Аннотация: Текст написан на конкурс "Такая любовь".
"Работа есть работа" ― вертелось в голове у девушки, которая сидела на краю крыши. Сейчас она наблюдала за следующей своей "жертвой", которая прогуливалась по рынку. Это был коренастый мужчина лет двадцати пяти в дорогом костюме. Он был чиновником, и при виде его люди расступались, а некоторые даже кланялись, но вслед нередко смотрели со злостью или недовольством. Нет, человек он неплохой, но жесткий и требовательный. А это не всем нравится.
Подойдя к одной из лавочек, он взял с прилавка красное яблоко и покрутил его в руках.
― Эй! ― послышалось из-за прилавка. Оттуда поднялся сутулый толстяк, который был неплохо одет. Видимо, торговля продвигалась хорошо. Как только торговец увидел мужчину, тон его голоса изменился. ― Прошу прощения, Господин Генрих, я вас не приметил, ― выслуживался он перед чиновником.
Глазки продавца бегали в разные стороны, Генрих, как ни старался, не мог поймать его взгляд. Это насторожила опытного чиновника, он начал осматривать прилавок, и точно, под спелыми и сочными фруктами лежала откровенная гниль. Вынув несколько порченных яблок, Генрих гневно посмотрел на торговца.
― Что это?!
Хозяин прилавка с грустью посмотрел на чиновника, сунул руку в мошну и протянул Генриху несколько полновесных монет:
― Всего лишь несколько испорченных яблок, я уберу. Остальные же в порядке, так ведь, господин Генрих?
Видимо, он впервые приехал торговать в город, и не знал о принципиальности чиновника. Смысла разговаривать дальше Генрих не видел.
― Собирайте вещи. Я прослежу, чтобы вы больше никогда не получили права на торговлю в нашем городе!
― Вам нужно больше? Но это же грабеж!
― Мне не нужны деньги, не искушайте судьбу. Я мог бы бросить вас в темницу!
Развернувшись, Генрих пошел дальше по овощному ряду. Корзина постепенно заполнялась фруктами. О нечистом на руку торгаше мужчина, видимо, больше не вспоминал. А зря.
Заправив за ухо седую прядь, девушка двинулась по крышам домов, не выпуская из виду молодого мужчину с увесистой корзиной. Судя по направлению, Генрих шел не домой, поэтому было очень важно не потерять его. Девушка легко перепрыгивала с крыши на крышу, чего точно не смог бы сделать обычный человек. Вперед она практически не смотрела, боясь потерять свою цель: по случаю праздника улицы города были забиты толпами горожан. Найти в такой толчее нужного человека было бы сложно. Она и так много времени потратила, разыскивая его на рынке.
Очередной прыжок, несколько шагов... Резкий толчок и громкий вскрик. Вскинув голову, девушка увидела перед собой молодого парня, перемазанного сажей. Трубочист. Надо же было им столкнуться именно сейчас! Махнув рукой перед глазами парнишки, девушка стерла ему память о последних минутах и тут же перескочила на следующую крышу. Всмотревшись в городские улицы, она поняла, что потеряла жертву.
Ей показалось, что на одной из улиц мелькнула знакомая спина, и девушка бросилась туда. "Спину" она нагнала буквально за несколько прыжков, но тут же поняла, что это не тот, кто ей нужен. И как теперь искать его? Она села на крышу, свесила ноги и попыталась вслушаться в город. Порой, мир сам помогал ей, посылая знаки и весточки.
Вот и сейчас она вдруг услышала знакомый голос. Тот самый, что гневно отчитывал торговца фруктами. Но сейчас он звучал совсем иначе: нежно, тягуче, мелодично. Мужчина пел. Красивый голос, красивая песня... Девушка даже заслушалась, хотя особой сентиментальностью никогда не отличалась, как и все, подобные ей. Но очень уж не вязалась песня с тем образом, что она успела составить для себя.
Голос звучал совсем рядом, буквально в соседнем доме, на верхнем этаже. Перебравшись на нужную крышу, девушка свесилась с нее и аккуратно заглянула в окно. Точно, он: те же карие глаза, темные волосы, заостренные черты лица. И корзина с продуктами, вот она, на столике стоит. Вот только одет мужчина был иначе. Неужели, так быстро переоделся?
***
Мужчина поперхнулся, взял со столика стакан с водой, сделал пару глотков и вернул его на место. Взглянув в окно, он увидел, что там промелькнуло что-то серое. Потерев глаза, он снова посмотрел в окно, но там уже ничего не было.
В комнату вошел еще один мужчина. Он был копией того, который лежал в кровати: лицо, волосы, глаза, тело ― все у них было совершенно одинаковое. В том числе и дата рождения. И оба пошли лицом в мать, которая была знатной красавицей в свое время. Мужчины сворачивали шею, когда она проходила по улице. Многие ей предлагали руку и сердце, обеспеченную жизнь, выполнение любых желаний, но ни одному Мира не ответила согласием. Ее сердце было уже занято. Мужчина-музыкант, который выступал в местном театре и завораживал всех, без исключения, своим голосом. Мира слышала его лишь однажды, но он поразил ее до глубины души. Он не был писаным красавцем: немного неказист, низковат, с блеклыми, не запоминающимися чертами лица, но душа его прекрасна, а именно душу Мира чтила превыше всего.
Следующая их встреча оказалась последней: музыкант покинул город, а у Миры появились Кристофер и Генрих. Девушке оставалось только радоваться, что у нее осталась его частичка.
― Что там? ― спросил Генрих и поставил поднос с луковой похлебкой на колени брата.
― Не знаю, мелькнуло что-то, наверное, показалось, ― медленно проговорил мужчина и повернулся к брату. Тот пожал плечами.
― Птица, наверное. ― Генрих еще раз кинул взгляд в окно и, оседлав стул, поглядел на Кристофера. ― Сегодня, вижу, даже голос пробился. Выздоровел, что ли, уже? Тебе что сказал врач? Молчи в тряпочку. А ты тут баллады распеваешь. ― Генрих любил своего брата и заботился о нем. Хоть они и жили раздельно, но Генрих часто навещал его, ведь тот не мог и стоять-то ровно, не то что ходить. Кристофер был неизлечимо болен, и ему с каждым днем становилось все хуже и хуже.
― На улице сегодня шумно, праздник какой?― сделав глоток, спросил Кристофер.
― Да, наверное, ― неуверенно ответил Генрих. ― Да у нас каждый день праздник, тут и удивляться нечего.
Мужчины засмеялись и продолжили разговоры на самые разные темы.
***
Пока снизу раздавалось сразу два голоса, девушка продолжала выжидать на крыше, но вот хлопнула дверь, а хозяин комнаты снова запел. Песня была другая, но не менее красивая. Мужчина пел о девушке, ждущей своего милого с войны, и о солдате, который пал на поле боя и не вернется к любимой. Девушка могла бы рассказать много таких историй, ведь она не раз сталкивалась и с войнами, и с самоубийцами.
Но она никогда не могла понять этого. Все они смертны, и все знают об этом. Смерть ― часть жизни, ее закономерный итог. Так чего плакать, горевать или накладывать на себя руки? Но песня была красивая, и она решила дослушать до конца. Девушка даже усмехнулась своему решению: никогда прежде такой чувствительности она за собой не замечала.
Мужчина снова не допел. Жестокий приступ кашля скрутил его, не давая закончить. Девушка снова свесилась с крыши и заглянула в комнату. Рука мужчины судорожно шарила по столу в поисках стакана. Нашел, кое-как сел и сделал несколько жадных глотков. А затем поднял глаза и увидел не званную гостью. Встретившись с ним взглядом, девушка от неожиданности вскрикнула и разжала руки, после чего сверзилась с крыши прямо на подоконник.
Проморгавшись, хозяин комнаты спросил:
-Ты кто?
Девушка впервые за все время оказалась перед своей жертвой неожиданно для себя. Немного отдышавшись после падения, она соскочила с подоконника, поправила серый бесформенный балахон и с улыбкой ответила:
― Жнец Смерти.
― За мной? А я надеялся оклематься. Пошли?
― Нет, погоди, сначала допой ту песню, красивая очень. И хочется узнать, чем все закончилось.
― Неужели, Жнецам интересны людские песни и страдания? Вы ведь бездушные, как утверждают жрецы, ― мужчине было интересно узнать немного перед тем, как он умрет.
― Все враки. У нас есть чувства, просто нас учат контролировать. Ну пой же давай! ― ей хотелось поскорее услышать голос, который ей так приглянулся.
Кристофер улыбнулся и запел. Его голос был проникновенен и прекрасен. Он достался ему от отца, которого он никогда не видел и даже не пытался узнать у матери ничего о нем. Мать его любила, а значит, он был хорошим человеком. Этого братьям оказалось вполне достаточно. Матери было сложно растить их одной, а еще выслушивая сплетни за спиной, но эта сильная женщина смогла дать им главное: любовь и воспитание.
Братья выросли очень непохожими: один, Кристофер, ― драчун и романтик, второй, Генрих, ― спокойный и рассудительный. Хоть Генрих иногда был жестче, но такой же принципиальный. Он не давал своим подчиненным спуску, у него все было под контролем. И это позволило ему занять довольно высокую должность.
Песня закончилась, как и ожидала девушка, самоубийством героини.
― Почему она так сделала?
Кристофер задумался, не зная, как ответить.
― Ну, она любила его, не могла без него жить. Хотела побыстрее встретиться с ним в загробном мире.
― Не понимаю. А ты бы тоже так сделал, если бы твоя женщина умерла?
― Не знаю, я еще никогда не любил по-настоящему. Вот моя мама, она любила. Но когда отец ушел, она не стала убивать себя. Может, потому, что уже знала, что у нее будут дети от любимого мужчины?
― Дети... Дети ― это, наверное, хорошо.
― А у тебя есть дети? ― Кристоферу казалось странным спрашивать об этом Жнеца, но узнать о них побольше очень хотелось.
Девушка усмехнулась, откинула седую прядь со своего лица и сказала:
― Посмотри в мои глаза, как думаешь, многие захотят хотя бы приблизиться ко мне? А уж если узнают, что я ― Жнец... На меня никто никогда не смотрел, как на женщину.
― Зря! Ты красива.
Девушка вздрогнула.
― Ты, правда, так считаешь?
― Ну конечно, зачем мне врать?
― Не знаю, может, ты пытаешься меня очаровать и разжалобить.
― Глупости. Я солдат, воин. А настоящий воин не будет бежать от своей смерти. Смерти нужно смотреть в глаза. Тем более они у тебя такие необычные.
Глаза у девушки, и правда, были не такими, как у человека. Абсолютно белые, без радужки. И лишь в центре зиял красный зрачок. Ей и в голову не приходило, что такие глаза могут показаться кому-то красивыми. Она смутилась, а Кристофер продолжил:
― У тебя очень печальный и глубокий взгляд. Он притягивает и завораживает. Как тебя зовут? Должно же у тебя быть имя.
― Йола, ― еще больше смущаясь, ответила девушка. ― Но меня редко зовут по имени.
― Йола... Красиво. Я хотел попросить, можно я, перед тем, как ты заберешь меня, попрощаюсь с братом? Ему будет больно, если мы не успеем проститься. Точнее... Больно-то ему будет в любом случае, но мы оба догадывались о таком исходе. А вот прощание... Можно?
Только Йола хотела что-то ответить, как на лестнице раздались тяжелые шаги. Дверь распахнулась и в комнату вошел Генрих.
― Я забыл у тебя...― он взглянул на гостью. ― А это кто еще? ― Генрих не сразу ее разглядел. Он искал оставленную вещь, и нашел ее. Это был небольшой кинжал, который он часто забывал у брата, но никогда не возвращался за ним, а вот сегодня вернулся.
-А... А?― Йола чуть не открыла рот от удивления. Сходство мужчин поразило ее. ― Так вас двое?
-В смысле, двое? ― Генрих обернулся и взглянул прямо в глаза девушке. Его насторожило, или даже немного напугало то, что они такие...
― Что с твоими глазами? ― не постеснявшись, спросил мужчина.
― Я ― Жнец Смерти.
У Генриха сразу сердце ухнуло вниз. Он не думал, что это случится так скоро. Так хотелось верить, что им удастся вылечить недуг Кристофера, и они снова смогут гулять, как они это делали, когда были маленькими.
Он подскочил к брату почти инстинктивно.
― Ты не заберешь его у меня!
Йола была спокойна. Немного придя в себя, она подняла глаза на братьев.
― А я, получается, и не за ним пришла, а за тобой, ― ее взгляд остановился на Генрихе...
Тут уж взвился лежащий на кровати Кристофер.
― Как?! Но ты же сказала... Я не отдам его!
Девушка с удивлением смотрела, как этот ослабленный долгой болезнью человек выползает из кровати и пытается встать между ней и ее жертвой. Она вспомнила песню, спетую Кристофером, вспомнила, сколько раз ей приходилось забирать тех, кто решил пойти за умершим в загробный мир.
― Сиди уже, ― Генрих оттолкнул брата себе за спину, обратно на кровать. ― Лучше меня, чем тебя.
Девушка переводила взгляд с одного брата на другого. Они так любят друг друга. Но она должна забрать Генриха. Работа есть работа. Но как же после этого будет жить Кристофер? И будет ли? И уж точно он никогда не споет ей своих замечательных песен, если она заберет его брата. Что же делать?!
Руки Генриха потянулись к кинжалу, который он только что повесил на пояс.
Это и вовсе было уже смешно. Надо заканчивать это, пока он не наделал глупостей.
― Я не буду никого из вас забирать! ― она сказала это четко, громко, чтобы ее точно услышали. Повернувшись к окну, девушка уселась на подоконник.
― Йола! ― голос Кристофера раздался неожиданно. ― Ты вернешься?
― Когда-нибудь Смерть придет за каждым.
― Да нет. Я не про это... Я... знаю еще много песен. И не только про смерть.
По лицу девушки разлилось непривычное тепло. Неужели, она покраснела? Неужели, приглашение молодого мужчины так волновало ее?
― Я вернусь, ― ответила она, вскочила на подоконник и через мгновение исчезла.
Через несколько минут братья очухались и с вопросом: "Что это было?" присели на край кровати.
-Ко мне ― я понимаю, но к тебе...― озадаченно пробормотал Кристофер.
-Да...меня чуть не убили сейчас. Я вышел от тебя, и на меня тут же кинулся кто-то с ножом. Я просто не успел бы увернуться, но меня спас случайный прохожий. Он случайно толкнул нападавшего... тот неудачно упал. Вот я и вернулся за кинжалом, а то вдруг что, ― ответил Генрих. ― Мне, кажется, пора, ― мужчина помог брату вернуться в постель и, попрощавшись с ним, ушел.
Слушая тяжелые шаги брата на лестнице, Кристофер сдерживался из последних сил. Скрип двери на первом этаже слился с хриплым кашлем. Мужчина приложил платок, который лежал у подушки, ко рту и, прокашлявшись, взглянул на него.
Кровь.
Добрая часть платка была алой, и мужчина, быстро свернув, кинул его в мусорку, которую потом выносит помощница Генриха.
***
Девушка находилась в ином измерении, не там, где живут обычные люди. Кое-кто называет это место Чистилищем. Конечно, есть множество других названий, но Чистилище нравилось Йоле больше всего. В огромных коридорах было не очень светло, но можно было рассмотреть множество высоких деревянных дверей. Некоторые двери вели в кабинеты и архивы канцелярии смерти, какие-то ― в людские города, остальные ― в самые разные измерения, вроде рая, ада, Валгаллы, Хеля, Аида... Каждому по вере.
Вот и сейчас за одной из этих дверей говорили на повышенных тонах седовласая девушка и ее начальник, который выглядел раза в два старше девушки и все с такими же седыми волосами. Издержки профессии, если так можно сказать в этом случае.
― Почему вы не сказали мне, что их двое?! Я могла бы забрать не того! ― громким голосом произнесла она и стукнула кулаком по столу, да так сильно, что тот тихо скрипнул.
― А чего вы мне тут, дамочка, кричите? Таких, как вы, у меня за день тысячи, а я один. Это вы виноваты, что перепутали их, ― мужчина привстал и оперся на стол. ― Вы виноваты, вы и разбирайтесь, ― спокойно ответил он и пошел к полке с документами. ― Идите. Мне работать надо, ― мужчина указал на дверь, давая понять, что не намерен продолжать разговор.
Йола фыркнула и, громко цокая каблуками, вышла из кабинета. Оказавшись в коридоре, она начала думать, что же делать дальше. Первым делом нужно разобраться с собой, со своими чувствами. С чего ей вообще вздумалось жалеть людей? Все равно все они умрут, рано или поздно. Какая разница, когда именно? Умрет один ― родится другой.
Она медленно шла по длинному коридору, встречала своих коллег и видела, как они бегут и спешат куда-то. У каждого были свои дела, и все торопились их закончить. Вечная суета, совсем как у людей.
У Йолы сегодня свободный день, так как еще неделю назад она перевыполнила план, предоставленный руководством. Поэтому она решила вернуться к Кристоферу и попросить его спеть новую песню.
***
Земное время течет совершенно по-другому,по сравнению с Чистилищем, поэтому Йола оказалась на крыше Кристофера лишь через пару дней. Она взглянула на горизонт. Солнце уже садилось и от моря оно красиво отсвечивало алым. Смерти понравился закат, она даже позволила себе улыбнуться. Поймав себя на этом, она посерьезнела. Девушка подумала, что распустила себя и начала проявлять чувства. С чего бы, ведь раньше такого не было.
Йола только хотела зайти к Кристоферу, как увидела его, стоящем у окна. Он вглядывался вниз. Его взгляд был отрешенным, и девушка почувствовала запах смерти. "Он хочет спрыгнуть? Но здесь же второй этаж...он же лишь покалечится". Недолго думая, она спрыгнула с крыши и влетела в окно так, что опрокинула Кристофера на пол.
Пару секунд он приходил в себя, а потом заговорил:
― О, это снова ты. Все же хочешь меня забрать?
-Ты хотел прыгать. Почему? ― строго спросила Смерть.
― Я...― поэт немного помедлил, ― я не хотел обременять брата. Он заботится обо мне и ему это очень мешает в работе. Потом же он пашет, сутками не вылезая из своего кабинета. А я что? Я... камень на его шее. Если я умру, всем будет только лучше, ― мужчина закрыл рукой лицо, но Йола увидела пару слезинок на его щеке.
Она не знала что делать. Девушка впервые оказалась в такой ситуации. Глубоко вздохнув , она убрала его руку,смахнула слезы со щеки и взглянула в глаза.
― Почему вы, люди, не бережете данную вам жизнь? Ведь живете один раз...и все равно многие кончают жизнь самоубийством. Все что вам дано, так это ваша жизнь. Жизнь надо беречь, не отказываться от нее. У того, кто не бережет жизнь, могут отобрать и смерть. Я уже не смогу никогда умереть, а иногда этого так хочется, ― глаза девушки расширились. Казалось, что она вспомнила что-то, что очень давно забыла. ― Вот так прыгнуть с колокольни и разбиться. Как тогда... ― Йола прикрыла рот рукой и замерла. Неужели, и она когда-то... Так вот откуда "обязательный срок". Всхлипнув, она продолжила. ― А тут эта работа... Теперь я забираю души и провожу их в загробный мир. Я видела столько смертей, что ты себе просто представить не можешь, ― девушка помогла подняться Кристоферу и посадила его на кровать. Присев рядом с ним, она продолжила. ― Живи и все будет хорошо!
Кристофер удивленно смотрел на Йолу. Кажется, с ней что-то произошло. Создавалось ощущение, что она сейчас расплачется. Но сделав глубокий вздох, девушка, видимо, взяла себя в руки. Всего миг, и на него смотрели совершенно спокойные, удивительные глаза посланницы смерти.
― А теперь спой мне. Ведь твои песни так прекрасны, ― девушка даже улыбнулась. Она впервые улыбалась человеку и сама немного удивлялась этому.
― Хорошо, ― ответил он и запел. В этот раз песня была о любви девушки из знатного рода к обычному подмастерью. И, в отличие от предыдущей, закончилась она относительно благополучно. Во всяком случае, никто не умер. Влюбленные просто сбежали от строгих родителей и до конца дней жили в небольшом, но ладном доме и нарожали много-много детей.
Йола улыбалась. После таких песен в пору самой задуматься о семье. Но это, увы, было совершенно не совместимо с ее работой. Вот закончится ее обязательный срок, ей позволят сменить работу, и тогда...
― А я уже думала, что люди не умеют иначе решить проблемы, кроме как отрекаясь от собственной жизни.
Кристофер усмехнулся.
― Люди решают проблемы очень по-разному. Да и не все проблемы в принципе имеют решение.
― Ты о себе?
Кристофер грустно кивнул, а потом сказал:
― Знаешь, ты, наверное, права. Самоубийство ― это не выход. Да и не достойно это, бежать от жизни к смерти. Но как противно быть обузой!
Йола положила руку на грудь мужчины, тот вздрогнул, да и сама девушка удивилась этому жесту. Ей хотелось утешить Кристофера. А еще ей просто по-женски хотелось прикоснуться к нему. Хрупкую ладошку Йолы накрыла широкая мужская ладонь. Он хотел сказать что-то, но тут его снова достал приступ кашля. Обессилев в попытках побороть кашель, Кристофер чуть не завалился набок, но Йола подхватила его и удержала.
***
Теперь Йола проводила у Кристофера все свободное время. Его, правда, было немного, и часто девушка халтурила: сбегала с работы пораньше, а то и вовсе устраивала себе внеплановый выходной. И уж тем более она не утруждала себя полноценными отчетами. Отделывалась неинформативными отписками, которые даже сама не заносила в Чистилище, передавала с коллегами.
Кристофер встречал девушку с улыбкой, всегда с удовольствием пел, даже несмотря на то, что ему было тяжело, а однажды прочитал ей стихи про нее, про ее странные глаза.
Йола почувствовала, как краснеет, а Кристофер начал оправдываться:
― Вообще-то, это тоже будет песня, но я не успел написать музыку.
― Все равно очень красиво, даже не верится, что про меня.
― Ну а как иначе писать про красивую девушку?
***
Так продолжалось несколько недель, потом парочку застал Генрих.
― Ты?! Снова здесь? ― возмущенно крикнул он, глядя на Йолу. ― Снова будешь уверять, что ошиблась?
― Нет, ― как можно спокойнее ответила она, ― я зашла в гости. Ты забыл? Кристофер сам меня приглашал.
― Он не в себе! Я тебе его не отдам!
― Да я и... ― Генрих не дал девушке договорить: схватил за руку и вытолкал в дверь.
― И чтобы я тебя больше здесь не видел!
Йола села на ступеньки крутой лестницы и расплакалась. А Генрих, оставшийся в комнате, начал пристально изучать лицо брата, в поисках примет приближающейся смерти. Ну не могла же ЭТА приходить сюда просто так! Но вместо этого Генрих заметил во внешностий брата явные улучшения: его глаза сияли, на щеках появился руманец, да и если вдуматься, последние дни кашлял он намного реже.
― Зачем ты так, Генрих? Мне с ней даже дышится легче.
― Она ― Жнец! Ты что, не понимаешь? Она просто караулит тебя!
― Неправда! Она могла давно меня забрать! Я тогда почти выпрыгнул из окна! Она спасла меня, понимаешь? Спасла!
Генрих смотрел на брата растерянно. Может ли такое быть? Может ли Жнец спасти жизнь человеку?
― Ты не понимаешь, ― уже тише проговорил Кристофер, ― я люблю ее.
Генрих рванул на себя дверь и выскочил на лестницу. Йолы там уже не было.
Все знают, что беда не приходит одна. Вернувшись в свое измерение, Йола столкнулась с еще одним жнецом рангом ниже ее: злорадным, мерзким типом, который давно метил на ее место.
― Нагулялась? ― спросил он девушку елейным голосом. ― А тебя, между прочим, ждут. Сам верховный. Я бы на твоем месте поторопился. И подумай, что ты ему скажешь!
Йола не удостоила его даже взглядом, но он был прав: не стоит заставлять ждать начальство.
Немного помявшись перед огромной дверью, Йола сжала кулаки, постучала и решительно вошла.
― А, вот и наша пропажа, ― с улыбкой выговорил сидевший за широким столом мужчина в строгом костюме. ― И где ж ты, деточка, пропадаешь целыми днями? Да и до конца обязательного срока тебе осталось всего несколько лет, а так, глядишь, за прогулы и накинуть можем.
Йола вздрогнула. Вот уж чего не хотелось. Но если работать в полную силу, то когда же навещать Кристофера? Девушка вдруг поняла, что без их частых встреч ей будет очень грустно, что ей будет нахватать его песен, его теплого, глубокого голоса и их долгих бесед. Отработать на совесть последние несколько лет, а потом уже полностью посвятить себя Кристоферу? Но ведь за эти несколько лет может случиться многое, он может и не дожить. Эта мысль и вовсе вызвала в душе Йолы острую боль, на которую, как ей раньше казалось, девушка просто не была способна.
― Что ж, ― усмехнувшись, не иначе, покрасневшим щекам Йолы, продолжил хозяин кабинета: ― дело молодое. Со многими случается. Я и сам, бывало... Эх, да что там вспоминать. Я не буду назначать штрафные годы, но ты должна вернуться к своей работе. И не переживай, тебе не придется забирать никого из братьев, это перепоручат другому жнецу.
― Нет! ― неожиданно для себя закричала Йола. ― Пожалуйста, оставьте их! Пусть живут. Я на все согласна. Пусть будут штрафные годы! Даже века. Пусть с понижением. Все приму. Только пусть они живут. Пусть живет Кристофер. Я люблю его!
Мужчина строго взглянул на нее, но потом смягчился:
-Любовь в нашем деле является лишней деталью, которую стоит устранять, ― ответил он, и Йола уже было готова была устроить истерику, но только она поднялась, мужчина продолжил. ― Но у тебя будет выбор. Выбор есть не у каждого и я решил сделать для тебя исключение. Запоминай: ты продолжаешь работать оставшиеся годы, у тебя будет бессмертие и вечная красота, а оба брата в скором времени умрут. Ты скоро забудешь их, я уверен. ― он сделал короткую паузу, ― Либо ты будешь жить, как человек и умрешь ровно через десять лет, после смерти твоего возлюбленного. Он же протянет, сколько позволит его тело...
― Да! ― перебив, выкрикнула Йола.
― Я не закончил. ― мягко сказал он. ― Ты умрешь через десять лет и... вернешься к своей работе. Но, тогда ты будешь работать здесь еще тысячу лет. Теперь согласна?
― Да, конечно! ― снова не раздумывая сказала девушка. ― Ради счастья я готова на все!
― Хорошо. Теперь иди. Как только выйдешь за дверь, ты попадешь к дому своего Кристофера. И...удачи, ― он улыбнулся уже вслед девушке.
***
Прошло тринадцать лет.
― Дядя Генрих, а расскажи, каким был наш папа? ― сидя в кровати, спрашивала девчушка с красивыми белыми волосами и карими глазами.
― Ваш отец был замечательным человеком, но им завладела любовь и я не смог его спасти.
За этой сценой через окно наблюдали две фигуры: Йола и Кристофер.
― Он так и не простил тебя, ― с грустью проговорил мужчина. ― Он так и не понял, что ты спасла меня.
― Он просто очень любит тебя. И он будет прекрасным опекуном нашим детям. Нам пора, работа есть работа.
― Да уж, работенку ты мне подкинула...
― Ты жалеешь?
― Нет, работать бок о бок со своей музой, что еще желать скромному поэту?
Кристофер запел ту самую песню, что сочинил когда-то для Йолы. Девушка взяла его за руку, и они ушли в иное измерение.