* * *
Спадут завесы - ткань за тканью,
Лишь воздух будет над лицом.
Для зрения и покаянья
Есть миг хотя бы пред концом.
И станут дали так прекрасны,
Какими не были они,
Теченьям грусти неподвластны,
В реченья жизни влюблены.
Там, в ждущем душу запределье,
Такой пейзаж возникнет вдруг,
Как вышнее благоволенье,
Как искупленье лет и мук.
Там, в тишине, меня простившей,
В прозрачном для души краю,
Есть взгляд, меня благословивший
На жизнь мою и смерть мою...
* * *
Срок придет, и цветок расцветет
Мимолетным судьбы утешеньем...
...Долго музыка ищет и ждет
Наших уст для ее оглашенья.
Словно сброшен незримый покров
Над судьбы и музыки явленьем.
Мы как венчики вещих цветов
Обмираем от их откровенья,
Тянем ноту, провидим итог,
Клоним локоны жизни на плаху,
И поет беспощадный поток
Песнь любви для грядущего праха...
* * *
Дух слетает как голубь, слетает как снег,
Как пострунно натянутый дождь,
И касается уст, и касается век,
Словно ты по лицу проведешь
Утишающей дланью, - слетает как пух
С тополей вдоль сквозных берегов,
Грустно к лику земли припадающий дух,
И голубки белей, и снегов.
К нашим стопам в пыли, к нашим пленным рукам
На краю преднебесных полей...
Омывай мои очи любовью, и сам
Омывайся любовью моей.
Ведь тебе что вигвам, что шалаш, что чертог,
И прозрачны одежды лица, -
Ты как сердце земное вверху одинок
И летишь на земного ловца...
* * *
Я посмотрю, тебя поцеловав,
Как небо вкруг висков течет невинно,
Как жизнь течет и говорит слова,
Их отбирая у травы и глины,
И отбирая, возвращает впрок,
Круг завершая новым воздаяньем,
Как падает под кожу лепесток
Без имени, без даты, без названья,
Как беглый взгляд небесного зрачка
В ранг вечности возводит мятость прядки,
Как тают нашей жизни облака
Там, наверху, в мучительном порядке...
* * *
Есть любви горчащий прииск
В самых сладких лепестках -
Примешь все, и горечь примешь
И оставишь на устах
Этот привкус необъятный,
Разносимый сквозь века...
И горчат земные клятвы,
Но слетают с языка.
И с богов сбивает нимбы,
Небо горечью поя,
Человечий рай полынный,
Где любовь и крест ея...
* * *
Я старше тебя на века,
На цепкое грусти вино,
На ветхую нежность цветка,
На строк золотое руно,
Я старше тебя на ключи
От сотен пиров и даров,
На рваные эти плащи,
Что стерлись о стыки миров,
На ритмы шумерских кровей,
На пляску Давидовых ног,
На соль утомленных морей,
На пыль утоленных дорог,
На всю перелетную боль,
На весь прозвучавший ответ, -
Я старше тебя на любовь
Безумных Орфеевых флейт.
* * *
Все в ласточках пространство над тобою,
Все в ласточках - нескоро зимовать...
Крылатый бисер мечущие боги, -
Да не устанут длани волхвовать,
Низать полет на нитку золотую
И ласточками править небосклон
...Я думаю, их видно и оттуда,
Куда последний взор наш устремлен.
* * *
Собаки, дети, ангелы, тоска,
Цветы и камни, бабочек кочевье,
След на песке, объятья, облака,
Исполненные тайного значенья.
Ресницы дня, сирени жатый шелк,
Звезда и ветер, глаз разрез мемфисский,
Оливковый отлив висков и щек,
В руке твоей любовная записка.
Подсвечивай, душа, на жизнь вперед
Печальный сумрак, золотистый полдень...
Вослед голубке посланной плывет
Похожий на нее ковчег господень.
Из цикла "ГЕФСИМАНСКИЙ САД"
Г.С.
I
AVE MARIA
1.
Ты, чей младенец ушел дальше здешних разлук,
Круг размыкая страданья, как времени круг, -
В зрячей любви, словно в нимбовой жесткой оправе, -
Ave.
Ты, что кормила с руки, словно ангелов, птиц,
Ты, что над сыном склонялась травою ресниц,
Ты, что от терний его отказаться не вправе, -
Ave.
Ты, что прибита любовью к тому же кресту,
Ты, что оплакала крест и его высоту,
Ты, что в слезах безутешных, как в горестной славе, -
Ave.
Ты, восходящая в сердце века напролет,
Лучшая скрипка томящихся боговых нот,
Ты, придающая отблеск божественный яви, -
Ave.
Ты, подарившая горечам смысл неземной,
Ты, что за них заплатила безмерной ценой,
Той, что не числится в жизненном скромном уставе, -
Ave.
Ты, приручившая землю, вселенную, рок,
Словно зверей, приходящих к тебе на порог,
Ты, что нас ждешь на священной своей переправе, -
Ave.
2.
Тебе молиться, как молиться жизни,
Но для огня дрова земли - сырые,
Звезда страдальцев и души отчизна,
Мария.
Разоблаченных бездн темны одежды,
Но ты за нас все бездны отмолила,
И так хрупки века твои и вежды,
Мария.
Но все ж твоя ладонь неколебимей,
Чем смерти упованья даровые, -
Ты всех во чреве нас хранишь глубинном,
Мария.
Смерть ищет смерть, жизнь ищет жизнь - и только,
Но мы и той, и этой рядовые,
Их общей грустной вечности осколки,
Мария.
Ты не уходишь - всех иконостасов
Превыше твои очи горевые...
Не дай отпасть, не дай с тобой расстаться,
Мария.
II
Над землей, не познавшей бореевых вьюг,
Снежных бабочек, зимних продленных разлук,
Над травой, вечнозрячей и юной,
В дальнем небе, хранящем лицо божества,
Восходила звезда, как цветок и трава,
В этот день - накануне.
Восходила звезда, но другим ремеслом
Были заняты жизни вокруг, и родством
Небеса обозначились втуне.
Между пальцев и крыл утекала вода,
Подступала эпоха, всходила звезда
В этот день - накануне.
Знала только Мария, что скоро - восход,
Что закончится день, и звезда припадет
К ее дланям, пространства минуя,
А пока - ни намека, ни знака окрест,
Только ангелы ждут на пороге небес
В этот день - накануне.
Только ангелы ждут, чтоб спланировать вниз,
Как снежинки летят на свечение лиц,
Тихо трогая лица, как струны.
Но не выпадет снег. Здесь не знают снегов,
И покамест пустуют котомки волхвов
В этот день - накануне.
Подступает эпоха, как вечер, как ночь,
Скоро звезды взойдут, и откатятся прочь
Времена, что навеки уснули,
Уступая дорогу другой, что длинней,
И звездой золотою становится день
В этот день - накануне.
И когда он раздастся, младенческий крик,
И слетятся все ангелы сонмом музык,
Город шелестом крыльев волнуя,
Небеса поцелуют невидимый нимб,
Терн язвящий и золото ясель под ним
В этот день - накануне.
III
И ангелов двукрылья,
И розовый восток,
И на руках Марии
Младенец как цветок.
И нерушимо царство
Ручьев, садов, полей,
И ангелы резвятся
Средь облачных аллей.
Но тень уже ложится -
Сперва наискосок
Цветку, Марии, жизни -
На воды, на песок.
Она все гуще, гуще,
Как стая черных крыл,
И серафим поющий
Длань к сердцу приложил.
Допой, о сделай милость...
Звук тает в высоте -
И что-то изменилось
На времени холсте.
Но рок играет в прятки,
Играет в поддавки:
Одежд спокойны складки,
Как лилий лепестки,
И ангелы в порядке,
И линии руки.
Вдали Кедрон искрится,
Как божие стекло,
И на горе Масличной
Так пусто и светло...
IV
ИИСУС И МАГДАЛИНА
1.
Магдалина — Иисусу
Удели мне немного земного,
Прежде чем я уйду за тобой, -
Эти губы ведь тоже от бога
И небесною пахнут травой.
Эти руки - не только соблазны,
Эта кожа - не только лишь плоть...
Не казни меня лишнею казнью,
Ведь любовь не карает господь.
Не беги моих прикосновений -
Ты и так в неземное одет.
Твои губы теплей откровений
На небесных папирусах лет.
Говоришь, что земного так мало,
Но мы в небо уносим кресты, -
Из души твоей смертное жало
Могут женские вынуть персты.
Говоришь, что земное - вериги,
Ноя в сердце читаю твоем:
Ваши вечности - тоже лишь миги,
Отраженные здешним песком.
2.
И пред Марией Магдалиной
Он отрешен и молчалив,
Цветущей веточкой маслины
Глаза смущенные прикрыв.
Ее лицо как небо бледно,
Но пальцы жгут и речи жгут,
И по плечам червонной медью
Нагие волосы текут.
О пить и пить из нежной чаши -
Пусть отступает чаши дно,
Но все земное, не начавшись,
Здесь для него завершено.
Впервые он таким моленьям
Не телом, так душою внял...
Он тоже встал бы на колени
И эти слезы целовал.
Он омывал бы эти ноги
Водой ответною любви,
Но приговор судебный бога
Неотменяем для земли.
3.
Иисус — Магдалине
Я только душу чувствую цветка
И мну в руке земные лепестки,
Я прав, пусть правота моя горька,
Так что ж дрожит в твоей моя рука,
Дрожит, моим веленьям вопреки?
Я вдаль гляжу, но вижу не холмы,
Не блеск воды под облачной грядой, -
Твое лицо из света и из тьмы
Кричит: - Исус, любовь мою прими, -
И кровь моя колеблема тобой.
Впивайся, жизнь, стрелою в левый бок,
Земная мышца незащищена, -
Я пред тобой, Мария, нищий бог,
Ничком я лягу на пустой песок -
Как он, душа перед тобой бедна.
Прости меня, позволь ответить: - Нет, -
И отпусти меня в мои миры,
Но знай, что был неправдой мой ответ, -
Последний поцелуй с меня сотри
И долго вслед, о долго-долго вслед
Мне, что не обернется, посмотри...
V
Как пахнет волхвованья ладан,
Как в полный рост встает звезда,
Как рок блуждает за оградой,
Где пастухи пасут стада.
Еще младенец не глаголет,
Еще в руке его цветок, -
Идет дорогою окольной
И лиц своих не кажет рок.
Но он свои поднимет очи
И жизнь крест-накрест зачеркнет, -
Ночь Рождества у этой ночи
Не вымолит небесных льгот.
И ладан высохнет, и смирна,
И тыщи раз сойдет трава,
Но ты горишь звездой над миром,
Ночь Рождества, ночь Рождества.
VI
МАРИЯ - БОГУ (ПИЕТА)
Хвала тебе, родитель Иисуса,
Хранитель наших бедных очагов...
У моего теперь темно и пусто.
Ты принял эту жертву, бог Голгоф.
Обманут сопричастностью блаженной
Невинный люд хоть на единый миг...
А я тебе не подошла для жертвы?
Неужто крест для рук моих велик?
Для этих рук, над мальчиком творивших
Моленье на рождественской заре,
Для этих рук, его лозой обвивших
И крест его обвивших на горе,
Сколоченный как мир, и вкось, и вкриво,
Как падший чернокрылый серафим...
Единственного сына скорбный выбор
Зачем ты сделал выбором своим?
Я вместе с сыном в чреве крест носила,
Чернила тень младенческий висок...
Хранитель мира, крест дарящий сыну,
Неужто он для рук моих широк?
Вокруг его души звезда кружится,
Отчаянье мое, прощенный мир...
Но где наш сын, ответь мне, вседержитель
Масличных гор и гефсиманских дыр?
А я не подошла тебе для казни?
Смотри, как некрасиво он распят,
И слез моих следы крестообразно
Влажнят цветущий Гефсиманский сад.
Не ты, а я глаза его омою
Своей слезой в его последний срок,
О пусть бы этот крест пришел за мною -
Неужто он для рук моих широк?
День просветлен теперь Его страданьем
И день Его страданьем затемнен...
Безжалостный строитель мирозданья,
Прими в свою копилку этот стон
И все сады, где плачу я, и горы,
Где я ладонь вздымаю для гвоздя, -
Незримая страница договора,
Где сын послушный оправдал тебя...
VII
Вдруг в белой розе заведутся черви,
На белоснежных крыльях - черный крап,
И высшею подменою значенья
Нам небеса однажды отомстят.
За мусор весь, что выгребен отсюда
И над которым плачет высота,
Вторичное пришествие Иуды
Грядет, а не пришествие Христа.
И он пройдет стопой угрюмой, cильной
Сквозь души, как сквозь торные пути,
И не найдется на земле осины,
Чтоб нас от этой поступи спасти...
VIII
От звезды Вифлеема - сквозь века ресницы
Луч, ниспосланный вестью благою, струится,
Луч ниспосланный, дней указующий свет,
Как молитва длиною в две тысячи лет.
От звезды Вифлеема - сквозь времени блицы,
От туринской, завещанной нам, плащаницы,
Что на ткани хранит Вифлеема звезду, -
От масличных дерев в Гефсиманском саду.
От звезды Вифлеема - сквозь тьмы и темницы -
Не иссякнуть лучу и в глазницы пролиться,
И приходят волхвы, и приходят века
От звезды, восходящей вблизи городка.
От звезды Вифлеема - сквозь смысла крупицы -
Тихо ангелы реют как вещие птицы,
И несут эту землю, сомкнувши крыла,
Чтобы в бездну скатиться она не могла.
От звезды Вифлеема, что снегом искрится.
Черный крест золотит и воздетые лица, -
Золотые лучи, золотая листва,
От звезды Вифлеема, звезды Рождества.
-----------------------------
1.
Плачут и розы, и камни -
Здешняя скорбная плоть.
Кто ты, мой плачущий ангел? -
Плача не знает господь.
Что тебе наши Гекубы,
Чтобы заплакать навзрыд,
Сморщив припухшие губы
Детских соленых обид?
Влажной блестит паутинкой
Твой золоченый венец, -
Тонкая грусти тростинка,
Бога упрямый птенец...
2.
Кто мы - лишь воздух и глина,
Капли разъятой смолы...
Что же поют херувимы
Нам о великой любви?
Что же к нам тянут из дали
Сквозь беззастенчивость стен
Женские пальцы печали
Ангела города Эн?
Что же на душу-паломницу
Не устает уповать
Вся королевская конница,
Вся королевская рать?
Хватит ли воль и терпенья,
Звезд на застежках плаща,
Чтоб перетягивать в пенье
Вязкость земного плюща?
Хватит ли крыл переплеска
Меж несовместностью сфер
Ангелам города Энска,
Ангелам города Эн?..
* * *
Я кладбище стрекоз, я лета некролог
И бабочек в цвету, я летописец Леты,
И шмель не золотит ни плеч моих, ни строк,
И гибнет на лету, до боли разогретый.
Для черных лун и солнц я пастбище и клеть,
В долгу моя душа пред светом и пред тень...
Я больше жизнь, чем жизнь,
Я больше смерть, чем смерть,
Их тайный договор, их общее цветенье.
Плясунья полюсов, я заговор их царств,
Их небосводных недр, их персефонной* крови,
Твой, Ариадна, шелк,
Твой, Эвридика, фарс,
Когтящих нежный зев глаголящей любови.
И слепо божество, в чьих пальцах нет и да
Сплелись как две змеи вкруг райского напева,
И занавес упал, как пьяная звезда,
И яблоки черны на черных ветках неба.
Я кладбище плодов, которые солгут,
Горящий обруч дней, палящий сердцевину...
И шмель не долетит, и бабочки умрут,
И рок сомнет в комок божественную глину.
ОТЦУ
1.
Апрельский неподсудный день
Разрезан пополам.
Взлетает белая сирень
К заоблачным цветам.
И смотрит ангел, не дыша,
Как пресечется боль
И как умножится душа
На божию любовь.
Лети прозрачным лоскутком
Вдоль неземных аллей
И смерть встречай к лицу лицом, -
Но нет лица на ней...
2.
Последнего неба глоток
Для странствий в полях безымянных...
Увянувший сердца цветок
Лежит меж страниц деревянных.
Все так же текут облака
Белейшей божественной сенью,
И больно сквозь тяжесть песка
Не чувствовать их утешенья...
* * *
Заиграла утром скрипка...
Иосиф Курлат
Слова и слезы встали слитно,
И медлят ангел и палач,
И вместо смерти - только скрипки,
Скрипичный дождь, скрипичный плащ,
Скрипичный серебристый посох -
Он столь же нежен, сколь колюч,
И подбородком Петр апостол
К плечу прижмет скрипичный ключ.
И слезы вымокнут до нитки,
Нанижут рядом даль и близь,
И вместо смерти - только скрипки
И вечной жизни нотный лист...
* * *
Иосифу Бродскому
Как там за Летой, за большой рекой,
Какие строчки правая выводит,
Какой душа пронизана тоской,
Вдыхая тот, непредставимый, воздух,
Действительно ль безмолвен Ахерон*
И как пустуют лодки на причале,
И также ль наклоняем небосклон
К твоей - уже неслышимой - печали?
А здесь остались мраморные львы,
Венеция и прочее соседство...
Как много для тебя теперь земли -
Смертельного прозрачного наследства.
Ты там теперь, где розы и жасмин
Не знают очередности цветенья
И времени - его сплошных руин
И посреди руин плодоношенья.
Твой том раскрыт на столике ночном,
И жизнь не давит бременем столь нежным,
И бабочка серебряным крылом
Века и веси правит безмятежно...
* * *
Оскару Уайльду
Обетованной нет земли,
Уместной для пощад.
Безумна красота любви,
Жизнь взявшая в заклад.
Безумна плата красоте
До крайнего креста,
Где розы алы в темноте,
Как и твои уста.
Безумен жертвенник судьбы -
Она взяла свое,
И мы - великие рабы
Безумия ее.
ДАФНА
Как долго во мне в небеса превращается твердь,
Темно под стопой, над очами - безлюдно и голо,
И странно признать, что страшна только первая смерть,
А дальше не страшно насытиться ею по горло.
Как быстро я деревом стала, утратив печаль,
И радость, и боль - как души золотые начала.
Я трогаю листьями воздуха звучную даль -
Совсем по-другому меж пальцев она протекала.
Я Дафна, я арфа бегущих в листве облаков,
Бегущего солнца, - послушная арфа эфира,
Сечет моя крона подвижные грани веков,
И льется в изломы тягучее нежное мирро...
МУЗЕ
Есть в напевах твоих сокровенных...
Александр Блок
В твоей руке жасмин и флейта -
Двойной отказ от царств земных,
Но лик неангельский у ветра,
Что в прядях прячется твоих.
Ты за руку меня подводишь
К цикаде, ангелу, цветку,
И жду я знака твоего лишь,
Чтоб жизнь вошла в мою строку.
Как бабочка ночного сада
Ты тени тень и блика блик...
Мне и отмщенье и награда
Твой птичий, божий твой язык.
Ты мне сверкнешь сквозь дождь обычный,
В твоей суме дары волхвов,
И мир земной - твоя добыча
Для неба и его силков.
Ты здесь - и там, где время оно, -
Текучи времени глаза:
Ресницы властной Персефоны
Жжет Эвридикина слеза.
О, ты не уступаешь жизни,
И сквозь сцепления веков
Так тянет музыка все жилы
У пасторальных пастушков.
Я знаю о тебе такое -
То, от чего в глазах темно:
Божественной твоей рукою
Трагедий мелется зерно.
Ты выдержишь само бессмертье,
Сеть жизни звуком удержав,
Лицо любви, тоски и смерти
Лицом бессмертия поправ...
ПРАТЕКСТ
Мы памятник себе воздвигли общий,
А может быть, он нас воздвиг в веках.
Кто первым был молчат хвощи о рощи,
Хранящие наскальный хетта росчерк
И медь твою, о Квинт Гораций Флакк!
Первичный улей из терцин и терций,
Растущий гул пчелиный мировой,
Начало всех пропорций и потенций,
Боготворящий памятник пратекста,
Алтарь животворящий звуковой.
К нему не зарастут пути, творимы
Как океан и как над ним же пирс.
Магниты вдоль путей необоримы,
И ласточка в гнезде из белой глины
Выводит новых невозвратных птиц.
Пратекста память нас из нас исторгла.
Птенцы пратекста - вечности истцы,
И алые гранатовые зерна
Отделят от крупы минутно-сорной
Синдбада поднебесного купцы.
Мы памятник воздвигли немгновенный,
Петлистый пеленг текстовых Итак.*
Над звездно-тварной дрожью поколений
Мы веянье иных благословений,
Их светотень и таянье их тайн.
Мы их топографические карты,
Мы те, которых карты увели,
С оглядкой на приближенное завтра,
Внучатый хлорофилл аорт Астарты,**
Наместники бессмертья, ось земли.
Вы вихри орфографии Орфея,
Не сплющенные силой Симплегад.***
... И - по полям пратекста нас развеяв,
Раскроет Мнемозина**** вещий веер
И наши строки впишет наугад.
Что столп Александрийский? Только место,
Где в камень группируется эфир.
Но мы воздвигли смысл и звук над перстью,
Как памятник единого пратекста,
От аз до теты бесконечный мир.
ВАВИЛОНСКАЯ ОДА
Осипу Мандельштаму
и Жерару де Нервалю
Алфавитов идущих колонны
Возгоняло в юдоли земной
Языка вавилонское лоно,
Словно лук с раскаленной стрелой.
И летели, вибрируя стрелы
В запредел Заполярной Звезды...
... Языка вавилонское стремя
Неделимо для Певчей Орды.
Пробивали заросшие люки
Корни звуков - великое сквозь.
Языка вавилонская люлька
Их качала в черед и в разброс.
И, как спирт вавилонский, горело
И прочесывало века
Языка вавилонское древо
Для неизгнанных из языка.
В жилах Запада, в стеблях Востока
Кровь единою магмой текла.
Языка вавилонская топка
Тягу в русских печах создала,
Дерн пространства и времени вереск,
Лабиринт вариаций и тем...
Языка вавилонская ересь
Пропитала истоки систем.
Тектонический сдвиг алфавитов!
В блеск чернил превращаемый прах!
...Языка вавилонские плиты -
Панцирь держащих мир черепах.
Детских ванночек парус вчерашний
Вырастал в вертикальный ковчег.
Языка вавилонская башня
На свободу отпущена вверх.
Раструбили о смете бессмертья,
Расплескали по лицам вино
Языка вавилонские ветры -
До "Арго" - золотое руно.
Перекличками камня и меха
Нас по гончей спирали вело.
Языка вавилонское эхо
В перемычках секунд залегло.
И в другое смело измеренье
Жизнь саму, как творение-блиц,
Языка вавилонское зренье -
Огнеток зажигательных линз.
Принимала вселенной сетчатка
То, что ныне прияла моя.
Языка вавилонская хватка
Поглощала пустыни в моря.
И единой жемчужины ради,
Раздробившейся по словарям,
Языка вавилонские хляби
Разверзались крылатым устам.
Меж лицом божества и химеры
Мир, как ангел ютился босой -
Языка вавилонские меры
Для наперсточных мер и весов.
Из дырявой воздушной посуды
Хоть по йоте воруй и даруй!
Языка вавилонские губы
Демиургов продлят поцелуй.
И - по родине вечной тоскуя -
Я на лестничной клетке небес
Языка вавилонский окурок
Раскурю, новоявленный Крез.
Звук и знак не стираются в носке,
Словно парные крылья стрекоз.
... Языка виноград вавилонский
Обираю с прельстительных лоз.
* * *
Восстань пророк...
Александр Пушкин.
1.
Пророк уже не напророчит
Ни новых благ, ни новых бед.
В пески его стекают очи,
Он в пепел траурный одет.
Он стал бесплодною пустыней,
Изгнавшей даже саксаул,
И падает с небес, как иней,
Как снег, на побережья скул.
Он больше не впередсмотрящий,
Его забыли на посту.
Он черный ящик, черный ящик
На черном времени борту.
Пророк не жаждет воскрешенья
Своих пустынь среди времен,
Он жертва временекрушенья,
Умолкнувший Армагеддон.
К нему взывают дни и плачи,
Ландшафты скорби и обид,
А он молчит, как угль горячий,
Камнями мертвыми разбит.
Его пророческое слово
Спит на железном дне ручья,
Не видя блеска золотого
На черных срезах бытия.
2.
Страна, как дама полусвета,
Которой мы соблазнены.
Ее не воспоют поэты -
Они отчизне не нужны.
Здесь без острога дух - острожник,
И дешев воздух дорогой.
Колеблет красоты треножник
Страна плебейскою ногой.
Путь от божеств и до убожеств
Отчизны, потерявшей стыд...
И бродит дух подвальным бомжем,
На жительство утратив вид.
И не нотрдамские химеры,
Не Люцифер, не сатана -
В лицо народа дышит серой
Обыкновенная страна.
* * *
И музыка любить уже не хочет
Мою звезду в расщелине миров,
И в черный плащ закутавшись, бормочет
На холостом ходу обрывки слов.
Так, в грубый плащ закутавшись, как варвар,
И спрятав грустный лик неплощадной,
Отгородит себя от жизни тварной
Плащом бесплотным, как плюща стеной.
Но миг пройдет - и вечною уликой
Откроется для пенья алый рот,
И черный плащ забытою гвоздикой
На травы и на плиты упадет.
* * *
Привет, любовь, привет,
Сращенье слез и магий,
Мой тыщеликий свет.
Мой тыщеликий ангел.
С чем ты пришла сюда,
За что сегодня платим?
Куда ведет, куда
Твой безоглядный пламень?
Между каких сирен,
Какого неба птицей
Летит твоя сирень
Нагою танцовщицей,
Чтоб плачем Лорелей
Над Рейнами пролиться?
Привет, моя судьба,
Мой вихрь осенний лучший,
Целуй морщины лба
И губ янтарь певучий.
Привет, любовь, привет -
Другими мы не станем:
Лови ответный ответный свет
Последними устами.
* * *
Бормотаний твоих жемчуга.
Александр Блок
1
Все так же будет петь цикада,
И астра страстная цвести,
И полночь кистью винограда
Лежать в несомкнутой горсти.
И ты сожмешь ее несмело,
Вакхическую радость рта,
И ночь лиловой "Изабеллой"
Откупорит твои уста.
И так в продленности июля
Мгновенен путь от уст до уст,
И вяжут небо поцелуи
Сырою терпкостью безумств.
И жизнь близка, и смерть миражна,
И боль есть ложь, и боль есть блажь,
Но ради этой лишней блажи
Ты жизнь нелишнюю отдашь.
2
Третье августа или второе.
Ночь вибрирует, дышит, звенит.
Всей своей музыкальною кровью
Прожигают цикады зенит.
Воздух трогает веки и руки,
И на цыпочки воздух встает.
Вдохновенное облако звука
Над неспящей любовью поет.
И - вдвигая дыханье в дыханье -
Вдоль столетий летят наугад
Твои вздохи, мои бормотанья,
Поцелуи в оправе цикад.
ОФЕЛИЯ
1.
Песенка Офелии
На мне любовь, а не проклятие,
Я к зыбкой подошла черте,
И песня каждая - распятие
Цветка на травяном кресте.
Среди чужих садов и пристаней,
Среди чужих песков и вод
Я буду ждать твой взгляд единственный,
Тот, что в твой сад меня вернет.
Я нежностью неумирающей
Паду на взмах твоих ресниц,
Я буду петь тебе о радости
Призывней райских певчих птиц.
Непойманное откровение
Тебя настигнет хоть на миг...
Я золотой цветок мгновения
С подбоем белым слов моих.
2.
Матовый вкус забвения
Уст, как любовь, не жжет.
Лилия ждет Офелию
В долгих глубинах вод.
Белыми манит крыльями
Темный цветок ручьев -
Сладок нектар у лилии,
Сладок смерти улов.
Сладок нектар. Груба еще
Власть последних минут.
Жизнь и смерть, как две бабочки,
Попеременно пьют.
Лилией отлюбившею
Память цветет твоя,
Ангел любви несбывшейся,
Демон небытия.
3.
Не Саломеею, не Федрою,
Терзающими кровь веков, -
Блаженной тихою Офелией
Я буду жить среди цветов.
Цветком улыбчивым юродивым,
Незапертым, как грешный бог,
И отстранившаяся родина
Его не пустит на порог.
Цветком, блуждающим чужбинами,
Откуда нет пути назад,
Между заоблачными глинами
Все ищущим твой дом и сад.
Я лепестками рубиконными
Не заслоню твой небосклон,
И если есть во мне греховное,
То лишь цветения закон.
Закон отвесного цветения -
Я пленница его, не плен,
Я поперечное растение,
Но дух мой кроток и смирен.
То полевым прозрачным лютиком,
То скорбною гордыней роз
Я над душой твоей возлюбленной
Плыву, как ангел твоих слез.
Непролитые их жемчужины
Влажнят уста и лепестки,
Моим безумием разбужены
И подняты со дна реки.
* * *
Я не молчу, я плачу
С тобой наедине.
За все взимают плату
По божеской цене.
По божеской и точной
Заплатит сердце вновь
Послезно и построчно -
За песнь и за любовь.
По божеской, по божьей -
За певчие уста...
Над райскою таможней -
Подмокшие счета...
* * *
Бабочка воздухотканая,
Хоть однажды ты останешься,
Ты безумья и раскаянья
Возвышаешь в божье таинство.
Бабочка с пометкой вечности,
Не дающая опомниться,
Прилетающая вечером,
Улетающая к полночи.
Бабочка, души пристанище
Между пальцами забвения,
Все грехи мне отпущаеши
Хоть на миг прикосновения...
* * *
Как саги садов, как ручьевые руны,
На разбереженные бреги твои
Любовь опускает молящие руки,
Моля о любви.
Прими как награду божественный лепет -
Лишь он оправдание мира сего:
Все сгинет, сметенное сором столетий, -
Все, кроме него.
* * *
Меж моею щекой и твоею щекой
Полуснег, полудождь, полутень,
И безумный собор молчаливых щеколд
Меж щекою моей и твоей.
Клеопатровой змейкою время ползет,
Ядовитой страша железой,
Но и так несдвигаем незримый зазор
Меж твоей и моею слезой.
Невозможность касания все горячей
Океаны тиранит луной.
Протекает щека твоя небом ночей
Надо мной, надо мной, надо мной...
Словно бездной разъяты отверстия душ-
Не возьмешь, не уймешь, не войдешь...
Встречный воздух меж нами, как общий недуг, -
Полумрак, полуснег, полудождь...
Этот бисер богов, этот бисер навзрыд
Не спасти и в одно не свести.
...Дай коснуться тебя, пока смерть не узрит
И не дунет, как в пламя свечи.
ПИГМАЛИОН
Мои уста запомни, Галатея, -
Такая же душа моя на вкус,
Все остальное - только светотени,
Захваченные уголками уст.
Мои касанья, словно жизнь, поспешны,
Души трагические антраша;
То плакальщицей медлит безутешной,
То веселится девочкой душа.
Мою запомни жизнь, и постепенно
Оставь ее в эфире ледяном,
Всю в бликах поцелуев или пенья,
Как в жемчуге рассыпанном речном.
* * *
Покинь равнины дерн вчерашний
И больше не жалей о том,
И над землей воздвигни башню,
И лестницу пусти винтом,
Воспой перил скупую гамму,
И прорезь неба между строк,
И охраняемый богами
Ручного факела цветок,
И бесконечность утешенья
То ль в божьих дланях, то ль в твоих,
И блеск бесстыдный искушенья
На оборотах винтовых.
* * *
Не стучится больше в двери
На четвертом этаже
Полоумная Психея
В мотыльковом неглиже.
Не заглядывает в окна,
Не садится на порог
Вбитый в затвердевший кокон
Пальцекрылый мотылек,
Певчее отродье, семя
Рокового божества...
Не ищи, моя Психея
На земле с землей родства.
Умирая, каменея,
Досмотри последний сон
И держи хребет прямее
В смертном панцире своем.
Сколько там пыльцы осталось,
Сколько воздуха крылам?..
Эта жизнь - такая малость -
Расползается по швам,
По вселенной безымянной,
Без кармана и гроша...
Пой, солдатик оловянный,
Мотыльковая душа!..
* * *
Весна пройдет, и жизнь пройдет,
Затонут острова,
Но вновь шиповник расцветет
На длани божества,
Среди песков, среди камней,
С прожилкой на виске -
На ангельской и на твоей
Невидимой руке.
* * *
Довлеет грусть над этим миром дольним,
Раскачанным меж полымем и тьмой.
У роз, распятых на кресте любовном,
Рот обведен трагической каймой.
Такая же на вас, уста земные, -
На арфе вас распял певучий миг:
Кровь запеклась, как небеса седьмые,
Как боговой гортани черновик,
Как сопричастность музыке опасной,
Вознесшей над земным земную грусть
Для певчих уст и розы темно-красной
И вновь - для певчих роз и темных уст.
* * *
Сплетая, как вы, и концы, и начала,
Что брошены сверху в пределы земли,
Рассыплясь песками, растекшись ручьями,
Успели здесь вычитать очи мои:
Во многой любви слишком много печали,
Во многой печали так много любви...
* * *
Хоть за небо держись, хоть за землю держись,
Грустный вождь облаков и долин, -
Убегает меж пальцев, торопится жизнь,
Как вода с отраженьем твоим.
Отражений немеркнущих влажны следы,
И волна за волною опять...
Слишком много воды, слишком много судьбы -
Не вобрать, не понять, не догнать...
* * *
Продлись, моление о чуде,
Но день за днем идет, и вот -
Чью голову несут на блюде,
А чью - морской волной прибьет
К чужому острову, а в чью-то
Шипы терновые впились...
Продлись, моленье о минуте,
Сквозь смертный час ведущей в жизнь.
То ли в сосуде Магдалины,
То ль в лунных лилиях ручья,
То ль на горе, где сплошь маслины,
Разгадка скрыта бытия.
Продлись, моление о чуде
Ста переправ и ста дорог -
От жизни к смерти и оттуда
Плыви, египетский челнок...