удивительно прекрасна... Он просто не удержался: вскинул руки, обнял ее и притянул к себе. Сначала Маришка попыталась сопротивляться, смотрела на него удивленными глазами, но потом сама потянулась к Петру и поцеловала его, нежно и страстно одновременно. Ее губы были мягкими и, почему-то, прохладными. Но об этом Петр думать уже не мог.
Через какое-то время он снова заснул, прижимая к себе запыхавшуюся Маришку, и думал о том, что, кажется, влюбился. И еще у него совсем нет времени, чтобы познакомиться со странной девушкой поближе, ведь со дня на день он должен был возвращаться в Россию. Но, в конце концов, они могут переписываться, ездить друг к другу в гости. К тому же Петр давно мечтал уехать из России, почему бы и не в Будапешт?
Смешно, он ничего не знает о ней, а уже раздумывает о переезде в другую страну. Нет, это просто эйфория от необычной встречи и хорошего секса. Но телефон и адрес у нее взять все же стоит. А там, чем черт не шутит...
Подушка еще хранила запах ее волос, но самой девушки рядом с ним уже не было. С кухни раздался щелчок выключающегося электрического чайника.
― Маришка, ты там завтрак, что ли, готовишь?
Никто не ответил. Шторы в комнате были отдернуты, и в окна лился яркий утренний свет. Петр с довольной улыбкой потянулся, встал и пошел на кухню, искать свою ночную гостью. Но вместо нее нашел на кухонном столе записку. Нет, целое письмо. Неужели, она сбежала от него? Но почему? Ничего не понимая, он схватил листок бумаги. Почерк у Маришки был ровный, мелкий, очень аккуратный.
"Доброе утро, Петр. Я должна перед тобой извиниться. И, пожалуй, не один раз. За обман, за свои намеренья, за то, что вот так исчезаю. Но поверь, так для тебя же будет лучше.
Конечно, я не собиралась спать с тобой, ни этой ночью, ни когда-либо потом. Ты совсем неправильно истолковал мое поведение. Нет, не подумай, ты мне понравился, иначе ничего бы не вышло. Но к тебе я пришла не для того, чтобы соблазнить. Вовсе не для этого. Я собиралась убить тебя. Я была голодна. Да и сейчас, когда я пишу это, голод терзает меня. Но утолять его я не буду, это бессмысленно. Спи спокойно.
На самом деле я вампир. Не думаю, что ты веришь в этих созданий, но ты совершенно точно знаешь, что мы такое. Читал, смотрел... Я заглянула в твой разум. Да, я вампир. Но это не самая большая моя трагедия. Гораздо хуже то, что я вампир одинокий.
Мы жили в поместье под Будапештом. Мы ― это небольшая семья, если можно так назвать, вампиров. Нас было трое: хозяин и две невесты. Хозяин и вторая женщина были много старше меня, а я... Новообращенная. Только училась охотиться и питаться. Только училась принимать себя такой, какой стала. Училась не считать себя чудовищем. И знаешь, у меня почти получилось. Почти...
Но однажды в наше поместье ворвались разъярённые люди. Девятнадцатый век ― век технологического прогресса и презрения к суевериям. Уверена, в другое время они не отважились бы на такой шаг. Тогда же такое было вполне возможно. Более того, как я теперь понимаю, это происходило по всей Венгрии и Румынии. Быть может, нас стало слишком много? Быть может, людей... Не знаю.
Мой хозяин спрятал меня, пользы от меня все равно никакой: погрузил в транс, положил в гроб и унес на кладбище, в склеп, который принадлежал его семье, когда он еще был человеком. А сам со второй невестой, более опытной и сильной, остался защищать поместье.
Скорее всего, они оба тогда погибли. А я проспала более ста лет, и проснулась только недавно. Выбраться из склепа труда не составило. А что было делать дальше? Вспоминать так и незакрепленные навыки и спасать свою жизнь? Я так и собиралась сделать.
В том парке я ждала не спасителя, а жертву. У меня даже получилось подчинить тебя ненадолго. А убить не получилось, я так и не смогла смириться с этой необходимостью. К тому же ты мне понравился. Такой добрый, доверчивый. Заботливый. Но даже если я тебя обращу, ты не сможешь стать мне хозяином. А я быть госпожой не готова... Будь я постарше, поопытнее... Нет, все равно, не желаю я тебе такой судьбы. Да и себе не желаю. А потому ухожу. Ухожу навсегда.
Хочу в последний раз увидеть солнце!".
Петр отложил листок в сторону. И что теперь с этим делать? У Маришки странное чувство юмора. Не хотела продолжать общение, так просто ушла бы молча,или оставила обычную в таких случаях записку: прощай, не ищи. Или... Вдруг она сумасшедшая, и действительно считает себя вампиром? Тогда куда она могла пойти? Найти бы ее... Или лучше не связываться?
Да, выкинуть ее из головы и не вспоминать, так будет лучше всего! Послезавтра он вернется в Россию, и думать забудет об этой Маришке.
Он достал кофе, щедро сыпанул ароматный порошок в чашку и залил кипятком. Заботливый... Она вон тоже... Заботливая. Чайник для него вскипятила. Стоп, все, не думать о ней. Ушла, и ушла! Сделав глоток, он расправил поникшие было плечи. Сегодня нужно еще столько всего сделать, столько осмотреть!
Нарочито бодрым шагом Петр вернулся в комнату. Яркое солнце залило ее своими лучами.
"Хочу в последний раз увидеть солнце!".
Ну конечно, вампиры ведь не могут находиться на свету. Чушь! Точно сумасшедшая. Петр раздраженно задернул шторы, поставил кофе на стол и развернулся. Надо было убрать матрас и постель.
На кровати валялись футболка и спортивные штаны, на стуле рядом висело легкое платье Маришки, на полу, у самых ног Петра, лежала внушительная куча пепла. А в воздухе все еще чувствовался тот самый запах... Только сейчас Петр вспомнил, что так пах ладан.