Любавин Герман Филиппович. In tenebras exteriores...

IN TENEBRAS EXTERIORES...

-- Вова, ну что ты, а? -- Мать развернула его к себе, взяв за плечи. -- Ну, ты чего, а?

-- Я не хочу туда ехать, -- прошептал он, стараясь, чтобы по щекам не поползли слезы. -- Мам, я не хочу туда ехать.

Мать непонимающе нахмурилась.

-- Ну, что такое? Ты же взрослый мальчик! Что это за глупости -- не хочу, не поеду? Как девчонка капризный стал.

-- Я... не как девчонка, просто... -- Вовка закусил губу, чтобы не заплакать. -- Я боюсь...

-- Ну чего ты боишься? -- Мать стала выходить из себя, повысила голос. -- Чего? Ты это брось, не раздражай меня, слышишь? То хочу, это не буду...

-- Я... я... -- началось заикание. Так всегда, когда он нервничал. В школе, у доски, особенно на уроке математики, он вообще терял голос.

-- Не смей заикаться! -- мать вцепилась ему в руку, до крови оцарапав своими наманикюренными ногтями. -- Если не перестанешь, я тебя... -- Она не договорила. -- Вовочка, милый, ну будь хорошим мальчиком, а? Сынок, я ж ради тебя стараюсь, пойми ты это. Ладно? Давай, садись в автобус...

Он напрягся, чувствуя, что происходит самое страшное: она не хочет его слушать. Вообще.

-- Мам, я... там...

-- ...а как приедешь, мы тебе с дядей Ашотом вертолет купим, как ты и хотел...

Вертолет. Дядя Ашот. Мам, послушай!..

-- Ну, вот и молодец, давай, а то автобус скоро отъезжает...

Вовка отвернулся и стал смотреть на высокое здание за оградой.

-- Ой, Вовк, смотри, негр, вожатый ваш! -- попыталась привлечь его внимание мать. -- И девчонка вон -- ой, сколько косичек, и не сосчитать!..

-- Я не хочу, мам... -- слабо просипел он. В желудке заболело. -- Ма...

-- Ну ты что? -- Мать присела на корточки, натянув юбку на колени. -- Ладно, скажи, чего ты боишься? Что тебя другие мальчики обижать будут?

Он закрыл глаза. Потом отвернулся и медленно, покачиваясь, пошел к автобусу, через окно которого виднелся альбомный лист с неуклюже выведенной четверкой. Он едва дошел до подножки, когда мать резко крутанула его к себе.

-- Вовка, ты что? Сынок, скажи правду? Ты плохо себя чувствуешь, а?

Он помотал головой. Живот, правда, болел, но это так. Хуже было другое -- страх. Непонятно, чего.

-- я... -- Он качнулся.

Из салона высунулся темнокожий парень в оранжевой футболке с бессмысленной надписью "PHNGLUIFHTAGN" и пестрыми кляксами под ней.

-- Давай, помогу, -- протянул он Вовке руку. Тот взялся за нее.

-- Вовк, ну с Богом, -- бросила мать ему вдогонку, но он уже ее не слышал, смотря широко раскрытыми глазами в сумрак салона. "Злые дети", подумал он, "как в том фильме про злых детей кукурузы".

Сел на свободное место рядом с тощим пареньком в потертой то ли синей, то ли черной бейсболке. Откинулся на мягкую спинку. В окно постучали: мать махала рукой, что-то говорила, улыбалась и все время поправляла пиджак, расходящийся на груди.

Вовка чуть не заплакал. Автобус загудел, и легонько затрясло.

-- Сейчас мы отправляемся, ребята, -- сказал где-то там, в начале прохода темнокожий парень. -- Через час будем на месте. Ну, поехали.

Двери стукнули друг о друга, за окном поплыло, мать осталась позади, маша рукой.

ОПЯТЬ ОТ ПРАЗДНИКОВ КО ВТОРНИКАМ!

-- запел женский голос в динамиках.

ОПЯТЬ ОТ ФИНИША К ИСХОДНИКАМ!

-- подхватил другой.

Вовка закрыл глаза. Чуть подташнивало.

И ПУСТЬ В МОИХ ПОСТУПКАХ НЕ БЫЛО ЛОГИКИ-И

-- вступил блеющий мужской голос.

Я НЕ УМЕЮ ЖИТЬ ПО-ДРУГОМУ-У-У

Вовка заснул.

***

-- ... и там, милые мои девчонки и мальчишки, -- разбудил его тонкий, липковатый голос, -- вы повидаете такое, чего в Москве никогда бы и не увидели.

Вовка открыл глаза: девица с множеством косичек на голове, в фиолетовой маечке и белых обтягивающих брючках, стояла в проходе, держась за плечо темнокожего вожатого.

-- Правильно я говорю, Доминик?

-- Конечно, Марго. -- Подхватил темнокожий. -- А потом, ребята, это природа, лес, вечера у костра, захватывающие истории...

-- И новые знакомства, конечно, -- продолжила Марго, цепко вглядываясь в Вовкины глаза. -- Всем вам найдется дело, милые мои мальчишки и девчонки...

-- Вранье все это, -- тихо прошипел его сосед в потертой бейсболке. Он по-крысиному смотрел на Вовку. -- Туфта, толстый, я те говорю! Дела-костры... брехня это. Будут нас строить как солдат, верняк, говорю, толстый!

-- А... почему?... -- Вовка даже не успел обидеться за "толстого". -- По... почему вранье?

-- Да... да п-потому, -- передразнил его паренек. -- Жизни ты не знаешь, толстый, вот почему! -- И он закрыл глаза.

Вовка засопел обиженно и тоже закрыл глаза.

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР, ДЕЛАТЬ НЕЧА-А-А,

загнусавили динамики.

Автобус сильно качнуло. Вовка снова стал проваливаться в тяжелую дремоту.

СИЖУ И ЖДУ ТЕБЯ-А-А КАК ДУРА-А-А...

***

Он открыл глаза оттого, что автобус больше не качало. Потер кулаками, сгоняя липкую дрему. В салоне никого. И духота.

Вовка засуетился, побежал к выходу.

-- Ну че, толстый, долго тя ждать, вообще, а? -- Тощий паренек перевернул бейсболку козырьком назад и, прищурясь, смотрел на Вовку. -- Давай быстрее!

-- Щас, щас! -- заторопился Вовка, осторожно спустился на горячий асфальт -- чувствовалось даже через кроссовки. -- А?... а вещи... где?

-- В п..! -- сказал нехорошее слово тощий паренек. -- Ты их куда клал?

-- Я... я не знаю... -- Вовка почувствовал, что внутри начинают закипать слезы. -- Мама отдавала, а я...

-- Головка от...! -- снова грязно выругался тощий. -- Тя ждать никто не будет, понял?! -- зло прикрикнул он. -- Ищи, давай, толстый!

-- Я не толстый... -- засопел Вовка и отвернулся, чтобы тощий не увидел слезы на глазах.

-- Худой, б..! Вон, не твой чемодан?

Вовка посмотрел: в открытом, будто вспоротый бок кита багажном отсеке лежал один-единственный, -- его, конечно же! -- чемодан. Дурацкий зеленый чемодан с поросенком. Вовка взялся за ручку -- и зашипел: пластмасса накалилась.

-- Ну че? -- поинтересовался тощий. -- Ты идешь?

-- Да, да, -- Вовка плюнул на боль в ладони, вытянул чемодан и поволок его. -- Тяжелый, -- извиняющимся голосом пояснил он тощему. Тот промолчал, чуть приподняв бровь. -- А твой где?

-- А я все свое ношу с собой, толстый. -- Он сплюнул на асфальт. -- Ну, валим, штоли? А то всыпят п... еще.

Молча они потащились по асфальтированной аллейке мимо пустого двухэтажного здания с зарешеченными окнами. Вовке показалось, что в самом угловом окне на втором этаже мелькнуло чье-то лицо: белая, гипсовая маска. И тут же исчезло.

-- А... а это чего? -- Он кивнул на здание.

-- А я знаю? -- Тощий прищурился. -- Изолятор, небось.

-- Зачем... изолятор? -- Слово это, как липкая змея, поползло по Вовкиному затылку. -- Там... детей изолируют, да? Как в страшных фильмах?

-- Ну типа... Слушай, толстый, чё ты плетешься как черепаха? А? Блин, ну ты и чмырь! -- искренне восхитился тощий. -- Ты чё ручку не выдвинешь? Он же на колесиках, мудила!

***

Когда они добрались до площади перед клубом, отряды уже расходились.

-- Из-за тебя, толстый, все прое...! -- прошипел, но уже беззлобно тощий. -- Как теперь свой отряд искать, а?

Вовка беспомощно пожал плечами: ему стало страшно. Захотелось писать. Он весь взмок.

-- Так, парни, а вы из какого отряда? -- Темнокожий -- Доминик, кажется, -- вырос прямо перед ними. Он улыбался. -- Чего, проворонили, что ли?

-- Ну, что у тебя? -- Марго подошла так же незаметно. Обняла его за талию. -- Ребята, вы из какого отряда? А?

-- Мы... это, опоздали, -- хмуро бросил тощий. -- Его чемодан, -- кивнул он на Вовку, -- искали.

-- А-а... понятно. -- Марго многозначительно взглянула на Доминика. -- Давай-ка, что ли, их ко мне? А? У Влада забито все, у Изы -- тоже полно... у меня как раз недобор, двух душ не хватает...

Доминик улыбнулся, кивнул.

-- Ну, что, герои? Идите за предводительницей индейцев, -- и легонько подтолкнул Вовку в спину.

-- ... место очень древнее, -- доносилось до него, пока он судорожно глотал слюну, чтобы не стошнить, и тянул чемодан. -- Вам понравится, обещаю. Тебя как зовут? -- Только на второй раз до Вовки дошло, что Марго обращается к нему.

-- Во... Володя.

-- А, очень приятно. Я -- Марго, Маргарита. Как в "Мастере и Маргарите", читали?

-- Кино видели, -- подал голос тощий. -- Мне не понравилось. Кот дурацкий.

-- Да, -- рассмеялась Марго. -- Кот дурацкий, правда. А тебя как зовут?

-- Серега. -- Тощий хлюпнул носом.

-- Вова, а ты фильм видел? -- Марго, не останавливаясь, чуть приобернулась к нему.

Вовка покачал головой.

-- Ну и ладно, немного потерял. Так вот, ребята, места здесь очень древние, и название загадочное -- Выжига...

-- Это ведь от "выжигать"? -- спросил тощий, Серега, и как-то странно дернул Вовку за рукав. Тот недоуменно посмотрел на него, сквозь капли пота, насевшие на бровях.

-- Да, от "выжигать". -- Марго хмыкнула. -- Тут раньше, -- еще до христианства... кстати, помните, кто Русь крестил?

Серега промолчал. Вовка тоже.

-- Эх вы, -- с каким-то облегчением пожурила их вожатая. -- Твой тезка, кстати, Володя. Так вот, еще до христианства здесь были капища... знаете, что такое капища?

-- Это от "капать" что ли? -- встрял Серега. -- Ну, как капли капают...

-- Нет, не от "капать". -- Марго свернула налево. -- Капища -- это типа храмов, алтарей. На них наши предки приносили жертвы...

-- Людей? -- снова подал голос Серега.

-- Ну... -- Она резко остановилась, обернулась к ним. Вовка увидел ее глаза: светло-светло серые, с маленьким черным зрачком. Ему сделалось не по себе. Словно эти глаза все-все видели, даже то, что внутри, даже самые-самые потаенные мысли. -- Ну, Серега, дружок, ты вопросы задаешь -- я тебе скажу! В школе, небось, всех учителей замучил, а? -- И протянула руку потрепать тощего по голове. Тот отпрянул.

-- А... а кому... они приносили... -- сипло спросил Вовка. Живот свело снова: он вспомнил фильм про злых детей кукурузы.

-- Как кому? -- удивилась Марго. -- Богам, конечно. Знаете, кто такие боги?

-- Боги -- это бесы, -- вдруг выпалил Серега. Лицо у него сделалось жестким каким-то, он нахмурился, рот скривился зло. Он сгорбился. -- Боги -- это бесы, так батюшка говорил.

-- Какой батюшка? -- ласково спросила Марго. Глаза ее вдруг стали цепкими, и Вовке почудилось, что зрачки стали увеличиваться. -- Боги -- это природные силы, Сережа, духи стихий. Бесы -- они ведь злые, по легендам, да ведь? С рогами, хвостами... -- Она присела на корточки. -- А на самом деле никаких бесов нет, есть только Природа и ее силы, добрые -- и просто. А батюшка... -- Она закусила губу, словно задумалась. -- Ну... он ведь старенький, да?

Серега не ответил, кивнул молча.

-- Вот, видишь, -- Марго хлопнула себя по колену. -- Старые люди... они, видишь ли, Сережа, часто думают... ну, по-старому, что ли... Так что, забудь, что батюшка говорил... бесы... неправда все это... Вот поживете у нас тут, освоитесь, и думать даже про это забудете, -- рассмеялась она. -- Ладно, герои, хватит философствовать. Вон, наш корпус.

***

Внутри Вовке не понравилось. Не понравились стены, изрисованные какими-то непонятными изображениями, как в учебнике по истории: люди с птичьими головами, почему-то смотрящие в одну сторону, лодки, солнце с длинными лучами. Не понравилось то, что окна покрывали решетки. Не понравилось то, что его кровать оказалась у окна. Не понравились ребята. Трое одинаковых каких-то мальчиков, с одинаковыми лицами, загорелыми так, будто на них упала тень от козырька бейсболки, да так и осталась. Они находились тут уже вторую смену. Серегу определили в другую спальню.

-- Тебя как зовут? -- спросил Вовку один из парней, спустя несколько минут. Все трое внимательно, исподлобья смотрели на него.

-- Володя. -- По спине поползла струйка пота. -- А тебя?

-- Аскольд. -- Парень смотрел на него такими же водянисто-серыми глазами, как у Марго.

-- Ка... как? -- переспросил Вовка. Где-то он уже слышал такое имя, но где -- никак не вспоминалось.

-- Аскольд, -- терпеливо повторил парень. -- Это -- Дир. А это -- Кий.

Вовка помотал головой. Все три имени были ему известны, но он беспомощно шарил в памяти: откуда -- припомнить не мог.

-- Ты темноты боишься? -- вдруг поинтересовался тот, которого назвали Диром. -- Ночью, когда засыпаешь? Боишься темноты?

Вовка кивнул.

-- А ты не бойся, -- вдруг ласково как-то успокоил его Аскольд. -- Темнота -- она не страшная вовсе. С ней надо ПОДРУЖИТЬСЯ...

Вовка молчал. В голове у него проскакивали кадры того страшного фильма про девочку и мальчика, которых привезли в дом, где жила темнота... Про их злого дедушку... и про трех страшных.

-- Подружишься? -- Он посмотрел на спрашивавшего его третьего парня, Кия. Вылитая копия Аскольда и Дира -- худощавый, с бесцветными волосами, вытянутым лицом, водянистыми глазами Марго.

-- А... а зачем?

Аскольд, Дир и Кий переглянулись -- и захихикали, тихо, пронзительно и с каким-то скрипом. А потому одновременно вышли из комнаты.

***

В столовой все перемещались очень спокойно, в отличие от школы, где Вовку не раз сбивали с ног и толкали. Мальчики и девочки чинно несли подносы к своим столикам, садились и начинали есть.

-- Ну чё, толстый, освоился? -- Серега вырос слева, с подносом, на котором покоился хлеб и стакан с компотом. Подсел. -- Не жри тут ничего, мой тебе совет. Хлеб вот только разве...

-- Почему? -- Вовка нехотя перевел взгляд с только что полученной тарелки с супом на тощего. В животе с голода урчало и выло.

-- Погляди на этих уродов, -- зашипел ему в ухо Серега. -- Они как зомби все делают, не видишь? Ходят как зомби, жрут как зомби... Блин, стремно все это...

-- А что... -- Вовка осекся. Тощий отпрянул, уткнулся в стакан с компотом. Подошла Марго.

-- Ну как вы тут, мои питомцы? Освоились? Вова, никто тебя не обижает? Ты скажи, если что, ладно? Сережа! -- Она прямо вперила в него взгляд. -- А что же ты не ешь ничего? Хлеб и компот! Куда это годится! Тебе что, не досталось? Подожди, я сейчас все принесу...

-- Сука глазастая! -- прошипел тощий. -- Докопалась все-таки...

Вовка испуганно смотрел на него.

-- Ну чё ты вылупился, толстый? -- Серега обшаривал глазами столовую. -- Валить отсюда надо, блин! Бабка-дура, засунула меня сюда... Эх, знать бы -- в подвале б спрятался...

-- А... -- начал Вовка, но тут подошла Марго, а с ней темнокожий, Доминик, неся поднос с двумя тарелками -- первого и второго.

-- Так, мой хороший, -- пропела Марго, присаживаясь к ним. -- Сейчас ты поешь. У меня ты с голоду не умрешь... мой маленький философ! -- Она улыбнулась. На щеках появились ямочки. -- Сам будешь есть, или с ложечки покормить?

Доминик не уходил, стоял, скрестив руки, улыбался. Заметив взгляд Вовки, подмигнул ему.

-- Сам буду, -- проворчал Серега, нехотя беря ложку. -- Я, ваще-то, не голодный...

-- Даже слышать об этом не хочу, -- отрезала Марго. -- Теперь о тебе забочусь я.

***

Отбой.

Еще светло, спать не хочется. Вовка шумно вздохнул. Аскольд, Дир и Кий внимательно смотрели на него.

-- Ты истории страшные знаешь? -- спросил Дир.

Вовка покачал головой.

-- А послушать хочешь?

Он промолчал.

-- Чего бы рассказать? -- Дир посмотрел по сторонам. -- Про знамя? Да ну, глупо. Может, про картину на стене?

-- Не, не то, -- подал голос Аскольд.

-- Про девочку с когтями расскажи, -- посоветовал Кий.

-- Точно. -- Дир сел на кровати. -- Короче, было это много лет назад. В лагерь приехала одна странная девочка, с очень темным лицом, очень длинными ногтями и очень острыми зубами. Она ни с кем не разговаривала, никуда не ходила и все время сидела в спальне. Даже вожатые ее не трогали и разрешали ей не ходить со всеми. Другие девчонки ее боялись. Они говорили, что она приехала с мертвого озера и ночью лазает по потолку на своих когтях. А еще, что у нее ночью вытягивается шея, и она заглядывает в лицо спящим. А наутро на потолке находят следы когтей...

Вовка почувствовал, как волосы на затылке становятся дыбом, и натянул одеяло повыше.

-- Короче, -- продолжал Дир, -- как-то раз к девчонкам в ту спальню подселили новенькую. И девчонки ей ничего не рассказали про девочку с темным лицом и длинными ногтями. И вот однажды ночью...

Вовкино сердце заколотилось, в животе заныло.

-- ... девочка проснулась и повернула голову...

Вовка засипел: он хотел попросить Дира перестать рассказывать историю, но голосовые связки не слушались.

-- ... и увидела, что на потолке сидит эта девочка с темным лицом и вытягивает шею и смотрит ей в лицо...

Вовку затрясло. На улице стемнело, зажглись оранжевые фонари.

-- ... а потом она отрыла рот с острыми зубами и... -- Дир замолчал, глядя в упор на Вовку.

Тот сильно зажмурился.

-- Ладно. -- Голос Аскольда. -- Спать давайте.

-- ... а девочка сошла с ума... -- услышал Вовка сквозь дремоту.

Проснулся он оттого, что почти уткнулся носом в гармошку батареи. Чуть отодвинулся. Фонари погасили, но было светло: полнолуние. Вовка хотел повернуться на другой бок, но страх парализовывал его. Он боялся повернуться, посмотреть наверх -- и увидеть страшную девочку с темным лицом, вытягивающую длинную шею и вглядывающуюся в него. Сильно захотелось в туалет. Вовка сжал зубы. Постепенно он стал четче различать батарею, поддонник, пару тонких труб, идущих от батареи. Аскольд, Дир и Кий спокойно спали, судя по легкому сопению. Вовка собрал волю в кулак, пошевелил ногами и повернулся на другой бок.

В него всматривалось темное лицо девочки, открывшей рот с очень острыми зубами.

***

Весь день он слонялся по территории лагеря, стараясь не думать о том, что произошло ночью.

Марго, прибежавшая на крик, долго успокаивала его и жестами отгоняла любопытствующих соседей. За их спинами маячил Серега -- хмурый, неулыбчивый, словно пытающийся что-то сказать. Марго просидела на Вовкиной кровати до утра. И разрешила в течение всего дня ничего не делать -- просто гулять по территории.

-- Только, Вовочка, -- умоляюще сложила она руки. -- Прошу тебя, не ходи вдоль забора, там, где начинается лес. А то придет серенький волчок и укусит за бочок!.. -- рассмеялась она. Потом посерьезнела. -- Не надо туда ходить, ладно? Там охрана, собаки... В общем, не надо. Обещаешь? -- И когда Вовка кивнул, заулыбалась. -- Гуляй, смотри, в общем -- обживайся. А с ребятами я поговорю, чтобы больше тебя не пугали. Идиоты...

Вот так он и ходил, рассматривая полуразрушенные (специально ли?) беседки, чудищ, вытесанных из причудливо переплетенных пней, столбики с грубо высеченными человечьими (ли?) лицами -- Берендеево царство, узкие асфальтированные дорожки... Проходя мимо корпуса, за которым начинался лесистый участок -- тот, куда запретила ходить Марго, -- Вовка увидел что-то в траве возле дуба, подобно вене вылезающего из земли. Подошел. Нагнулся.

Куколка-барби с оторванной головой, обернутая в целлофан и обмотанная проволокой с опаленной изоляцией. И перемазанная в чем-то красном.

-- А ну положи на место! -- Девочка, крикнувшая ему это из окна, была чернявой, бледнолицей, с огромными черными глазами, особенно выделявшимися с высоты второго этажа. -- Положи на место, кому сказано! Это не твое. И не для тебя.

Вовка бросил куколку на место и поспешил уйти.

Стал накрапывать дождь.

***

-- Я хочу сделать объявление! -- Доминик повысил голос. Все перестали есть и уставились на него. -- Сегодня после ужина у нас начинаются... ИГРЫ!

-- А-а-а-а-а-а-а! -- общий вопль напугал Вовку. Он вжал голову в плечи, завертел ошарашено головой. -- А-а-а-а-а-а-а! Ура-аааа-а-а-а-аа!

-- ИГРЫ! -- проскандировал Доминик. -- ИГРЫ! ИГРЫ!

-- Да-да-да-да! -- ответили ему хором, словно заученно.

-- Один вышел... -- начал Доминик

-- Дом прибрали! -- восторженно ответила ему столовая.

-- Походил-походил... -- продолжил он.

-- И вернулся! -- ответ.

-- Да не один... -- Доминик закрыл глаза и поднял голову к потолку.

-- А с семью друзья-аааааааа-миииииии! -- взорвалась столовая.

-- Вот и хорошо! Значит, ИГРЫ!

-- Да-аааа-а-а-а-а-аа-а!!!!....

-- Вовочка, миленький! -- заворковала откуда не возьмись появившаяся Марго. -- Да ты не пугайся, маленький! Ух ты мой славный! Как котеночек напуганный, головой вертишь.... Не пугайся, дружок, у нас просто так заведено, проводить ИГРЫ... ну как... вот у вас в школе на физкультуре игры устраивают ведь?

Вовка покачал головой.

-- Я на физкультуру не хожу.

-- Почему? -- Марго сложила губы и дурашливо скосила к носу глаза.

-- Я освобожден... потому что... толстый... -- Последнее Вовка произнес шепотом.

-- Ой, глупость какая! -- Она рассмеялась. -- Похудеешь! Будешь стройный -- как я! -- И кокетливо приподнялась на цыпочках, как балерина. Скосила глаза на него, рассмеялась. -- Ладно-ладно, ешь давай. Герой.

***

Костры горели у каждого корпуса. Вокруг собрались стайки ребят, по пятеро у костра. Вовкино внимание привлекла высокая черноволосая вожатая, в белом длинном платье и со странной прической -- как из учебника по истории. Она стояла перед группкой ребят и что-то рассказывала. Он тихонько подошел, прислушался.

-- ...и она стала искать своего дорогого братика, -- ровно, без единой эмоции рассказывала вожатая, закрыв глаза и покачиваясь. -- А другой, злой брат, убил его... -- в этом месте ребята хором издали какой-то глухой звук, что-то вроде "УМ". -- ... рассек на части... -- "УМ". -- ... а она, бедная, искала... -- "УМ". -- ... и нашла... -- "УМ". -- ... Изида брата своего... -- "УМ".

Дальше Вовка не расслышал. А потом вдруг вожатая шагнула к костру (Вовка увидел, что она босая) и... вошла в огонь.

Он зажмурил глаза.

Ничего.

Вожатая стояла в огне, как ни в чем не бывало, не крича, не дергаясь. А потом отшагнула назад и отверзла очи. И посмотрела на Вовку.

Глаза были чернущие, зрачок заполонил всю радужную оболочку. его потянуло в эту темноту, густую, осязаемую темноту глаз.

-- Поговорить надо, Володя. -- Серега впервые за все это время назвал его по имени.

Магия черноты оборвалась. Вожатая отвернулась. Засмеялась какая-то девочка.

Серега прятался в тени кустов, сгорбившись, весь какой-то маленький, словно съежившийся.

-- Бежать надо отсюда, -- проговорил он сипло, хнычущим каким-то тоном. -- Надо линять, Вовка. Быстро!

-- Ку... куда линять? -- Вовке передалась его паника, ноги ослабели, в животе забурчало. По спине и бокам поползли червячки пота.

-- Не знаю... -- перешел на шепот Серега. -- Сегодня у меня крестик отняли, когда я в бассейн пошел. Марго твоя, -- злобно процедил он. -- Пацаны эти, зомби, меня окружили -- мол, снимай его, снимай. Я говорю: кто тронет, убью, суки! А они окружили и давят! Давят! -- Глаза Сереги заблестели. -- Ну, думаю, убьют, козлы, а креста не сниму! И тут... -- он сглотнул. -- Марго эта пришла, уродов этих разогнала. Сереженька, говорит, -- передразнил голос Марго тощий, -- сними, пожалуйста, украшение. Купаться надо безо всего. У других ведь ничего нет, правда? Вот и ты сними, не обижай других. И я снял... -- Он вдруг дернулся. -- А не мог я не снять! Она меня... как змея, сука, уставилась... Ну че, толстый? Испугался? -- Снова тот же злой тон. -- Ладно, рвать когти отсюда надо, ясно?

Вовка испуганно кивнул. Он заведомо соглашался на все, что предлагал Серега, лишь бы снова не повторилась предыдущая ночь. Лишь бы не видеть страшного темного лица с острыми зубами на вытянутой как пожарная кишка шее. Лица, которое очень внимательно всматривается в тебя.

-- Короче, слушай, толстый, -- голос Сереги стал глухим. -- Я сёдня лазил смотреть: там, где лес, в сетке заборной дыра есть. Немного вперед пройдешь -- шоссе начинается и поле. Думаю, надо туда рвать. А как добежим до деревни, авось и спасемся...

-- От чего спасемся? -- Вовка сдерживался, чтобы не захныкать.

-- От них и спасемся, толстый... -- Серега повернулся и пошел в темноту. -- От тех семерых, о которых в столовке орали. Идешь?

Вовка кивнул и двинулся за ним.

Тощий, как заправский разведчик, крался в тени, прячась в кустах. Вовка сопел, оцарапывал лицо, давя хнык и чувствуя тяжесть в желудке. Серега что-то бормотал.

-- Ишь, как зажигает, черт! -- Прошипел он.

Вовка посмотрел: черное нагое тело извивалось у костра в неимоверном пароксизме, то по-змеиному прядая к земле, то взлетая над пламенем. Всю эту агонию сопровождал рокот барабана. Вовка узнал Доминика. Ребята, сидевшие вокруг его костра, вытянули шеи и как кобры двигали головами в такт гулких ударов. Вовка заворожено уставился на костер, черную змею, вьющуюся вокруг него, и невольно потянулся в ним, туда, к этому веселью и несказанной радости.

-- Ох..ел, толстый?! -- вывел его из одурения шип Сереги. -- Сгинуть захотел, мудила? Давай, двигай жопой шибчей, осталось недалёко! -- и нырнул в темноту начавшегося леса.

-- Йа-а-а-а-а! Йа-а-а-аа-а! Великий Козел с легионом юниц! -- услышал Вовка, ныряя следом. И лес окутал его.

***

Шагов через сто он потерял Серегу. Тот потрескивал сучьями где-то впереди, -- или слева, -- или справа?

Вовка остановился. Сердце выскакивало из груди красным мячиком, в легких кололо, слюна сделалась горькой как полынь. Хныканье и страх пришли одновременно. Стемнело. Лес зашумел, присутствие Сереги уже не ощущалось. Зато ощущалось какое-то иное присутствие, вязкое, осязаемое и мертвящее. Он почувствовал как влажный, густой и холодный воздух заползает в нос, под одежду, и чуть не заорал: ему скорее хотелось быть у костра, возле беснующегося Доминика, чем здесь, одному в живой пустоте. Вовка вспомнил предупреждение Марго: "Прошу тебя, не ходи вдоль забора, там, где начинается лес". Кто-то подбирается... слева?... справа?... А...

-- Ты чо встал, толстый? -- Злой шепот Сереги. -- Обделался, что ли?

-- Я... я тебя потерял... -- захныкал Вовка. -- Я боюсь... очень боюсь... тут злая темнота как в том фильме про девочку и мальчика...

-- Я тоже боюсь, -- прошептал тощий. -- Тут недалеко. Давай руку...

К дырке в проволоке они вышли минут через пять: лес внезапно оборвался, бледно проныла лысая прогалина, усеянная ржавыми банками и автопокрышками, а впереди -- призрачная паутина проволочного забора.

-- Вон, дыра, видишь? -- Серега ткнул пальцев в полутемь. -- Давай, я первый, ты за мной. Как пролезем, -- там дальше перелесок, а за ним шоссе. На шоссе выберемся -- беги что есть мочи, толстый, я те говорю, шпарь изо всех! -- Он приблизил лицо к Вовке -- белый овал с блестящими глазами. -- Давай, пошли!

Серега пролез без осложнений, а Вовка застрял: дыра была на уровне его груди, и обгрызанные края проволоки больно царапали живот, бока и плечи.

-- Ну, давай, пролезай, толстый! -- Серега занервничал, ухватил его за плечи, дернул на себя. Вовка протиснулся, обдирая живот и шею, сдержал стон. Саднение пришло через пару секунд. Вовка поспешил за Серегой, который полусогнувшись двигался через подлесок, редевший с каждым шагом.

Вдруг Серега остановился. Вовка налетел на него, но тот даже не зашипел. Вовка ощутил, что Серега весь похолодел от страха. И этот холод проник и в него. Его затрясло.

-- Сережа! -- тихо-тихо, почти неслышно, прошептал он, даже не ощущая движений языка во рту. -- Что там?

-- Не пойму, тени какие-то, -- ответил тот таким же шепотом, в котором сквозило еще больше страха. -- Собаки, что ли...

Не надо туда ходить, ладно? Там охрана, собаки... В общем, не надо. Обещаешь? Собаки?...

-- Там охрана с собаками... -- сказал Вовка. -- Марго гово...

-- Тиха-а-а-а!!! -- выдохнул Серега мертвенным голосом. -- Это странные собаки какие-то... с человечьими лицами...

Сердце у Вовки оборвалось.

-- Вроде ушли. -- Голос тощего зазвучал громче. -- Ну, давай, РВАНУЛИ!.. -- И бросился к шоссе.

То, что произошло, Вовка, скованный параличом-кошмаром, запомнил отчетливо, очень отчетливо, зафиксировав каждый кадр лучше любой кинокамеры: Серега вылетает из подлеска на полуосвещенное шоссе, мчится, почти прижавшись к дороге, вперед, а за ним... три... четыре... пять... семь черных пятен -- смазанных рывков чего-то очень-очень быстрого. А потом крик Сереги -- короткий, почти всхлип. И он падает лицом вниз, на шоссе. А над ним... Вовка пополз назад, к забору, пополз спиной, вперившись туда: три... четыре... пять... семь огромных черных собак наклонились над Серегой, склонились очень низко (ЗАЧЕМ БЫ ЭТО!?) и что-то дергали туда-сюда мордами... лицами... Одна из них подняла... Вовка увидел смазанную картину, будто в один миг наложились друг на друга два изображения, и вот дергаются перед его глазами: морды собаки -- и какого-то очень страшного лица, очень злого, очень страшного человечьего лица. А собака словно почуяла его присутствие и отошла от тела, и стала вглядываться туда, где сидел на земле Вовка.

Он пополз к сетке еще быстрее, обдираясь влез обратно, не оглядываясь (МАМОЧКА ТОЛЬКО НЕ ЭТО ЛИЦО СОБАКИ ЗЛОЕ СТРАШНОЕ ЛИЦО!!!!!!!!) и трясясь, рванул назад в лес, вслепую, ломая сучья, трещавшие паче грома небесного, и уже не боясь осязаемой тьмы: ТАМ, за спиной, находились собаки с человечьими лицами, расплывчатые пятна этой самой тьмы, убившие тощего Серегу.

Лес закончился внезапно, кроссовки шаркнули об асфальт, и только сейчас Вовка обернулся -- и ничего, только лес, переставший шуметь, как будто тоже напуганный случившимся и замерший в страхе.

Тишина. Он находился у ворот, через которые они въехали в лагерь. Огромные литые ворота, сотни раз впускавшие и выпускавшие автобусы с мальчиками и девочками, закрыты и обмотаны цепью. В будке охранника не горел свет. Тихо. Очень тихо. Луна сквозит в разрывах туч.

Они.

Вовка судорожно сглотнул, в горле сухо щелкнуло, железы пересохли. Струйка поползла по ноге: он обмочился во второй раз, штаны и так влажные. Молча они стояли и смотрели. Все -- весь лагерь, Аскольд, Дир, Кий, Доминик, сверкающий белками глаз, Иза в белом хитоне. Просто стояли и смотрели.

За спиной -- запертые ворота. Запертые на цепь. В будке охранника темно. Лес. Подлесок. Шоссе. Собаки с человечьими лицами. Мертвый Серега.

Из толпы вышла Марго -- стройная, в спортивном костюме, с сотней косичек, покачивающихся в такт ее шагам.

-- Не бойся, -- прошептала она, приблизившись. Встала, расставив широко ноги и глядя прямо на него чернущими глазами: зрачок заполнил всю радужную оболочку. -- Не бойся.

-- Один вышел

Дом прибрали!

Походил-походил...

И вернулся!

Да не один...

А с семью друзьями...

***

-- Не опоздаем? -- Она в сотый раз посмотрела на часы. -- А что если раньше приедут?

-- Успокойса, э? -- Ашот вывернул руль, объехал грузовик. -- Нэ бойса, дарагая, приедэм воврэма, забэром Вовку. Всо будэт в парадкэ, да? Сматры, автобус толко што пришол. Успэли жэ, да?

-- Я хорошо выгляжу? -- Не дожидаясь ответа, она глянула в зеркало заднего обзора. -- Да, отдых не помешает. Все, я пошла.

Ашот включил магнитолу.

-- И ПУСТЬ В МОИХ ПОСТУПКАХ НЕ БЫЛО ЛОГИКИ, -- заблеяло оттуда.

-- Я нэ умэю жит па друго-о-о-ому, -- подпел Ашот, кивая короткостриженной головой.

Автобусы остановились.

-- Вова! Володя! -- мать выглядывала его среди детей.

Он сошел последним, подмигнув Марго, кивнув Доминику. Спрыгнул с подножки. Посмотрел на мать, нервно теребящую брошь на пиджаке. Улыбнулся.

-- Вова! Вовочка! Сынок, -- она бросилась к нему, чуть лицемеря, в душе гордясь своим поступком. -- Как ты загорел, похудел! Похудел! Надо новую одежду, значит...

-- Вова, здраствуй! -- Ашот облокотился о свою "Волгу". -- Как отдихал?

Вовка кивнул, улыбнулся загадочно.

-- Ну все, ладно, садись в машину, домой поедем, пир закатим на весь ми-ир! -- залепетала она, торопясь. -- Ашотик, возьми чемоданчик Вовочкин, он в автобусе. Ну, -- обернулась она к Вовке. -- Что-то ты странно так загорел, как будто тень на лице? А? Ну, ладно-ладно, не буду! Отдохнул хоть?

Вовка кивнул молча, улыбнулся таинственно.

-- Друзья новые появились, Вова? -- мать смотрелась в зеркало заднего обзора, кривя губы.

-- Появились, -- сказал он. Настоящие друзья. Сильные. Которые теперь навсегда с ним.

Ашот грохнул багажником. Неторопливо сел за руль. Обернулся в Вовке, расположившемуся на заднем сиденье, улыбнулся.

-- Мужик, э, -- завел машину. Тронулся, объезжая автобус.

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР, ДЕЛАТЬ НЕЧА-А-А,

загнусавила магнитола.

Объехал грузовик, вырулил и даванул газ.

-- Э, у нэго жэ вродэ зэлоные глаза всэгда били, да? -- сказал он сам себе, матери Вовки и магнитоле, когда они выезжали на мост. -- А тэпэр сэрые, да?

СИЖУ И ЖДУ ТЕБЯ-А-А КАК ДУРА-А-А...

ответила магнитола.

Москва

0:59

26.07.2007

Во тьму внешнюю...

Оставить комментарий © Copyright Любавин Герман Филиппович Размещен: 23/09/2011, изменен: 23/09/2011. 37k. Статистика. Рассказ: Хоррор		Ваша оценка:
Аннотация: Никогда не отправляйте своего ребенка на лето в лагерь. Он вернется совсем-совсем другим...

Любавин Герман Филиппович : другие произведения.

In tenebras exteriores...